Страница:
— Если бы не ваше желание, чтобы мы с матушкой приехали в Лондон на время, пока эта… пока Линдсей не будет выдана замуж, как полагается, мы бы ни за что не пошли на такие огромные расходы, каких требует проживание в Челси.
Эдвард знал, о чем идет речь. Сущие пустяки. Каких-то пять тысяч фунтов миссис Феллннг. Еще три тысячи карточных долгов. Три тысячи здесь, две тысячи там. Да плюс еще деньги, пошедшие на то, чтобы добиться освобождения Латчетта, когда в одном из игорных притонов на Джермин-стрит его обвинили — скорее всего ложно — в жульничестве. Поскольку тот притон пользовался особенно дурной славой, виконт почти не сомневался, что на этот раз жирный мошенник сам стал жертвой обмана. Но его это не волновало.
— Я ведь внес за вас деньги на Джермин-стрит, — негромко заметил он.
Кровь бросилась Латчетту в лицо.
— О, разумеется. Чертовски любезно с вашей стороны. Но ведь есть еще маменькины расходы. Всякие милые пустячки, сами понимаете. И различные мелкие траты в Челси. Ну и сколько конкретно вам надо заплатить в Челси?
— О-о-о, — Латчетт пожал плечами, — ну, около пятнадцати.
— Пятнадцать гиней?
Латчетт остолбенело уставился на виконта.
— Пятнадцать тысяч гиней, и это не считая маменькиных расходов.
Эдвард нахмурился, однако промолчал.
— Однако сперва давайте разберемся с «Кутилами», — продолжил толстяк. — Сегодня вечером меня туда вообще отказались пустить. Чертовски неприятно.
Эдвард изо всех сил старался скрыть удовольствие, которое испытал от этих слов.
— Но уж не собираетесь ли вы просить меня об очередном займе?
— Займе? — Латчетт захлопал глазами. — Займе? Да нет, конечно. Вижу, милорд, вы и впрямь все забыли. Вы согласились оплатить мои расходы у «Кутил».
Эдвард нагнулся вперед, положив руки на колени, а потом неторопливо поднялся.
— Похоже, вышло какое-то недоразумение. Маленькое недоразумение. Я согласился ввести вас в «Клуб кутил». И сдержал слово. — Добавим; к большому недовольству многих членов клуба. — Но уж конечно; я не брал на себя обязательств полностью оплачивать вам все долги.
Латчетт разинул рот.
— Но… но вы же обещали. Если бы я не думал… если бы… Я бы… Хочу сказать, милорд, я очень и очень рассчитывал, что вы заплатите мои долги.
— В самом деле? — Эдвард оскорбительно засмеялся. — Большинство джентльменов, сэр, обычно сами платят свои долги.
— Но счет слишком велик, — Латчетт залпом осушил бокал бренди, — Уж само собой, я не собирался за свой счет оплачивать тот расточительный образ жизни, что приличествует родственнику настоящего виконта — сводному брату его будущей жены.
Эдвард пристально поглядел на него.
— Что ж. Наше недоразумение наконец разъяснилось. Вам придется самому изыскивать средства для уплаты.
До сих пор все это было лишь прелюдией. Теперь предстояло самое интересное.
Не спрашивая разрешения хозяина дома, толстяк налил себе новую порцию бренди и одарил виконта мрачной усмешкой.
— Ладно, поговорим о «Кутилах» попозже. Тогда давайте пока разберемся с вопросом, касающимся моих собственных средств, коли уж вы так настаиваете. Мои поверенные до сих пор не получили все необходимые бумаги о передаче Трегониты в мое владение.
— Передаче, мистер Латчетт? Глаза толстяка налились кровью.
— Именно, милорд. Вы уже добрую неделю как женились на моей сводной сестре, а сами до сих пор так и не выполнили свою часть брачного соглашения.
Вытащив из жилетного кармана часы, Эдвард бросил рассеянный взгляд на циферблат и принялся покачивать изящную вещицу на цепочке.
— Это просто смехотворно. Боюсь, вы в корне неправильно истолковали мои намерения. Насколько я помню, я тогда сказал, что мне очень не хочется забирать Трегониту из-под вашего попечения, поскольку на ваших плечах лежал груз заботы о Линдсей после смерти ее отца и брата.
— Ну да, так и было.
— Но я никогда не утверждал, что отдам вам наследство моей жены, сэр. Это была бы чистейшая несправедливость по отношению к ней.
