– Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.
   Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:
   – На, возьми и посмотри.
   – А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? – спросил он недоверчиво.
   Она расхохоталась:
   – Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.
   Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:
   – Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.
   Она бросилась к нему в объятия.
   – Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…
   – Ну, ну, не теряй голову, Жину…
   Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.
   – Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. – Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. – Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…
   Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:
   – Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.
   – Очень тебе это поможет.
   – Это поможет при разводе.
   Жорж похлопал ее по щеке:
   – Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.
   – Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.
   – Куда?
   Она задумалась, покусывая пальцы.
   – Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.
   Жорж беспомощно развел руками:
   – Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.
   – У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?
   Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.
   – Это что, серьезно насчет развода?
   – Да, Жорж.
   – Подумай хорошенько, моя маленькая Жину. Потому что, если ты действительно хочешь развестись, я возьмусь за это дело серьезно. До сих пор я всегда щадил Жюльена ради твоего счастья. Если же ты говоришь, что не хочешь больше жить с ним, я буду планомерно действовать, чтобы избавить тебя от него.
   – Я настаиваю, Жорж. Я хочу, чтобы ты разоблачил его, упрятал в тюрьму.
   – Договорились, – сказал он, поднимаясь. – Идем.
   Она тут же забеспокоилась:
   – Куда?
   – Твоя идея прекрасна. Ты заявишь об исчезновении мужа. Его начнут искать, и, если найдут в обществе какой-нибудь девицы, показаний инспекторов, быть может, будет достаточно. Зная номер его машины, все это должно быть несложно.
   – А это? – Женевьева указала на блокноты.
   – Я подам жалобу в понедельник утром.
   – Нет, сейчас же. Ты слишком добр, Жорж, ты жалеешь его, а он этого не заслуживает.
   – Возможно. Но даже если я вдруг пожалею его, то все равно уберу с твоей дороги, раз я принял решение. Если понадобится, вопреки тебе. У тебя есть еще время сказать «нет», еще ничего не сделано.
   Она избегала его взгляда.
   – Бросим все это? – предложил он.
   Женевьева посмотрела на него глазами, полными слез. Он прочел в них растерянность, и сердце его сжалось.
   – Хочешь, поговорим обо всем еще раз завтра утром?
   – А что ты будешь делать теперь?
   – Я уже сказал: пойду лягу.
   – А я?
   – Не знаю, малышка…
   Она тут же приняла решение:
   – Нет, Жорж, мы ничего не бросаем, не оставляй меня.
   Он засунул блокноты в карман пальто и потянул сестру за собой:
   – Идем в комиссариат. Скажешь, что твой муж сегодня вечером не вернулся домой. Расскажешь, что вы по телефону договорились о встрече. Но смотри не говори, что видела, как он уехал на машине.
   – Да, хорошо.
   Они вышли из дома, держась за руки, как в те времена, когда маленькая Женевьева шагала рядом со своим старшим братом.
 
 
   Людям бесхарактерным, слабым упрямство иногда заменяет волю. Жюльен решил рискнуть. Он спустится по тросам. Воспоминания о школьных успехах на уроках физкультуры придавали ему храбрости. Преподаватель часто ставил Жюльена в пример, когда дело касалось упражнений на канате.
   Снимая пальто, Жюльен все же повернулся спиной к зияющему отверстию. Он глубоко вдохнул воздух, сначала сел, свесив ноги, потом скользнул в открытый люк.
   Ощущение пустоты там, глубоко внизу, вызвало у него головокружение, и он вынужден был переждать, опираясь на локти, пока это чувство прошло.
   Ему хотелось верить, что, учитывая малые размеры кабины, он легко достанет стены колодца. Откинувшись назад, он хотел дотронуться до стены ногой. Но оказалось слишком далеко. Он закусил губы. Надо постараться. К счастью, он чувствовал себя в хорошей форме. Постепенно в отверстии исчезли его торс и голова.
   Повиснув на руках, вцепившись пальцами в гладкий край люка, он испугался, ему показалось, что все кончено. Вот он отпускает руки и после нескончаемого падения разбивается внизу. Он отогнал кошмарное видение и удивился, что еще жив. Чтобы успокоить беспорядочное биение сердца, Жюльен стал представлять себе, какую спокойную и счастливую жизнь он наладит наконец с Женевьевой. Он не думал о Боргри. Лишь о вновь завоеванной свободе… при условии, что он выберется из этой темницы!
