Иосселиани Ярослав. В битвах под водой

   Первым вскочил на ноги Поедайло.
   - Быстрее! - уклоняясь от струи забортной воды, скомандовал я. - Скоро подойдем к минному полю, и тогда бомбежка прекратится. Катера побоятся преследовать нас.
   - Может быть, товарищ командир, они только этого и хотят, - словно со дна бочки, услышал я слова Поедайло. Он стоял в трюме по пояс в воде, навалившись всем телом на планку с пластырем, которую укрепляли его товарищи, - Может быть, должен пройти конвой. Вот они и хотят угнать нас.
   Поедайло был прав. Если немецкие охотники решили "обшарить" море, то следовало ожидать конвой. Уйти от глубинной бомбежки - значило бы только выполнить желание врага.
   Эти соображения заставили меня принять новое решение: оторваться от охотников, не покидая район, в котором могут появиться вражеские транспорты.
   Задача была трудная. Катера, сменяя друг друга, могли весь день засыпать нас глубинными бомбами, тем более, что запас бомб они могли все время пополнять. Более двух часов, меняя через каждые три-пять минут курсы, "Малютка" отходила в сторону моря. Она значительно отдалилась и от Лукульского, и от Инкерманского створов.
   Следовало повернуть в сторону берега, но это было рискованно. Поэтому решено было немедленно начать циркуляцию и, если отяжелевшая "Малютка" не справится с маневром, лечь на грунт и попробовать притаиться на месте.
   На первых порах казалось, что нам удалось обмануть врага. Большинство катеров ушли в сторону открытого моря.
   "Теперь мы быстро ляжем на грунт - и конец преследованию", - с облегчением подумал я.
   Но в это время два катера, зайдя с кормы, сбросили по правому борту новую серию бомб. Враг снова нащупал нас. В таких условиях ложиться на грунт было нельзя.
   Я решил отходить в общем направлении на северо-восток, меняя курсы в зависимости от расположения катеров противника.
   Враг преследовал нас до полудня, и его бомбы по-прежнему причиняли нам немало вреда.
   "Малютка" подошла к Лукульскому створу в районе Мамашая. Дальше начинались малые глубины, затруднявшие маневрирование.
   Пришлось резко развернуться вправо и увеличить ход до полного. Через несколько минут я приказал застопорить машины, но лодка по инерции продолжала движение вправо, к берегу, постепенно теряя скорость, и наконец легла на грунт прямо на фарватере.
   Маневр удался. Следующую атаку противник произвел впустую. Бомбы рвались сравнительно далеко от нас, за кормой.
   Мы притаились, слушая, как охотники все дальше и дальше уходят в море. Видимо, они полагали, что лодка либо утонула, либо ушла из района, так старательно "прочесанного" бомбами.
   Где-то уже далеко от нас, вероятно для очистки совести, катера сбросили еще несколько бомб и ушли. Тогда мы стали спешно приводить себя в порядок. Кок приготовил обед, и матросы, пообедав на скорую руку, начали исправлять повреждения.
   Я все время находился в центральном посту. Здесь же находился и матрос Поедайло Теперь его не в чем было упрекнуть. Когда мы проходили минное поле и уклонялись от катеров врага, он держался очень хорошо.
   - Сегодня я вами очень доволен, Поедайло! - похвалил я матроса.
   Поедайло что-то смущенно пробормотал.
   Трапезников искоса глянул на Поедайло, с которым он за последнее время очень сдружился, и глубокомысленно заметил:
   - Труд облагораживает...
   Поедайло сделал вид, что не слышал слов Трапезникова.
   - Скажу больше, - продолжал я. - Ваша мысль оставаться здесь помогла мне принять правильное решение. Возможен проход конвоя... Вот и выходит, что мы с вами стремимся бить врага, не бояться его.
   - Это боцман говорил, - словно оправдывался Поедайло. - Он считает, что когда врагу удастся нас прогнать, вот тогда и пройдет конвой.
   - И штурман так сказал, - вставил боцман между делом.
   - А я от командира слышал, что уходить из района нельзя, - сказал Глоба, и все рассмеялись.
   - Значит, мысль была коллективной, это еще лучше, не правда ли? обратился я к Трапезникову.
   - Правильно... особенно, если конвой в самом деле пройдет, - согласился Трапезников.
   Шум винтов вражеских катеров затих, и наш "слухач" доложил:
   - Чист горизонт!
