Своеобразие военных городков начинается с того, что автоматические ворота на КПП солдатики толкают вручную. На этот раз хоть и в солдатском бушлате, но вышла старушка. Она бдительно повертела в руках путевой лист, ничего в нем не поняла, но успокоила себя:
– Число сегодняшнее. Проезжайте.
– Вот в этом двухэтажном здании, где между стен выложены из кирпича кресты, и жили те самые таинственные монахи в отдельных кельях, – заделался гидом Артамонов, грузно прильнув к окошку.
– А сейчас там что?
– Процедурные кабинеты, как раз в кельях. Можем посмотреть. А в том отдельном домике жил настоятель. – И сразу, опережая вопрос, перевел стрелку на нынешнее время: – Сейчас, соответственно, апартаменты начальника санатория.
– А особый отдел у них есть? – без особой надежды поинтересовался Штурмин. Когда Ткач в Плесецке дела правит – оно понятно, там космодром и испытательный полигон в одном флаконе. Но контрразведчик в санатории…
– Как же без них! – удивился некомпетентности москвича капитан. – За рекой – граница, а под нами еще всякое подземное хозяйство…
– Что подземное? – вновь взял стойку Олег.
– Ну, монахи оставили здесь целую сеть подземных ходов, некоторые по десять – пятнадцать километров. Белые-то как уходили?
В самом деле, не вертолетами же их вывозили! Но подземные ходы – это уже почти неопровержимое доказательство того, что Стайер решил финишировать здесь. Оно и понятно: заиметь золото Колчака – и зачем перелопачивать прибрежный песок. Но почему Трофимов сам не пошел на раскопки, если держал в руках разгадку тайны? Нет, геральдисты царской России были категорически не правы, когда придумали сыскарям эмблему легавой с глазом. Самый верный символ – это бессчетное количество знаков вопроса…
– А часовня там, – заместитель подвел Олега к заросшей мхом каменной лестнице и указал вверх. – Двести пятьдесят ступенек. А вот у грешников почему-то получается двести пятьдесят две.
– Значит, поднимемся ближе к небу на двести пятьдесят две, – честно признал свое количество Штурмин. И снова одним голосом сотворил из себя командира: – Мы с Артамоновым несем письмо, вы, – указал хабаровчанам, – обедать. Встречаемся здесь.
Владимир Ильич мужественно попытался что-то возразить, но Штурмин уже ступил то ли на первую, то ли на двести пятьдесят вторую ступеньку.
Где-то на середине пути пришло понимание, отчего храмы воздвигались на холмах и возвышенностях. Не только потому, что ближе к небесам. Просто к Богу нужно идти через усилие…
Часовенка еще недавно, видимо, служила смотровой площадкой для отдыхающих – по ее круглым бокам вилась вверх лесенка. Правда, нижние скобы оказались уже спиленными, закрыв ход для любопытных.
Заставленной строительными козлами оказалась башенка и внутри. Увидев гостей, вниз спустился довольно молодой отец Евгений. Вытер руки, хотя здороваться за руку не собирался. Артамонов стеснительно – при старшем по званию-то – перекрестился. Штурмин, чтобы уж если не расположить, то хотя бы и не оттолкнуть служителя заранее, поднял глаза вверх. И – замер!
С одной из икон на него смотрели… глаза мальчика из московской квартиры, в которой первый раз упустили Богдановича. Но и это оказалось не все. Точно так же, как после разговора с Артамоновым у него сложился смысл посещения Стайером этого заброшенного уголка, точно таким же озарением пришло видение и с дощечки из-под рябчиков. Олег вдруг ясно и совершенно отчетливо понял, чего не хватает в готовившейся им картине. Нимба! Такой чистый, сокровенный и беззащитный взгляд паренька, который видится ему все это время, и в самом деле может возникнуть лишь под нимбом. Одно полукруглое движение царазиком…
Пока Штурмин восстанавливал в памяти образ мальчика, капитан успел отдать письмо отцу Евгению и тот прочел ответ. С достоинством принял отказ:
– Благодарю вас, что соизволили самолично приехать. Храни вас Господь.
– Скажите, а раньше здесь вместо санатория размещался монастырь… – подвинулся ближе Олег, боясь, что собеседник снова полезет вверх заниматься росписью.