   Прилив энергии вдохнул силы в его мышцы. Он вполне владел своим телом. Он резко выбросил ноги перед собой и так неожиданно ударился ими о стену, что чуть не сорвался. Но радость от сознания, что он все же дотронулся до стены, поборола страх. Значит, это возможно! Оставалось найти, с какой стороны шли тросы.
   Первая попытка оказалась неудачной. Стена была гладкой. Постепенно, опираясь на локти, он приподнялся, чтобы передохнуть, повернуться вправо и подготовиться к новой попытке. Он вновь спустился в темноту.
   И тут же дикий крик, отнявший почти все его силы, вырвался из груди Жюльена. Что-то шевельнулось у носков его ботинок! Он раскачивался, как на трапеции. Да… Да… Бесспорно, тросы были там, и ему удалось до них дотянуться! Слезы текли по его щекам, но он их не замечал. Его пальцы побелели, с трудом выдерживая вес тела. Он выбросил вперед левую ногу и чуть не лишился чувств, ощутив, как что-то касается его щиколотки. Трос! Он зацепил его и осторожно подтянул ногу. Сейчас резким движением он обмотает трос вокруг бедра. Схватить и сжать руками спасительную веревку будет потом парой пустяков.
   Но в горячке Жюльен забыл, что руки его как раз… Вдруг левая рука выпустила край люка. Он затаил дыхание и прикрыл глаза. Трос выскользнул.
   Повиснув на одной руке, он призывал Женевьеву на помощь: «Я сделал это ради тебя!..» Перед его мысленным взором промелькнула вся прожитая им жизнь. Он не решался дышать. Левая рука Жюльена помимо его воли сама по себе поднялась, нащупала край люка, вновь ухватилась за него. Только тогда к Жюльену вернулось сознание. Смертельно устав, он больше не двигался. Лишь его учащенное дыхание нарушало жуткую тишину.
   Плохо соображая, Жюльен с трудом подтянулся вверх. Как только дрожащими коленями он прикоснулся к полу кабины, силы окончательно покинули его.
 
 
   Комиссариат был похож на все парижские комиссариаты: мрачное, наводящее тоску помещение. Дежурному хотелось спать, и он зевал, заполняя бумаги. Женевьева вся дрожала. Жоржу приходилось все время ей подсказывать.
   – «Куртуа» как пишется? – спросил дежурный, потирая глаза.
   – …"уа», – быстро ответил Жорж.
   – В котором часу он звонил вам?
   – Как?
   Женевьева ничего не соображала. Жорж закусил губы.
   – В котором часу Жюльен звонил тебе?
   – Он… Он мне не звонил…
   Дежурный, казалось, проснулся и искоса взглянул на нее. Жорж потряс сестру за плечи.
   – Но ты же мне сказала, что вы разговаривали по…
   – Да. Это я ему позвонила.
   Дежурный опять уткнулся в бумаги.
   – В половине седьмого, – сказал Жорж.
   – И после этого вы его не видели?
   Жорж ждал, пока Женевьева ответит, но она молчала. Это святилище правосудия внушало ей страх. Опять пришлось ему отвечать:
   – Нет, месье. И его нигде нет. Ни дома, ни в конторе, ни у меня. Нигде.
   – Должен же он где-нибудь находиться, – проворчал дежурный.
   – Когда вы сможете сказать нам…
   – Ну… – дежурный сделал неопределенный жест. – Иногда только и дела, что на несколько минут… звонят в больницы, в морг… Как повезет.
   Женевьева тихонько заплакала.
   – Будьте добры, сообщите мне домой, месье. Моя сестра пока пойдет со мной… Я не могу оставить ее одну в таком состоянии.
   – Ваш адрес? – вздохнул дежурный. Он уже почти спал.
 
 
   Жюльен начал все сначала. Только теперь он не помнил, с какой стороны находилась нужная ему стена. Он сориентировался с грехом пополам. Он будет начинать все сначала столько раз, сколько потребуется.
   Со второй попытки он зацепил трос дрожащей ногой и удержал его. Он был так обрадован удачей, что позволил себе передохнуть.
   Жюльен быстро продумал план действий. Спуститься на руках в подвал, включить ток. Уничтожить компрометирующие бумаги у себя в кабинете. Внимание! Не забыть уничтожить следы своего пребывания в лифте и, уходя, выключить ток. Но что он расскажет Женевьеве, вернувшись домой?
   Там видно будет!