   Исправив поврежденные механизмы и устранив последствия аварии, мы всплыли под перископ и, выйдя в район Лукульского створа, легли параллельно ему курсом на север.
   По левому борту на расстоянии 40-50 кабельтовых стояли без хода два немецких охотника за подводными лодками. Больше на горизонте ничего не было видно.
   Зеркальной глади, выдавшей нас утром врагу, на море уже не было.
   - Сейчас бы фашистов встретить. Мы бы им всыпали! - сказал мне в дизельном отсеке Мисник, как видно, уже забывший о ночном происшествии на мостике.
   - Долго же нас гоняли, товарищ командир, - покачав головой, заметил Гудзь, - хорошо хоть, что бомб на нас израсходовали целую уйму.
   - Да, урон мы фашистам причинили, - подхватили другие.
   - Эх, нам бы хороший транспорток, - вслух мечтал старшина группы торпедистов Терлецкий, - торпеды сами просятся, еле их удерживаем...
   Такие разговоры велись в каждом отсеке.
   Я вернулся в центральный пост и тут же узнал, что капитан-лейтенант Косик заметил большой вражеский конвой, пробиравшийся через минное поле. Огромный немецкий транспорт и крупный танкер шли в сопровождении шестнадцати кораблей охранения, среди которых были и малые миноносцы, и охотники за подводными лодками, и самоходные баржи. С воздуха конвой прикрывали два самолета.
   Лодка легла на курс атаки и дала полный ход. Однако скоро стало ясно, что пройти на перископной глубине между кораблями противолодочной обороны не удастся...
   Я не успевал следить за судами, двигавшимися, как мне казалось, сплошной стеной. Они проходили очень близко от нас, и была опасность, что какое-нибудь из них может либо обнаружить нас, либо случайно наскочить на лодку и таранить ее.
   Тогда я решил поднырнуть под корабли охранения. Маневр удался. Но, когда я поднял перископ, головной транспорт, который мы намеревались атаковать, уже прошел.
   Случилось это потому, что, пока "Малютка" совершала этот маневр, прошло более семи минут. За это время наблюдение за противником велось только акустическими средствами. Скорость же транспорта была большей, чем я определил первоначально.
   Появилась новая цель - танкер. "Малютка" находилась так близко от него, что в перископ было видно все, что происходило на нем.
   На палубе танкера было довольно оживленно. Кто-то из стоявших на мостике показывал в нашу сторону - перископ и оставляемая им легкая полоса на воде выдали нас.
   Но "Малютка" успела выпустить торпеды, и на мостике танкера забегали. Взвились флажки какого-то сигнала.
   Танкер пытался уклониться, однако было поздно. Торпеды взорвались - одна под фок-мачтой, вторая - под мостиком...
   Через несколько минут танкер затонул.
   Произведя залп, "Малютка" почти полностью всплыла. Глубиномер показывал всего три метра. Я приказал погрузиться на 25 метров. Но на это потребовалось более полминуты, и с вражеских кораблей могли вдоволь налюбоваться "Малюткой". Пораженный неожиданностью атаки, произведенной со столь близкой дистанции, противник не сразу сумел организовать преследование. Несколько артиллерийских выстрелов, сделанных, очевидно, с катеров, не причинили нам вреда.
   Лодка упала на грунт.
   Однако противник знал, где мы находимся, и нужно было немедленно уходить с этого места.
   Но враг, видимо, только и ждал, когда мы выйдем из сферы конвоя На восемнадцатой минуте после залпа гидроакустики конвоя обнаружили нас. На этот раз экипажу "Малютки" досталось больше, чем за все предыдущие бомбежки.
   Гитлеровцы неистовствовали. Бомбы сбрасывались сразу с нескольких преследовавших нас катеров. Всего нас преследовало одновременно более десятка охотников за подводными лодками.
   Бомбили довольно точно. Каждая серия бомб, сбрасываемых на "Малютку", оставляла следы на лодке, хотя прямого попадания лодка избежала. Зато мелких повреждений было множество. В некоторых местах образовалась течь. В результате деформации корпуса расшатались валопроводы, заклепки. В первом отсеке люди находились по колено в воде. Рулевые перешли на ручное управление - носовые горизонтальные рули не действовали.
   Враг преследовал нас упорно и неотступно.
   Оставалось одно - быстрее укрыться в минном поле.
   Лавируя и уклоняясь от охотников, лодка пробиралась к минному полю.
