Страница:
Рубен повернулся к Анжелине:
– Что скажешь? Будет у нас хоть какой-то шанс?
Она долго раздумывала, прежде чем ответить.
– Нет, не слишком большой. Даже на суше ураган сметает все. В море же... ничего подобного ты в жизни не видел. Но можно и уцелеть. Если не наскочить на риф или если тебя не погонит ни скалы, если помпы в порядке и ты не черпнешь воды больше, чем твой корабль в состоянии переварить, то да, есть возможность продраться сквозь него. Линдстрем смог бы это сделать. Он бы провел свой катер через что угодно. Но ты, я, Август...
– Если мы останемся, он умрет.
– Знаю. Но он может умереть и так. Нам, возможно, удастся спасти его только затем, чтобы он прошел через ад и утонул вместе с нами.
– Я намерен пойти на этот риск. Ты останешься здесь с Августом. Нет никакого смысла погибать всем нам.
– Черта с два. Одному тебе с катером не справиться. И уж, конечно, ты никак не сможешь одновременно погружаться и следить за «Фаншеттой».Август может остаться здесь. Я отправлюсь с тобой.
Рубен открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он повернулся к хозяину лачуги, который наблюдал за ними, не веря своим глазам.
– Вы хотите заработать эти деньги?
– Я не пойду ни на каком катере, приятель. Даже если ты посулишь мне миллион долларов.
– Я не прошу вас отправляться вместе с нами. Я хочу, чтобы вы отвели меня туда, где я могу раздобыть лебедку. Мне нужно поднять этот якорь.
Ямаец поднял брови:
– Лебедку? Сегодня ночью? Не-е, ты точнорехнулся.
– Я найму, куплю или украду ее. Время уходит. Вы должны знать кого-нибудь поблизости.
Человек задумался.
– А нужна обязательно лебедка? – спросил он наконец.
– Не знаю. А что еще вы предлагаете?
– Как насчет домкрата, приятель? Большой домкрат помощнее – это как раз то, что тебе нужно. Подымешь с него этот якорь, как соломину.
Рубен кивнул:
– Я должен был сообразить. Где мы можем достать такой домкрат?
Человек широко ухмыльнулся и направился к двери:
– Пошли покажу.
Завеса воды скрыла огни Порт-Антонио, словно их и не существовало на свете. Маяк мигнул в последний раз и исчез в ночи за кормой. Темнота, окружавшая их, была абсолютной, Рубен еще никогда не видел такой. Она была живой от дождя, ветра и глубокого, гулкого биения стонущего моря.
Рубен понимал, что их шансы вновь найти Линдстрема были ничтожны. Им потребуется все их умение и удача только для того, чтобы найти хотя бы Банку Грэпплера. Если их не снесет безнадежно с курса, если фонарь не отвязался от спасательного круга, если сам круг еще не оторвало от морского дна, они едва-едва могли надеяться добраться туда в конце концов. Слишком много «если». И совсем нет места для ошибки.
Им не удалось отправить Августа на берег. Ни угрозами, ни уговорами им не удалось подорвать в мальчике его абсолютную преданность Линдстрему, которого он называл «le Capitain».Он сидел теперь в задней части маленькой рулевой рубки, держа на руках Сэма, дрожа от холода, борясь со страхом перед гигантскими волнами, которые обрушивались на катер.
Линдстрем, скупой на деньги, когда дело касалось покраски, полировки или новомодных приборов, которые, как он знал, ему никогда не понадобятся, потратил все деньги, какие заработал в свое время, на один-два по-настоящему нужных и ценных прибора. Одним из них был превосходный компас фирмы «Аква Метр», из тех, чья стрелка остается неколебимой, как скала, в любых условиях, кроме, разве что, самых безнадежных. В таком бурном море было невозможно вернуться по прямой к тому месту, где они оставили Линдстрема. По мере того как ветер будет меняться и поворачивать, им придется изменять курс, чтобы боковые волны не перевернули их. Их курс поэтому будет представлять из себя ломаную со множеством поворотов. Им повезет, если они выйдут на цель в радиусе двадцати миль.
Маленькое судно, как плуг, врезалось в крутой вал, который иногда вздымался перед ним, словно стена из металла, или отступал, открывая перед ним глубокую пропасть, в которую катер устремлялся, как неуправляемый вагончик на американских горках. Поразительно было уже то, что они вообще продвигались вперед. Плавание назад к Банке Грэпплера займет гораздо больше времени, чем они первоначально рассчитывали.
В Порт-Антонио они взяли дополнительный груз топлива, вместе с домкратом на тележке из гаража на Рэд Хассл Лейн, которым заведовал человек по имени Уинстон, друг чиновника из экспедиционной службы. Помимо платы за топливо и домкрат, больше никакие деньги не перешли из рук в руки. Как только люди поняли, что Рубен и Анжелина действительно намерены вернуться на банку в надежде спасти друга, они сделали все, что было в их силах, чтобы помочь. Семья Уинстона пришла на причал вместе с ними. Экспедитор, которого звали Байрон, разыскал пару рыбаков, которые помогли перевезти топливо и домкрат на «Фаншетту».Рубену и Анжелине совали в руки еду. Им обещали молиться за них в приходской церкви. Никто не знал, где можно было вовремя разыскать приемопередающую радиостанцию.
Сейчас все это было позади. Они остались одни, и никто не мог прийти им на помощь. Запертые в рубке, как заключенные в камере, они держались, сжав зубы. Каждого несколько раз рвало, пока не осталось ничего, кроме сухой отрыжки, оставившей их измученными и дрожащими. Всякий раз, когда катер взлетал на гребень волны, они, внутренне сжавшись, ждали безумного падения в пропасть, которое приходило вслед за этим. И всякий раз, когда они обрушивались вниз, им казалось, что это падение никогда не остановится, что они уйдут в самые глубины. Слова были бесполезны. Ветер, дождь и волны разрывали их в клочья, едва они успевали срываться с губ.
Рубен посмотрел на хронометр. 02.11.03. Воздуха у Линдстрема оставалось на четыре часа. Прошло уже два часа с тех пор, как они снова вышли в море. Борясь с ветром, который, казалось, налетал сразу с нескольких сторон, они потратят еще по меньшей мере три, чтобы добраться до места. Крепко вцепившись в поручни, они смотрели, как стена за стеной воды обрушиваются с ревом на нос их катера.