Лицо Латчетта, и в обычном состоянии чересчур румяное, сейчас стало просто багровым, рот его открывался и закрывался, точно у рыбы на суше, а из горла вылетали какие-то непонятные, но необычайно противные звуки, выражавшие явный протест — не то рев, не то хрип.
— Вам дурно, сэр? — участливо осведомился Эдвард.
— Что? — проскрежетал его задыхающийся собеседник. — А в чем, собственно, по вашему мнению, состоят ваши обязательства по брачному соглашению?
Виконт развел руками.
— В том, что я обязуюсь заботиться о Линдсей — отныне и до конца жизни. Она носит звание моей жены со всеми вытекающими из этого последствиями. По-моему, я смогу обеспечить ее всем, что может ей понадобиться или чего она только сможет пожелать.
— А что со мной? — завопил Роджер, трясясь всем телом. — Неужели мне только и остается, что вернуться к положению, которое я и без того имел до тех пор, как девчонка раздвинула перед вами ножки?
Тон Эдварда, если это только было возможно, сделался еще суше.
— Хочу напомнить, что вы говорите о моей жене.
— Я говорю о лакомом кусочке, который вам не терпелось заполучить милорд, — толстяк придвинулся так близко к виконту, что тот видел, как выступают вены у него на висках. — Я говорю о том, что вы у меня купили, милорд. О славненькой паре премилых штучек, за которые всякий не отказался бы подержаться.
— Мистер Латчетт…
— Не перебивайте меня, милорд. — Мерзавец забыл уже об осторожности. — Вы приобрели тело, которое вам, жеребцу этакому, приглянулось. О, вы, конечно, выражались иначе, но на самом-то деле вам хотелось первому сорвать цветок ее девственности, милорд. Она ведь такая свеженькая, но уже вполне созревшая для того, чтобы сделать из нее хорошенькую игрушку, милорд. А теперь вы уже успели вдоволь наиграться ею.
Эдварда охватила безумная ярость. Из последних сил сдерживаясь, он застыл на месте, стиснув кулаки. Середе его заледенело, кровь застыла в жилах. Он едва мог смотреть в лицо гостю, чтобы не взорваться.
— Ну и как она вам? — не унимался Латчетт. — Какой она была? Послушненькой? Способной ученицей? Или кричала и отбивалась? А если и так, тем лучше, уж мы-то, люди светские, знаем в этом толк, верно, милорд?
И он залился скабрезным смехом.
— Кажется, вы, не отдаете себе отчета в ваши словах, — промолвил виконт, для пущей надежности засовывая руки в карманы, чтобы случайно не дать им воли. Сейчас так было безопаснее. — Пусть ваш кучер отвезет вас домой, где вы сможете проспаться.
— Вы купили у меня товар, — вопил толстяк. — И, клянусь Богом, вы за него заплатите. Начиная с долгов, которые обещали мне заплатить у «Кутил», и кончая моими расходами в Челси — весьма значительными расходами. Весьма значительными. Мне, знаете ли, приходилось чем-то развлекаться, когда меня не приглашали на все эти ваши светские приемы. Да плюс еще траты моей матери. Я набросаю вам на листочке все цифры, подсчитаю общую сумму — и вы все уладите. Понятно? Ваш чек меня вполне устроит.
— Нет. — Эдвард шагнул в сторону и устремил взгляд на огонь в камине. Он столько времени мечтал об этой минуте — но сейчас внутри у него все переворачивалось от брезгливости. Оказывается, он и не представлял себе, до чего противно иметь дело с отбросами человечества.
— Нет? — Латчетт ринулся к нему. — Должно быть, я ослышался.
— Я сказал, — отчетливо повторил Эдвард, поворачиваясь к толстяку, — нет. Я не буду платить ваши карточные долги. И не дам ни пенни в счет ваших издержек в Челси.
— Но миссис… — Латчетт кашлянул и сделал видимую попытку взять себя в руки. — Ладно, не стоит спорить. Мы ведь, в конце-то концов, родственники. Просто с утра первым делом позаботьтесь уладить все формальности по поводу передачи Трегониты мне — и мы останемся лучшими друзьями.
— Никакой передачи не будет, — отчеканил Эдвард. — Просто не представляю, как вам вообще могла прийти в голову подобная мысль.
Латчетт в отчаянии вцепился в рукав черного сюртука Хаксли.
— Вы же говорили, я заслужил поместье за все, что сделал для Линдсей.
