Осень выдалась теплая, и можно было распахнуть окно. Опять же из окна открывался великолепный вид на поглощающего ци Зотова. Панкратьева достала тонкую ментоловую сигарету и с чувством закурила. Ну как тут бросишь курить, когда эти заразы сигаретопроизводители наладили выпуск таких вкуснейших ментоловых сигарет. Старые ментоловые были все-таки резковаты, а эти имели тонкий вкус и просто замечательно пахнущий дым. Если бы Зотов не был погружен в себя, наверняка бы решил, что Панкратьева нарочно над ним издевается, нагло куря в окне напротив.
   – Аня, как ты не понимаешь! – каждый раз, видя ее курящей, говорил Зотов. – Никотин, алкоголь, наркотики придуманы исключительно для того, чтобы рабы видели пространство вокруг себя искаженным! А ты мало того что куришь, ты еще ведрами пьешь кофе, а в командировках и коньяк!
   «Надо же такое придумать! – про себя возмутилась Панкратьева, затягиваясь сигаретой и разглядывая Зотова из окна. – Ишь, властелин мира хренов! Рабы, понимаешь ли! Да, вкусно мне. И картошечка жареная с корочкой вкусно, и шашлык! Господи, мяса жареного-то как хочется!»
   Мясо, по версии Зотова, нельзя было есть отнюдь не из жалости к бедным зверушкам, а потому, что, когда злые убийцы приходили убивать коров и поросят, те страшно боялись и в их кровь поступал этот страх. А потом Панкратьева ела мясо убитого животного и сама, в свою очередь, начинала всего бояться. Правда, обычно, поев мяса, Панкратьева никакого страха не испытывала, а, наоборот, хотела спать. Курица же и рыба в силу своей безмозглости, в соответствии с теорией Зотова, факта своего убийства не осознавали, поэтому есть их можно было смело.
   Однако, несмотря на весь скепсис по отношению к системе питания Зотова, Панкратьева через год совместного проживания в такой системе резко помолодела и похорошела. И даже сама подумывала над тем, чтобы бросить курить. Конечно, не из-за глупостей про рабство и искаженное восприятие действительности, а исключительно из-за желания быть вечно молодой и прекрасной.
   От этих мыслей ее оторвал звонок мобильника. Звонил Дубов.
   – Ну наконец-то! Ты чего телефон выключаешь? Тебе Федор передавал, что я звонил, почему не перезвонила? Я ж волнуюсь!
   – Слава богу, если Федор в своих компьютерных войнах помнит, как его самого зовут! Сказал, что мужик какой-то звонил, и все. А чего ты волнуешься?
   – Вот засранец! «Мужик какой-то»! Надо же! Он меня не знает, что ли? Поросенок! А волнуюсь я, потому что ты летишь завтра волку в пасть! Ты там, это, на амбразуре сильно не залеживайся. Упрется, ну его на хрен! Будем решать через Москву.
   – Как скажешь, товарищ командир.
   – Ань, я б сам полетел, да боюсь, морду ему набью, не удержусь. А ты мне пообещай, что, если он в штопор войдет, развернешься и свалишь оттуда! Слышишь? Ты мне тут нужна нервноздоровая.
   – Угу, я постараюсь. Но уж больно про него страсти всякие рассказывают. Боюсь я, Шура!
   – А ты не бойся. Если что, плюнь ему в рожу и уезжай. И звони, докладывай, как и что. Я сейчас правду тебе говорю – волнуюсь за тебя, переживаю. Поняла?
   Панкратьева рассмеялась:
   – Люблю тебя, Дубов, хоть ты и гад гадостный. Все, конец связи.
   Она повесила трубку и подумала, что иногда бывает очень несправедлива к своему компаньону. Вон, похоже, действительно переживает, а она ему чуть промеж глаз огненным шаром не засандалила!