   Теперь Жюльен крепко держал трос. Равномерно дыша, он осторожно перехватил его чуть ниже. Он испытывал незнакомое ему пьянящее чувство превосходства человека над материей. Единение мышления и мышц наполняло его гордостью. Он ни о чем не сожалел.
   Вдруг его нога, вокруг которой был обмотан трос, встретила препятствие. Картина, которую он видел столько раз и не обращал внимания, мгновенно возникла перед его мысленным взором: трос загибается в петлю под лифтом. Конечная! Всем освободить вагоны! Конец!
   Так близко от цели?
   Но на какой высоте он находится? Начав спуск, он и не подумал прикинуть длину пройденного пути. Он мог быть на первом этаже так же, как и на восьмом! А если он просто прыгнет вниз?
   Безумное желание уверовать в возможность избавления, несмотря ни на что, мешало Жюльену сделать элементарный расчет: в развернутом виде трос должен был примерно равняться высоте двенадцати этажей. Поскольку кабина находилась наверху, петля была где-то на уровне шестого.
   Допустить, что такой расчет точен, значило отказаться от попытки выбраться. Или же отказаться от самой жизни! Броситься вниз и подохнуть! Жюльен предпочитал думать, что находится близко от земли. Обмотав несколько раз трос вокруг руки, он повис в воздухе, дрыгая ногами, надеясь коснуться земли носками ботинок. Безрезультатно… Подумать только, что он, возможно, лишь в нескольких сантиметрах от цели! Жюльен был в ярости: судьба жестоко обошлась с ним. А если он прыгнет и покажет «ей»? Кому «ей»? Тут же он увидел, как летит, переворачиваясь в воздухе, чтобы покончить… покончить… когда?
   Резким движением ему удалось сесть на изгиб троса. Что-то внутри него, нервная икота или сдерживаемые рыдания, заставляло его дрожать. В лучшем случае ему еще удастся подняться на руках назад… рискуя своей жалкой жизнью.
 
 
   У Женевьевы не оставалось больше ни сил, ни слез. Нахмуренный лоб Жоржа, его жесткий взгляд внушали ей страх. Когда они вышли из комиссариата, он взял ее за руку.
   – Быстрей. И так потеряно много времени.
   – Куда мы пойдем теперь?
   – Увидишь.
   Он втолкнул ее в машину. Они поехали по ночному городу.
   – Пока все не закончится, ты будешь у нас.
   – Да, Жорж.
   Он дружески похлопал ее по руке.
   – Послушай, возможно, тебя тоже будут допрашивать. Не сбивайся. Ты помнишь, что говорила только что в комиссариате?
   – Да.
   – Это нетрудно. Ты ничего не знаешь, понятно? Ты ждала до десяти часов, а потом заявила об исчезновении мужа только потому, что опасалась несчастного случая. Запомни. Впрочем, я буду рядом.
   – Да, Жорж.
   Раз она будет не одна, все тревоги отступают на второй план.
   – Понимаешь, – объяснил Жорж, – это упростит развод. Ты ничего не знала. Ты никогда не подозревала, что муж тебе изменяет. Ты несчастная, ни о чем не подозревавшая женщина.
   – Хорошо, Жорж. Только…
   Он резко вывернул руль.
   – Никаких «только»! Ведь ты не передумаешь? Потому что в таком случае я тебе помогать не стану, даю слово!
   – Дело не в этом.
   – А в чем же?
   – Я сейчас подумала… Представь, что с ним действительно произошел несчастный случай.
   – Тогда тебе бы об этом сразу сказали в комиссариате.
   Жорж едва избежал столкновения с мотороллером, выехавшим с улицы Кондорсе. Поскольку улица де Мартир резко поднималась вверх, ему пришлось переключить на вторую скорость.
   – Из-за этого идиота у меня чуть не заглох мотор, – проворчал он.
   – Жорж, почему мы едем на Монмартр?
   Он вздохнул; вся эта история ему здорово надоела.
   – Если мне удастся его отыскать и сообщить полицейским, где он находится, дело будет сделано… Ты выдержишь?
   – Да, да, – ответила она в задумчивости.
   На Медрано они повернули налево, выезжая на внешнее кольцо бульвара. Женевьева как бы нехотя произнесла:
   – Ты не думаешь, что…
   Жорж вспылил:
   – Ах! Послушай! Не надо было начинать! Я тебя предупреждал. Теперь позволь действовать мне.