— Мне казалось, что после замужества мисс Гранвилл поместье переходит к ее мужу.
— Да, но…
— Я ведь не дурак, сэр. Я не мог сказать, что отдам его вам.
— Да я могу это доказать!
— В самом деле? Мы подписывали письменные обязательства?
Латчетт побледнел.
— Я думал, слово джентльмена — лучшее обязательство.
— Ах, сэр, не заводите речь о том, о чем не имеете ни малейшего представления. А сейчас я устал. Так что, с вашего позволения…
— Значит, мне остается лишь вернуться в поместье, которое должно было принадлежать мне, всего-навсего наемным управляющим?
Эдвард покачал головой.
— Если бы этот глупец, мой отчим, не откинул копыта так не во время, ничего бы подобного не произошло, — выкрикнул Роджер.
— Объяснитесь, будьте любезны.
— О, но это же очевидно. — Латчетт махнул рукой. — После гибели своего дурня сынка старик рад был сделать меня наследником. Бродерик Гранвилл ни за что бы не рискнул оставить поместье безмозглой девчонке или какому-то проходимцу, которого ей взбредет в голову выбрать в мужья.
Эдвард улыбнулся.
— Ах, какая жалость, что Линдсей не последовала своему призванию. Наверное, вам следовало бы отвергнуть мое предложение. Как было бы удобно! Девушка в монастыре, ни мужа, ни наследника. Тогда поместье уж точно стало бы вашим.
— Именно, — подтвердил толстяк. Язык у него и так уже заплетался, но Латчетт плеснул себе еще бренди. — Но вы ведь сказали, оно все равно достанется мне, вот я вам и поверил.
— А зря, — негромко отозвался виконт. — А теперь прошу вас, покиньте мой дом.
— Ваш отказ заплатить мои долги дорого обойдется поместью, — пригрозил Латчетт.
— Он не будет стоить поместью ни пенни.
— Как вы смеете… — Латчетт повернул голову и попытался сосредоточить расплывающийся взгляд на Эдварде. — Что вы имеете в виду?
— Я уже нанял нового управляющего для Трегониты. — Эдвард потянул за шнурок, вызывая Гэррити. Лакей не случайно был молод и крепко сложен. — Гэррити проводит вас к выходу. У вас есть неделя на то, чтобы выехать из моего коттеджа в Челси. А еще через неделю я рассчитываю, что вы вывезете все ваше имущество из Трегониты.
— Вы… вы не посмеете.
— Уже посмел.
— Да я сперва увижу, как ты сдохнешь!
«Что ж, — подумал Эдвард, — попробуй». Он понимал, что отныне и вплоть до момента, пока с этим гнусным мерзавцем будет окончательно покончено, придется быть максимально бдительным.
— Гэррити, — повернулся он к вошедшему слуге, — будь так добр, отвези мистера Латчетта в Челси,
Латчетт, сжимая кулаки, бросился на виконта, но тот отбил нападение легким движением руки. Рослый лакей ухватил толстяка за воротник и поволок к двери.
— Ваша мать, — сказал Эдвард вслед Латчетту, — вздорная, тщеславная женщина, но всего лишь женщина, Я подыскал ей место в одном поместье в Йоркшире. Поскольку она ничему не обучена, то мало чем может быть полезна, однако мой друг любезно согласился, чтобы она присматривала за порядком и чистотой в фамильной часовне.
— Да вы… да я…
Не слушая, Эдвард вышел из библиотеки и быстрым шагом поднялся на второй этаж. Мысли его вернулись в привычную колею. Сколько часов прошло с тех пор, как он оставил Линдсей, свою милую маленькую Линдсей? Ее обожающие синие глазки так пылко молили не покидать ее.
Обожающие?
Эдвард помедлил на верхней площадке лестницы, глядя вниз, на Гэррити, который тащил через холл вопящего и упирающегося Латчетта. Сегодняшняя ночь — лишь начало стремительного падения, уготованного подлому убийце. Но виконт недолго думал о враге. Правда ли, что Линдсей глядела на него, Эдварда, с нежностью? Он медленно побрел по коридору. Любовь? Возможно ли, чтобы она полюбила его?
Хочется ли ему, чтобы она его любила?
Прислонившись к стене, Эдвард засунул руки в карманы. Да, он хотел ее, хотел… Грязные оскорбления Латчетта воспламенили его мозг. Да как смело это ничтожество так говорить о чужой жене?