– Раньше в монастыре души лечили, а ныне – телеса. Болезни Бог дает нам за грехи, – иносказательно ответствовал монах.
– Скажите, а часто у вас интересуются историей монастыря? – не уходил Олег.
– Почти всегда. Любопытство у людей не по значимости огромно.
– Сюда, как на экскурсию, приходят со всех имеющихся санаториев, – шепнул Артамонов. – Отсюда и вид на Китай открывается очень красивый.
Но не вид, конечно, не здешние красоты могут интересовать Богдановича. Только подземелья. Клад. Золото Колчака. А косичка… скорее всего, она должна указать или привести к месту захоронения. Да, так!
– Пойдем, – заторопил вниз попутчика Олег. С небес – в преисподнюю. Сколько на самом деле ступенек в лестнице?
Выход с нее, как и положено главному атеисту, закрывал «Ленин».
– Еда в машине, – посчитал самым важным и необходимым сообщить он голодным коллегам.
– Давайте сначала поищем начальника особого отдела, – определил приоритеты Штурмин.
Артамонов, как местный, без разговоров направился к домику начальника санатория. Водитель, получивший команду расстелить скатерть-самобранку в машине, сотворил стол мгновенно, и Олег успел до возвращения заместителя перехватить под банку воды пару бутербродов.
– Сейчас будет, – победно поднял ладонь вернувшийся Артамонов.
Олег тут же вложил в широкую лапищу полицейского кусок колбасы с ломтиком хлеба. Лесозаводский заместитель примерился к еде, но растягивать удовольствие не стал – отправил в рот в одно касание.
Особист оказался маленьким, юрким, словно в других краях родившимся. Зато все мгновенно схватил, и особенно постановление прокурора об аресте, и не успели гости дообедать и свернуть грязные газеты, появился с первыми известиями. И какими!
– Богданов купил к нам путевку три дня назад, вместе со своим другом. Сегодня на завтраке предупредили официантку, что на обед, скорее всего, не придут. И точно – не пришли.
– А Трофимов?
– Такого в списках отдыхающих нет.
– У вас есть где-нибудь открытые входы в подземелье?
– Здесь, на территории, все замуровано. Если только где-нибудь со стороны Уссури…
Он посмотрел влево, невольно указывая направление.
– А справа? – подчищал место Штурмин.
– Справа… – Особист замялся. Потом все же нашел нужные слова: – Там у нас военный объект. Справа пройти невозможно.
Как говорится, дай Бог, чтобы там и в самом деле располагался секретнейший из всех секретных объектов. Богданович не имеет права рисковать, поэтому не осмелится полезть туда. А подельника себе какого-то отыскал. И на обед не пришли…
Штурмин демонстративно поправил кобуру – пусть все видят, что дело серьезное. Посчитав на этом агитацию законченной, начал новую точку отсчета. Сначала обратился к юркому особисту:
– Предупредите еще раз военных о возможности появления вот этого человека в зоне ответственности, – Олег вытащил пачку фотографий Богдановича, раздал во все протянутые руки.
Теперь следовало выбрать помощника. Остановился на Артамонове: хоть и грузноват, но знает местность:
– Мы с вами проверим берег реки.
– У меня только газовый, – согласился тот, вытаскивая за ремешок из кармана пистолет.
Газовый – это плохо. Это все равно что конфетка в кармане: раздразнить, но не наесться.
Но переигрывать не стал: случись чего, не простишь ведь себе в первую очередь. Можно, конечно, никуда не ходить, засесть в засаде и ждать ужина. Но вдруг клад найдется или, наоборот, что-то не заладится? Вдруг спугнет ненароком Трофимов?
– Расходимся. Если что… рисковать запрещаю.
– К реке – эта тропинка, – указал контрразведчик на ушедшую и сразу же потерявшуюся в тени и зарослях дорожку.
Не по ней ли ушел утром Богданович?
… Уссури оказалась речушкой достаточно широкой и вертлявой. Правда, берега тоже не особо пресмыкались перед ней и позволяли течь воде только там, где сами считали нужным. На первый взгляд даже показалось, что предпочтение здесь во всем отдается лесу, деревьям которого позволялось спускаться и к самой реке, и возноситься на самые кручи-обрывы, и даже каким-то образом переправляться на многочисленные островки. Словом, каждый жил сам по себе, и поэтому добрососедства не чувствовалось.