Казалось, этому не будет конца. Ветер, как пощечины гигантской руки, дождь, как второй океан, тяжелые волны, как дома, сухая муть под ложечкой, в животе так и крутит, животный страх, боязнь утонуть, боязнь наскочить на риф, боязнь темноты, головная боль, будто удары молота позади ноющих глаз, дрожащие пальцы и руки, какие-то дюймы толстого стекла между ними и самыми дальними уголками ада.
Прошли почти пять часов после их отплытия из Порт-Антонио, когда они увидели свет фонаря, белый проблеск вдали, по левому борту. В следующее мгновение он пропал за высокими валами. Все трое столпились около узкого окна, напряженно вглядываясь в темноту, чтобы не пропустить его возвращения, малейшего намека на него. Сэм остался на месте, пережидая бурю. Минуты тянулись, как часы. За окном было только море, только непроницаемая тьма шторма.
Внезапно тяжелый вал поднял их над волнами, и они увидели его: белый фонарь на спасательном круге у южной оконечности банки. Если круг не оторвался, их сейчас разделяли мили полторы в северо-западном направлении. Все, что им нужно было сделать, – это добраться туда. Воздуха в баллонах у Линдстрема оставалось примерно на час.
В этот миг ветер спал, словно переводя дыхание. Рубен примерно вычислил курс. Анжелина взглянула на экран гидролокатора и ободряюще улыбнулась. Они были над банкой.
Двадцать минут спустя они увидели его: красный свет, стиснутый со всех сторон невообразимой тьмой. Вопрос был в том, как близко им удастся к нему подобраться. Если они окажутся слишком далеко, Рубен ни за что не успеет вовремя отыскать останки корабля. Они изменили курс, направляясь к тому месту, где, по их мнению, они видели свет в последний раз. Когда через десять минут они увидели его снова, он был так же далеко и сзади по левому борту. Еще через десять минут он переместился на правый борт. До него все еще оставалась миля, может быть больше. Будь у них время и терпение, они вышли бы на фонарь. Сейчас у них не было ни того, ни другого.
Рубен облачился в неопреновый костюм и пристегнул единственный оставшийся баллон. Он посмотрел на Анжелину. Пора.
Дверца рубки открылась в безумный кошмар. Рубен стиснул зубы и шагнул наружу, волоча домкрат за собой. Ветер вцепился в него, грозя бросить всем телом на поручни. Анжелина вышла следом. Они кое-как добрались до фальшборта, держась за веревку, чтобы устоять под порывами ветра. Вода неслась по палубе нескончаемым потоком, хватая их за ноги, норовя повалить. Анжелина ухватилась за пиллерс и привязала к нему вторую веревку, которая состояла из нескольких кусков, прочно связанных вместе. Если она оборвется или развяжется, у Рубена будет мало надежды вернуться к лодке.
Привязывая линь к его поясу, она подалась вперед и коротко поцеловала его в губы. У них был соленый вкус. Все вокруг имело вкус соли. Ей хотелось обнять его, но она не осмеливалась отпустить пиллерс.
– Удачи, – прокричала она; ее слова унесло прежде, чем они смогли достичь Рубена.
Он кивнул, сел сверху на фальшборт, кувыркнулся назад и, исчез. Она посмотрела на то место, где он упал в воду, но там не было ничего, даже расходящихся кругов.
61
62
63
– Что скажешь? Будет у нас хоть какой-то шанс?
Она долго раздумывала, прежде чем ответить.
– Нет, не слишком большой. Даже на суше ураган сметает все. В море же... ничего подобного ты в жизни не видел. Но можно и уцелеть. Если не наскочить на риф или если тебя не погонит ни скалы, если помпы в порядке и ты не черпнешь воды больше, чем твой корабль в состоянии переварить, то да, есть возможность продраться сквозь него. Линдстрем смог бы это сделать. Он бы провел свой катер через что угодно. Но ты, я, Август...
– Если мы останемся, он умрет.
– Знаю. Но он может умереть и так. Нам, возможно, удастся спасти его только затем, чтобы он прошел через ад и утонул вместе с нами.
– Я намерен пойти на этот риск. Ты останешься здесь с Августом. Нет никакого смысла погибать всем нам.
– Черта с два. Одному тебе с катером не справиться. И уж, конечно, ты никак не сможешь одновременно погружаться и следить за «Фаншеттой».Август может остаться здесь. Я отправлюсь с тобой.
Рубен открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он повернулся к хозяину лачуги, который наблюдал за ними, не веря своим глазам.
– Вы хотите заработать эти деньги?
– Я не пойду ни на каком катере, приятель. Даже если ты посулишь мне миллион долларов.
– Я не прошу вас отправляться вместе с нами. Я хочу, чтобы вы отвели меня туда, где я могу раздобыть лебедку. Мне нужно поднять этот якорь.
Ямаец поднял брови:
– Лебедку? Сегодня ночью? Не-е, ты точнорехнулся.
– Я найму, куплю или украду ее. Время уходит. Вы должны знать кого-нибудь поблизости.
Человек задумался.
– А нужна обязательно лебедка? – спросил он наконец.
– Не знаю. А что еще вы предлагаете?
– Как насчет домкрата, приятель? Большой домкрат помощнее – это как раз то, что тебе нужно. Подымешь с него этот якорь, как соломину.
Рубен кивнул:
– Я должен был сообразить. Где мы можем достать такой домкрат?
Человек широко ухмыльнулся и направился к двери:
– Пошли покажу.
Завеса воды скрыла огни Порт-Антонио, словно их и не существовало на свете. Маяк мигнул в последний раз и исчез в ночи за кормой. Темнота, окружавшая их, была абсолютной, Рубен еще никогда не видел такой. Она была живой от дождя, ветра и глубокого, гулкого биения стонущего моря.
Рубен понимал, что их шансы вновь найти Линдстрема были ничтожны. Им потребуется все их умение и удача только для того, чтобы найти хотя бы Банку Грэпплера. Если их не снесет безнадежно с курса, если фонарь не отвязался от спасательного круга, если сам круг еще не оторвало от морского дна, они едва-едва могли надеяться добраться туда в конце концов. Слишком много «если». И совсем нет места для ошибки.
Им не удалось отправить Августа на берег. Ни угрозами, ни уговорами им не удалось подорвать в мальчике его абсолютную преданность Линдстрему, которого он называл «le Capitain».Он сидел теперь в задней части маленькой рулевой рубки, держа на руках Сэма, дрожа от холода, борясь со страхом перед гигантскими волнами, которые обрушивались на катер.