Проклятие! Но ведь сам он, виконт Хаксли, понятия не имел о том, что такое любовь. Да и есть ли она вообще на белом свете? А если и есть, то лишь для глупцов и поэтов — но он-то не из их числа.
Еще одна ночь, а утром он поскачет во весь опор в Девоншир… к Линдсей.
Когда виконт проходил мимо двери ее спальни, его вновь охватило волнение. Как ни устал Эдвард, но тело его помнило шелк волос девушки, нежность ее кожи. Он помнил, как прелестно выглядела Линдсей, дрожащая и трепещущая, в белом наряде невесты.
Не пройдет и двух дней, как невеста наконец станет женой.
В спальне виконта встретил приятный ровный огонь камина, заботливо разобранная постель и графинчик с бренди на тумбочке возле изголовья.
Налив себе немного, Эдвард встал перед огнем, покачивая бокал и следя, как плещется янтарно-золотистая жидкость.
Нет! Ему не хотелось оставаться здесь одному. Оставаться здесь без Линдсей. Залпом осушив бокал, Эдвард отставил его на столик, снял галстук, сюртук и рубашку и оперся о каминную решетку, нежась в уютном тепле.
Внезапно сзади раздался какой-то еле слышный шелест, но не успел виконт даже обернуться, как талию его обвили две тоненькие руки.
— Бедненький мой Эдвард, — промурлыкал нежный голосок, — я знала, что понадоблюсь тебе этой ночью.
У виконта не дрогнул ни один мускул. Но совладать с внезапным и резким возбуждением он не мог. Его плоть, словно обретя собственную жизнь, затвердела.
Спиной Эдвард безошибочно чувствовал прикосновение того, что не спутаешь ни с чем иным, — пышной женской груди. Крепкие соски нежно терлись о его кожу, точно два шершавых камушка.
Виконт медленно выпрямился, и руки, скрещенные у него на животе, тотчас же скользнули вниз, начав умелый массаж. Эдвард почти бесстрастно следил, как движутся тонкие длинные пальцы. Наконец одним жестом он остановил их.
— Я же умею доставить тебе удовольствие, Эдвард, — зазывно пробормотал тот же голосок. — Дай мне приласкать тебя.
Резко выдохнув, он ухватил хрупкое запястье и, обернувшись, оказался лицом к лицу с леди Клариссой Симмондс.
Глава 21
Эдвард знал, о чем идет речь. Сущие пустяки. Каких-то пять тысяч фунтов миссис Феллннг. Еще три тысячи карточных долгов. Три тысячи здесь, две тысячи там. Да плюс еще деньги, пошедшие на то, чтобы добиться освобождения Латчетта, когда в одном из игорных притонов на Джермин-стрит его обвинили — скорее всего ложно — в жульничестве. Поскольку тот притон пользовался особенно дурной славой, виконт почти не сомневался, что на этот раз жирный мошенник сам стал жертвой обмана. Но его это не волновало.
— Я ведь внес за вас деньги на Джермин-стрит, — негромко заметил он.
Кровь бросилась Латчетту в лицо.
— О, разумеется. Чертовски любезно с вашей стороны. Но ведь есть еще маменькины расходы. Всякие милые пустячки, сами понимаете. И различные мелкие траты в Челси. Ну и сколько конкретно вам надо заплатить в Челси?
— О-о-о, — Латчетт пожал плечами, — ну, около пятнадцати.
— Пятнадцать гиней?
Латчетт остолбенело уставился на виконта.
— Пятнадцать тысяч гиней, и это не считая маменькиных расходов.
Эдвард нахмурился, однако промолчал.
— Однако сперва давайте разберемся с «Кутилами», — продолжил толстяк. — Сегодня вечером меня туда вообще отказались пустить. Чертовски неприятно.
Эдвард изо всех сил старался скрыть удовольствие, которое испытал от этих слов.
— Но уж не собираетесь ли вы просить меня об очередном займе?
— Займе? — Латчетт захлопал глазами. — Займе? Да нет, конечно. Вижу, милорд, вы и впрямь все забыли. Вы согласились оплатить мои расходы у «Кутил».
Эдвард нагнулся вперед, положив руки на колени, а потом неторопливо поднялся.
— Похоже, вышло какое-то недоразумение. Маленькое недоразумение. Я согласился ввести вас в «Клуб кутил». И сдержал слово. — Добавим; к большому недовольству многих членов клуба. — Но уж конечно; я не брал на себя обязательств полностью оплачивать вам все долги.
Латчетт разинул рот.
— Но… но вы же обещали. Если бы я не думал… если бы… Я бы… Хочу сказать, милорд, я очень и очень рассчитывал, что вы заплатите мои долги.
— В самом деле? — Эдвард оскорбительно засмеялся. — Большинство джентльменов, сэр, обычно сами платят свои долги.
— Но счет слишком велик, — Латчетт залпом осушил бокал бренди, — Уж само собой, я не собирался за свой счет оплачивать тот расточительный образ жизни, что приличествует родственнику настоящего виконта — сводному брату его будущей жены.
Эдвард пристально поглядел на него.
— Что ж. Наше недоразумение наконец разъяснилось. Вам придется самому изыскивать средства для уплаты.
До сих пор все это было лишь прелюдией. Теперь предстояло самое интересное.
Не спрашивая разрешения хозяина дома, толстяк налил себе новую порцию бренди и одарил виконта мрачной усмешкой.
— Ладно, поговорим о «Кутилах» попозже. Тогда давайте пока разберемся с вопросом, касающимся моих собственных средств, коли уж вы так настаиваете. Мои поверенные до сих пор не получили все необходимые бумаги о передаче Трегониты в мое владение.
— Передаче, мистер Латчетт? Глаза толстяка налились кровью.
— Именно, милорд. Вы уже добрую неделю как женились на моей сводной сестре, а сами до сих пор так и не выполнили свою часть брачного соглашения.
Вытащив из жилетного кармана часы, Эдвард бросил рассеянный взгляд на циферблат и принялся покачивать изящную вещицу на цепочке.
— Это просто смехотворно. Боюсь, вы в корне неправильно истолковали мои намерения. Насколько я помню, я тогда сказал, что мне очень не хочется забирать Трегониту из-под вашего попечения, поскольку на ваших плечах лежал груз заботы о Линдсей после смерти ее отца и брата.
— Ну да, так и было.
— Но я никогда не утверждал, что отдам вам наследство моей жены, сэр. Это была бы чистейшая несправедливость по отношению к ней.
Лицо Латчетта, и в обычном состоянии чересчур румяное, сейчас стало просто багровым, рот его открывался и закрывался, точно у рыбы на суше, а из горла вылетали какие-то непонятные, но необычайно противные звуки, выражавшие явный протест — не то рев, не то хрип.
— Вам дурно, сэр? — участливо осведомился Эдвард.
— Что? — проскрежетал его задыхающийся собеседник. — А в чем, собственно, по вашему мнению, состоят ваши обязательства по брачному соглашению?
Виконт развел руками.
— В том, что я обязуюсь заботиться о Линдсей — отныне и до конца жизни. Она носит звание моей жены со всеми вытекающими из этого последствиями. По-моему, я смогу обеспечить ее всем, что может ей понадобиться или чего она только сможет пожелать.
— А что со мной? — завопил Роджер, трясясь всем телом. — Неужели мне только и остается, что вернуться к положению, которое я и без того имел до тех пор, как девчонка раздвинула перед вами ножки?
Тон Эдварда, если это только было возможно, сделался еще суше.
— Хочу напомнить, что вы говорите о моей жене.
— Я говорю о лакомом кусочке, который вам не терпелось заполучить милорд, — толстяк придвинулся так близко к виконту, что тот видел, как выступают вены у него на висках. — Я говорю о том, что вы у меня купили, милорд. О славненькой паре премилых штучек, за которые всякий не отказался бы подержаться.
— Мистер Латчетт…
— Не перебивайте меня, милорд. — Мерзавец забыл уже об осторожности. — Вы приобрели тело, которое вам, жеребцу этакому, приглянулось. О, вы, конечно, выражались иначе, но на самом-то деле вам хотелось первому сорвать цветок ее девственности, милорд. Она ведь такая свеженькая, но уже вполне созревшая для того, чтобы сделать из нее хорошенькую игрушку, милорд. А теперь вы уже успели вдоволь наиграться ею.
Эдварда охватила безумная ярость. Из последних сил сдерживаясь, он застыл на месте, стиснув кулаки. Середе его заледенело, кровь застыла в жилах. Он едва мог смотреть в лицо гостю, чтобы не взорваться.
— Ну и как она вам? — не унимался Латчетт. — Какой она была? Послушненькой? Способной ученицей? Или кричала и отбивалась? А если и так, тем лучше, уж мы-то, люди светские, знаем в этом толк, верно, милорд?