– Нам в этом направлении, – махнул заместитель.
В эту – так в эту. Лишь бы ближе к Стайеру. А вот с обувкой снова не угадал: «итальяшки» разносились хорошо, сидят ладно. Но создавались ведь отнюдь не для береговых камней и мокрого песка. Убеждал же себя в Плесецке, что нужно возить кроссовки…
Но под ноги Олег смотрел не столько ради туфель, сколько в надежде зацепиться хоть за какой-то оставленный Богдановичем след. Ведь не по воздуху же он летел, да еще удерживая в когтях или клюве помощника.
И старания Штурмина оказались вознагражденными. Через десяток метров в награду он получил окурок. От папиросы. Один из таких, какой видел в пепельнице на кухне у Трофимова. И вот остаток «беломора» колышется в маленькой поймочке, по времени еще не размокнув окончательно, но и не имея сил вырваться на большое течение и унестись в Амур. Значит, оружие к бою.
Очередная сопка взметнулась под ногами резко, без особых плавных реверансов: хочешь – штурмуй, хочешь – нет, ваши проблемы.
Учитывая уже промокшие ноги и большую вероятность появления грота у уреза воды, Олег жестами распределил обязанности с капитаном: «Вы – поверху, я – низом».
Борис Михайлович со своим весом справлялся вверху трудновато и трещал сучьями похлеще медведя на пасеке.
– Потише, – попросил Олег.
Но попросил совсем тихо, потому что, несмотря на главенство по службе и положению Штурмина, треск не прекратился. Да и забирался Артамонов все выше и выше, дабы не сорваться в реку. Так можно и вообще разойтись в разные стороны. А тут еще Борис Михайлович легонько свистнул.
Торопясь, чтобы Борис Михайлович не наделал еще большего шума, Олег полез по отвесной круче, цепляясь за клыкастые, рваные бока каменного берега.
– Сюда, – окликнул капитан, оказавшийся чуть выше Олега.
А еще выше, под углом, за можжевельником в сопке виднелась дыра. У входа, если судить по штрихам, дня два назад расширенного лопатами, а затем прикрытого от лишних глаз лапником, – множество следов. Штурмин выделил самые свежие отпечатки: один в сапогах, двое в кроссовках.
– Трое, – показал на пальцах Артамонову. Тот с тревогой и сожалением посмотрел на свою игрушку. Жест не остался незамеченным, и Олег, не дожидаясь ответа, осторожно заглянул внутрь подземелья. Замогильная темнота выталкивала обратно, и майор отпрянул в лесную сухую благодать.
– Давай за подмогой, – прошептал на ухо напарнику. – Всех сюда, кого можно. Пусть особист поднимет военных. У них должен иметься план «Перехват».
«Перехват» – это когда блокируются дороги, поднимаются в воздух вертолеты, закрываются кассы, когда – редкий случай – милиция и армия действуют совместно.
Как же плохо работать с колес! Нет бы спокойно подготовиться: снабдить всех связью, перекрыть дороги, посадить резерв в казармах на «…товсь», договориться насчет тех же вертолетов. Но что позволено оперу, то розыскнику видится лишь в сладких снах.
Олег снова подвинулся к холодному зеву пещеры. Хорошо, что вокруг полно веток, заготовленных для укрытия, – пользу надо извлекать и из действий противника.
Разлечься барином на солнышке не пришлось: из глубины подземелья, его далекой темноты пришел ослабленный, сдавленный хлопок. Он мог еще ничего не значить, но когда вслед послышались еще два торопливых, спешных выстрела – да, именно выстрела, Олег теперь не сомневался в этом, – весь предыдущий опыт хождения под пулями заставил напрячься. И вновь само собой сложилась мозаика, но теперь уже из отпечатков ног: в пещеры пошли двое, а третий, скорее всего Трофимов, проследовал за ними. И вероятнее всего, в третьего сейчас стреляют.
Снова два торопливых хлопка. Уже пять выстрелов. В магазине восемь патронов. Что же Трофимов лезет-то на рожон?
Выстрел. Нет, Богданович патронов не считает, с одной обоймой он вряд ли вышел бы на дело.
Олег снова заглянул внутрь, втянул себя в пещеру по пояс. Темнота оказалась не такой уж и чернильной, если удалось рассмотреть стены и потолок – достаточно высокий, дающий возможность двигаться в полный рост. И воздух на самом деле оказался не такой замогильный, как первый его глоток.