   Утром Панкратьева подпрыгнула на кровати от рева будильника. Рядом безмятежно сопел Зотов. Набравшись ци, Зотов мог спать под пушечную канонаду. Анна Сергеевна чмокнула Алика в нос и отправилась в ванную. Она очень любила эти ранние утренние часы, когда все еще спали и никто не путался под ногами. Панкратьева собралась, сварила себе кофе и села завтракать чашкой кофе и сигаретой. Это было так вредно, но так вкусно, а кроме того, помогало ей сосредоточиться на предстоящей поездке.
   Перед выходом из дому она прокралась в комнату Федьки и обцеловала своего детеныша, теплого и спящего.
   Дорога в аэропорт была пустынной, город еще спал, поэтому Панкратьева очень удивилась, краем глаза заметив в зеркале заднего вида большой черный джип, едущий следом за ее маленьким спортивным автомобильчиком практически вплотную.
   У Панкратьевой было очень хорошо развито периферическое зрение. Анна Сергеевна, как стрекоза, видела то, что происходит у нее за спиной. Поэтому она еще больше удивилась, когда обернулась и никакого джипа за своей машиной не обнаружила. Зрение никогда Панкратьеву не подводило, и она твердо была уверена в том, что джип все-таки был, но вот куда он девался – это был вопрос!
   – Чертовщина какая-то, – решила Панкратьева и стала внимательнее следить за дорогой. До аэропорта она доехала без приключений, джипа больше не видела, успокоилась и решила, что ей это все померещилось с недосыпу. Поставив машину на стоянку, Панкратьева отправилась в зал ожидания и вскоре уже сидела в самолете, пристегнув ремни.
   Спать в самолетах она категорически не могла, а из-за того, что часто летала в командировки, все полетные журналы знала уже наизусть, книжки с собой таскать было бы неправильно – вон, один фен сколько места занимает, лишний вес опять же, поэтому каждый раз, садясь в самолет, Панкратьева переживала приключение встречи с дамским журналом. Она покупала эти красивые журналы с картинками исключительно в самолете и там же их оставляла. Журналы были очень интересные и содержали кучу полезных сведений, от гороскопа до разных советов, как обращаться с мужчинами. Панкратьева по возвращении из командировки всегда честно пыталась применить эти советы на практике, то есть в приложении к Зотову. Но то ли Зотов был не такой, как все остальные мужчины, то ли советчицы журнальные сами не знали, что советовали, но к Зотову советы прикладываться отказывались наотрез. Тем не менее чтение этих советов было очень увлекательным занятием, и время в полете пролетало совершенно незаметно.
   В этот раз советчица рассказывала о том, что если дамочке хочется заняться сексом, но не с кем, то ей надо пойти в модный магазин и получить то же самое удовольствие от покупки нужной вещи. Вот с этим Анна Сергеевна Панкратьева была абсолютно согласна. Причем независимо от того, хотелось ей заниматься с кем-нибудь сексом или нет, в магазин она всегда шла с удовольствием. И с удовольствием тратила там деньги, а потом с удовольствием шла домой и с удовольствием мерила приобретенную вещицу с различными вариантами своего гардеробчика. А уж если покупалась новая шуба или машина, то вот это было удовольствие так удовольствие. Какой там секс?! Этот полезный журнальчик даже обидно было оставлять в самолете, и Панкратьева забрала его с собой.
   Несмотря на все опасения, встретили ее хорошо, поселили где и всегда, в центре, в том же пятизвездочном отеле. На заводе Панкратьеву ждали на следующий день с утра, поэтому высвободившийся вечер можно было посвятить осмотру достопримечательностей или посетить магазины. А так как достопримечательности Панкратьева изучила еще в свои предыдущие приезды, то она с удовольствием направилась в магазины за своей порцией секса, как следовало из изученного журнала. И не зря. В магазине она увидела роскошный костюмчик, черный в мелкий белый горошек. Самое приятное было в том, что костюмчик сидел на Панкратьевой как влитой, да еще и денег стоил не таких огромных, к каким Панкратьева уже привыкла на родине. Костюмчик был тут же куплен и примерен в номере отеля со шпилечными туфлями. Блеск! Панкратьева обмыла костюм коньяком из мини-бара, выкурила под рюмочку коньяка вкусную сигаретку и, довольная собой, легла спать.
   Ночью ей приснилось, что она летает. Вышла из отеля в новом костюме и полетела. А потом стала ходить по облакам прямо в своих шпильках. Шагнет на облако, а оно так и пружинит под ногами. Внизу на площади перед отелем стояли люди, улыбались и махали ей руками. Самое интересное, что она сверху разглядела площадь в мельчайших подробностях. Особенно фонтан. Она даже видела завитушки, местами от старости покрытые зеленью.
   Наутро, когда Панкратьева спустилась в буфет завтракать, она поняла, что вооружена до зубов и неотразима. Проживающие в отеле командированные и туристы мужского пола застывали при ее появлении как соляные столбы. Панкратьева вспомнила волшебника и задумалась, откуда же в ней самой берется эта большая энергия? Может, она ее отнимает у этих вот мужчин прямо сейчас? Хотя если бы это было так, то волшебник Арсений наверняка бы ей об этом сказал.
   На заводе Анну Сергеевну Панкратьеву ждали. Старые знакомые, с которыми отношения были налажены еще при прежнем директоре, глядели на нее сочувственно.
   «Опять жалеют! – подумала Панкратьева. – Прям как соседи мои».
   Она обошла все службы, получила необходимые для закрытия выполненной работы визы. Языковых и каких-либо иных барьеров не было, общалась она с соотечественниками. Главный бухгалтер завода, которую все уважительно называли Тимофеевна, заверила Панкратьеву, что перечислит ей деньги сразу, как только поверх этих виз появится главная подпись самого! И тоже поглядела сочувственно.
   Панкратьева вздохнула и направилась в приемную директора. Там ее уже ждала секретарь Лидочка. Надо сказать, что Панкратьева виртуозно умела налаживать отношения с секретарями и помощниками больших боссов. Причем, какими бы ни были отношения Панкратьевой с самими этими боссами, отношения с их секретарями всегда оставались самыми что ни на есть душевными. Увидев Панкратьеву, Лида закатила глаза.
   – Аня, здравствуй, выглядишь потрясно! – затараторила она. – Слушай, наш назначил совещание на тринадцать ноль-ноль. Велел, чтоб ты была.
   Панкратьева расцеловалась с Лидочкой.
   – Здравствуй, дорогая! Ты тоже хороша, как супермодель прямо! – сообщила она, разглядывая Лиду.
   Лида действительно была очень красивой девушкой, да еще практически в два раза моложе Панкратьевой. В свое время она выиграла титул «мисс Кишинев», после чего получила работу в солидной компании, да еще на зарубежном заводе. Необходимо добавить, что кроме выдающихся внешних данных Лида имела очень сообразительную голову, в совершенстве владела английским языком и к тому же недавно получила еще и высшее юридическое образование.
   – Лид, ты мне скажи, кто еще-то будет совещаться или он меня рвать на части будет без зрителей? – спросила Панкратьева.
   – Да не, не бойся, наши нормальные все будут. И Сергиенко, и Владимиров. Женщину в обиду не дадут. Ты ж знаешь, наши все вами довольны. Очень довольны.
   «Ага, – с облегчением подумала Панкратьева, – главный инженер с начальником установки будут, это уже легче».
   – Ты-то тут как? – спросила она Лидочку. – Кофе дашь?
   – Ой! – Лидочка засуетилась у кофе-машины. – Лучше не спрашивай! Я по Сергею Павловичу знаешь как скучаю! Это ж такой человек был! Как мне повезло, что я с ним поработать успела, – зашипела она, оглядываясь по сторонам. – Боюсь, мне придется работу искать. А я в Кишинев возвращаться не хочу.
   – Это понятно, – посочувствовала ей Панкратьева, – ты раньше времени-то не переживай, может, еще сработаешься. А кроме того, что-то я не знаю фактов, чтоб из вашей компании кто-то увольнялся. Уж если попала в этот кузовок, значит, счастливый лотерейный билет, считай, уже на всю жизнь вытащила. Все будет хорошо. Эх, мне бы к вам в компанию на работу просочиться!
   – Ой, что ты! Вот бы здорово, я к тебе бы секретарем пошла.
   – Не секретарем, Лида, а помощником руководителя! Главным!
   Лида расхохоталась:
   – Нет, лучше генеральным!
   К тому моменту, когда Панкратьева выпила кофе, в приемной стали собираться приглашенные на совещание. Со многими Панкратьева сегодня уже виделась и успела расцеловаться. Атмосфера воцарилась веселая и непринужденная. Мужчины столпились вокруг Панкратьевой, и она рассказывала им очередной анекдот про их с Дубовым приключения в городе Париже. Опять вспомнился волшебник Арсений и поставленный им диагноз про клоуна.
   В таком вот веселом настроении вся компания и ввалилась в директорский кабинет. Новый директор по фамилии Воронин, безусловно, был мужчиной импозантным. Никакая вам не сарделька. Легкая благородная седина в волосах, умные глаза, непонятный возраст. То ли под пятьдесят, то ли за пятьдесят. Дорогой костюм и крепкое рукопожатие. Панкратьева успокоилась.
   Все расселись. Главный инженер Сергиенко доложил о проведенной реконструкции установки, о том, что она вышла на проектную мощность, что дало рост производительности завода в целом. Начальник установки похвалил работу предприятия Панкратьевой и выразил надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество. Панкратьева, в свою очередь, поблагодарила коллектив завода за оказанное доверие и также выразила надежду на дальнейшую совместную работу по реконструкции остальных установок завода. При этом она тихонько подложила на директорский стол пачечку документов, требующих окончательной подписи. И когда казалось, что все уже позади и черт не такой страшный, как его малевали, импозантный господин Воронин вдруг вскочил из-за стола и заорал. Причем заорал он так громко и неожиданно, что Панкратьева аж подпрыгнула на стуле, а остальные вжались в свои кресла.
   – Вы что?! – дурным голосом орал мужчина, несмотря на всю свою благородную внешность. – Что себе позволяете?! Это вы халтуру работой называете? Где этот придурок, начальник ваш? Зачем он мне смазливую бабенку прислал, задом, что ли, вертеть! Я на дурака похож, да?! Без баб раньше работали и дальше как-нибудь обойдемся! Баба должна дома сидеть и детей воспитывать, а не лезть не в свое дело! Пошла вон отсюда, вертихвостка!
   Надо сказать, что уже при словах про бабенку, вертящую задом, на глазах у Панкратьевой закипели слезы.
   «Господи, господи, только бы не разреветься», – твердила она про себя, и от этого становилось еще хуже, слезы предательски скапливались в уголках глаз, собираясь бесстыдно поползти к носу. И в этот момент Панкратьева вдруг внезапно вспомнила про свое волшебное оружие. Сразу полегчало, слезы остановились. Панкратьева сконцентрировалась в области третьего глаза и к моменту окончания фразы про вертихвостку шарахнула большим золотистым шаром прямо по благородной седине вопящего противника. Шар получился действительно золотистым, как бы покрашенным золотой красочкой из детства Ани Панкратьевой. Тогда в маленьких пластиковых коробочках продавалось два вида этой волшебной чудесной краски – золотая и серебряная. Шар полетел довольно быстро, и в момент, когда он ударил в голову противника, Воронин странно дернулся и внезапно замолчал. Панкратьевой, как ни странно, уже совершенно расхотелось реветь, и во внезапно наступившей тишине она спокойным голосом произнесла:
   – Да! Это дело надо перекурить. Предлагаю прерваться минут на пятнадцать.
   Анна Сергеевна встала, взяла из портфеля сигареты и пошла к выходу. Следом потянулись остальные.
   В приемной ее уже ждала Лидочка с валерьянкой в стаканчике. Проходя мимо Лиды, Панкратьева взяла стаканчик и хряпнула валерьянку, как будто это была рюмка водки.
   – Лучше б водочки! – сказала она Лиде и засмеялась.
   – Так у меня и водочка есть, от Сергей Павловича осталась!
   – Спасибо, Лидуш, нельзя, а то мало того что я вертихвостка, так еще и алкоголичкой сделаюсь.
   Панкратьева вышла на лестницу, где на площадке уже давно организовалось место для курения особо важных персон, приглашенных на совещание в директорский кабинет. Случалось, при старом директоре совещание во главе с самим директором плавно перетекало в эту курилку.
   Несмотря на внешнее спокойствие, руки у Панкратьевой тряслись, и ей никак было не одолеть замок зажигалки, но вовремя подоспевший главный инженер завода Сергиенко быстро исправил эту ситуацию.
   – Ань! Не переживай, давай я тебе портфель с документами вынесу, а мы с ребятами потом тебе как-нибудь все бумаги подпишем, обещаю, – сказал он, закуривая свою сигарету.
   – Спасибо, не надо, я сама, – решительно сказала Панкратьева. – Сейчас покурю. Да и валерьяночка подействует.
   – Ну смотри, он у нас и вправду бешеный. Многие уже работу подыскивают. Говорят, раньше вроде нормальный мужик был, а потом как с цепи сорвался.
   – Да он и выглядит нормальным. Но, ты знаешь, наш Дубов тоже с виду рубаха-парень, а как накатит на него незнамо что, так орет как резаный, ногами топает. Интересно бы было поглядеть на их схватку. Кто кого сборет?! Ладно, пойдем, что ли… Мне без вас с Владимировым никак нельзя. На миру ведь, как известно, и смерть красна! Кто потом народу правду расскажет, былины сложит?
   – Молодец ты, Анна Сергеевна, настоящий боец! – С этими словами Сергиенко открыл дверь лестничного холла, пропуская Панкратьеву вперед.
   Проходя в дверь, Панкратьева подумала, что видал бы он этого бойца без волшебного секретного оружия. Стояла бы сейчас и рыдала, глотая дым. Все-таки, наверное, Арсений никакой не волшебник, а психолог. Может быть, с таким же успехом она могла бы своему противнику мысленно отвесить хорошего пенделя. Представив эту веселую картину, Панкратьева окончательно успокоилась и решительно вошла в кабинет.
   Воронин сидел с потерянным лицом, а из-под двери личной директорской комнаты тянуло сигаретным дымком.
   – Я думаю, что надо все-таки как-то наше совещание подытожить, – смело начала Панкратьева, усаживаясь на свое место за переговорный стол.
   – Вы меня извините, Анна Сергеевна, – прервал ее Воронин, – прямо не знаю, что на меня нашло. Вот бумаги ваши, возьмите, я все подписал. Извините еще раз.
   Панкратьева опешила. Вот это фокус! Похоже, все-таки никакой психологией тут не пахнет. Налицо нормальное настоящее волшебное колдовство! Вслух она сказала:
   – Да бросьте, чего вы извиняетесь, когда кругом правы!
   Воронин посмотрел на нее недоверчиво.
   – Да, да! Абсолютно правы, – продолжила Панкратьева, – не женское это дело работать, на совещаниях сидеть, трамваем рулить да шпалы укладывать. Женская работа, действительно, мужу щи варить да рубашки гладить. Вот только, знаете, не всем такие мужья достаются, как вы. Я имею в виду директоров заводов. Ну чтоб мяса для щей привез, детям конфет да жене гребешок красивый. А некоторым так и вообще никаких мужьев не хватило. Песню помните про статистику? А детей как-то подымать надо! Появлению детей статистика никак не мешает. Да чего греха таить, и самой иногда поесть необходимо. Небось про потребительскую корзину все знаете! Вот тут и приходится нам, дамочкам, идти в исконно ваши мужские поля и вырывать у вас изо рта кусок хлеба. Ну и попой при этом вертеть, чего уж там, или хвостом, как вы правильно отметили. Ведь если дамочка на работу в бушлате пойдет или ватнике, то все, хана. Никаких шансов у нее не будет какого-никакого мужа себе найти. Вы ж видали в телевизоре – у тех, кто шпалы укладывает, и то химическая завивка сделана. А как же? Как же иначе-то принца своей мечты встретить? Мне, слава богу, по роду своей профессии шпалы носить не приходится, повезло, так я вот в костюме хожу. Да губы крашу, да шпильки эти невозможные надеваю. Еле-еле на них шкандыбаю, вечером ноги прямо отваливаются, а я все равно надеваю…
   Зачем, спрашивается? Вот вы думаете, чтобы документы у вас подписать? Да ни фига подобного! Я ж думаю, вдруг приеду в командировку, зайду в директорский кабинет, а там он – мужчина моей мечты сидит. Красив, богат, широк душой, а главное – холост. Не, мне без шпилек, помады и костюма никак нельзя. И бумаги тут совершенно ни при чем. Я вот вам сейчас при свидетелях торжественно пообещаю, что как только найду себе мужа достойного, так сразу же с работы уволюсь. Но наряжаться не перестану. Принца завлечь – это полдела, а удержать его подле себя и радовать ежедневно теми же щами – это целое дело. Я бы сказала, главное женское дело!
   – Анна Сергеевна! Вот вы меня сейчас добиваете просто. Я ж переживаю, простите меня. Давайте с вами замиримся и коньяку выпьем, у меня припасен. – С этими словами сконфуженный Воронин полез куда-то под стол. Через секунду он оттуда вынырнул, сжимая в руках бутылку дорогущего французского коньяка.
   – Так вот это же уже совсем другой разговор! – удовлетворенно резюмировала Панкратьева.
   И пока Лидочка бегала за рюмками для всех присутствующих, пока резали лимон, вскрывали коробки с конфетами, в кабинете воцарилась дружеская и непринужденная атмосфера.
   – Эх, гуляй, рванина, – заявил Воронин, – всем разрешаю курить! Только окна откройте. Анна Сергеевна, – обратился он к Панкратьевой, протянувшись к ней через стол с зажигалкой, – вы меня тоже поймите правильно. У меня есть свой взгляд на реконструкцию, и он радикально отличается от взглядов вашего Дубова. Я прекрасно понимаю, что вы с ним люди не простые, а блатные. Это меня и злит больше всего, я ж за дело болею.
   – Знаете что, – ответила ему Панкратьева, – может, мы и блатные, только нам, блатным, насколько мне представляется, абсолютно без разницы, за исполнение какой программы реконструкции вашего завода мы будем получать деньги. Ведь вы же не сомневаетесь, что мы осилим любую программу. Или у вас свои блатные для этого дела припасены? Что-то не верится. Понимаете, у нас с вами нет конфликта интересов. Есть конфликт двух точек зрения на предмет. Так что давайте мы с вами конфликтовать не будем. Ведь у меня лично своего взгляда на эту вашу реконструкцию вовсе нет. Есть авторитет Дубова и есть ваш авторитет. Пусть компания, в конце концов, решит, каким путем пойти. Жираф ведь большой, как известно, и ему видней. Вы ведь наверняка уже все свои выкладки и расчеты туда отправили?
   – Отправил, – с тяжелым вздохом ответил Воронин.
   – И что?
   – А ничего, утверждена программа реконструкции, предложенная вашим Дубовым. Вы ж этих бюрократов знаете. Им ничего менять не хочется. Особенно когда уже инвестиции под это дело выделены.
   – Но вы же понимаете, что вины Дубова и тем более моей в этом деле нет никакой. Я, например, вам сочувствую. Очень. Я бы и сама иногда начальничку своему Дубову с удовольствием горло бы перегрызла, да общественное мнение и Уголовный кодекс мешают!
   Воронин расхохотался:
   – Но вам-то он чем насолил?
   – Да практически тем же самым, что и вам. Набрал блатных разных, они сроки срывают, а он не дает мне им головы отвернуть. Мы-то хоть и блатные, а вам сроки не срываем. Ни на минуточку. Более того, скоро с вас компания начнет сроки трясти да график освоения инвестиций затребует, а у вас еще даже и договора с нами на второй пункт программы никакого нет.
   – Ну, тут вы правы, мало мне не покажется.
   – Не печальтесь. – Панкратьева полезла в свой портфель. – Вот, держите, договор у вас теперь есть. Всеми вашими службами он давно завизирован. Так, взяла с собой на всякий случай, вдруг чудо произойдет, и мы с вами договориться сможем.
   Воронин взял протянутые ему документы и начал смеяться:
   – Слышал я, Анна Сергеевна, что вы женщина выдающаяся, но не предполагал, что до такой степени. Эк вы меня вокруг пальца обвели! Я сгоряча все бумаги ей по первой работе подписал, так она мне еще и договор на вторую работу подсовывает!
   – Да ладно вам! Раз уж нам все равно никуда друг от друга не деться, зачем нервы-то себе трепать. Я вам вот что предложить хочу. У нас новый главный инженер появился, Петя Копейкин, очень толковый парень. Ничем не хуже Дубова как специалист. Только характер у него не такой огненный. Вы ж если с Дубовым вдруг встретитесь, так ненароком и подраться можете. А тут человек спокойный и уравновешенный. Пусть он ваш завод и ведет. Вы тут с ним договоритесь, где чего и как поменять в программе нашей, чтоб и волки были сыты, и овцы целы. Главное – отделу капстроительства сейчас по текущему году деньги закрыть и отчитаться. Господи, чего я вам рассказываю, вы ж без меня все хорошо знаете!
   – А я ведь вам сейчас этот договорчик и подписать могу, даже аванс переслать. Только пообещайте мне, Анна Сергеевна, что главный инженер ваш прибудет ко мне на этой неделе для согласования технического задания. Не Дубов, а именно главный инженер ваш. И вообще, пообещайте мне, что Дубов на наш завод больше не сунется, ни ногой.
   – Надеетесь техническое задание перекроить? Да уж! Легче пообещать, что с работы уволюсь, когда замуж выйду. Убьет меня Дубов и будет, наверное, прав. По рукам!
   Панкратьева протянула Воронину руку, и тот что есть силы тряхнул ее.
   – По рукам! А вы все, товарищи большие начальники, свидетелями будете! – торжественно объявил он главному инженеру завода и начальнику установки.
   Это событие также спрыснули коньяком, и счастливая Панкратьева, подхватив все добытые с таким трудом документы, кинулась в бухгалтерию. Хорошо, на всякий случай перед отъездом инвойс на аванс по новому договору нарисовала. Решила – чем черт не шутит, а вдруг и правда повезет и случится тот самый великий русский авось!
   Однако повезло ей или нет – было неясно. Впереди предстоял еще разбор полетов с Дубовым. Необходимо было убедить того сбавить обороты, засунуть свои амбиции куда подальше, на завод не ездить, а просто радоваться реальным валютным поступлениям. А там поглядим. Больших переделок в техническом задании она не ожидала, но уж больно Воронин легко с ее авантюрным предложением согласился. Наверное, задумал чего-то. А хоть бы и так! Ведь действительно, не все ли равно, за реализацию какого технологического процесса получать деньги. Процессы все известные, продукты тоже. Может, Дубов и правда где-то просчитался, и производительность можно большую получить, если другим путем пойти. В любом случае в подписанном сегодня Панкратьевой договоре черным по белому прописан процесс и установка, которую надо реконструировать. И это никаким техническим заданием не исправить. Только объемы входящих и выходящих продуктов. Господи, спаси и помилуй!