   На площади Пигаль было полно автомобилей, толпились прохожие. Жорж остановился перед аптекой. Женевьева торопилась выйти из машины, чтобы скорей присоединиться к брату, при этом ее юбка задралась, высоко обнажив ноги. Группа американских чернокожих солдат тут же обступила ее, испуская громкие возгласы на весь квартал. Жорж схватил сестру за руку и потащил за собой.
   Они с трудом пробирались в толпе, особенно когда Жоржу казалось, что он видит знакомый силуэт, и он устремлялся за ним вслед.
   Перед каким-то ночным баром прохожие глазели на ярко освещенные «цветные, рельефные» фотографии обнаженных женщин. Им пришлось спуститься на мостовую, чтобы обойти этих любителей искусства. В этот момент к ним приблизился какой-то человек и что-то невнятно прошептал. Жорж его не увидел, а Женевьева приняла за нищего и раскрыла сумку. Человек в свою очередь ошибся, решив, что она согласна на сделку: чтобы похвалить свой товар и еще больше заинтересовать покупательницу, он открыл фотографию, которую прятал в ладони. По наивности Женевьева бросила на нее взгляд, и тошнота подступила к горлу.
   – Жорж! – крикнула она, чуть не лишившись чувств.
   Продавец исчез. Жорж вернулся к ней и схватил за руку.
   – Ни на минуту нельзя тебя оставить одну! Ну что еще случилось?
   Она вытянула дрожащую руку:
   – Там… Этот мужчина…
   – Жюльен?
   – Нет… Он хотел… Ох!
   Жорж подавил раздражение и остановил проезжавшее мимо такси.
   – Пока ты со мной, мне ничего не удастся сделать. Давай возвращайся домой. Так будет лучше. Скажешь Жанне, чтобы поместила тебя в комнату для гостей. Я приеду и все расскажу. Не беспокойся.
   Она не хотела, но Жорж, не дожидаясь ее согласия, впихнул сестру в машину, бросив шоферу:
   – Улица де Варен… Поезжайте…
 
 
   Ободрав руки до крови, Жюльен добрался до кабины. Задыхаясь, он рухнул на пол. На мгновение он утратил чувство реальности. Но постепенно ясность мыслей вернулась к нему. Он перевернулся на спину. Сигарету…
   Ему вдруг нестерпимо захотелось курить. Сигареты лежали в кармане пальто. Дрожащими руками он разложил пальто на полу и порылся в карманах. Неначатая пачка! Теперь он попытался подойти к делу с юмором. Как в старые, добрые военные времена, а? Рацион до понедельника до утра… К счастью, господь бог придумал табак!
   Пачка «Голубого диска» слабо белела в темноте. Неловкими движениями Жюльен пытался ее открыть. Один неудачный жест, и маленькая светящаяся надежда упала, отскочила от пола. Жюльен резко вытянул руку, чуть промахнулся и в довершение несчастья подтолкнул пачку к краю люка. Еще секунду она оставалась видимой, а потом исчезла…
   Застыв от ужаса, скрючившись над зияющим отверстием, узник затаил дыхание в пугающей тишине. Внизу, очень далеко, раздался негромкий шум… Пачка добралась до земли.
   Крича как сумасшедший, ударяя кулаками по полу кабины, Жюльен разрыдался…
 
 
   Фред и Тереза спали, держась за руки. Во сне их лица приобрели ангельскую чистоту.

Глава IX

   По версальской дороге ехал новый «ягуар» с огромным белым трейлером. Сидя за рулем, Педро Карасси следил в зеркальце за дорогой и наблюдал за женой. Она захотела во время путешествия сидеть сзади. Он испытывал легкое беспокойство, но заговорил с ней веселым тоном:
   – Правда, это интересно, дорогая? Только хочешь обогнать велосипедиста, как тут же, именно в этот момент появляется встречная машина.
   Она не ответила.
   – Все в порядке, Жермена? Чувствуешь этот воздух… Ах, мы прекрасно проведем отпуск!
   Его жена не шелохнулась. Поймав в зеркальце перед собой ее холодный и суровый взгляд, Педро не выдержал и опустил глаза. Он поежился.
   Некоторое время они ехали молча. «Не подозревает ли она что-нибудь?» – спрашивал себя Педро. Он судорожно сжал руль и сделал еще одну попытку к примирению:
   – Скажи, ты не рада, что мы едем отдыхать?