Дотронувшись пальцами до стены, отдернулся всем телом – сырость проступила сквозь камень, превратилась в жирную пленку и вязко прилипла к руке. Вроде не в царских покоях рос Олег, но пришлось пожертвовать брюками, чтобы с брезгливостью вытереться.
А вот свет, обретя вооруженного попутчика и больше не боясь остаться в незнакомом месте в одиночестве, тоже тянулся с любопытством в казематы. Но у первого же изгиба замер, чистосердечно признавшись: дальше ни ногой, боюсь.
– Боишься – так бойся, – прошептал Олег и сделал шаг за угол в одиночку.
И отпрянул назад: очередной выстрел прозвучал совсем недалеко, кажется, впереди различилась даже огненная вспышка. Стрелок движется к выходу? Сколько времени до подмоги? Минут тридцать?
И все же кто-то бежал к выходу. Оттуда, из темноты, дневной свет служил прекрасным ориентиром, потому что фонарь не зажигался, хотя наверняка был приготовлен к прогулке. Кто бежит? Где и как его встречать?
Назад Олег смог сделать лишь два шага. Земля под ногами разверзлась, рухнула вниз. Попытка ухватиться за воздух или осыпающуюся землю оказалась тщетной. Успел представиться кол, торчащий острием вверх. Последней вспышкой мелькнула икона, на которой его прокляли: оказывается, ожидание чего-то подобного сидело в подкорке мозга и мгновенно проявилось при опасности. Единственное, на что хватило чисто офицерского мужества и силы, – это не вскрикнуть от неожиданности и испуга.
Конечно, требовалось предвидеть – не могли монахи вот так просто, без ловушек выводить свои тайные тропы наружу. Но то ли колья-пики, предназначенные для непрошеных гостей, сгнили со временем, то ли подзасыпались провалы, но Олег дольше бился о стенки, чем летел вниз. Лицом упал в какую-то труху и слизь, отдернулся, попробовал побыстрее встать на ноги. Жив!
Незнакомцу повезло больше – его шаги пролетели над головой и улетучились в дыру. Кто-то из троих ушел. Если любовница в самом деле ведьма, то на воле оказался Богданович.
Больше не опасаясь, Олег подпрыгнул, пытаясь определить высоту провала. Ладонь зацепилась за край ямы, который тут же обвалился, просыпавшись на пленника. Ничего страшного, все могло оказаться значительно хуже. Лягушка тоже бултыхалась в банке с молоком до тех пор, пока оно не превратилось в масло. Надо подгрести под ноги все, что уже имеется на дне. И с какой дури он решил бросить курить? По крайней мере, зажигалка имелась бы в кармане…
Освобождая руки, спрятал пистолет за пазуху. Попружинил ноги, заодно утрамбовывая подстилку. Собравшись, подпрыгнул.
Свобода захватилась уже не пальчиками, а целыми пригоршнями. На них и повис, переводя дух. Затем, осторожно утыкаясь в стенки носками и коленями, стал помогать себе вытаскиваться наверх. Попавшее под тяжесть и хрупнувшее на часах стекло подтвердило, что несколько миллиметров удалось отвоевать. А когда зацепился за край локтем, поверил в успех. Дал секунду уняться дрожи, на всякий случай прислушался. Из темноты раздался звук, похожий на стон. Значит, стреляли все же не по летучим мышам? Но кто ушел?
Бежать к свету – и в самом деле прелесть невероятная. Не успел Олег поймать за пазухой пистолет, а пещера уже кончилась, выпуская на сухую, солнечную свободу. На всякий случай нырнул в нее рыбкой, чтобы не схлопотать пулю в грудь: вдруг, подобно ему, кто-то вздумает ждать на выходе.
Пуль не просвистело, теплый песок принял пришельца из преисподней мягко, под щебет не райских, но птиц. Временем осмотреть себя Олег не располагал: потратил его на то, чтобы зыркнуть по сторонам. Слава Богу, никого. Взбежал на сопку повыше. И – слава уссурийской тайге: прореженная невероятно, она не могла укрыть человека в темной куртке, бегущего в сторону трассы.
– Руки в ноги, – приказал себе Олег.