   В четыре часа утра, когда мы подошли к минному полю, немецкие катера начали отставать. И хотя охотники продолжали сбрасывать бомбы, они не осмелились лезть вслед за нами на минное поле.
   Опять экипаж "Малютки" настороженно вслушивался, не раздастся ли скрежет минрепов.
   И в момент, когда нервы людей были напряжены до предела, в переговорных трубах всех отсеков послышался громкий голос:
   - В центральном!
   По переговорным трубам в такие моменты обычно передавались только очень важные сообщения.
   - Есть в центральном! - ответило сразу несколько голосов.
   - Обед готов! - послышалось из трубы. Раздался дружный смех подводников центрального поста. Его оборвал омерзительный лязг - минреп невыносимо медленно, выматывая душу, скользил по корпусу лодки.
   Теперь никто, кроме гидроакустика, не обращал внимания на удалявшиеся шумы катеров-охотников. Главная опасность была здесь, рядом, и все наши мысли были об одном: уйти от нее...
   Пока мы преодолели минное поле, корпус лодки восемь раз коснулся страшных минрепов. Восемь раз "Малютке" угрожала гибель, но, используя все свои маневренные возможности, она, наконец, благополучно вышла на чистую воду.
   - Минное поле прошли благополучно! Поздравляю славных подводников с очередной победой над ненавистным врагом! - передал я по переговорным трубам во все отсеки и тут же добавил: - Обедать!
   После обеда мы всплыли на перископную глубину, чтобы узнать, что делается на море.
   Погода по-прежнему стояла на редкость тихая. Безоблачное небо было озарено только что оторвавшимся от гребня горы Айя солнцем. В окуляре перископа обозначились два вражеских самолета, которые шли на бреющем полете и, видимо, тщательно просматривали морскую гладь.
   Всплыть было нельзя. И в то же время под водой невозможно было исправить многочисленные повреждения, связаться с командованием и зарядить аккумуляторы.
   - Придется идти под водой самым малым ходом, - сказал я Косику, опуская перископ.
   - Другого выхода нет, - согласился он. - Если с такими энергозапасами катера поймают нас, будет трудно...
   Весь день мы шли под водой, невидимые, как нам казалось, врагу. Солнце начало клониться к западу, когда вахтенный офицер попросил разрешения уйти на глубину.
   Я бросился к перископу и увидел фашистский самолет, описывавший над нами круги.
   Оказывается, лодка оставляла за собой след: из поврежденной цистерны просачивался соляр.
   "Малютка" ушла на большую глубину. Я отсчитывал каждый пройденный нами кабельтов, ибо след от соляра был такой, что, заметив его в перископ еще до погружения на глубину, Косик высказался по адресу немецкого летчика:
   - Удивляюсь, как этот балбес не обнаружил нас и не вызвал охотников еще утром.
   Продержавшись на большой глубине до наступления темноты, "Малютка" снова всплыла. Теперь можно было как следует осмотреть повреждения. И хотя их было очень много, лодка не потеряла боеспособность.
   В памятные дни Великой Отечественной войны не раз приходилось удивляться тому, как могли боевые механизмы подводных лодок типа "Малютка" выдерживать труднейшие испытания, которым они подвергались. Помню случай, когда один из прославленных подводников капитан-лейтенант Валентин Комаров прямо на пирсе расцеловал рабочих - представителей завода, вышедших вместе с моряками встречать возвращавшуюся из боевого похода лодку-победительницу.
   Потопив большой транспорт противника, лодка Комарова подверглась ожесточенному преследованию. Уклоняясь от фашистских охотников целые сутки, она получила почти прямое попадание глубинной бомбы. Шестой отсек был полностью затоплен, главный электромотор вышел из строя, линия вала в районе подшипника Митчеля работала в воде. Взрывной волной была сильно повреждена кормовая часть корпуса. И несмотря на все эти, казалось бы, смертельные для маленькой подводной лодки повреждения, она ушла от преследования врага и вернулась в базу.
   ...Исправив антенну, мы дали радиограмму с донесением о результатах боевого похода. Однако, когда мы пришли в базу, выяснилось, что здесь уже знают о потоплении у Лукульского створа советской подводной лодкой вражеского танкера. Оказывается, партизаны, наблюдавшие за морем с берега, все видели и сообщили об этом нашему командованию.
   Срочный выход
   Клуб береговой базы был переполнен. Тут были не только подводники, рабочие ремонтных мастерских и гражданские служащие нашего соединения, но и приглашенные на торжество колхозники из окрестных деревень.
