Страница:
Выделим заслуги теоретиков авиации Н.Е. Жуковского (1847–1921) и А.Ф. Можайского (1825–1890); изобретателя радио в России – А.С. Попова (1859–1905/1906); исследователя функций головного мозга В.М. Бехтерева (1857–1927); труды К.А. Тимирязева (1843–1920), который работал в области физиологии растений; работы физиолога И.М. Сеченова (1829–1905).
В 1904 году Нобелевская премия вручена физиологу Ивану Петровичу Павлову (1849–1936) за труды по изучению процессов пищеварения. Павлов оказал огромное влияние на развитие психологии, медицины, физиологии. Широта его интересов поразительна – он изучал феномен сна, дал классификацию типов нервной системы, исследовал кору головного мозга. Первый русский Нобелевский лауреат стал создателем науки о высшей нервной деятельности и процессах пищеварения человека.
В 1908 году присуждена Нобелевская премия биологу и врачу Илье Ильичу Мечникову (1845–1916) за исследования в области иммунологии и инфекционных заболеваний. Он изучал формы проявления и лечения бешенства и чумы. Мечников, являя собой новый тип ученого, привил себе холеру и таким образом разработал методику лечения этой страшной болезни.
Благодаря научным экспедициям П.П. Семенова-Тян-Шанского (1827–1914), Н.Н. Миклухо-Маклая (1846–1888) с географических карт исчезали белые пятна. Великий русский путешественник Н.М. Пржевальский (1839–1888) посвятил всю свою жизнь изучению Центральной Азии. Результаты его научных экспедиций поражали современников. Пржевальский дал подробные описания пустынь Гоби, Орд оса и Алашани, первым из европейцев проник в глубинную область Северного Тибета, к верховьям рек Хуанхэ и Янцзы. Открыл новые виды животных и растений, составил принципиально новые карты Центральной Азии.
И, конечно, нельзя не назвать великого русского ученого, широтой своих познаний равного титанам эпохи Возрождения – Дмитрия Ивановича Менделеева (1834–1907). Химик, физик, технолог, метеоролог, экономист, общественный деятель – людей с таким обширным полем деятельности можно смело назвать энциклопедистами. Его главное открытие – периодический закон химических элементов (1869 год), в соответствии с которым Менделеев составил периодическую таблицу элементов (ныне носящую имя этого великого русского ученого).
Говоря об изменениях жизни в России на рубеже XIX и XX веков, нельзя не остановиться на истории развития купеческого сословия, в каком-то смысле ставшего серьезнейшей силой (наряду с промышленниками) и основой экономической крепости страны.
Купцы богатели, наживали капиталы и к началу нового века грамотно пускали деньги в дело. В конце 1890-х новый русский купец уже никак не напоминал косных и невежественных Кабаниху и Дикого из пьес А.Н. Островского. Купцы по-настоящему осознали значение высшего образования, начали засылать своих детей учиться за границу, создали купеческие экономические и торговые корпорации и промышленные объединения на западный манер.
Апофеоз купеческой самодостаточности – в монологах персонажей из произведений М. Горького. Купец-идеолог Яков Маякин изрекает в «Фоме Гордееве»: «…Какой лучший город на Волге? В котором купца больше… Чьи лучшие дома в городе? Купеческие! Кто больше всех о бедном печется? Купец!.. Кто храмы воздвиг? Мы! Кто государству больше всех денег дает? Купцы!.. Что они, судьи наши, сделали, чем жизнь украсили? Нам это неизвестно… А наше дело налицо!..» (7, с. 329).
Ему вторит Антипа Зыков, лесопромышленник в пьесе «Зыковы»: «Я дело люблю, я люблю работу! На чьих костях жизнь строена, чьим потом-кровью земля полита?.. От моей да отцовой работы сотни людей сыты живут, в гору пошли…» (1, с. 464–465). «Это я – класс!» – припечатывает купчиха Васса Железнова в одноименной горьковской пьесе (1, с. 605).
Известный современный писатель Дмитрий Быков отмечает, что сегодня излишне комплиментарно мифологизируют купечество Серебряного века. Но, иронизируя над сусальным воспеванием купца, Быков цитирует тот же монолог Якова Маякина и заключает: «Что говорить, тут все правда!» (8, с. 131).
В 1913 году на торжественной церемонии по случаю 300-летия дома Романовых в Большом Кремлевском дворце в Москве Николай II встречался с «сословными представителями страны». По старинному обычаю дворянство приветствовало царя в одном зале, а купечество – во втором зале дворца. Но купцы, называя себя «новыми хозяевами Москвы», отвоевали право приветствовать самодержца вместе с дворянами. Так торжественная церемония в Кремле «явилась наглядным символом успехов купечества в отстаивании своих сословных амбиций, в завоевании не менее почетного, чем дворянское, „места наверху“» (36, с. 306).
Речь о меценатской деятельности русского купечества впереди, но приведем хотя бы один пример. Купец Григорий Елисеев (1858–1942) совершил настоящую торговую революцию: открыл сначала в Петербурге, а затем и в Москве на Тверской улице в 1906 году красивейший и богатейший магазин. «Елисеевским» заведениям ныне 100 лет, и в начале века магазины уже потрясали воображение: на первом этаже – продукты, на втором – рестораны и кафе, на третьем – одежда и предметы быта. На русском языке слова «супермаркет» еще не существовало, а первый образец такого магазина в России уже появился. В «Елисеевский» ходили как на выставку, слуг московские баре не посылали, сами с удовольствием ездили за продуктами. Красота залов, фантазия в оформлении витрин, о качестве ассортимента и говорить нечего. Продавцы (а их Елисеев уважал и за работу премировал) изучали вкусы каждого покупателя и умели предугадывать их желания.
Масштабы сделок Елисеева впечатляют и сегодня: он закупал импорт целыми кораблями, вывозил в Европу российские продукты, скупал винодельческие урожаи во Франции, увозил сырье в Россию, выдерживал, разливал вино по бутылкам и поставлял втридорога французам. Елисеев открывал филиалы и в других городах, доходы были заоблачные. Если пересчитать на современные деньги, то годовой оборот товарищества «Братья Елисеевы» достигал миллиарда долларов.
Когда за особые заслуги в развитии отечественной промышленности Григорию Елисееву пожаловали потомственное дворянство, он заклинал своих детей помнить, что рождены они купцами, которые дело делают.
Представляя многокрасочную общественно-культурную палитру рубежа веков и говоря о богатеющем купечестве на ее фоне, нельзя не отметить и другие краски – мрачных тонов. Сошлемся опять на Дмитрия Быкова: «У нас в девяностые годы прошлого века неожиданно всплыл миф о сказочном богатстве, роскоши, сытости царской России, о миллионах пудов зерна, тоннах икры, стремительном промышленном росте и прочих прелестях российского капитализма. Все это было, но был и совершенно не соответствующий этим темпам государственный механизм, и темнота, и социальное расслоение…» (8, с. 115).
Российская империя с ее неиссякаемыми запасами сырья и дешевой рабочей силой чрезвычайно привлекала западноевропейскую буржуазию. Запад стремился вкладывать деньги в русскую горнодобывающую, металлообрабатывающую, машиностроительную отрасли. При этом российские рабочие были самыми низкооплачиваемыми в Европе и поэтому легче, чем, например, во Франции и в Германии, поддавались на революционную агитацию. И в селах с ее хронической нищетой явно требовались коренные изменения в правах собственности.
Россия конца XIX века – страна абсолютной монархии. У русского императора власть была неограниченной.
С 1855 года на российском престоле Александр II (1818–1881). Он вошел в историю России под прозвищем Освободителя. Действительно, Александр подписал мирный договор об окончании Крымской войны, во времена его царствования русская армия освободила болгарский народ от турецкого ига, по указу императора были амнистированы декабристы. И главное царское историческое решение: в 1861 году было отменено крепостное право, 47 миллионов крестьян получили свободу. Реформы Александра II коснулись местного самоуправления (появились земства), судов, образования, военного дела, сельского хозяйства, цензуры.
Реформаторская деятельность Александра II развивалась нелегко и небыстро, у царя хватало консервативных противников, народ огромной России не успевал соответствовать государственным мощнейшим преобразованиям. Когда многое меняется, в стране всегда тревожно.
Последняя четверть XIX века – время великих смутных потрясений в России. Растет недовольство и множатся подпольные общества и группировки. В бытовой обиход входят слова «крамола», «подпольщик», «террорист», «динамит», «прокламация», «бомба», «подкоп». Радикалы-террористы вынесли смертный приговор Александру II, для России это судьбоносное решение.
Первый выстрел в царя Дмитрия Каракозова (1840–1866) прозвучал в 1866 году, за ним на самодержца было совершено еще пять покушений. В 1881 году террористы организации «Народная воля» достигли своей цели: бомба Игнатия Гриневицкого (1856?-1881) смертельно ранила русского императора. Александр II, так много сделавший для России, пал от руки отечественных революционеров. На месте убийства царя в Петербурге возведен Храм Воскресения Христова (Спас на Крови).
Александр III вступил на престол в эту смутную пору. «Уже первый манифест о вступлении на престол (1881 год)… выразил точную программу как внешней, так и внутренней политики: поддержание порядка и власти, соблюдение строжайшей справедливости и экономии, возвращение к исконным русским началам и обеспечение повсюду русских интересов» (9, с. 29), – так сказано в энциклопедии, которая создавалась в годы правления Александра III. Новый русский император немедленно расправился с убийцами своего отца: народовольцы С.Л. Перовская (1853–1881), А.И. Желябов (1851–1881), Н.И. Кибальчич (1853–1881) и другие были повешены, многие отправлены в ссылку и на каторгу.
С конституционными мечтаниями было покончено, в любой губернии разрешалось вводить чрезвычайное положение «для водворения спокойствия и искоренения крамолы» (10, с. 31). В России в очередной раз повеяло холодом. Мероприятия Александра III сильно отличались от либеральных реформ предшествующей эпохи. Император находился под решительным влиянием министра, обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева (1827–1907), который ратовал за политику сильного самодержавия любыми путями. Именно о нем позже напишет А. Блок свои строки, многократно цитируемые:
Тринадцатилетнее царствование Александра III было всецело направлено на укрепление правительственной и местной власти, к реформам же, которые начал Александр II, как посчитал новый император, Россия еще не готова. Известный деятель отечественной культуры А.Н. Бенуа (1870–1960) в своих воспоминаниях писал: «Разумеется, Александр III не был идеальным государем. Ограниченность его интеллекта, примитивность, а то и просто грубость его суждений, его далеко не всегда счастливый выбор сотрудников и исполнителей – все это не сочетается с представлением идеального самодержца. Наконец, его ограниченный национализм выливался подчас в формы мелочные и очень бестактные. И уж никак нельзя считать за нечто правильное и подходящее то воспитание, которое он дал своим детям, и особенно своему наследнику. Их слишком настойчиво учили быть „прежде всего людьми“ и слишком мало подготовляли к их трудной сверхчеловеческой роли. Александра III заела склонность к семейному уюту, к буржуазному образу жизни. И все же, несомненно, его (слишком кратковременное) царствование было в общем чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись еще при нем, продлился затем в течение всего царствования Николая II – и это невзирая на бездарность представителей власти, на непоследовательность правительственных мероприятий и даже на тяжелые ошибки» (12, с. 632–633).
Пора 1880-х годов современникам запомнилась как время затишья и выжидания. Но жизнь брала свое: городская развивающаяся буржуазия требовала новых прав, в университетах укреплялся дух свободомыслия (этот дух вполне «оценит» уже Николай II), выходили, несмотря на запреты, журналы, книги и газеты. «При нем (Александре) Россия притихла, как прикрытый плотной крышкой котел, чтобы взорваться с тем большею силой при его преемнике» (10, с. 36).
Александр III в октябре 1894 года неожиданно умирает (от почечной болезни). Государственная власть переходит к Николаю II.
В день коронации, 14 мая 1896 года, на Ходынском поле торжества вылились в кровавую трагедию. Во время раздачи бесплатных подарков на Ходынке случилась грандиозная давка, «светопреставление». По неофициальным данным, около 4-х тысяч человек погибли или получили увечья. «Царь Ходынский» – таково первое прозвище последнего русского императора. К. Бальмонт в стихотворении «Наш царь» впоследствии пророчески провозгласит:
Известно, что слова русского поэта подтвердятся с точностью. Сегодня немало написано об «эшафоте» Николая и его царственной семьи. 20 августа 2000 года расстрелянные Николай II, его жена и дети будут канонизированы Русской православной церковью как святые царственные мученики.
Начиналось же правление нового императора активной политикой: была проведена денежная реформа, прошла Всероссийская перепись населения. Именно в годы царствования Николая II в России растут города, укрепляется отечественная промышленность и наука, кроме того, русский государь стремится проявить себя миротворцем во внешней политике.
Однако слишком тяжелым оказался «крест» для Николая П. Наболевшие вопросы в России решались по-прежнему тяжело, с 1902 года учащаются «антикризисные» народные волнения и крестьянские бунты. Активизировалось и крепло рабочее движение.
Современные историки считают, что последний русский царь совершил немало ошибок и просчетов, которые приведут страну к катастрофе, к падению империи. В начале XX века Россия попала под сильное влияние западной идеологии. Александра III традиционно считали «самым русским царем», Николай II стал строить государство не на коренных русских основах, а с оглядкой на европейское мироустройство. На самотек были пущены вопросы нравственного воспитания нации, в России в самое короткое время появились неимоверно богатые люди: железнодорожные магнаты, банкиры, заводчики, коммерсанты и т. п., которые всегда вызывают ненависть у нашего народа. Неравенство, резкое деление на очень богатых и совершенно неимущих будет иметь почти всегда необратимые последствия – так учит русская история.
Русский царь не сумел сдержать в стране открытую революционную агитацию. Последнее десятилетие перед Октябрьской революцией Россия жила в предчувствии неизбежной катастрофы.
Кроме того, на ход русской истории серьезнейшим образом повлияла русско-японская война 1904–1905 годов. Война началась неожиданно: японцы напали на русскую эскадру у крепости Порт-Артур в январе 1904 года. Русские корабли были блокированы, но на предложение сдаться матросы ответили отказом, затопив крейсер «Варяг» на мелководье.
За 100 лет накопилось немало вопросов к ходу русско-японской войны, кое-что сегодня уточняется, кое-какие канонические версии опровергаются, в том числе и о героической гибели «Варяга». В России из участников неудачного боя у Порт-Артура сделали национальных героев, что точно сработало: в стране явный патриотический подъем. Легенда о подвиге «Варяга» стала не только народной песней, но и вошла во все учебники русской истории.
Оказалось, что Россия к войне была не готова, японцы побеждали на суше и на море. Последняя капля – знаменитое Цусимское сражение, которое стало для русских тем же, чем был Сталинград для немцев в Великую Отечественную войну. В Цусимском проливе русская эскадра затонула почти в полном составе. Героизм и самопожертвование русских моряков не смогли повлиять на исход битвы. До сих пор наши историки не могут разобраться, почему случилась страшная трагедия, подобной которой не было за всю 200-летнюю историю русского флота. Японская эскадра была не сильнее русской, российские моряки стреляли не намного хуже, но в результате – фатальное поражение.
Россия по Портсмутскому мирному договору уступила Японии часть южного Сахалина, разрешила бесконтрольный рыболовный промысел в российских водах, отдала японцам Порт-Артур и Дальний и еще заплатила за содержание наших пленных в Стране восходящего солнца.
Эти события не могли не повлиять на политику в России, никто не хотел забывать о постоянных поражениях в войне, бессмысленных жертвах, плохом снабжении в холодных окопах. Купец Егор Булычев в пьесе М. Горького «Егор Булычев и другие» (1932) говорит: «…получился всемирный стыд… Одни воюют, другие – воруют…» (1, с. 478).
Всероссийскую славу принесла А.И. Куприну повесть «Поединок» (1905), в которой писатель как будто ответил, почему Россия «провалилась на большом кровавом смотру на Дальнем Востоке» (14, с. 445). Купринская повесть вышла в свет в дни разгрома русского флота в битве при Цусиме и имела серьезный общественно-политический смысл. 20 тысяч экземпляров шестого сборника «Знание», в котором главное место занимала повесть Куприна, разошлись мгновенно, так что через месяц понадобилось допечатывать тираж.
Русская армия в «Поединке» предстала у Куприна в виде сонной и безжизненной массы с опустившимися офицерами и бесправными солдатами. Полковые офицеры рассуждают так: «В нашем деле думать не полагается» (14, с. 326) и рекомендуют «задумавшимся»: «Плюнь на все, ангел, и береги здоровье» (14, с. 312). Спивающийся офицер Назанский именует в повести офицеров, это «главное ядро славного и храброго русского войска», как «заваль, рвань, отбросы… Все, что есть талантливого, способного, – спивается… Служба – это сплошное отвращение, обуза, ненавидимое ярмо…» (14, с. 424).
Вокруг «Поединка» скрестились мнения критики: Куприна упрекали за пацифизм и непатриотичность, повесть называли подпольной пропагандой, пропитанной ненавистью ко всему военному в России и памфлетом на армию. Зато Л.Н. Толстой по достоинству оценил реализм картин повести и тонкость психологического анализа в изображении солдат и офицеров. Критик В.В. Стасов (1824–1906) назвал «Поединок» «жемчужиной», «поэмой о русском офицерстве» (14, с. 446).
Наблюдательный журналист и превосходнейший знаток эпохи рубежа XIX и XX веков В.А. Гиляровский (1853–1935) в книге «Москва и москвичи» отмечал, как менялись интенданты, те, от кого зависело снабжение русской армии в ходе войны. Они, пишет Гиляровский, «ожили», «стали сперва заходить к Елисееву, покупать вареную колбасу, яблоки… Потом икру… В магазине Елисеева наблюдательные приказчики примечали, как полнели, добрели и росли их интендантские покупатели. На извозчиках подъезжать стали. Потом на лихачах, а потом в своих экипажах… И кушали господа интендантские… деликатесы заграничные, а в армию шла мука с червями… Чтобы покатиться на лихаче от „Эрмитажа“ до „Яра“… надо три тысячи солдат полураздеть… За счет полушубков ротонды собольи покупали» «крашеным дульцинеям» (15, с. 132–133).
Про тех, кому «война – мать родна», говорит и купец Башкин в пьесе М. Горького «Егор Булычев и другие»: «Кругом деньги падают, как из худого кармана, нищие тысячниками становятся… Достигаев до того растучнел, что весь незастегнутый ходит, а говорить может только тысячами…» (1, с. 48). К концу 1904 года министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский (1857–1914) в докладе Николаю II отмечает, что обстановка в стране «катастрофическая». Именно эти события приблизят первую русскую революцию.
Либеральная оппозиция и революционное подполье активно «работали» на подрывание авторитета царского правительства и всего самодержавного строя в России. Внутриполитическое напряжение в стране нарастает, лозунг «Долой самодержавие!» становится все более популярным. И «искра возгорелась»!
Девятого января 1905 года более 100 тысяч человек пришли к Зимнему дворцу с мирной (не политического характера) петицией – прошением к царю. Священник Георгий Гапон (1870–1906) в роли вождя и защитника народа возглавил эту делегацию. До сих пор историки не сошлись во мнении – кем был этот «поджигатель искры»: лидер, защитник угнетенных или талантливый провокатор, пославший людей на верную гибель.
Как известно, демонстрация была расстреляна (не совсем, правда, ясно, кто стрелял первым – солдаты из оцепления Зимнего дворца или провокатор из рядов митингующих). События после «Кровавого воскресенья» нарастали снежным комом. Началось стихийное, неподготовленное восстание, забастовали рабочие в Петербурге и Москве, к ним примкнули студенты, ремесленники, часть интеллигенции. Все было стихийно и, как всегда в России, очень кроваво. Забунтовала деревня, жгли усадьбы, начались чудовищные погромы, в том числе еврейские (только в Одессе убили около четырехсот человек).
В 1907 году опубликован рассказ А.И. Куприна «Гамбринус», в котором время разделено композиционно на две части. Очерковая точность описаний соединяется в рассказе с художественным вымыслом. Первая часть яркая, красочная, с «пестрыми, переменчивыми, бурными временами», когда «чудесное слово „свобода“ …без числа повторяла вся необъятная, доверчивая страна» и «по улицам ходили бесконечные процессии с красными флагами и пением». Во второй части цветовая гамма резко меняется: «…на весь город спустился мрак. Ходили темные, тревожные, омерзительные слухи… Утром начался погром. Те люди, которые однажды, растроганные общей чистой радостью и умиленные светом грядущего братства, шли по улицам с пением, под символами завоеванной свободы, те же самые люди шли теперь убивать, и шли не потому, что им было приказано, и не потому, что они питали вражду против евреев, с которыми часто вели тесную дружбу, и даже не из-за корысти, которая была сомнительна, а потому, что грязный, хитрый дьявол, живущий в каждом человеке, шептал им на ухо: „Идите. Все будет безнаказанно: запретное любопытство убийства, сладострастие насилия, власть над чужой жизнью…“» (16, с. 141).
В рассказе Куприн сумел не только показать двойственную сущность человека, его темную сторону души, писатель убедительнейшим образом протестовал против антисемитизма, мрачного национализма. С большой психологической точностью Куприн показал мирного человека, который может внезапно превратиться в дикого погромщика, не ведающего в своем животном разгуле, что творит. Время писатель называет «странным», похожим на «сон человека в параличе» (16, с. 142).
В Москве баррикады. К бастующим примкнула часть армии, горели Севастополь и Кронштадт, на сторону восставших встали броненосец «Потемкин» и крейсер «Очаков» под руководством лейтенанта П.П. Шмидта (1867–1906). Что важно: люди искусства, культуры в основном сочувствовали революции.
1905 год – всеобщая растерянность, стихийный взрыв, жизнь в стране парализована: остановились поезда, транспорт, не работает водопровод, освещение, школы, театры. Несогласованные действия восставших приводили к бессмысленным действиям, часто к скотским, хищническим озверелым выступлениям толпы. В ответ – карательные акции власти, подавляющие массовые протестные выступления.
Глубину происходящего в стране наконец осознал и Николай II, 17 октября 1905 года он подписал Манифест, где были дарованы «гражданские свободы»: слова, совести, собраний и союзов. Провозглашалась неприкосновенность личности, рабочим было обещано избирательное право в Государственную Думу.
Но Манифест, хотя официально и изменял основы государственного строя Российской империи, не принес настоящего удовлетворения стране. Работа партий контролировалась, «свобода слова и печати» ограничивалась, за «антиправительственную пропаганду» жестко преследовали, надежды на соблюдение «конституционных прав» быстро растаяли. Манифест 17 октября станет еще одним приговором царскому самодержавию.
К 1906 году волна выступлений пошла на спад, революционная активность явно понижается. Началось подавление последствий революционной ситуации в стране. «Революция вспыхнула, да прогорела – один дым остался», – считает Васса Железнова в одноименной пьесе М. Горького. (1, с. 585).
Во главе Совета министров встал Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911), бывший саратовский губернатор. Он ратовал за «сильную власть» и выгодно отличался от других министров своей твердостью в принятии решений. Сегодня возведен памятник Столыпину, многие с сочувствием пишут, что он – образец «сильной и крепкой руки», так нужной нашей стране.
Столыпин действительно навел определенный «порядок» в России: тюрьмы были переполнены, указ о военно-полевых судах Государственная Дума не отменила, и в 1907, 1908 годах продолжалось ежедневное исполнение смертных приговоров. К смертной казни были приговорены 1102 человека, в тюрьмах к началу 1908 года – 200 тысяч человек. Россия протестовала, Лев Толстой заявил: «Не могу молчать!», Леонид Андреев в «Моих записках» называл жизнь – тюрьмой; по словам Короленко, бытовым явлением стали истязания и казни.
В 1904 году Нобелевская премия вручена физиологу Ивану Петровичу Павлову (1849–1936) за труды по изучению процессов пищеварения. Павлов оказал огромное влияние на развитие психологии, медицины, физиологии. Широта его интересов поразительна – он изучал феномен сна, дал классификацию типов нервной системы, исследовал кору головного мозга. Первый русский Нобелевский лауреат стал создателем науки о высшей нервной деятельности и процессах пищеварения человека.
В 1908 году присуждена Нобелевская премия биологу и врачу Илье Ильичу Мечникову (1845–1916) за исследования в области иммунологии и инфекционных заболеваний. Он изучал формы проявления и лечения бешенства и чумы. Мечников, являя собой новый тип ученого, привил себе холеру и таким образом разработал методику лечения этой страшной болезни.
Благодаря научным экспедициям П.П. Семенова-Тян-Шанского (1827–1914), Н.Н. Миклухо-Маклая (1846–1888) с географических карт исчезали белые пятна. Великий русский путешественник Н.М. Пржевальский (1839–1888) посвятил всю свою жизнь изучению Центральной Азии. Результаты его научных экспедиций поражали современников. Пржевальский дал подробные описания пустынь Гоби, Орд оса и Алашани, первым из европейцев проник в глубинную область Северного Тибета, к верховьям рек Хуанхэ и Янцзы. Открыл новые виды животных и растений, составил принципиально новые карты Центральной Азии.
И, конечно, нельзя не назвать великого русского ученого, широтой своих познаний равного титанам эпохи Возрождения – Дмитрия Ивановича Менделеева (1834–1907). Химик, физик, технолог, метеоролог, экономист, общественный деятель – людей с таким обширным полем деятельности можно смело назвать энциклопедистами. Его главное открытие – периодический закон химических элементов (1869 год), в соответствии с которым Менделеев составил периодическую таблицу элементов (ныне носящую имя этого великого русского ученого).
Говоря об изменениях жизни в России на рубеже XIX и XX веков, нельзя не остановиться на истории развития купеческого сословия, в каком-то смысле ставшего серьезнейшей силой (наряду с промышленниками) и основой экономической крепости страны.
Купцы богатели, наживали капиталы и к началу нового века грамотно пускали деньги в дело. В конце 1890-х новый русский купец уже никак не напоминал косных и невежественных Кабаниху и Дикого из пьес А.Н. Островского. Купцы по-настоящему осознали значение высшего образования, начали засылать своих детей учиться за границу, создали купеческие экономические и торговые корпорации и промышленные объединения на западный манер.
Апофеоз купеческой самодостаточности – в монологах персонажей из произведений М. Горького. Купец-идеолог Яков Маякин изрекает в «Фоме Гордееве»: «…Какой лучший город на Волге? В котором купца больше… Чьи лучшие дома в городе? Купеческие! Кто больше всех о бедном печется? Купец!.. Кто храмы воздвиг? Мы! Кто государству больше всех денег дает? Купцы!.. Что они, судьи наши, сделали, чем жизнь украсили? Нам это неизвестно… А наше дело налицо!..» (7, с. 329).
Ему вторит Антипа Зыков, лесопромышленник в пьесе «Зыковы»: «Я дело люблю, я люблю работу! На чьих костях жизнь строена, чьим потом-кровью земля полита?.. От моей да отцовой работы сотни людей сыты живут, в гору пошли…» (1, с. 464–465). «Это я – класс!» – припечатывает купчиха Васса Железнова в одноименной горьковской пьесе (1, с. 605).
Известный современный писатель Дмитрий Быков отмечает, что сегодня излишне комплиментарно мифологизируют купечество Серебряного века. Но, иронизируя над сусальным воспеванием купца, Быков цитирует тот же монолог Якова Маякина и заключает: «Что говорить, тут все правда!» (8, с. 131).
В 1913 году на торжественной церемонии по случаю 300-летия дома Романовых в Большом Кремлевском дворце в Москве Николай II встречался с «сословными представителями страны». По старинному обычаю дворянство приветствовало царя в одном зале, а купечество – во втором зале дворца. Но купцы, называя себя «новыми хозяевами Москвы», отвоевали право приветствовать самодержца вместе с дворянами. Так торжественная церемония в Кремле «явилась наглядным символом успехов купечества в отстаивании своих сословных амбиций, в завоевании не менее почетного, чем дворянское, „места наверху“» (36, с. 306).
Речь о меценатской деятельности русского купечества впереди, но приведем хотя бы один пример. Купец Григорий Елисеев (1858–1942) совершил настоящую торговую революцию: открыл сначала в Петербурге, а затем и в Москве на Тверской улице в 1906 году красивейший и богатейший магазин. «Елисеевским» заведениям ныне 100 лет, и в начале века магазины уже потрясали воображение: на первом этаже – продукты, на втором – рестораны и кафе, на третьем – одежда и предметы быта. На русском языке слова «супермаркет» еще не существовало, а первый образец такого магазина в России уже появился. В «Елисеевский» ходили как на выставку, слуг московские баре не посылали, сами с удовольствием ездили за продуктами. Красота залов, фантазия в оформлении витрин, о качестве ассортимента и говорить нечего. Продавцы (а их Елисеев уважал и за работу премировал) изучали вкусы каждого покупателя и умели предугадывать их желания.
Масштабы сделок Елисеева впечатляют и сегодня: он закупал импорт целыми кораблями, вывозил в Европу российские продукты, скупал винодельческие урожаи во Франции, увозил сырье в Россию, выдерживал, разливал вино по бутылкам и поставлял втридорога французам. Елисеев открывал филиалы и в других городах, доходы были заоблачные. Если пересчитать на современные деньги, то годовой оборот товарищества «Братья Елисеевы» достигал миллиарда долларов.
Когда за особые заслуги в развитии отечественной промышленности Григорию Елисееву пожаловали потомственное дворянство, он заклинал своих детей помнить, что рождены они купцами, которые дело делают.
Представляя многокрасочную общественно-культурную палитру рубежа веков и говоря о богатеющем купечестве на ее фоне, нельзя не отметить и другие краски – мрачных тонов. Сошлемся опять на Дмитрия Быкова: «У нас в девяностые годы прошлого века неожиданно всплыл миф о сказочном богатстве, роскоши, сытости царской России, о миллионах пудов зерна, тоннах икры, стремительном промышленном росте и прочих прелестях российского капитализма. Все это было, но был и совершенно не соответствующий этим темпам государственный механизм, и темнота, и социальное расслоение…» (8, с. 115).
Российская империя с ее неиссякаемыми запасами сырья и дешевой рабочей силой чрезвычайно привлекала западноевропейскую буржуазию. Запад стремился вкладывать деньги в русскую горнодобывающую, металлообрабатывающую, машиностроительную отрасли. При этом российские рабочие были самыми низкооплачиваемыми в Европе и поэтому легче, чем, например, во Франции и в Германии, поддавались на революционную агитацию. И в селах с ее хронической нищетой явно требовались коренные изменения в правах собственности.
Россия конца XIX века – страна абсолютной монархии. У русского императора власть была неограниченной.
С 1855 года на российском престоле Александр II (1818–1881). Он вошел в историю России под прозвищем Освободителя. Действительно, Александр подписал мирный договор об окончании Крымской войны, во времена его царствования русская армия освободила болгарский народ от турецкого ига, по указу императора были амнистированы декабристы. И главное царское историческое решение: в 1861 году было отменено крепостное право, 47 миллионов крестьян получили свободу. Реформы Александра II коснулись местного самоуправления (появились земства), судов, образования, военного дела, сельского хозяйства, цензуры.
Реформаторская деятельность Александра II развивалась нелегко и небыстро, у царя хватало консервативных противников, народ огромной России не успевал соответствовать государственным мощнейшим преобразованиям. Когда многое меняется, в стране всегда тревожно.
Последняя четверть XIX века – время великих смутных потрясений в России. Растет недовольство и множатся подпольные общества и группировки. В бытовой обиход входят слова «крамола», «подпольщик», «террорист», «динамит», «прокламация», «бомба», «подкоп». Радикалы-террористы вынесли смертный приговор Александру II, для России это судьбоносное решение.
Первый выстрел в царя Дмитрия Каракозова (1840–1866) прозвучал в 1866 году, за ним на самодержца было совершено еще пять покушений. В 1881 году террористы организации «Народная воля» достигли своей цели: бомба Игнатия Гриневицкого (1856?-1881) смертельно ранила русского императора. Александр II, так много сделавший для России, пал от руки отечественных революционеров. На месте убийства царя в Петербурге возведен Храм Воскресения Христова (Спас на Крови).
Александр III вступил на престол в эту смутную пору. «Уже первый манифест о вступлении на престол (1881 год)… выразил точную программу как внешней, так и внутренней политики: поддержание порядка и власти, соблюдение строжайшей справедливости и экономии, возвращение к исконным русским началам и обеспечение повсюду русских интересов» (9, с. 29), – так сказано в энциклопедии, которая создавалась в годы правления Александра III. Новый русский император немедленно расправился с убийцами своего отца: народовольцы С.Л. Перовская (1853–1881), А.И. Желябов (1851–1881), Н.И. Кибальчич (1853–1881) и другие были повешены, многие отправлены в ссылку и на каторгу.
С конституционными мечтаниями было покончено, в любой губернии разрешалось вводить чрезвычайное положение «для водворения спокойствия и искоренения крамолы» (10, с. 31). В России в очередной раз повеяло холодом. Мероприятия Александра III сильно отличались от либеральных реформ предшествующей эпохи. Император находился под решительным влиянием министра, обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева (1827–1907), который ратовал за политику сильного самодержавия любыми путями. Именно о нем позже напишет А. Блок свои строки, многократно цитируемые:
(11, с. 299).
В те годы дальние, глухие
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла…
…Он клал другой рукой костлявой
Живые души под сукно…
Тринадцатилетнее царствование Александра III было всецело направлено на укрепление правительственной и местной власти, к реформам же, которые начал Александр II, как посчитал новый император, Россия еще не готова. Известный деятель отечественной культуры А.Н. Бенуа (1870–1960) в своих воспоминаниях писал: «Разумеется, Александр III не был идеальным государем. Ограниченность его интеллекта, примитивность, а то и просто грубость его суждений, его далеко не всегда счастливый выбор сотрудников и исполнителей – все это не сочетается с представлением идеального самодержца. Наконец, его ограниченный национализм выливался подчас в формы мелочные и очень бестактные. И уж никак нельзя считать за нечто правильное и подходящее то воспитание, которое он дал своим детям, и особенно своему наследнику. Их слишком настойчиво учили быть „прежде всего людьми“ и слишком мало подготовляли к их трудной сверхчеловеческой роли. Александра III заела склонность к семейному уюту, к буржуазному образу жизни. И все же, несомненно, его (слишком кратковременное) царствование было в общем чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись еще при нем, продлился затем в течение всего царствования Николая II – и это невзирая на бездарность представителей власти, на непоследовательность правительственных мероприятий и даже на тяжелые ошибки» (12, с. 632–633).
Пора 1880-х годов современникам запомнилась как время затишья и выжидания. Но жизнь брала свое: городская развивающаяся буржуазия требовала новых прав, в университетах укреплялся дух свободомыслия (этот дух вполне «оценит» уже Николай II), выходили, несмотря на запреты, журналы, книги и газеты. «При нем (Александре) Россия притихла, как прикрытый плотной крышкой котел, чтобы взорваться с тем большею силой при его преемнике» (10, с. 36).
Александр III в октябре 1894 года неожиданно умирает (от почечной болезни). Государственная власть переходит к Николаю II.
В день коронации, 14 мая 1896 года, на Ходынском поле торжества вылились в кровавую трагедию. Во время раздачи бесплатных подарков на Ходынке случилась грандиозная давка, «светопреставление». По неофициальным данным, около 4-х тысяч человек погибли или получили увечья. «Царь Ходынский» – таково первое прозвище последнего русского императора. К. Бальмонт в стихотворении «Наш царь» впоследствии пророчески провозгласит:
(13, с. 467).
Кто начал царствовать Ходынкой,
Тот кончит – встав на эшафот
Известно, что слова русского поэта подтвердятся с точностью. Сегодня немало написано об «эшафоте» Николая и его царственной семьи. 20 августа 2000 года расстрелянные Николай II, его жена и дети будут канонизированы Русской православной церковью как святые царственные мученики.
Начиналось же правление нового императора активной политикой: была проведена денежная реформа, прошла Всероссийская перепись населения. Именно в годы царствования Николая II в России растут города, укрепляется отечественная промышленность и наука, кроме того, русский государь стремится проявить себя миротворцем во внешней политике.
Однако слишком тяжелым оказался «крест» для Николая П. Наболевшие вопросы в России решались по-прежнему тяжело, с 1902 года учащаются «антикризисные» народные волнения и крестьянские бунты. Активизировалось и крепло рабочее движение.
Современные историки считают, что последний русский царь совершил немало ошибок и просчетов, которые приведут страну к катастрофе, к падению империи. В начале XX века Россия попала под сильное влияние западной идеологии. Александра III традиционно считали «самым русским царем», Николай II стал строить государство не на коренных русских основах, а с оглядкой на европейское мироустройство. На самотек были пущены вопросы нравственного воспитания нации, в России в самое короткое время появились неимоверно богатые люди: железнодорожные магнаты, банкиры, заводчики, коммерсанты и т. п., которые всегда вызывают ненависть у нашего народа. Неравенство, резкое деление на очень богатых и совершенно неимущих будет иметь почти всегда необратимые последствия – так учит русская история.
Русский царь не сумел сдержать в стране открытую революционную агитацию. Последнее десятилетие перед Октябрьской революцией Россия жила в предчувствии неизбежной катастрофы.
Кроме того, на ход русской истории серьезнейшим образом повлияла русско-японская война 1904–1905 годов. Война началась неожиданно: японцы напали на русскую эскадру у крепости Порт-Артур в январе 1904 года. Русские корабли были блокированы, но на предложение сдаться матросы ответили отказом, затопив крейсер «Варяг» на мелководье.
За 100 лет накопилось немало вопросов к ходу русско-японской войны, кое-что сегодня уточняется, кое-какие канонические версии опровергаются, в том числе и о героической гибели «Варяга». В России из участников неудачного боя у Порт-Артура сделали национальных героев, что точно сработало: в стране явный патриотический подъем. Легенда о подвиге «Варяга» стала не только народной песней, но и вошла во все учебники русской истории.
Оказалось, что Россия к войне была не готова, японцы побеждали на суше и на море. Последняя капля – знаменитое Цусимское сражение, которое стало для русских тем же, чем был Сталинград для немцев в Великую Отечественную войну. В Цусимском проливе русская эскадра затонула почти в полном составе. Героизм и самопожертвование русских моряков не смогли повлиять на исход битвы. До сих пор наши историки не могут разобраться, почему случилась страшная трагедия, подобной которой не было за всю 200-летнюю историю русского флота. Японская эскадра была не сильнее русской, российские моряки стреляли не намного хуже, но в результате – фатальное поражение.
Россия по Портсмутскому мирному договору уступила Японии часть южного Сахалина, разрешила бесконтрольный рыболовный промысел в российских водах, отдала японцам Порт-Артур и Дальний и еще заплатила за содержание наших пленных в Стране восходящего солнца.
Эти события не могли не повлиять на политику в России, никто не хотел забывать о постоянных поражениях в войне, бессмысленных жертвах, плохом снабжении в холодных окопах. Купец Егор Булычев в пьесе М. Горького «Егор Булычев и другие» (1932) говорит: «…получился всемирный стыд… Одни воюют, другие – воруют…» (1, с. 478).
Всероссийскую славу принесла А.И. Куприну повесть «Поединок» (1905), в которой писатель как будто ответил, почему Россия «провалилась на большом кровавом смотру на Дальнем Востоке» (14, с. 445). Купринская повесть вышла в свет в дни разгрома русского флота в битве при Цусиме и имела серьезный общественно-политический смысл. 20 тысяч экземпляров шестого сборника «Знание», в котором главное место занимала повесть Куприна, разошлись мгновенно, так что через месяц понадобилось допечатывать тираж.
Русская армия в «Поединке» предстала у Куприна в виде сонной и безжизненной массы с опустившимися офицерами и бесправными солдатами. Полковые офицеры рассуждают так: «В нашем деле думать не полагается» (14, с. 326) и рекомендуют «задумавшимся»: «Плюнь на все, ангел, и береги здоровье» (14, с. 312). Спивающийся офицер Назанский именует в повести офицеров, это «главное ядро славного и храброго русского войска», как «заваль, рвань, отбросы… Все, что есть талантливого, способного, – спивается… Служба – это сплошное отвращение, обуза, ненавидимое ярмо…» (14, с. 424).
Вокруг «Поединка» скрестились мнения критики: Куприна упрекали за пацифизм и непатриотичность, повесть называли подпольной пропагандой, пропитанной ненавистью ко всему военному в России и памфлетом на армию. Зато Л.Н. Толстой по достоинству оценил реализм картин повести и тонкость психологического анализа в изображении солдат и офицеров. Критик В.В. Стасов (1824–1906) назвал «Поединок» «жемчужиной», «поэмой о русском офицерстве» (14, с. 446).
Наблюдательный журналист и превосходнейший знаток эпохи рубежа XIX и XX веков В.А. Гиляровский (1853–1935) в книге «Москва и москвичи» отмечал, как менялись интенданты, те, от кого зависело снабжение русской армии в ходе войны. Они, пишет Гиляровский, «ожили», «стали сперва заходить к Елисееву, покупать вареную колбасу, яблоки… Потом икру… В магазине Елисеева наблюдательные приказчики примечали, как полнели, добрели и росли их интендантские покупатели. На извозчиках подъезжать стали. Потом на лихачах, а потом в своих экипажах… И кушали господа интендантские… деликатесы заграничные, а в армию шла мука с червями… Чтобы покатиться на лихаче от „Эрмитажа“ до „Яра“… надо три тысячи солдат полураздеть… За счет полушубков ротонды собольи покупали» «крашеным дульцинеям» (15, с. 132–133).
Про тех, кому «война – мать родна», говорит и купец Башкин в пьесе М. Горького «Егор Булычев и другие»: «Кругом деньги падают, как из худого кармана, нищие тысячниками становятся… Достигаев до того растучнел, что весь незастегнутый ходит, а говорить может только тысячами…» (1, с. 48). К концу 1904 года министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский (1857–1914) в докладе Николаю II отмечает, что обстановка в стране «катастрофическая». Именно эти события приблизят первую русскую революцию.
Либеральная оппозиция и революционное подполье активно «работали» на подрывание авторитета царского правительства и всего самодержавного строя в России. Внутриполитическое напряжение в стране нарастает, лозунг «Долой самодержавие!» становится все более популярным. И «искра возгорелась»!
Девятого января 1905 года более 100 тысяч человек пришли к Зимнему дворцу с мирной (не политического характера) петицией – прошением к царю. Священник Георгий Гапон (1870–1906) в роли вождя и защитника народа возглавил эту делегацию. До сих пор историки не сошлись во мнении – кем был этот «поджигатель искры»: лидер, защитник угнетенных или талантливый провокатор, пославший людей на верную гибель.
Как известно, демонстрация была расстреляна (не совсем, правда, ясно, кто стрелял первым – солдаты из оцепления Зимнего дворца или провокатор из рядов митингующих). События после «Кровавого воскресенья» нарастали снежным комом. Началось стихийное, неподготовленное восстание, забастовали рабочие в Петербурге и Москве, к ним примкнули студенты, ремесленники, часть интеллигенции. Все было стихийно и, как всегда в России, очень кроваво. Забунтовала деревня, жгли усадьбы, начались чудовищные погромы, в том числе еврейские (только в Одессе убили около четырехсот человек).
В 1907 году опубликован рассказ А.И. Куприна «Гамбринус», в котором время разделено композиционно на две части. Очерковая точность описаний соединяется в рассказе с художественным вымыслом. Первая часть яркая, красочная, с «пестрыми, переменчивыми, бурными временами», когда «чудесное слово „свобода“ …без числа повторяла вся необъятная, доверчивая страна» и «по улицам ходили бесконечные процессии с красными флагами и пением». Во второй части цветовая гамма резко меняется: «…на весь город спустился мрак. Ходили темные, тревожные, омерзительные слухи… Утром начался погром. Те люди, которые однажды, растроганные общей чистой радостью и умиленные светом грядущего братства, шли по улицам с пением, под символами завоеванной свободы, те же самые люди шли теперь убивать, и шли не потому, что им было приказано, и не потому, что они питали вражду против евреев, с которыми часто вели тесную дружбу, и даже не из-за корысти, которая была сомнительна, а потому, что грязный, хитрый дьявол, живущий в каждом человеке, шептал им на ухо: „Идите. Все будет безнаказанно: запретное любопытство убийства, сладострастие насилия, власть над чужой жизнью…“» (16, с. 141).
В рассказе Куприн сумел не только показать двойственную сущность человека, его темную сторону души, писатель убедительнейшим образом протестовал против антисемитизма, мрачного национализма. С большой психологической точностью Куприн показал мирного человека, который может внезапно превратиться в дикого погромщика, не ведающего в своем животном разгуле, что творит. Время писатель называет «странным», похожим на «сон человека в параличе» (16, с. 142).
В Москве баррикады. К бастующим примкнула часть армии, горели Севастополь и Кронштадт, на сторону восставших встали броненосец «Потемкин» и крейсер «Очаков» под руководством лейтенанта П.П. Шмидта (1867–1906). Что важно: люди искусства, культуры в основном сочувствовали революции.
1905 год – всеобщая растерянность, стихийный взрыв, жизнь в стране парализована: остановились поезда, транспорт, не работает водопровод, освещение, школы, театры. Несогласованные действия восставших приводили к бессмысленным действиям, часто к скотским, хищническим озверелым выступлениям толпы. В ответ – карательные акции власти, подавляющие массовые протестные выступления.
Глубину происходящего в стране наконец осознал и Николай II, 17 октября 1905 года он подписал Манифест, где были дарованы «гражданские свободы»: слова, совести, собраний и союзов. Провозглашалась неприкосновенность личности, рабочим было обещано избирательное право в Государственную Думу.
Но Манифест, хотя официально и изменял основы государственного строя Российской империи, не принес настоящего удовлетворения стране. Работа партий контролировалась, «свобода слова и печати» ограничивалась, за «антиправительственную пропаганду» жестко преследовали, надежды на соблюдение «конституционных прав» быстро растаяли. Манифест 17 октября станет еще одним приговором царскому самодержавию.
К 1906 году волна выступлений пошла на спад, революционная активность явно понижается. Началось подавление последствий революционной ситуации в стране. «Революция вспыхнула, да прогорела – один дым остался», – считает Васса Железнова в одноименной пьесе М. Горького. (1, с. 585).
Во главе Совета министров встал Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911), бывший саратовский губернатор. Он ратовал за «сильную власть» и выгодно отличался от других министров своей твердостью в принятии решений. Сегодня возведен памятник Столыпину, многие с сочувствием пишут, что он – образец «сильной и крепкой руки», так нужной нашей стране.
Столыпин действительно навел определенный «порядок» в России: тюрьмы были переполнены, указ о военно-полевых судах Государственная Дума не отменила, и в 1907, 1908 годах продолжалось ежедневное исполнение смертных приговоров. К смертной казни были приговорены 1102 человека, в тюрьмах к началу 1908 года – 200 тысяч человек. Россия протестовала, Лев Толстой заявил: «Не могу молчать!», Леонид Андреев в «Моих записках» называл жизнь – тюрьмой; по словам Короленко, бытовым явлением стали истязания и казни.