Линдстрем, скупой на деньги, когда дело касалось покраски, полировки или новомодных приборов, которые, как он знал, ему никогда не понадобятся, потратил все деньги, какие заработал в свое время, на один-два по-настоящему нужных и ценных прибора. Одним из них был превосходный компас фирмы «Аква Метр», из тех, чья стрелка остается неколебимой, как скала, в любых условиях, кроме, разве что, самых безнадежных. В таком бурном море было невозможно вернуться по прямой к тому месту, где они оставили Линдстрема. По мере того как ветер будет меняться и поворачивать, им придется изменять курс, чтобы боковые волны не перевернули их. Их курс поэтому будет представлять из себя ломаную со множеством поворотов. Им повезет, если они выйдут на цель в радиусе двадцати миль.
Маленькое судно, как плуг, врезалось в крутой вал, который иногда вздымался перед ним, словно стена из металла, или отступал, открывая перед ним глубокую пропасть, в которую катер устремлялся, как неуправляемый вагончик на американских горках. Поразительно было уже то, что они вообще продвигались вперед. Плавание назад к Банке Грэпплера займет гораздо больше времени, чем они первоначально рассчитывали.
В Порт-Антонио они взяли дополнительный груз топлива, вместе с домкратом на тележке из гаража на Рэд Хассл Лейн, которым заведовал человек по имени Уинстон, друг чиновника из экспедиционной службы. Помимо платы за топливо и домкрат, больше никакие деньги не перешли из рук в руки. Как только люди поняли, что Рубен и Анжелина действительно намерены вернуться на банку в надежде спасти друга, они сделали все, что было в их силах, чтобы помочь. Семья Уинстона пришла на причал вместе с ними. Экспедитор, которого звали Байрон, разыскал пару рыбаков, которые помогли перевезти топливо и домкрат на «Фаншетту».Рубену и Анжелине совали в руки еду. Им обещали молиться за них в приходской церкви. Никто не знал, где можно было вовремя разыскать приемопередающую радиостанцию.
Сейчас все это было позади. Они остались одни, и никто не мог прийти им на помощь. Запертые в рубке, как заключенные в камере, они держались, сжав зубы. Каждого несколько раз рвало, пока не осталось ничего, кроме сухой отрыжки, оставившей их измученными и дрожащими. Всякий раз, когда катер взлетал на гребень волны, они, внутренне сжавшись, ждали безумного падения в пропасть, которое приходило вслед за этим. И всякий раз, когда они обрушивались вниз, им казалось, что это падение никогда не остановится, что они уйдут в самые глубины. Слова были бесполезны. Ветер, дождь и волны разрывали их в клочья, едва они успевали срываться с губ.
Рубен посмотрел на хронометр. 02.11.03. Воздуха у Линдстрема оставалось на четыре часа. Прошло уже два часа с тех пор, как они снова вышли в море. Борясь с ветром, который, казалось, налетал сразу с нескольких сторон, они потратят еще по меньшей мере три, чтобы добраться до места. Крепко вцепившись в поручни, они смотрели, как стена за стеной воды обрушиваются с ревом на нос их катера.
Казалось, этому не будет конца. Ветер, как пощечины гигантской руки, дождь, как второй океан, тяжелые волны, как дома, сухая муть под ложечкой, в животе так и крутит, животный страх, боязнь утонуть, боязнь наскочить на риф, боязнь темноты, головная боль, будто удары молота позади ноющих глаз, дрожащие пальцы и руки, какие-то дюймы толстого стекла между ними и самыми дальними уголками ада.
Прошли почти пять часов после их отплытия из Порт-Антонио, когда они увидели свет фонаря, белый проблеск вдали, по левому борту. В следующее мгновение он пропал за высокими валами. Все трое столпились около узкого окна, напряженно вглядываясь в темноту, чтобы не пропустить его возвращения, малейшего намека на него. Сэм остался на месте, пережидая бурю. Минуты тянулись, как часы. За окном было только море, только непроницаемая тьма шторма.
Внезапно тяжелый вал поднял их над волнами, и они увидели его: белый фонарь на спасательном круге у южной оконечности банки. Если круг не оторвался, их сейчас разделяли мили полторы в северо-западном направлении. Все, что им нужно было сделать, – это добраться туда. Воздуха в баллонах у Линдстрема оставалось примерно на час.
В этот миг ветер спал, словно переводя дыхание. Рубен примерно вычислил курс. Анжелина взглянула на экран гидролокатора и ободряюще улыбнулась. Они были над банкой.
Двадцать минут спустя они увидели его: красный свет, стиснутый со всех сторон невообразимой тьмой. Вопрос был в том, как близко им удастся к нему подобраться. Если они окажутся слишком далеко, Рубен ни за что не успеет вовремя отыскать останки корабля. Они изменили курс, направляясь к тому месту, где, по их мнению, они видели свет в последний раз. Когда через десять минут они увидели его снова, он был так же далеко и сзади по левому борту. Еще через десять минут он переместился на правый борт. До него все еще оставалась миля, может быть больше. Будь у них время и терпение, они вышли бы на фонарь. Сейчас у них не было ни того, ни другого.
Рубен облачился в неопреновый костюм и пристегнул единственный оставшийся баллон. Он посмотрел на Анжелину. Пора.
Дверца рубки открылась в безумный кошмар. Рубен стиснул зубы и шагнул наружу, волоча домкрат за собой. Ветер вцепился в него, грозя бросить всем телом на поручни. Анжелина вышла следом. Они кое-как добрались до фальшборта, держась за веревку, чтобы устоять под порывами ветра. Вода неслась по палубе нескончаемым потоком, хватая их за ноги, норовя повалить. Анжелина ухватилась за пиллерс и привязала к нему вторую веревку, которая состояла из нескольких кусков, прочно связанных вместе. Если она оборвется или развяжется, у Рубена будет мало надежды вернуться к лодке.
Привязывая линь к его поясу, она подалась вперед и коротко поцеловала его в губы. У них был соленый вкус. Все вокруг имело вкус соли. Ей хотелось обнять его, но она не осмеливалась отпустить пиллерс.
– Удачи, – прокричала она; ее слова унесло прежде, чем они смогли достичь Рубена.