Под гору бежать не всегда удобнее: вероятность подвернуть ногу увеличивается пропорционально набираемой скорости. Но что подобное легче затяжного подъема – тоже неоспоримо.
Незнакомец не без оснований опасался преследования людей из пещеры, потому что оглядывался довольно часто. Но когда увидел Олега, нырять в кусты и прятаться не стал, интуитивно понимая, что из непонятной ловушки нужно вырываться, а не ждать, когда перекроют все ходы-выходы и начнется прочесывание местности. В главное преимущество ему шло расстояние, которое он успел набрать с самого начала, и теперь предстояло лишь нарастить его. Где же Борис Михайлович с компанией?
Заместитель появился на пути незнакомца один. Скорее всего, капитан изнервничался долгими сборами в санатории, назвал особисту нужное место, а сам поспешил обратно.
От случайной встречи в стороны отпрянули оба, одновременно оба и выстрелили. Лес с удовольствием соединил эхо, поймал его и принялся передавать от дерева к дереву, обсуждая новость.
Исчезнувшие в кустах противники на открытом месте больше не показывались, и, предчувствуя недоброе, Штурмин бросился в сторону Артамонова: ранен свой?
Борис Михайлович, подмяв своим грузным телом молоденькую сосеночку, лежал на склоне. Левая брючина бурела от крови, и капитан бережно придерживал раненую ногу.
– Это Богданович, – подтвердил тот. – Бегите, наши подберут. Они должны вот-вот появиться.
– В пещере еще кто-то ранен. А ты перетяни ногу жгутом, – Штурмин вырвал из брюк заместителя ремень, бросил ему на грудь.
Оглядываясь, побежал дальше. Успокаивал себя: пуля, судя по всему, прошла в мягкие ткани. Потому что когда перебивается кость, люди не разговаривают, а стонут от малейшего прикосновения.
Лес уперся в санаторный забор, но преграда для сосен оказалась столь незначительной, что они перешагнули бетонные плиты и расположились там, где посчитали удобным. Богданович мог по их примеру перемахнуть через забор, но мог побежать и вдоль него к КПП. Если решился запрыгнуть внутрь – значит, надо захлопывать дверцы. Поэтому первым делом – перекрыть КПП, где, кстати, имеется связь. А дальше станет видно.
У главных ворот старушка-солдатик таскала железные створки перед новыми машинами. А вот от санатория, к трассе, мчалась под сосновыми кронами аллеи красная «Нива».
Перемазанный, с пистолетом в руках Штурмин наверняка явил собой достаточно странное и опасное зрелище для столпившихся у КПП водителей. Кто сидел в машинах – те захлопали дверцами, кто разминался на улице – запрыгнули за свои жестянки, как за каменные стены.
К освободившимся от хозяев машинам и бросился Штурмин.
Первой на пути оказалась бежевая «девочка». Водитель, спрятавшийся за ее спину, все же попытался что-то возразить, но Олег направил в его сторону пистолет, и все вопросы были исчерпаны.
– Верну, – зачем-то пообещал Штурмин. Предательски швырнув в хозяина пригоршни камней, «ладушка» бросилась со стоянки так, будто в горбатой «Ниве» уезжала ее судьба.
– Давай, – умолял Олег машину выложиться сверх того, что она уже могла и выдавила из себя.
Но как четко и мудро проработан на подобные случаи милицейский план «Перехват»! Скорее всего, военный объект близ санатория-монастыря считался и в самом деле достаточно важным, потому что поднять в воздух вертолет в уссурийской глуши – это не на космодроме, где имелась собственная эскадрилья. А он взлетел, затыркал стеклянным носом по сторонам, отыскивая добычу.
Не мог не заметить кружащую в небе «вертушку» и Богданович. Влетев на мост через Уссури, уперся в асфальт всеми четырьмя резиновыми «копытами». По инерции «Ниву» еще покрутило, повиляло в дрожи, но, не дожидаясь полной остановки, Стайер распахнул дверцу. Олег увидел, как Богданович направил в его сторону пистолет. Увидел и пулю: она чиркнула по асфальту перед капотом и ушла рикошетом в сторону. Вторая могла оказаться удачливее, но, видимо, расстояние сокращалось слишком стремительно, и Богданович побоялся потерять свое преимущество в дистанции.
На глазах у водителей, которые в страхе остановились перед мостом и даже начали сдавать машины назад, от греха подальше, Богданович подбежал к краю моста и прыгнул в воду. А ведь он прав: река – это единственное, что поможет ему вырваться из западни.
Когда и свою «ладушку» Олег попытался поставить «на копыта», она завизжала и завиляла, не хуже предшественницы. Времени на размышления не оставалось, потому что, выскочив наружу, майор увидел стремительный поток реки. Точно так же стремительно уносился от моста и Богданович. И с разбега, перебирая в воздухе ногами – оказывается, чтобы удержать равновесие и не плюхнуться в воду спиной, нужно «крутить велосипед», – Олег полетел вслед за своим милым фигурантом.
Поток подхватил Олега и легко, без видимых усилий покрутил внутри себя, испытывая на непотопляемость. Но не только Богданович считался прибрежным парнем и рассчитывал на свое мастерство пловца. Штурмин тоже не в Каракумах вырос, и хотя после восьмого класса с морем встречался исключительно в отпусках и на короткое время, навыки остались – тут все сиренево. Единственное, ему требовалось не просто удержаться на воде, но еще и пытаться плыть, и смотреть, где Богданович сделает попытку выбраться на берег.
Напомнил о себе вертолет. Экипаж, естественно, не мог не заметить скопление машин на мосту и теперь, постепенно снижаясь, зависал над Олегом. Тот, отплевываясь, чертыхнулся: вот они-то поднятыми волнами потопить могут. Неужели не понимают? Держали бы лучше на прицеле Богдановича, нырнет в тайгу – потом искать окажется посложнее, чем ветра в поле.
– Берите его, – даже махнул вперед рукой Олег.
Вместо ответа ему сбросили лестницу. Нанизанные друг на друга капроновые квадратики принялись разучивать танец над водой, но машина опустилась еще ниже, и Штурмину ничего не оставалось делать, как протянуть руку и ухватиться за край лестницы.
Словно лягушку-путешественницу, его выдернули из воды и понесли над бурунами вперед, к крутящемуся в водоворотах Богдановичу. Бесплатное такси.
Хотя оказаться в воде рядом с ним еще ничего не значило. Можно вцепиться мертвой хваткой в противника и вместе с ним героически уйти под воду. Но смысл? Смысла нет, а потому подвиг снова не свершится. А вот Юрий Викторович вознамерился на что-то подобное и уже тянул руки, чтобы ухватиться намертво, раз и навсегда прерывая погоню за собой.
Но что значит охрана военного объекта и расторопность особиста!
Из вертолета, следующего тенью за пловцом, выбросили на этот раз длиннющие парашютные фалы. И по ним, словно матросики по канатам или пираты на абордаж, с ножами в зубах заскользили вниз спецназовцы. По крайней мере, подобное могли сотворить лишь они. Хорошо, хорошо охраняет свои секреты армия. Хоть на Уссури у них порядок.
Посланники небес окунулись в воду рядом с предыдущей парочкой, завели вокруг них хоровод с переброшенными в руки финками. Ребята молодые, улыбающиеся. Еще бы, такое приключение – за всю службу, может, единственное. И Богданович, поняв бессмысленность борьбы, устав от нее, сдался. По крайней мере, не стал сопротивляться, когда его начали вытеснять к берегу. Синхронное плавание в музыкальном сопровождении шума винтов под музыку Хачатуряна «Танец с саблями». Где судьи и какие баллы готовы выставить? Вот только туфель… туфель с левой ноги где-то соскочил. Незадача…
Но, как ни странно, именно эта потеря более всего убедила Олега: операция закончилась. С неудачной покупки итальянских колодок и с больного зуба начались неудачи с Богдановичем. И вот, когда устранились основные причины неудач, Стайер оказался сидящим на мокром камне. Как Жора и мечтал – с завернутыми назад ластами. А наручники Юрию Викторовичу и впрямь к лицу. К глазам, горящим ненавистью.
– Ничего… все сиренево, – то ли успокоил его, то ли поддразнил Штурмин.
… Трофимов лежал в отдельной палате. Возможно, в одной из тех, в которой когда-то в начале века располагалась монашеская келья и где проходил адаптацию перед заграничным турне под видом миссионера один из русских монахов-разведчиков.
Штурмина Максим узнал сразу.
– Привет, – попросту поздоровался майор. – Присяду? Что ж ты один полез в темноту под пули?
Телохранитель вновь еле заметно пожал плечами. Две пули, попавшие в грудь, приковали его к постели явно надолго.
– Косичку-то нашел? – поинтересовался Олег.
Телохранитель приподнял правую руку с зажатой косичкой, «прошитой» внутри узкой красной ленточкой, с усилием распутывая пальцами узелки.
– А что же Богданович, не смог найти по ней золото?
– И не найдет теперь никто, – еле слышно проговорил Максим, продолжая распутывать косичку.
И только тут Олег понял, что красная нить как раз и указывала дорогу к кладу. Если заплести все обратно…
– Надо еще было знать, в какое время года искать, – с усилием пояснил Максим, словно в благодарность за оказанную помощь открывая продолжение тайны. – Летом одно количество островов на реке, весной другое…
Нить не просто вилась среди волос, она отмеривала расстояния, повороты, острова… Нет, во второй раз ее в нужной последовательности не вплетешь.
– До встречи, – кивнул на прощание Олег. – Выздоравливай и приезжай в Москву. С тебя, между прочим, зуб, – он приподнял пересеченную шрамом губу и показал пустое место.
Трофимов прикрыл в согласии глаза.
… А в Москве Штурмина ждал долгожданный, теперь никому не нужный отпуск. Даже маме, побоявшейся пускаться в дальнюю дорогу в Крым и прикрывшейся новой группой двоечников. Да Олег и не настаивал, с наслаждением зарывшись в любимое увлечение – доделывал бутон розы, то есть Татьяну Сергеевну, пытался что-то сотворить и для директора издательства. Для него получался самурай с мечом, что напрямую напоминало о причине знакомства.
Но главное – он создал портрет мальчика с нимбом. Религиозная тема впервые проявилась в его хобби, и он с удивлением и даже зачарованно смотрел в широко распахнутые глаза мальчика. Раз за разом вспоминалась встреча и с отцом Евгением, его рубленые фразы насчет того, где лечить телеса, а где души. Как неожиданно быстро мы оказались готовы задуматься о духовном!
И однажды, глядя на портрет, он вдруг понял, что знает, кому подарить свою новую работу – Вике-сударушке! И вообще, на пороге зима, и пора им съезжать с дачи. Его квартира не ахти какая просторная, но зиму пережить Наде хватит. Сам он переберется к маме – неудобства, конечно, возникнут, но с его командировками время пролетит незаметно. Зато Наде не придется унижаться перед второй хозяйкой на кухне.
В Баковку!..
«Москвич», как чуткая, понимающая хозяина с полуслова собака, повернул в нужном направлении сразу. И никаких поворотов больше не проскакивали. Только бы сама Надя не стала показывать норов. Она ведь быстрее согласится жить на снегу, чем примет сострадание. Поэтому он просто загрузит в машину вещи, посадит Вику, а потом уже пригласит на переднее сиденье хозяйку.
На знакомую дачную улочку медленно падали желтые листья. Идиллию нарушало лишь красное пятно джипа, остановившегося около… знакомой покосившейся калитки. Олег резко нажал на тормоз. «Москвич» замер. А из дачи вышел лысеющий мужчина в малиновом пиджаке, за ним вприпрыжку скакала Вика, размахивающая пакетами! Побросала вещи в машину и снова исчезла на даче.
Олег не знал, почему он стоит на дороге, подсматривая издали за чужой судьбой. Но когда вышла Надя, то признался, что хотел увидеть и ждал ее. Она подслеповато без очков осмотрелась вокруг, на какой-то миг задержала взгляд на его «Москвиче», и Олег пригнул голову, но она, похоже, даже не узнала машины.
Коммерсант отобрал у нее пакеты, принялся укладывать их в салоне. А Надя продолжала оглядываться, словно ожидая кого-то. Подъехать, перегрузить вещи и увезти к себе?
Олег даже взялся за рычаг переключения передач, но коммерсант в это время подошел к Наде, обнял ее, поцеловал и подтолкнул к джипу. Она с неохотой, но опустилась на переднее сиденье. Поздно, все-таки поздно спохватился и приехал он в Баковку. А потому уготовано ему жарить яичницу и дальше…
Сзади засигналили – или езжай вперед, или уступай дорогу…