   На сцене клуба был установлен большой стол, покрытый красной материей. Офицер штаба флота аккуратно разложил на нем коробочки с правительственными наградами.
   Члены экипажа нашей "Малютки" уселись в передних рядах среди других подводников, которым должны были вручаться высокие награды.
   Прибыл командующий флотом. Приняв короткий рапорт, адмирал поднялся на сцену и приказал зачитать Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении подводников нашего соединения.
   Невозможно забыть счастливые лица моих боевых друзей - матросов, старшин и офицеров, один за другим поднимавшихся на сцену и получавших высокую награду в тот знаменательный в нашей жизни день. Каждый член нашего экипажа был награжден орденом или медалью. Теперь на "Малютке" не оставалось ни одного человека, не отмеченного высокой правительственной наградой.
   - От всей души поздравляю вас, товарищи доблестные подводники, с получением высоких правительственных наград, - обратился командующий с короткой речью к награжденным. - Сегодня праздник для всех нас. В нашей среде появилась новая группа орденоносцев-богатырей. Наш народ, наша страна и ее Вооруженные Силы переживают волнующие дни. Враг отступает по всему фронту! Мы знаем, что это еще не окончательная победа. Чтобы победить окончательно, Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, нашему народу придется приложить еще много усилий. Но дыхание победы уже чувствует каждый советский человек.
   - Товарищи подводники! - продолжал адмирал. - Победы Красной Армии и Военно-Морского Флота не могут нам с вами вскружить головы. Мы знаем большевистское правило - никогда не зазнаваться, всегда трезво оценивать обстановку и бить противника по его слабым местам наверняка и беспощадно! Это обязывает нас неустанно совершенствовать свое боевое мастерство, изучать новую технику, поступающую на наши корабли. Вручение вам высоких правительственных наград обязывает каждого из вас и всех вместе умело и решительно, не щадя своей жизни, развивать и множить боевые успехи, громить и уничтожать корабли, транспорты - все, что плавает под фашистским флагом.
   - Еще раз поздравляю вас, товарищи, - закончил командующий, - и желаю вам новых боевых успехов в борьбе с врагами Родины!
   Лишь только адмирал кончил, все начали поздравлять награжденных, пожимать им руки.
   - Душевно поздравляю, Ярослав! - передо мной стоял секретарь райкома партии Дмитрий Тарба. Из-под густых бровей на меня смотрели умные глаза. Поздравляю от себя и от имени всего нашего района весь экипаж и тебя в том числе. Одновременно, пользуясь случаем, передаю приглашение ваших шефов, рабочих и работниц чайной фабрики, прийти к ним в клуб на вечер. При этом они не просили меня поздравлять "малюточников" от их имени, сказали: "Сами это сделаем на вечере..."
   В дни войны, где бы мы ни базировались - временно или постоянно, мы везде ощущали братскую заботу о нас всех советских людей. Лишь только мы приходили в новый порт, сразу же устанавливалась тесная связь с местными партийными, комсомольскими и советскими организациями, которые делали все для того, чтобы хоть немного облегчить наше положение. Предприятия брали шефство над кораблями и частями, помогая им во всем.
   Над "Малюткой" уже давно шефствовали рабочие и служащие чайной фабрики, и день вручения нам высоких правительственных наград они законно считали торжественным днем и для себя.
   - Приглашение шефов мы принимаем с радостью, но... когда у них вечер? спросил я секретаря. - Мы в этот день не будем заняты?
   - Вечер у них сегодня, конечно.
   - Не можем. Сейчас артисты Киевского драматического театра дают здесь специально для нас концерт, - я показал на опущенный занавес, - неудобно нам уходить...
   - Концерт дается в честь всех награжденных, а награждены не только ваши подводники, но и много других, - упорствовал Тарба, - так что, я думаю, "малюточникам" надо туда...
   После недолгих споров мы решили обратиться к экипажу, чтобы каждый сам решил - идти ли на вечер к шефам или оставаться в клубе. Все, не задумываясь, изъявили желание идти на шефский вечер.
   - Я же тебе говорил: им там будет лучше, они там потанцуют, повеселятся, торжествовал Тарба, - а мы с тобой побудем здесь. Артисты не обидятся. Тем более, что в клубе все равно места всем не хватит.
   - Нет, - возразил я, - раз весь экипаж будет там, и мне надо туда.