   Никакого ответа. Лишь ненавидящий взгляд, который он видел в зеркальце. Невыносимый взгляд. Педро был обескуражен. Все бесполезно. Он сжал челюсти и проглотил слюну. Не стоит злиться, это не поможет.
   – Анда, мучача, – произнес он громким голосом, – ти немножко улибаться мисье?
   Когда-то, когда они были счастливы, акцент, с которым он произносил французские слова, забавлял Жермену. Но не сейчас. Ему стало стыдно паясничать, и ужас положения едва не заставил Педро прекратить свои попытки. Но он опять сдержался и заговорил как можно мягче:
   – Послушай, Жермена, я думал, ты села сзади, чтобы немножко поспать. Если же ты собираешься сидеть, как дама-патронесса во время благотворительного визита, лучше тебе перебраться к своему мужу и составить ему компанию.
   Этот беззаботный тон давался ему нелегко. Он никогда не умел как следует врать. Одна фраза влечет за собой другую, и ты выдаешь себя, еще не успев докончить свою ложь. Такое поведение Жермены могло значить одно: она знала, куда они едут на самом деле. Он испытал чувство вины, и его охватило отчаяние. У него было одно желание: остановить машину, сжать жену в объятиях и не отпускать ее теплое и нежное тело, от которого он должен отказаться. Педро встряхнулся. Нет, он не имеет права расслабляться. Чего бы это ему ни стоило, Жермена должна доехать до Грасса, до своих родных, не подозревая, что ее ждет.
   – Завтра к полудню ты увидишь своих родных. Тебя это не радует?
   Машинально он все сильнее жал на тормоз. Не так просто плавно остановить машину с тяжеленным трейлером.
   – Ты сядешь рядом со мной, моя Жермена. Так нам удобнее будет болтать, правда?
   Машину удалось остановить без проблем, но вот с Жерменой ничего не получалось. Она так и не разжала губы. Он сделал вид, будто ничего не замечает, вышел из машины и, по-мушкетерски приветствуя жену, попробовал еще пошутить:
   – Не желает ли мадам следовать за мной…
   Жермена не шелохнулась. Он не мог и дальше не замечать ее поведения.
   – Дорогая, послушай! Сколько времени мы ждали этот отпуск! Еще вчера, когда мы покупали эту машину и трейлер, ты казалась такой счастливой! Уже несколько лет ты не видела своих родных. Мы едем издалека. Что с тобой вдруг? Скажи мне.
   Он сел в машину рядом с ней, взял за руку. Жермена тут же ее выдернула.
   – Жермена! Почему ты сердишься? Что я тебе сделал?
   Внезапно она повернулась к нему, открыла рот, но не произнесла ни слова. Она вонзила ногти в руку мужу, и из ее глаз полились слезы.
   – Скажи, милая, что с тобой? – уговаривал Педро.
   Она, рыдая, кинулась к нему на грудь, губами искала его губы. Он закрыл глаза, стараясь уклониться от поцелуя, и чары тут же были нарушены.
   – Я опротивела тебе, – закричала Жермена, – я была в этом уверена.
   Он приложил ладони к ее щекам.
   – Как ты можешь, как смеешь говорить такое. Жермена? Я за тебя отдал бы все на свете, ты это знаешь. Чтобы ты мне опротивела, любовь моя…
   Слыша это, Жермена потихоньку успокаивалась, склонив голову мужу на плечо. Он нежно гладил ей шею, а она изгибалась, чтобы его пальцы спустились ниже. Но вот уже несколько месяцев, с тех пор как он знал, он не мог… Приласкать ее, обнять, да. Но…
   – Педро, – прошептала она, – не заставляй меня страдать.
   – Но это ты сама заставляешь себя страдать, Жермена. Я ничего не сказал, не сделал, что бы могло…
   – Почему ты не захотел меня поцеловать? – резко спросила она, глаза ее сверкали.
   Он улыбнулся:
   – А почему ты дуешься с утра?
   Он тут же пожалел о своем вопросе. Зрачки Жермены сузились, в углах рта залегли складки. Она задрожала.
   – Жермена! – крикнул он, обхватив ее обеими руками, сжимая изо всех сил, чтобы унять эту дрожь.
 
 
   Издалека, если смотреть через раскрытую дверцу машины, могло показаться, что он хочет ее насильно поцеловать.
   – Ну пойдем, идем же, не смотри, это некрасиво! – сказала Тереза, потянув Фреда за руку.