Он кивнул, сел сверху на фальшборт, кувыркнулся назад и, исчез. Она посмотрела на то место, где он упал в воду, но там не было ничего, даже расходящихся кругов.
61
Он почувствовал, что быстро идет ко дну, целиком во власти сил, которыми не мог управлять. В считанные секунды рев урагана превратился в воспоминание, но даже здесь, на глубине, его толкало и швыряло, как пробку.
Ближе ко дну эта круговерть утихла, но море оставалось в состоянии непрерывного движения. Он ощутил, как его подняло и бросило на упругой тошнотворной волне, прокатившейся назад и вперед по глубине. Раздался глухой толчок: это ударился о дно отпущенный им домкрат. Приподняв его снова, он воспользовался резервным «осьминогом», чтобы подкачать воздух в жилет. Теперь он обрел достаточную плавучесть, чтобы оторвать домкрат от дна и плыть с ним, прицепив его за шею.
Прежде чем нырнуть, Рубен примерно определил направление на фонарь, и сейчас, глядя на компас своего комбинированного прибора, развернулся в ту сторону. Несмотря на воздух в жилете, домкрат тянул его книзу, затрудняя движения. Он продвигался в основном за счет ласт, нагнув голову, вытянув ноги на всю длину и энергично работая ими, напрягая все силы в темной океанской глубине; сплющенные пузырьки воздуха, тугие и готовые разорваться, натужно поднимались вверх, прочь от него, назад к ужасной поверхности и шторму.
Он включил фонарь. Под ним во все стороны тянулось морское дно, неровное и безразличное. Тяжелые рыбины неуклюже проплывали мимо, их жутковатые плавники мелькали, рты открывались и закрывались, – настороженные, печальные создания. В нескольких футах от него проскользнул серый бок одинокой барракуды. Рубен продолжал работать ногами, молясь про себя, чтобы поблизости не оказалось акул мако.
Он заметил свет спустя много времени после того, как потерял всякую надежду, – едва различимый белый проблеск слева, тусклый, но тем не менее узнаваемый. Это был неистощимый фонарь – «светляк», который он прикрепил к якорю перед тем, как покинуть Линдстрема. Круто повернув, он быстро заработал ластами, ощущая всем телом прилив новых сил. Может быть, он все же успеет вовремя.
Луч его фонаря нашарил якорь, потом Линдстрема, лежавшего там, где Рубен оставил его. Пузырьки воздуха не поднимались вверх. Линдстрем не подавал никаких признаков жизни.
Рубен опустился рядом с другом на колени. Он все-таки опоздал. Приглядевшись внимательнее, он увидел, что швед умер не потому, что у него кончился воздух. Он, должно быть, покончил с собой, оторвав воздушную трубку от маски.
И тогда он вгляделся еще внимательнее. Трубка не была вырвана. Ее аккуратно перерезали пополам. Рубен опустил глаза, ища нож Линдстрема. Его нигде не было. Копошась в грязи и иле, он обшарил все вокруг, но так ничего и не нашел. И тут он посмотрел на голень Линдстрема, выступавшую из-под якоря. Нож как был, так и торчал в ножнах. И не только это – Линдстрем, придавленный якорем, просто не смог бы дотянуться до него.
Линдстрем не лишал себя жизни. Кто-то другой сделал это за него.
Ближе ко дну эта круговерть утихла, но море оставалось в состоянии непрерывного движения. Он ощутил, как его подняло и бросило на упругой тошнотворной волне, прокатившейся назад и вперед по глубине. Раздался глухой толчок: это ударился о дно отпущенный им домкрат. Приподняв его снова, он воспользовался резервным «осьминогом», чтобы подкачать воздух в жилет. Теперь он обрел достаточную плавучесть, чтобы оторвать домкрат от дна и плыть с ним, прицепив его за шею.
Прежде чем нырнуть, Рубен примерно определил направление на фонарь, и сейчас, глядя на компас своего комбинированного прибора, развернулся в ту сторону. Несмотря на воздух в жилете, домкрат тянул его книзу, затрудняя движения. Он продвигался в основном за счет ласт, нагнув голову, вытянув ноги на всю длину и энергично работая ими, напрягая все силы в темной океанской глубине; сплющенные пузырьки воздуха, тугие и готовые разорваться, натужно поднимались вверх, прочь от него, назад к ужасной поверхности и шторму.
Он включил фонарь. Под ним во все стороны тянулось морское дно, неровное и безразличное. Тяжелые рыбины неуклюже проплывали мимо, их жутковатые плавники мелькали, рты открывались и закрывались, – настороженные, печальные создания. В нескольких футах от него проскользнул серый бок одинокой барракуды. Рубен продолжал работать ногами, молясь про себя, чтобы поблизости не оказалось акул мако.
Он заметил свет спустя много времени после того, как потерял всякую надежду, – едва различимый белый проблеск слева, тусклый, но тем не менее узнаваемый. Это был неистощимый фонарь – «светляк», который он прикрепил к якорю перед тем, как покинуть Линдстрема. Круто повернув, он быстро заработал ластами, ощущая всем телом прилив новых сил. Может быть, он все же успеет вовремя.
Луч его фонаря нашарил якорь, потом Линдстрема, лежавшего там, где Рубен оставил его. Пузырьки воздуха не поднимались вверх. Линдстрем не подавал никаких признаков жизни.
Рубен опустился рядом с другом на колени. Он все-таки опоздал. Приглядевшись внимательнее, он увидел, что швед умер не потому, что у него кончился воздух. Он, должно быть, покончил с собой, оторвав воздушную трубку от маски.
И тогда он вгляделся еще внимательнее. Трубка не была вырвана. Ее аккуратно перерезали пополам. Рубен опустил глаза, ища нож Линдстрема. Его нигде не было. Копошась в грязи и иле, он обшарил все вокруг, но так ничего и не нашел. И тут он посмотрел на голень Линдстрема, выступавшую из-под якоря. Нож как был, так и торчал в ножнах. И не только это – Линдстрем, придавленный якорем, просто не смог бы дотянуться до него.
Линдстрем не лишал себя жизни. Кто-то другой сделал это за него.
62
Рубен расстегнул пряжку, и домкрат упал на дно. Резким движением он дернул за клапан, который выпустил воздух из его жилета. Поднимать якорь было теперь пустой тратой времени. Он оставит старого моряка здесь, с «Галлифаксом»,в его родной стихии, вместе с рыбами и другими безымянными мертвецами. Погребение в море – швед не желал бы для себя иной судьбы.
Избавившись от тяжелого груза, он сразу подумал о том, зачем убийцам Линдстрема вообще понадобилось появляться здесь. Ему, разумеется, надо будет самому все осмотреть и убедиться. Линдстрема убили не забавы ради. Он не представлял для них опасности – но, возможно, он видел что-то, или кого-то...
Было очевидно, что кто-то шел следом за «Фаншеттой»от самого Порт-о-Пренса, держась все время за пределами видимости, пока не узнал или не догадался, что они нашли останки затонувшей шнявы. Должно быть, девять часов назад эти люди видели, как «Фаншетта»уходит, подошли на место ее стоянки и обнаружили спасательный круг. Далее события развивались естественным путем.
Привязав свой линь к якорю, Рубен налегке поплыл сквозь движущуюся толщу воды к останкам корабля. Все было как прежде. Здесь на изменения уходили десятилетия, века. Он пробрался внутрь через отверстие на юте и скользнул в колодец, где когда-то была лестница, потом через кают-компанию проник в комнату скелетов.
Сундук исчез, как он и думал. Кости были потревожены, другие предметы отброшены в сторону, некоторые, насколько он мог судить, были унесены вместе с сундуком. Видимо, эти люди знали, что искали. Анжелине было известно о сундуке, и Рубен не мог поверить, чтобы Седьмой Орден не знал о его существовании.
Сейчас убийцы должны быть на пути в Порт-о-Пренс, захваченные, как и «Фаншетта»,ураганом. К завтрашнему утру сундук вполне мог снова оказаться на дне моря, погребенный гораздо глубже, чем когда-либо, ставший навсегда недосягаемым для людей. Что хранилось в нем помимо золотых предметов из Тали-Ниангары? Сокровища из Европы? Золото и драгоценные камни, кольца и серьги, нитки роскошного белого жемчуга, лаковый миниатюрный портрет давно умершей возлюбленной? Обычные реликвии отверженных?
Рубен поплыл назад через изъеденный морем корабль, подавленный, одинокий грешник; чувство вины тяжко давило на плечи, как воздух в баллоне на спине, который прижимал его ко дну, пусть даже и поддерживая в нем жизнь. Неужели его отец и мать умерли из-за этого, из-за пригоршни безделушек с Золотого Берега, ржавого сундука, белокурого локона возлюбленной? В углу кают-компании мурена шевелила своим длинным гибким телом. Рубен устремился вверх и выплыл в пустоту бездны и зеленое море.
Снова надув воздухом свой жилет, он расстегнул ремни и отправил ненужный теперь баллон с его хитросплетением трубок и клапанов на дно. Он достаточно хорошо мог дышать через трубку, прикрепленную к маске. Проблема заключалась в том, чтобы подняться на борт танцующего катера при волнах в девять и двенадцать метров раньше, чем силы покинут его и он отправится на морское дно вслед за баллоном.
Снова и снова гигантские волны подхватывали его и с размаха швыряли о борт лодки. Он был весь в синяках и быстро терял силы – глубокая усталость последних дней наконец-то брала свое. Руки соскальзывали, когда он пытался ухватиться за лестницу, которую спустила через борт Анжелина. Он уже потерял счет безуспешным попыткам, тому количеству раз, когда его исцарапанные в кровь пальцы хватались за перекладину только затем, чтобы его тут же отрывало от нее, оставляя барахтаться в нескольких шагах от раскачивающегося борта.
Он быстро слабел, каждая новая попытка изматывала его все больше, превращая следующую в поистине циклопическую задачу. Еще одна или две – и все, конец. Отчаянно молотя по воде руками и ногами, он подтягивался через бушующие волны к спасению. И как раз когда он протянул руку к лестнице, волна, выше и мощнее предыдущих, бросила его о борт, выбив изо рта трубку. Борясь за глоток воздуха, он увидел, как «Фаншетта»отдаляется от него. Он был побежден. Мечась, глотая воду, задыхаясь, он начал тонуть.
Вдруг что-то ударилось о воду в полутора метрах от него. Анжелина наконец увидела его и выбежала на палубу, рискуя жизнью, чтобы бросить ему второй спасательный круг на лине. Круг вынырнул и выровнялся, мигая ему, как маяком, своей крошечной лампочкой. Рубен начал грести к нему, сражаясь с подводным течением, которое засасывало, тащило его в глубину. И он добрался до него, твердого и безукоризненно ровного под пальцами, как граненый алмаз, ободрав кожу с костяшек. Он добрался до него и не собирался отпускать.
Она подтянула его к катеру, сидя на палубе и упираясь ногами в фальшборт, пока Август обвязывал ее веревкой и намертво прикреплял другой конец к пиллерсу. Рубен добрался до лестницы, ухватился за первую ступеньку и начал подниматься из воды.
Никто не произнес ни слова, когда он перевалился через борт на палубу и пополз к рубке. Он вернулся один, и это было все, что им нужно было знать. Они последовали за ним, захлопнув дверь от шторма, и смотрели, как он без сил повалился у штурвала. Палуба нырнула в одну сторону, потом в другую, потом весь мир накренился и покатился куда-то.
Он стоял на коленях, его рвало соленой водой, выворачивая наизнанку, горло нестерпимо горело. Потом несколько мучительных позывов, когда рвать было уже нечем, потом кашель. Он кашлял и кашлял и никак не мог остановиться, и ему казалось, что сейчас умрет. Подняв глаза, он увидел, что Анжелина и Август смотрят на него, и постарался сказать им, что ему очень жаль, но из горла вырывался только глухой, надрывный кашель; потом он опять поднял голову и увидел Свена: его белые волосы шевелились, колеблемые движениями воды, потом подводное течение подхватило его и увлекло вниз, в темные безмолвные глубины, где все начиналось с начала.
Избавившись от тяжелого груза, он сразу подумал о том, зачем убийцам Линдстрема вообще понадобилось появляться здесь. Ему, разумеется, надо будет самому все осмотреть и убедиться. Линдстрема убили не забавы ради. Он не представлял для них опасности – но, возможно, он видел что-то, или кого-то...
Было очевидно, что кто-то шел следом за «Фаншеттой»от самого Порт-о-Пренса, держась все время за пределами видимости, пока не узнал или не догадался, что они нашли останки затонувшей шнявы. Должно быть, девять часов назад эти люди видели, как «Фаншетта»уходит, подошли на место ее стоянки и обнаружили спасательный круг. Далее события развивались естественным путем.
Привязав свой линь к якорю, Рубен налегке поплыл сквозь движущуюся толщу воды к останкам корабля. Все было как прежде. Здесь на изменения уходили десятилетия, века. Он пробрался внутрь через отверстие на юте и скользнул в колодец, где когда-то была лестница, потом через кают-компанию проник в комнату скелетов.
Сундук исчез, как он и думал. Кости были потревожены, другие предметы отброшены в сторону, некоторые, насколько он мог судить, были унесены вместе с сундуком. Видимо, эти люди знали, что искали. Анжелине было известно о сундуке, и Рубен не мог поверить, чтобы Седьмой Орден не знал о его существовании.
Сейчас убийцы должны быть на пути в Порт-о-Пренс, захваченные, как и «Фаншетта»,ураганом. К завтрашнему утру сундук вполне мог снова оказаться на дне моря, погребенный гораздо глубже, чем когда-либо, ставший навсегда недосягаемым для людей. Что хранилось в нем помимо золотых предметов из Тали-Ниангары? Сокровища из Европы? Золото и драгоценные камни, кольца и серьги, нитки роскошного белого жемчуга, лаковый миниатюрный портрет давно умершей возлюбленной? Обычные реликвии отверженных?
Рубен поплыл назад через изъеденный морем корабль, подавленный, одинокий грешник; чувство вины тяжко давило на плечи, как воздух в баллоне на спине, который прижимал его ко дну, пусть даже и поддерживая в нем жизнь. Неужели его отец и мать умерли из-за этого, из-за пригоршни безделушек с Золотого Берега, ржавого сундука, белокурого локона возлюбленной? В углу кают-компании мурена шевелила своим длинным гибким телом. Рубен устремился вверх и выплыл в пустоту бездны и зеленое море.
* * *
Подняться назад на «Фаншетту»оказалось самой опасной частью всей операции. Катер ходил кругами, держась как можно ближе к спасательному кругу. Он подплыл к нему под водой, ориентируясь на его огни. Но чтобы подняться на борт, ему было нужно выплыть на поверхность, а обстановка наверху быстро ухудшалась.Снова надув воздухом свой жилет, он расстегнул ремни и отправил ненужный теперь баллон с его хитросплетением трубок и клапанов на дно. Он достаточно хорошо мог дышать через трубку, прикрепленную к маске. Проблема заключалась в том, чтобы подняться на борт танцующего катера при волнах в девять и двенадцать метров раньше, чем силы покинут его и он отправится на морское дно вслед за баллоном.
Снова и снова гигантские волны подхватывали его и с размаха швыряли о борт лодки. Он был весь в синяках и быстро терял силы – глубокая усталость последних дней наконец-то брала свое. Руки соскальзывали, когда он пытался ухватиться за лестницу, которую спустила через борт Анжелина. Он уже потерял счет безуспешным попыткам, тому количеству раз, когда его исцарапанные в кровь пальцы хватались за перекладину только затем, чтобы его тут же отрывало от нее, оставляя барахтаться в нескольких шагах от раскачивающегося борта.
Он быстро слабел, каждая новая попытка изматывала его все больше, превращая следующую в поистине циклопическую задачу. Еще одна или две – и все, конец. Отчаянно молотя по воде руками и ногами, он подтягивался через бушующие волны к спасению. И как раз когда он протянул руку к лестнице, волна, выше и мощнее предыдущих, бросила его о борт, выбив изо рта трубку. Борясь за глоток воздуха, он увидел, как «Фаншетта»отдаляется от него. Он был побежден. Мечась, глотая воду, задыхаясь, он начал тонуть.
Вдруг что-то ударилось о воду в полутора метрах от него. Анжелина наконец увидела его и выбежала на палубу, рискуя жизнью, чтобы бросить ему второй спасательный круг на лине. Круг вынырнул и выровнялся, мигая ему, как маяком, своей крошечной лампочкой. Рубен начал грести к нему, сражаясь с подводным течением, которое засасывало, тащило его в глубину. И он добрался до него, твердого и безукоризненно ровного под пальцами, как граненый алмаз, ободрав кожу с костяшек. Он добрался до него и не собирался отпускать.
Она подтянула его к катеру, сидя на палубе и упираясь ногами в фальшборт, пока Август обвязывал ее веревкой и намертво прикреплял другой конец к пиллерсу. Рубен добрался до лестницы, ухватился за первую ступеньку и начал подниматься из воды.
Никто не произнес ни слова, когда он перевалился через борт на палубу и пополз к рубке. Он вернулся один, и это было все, что им нужно было знать. Они последовали за ним, захлопнув дверь от шторма, и смотрели, как он без сил повалился у штурвала. Палуба нырнула в одну сторону, потом в другую, потом весь мир накренился и покатился куда-то.
Он стоял на коленях, его рвало соленой водой, выворачивая наизнанку, горло нестерпимо горело. Потом несколько мучительных позывов, когда рвать было уже нечем, потом кашель. Он кашлял и кашлял и никак не мог остановиться, и ему казалось, что сейчас умрет. Подняв глаза, он увидел, что Анжелина и Август смотрят на него, и постарался сказать им, что ему очень жаль, но из горла вырывался только глухой, надрывный кашель; потом он опять поднял голову и увидел Свена: его белые волосы шевелились, колеблемые движениями воды, потом подводное течение подхватило его и увлекло вниз, в темные безмолвные глубины, где все начиналось с начала.
63
Вашингтон, округ Колумбия, воскресенье, 18 октября, 9.30 утра
Никогда еще Вашингтон не выглядел таким негостеприимным. Бури прошли, оставив землю измученной, а небо – опустошенным. Потомак был все еще грязным и разбухшим от тяжелых потоков дождевой воды, стекавшей с Аллеган. Салли протерла запотевшее ветровое стекло своего автомобиля; город кувырком проносился мимо. Она уже забыла, как здесь может быть одиноко.
Пришла пора серьезных решений. АНКД более было не в состоянии сдерживать деятельность Седьмого Ордена своими силами. Была созвана встреча избранных людей из разведки, людей, которых они знали и которым могли доверять. Каждый получил приглашение в строго конфиденциальной форме: никто из приглашенных не знал, что другие тоже будут там.
Встреча должна была пройти дома у Сазерленда Крессуэлла, вашингтонского директора АНКД. Сазерленд с самого начала получил полную информацию об Ордене, но, основываясь на последних событиях, принял решение обратиться за помощью к другим правительственным органам.
Выбор тех, кому можно было раскрыть эти секреты, представлял собой нелегкую задачу. Никто не знал точно, как глубоко удалось Смиту / Форбсу и его боссам проникнуть в разведывательную сеть и другие правительственные учреждения. АНКД располагало списком из двадцати восьми человек, о которых было известно, что они являлись членами Ордена или были поставлены им на влиятельные должности. Другой список содержал пятьдесят три имени подозреваемых членов. Одиннадцать человек с полной определенностью находились под влиянием Ордена. Крессуэлл был относительно уверен, что у Форбса имелся компромат и на других людей, чьи сексуальные, финансовые или политические безрассудства позволяли оказывать на них давление.
В итоге АНКД составило короткий список лиц, лично известных Крессуэллу, Салли и нью-йоркской группе. Этот список был тщательно рассмотрен каждым из них по очереди, потом пропущен через компьютер для удаления любого, кто имел отношения, выходящие за рамки строго официальных, хотя бы с одним действительным или подозреваемым членом Ордена как внутри собственных агентств, так и вне их. Итоговый список включал в себя всего пять имен: Майк Фордхэм, руководящий работник разведывательного директора ЦРУ; Джоэль Гаррисон, секретарь Национального разведывательного совета; Грейс Сала из Агентства национальной безопасности; Крис Маркопулос из оперативного директората ЦРУ и Кевин Мак-Намара из ФБР.
Встреча должна была выглядеть как можно менее официальной. Сазерленд Крессуэлл жил в большом доме за городом, по дороге в Аннаполис. Он предложил воскресенье, потому что этот день гарантировал присутствие каждого из приглашенных и заставил бы их – и всех остальных – думать, что это самая что ни на есть обычная встреча друзей на уик-энде. На обед было запланировано мясо на углях, если погода не подведет. Жена и дети Крессуэлла тоже будут там. Майк Фордхэм и Хастингс Донован собирались привезти своих детей, которые были примерно одних лет с детьми Крессуэлла. Джоэль Гаррисон и Кевин Мак-Намара обещали взять с собой жен.
Салли прибыла одной из последних. Подъездная дорожка была вся уставлена машинами. Сазерленд встречал прибывающих гостей на пороге дома. Дом стоял на некотором удалении от дороги, среди багряных и золотых деревьев, в центре огромного ковра из осенних листьев, который становился толще с каждой минутой. Время от времени откуда-нибудь из-за дерева появлялась фигура, зябко дула на руки или бормотала что-то в радиопередатчик и снова исчезала. Безопасность была на уровне.
Из парка позади дома доносились крики игравших там детей. Из невысокой кирпичной трубы поднимался сизый дым. Где-то неподалеку гремели хлопушки. Когда Салли выходила из машины, запах сжигаемых листьев оживил в ней воспоминания о детстве, проведенном в Нью-Гемпшире. Она не заметила короткого солнечного блика на стеклах мощного бинокля на холме, возвышавшемся над домом.
Атмосфера уюта и блаженной расслабленности исчезла, едва она только вошла в дом. Сазерленд решил устроить встречу в своей берлоге – большой, с бесчисленными книжными шкафами вдоль стен комнате на верхнем этаже. Большинство людей, собравшихся там, были незнакомы Салли и, более того, незнакомы друг с другом. Маленькая группа работников АНКД собралась тесным кружком в одном углу. Разговаривали мало.
Сегодня утром, до приезда гостей, Крессуэлл обследовал весь дом сверху донизу на предмет подслушивающих устройств, использовав для этого людей, которые сейчас охраняли территорию его дома. Все они были выбраны Сазерлендом лично. Он сам прошел вместе с ними по всему дому, чтобы убедиться, что они ничего не пропустили.
Последними прибыли супруги Мак-Намара. Кевин проследовал за Крессуэллом в его кабинет и был озадачен – как и все, за исключением людей АНКД, – увидев там столько народа. Крессуэлл был неразговорчив, на лице его застыло угрюмое выражение. Снаружи голоса детей сверлили осенний воздух – контрапункты к тем словам, которые уже складывались в его голове. «Возможно, это как раз к месту, – подумал он. – Ради кого же еще делается все это?»
Он прошел в переднюю часть комнаты и повернулся лицом к своей небольшой аудитории. Еще никогда за всю свою карьеру он так не нервничал. В течение следующего часа или около того будут приняты решения, которые окажут глубокое воздействие на судьбу его собственной страны и ряда других государств. Совершенно неизбежным "результатом того, что решит эта небольшая группа людей, станут потерянные или загубленные жизни. Он чувствовал ужасный груз ответственности. И ужасный страх.
– Леди, джентльмены, – начал он. – Я должен извиниться за этот маленький обман и надуманный предлог, под которым я собрал вас здесь. Вы уже, наверное, догадались, что у меня были особые причины пригласить вас сюда сегодня и именно таким образом. Большинство из вас, я думаю, не знают друг друга в лицо, хотя в некоторых случаях имена, возможно, окажутся вам знакомыми. Поэтому прежде всего я бы хотел, чтобы вы представились, каждый по очереди.
Когда представления были закончены, Крессуэлл опять взял слово.
– Через несколько секунд, – сказал он, – мисс Салли Пил, директор АНКД по нью-йоркскому региону, объяснит вам причины этой встречи. Я хочу, чтобы вы очень внимательно выслушали все, что она скажет. Вся эта информация была проверена и перепроверена мною лично и горсткой в высшей степени надежных работников главного офиса АНКД здесь, в Вашингтоне. Я считаю, что сведения мисс Пил в массе своей достоверны. Я также считаю ее выводы крайне реалистичными. Пожалуйста, не спешите с их оценкой. Выслушайте ее до конца. После этого вы можете задавать любые вопросы. – Он замолчал и повернул голову. – Салли...
Никогда еще Вашингтон не выглядел таким негостеприимным. Бури прошли, оставив землю измученной, а небо – опустошенным. Потомак был все еще грязным и разбухшим от тяжелых потоков дождевой воды, стекавшей с Аллеган. Салли протерла запотевшее ветровое стекло своего автомобиля; город кувырком проносился мимо. Она уже забыла, как здесь может быть одиноко.
Пришла пора серьезных решений. АНКД более было не в состоянии сдерживать деятельность Седьмого Ордена своими силами. Была созвана встреча избранных людей из разведки, людей, которых они знали и которым могли доверять. Каждый получил приглашение в строго конфиденциальной форме: никто из приглашенных не знал, что другие тоже будут там.
Встреча должна была пройти дома у Сазерленда Крессуэлла, вашингтонского директора АНКД. Сазерленд с самого начала получил полную информацию об Ордене, но, основываясь на последних событиях, принял решение обратиться за помощью к другим правительственным органам.
Выбор тех, кому можно было раскрыть эти секреты, представлял собой нелегкую задачу. Никто не знал точно, как глубоко удалось Смиту / Форбсу и его боссам проникнуть в разведывательную сеть и другие правительственные учреждения. АНКД располагало списком из двадцати восьми человек, о которых было известно, что они являлись членами Ордена или были поставлены им на влиятельные должности. Другой список содержал пятьдесят три имени подозреваемых членов. Одиннадцать человек с полной определенностью находились под влиянием Ордена. Крессуэлл был относительно уверен, что у Форбса имелся компромат и на других людей, чьи сексуальные, финансовые или политические безрассудства позволяли оказывать на них давление.
В итоге АНКД составило короткий список лиц, лично известных Крессуэллу, Салли и нью-йоркской группе. Этот список был тщательно рассмотрен каждым из них по очереди, потом пропущен через компьютер для удаления любого, кто имел отношения, выходящие за рамки строго официальных, хотя бы с одним действительным или подозреваемым членом Ордена как внутри собственных агентств, так и вне их. Итоговый список включал в себя всего пять имен: Майк Фордхэм, руководящий работник разведывательного директора ЦРУ; Джоэль Гаррисон, секретарь Национального разведывательного совета; Грейс Сала из Агентства национальной безопасности; Крис Маркопулос из оперативного директората ЦРУ и Кевин Мак-Намара из ФБР.
Встреча должна была выглядеть как можно менее официальной. Сазерленд Крессуэлл жил в большом доме за городом, по дороге в Аннаполис. Он предложил воскресенье, потому что этот день гарантировал присутствие каждого из приглашенных и заставил бы их – и всех остальных – думать, что это самая что ни на есть обычная встреча друзей на уик-энде. На обед было запланировано мясо на углях, если погода не подведет. Жена и дети Крессуэлла тоже будут там. Майк Фордхэм и Хастингс Донован собирались привезти своих детей, которые были примерно одних лет с детьми Крессуэлла. Джоэль Гаррисон и Кевин Мак-Намара обещали взять с собой жен.
Салли прибыла одной из последних. Подъездная дорожка была вся уставлена машинами. Сазерленд встречал прибывающих гостей на пороге дома. Дом стоял на некотором удалении от дороги, среди багряных и золотых деревьев, в центре огромного ковра из осенних листьев, который становился толще с каждой минутой. Время от времени откуда-нибудь из-за дерева появлялась фигура, зябко дула на руки или бормотала что-то в радиопередатчик и снова исчезала. Безопасность была на уровне.
Из парка позади дома доносились крики игравших там детей. Из невысокой кирпичной трубы поднимался сизый дым. Где-то неподалеку гремели хлопушки. Когда Салли выходила из машины, запах сжигаемых листьев оживил в ней воспоминания о детстве, проведенном в Нью-Гемпшире. Она не заметила короткого солнечного блика на стеклах мощного бинокля на холме, возвышавшемся над домом.
Атмосфера уюта и блаженной расслабленности исчезла, едва она только вошла в дом. Сазерленд решил устроить встречу в своей берлоге – большой, с бесчисленными книжными шкафами вдоль стен комнате на верхнем этаже. Большинство людей, собравшихся там, были незнакомы Салли и, более того, незнакомы друг с другом. Маленькая группа работников АНКД собралась тесным кружком в одном углу. Разговаривали мало.
Сегодня утром, до приезда гостей, Крессуэлл обследовал весь дом сверху донизу на предмет подслушивающих устройств, использовав для этого людей, которые сейчас охраняли территорию его дома. Все они были выбраны Сазерлендом лично. Он сам прошел вместе с ними по всему дому, чтобы убедиться, что они ничего не пропустили.
Последними прибыли супруги Мак-Намара. Кевин проследовал за Крессуэллом в его кабинет и был озадачен – как и все, за исключением людей АНКД, – увидев там столько народа. Крессуэлл был неразговорчив, на лице его застыло угрюмое выражение. Снаружи голоса детей сверлили осенний воздух – контрапункты к тем словам, которые уже складывались в его голове. «Возможно, это как раз к месту, – подумал он. – Ради кого же еще делается все это?»
Он прошел в переднюю часть комнаты и повернулся лицом к своей небольшой аудитории. Еще никогда за всю свою карьеру он так не нервничал. В течение следующего часа или около того будут приняты решения, которые окажут глубокое воздействие на судьбу его собственной страны и ряда других государств. Совершенно неизбежным "результатом того, что решит эта небольшая группа людей, станут потерянные или загубленные жизни. Он чувствовал ужасный груз ответственности. И ужасный страх.
– Леди, джентльмены, – начал он. – Я должен извиниться за этот маленький обман и надуманный предлог, под которым я собрал вас здесь. Вы уже, наверное, догадались, что у меня были особые причины пригласить вас сюда сегодня и именно таким образом. Большинство из вас, я думаю, не знают друг друга в лицо, хотя в некоторых случаях имена, возможно, окажутся вам знакомыми. Поэтому прежде всего я бы хотел, чтобы вы представились, каждый по очереди.
Когда представления были закончены, Крессуэлл опять взял слово.
– Через несколько секунд, – сказал он, – мисс Салли Пил, директор АНКД по нью-йоркскому региону, объяснит вам причины этой встречи. Я хочу, чтобы вы очень внимательно выслушали все, что она скажет. Вся эта информация была проверена и перепроверена мною лично и горсткой в высшей степени надежных работников главного офиса АНКД здесь, в Вашингтоне. Я считаю, что сведения мисс Пил в массе своей достоверны. Я также считаю ее выводы крайне реалистичными. Пожалуйста, не спешите с их оценкой. Выслушайте ее до конца. После этого вы можете задавать любые вопросы. – Он замолчал и повернул голову. – Салли...