   - А я склонен думать, что не обязательно, - дружески хлопнул меня по плечу Тарба. - Иногда веселиться даже лучше без начальства...
   Мы рассмеялись.
   Нам недолго пришлось смотреть концерт. Из штаба пришел рассыльный и шепотом доложил сидевшему рядом с нами Хияйнену о том, что с моря возвращается с очередной победой подводная лодка "М-117". Командир дивизиона тут же вышел из зала. Мы с Тарбой последовали за ним. О возвращении корабля из похода вскоре узнали моряки, которые также устремились к пирсам для встречи победительницы.
   Была уже ночь, и, чтобы не наскочить на стоявшие на рейде многочисленные суда, "М-117", медленно, как бы на ощупь, двигалась по тщательно затемненной гавани к месту швартовки. Прошло более получаса, прежде чем она подошла к пирсу. С мостика молодцевато соскочил командир лодки капитан-лейтенант Астан Кесаев, скомандовал "Смирно" и доложил командиру дивизиона:
   - Товарищ капитан второго ранга! Подводная лодка "М-117" вверенного вам дивизиона возвратилась из очередного похода, выполнив боевое задание. Потоплен транспорт противника водоизмещением 5000 тонн. Личный состав здоров, механизмы имеют небольшие повреждения!..
   - Вольно! - Хияйнен пожал могучую руку Кесаева. - Поздравляю вас! Признаться, я ждал от вашего корабля победы, очень рад, что не ошибся.
   Комдив и сопровождавшие его офицеры обошли все отсеки "М-117" и поздравили всех членов экипажа с очередной победой над врагом и благополучным возвращением в базу. После этого по приказанию Хияйнена командиры подводных лодок и офицеры штаба и политотдела собрались в кают-компании плавбазы "Эльбрус", и Кесаев подробно рассказал нам о боевых действиях "М-117" в последнем походе.
   Подводная лодка встретилась ночью с вражеским конвоем, который шел из Констанцы в Одессу. Тоненький серпик молодой луны тускло освещал мглистую поверхность спокойного моря, и сигнальщики не могли обнаруживать корабли и транспорты противника на расстоянии, превышающем 5-7 кабельтовых. Гидроакустическая аппаратура того времени плохо работала в летние месяцы, особенно на Черном море. Поэтому конвой фашистов, состоявший из двух транспортов и большого числа охранявших их малых судов, обнаружен был лишь тогда, когда он, двигаясь черной лавиной, наполз на "М-117" и подводная лодка случайно оказалась внутри ордера. Подводники не растерялись и тут же пристроились в общий ордер и начали двигаться вместе с конвоем, выжидая, когда можно будет развернуться и выпустить торпеды по транспортам.
   - Более часа мы шли в составе того проклятого конвоя, - Кесаев вытер вспотевший лоб, - и никак не могли выбрать момент для атаки. Справа от нас шли катера-охотники. Мы оказались в строю колонны самоходных барж, а слева на траверзе мы имели головной транс порт, за ним в 3-5 кабельтовых шел второй...
   - Как же это вас не обнаружили? - удивился я.
   - Меня это даже возмущало. Мы считали себя оскорбленными, что фашисты обращали на нас так мало внимания. Наблюдение у них, вероятно, аховое, Кесаев развел руками и улыбнулся. - Во всяком случае я за них не отвечаю...
   Мы все рассмеялись.
   - Силуэты наших лодок ночью очень похожи на силуэты самоходных барж, комдив словно пытался оправдать ротозейство фашистов.
   - Когда конвой развернулся вот здесь, у мыса, - Кесаев ткнул карандашом в карту, - и лег курсом на север, кто-то на мостике пошутил: "Так они нас могут привести в свой порт". Однако никуда им не удалось нас привести. В 3 часа 23 минуты раздался сильнейший взрыв. Головной транспорт фашистов загорелся в море как гигантский факел, и начал тонуть. Нам стало ясно, что транспорт, вероятно, наскочил на мину и...
   - Нет, - возразил комдив, - не то. Конвой атаковал Борис Кудрявцев и торпедировал транспорт... - Hy-y?.. - Кесаев даже вскочил. - Вот молодец, рыжий черт. Орел! А где он сейчас?
   - Возвращается в базу, - с ноткой самодовольства отвечал Лев Петрович, но прибудет только завтра. Лодка медленно идет, имеет существенные повреждения линии вала и машин. Кудрявцев сообщил, что после атаки очень сильно бомбили...