   – Эти дурачки меня забавляют, – хохотнул Фред. – Когда женщина не хочет, она не хочет. Я ведь тебя никогда не насиловал?
   – Нет. Ну идем.
   Он нехотя последовал за ней. Ему лезли в голову другие мысли.
   – Конечно, – пробормотал он, – бразильцы.
   – Ну откуда ты знаешь? – осмелилась Тереза. – Этот номер может также…
   – Ты бы молчала с твоей наблюдательностью. Ты не заметила на крыле маленький флажок? Это бразильцы.
   Его плохое настроение не проходило с утра. Он удалился, ускорив шаг. Тереза пошла за ним. Она всегда с пониманием реагировала на настроения Фреда. Но теперь ей необходимо было выяснить намерения своего возлюбленного. Нахмурив лоб, Фред ждал Терезу, поторапливая ее жестами. Она повисла на его руке.
   – Что будем делать, Фред?
   – Нет, ты просто не отдаешь себе отчета! – взорвался он, раздумывая над вопросом. – Ах! Во что превратили нашу бедную Францию. Все для иностранцев. Можешь ты мне сказать, какого черта надо у нас всем этим метисам?
   – Не нервничай так.
   Он соизволил успокоиться, чтобы с горечью заметить:
   – Ты права, этим ничего не изменишь.
   В порыве нежности он обнял Терезу за плечи, нежно поцеловал в шею. Когда Фред был таким, он делался похожим на маленького мальчика, слишком рано познавшего жизнь. Тогда для Терезы Фред и ребенок, которого она носила в себе, становились одним целым, и она таяла от избытка чувств.
   – Никого у меня нет, кроме тебя, – прошептал Фред, – тебя одной, моя Тереза…
   И вдруг мысль, которую он гнал от себя со вчерашнего вечера, наполнила его незнакомым доселе чувством ужаса.
   – Ребенок! – завопил он, подняв сжатую в кулак руку. – Ребенок! Черт побери! Что я, по-твоему, должен с ним делать?
   Тереза крепко схватила его за рукав, повернула к себе.
   – А я? – спросила она просто.
   Этот вопрос поставил Фреда в тупик. Он смущенно улыбнулся и вновь прижал Терезу к себе.
   – Ты или я – это одно и то же, разве ты не понимаешь? Черт, ну и дела! Папа выгонит меня из дому, это точно!
   – Нет, Фредди.
   – Как? Как нет?
   – Ты прекрасно знаешь, что тебя он не выгонит. А вот меня он не впустит в дом. В самом худшем случае у тебя будет крыша над головой…
   Фред схватил ее за плечи.
   – Ах! Ты думаешь, я смогу греться в тепле, когда моя жена с ребенком подыхает на улице, как в мелодрамах? Значит, так ты думаешь обо мне?
   Тереза дрожащей рукой погладила его по голове, в ее глазах блеснули слезы.
   – Нет, Фред, но иногда так хочется услышать это от тебя.
   Встав на цыпочки, она поцеловала его, и они зашагали дальше.
   – Где ты возьмешь деньги? – спросила Тереза.
   Он сжал кулаки.
   – Деньги! Все время деньги! Грязные деньги! Чего бы я только не сделал, если бы они у меня были!
   – Фред, не будем отвлекаться. У тебя нет денег, надо их достать.
   – Где я их возьму? Вот они, там, видишь!
   Он указал на автомобиль, от которого они отошли довольно далеко.
   – Посмотри, есть ли у них монеты. Для метисов денег хватает, говорю тебе. «Ягуар», трейлер ценою в миллион, девочки, которых везут с собой и насилуют в машине, – все за песеты… Ах! Если б у меня было хоть немного денег, моя Тереза, знаешь, что б мы сделали?
   Он обхватил ее за талию и потянул за собой. Вздохнув, она подчинилась. С Фредом никогда не удавалось довести разговор до конца. Он мечтал вслух:
   – Мы бы поехали с тобой на Лазурный берег, написали сценарий, затем вернулись в Париж снимать интерьеры. А тебе, знаешь, что нужно? Роль… Подожди, дай я подумаю…
   – Роль матери, – подсказала Тереза.
   – Пошли назад! – Фред спустился с облаков на землю. – С тобой нельзя серьезно разговаривать.
   Они молча направились к гостинице. Солнце припекало, день был прекрасный.
 
 
   Педро ласково разговаривал с женой, которая постепенно успокаивалась: