Страница:
Лев Феоктистович поднял руку, приложил указательный палец к губам и очень внимательно, как-то совершенно по-новому посмотрел на сержанта.
– Хороший ответ.
– Да уж какой есть.
– Нет, в самом деле хороший.
Теперь уже сержант смотрел на Безбородко так, будто впервые увидел. Похоже, Лев Феоктистович действительно был искренен.
– Теперь другой вопрос. Противник атаковал рядового Муратова. Но выстрелил в него Портной. Почему?
– Почему он выстрелил? – не понял вопроса Макарычев.
– Нет! – сделал отрицательный жест рукой Лев Феоктистович. – Почему не выстрелил Муратов? У него ведь было оружие?
– Да, как и у всех.
– Так почему же, подвергшись нападению, он не стал стрелять?
Сержант ответил не сразу. Он сначала мысленно прокрутил заново всю ситуацию. Вот Муратов тащит упирающуюся девчонку к машине. Через локоть у него перекинуто сложенное одеяло. Автомат висит на плече. Схватить его, передернуть затвор и нажать на курок – дело двух-трех секунд. Портной стоит чуть в стороне. Его автомат тоже на плече. Правая рука согнута в локте, большой палец засунут под ремень. Рядом с ним Тарья. Они оба смотрят, как Муратов сражается с упрямой девчонкой. Вот сам он, сержант Макарычев, наклоняется, чтобы прикурить от зажигалки, что держит в руке Олег Стецук. Но, не успев затянуться, он услышал выстрел… Нет, сначала что-то коротко и тревожно крикнула Тарья. Он начал поворачиваться, чтобы глянуть, что там случилось. И в этот момент грохнул выстрел. Он успел увидеть, как падает девочка, тело которой оплетено тонкими, блестящими, извивающимися щупальцами. И как в страхе пятится от нее рядовой Муратов… Одеяло он уронил на землю… Но при этом даже не попытался сдернуть автомат с плеча. Почему?.. Прежде Макарычев не задавал себе этот вопрос. И Муратова не спрашивал. Наверное, потому что ответ казался ему очевидным. И прежде, и теперь.
– А вы бы не растерялись, если бы у вас на глазах маленькая девочка превратилась в чудовище? – спросил он у Безбородко.
– Речь не обо мне.
– И все же?
– Честно?
– Хотелось бы.
– Не знаю. Ситуация действительно необычная, – Лев Феоктистович развел руки в стороны. Он посмотрел сначала на правую ладонь, как будто это была та самая уиновая девочка, о которой шел разговор, потом на левую, как будто это был он сам. – В высшей степени необычная, – сказал он, переведя взгляд на Макарычева.
– Вот и я о том же, – кивнул тот.
– Но, посудите сами, Сергей, – Безбородко сначала свел ладони вместе, затем положил перед собой на стол. – Муратов не смог выстрелить в девочку, хотя от этого, быть может, зависела его жизнь. А вот Портной сделал это, не раздумывая, едва почувствовав угрозу.
– Вы хотите, чтобы я объяснил ситуацию? – спросил Макарычев.
– Если можете.
– Муратов видел перед собой девочку. И не смог быстро переключиться, когда она превратилась в чудище. Портной же с самого начала почувствовал что-то неладное.
– Что именно?
– Каким образом маленькая девочка оказалась одна в глухом лесу? Если бы она заблудилась, мы бы уже получили сообщение об исчезновении ребенка и вся часть прочесывала бы лес. К тому же Портной обратил внимание на ее босые ноги. Она шла так, будто не чувствовала сосновых иголок, которые должны были колоть ей пятки.
– То есть вы хотите сказать, что Портной с самого начала видел в девочке врага?
– Потенциального врага, – уточнил сержант.
– Интересно! – Лев Феоктистович откинулся на спинку стула. Одну руку он положил себе на плечо, другой обхватил подбородок. – Чрезвычайно интересно!
– А можно мне вас спросить? – осторожно поинтересовался сержант.
– Да, пожалуйста! – сделал широкий приглашающий жест рукой Безбородко.
– Вам известно, что представляла собой та девочка, возле башни?
– Почему вас это интересует?
– Подобная ситуация может повториться. И я хочу быть уверен, что поступил правильно.
– А вы сомневаетесь?
– Не сомневался до этого разговора.
– Ага, – Лев Феоктистович снова положил ладони на стол. – Ну, что ж, господин сержант, могу с уверенностью сказать, что вы поступили совершенно правильно. Девочка, которую вы встретили возле башни, была не живым существом. В том смысле слова, как мы его понимаем. Хотя по своей биологической природе она была почти идентична человеку. Разница заключалась лишь в том, что все жизненные функции ее организма выполняли универсальные информационные носители. Благодаря уинам она не испытывала потребности в еде и воде, хотя могла имитировать процесс потребления пищи. Легкие ее функционировали, как у обычного человека, но в случае необходимости она могла бы сколь угодно долго оставаться под водой. Любые повреждения тканей восстанавливались уинами почти мгновенно. Даже выстрел вашего солдата, разнесший ей голову, был не смертелен, поскольку функции, осуществляемые у человека головным мозгом, были перераспределены между заполнявшими организм девочки уинами. То, что уины не стали бороться за жизнь созданного ими существа, объясняется, по всей видимости, тем, что, как вы верно заметили, все происходило на самом краю накрывавшего башню информационного поля. Еще три-четыре шага в сторону от башни – и существо в любом случае погибло бы. Предвосхищая ваши дальнейшие вопросы, хочу сказать: первое – мы понятия не имеем, для чего башня создала это существо. Второе – мы в своей практике впервые сталкиваемся с подобным. Никогда прежде нам не попадались башни, создающие копии живых существ. Быть может, все дело в том, что у нас в стране информационные башни и все хоть как-то связанные с ними нанотехнологии объявлены вне закона. Вдоль границы выставлен санитарный кордон, предотвращающий прямое проникновение башен на нашу территорию. А те, что прорастают из спор (пути их проникновения на нашу территорию – тема для отдельного разговора), довольно быстро обнаруживаются и оперативно уничтожаются. Видимо, нам просто не попадались башни, достаточно большие, созревшие, чтобы начать плодоносить.
– А за кордоном?
– Нам мало что известно о том, что происходит в других странах. Закордонные специалисты уверены, что информационные башни – это чудесный дар жителям Земли, а мы полные идиоты, поскольку не хотим им воспользоваться. Они готовы предоставить нам любую информацию, но специалистов наших к своим башням близко не подпускают. У нас на сей счет особое мнение. Из-за которого всех нас за кордоном считают ретроградами и параноиками. Хотя… – Лев Феоктистович постучал пальцами по столу. Плотное зеленое сукно скрадывало звуки ударов. Безбородко смотрел не на собеседника, а на свои суетящиеся пальцы. Складывалось впечатление, что он сомневается, стоит ли продолжать разговор на начатую тему. Но впечатление это было обманчивым. Лев Феоктистович всего лишь разминал суставы пальцев, которые у него, случалось, ныли. – Нашим коллегам, работающим за кордоном, не раз доводилось сталкиваться с людьми без прошлого, – он бросил взгляд на Макарычева. – Понимаете? Живет себе вполне обычный на первый взгляд человек. Жена или муж. Дети. Однако все попытки разузнать что-либо о его прошлом заканчиваются неудачей. Складывается впечатление, что в какой-то момент он просто появился из ниоткуда… Мы, понятное дело, догадывались, что тут не обошлось без информационных башен и уинов. Однако были уверены, что созданием рипов – так мы называем суррогатных людей, – занимаются все-таки люди. Реальные. Зачем, почему – это уже другие вопросы. То, что нам стало известно благодаря вам, господин сержант, заставляет совершенно по-новому взглянуть на ситуацию. Если раньше мы лишь предполагали, что появление информационных башен может оказаться началом вторжения на Землю, то теперь…
Лев Феоктистович оставил фразу незаконченной. Из-за чего она стала казаться еще более зловещей.
– Вторжение? – тихо повторил Макарычев. – Как в кино?
– Нет, – улыбнувшись, покачал головой Безбородко – Как в жизни.
– Почему тогда об этом никто не говорит?
– Разве? – недоумевающе вскинул брови Лев Феоктистович. – А о чем же мы тогда сейчас с вами разговариваем?
– Я имел в виду не это. Почему об угрозе вторжения не говорят на правительственном, на государственном уровне? Почему молчат СМИ? Я даже в Интернете ничего об этом не читал. Хотя тема информационных нанотехнологий там обсуждается активно.
– О, друг мой! О былых заслугах Интернета в области оперативного распространения достоверной информации можете забыть. Сеть давно уже находится под контролем уинов. Любой мало-мальски мощный сервер генерирует информационное поле. Недостаточно сильное для того, чтобы вокруг него начали расти информационные башни, но уины чувствуют себя в нем вполне вольготно. Не могу сказать, насколько эффективно они фильтруют и корректируют проходящую через сервер информацию, но в том, что процесс этот идет, нет никаких сомнений.
– А почему молчит власть?
– Власть – это особая песня, – Безбородко усмехнулся так, будто вспомнил бородатый, всем отлично известный, но все равно очень смешной анекдот. – И еще одна тема для отдельного разговора, – добавил он чуть более серьезно. – В двух словах: очень непросто убедить человека в том, что то, что лично ему кажется благом, на самом деле может представлять угрозу для всего человечества. Вот вы, к примеру, господин сержант, хотели бы иметь собственную машину?
– Нет, – уверенно отказался от щедрого предложения Макарычев.
– Серьезно? – удивился Безбородко. – Я думал, все мечтают о машине.
– Я не умею водить.
– Так можно научиться.
– Не хочу.
– Ну, ладно, а что бы вы хотели?
– Просто так? Задаром?
– Ну… – Лев Феоктистович чуть поморщился и покрутил кистью руки. – Почти.
– Хорошую акустическую систему «пять-один».
– Ну, так вот, представьте, что для того, чтобы получить эту самую акустическую систему, вам достаточно щелкнуть пальцами.
– И все? – недоверчиво прищурился Макарычев.
– Еще вам необходимо иметь определенное число универсальных информационных носителей, которые за кордоном используются в качестве общепризнанной валюты. Уже и у нас открылись обменные пункты. Двенадцать уинов за рубль. Уины циркулируют у человека в крови, плавают в цитоплазме клеток, а когда нужно за что-то расплатиться, они изымаются через особый дозатор. В виде перстня, – Лев Феоктистович почему-то показал сержанту средний палец, на котором никакого кольца не было. – Процедура чрезвычайно проста и совершенно безболезненна.
– И все? – снова спросил Макарычев.
– Ну, да, – уверенно кивнул Безбородко. – После этого предмет вашей мечты материализуется буквально из воздуха, и вы можете свободно им пользоваться. В зоне единого информационного пространства, разумеется. Вам бы хотелось воспользоваться такой возможностью?
– А в чем подвох? – подумав, спросил Макарычев.
Безбородко чуть подался вперед, положил локоть на стол и понизил голос до доверительного полушепота.
– В том, что никто не имеет понятия, как все это работает. Представьте себе ситуацию – информационное поле исчезло.
Макарычев представил. Усмехнулся.
– Здорово. Закордонники останутся с голым задом.
– Вот именно, – кивнул Лев Феоктистович. – Голые, голодные и злые. И что они сделают?
– Ломанутся к нам.
– Точно! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Потому что Россия осталась единственной страной, не присоединившейся к единому информационному пространству.
– Еще Ватикан, – напомнил Макарычев.
– Официально Ватикан отказался присоединяться к единому информационному пространству, но вокруг него так много информационных башен, что практически вся территория оплота католицизма покрыта информационным полем. Люди, живущие в едином информационном пространстве, чувствуют себя добрыми волшебниками, способными создать все, что угодно, одним мановением руки. И наши, глядя на них, тоже хотят так жить. В самом деле! – Безбородко откинулся на спинку стула и широко развел руки в стороны. – Чем мы хуже?
– Я не понял, – покачал головой сержант. – Вы меня агитируете за информационные башни или против них?
– Я вас не агитирую, дружище, – улыбнулся Безбородко. – Я пытаюсь вас понять.
– А-а… – медленно кивнул сержант.
Безбородко в ответ только подмигнул ему. Но ничего не сказал.
В кабинете командира части воцарилась тишина. Луч света, продравшись сквозь щель в закрывающих окна темно-фиолетовых портьерах, упал на портрет президента. И сержанту Макарычеву показалось, что и президент подмигнул ему. Странно. Что президенту-то от него нужно? Чтобы грядущие выборы не проспал? Не проспит – дневальный разбудит.
– Давайте вернемся к тому, что случилось вчера, – напомнил о своем присутствии Безбородко.
Сержант жестом дал понять, что ничего не имеет против.
– Так, значит, узнав о том, что ликвидаторы задерживаются, вы решили самостоятельно исследовать башню?
– Нет, – едва заметно улыбнулся Макарычев. – Узнав, что ликвидаторы где-то капитально застряли, я решил выяснить, каким образом девочка выбралась из башни. Потому что откуда ей еще было взяться?
– Логично, – согласился Лев Феоктистович.
Глава 3
– Хороший ответ.
– Да уж какой есть.
– Нет, в самом деле хороший.
Теперь уже сержант смотрел на Безбородко так, будто впервые увидел. Похоже, Лев Феоктистович действительно был искренен.
– Теперь другой вопрос. Противник атаковал рядового Муратова. Но выстрелил в него Портной. Почему?
– Почему он выстрелил? – не понял вопроса Макарычев.
– Нет! – сделал отрицательный жест рукой Лев Феоктистович. – Почему не выстрелил Муратов? У него ведь было оружие?
– Да, как и у всех.
– Так почему же, подвергшись нападению, он не стал стрелять?
Сержант ответил не сразу. Он сначала мысленно прокрутил заново всю ситуацию. Вот Муратов тащит упирающуюся девчонку к машине. Через локоть у него перекинуто сложенное одеяло. Автомат висит на плече. Схватить его, передернуть затвор и нажать на курок – дело двух-трех секунд. Портной стоит чуть в стороне. Его автомат тоже на плече. Правая рука согнута в локте, большой палец засунут под ремень. Рядом с ним Тарья. Они оба смотрят, как Муратов сражается с упрямой девчонкой. Вот сам он, сержант Макарычев, наклоняется, чтобы прикурить от зажигалки, что держит в руке Олег Стецук. Но, не успев затянуться, он услышал выстрел… Нет, сначала что-то коротко и тревожно крикнула Тарья. Он начал поворачиваться, чтобы глянуть, что там случилось. И в этот момент грохнул выстрел. Он успел увидеть, как падает девочка, тело которой оплетено тонкими, блестящими, извивающимися щупальцами. И как в страхе пятится от нее рядовой Муратов… Одеяло он уронил на землю… Но при этом даже не попытался сдернуть автомат с плеча. Почему?.. Прежде Макарычев не задавал себе этот вопрос. И Муратова не спрашивал. Наверное, потому что ответ казался ему очевидным. И прежде, и теперь.
– А вы бы не растерялись, если бы у вас на глазах маленькая девочка превратилась в чудовище? – спросил он у Безбородко.
– Речь не обо мне.
– И все же?
– Честно?
– Хотелось бы.
– Не знаю. Ситуация действительно необычная, – Лев Феоктистович развел руки в стороны. Он посмотрел сначала на правую ладонь, как будто это была та самая уиновая девочка, о которой шел разговор, потом на левую, как будто это был он сам. – В высшей степени необычная, – сказал он, переведя взгляд на Макарычева.
– Вот и я о том же, – кивнул тот.
– Но, посудите сами, Сергей, – Безбородко сначала свел ладони вместе, затем положил перед собой на стол. – Муратов не смог выстрелить в девочку, хотя от этого, быть может, зависела его жизнь. А вот Портной сделал это, не раздумывая, едва почувствовав угрозу.
– Вы хотите, чтобы я объяснил ситуацию? – спросил Макарычев.
– Если можете.
– Муратов видел перед собой девочку. И не смог быстро переключиться, когда она превратилась в чудище. Портной же с самого начала почувствовал что-то неладное.
– Что именно?
– Каким образом маленькая девочка оказалась одна в глухом лесу? Если бы она заблудилась, мы бы уже получили сообщение об исчезновении ребенка и вся часть прочесывала бы лес. К тому же Портной обратил внимание на ее босые ноги. Она шла так, будто не чувствовала сосновых иголок, которые должны были колоть ей пятки.
– То есть вы хотите сказать, что Портной с самого начала видел в девочке врага?
– Потенциального врага, – уточнил сержант.
– Интересно! – Лев Феоктистович откинулся на спинку стула. Одну руку он положил себе на плечо, другой обхватил подбородок. – Чрезвычайно интересно!
– А можно мне вас спросить? – осторожно поинтересовался сержант.
– Да, пожалуйста! – сделал широкий приглашающий жест рукой Безбородко.
– Вам известно, что представляла собой та девочка, возле башни?
– Почему вас это интересует?
– Подобная ситуация может повториться. И я хочу быть уверен, что поступил правильно.
– А вы сомневаетесь?
– Не сомневался до этого разговора.
– Ага, – Лев Феоктистович снова положил ладони на стол. – Ну, что ж, господин сержант, могу с уверенностью сказать, что вы поступили совершенно правильно. Девочка, которую вы встретили возле башни, была не живым существом. В том смысле слова, как мы его понимаем. Хотя по своей биологической природе она была почти идентична человеку. Разница заключалась лишь в том, что все жизненные функции ее организма выполняли универсальные информационные носители. Благодаря уинам она не испытывала потребности в еде и воде, хотя могла имитировать процесс потребления пищи. Легкие ее функционировали, как у обычного человека, но в случае необходимости она могла бы сколь угодно долго оставаться под водой. Любые повреждения тканей восстанавливались уинами почти мгновенно. Даже выстрел вашего солдата, разнесший ей голову, был не смертелен, поскольку функции, осуществляемые у человека головным мозгом, были перераспределены между заполнявшими организм девочки уинами. То, что уины не стали бороться за жизнь созданного ими существа, объясняется, по всей видимости, тем, что, как вы верно заметили, все происходило на самом краю накрывавшего башню информационного поля. Еще три-четыре шага в сторону от башни – и существо в любом случае погибло бы. Предвосхищая ваши дальнейшие вопросы, хочу сказать: первое – мы понятия не имеем, для чего башня создала это существо. Второе – мы в своей практике впервые сталкиваемся с подобным. Никогда прежде нам не попадались башни, создающие копии живых существ. Быть может, все дело в том, что у нас в стране информационные башни и все хоть как-то связанные с ними нанотехнологии объявлены вне закона. Вдоль границы выставлен санитарный кордон, предотвращающий прямое проникновение башен на нашу территорию. А те, что прорастают из спор (пути их проникновения на нашу территорию – тема для отдельного разговора), довольно быстро обнаруживаются и оперативно уничтожаются. Видимо, нам просто не попадались башни, достаточно большие, созревшие, чтобы начать плодоносить.
– А за кордоном?
– Нам мало что известно о том, что происходит в других странах. Закордонные специалисты уверены, что информационные башни – это чудесный дар жителям Земли, а мы полные идиоты, поскольку не хотим им воспользоваться. Они готовы предоставить нам любую информацию, но специалистов наших к своим башням близко не подпускают. У нас на сей счет особое мнение. Из-за которого всех нас за кордоном считают ретроградами и параноиками. Хотя… – Лев Феоктистович постучал пальцами по столу. Плотное зеленое сукно скрадывало звуки ударов. Безбородко смотрел не на собеседника, а на свои суетящиеся пальцы. Складывалось впечатление, что он сомневается, стоит ли продолжать разговор на начатую тему. Но впечатление это было обманчивым. Лев Феоктистович всего лишь разминал суставы пальцев, которые у него, случалось, ныли. – Нашим коллегам, работающим за кордоном, не раз доводилось сталкиваться с людьми без прошлого, – он бросил взгляд на Макарычева. – Понимаете? Живет себе вполне обычный на первый взгляд человек. Жена или муж. Дети. Однако все попытки разузнать что-либо о его прошлом заканчиваются неудачей. Складывается впечатление, что в какой-то момент он просто появился из ниоткуда… Мы, понятное дело, догадывались, что тут не обошлось без информационных башен и уинов. Однако были уверены, что созданием рипов – так мы называем суррогатных людей, – занимаются все-таки люди. Реальные. Зачем, почему – это уже другие вопросы. То, что нам стало известно благодаря вам, господин сержант, заставляет совершенно по-новому взглянуть на ситуацию. Если раньше мы лишь предполагали, что появление информационных башен может оказаться началом вторжения на Землю, то теперь…
Лев Феоктистович оставил фразу незаконченной. Из-за чего она стала казаться еще более зловещей.
– Вторжение? – тихо повторил Макарычев. – Как в кино?
– Нет, – улыбнувшись, покачал головой Безбородко – Как в жизни.
– Почему тогда об этом никто не говорит?
– Разве? – недоумевающе вскинул брови Лев Феоктистович. – А о чем же мы тогда сейчас с вами разговариваем?
– Я имел в виду не это. Почему об угрозе вторжения не говорят на правительственном, на государственном уровне? Почему молчат СМИ? Я даже в Интернете ничего об этом не читал. Хотя тема информационных нанотехнологий там обсуждается активно.
– О, друг мой! О былых заслугах Интернета в области оперативного распространения достоверной информации можете забыть. Сеть давно уже находится под контролем уинов. Любой мало-мальски мощный сервер генерирует информационное поле. Недостаточно сильное для того, чтобы вокруг него начали расти информационные башни, но уины чувствуют себя в нем вполне вольготно. Не могу сказать, насколько эффективно они фильтруют и корректируют проходящую через сервер информацию, но в том, что процесс этот идет, нет никаких сомнений.
– А почему молчит власть?
– Власть – это особая песня, – Безбородко усмехнулся так, будто вспомнил бородатый, всем отлично известный, но все равно очень смешной анекдот. – И еще одна тема для отдельного разговора, – добавил он чуть более серьезно. – В двух словах: очень непросто убедить человека в том, что то, что лично ему кажется благом, на самом деле может представлять угрозу для всего человечества. Вот вы, к примеру, господин сержант, хотели бы иметь собственную машину?
– Нет, – уверенно отказался от щедрого предложения Макарычев.
– Серьезно? – удивился Безбородко. – Я думал, все мечтают о машине.
– Я не умею водить.
– Так можно научиться.
– Не хочу.
– Ну, ладно, а что бы вы хотели?
– Просто так? Задаром?
– Ну… – Лев Феоктистович чуть поморщился и покрутил кистью руки. – Почти.
– Хорошую акустическую систему «пять-один».
– Ну, так вот, представьте, что для того, чтобы получить эту самую акустическую систему, вам достаточно щелкнуть пальцами.
– И все? – недоверчиво прищурился Макарычев.
– Еще вам необходимо иметь определенное число универсальных информационных носителей, которые за кордоном используются в качестве общепризнанной валюты. Уже и у нас открылись обменные пункты. Двенадцать уинов за рубль. Уины циркулируют у человека в крови, плавают в цитоплазме клеток, а когда нужно за что-то расплатиться, они изымаются через особый дозатор. В виде перстня, – Лев Феоктистович почему-то показал сержанту средний палец, на котором никакого кольца не было. – Процедура чрезвычайно проста и совершенно безболезненна.
– И все? – снова спросил Макарычев.
– Ну, да, – уверенно кивнул Безбородко. – После этого предмет вашей мечты материализуется буквально из воздуха, и вы можете свободно им пользоваться. В зоне единого информационного пространства, разумеется. Вам бы хотелось воспользоваться такой возможностью?
– А в чем подвох? – подумав, спросил Макарычев.
Безбородко чуть подался вперед, положил локоть на стол и понизил голос до доверительного полушепота.
– В том, что никто не имеет понятия, как все это работает. Представьте себе ситуацию – информационное поле исчезло.
Макарычев представил. Усмехнулся.
– Здорово. Закордонники останутся с голым задом.
– Вот именно, – кивнул Лев Феоктистович. – Голые, голодные и злые. И что они сделают?
– Ломанутся к нам.
– Точно! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Потому что Россия осталась единственной страной, не присоединившейся к единому информационному пространству.
– Еще Ватикан, – напомнил Макарычев.
– Официально Ватикан отказался присоединяться к единому информационному пространству, но вокруг него так много информационных башен, что практически вся территория оплота католицизма покрыта информационным полем. Люди, живущие в едином информационном пространстве, чувствуют себя добрыми волшебниками, способными создать все, что угодно, одним мановением руки. И наши, глядя на них, тоже хотят так жить. В самом деле! – Безбородко откинулся на спинку стула и широко развел руки в стороны. – Чем мы хуже?
– Я не понял, – покачал головой сержант. – Вы меня агитируете за информационные башни или против них?
– Я вас не агитирую, дружище, – улыбнулся Безбородко. – Я пытаюсь вас понять.
– А-а… – медленно кивнул сержант.
Безбородко в ответ только подмигнул ему. Но ничего не сказал.
В кабинете командира части воцарилась тишина. Луч света, продравшись сквозь щель в закрывающих окна темно-фиолетовых портьерах, упал на портрет президента. И сержанту Макарычеву показалось, что и президент подмигнул ему. Странно. Что президенту-то от него нужно? Чтобы грядущие выборы не проспал? Не проспит – дневальный разбудит.
– Давайте вернемся к тому, что случилось вчера, – напомнил о своем присутствии Безбородко.
Сержант жестом дал понять, что ничего не имеет против.
– Так, значит, узнав о том, что ликвидаторы задерживаются, вы решили самостоятельно исследовать башню?
– Нет, – едва заметно улыбнулся Макарычев. – Узнав, что ликвидаторы где-то капитально застряли, я решил выяснить, каким образом девочка выбралась из башни. Потому что откуда ей еще было взяться?
– Логично, – согласился Лев Феоктистович.
Глава 3
Сержант Макарычев подошел к башне и осторожно, будто боясь испачкаться, а то и заразу какую подцепить, коснулся ее кончиками пальцев. Поверхность башни оказалась идеально ровной и чуть теплой на ощупь. Ну, то, что теплая, неудивительно – могла на солнце нагреться. Странным казалось то, что абсолютно ровная поверхность выглядела так, будто была собрана из мириад крошечных шариков. Оптический, понимаешь, обман. Причем слово «обман» – ключевое.
Макарычев похлопал по башне ладонью. Щелкнул ногтем. Необычное покрытие будто проглатывало звуки.
– Может, садануть чем, – уже в который раз предложил Стецук.
– Садани, – не стал возражать Макарычев.
– О, я сейчас!
Стецук довольно улыбнулся – ему давно уже хотелось как следует стукнуть по башне – и побежал к машине за инструментами.
К тому времени, когда он вернулся, сержант обошел башню вокруг. Поверхность везде была совершенно однородной. Ну, или, по крайней мере, казалась такой. И как, спрашивается, к эдакому подступиться?
– Не поможет, – покачала головой Тарья, когда Стецук обеими руками взялся за рукоятку тяжелой кувалды.
– А мы поглядим, – ефрейтор закинул кувалду на плечо.
– Зачем Герасим с собой эту дуру возит? – спросил Портной.
Имея в виду, понятное дело, кувалду.
– Так, на всякий случай… Он у нас вообще парень запасливый.
Стецук широко размахнулся и, тяжко охнув, саданул-таки кувалдой по башне.
В том месте, куда пришелся удар, образовалась вмятина. Приличная такая вмятина, размером с кулак и сантиметра два глубиной. Но, прежде чем ефрейтор успел в другой раз поднять кувалду, вмятина затянулась. Как будто и не было ее.
– Вот же зараза!
Стецук еще раз, уже с досадой, ударил кувалдой по башне.
Результат оказался тот же.
– Ну, ладно!
Ефрейтор не собирался так просто сдаваться. Он взялся за топор.
С топором дело пошло веселее. Широкое лезвие легко входило в кажущийся податливым материал, столь же легко выходило, а махать топором все ж не так утомительно, как кувалдой. Да и опыт в этом деле у Стецука какой-никакой, а имелся.
За десять минут ефрейтор прорубил щель, в которую могла войти ладонь. Но, стоило только ему остановиться, чтобы перекурить, как щель на глазах стала затягиваться.
– Ах ты, падаль смердящая!..
Стецук снова ухватился за топорище, явно намереваясь доказать превосходство тупой силы над изощренным разумом.
– Хватит, – махнул рукой Макарычев. – Оставь!
Он едва не силой вырвал топор из рук будто взбеленившегося ефрейтора.
– Нужно действовать иначе, – сказала Тарья.
Девушка стояла, сложив руки на груди, и смотрела на ефрейтора с насмешкой – Стецук забавлял ее.
– Как? – спросил Портной.
– Я знаю! – Стецук дернул с плеча автомат.
– Только попробуй! – пригрозил ему сержант.
– За патроны сам отчитаюсь!
– А я тебе ща сам по лбу дам!
Недовольно что-то ворча себе под нос, ефрейтор повесил автомат на плечо и полез в карман за сигаретами.
Словно примеряясь, сержант похлопал по башне ладонью и, запрокинув голову, посмотрел на распарывающий голубизну неба шпиль.
– Башня состоит из намертво вцепившихся друг в друга нанороботов, – задумчиво произнес он.
– Ну, можно и так сказать, – подумав, согласилась Тарья. – Хотя обычно их называют уинами.
– У людей за кордоном уины живут в организме.
– Вряд ли правомерно говорить «живут», когда речь идет о небиологических объектах.
– Как же тогда говорить? – покосился на виртуальную девушку сержант. – Существуют?
– Скажи просто – «находятся», – предложила Тарья. – Это своего рода симбиоз.
– Находятся, живут – какая разница, – недовольно поморщился Макарычев. – Главное – они имеют сродство с человеческим организмом.
– Несомненно, – согласилась Тарья.
– Девчонка была под завязку набита уинами.
– И что с того? – непонимающе пожал плечами Стецук.
Тарья, похоже, тоже не понимала, к чему клонит Макарычев. Однако в отличие от ефрейтора она не собиралась вот так просто в этом признаваться.
– У башни должна быть система опознания «свой-чужой»… – Макарычев попытался ковырнуть покрытие башни ногтем, но у него ничего не вышло – ноготь просто скользнул по гладкой, как отполированной, поверхности. – Которую мы и должны обмануть.
– То есть ты хочешь, чтобы башня сама открыла перед тобой дверь? – уточнил на всякий случай Стецук.
– Точно, – кивнул Макарычев. – Сам посуди. Уины воспринимают человеческое тело как естественную для себя среду обитания. Они умеют создавать копии, практически неотличимые от живых людей. Значит, по идее, любого из нас они могут принять за своего.
– У нас внутри нет уинов, – заметил Стецук.
– Думаю, это не существенно, – возразила Тарья. – Возле башни напряжение информационного поля должно быть достаточно велико для того, чтобы скрыть информационные лакуны, которые мы собой представляем.
– А оно, это поле, – двумя сложенными вместе пальцами ефрейтор Стецук постучал себя по виску, – для мозгов не вредно?
– Для твоих – нет, – усмехнулся сержант.
– Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо длительное наблюдение за большой группой подопытных, регулярно подвергающихся воздействию информационного поля, – более развернуто ответила на вопрос ефрейтора Тарья.
– Спасибо, энциклопедичная ты наша, – недовольно буркнул в ответ Стецук. – Я вот тоже сейчас подвергаюсь…
Ефрейтор вытряхнул из пачки сигарету и зажал ее зубами.
– А ведь верно! – молчавший все это время Портной едва не хлопнул в ладоши, когда понял, что нашел ответ на главный вопрос. Ну, или, во всяком случае, подошел очень близко к решению. – Мозг! Наш мозг! – Сложив два пальца, указательный и средний, боец сначала показал их сержанту, а затем повторил жест ефрейтора – постучал себя по виску. – Вот что отличает нас от нанореплик. У созданных башней кукол функции мозга выполняют заполнившие весь их организм уины! Поскольку они всего лишь полифункциональные нанороботы, информационное поле необходимо им для постоянного обмена информацией с башней. Именно поэтому они погибают, оказавшись вне зоны покрытия информационного поля. Значит, для того чтобы обмануть систему башни «свой-чужой», нужно только отключить мозг!
Стецук ухватил за рукоятку стоявшую у основания башни кувалду и легонько качнул ею из стороны в сторону.
– Тебе прямо сейчас отключить?
Портной обиженно нахмурился.
– Дурак ты, ефрейтор, – Макарычев плюнул под ноги и растер плевок сапогом. – Парень дело говорит.
– Да ну? – с деланым удивлением округлил глаза Стецук. – Мозги, сержант, это тебе не торшер, чтобы по желанию включать и выключать. Чтобы выключить мозги, существует только один способ. Надежный, проверенный веками, – ефрейтор хохотнул и чуть сильнее качнул кувалду.
– Достаточно всего лишь ни о чем не думать, – вставил Портной.
– А я так не умею, – Стецук дернул головой из стороны в сторону. – У меня все время какие-нибудь мысли в голове крутятся.
– А голосов чужих не слышишь? – с серьезным видом поинтересовалась Тарья.
– Нет, – так же серьезно ответил Стецук. – Хотя, честно говоря, я особенно-то и не прислушиваюсь.
– Я могу попробовать, – предложил Портной.
– Что именно? – не понял сержант.
– Могу попытаться убедить башню в том, что я свой… Ну, в смысле, нанокопия.
– И она пустит тебя внутрь?
– Не знаю, – пожал плечами солдат. – Но если нет других вариантов…
Других вариантов не было. Если не считать того, что предложил Стецук – облить башню бензином, поджечь, а потом всем разом помочиться на нее, чтобы от перепада температур покрытие треснуло. Выслушав предложение ефрейтора, Макарычев снисходительно похлопал его по плечу – ничего, мол, всякое бывает, – и они вместе отошли в сторону.
Оставшись один, Портной плотно прижал ладони к поверхности башни, закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям. Шестое чувство не открылось. Интуиция тоже молчала. Грустно вздохнув, Портной с боков прикрыл ладонями глаза от солнца и подался вперед, так, что едва не коснулся носом серебристой поверхности. Напрягая зрение, он пытался хоть что-то рассмотреть в глубине странной зеркальной глади, не отражающей ничего, даже солнечных лучей.
– Молится он там, что ли? – шепотом спросил у Макарычева Стецук.
Сержант молча пожал плечами.
Портной еще раз вздохнул, более протяжно, и сделал шаг назад.
Михаил любил читать умные книжки, хотя и далеко не все в них понимал, поэтому он был уверен, что сама по себе идея с молчащим мозгом совсем неплоха. Вот только никогда прежде ему не приходилось заниматься ничем подобным. Поэтому и рассчитывать он мог только на удачу или счастливый случай. Зачем он вообще за это взялся? Трудно сказать. Порой люди совершают очень странные, абсолютно необдуманные поступки. Особенно когда хотят произвести на кого-то впечатление.
Но, сказавши «А», нужно говорить и «Б». Портной сел на устилающие землю сухие сосновые иголки. Положил автомат справа от себя. Скрестил ноги. Ладонями погладил коленки. Возникшая позади него Тарья положила руки солдату на плечи. Поверх черных погон. И – замерла. Будто жена Лота, уставившаяся туда, куда ей не полагалось смотреть.
– Она тебе никого не напоминает? – тихо спросил у сержанта ефрейтор.
– Тарья?
– Ага.
– Да вроде… нет.
– А я вот все голову ломаю, где я ее мог видеть?
– Так спроси у Портного.
– Не, – качнул головой ефрейтор. – Так будет неправильно. Не по-спортивному. Я должен сам вспомнить.
Макарычев искоса глянул на ефрейтора и усмехнулся.
– Что? – удивился тот.
– Вот потому-то ты и не можешь свой мозг отключить, что он у тебя захламлен черт знает чем.
– Ну и пусть, – дернул плечом Стецук. И с вызовом вскинул маленький, с умилительной детской ямочкой подбородок. – А мне так нравится!
Он достал пачку сигарет и протянул Макарычеву. Сержант сделал отрицательный жест рукой. Стецук закурил, выпустил вверх тонкую струйку дыма и посмотрел на спину Портного, все так же неподвижно сидящего в шаге от башни.
– И сколько мы будем ждать?
– Ты куда-то торопишься?
– Нет. Но идея с бензином все же кажется мне…
Стецук не успел до конца развить оригинальную мысль.
По зеркальной поверхности башни словно легкая рябь пробежала. Как будто воздух над раскаленными углями колыхнулся. И точно напротив того места, где сидел Портной.
Так продолжалось секунд сорок. Затем на стене башни явственно проступила полукруглая вмятина, начинающаяся от земли и поднимающаяся на полтора метра вверх, как будто ефрейтор Стецук долго и упорно колотил здесь по стенке кувалдой.
– Ну, ни фига себе! – удивленно произнес Стецук и, наклонившись назад, оперся на рукоятку кувалды, которую зачем-то прихватил с собой. – Я думал, у Михи ничего не выйдет!
– Головой нужно работать, ефрейтор, – усмехнулся Макарычев. – Головой!
Наблюдая за изменениями, происходящими с внешним покрытием башни, Портной никак не мог отделаться от чувства, что он не имеет к этому никакого отношения. Он всего лишь сидел на земле, добросовестно буравил взглядом серебристую поверхность и старался ни о чем не думать. Еще он пытался мысленно окружать себя бледно-голубой с зеленоватыми разводами сферой умиротворенности и покоя – так советовал автор брошюры по аутотренингу, которую Михаил недавно читал. Получалось у него это или нет, сам Портной не понимал. Вернее, ему казалось, что получается. Но это было глубоко субъективное мнение, зиждящееся на подспудном стремлении самоутвердиться. Об этом он смутно догадывался. Тарья молчала. Хотя Портной ощущал ее присутствие за спиной. Должно быть, она не хотела ему мешать. Да и что она, собственно, могла сказать?
Тем временем полукруглое углубление на поверхности башни сделалось более выраженным.
Выше стропила, плотники…
На его месте вполне могла находиться дверь, через которую жокей прошел бы, не пригибаясь.
Выше стропила, плотники, входит муж, Ахиллесу подобный…
Макарычев похлопал по башне ладонью. Щелкнул ногтем. Необычное покрытие будто проглатывало звуки.
– Может, садануть чем, – уже в который раз предложил Стецук.
– Садани, – не стал возражать Макарычев.
– О, я сейчас!
Стецук довольно улыбнулся – ему давно уже хотелось как следует стукнуть по башне – и побежал к машине за инструментами.
К тому времени, когда он вернулся, сержант обошел башню вокруг. Поверхность везде была совершенно однородной. Ну, или, по крайней мере, казалась такой. И как, спрашивается, к эдакому подступиться?
– Не поможет, – покачала головой Тарья, когда Стецук обеими руками взялся за рукоятку тяжелой кувалды.
– А мы поглядим, – ефрейтор закинул кувалду на плечо.
– Зачем Герасим с собой эту дуру возит? – спросил Портной.
Имея в виду, понятное дело, кувалду.
– Так, на всякий случай… Он у нас вообще парень запасливый.
Стецук широко размахнулся и, тяжко охнув, саданул-таки кувалдой по башне.
В том месте, куда пришелся удар, образовалась вмятина. Приличная такая вмятина, размером с кулак и сантиметра два глубиной. Но, прежде чем ефрейтор успел в другой раз поднять кувалду, вмятина затянулась. Как будто и не было ее.
– Вот же зараза!
Стецук еще раз, уже с досадой, ударил кувалдой по башне.
Результат оказался тот же.
– Ну, ладно!
Ефрейтор не собирался так просто сдаваться. Он взялся за топор.
С топором дело пошло веселее. Широкое лезвие легко входило в кажущийся податливым материал, столь же легко выходило, а махать топором все ж не так утомительно, как кувалдой. Да и опыт в этом деле у Стецука какой-никакой, а имелся.
За десять минут ефрейтор прорубил щель, в которую могла войти ладонь. Но, стоило только ему остановиться, чтобы перекурить, как щель на глазах стала затягиваться.
– Ах ты, падаль смердящая!..
Стецук снова ухватился за топорище, явно намереваясь доказать превосходство тупой силы над изощренным разумом.
– Хватит, – махнул рукой Макарычев. – Оставь!
Он едва не силой вырвал топор из рук будто взбеленившегося ефрейтора.
– Нужно действовать иначе, – сказала Тарья.
Девушка стояла, сложив руки на груди, и смотрела на ефрейтора с насмешкой – Стецук забавлял ее.
– Как? – спросил Портной.
– Я знаю! – Стецук дернул с плеча автомат.
– Только попробуй! – пригрозил ему сержант.
– За патроны сам отчитаюсь!
– А я тебе ща сам по лбу дам!
Недовольно что-то ворча себе под нос, ефрейтор повесил автомат на плечо и полез в карман за сигаретами.
Словно примеряясь, сержант похлопал по башне ладонью и, запрокинув голову, посмотрел на распарывающий голубизну неба шпиль.
– Башня состоит из намертво вцепившихся друг в друга нанороботов, – задумчиво произнес он.
– Ну, можно и так сказать, – подумав, согласилась Тарья. – Хотя обычно их называют уинами.
– У людей за кордоном уины живут в организме.
– Вряд ли правомерно говорить «живут», когда речь идет о небиологических объектах.
– Как же тогда говорить? – покосился на виртуальную девушку сержант. – Существуют?
– Скажи просто – «находятся», – предложила Тарья. – Это своего рода симбиоз.
– Находятся, живут – какая разница, – недовольно поморщился Макарычев. – Главное – они имеют сродство с человеческим организмом.
– Несомненно, – согласилась Тарья.
– Девчонка была под завязку набита уинами.
– И что с того? – непонимающе пожал плечами Стецук.
Тарья, похоже, тоже не понимала, к чему клонит Макарычев. Однако в отличие от ефрейтора она не собиралась вот так просто в этом признаваться.
– У башни должна быть система опознания «свой-чужой»… – Макарычев попытался ковырнуть покрытие башни ногтем, но у него ничего не вышло – ноготь просто скользнул по гладкой, как отполированной, поверхности. – Которую мы и должны обмануть.
– То есть ты хочешь, чтобы башня сама открыла перед тобой дверь? – уточнил на всякий случай Стецук.
– Точно, – кивнул Макарычев. – Сам посуди. Уины воспринимают человеческое тело как естественную для себя среду обитания. Они умеют создавать копии, практически неотличимые от живых людей. Значит, по идее, любого из нас они могут принять за своего.
– У нас внутри нет уинов, – заметил Стецук.
– Думаю, это не существенно, – возразила Тарья. – Возле башни напряжение информационного поля должно быть достаточно велико для того, чтобы скрыть информационные лакуны, которые мы собой представляем.
– А оно, это поле, – двумя сложенными вместе пальцами ефрейтор Стецук постучал себя по виску, – для мозгов не вредно?
– Для твоих – нет, – усмехнулся сержант.
– Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо длительное наблюдение за большой группой подопытных, регулярно подвергающихся воздействию информационного поля, – более развернуто ответила на вопрос ефрейтора Тарья.
– Спасибо, энциклопедичная ты наша, – недовольно буркнул в ответ Стецук. – Я вот тоже сейчас подвергаюсь…
Ефрейтор вытряхнул из пачки сигарету и зажал ее зубами.
– А ведь верно! – молчавший все это время Портной едва не хлопнул в ладоши, когда понял, что нашел ответ на главный вопрос. Ну, или, во всяком случае, подошел очень близко к решению. – Мозг! Наш мозг! – Сложив два пальца, указательный и средний, боец сначала показал их сержанту, а затем повторил жест ефрейтора – постучал себя по виску. – Вот что отличает нас от нанореплик. У созданных башней кукол функции мозга выполняют заполнившие весь их организм уины! Поскольку они всего лишь полифункциональные нанороботы, информационное поле необходимо им для постоянного обмена информацией с башней. Именно поэтому они погибают, оказавшись вне зоны покрытия информационного поля. Значит, для того чтобы обмануть систему башни «свой-чужой», нужно только отключить мозг!
Стецук ухватил за рукоятку стоявшую у основания башни кувалду и легонько качнул ею из стороны в сторону.
– Тебе прямо сейчас отключить?
Портной обиженно нахмурился.
– Дурак ты, ефрейтор, – Макарычев плюнул под ноги и растер плевок сапогом. – Парень дело говорит.
– Да ну? – с деланым удивлением округлил глаза Стецук. – Мозги, сержант, это тебе не торшер, чтобы по желанию включать и выключать. Чтобы выключить мозги, существует только один способ. Надежный, проверенный веками, – ефрейтор хохотнул и чуть сильнее качнул кувалду.
– Достаточно всего лишь ни о чем не думать, – вставил Портной.
– А я так не умею, – Стецук дернул головой из стороны в сторону. – У меня все время какие-нибудь мысли в голове крутятся.
– А голосов чужих не слышишь? – с серьезным видом поинтересовалась Тарья.
– Нет, – так же серьезно ответил Стецук. – Хотя, честно говоря, я особенно-то и не прислушиваюсь.
– Я могу попробовать, – предложил Портной.
– Что именно? – не понял сержант.
– Могу попытаться убедить башню в том, что я свой… Ну, в смысле, нанокопия.
– И она пустит тебя внутрь?
– Не знаю, – пожал плечами солдат. – Но если нет других вариантов…
Других вариантов не было. Если не считать того, что предложил Стецук – облить башню бензином, поджечь, а потом всем разом помочиться на нее, чтобы от перепада температур покрытие треснуло. Выслушав предложение ефрейтора, Макарычев снисходительно похлопал его по плечу – ничего, мол, всякое бывает, – и они вместе отошли в сторону.
Оставшись один, Портной плотно прижал ладони к поверхности башни, закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям. Шестое чувство не открылось. Интуиция тоже молчала. Грустно вздохнув, Портной с боков прикрыл ладонями глаза от солнца и подался вперед, так, что едва не коснулся носом серебристой поверхности. Напрягая зрение, он пытался хоть что-то рассмотреть в глубине странной зеркальной глади, не отражающей ничего, даже солнечных лучей.
– Молится он там, что ли? – шепотом спросил у Макарычева Стецук.
Сержант молча пожал плечами.
Портной еще раз вздохнул, более протяжно, и сделал шаг назад.
Михаил любил читать умные книжки, хотя и далеко не все в них понимал, поэтому он был уверен, что сама по себе идея с молчащим мозгом совсем неплоха. Вот только никогда прежде ему не приходилось заниматься ничем подобным. Поэтому и рассчитывать он мог только на удачу или счастливый случай. Зачем он вообще за это взялся? Трудно сказать. Порой люди совершают очень странные, абсолютно необдуманные поступки. Особенно когда хотят произвести на кого-то впечатление.
Но, сказавши «А», нужно говорить и «Б». Портной сел на устилающие землю сухие сосновые иголки. Положил автомат справа от себя. Скрестил ноги. Ладонями погладил коленки. Возникшая позади него Тарья положила руки солдату на плечи. Поверх черных погон. И – замерла. Будто жена Лота, уставившаяся туда, куда ей не полагалось смотреть.
– Она тебе никого не напоминает? – тихо спросил у сержанта ефрейтор.
– Тарья?
– Ага.
– Да вроде… нет.
– А я вот все голову ломаю, где я ее мог видеть?
– Так спроси у Портного.
– Не, – качнул головой ефрейтор. – Так будет неправильно. Не по-спортивному. Я должен сам вспомнить.
Макарычев искоса глянул на ефрейтора и усмехнулся.
– Что? – удивился тот.
– Вот потому-то ты и не можешь свой мозг отключить, что он у тебя захламлен черт знает чем.
– Ну и пусть, – дернул плечом Стецук. И с вызовом вскинул маленький, с умилительной детской ямочкой подбородок. – А мне так нравится!
Он достал пачку сигарет и протянул Макарычеву. Сержант сделал отрицательный жест рукой. Стецук закурил, выпустил вверх тонкую струйку дыма и посмотрел на спину Портного, все так же неподвижно сидящего в шаге от башни.
– И сколько мы будем ждать?
– Ты куда-то торопишься?
– Нет. Но идея с бензином все же кажется мне…
Стецук не успел до конца развить оригинальную мысль.
По зеркальной поверхности башни словно легкая рябь пробежала. Как будто воздух над раскаленными углями колыхнулся. И точно напротив того места, где сидел Портной.
Так продолжалось секунд сорок. Затем на стене башни явственно проступила полукруглая вмятина, начинающаяся от земли и поднимающаяся на полтора метра вверх, как будто ефрейтор Стецук долго и упорно колотил здесь по стенке кувалдой.
– Ну, ни фига себе! – удивленно произнес Стецук и, наклонившись назад, оперся на рукоятку кувалды, которую зачем-то прихватил с собой. – Я думал, у Михи ничего не выйдет!
– Головой нужно работать, ефрейтор, – усмехнулся Макарычев. – Головой!
Наблюдая за изменениями, происходящими с внешним покрытием башни, Портной никак не мог отделаться от чувства, что он не имеет к этому никакого отношения. Он всего лишь сидел на земле, добросовестно буравил взглядом серебристую поверхность и старался ни о чем не думать. Еще он пытался мысленно окружать себя бледно-голубой с зеленоватыми разводами сферой умиротворенности и покоя – так советовал автор брошюры по аутотренингу, которую Михаил недавно читал. Получалось у него это или нет, сам Портной не понимал. Вернее, ему казалось, что получается. Но это было глубоко субъективное мнение, зиждящееся на подспудном стремлении самоутвердиться. Об этом он смутно догадывался. Тарья молчала. Хотя Портной ощущал ее присутствие за спиной. Должно быть, она не хотела ему мешать. Да и что она, собственно, могла сказать?
Тем временем полукруглое углубление на поверхности башни сделалось более выраженным.
Выше стропила, плотники…
На его месте вполне могла находиться дверь, через которую жокей прошел бы, не пригибаясь.
Выше стропила, плотники, входит муж, Ахиллесу подобный…