   - Да, да,, да! - спохватился Кесаев. - Значит, это он принял на себя всю ярость контратаки противника...
   - Вы рассказывайте по порядку, - поправил Хияйнен.
   - Да, так вот. Как только взорвался головной транспорт, все баржи в конвое начали поворот вправо, в сторону моря. В этот момент мы и получили возможность маневрировать для торпедной атаки. Лодка на полном ходу резко развернулась вправо, и через минуту мы выпустили две торпеды по второму транспорту. Обе попали в его кормовую часть. Транспорт, охваченный пламенем, начал тонуть, но мы не могли наблюдать за ним. Сыграли срочное погружение и ушли под воду. Катера-охотники уже бомбили, как мы тогда думали, "чистую воду" по другую сторону конвоя, и нас некому было преследовать. Теперь-то, конечно, понятно, что враг преследовал подводную лодку Бориса Кудрявцева, а о нашем присутствии вообще не подозревал...
   - Нет, они вас обнаружили, но не считали достойным противником... пошутил Прокофьев, но, встретив осуждающий взгляд комдива, осекся.
   - Шутки потом, - строго оказал Лев Петрович. - Значит, на вас не сбросили ни одной бомбы?
   - Никак нет, нас не преследовали вообще.
   - А где же вы получили повреждения, о которых докладывали в рапорте?
   - Ах, да, - вспомнил Кесаев, - это еще раньше нас ловушки поймали, на переходе...
   - Поймали и всыпали? - прыснул Прокофьев.
   - Опять шутки! - одернул его Лев Петрович, но и сам не выдержал и рассмеялся. - Ему все же всыпали меньше, чем вам, вы, очевидно, помните...
   - Зато мы одну ловушку сами послали к праотцам, а "М-117", я вижу, нет, под общий смех парировал нападки комдива Прокофьев.
   - Расскажите о соприкосновении с ловушками, - Продолжая улыбаться, приказал Лев Петрович Кесаеву.
   - Еще в пути, за восемь часов до занятия позиции, находясь в надводном положении, мы вдруг встретились с ловушками. Видимость была не более 10-12 кабельтовых, и мы просто наскочили на них. Расстояние до головной ловушки не превышало 8-10 кабельтовых. Сразу же сыграли срочное погружение, ушли за большую глубину и начали маневрирование с целью уклонения. Но лодка тоже оказалась замеченной, и преследование началось немедленно. На нас сбросили 56 глубинных бомб и причинили лодке повреждения. Мы уклонялись в течение четырех часов и, надо признаться, едва-едва оторвались от невероятно цепкого врага. У них, видно, гидроакустика работает хорошо...
   - На разбор похода с офицерским составом приготовите подробную карту не только боевого соприкосновения с конвоем, но и с ловушками, - приказал комдив Кесаеву. - Эти суда-ловушки представляют известную опасность для нас, и ими нельзя пренебрегать. Каждому командиру корабля надо изучить все подробности их тактических приемов и все имеющиеся о них разведывательные данные. Установим такой порядок: перед выходом в море командир лодки сдает зачет... нет, специальный экзамен по судам-ловушкам врага.
   - Опять экзамен! - вырвалось у кого-то из сидевших в задних рядах.
   Хияйнен слышал эту реплику, но промолчал. Лев Петрович очень любил экзаменовать подчиненных, причем самым строгим образом. Многие офицеры не сразу осознавали необходимость постоянного штудирования уже изрядно приевшихся предметов и тяготились строгостью начальника, но, побывав в море, в боевых переделках, те же подводники не раз с. благодарностью вспоминали "дотошного батю" Льва Петровича, который заставлял их по-настоящему овладевать своей специальностью, без чего победа над врагом была немыслима.
   - Как действовал экипаж в бою? - спросил комдив.
   - Все подводники в бою вели себя отлично, - отвечал Кесаев, - по действиям подчиненных у меня замечаний нет.
   - Мне кажется, вы недостаточно самокритичны, - заметил комдив. - Почему сигнальщики поздно обнаружили конвой и суда-ловушки? Оба раза, по-моему, они просто прозевали и поставили корабль в тяжелое положение, а вы говорите: замечаний нет.
   - Товарищ капитан второго ранга, - упорствовал Кесаев, - видимость плохая была. За что же сигнальщиков винить? Я ведь сам с мостика не, сходил, все время смотрел за горизонтом и не смог своевременно обнаружить. Противник совсем нас не заметил, хотя мы...