И он залился скабрезным смехом.
— Кажется, вы, не отдаете себе отчета в ваши словах, — промолвил виконт, для пущей надежности засовывая руки в карманы, чтобы случайно не дать им воли. Сейчас так было безопаснее. — Пусть ваш кучер отвезет вас домой, где вы сможете проспаться.
— Вы купили у меня товар, — вопил толстяк. — И, клянусь Богом, вы за него заплатите. Начиная с долгов, которые обещали мне заплатить у «Кутил», и кончая моими расходами в Челси — весьма значительными расходами. Весьма значительными. Мне, знаете ли, приходилось чем-то развлекаться, когда меня не приглашали на все эти ваши светские приемы. Да плюс еще траты моей матери. Я набросаю вам на листочке все цифры, подсчитаю общую сумму — и вы все уладите. Понятно? Ваш чек меня вполне устроит.
— Нет. — Эдвард шагнул в сторону и устремил взгляд на огонь в камине. Он столько времени мечтал об этой минуте — но сейчас внутри у него все переворачивалось от брезгливости. Оказывается, он и не представлял себе, до чего противно иметь дело с отбросами человечества.
— Нет? — Латчетт ринулся к нему. — Должно быть, я ослышался.
— Я сказал, — отчетливо повторил Эдвард, поворачиваясь к толстяку, — нет. Я не буду платить ваши карточные долги. И не дам ни пенни в счет ваших издержек в Челси.
— Но миссис… — Латчетт кашлянул и сделал видимую попытку взять себя в руки. — Ладно, не стоит спорить. Мы ведь, в конце-то концов, родственники. Просто с утра первым делом позаботьтесь уладить все формальности по поводу передачи Трегониты мне — и мы останемся лучшими друзьями.
— Никакой передачи не будет, — отчеканил Эдвард. — Просто не представляю, как вам вообще могла прийти в голову подобная мысль.
Латчетт в отчаянии вцепился в рукав черного сюртука Хаксли.
— Вы же говорили, я заслужил поместье за все, что сделал для Линдсей.
— Мне казалось, что после замужества мисс Гранвилл поместье переходит к ее мужу.
— Да, но…
— Я ведь не дурак, сэр. Я не мог сказать, что отдам его вам.
— Да я могу это доказать!
— В самом деле? Мы подписывали письменные обязательства?
Латчетт побледнел.
— Я думал, слово джентльмена — лучшее обязательство.
— Ах, сэр, не заводите речь о том, о чем не имеете ни малейшего представления. А сейчас я устал. Так что, с вашего позволения…
— Значит, мне остается лишь вернуться в поместье, которое должно было принадлежать мне, всего-навсего наемным управляющим?
Эдвард покачал головой.
— Если бы этот глупец, мой отчим, не откинул копыта так не во время, ничего бы подобного не произошло, — выкрикнул Роджер.
— Объяснитесь, будьте любезны.
— О, но это же очевидно. — Латчетт махнул рукой. — После гибели своего дурня сынка старик рад был сделать меня наследником. Бродерик Гранвилл ни за что бы не рискнул оставить поместье безмозглой девчонке или какому-то проходимцу, которого ей взбредет в голову выбрать в мужья.
Эдвард улыбнулся.
— Ах, какая жалость, что Линдсей не последовала своему призванию. Наверное, вам следовало бы отвергнуть мое предложение. Как было бы удобно! Девушка в монастыре, ни мужа, ни наследника. Тогда поместье уж точно стало бы вашим.
— Именно, — подтвердил толстяк. Язык у него и так уже заплетался, но Латчетт плеснул себе еще бренди. — Но вы ведь сказали, оно все равно достанется мне, вот я вам и поверил.
— А зря, — негромко отозвался виконт. — А теперь прошу вас, покиньте мой дом.
— Ваш отказ заплатить мои долги дорого обойдется поместью, — пригрозил Латчетт.
— Он не будет стоить поместью ни пенни.
— Как вы смеете… — Латчетт повернул голову и попытался сосредоточить расплывающийся взгляд на Эдварде. — Что вы имеете в виду?
— Я уже нанял нового управляющего для Трегониты. — Эдвард потянул за шнурок, вызывая Гэррити. Лакей не случайно был молод и крепко сложен. — Гэррити проводит вас к выходу. У вас есть неделя на то, чтобы выехать из моего коттеджа в Челси. А еще через неделю я рассчитываю, что вы вывезете все ваше имущество из Трегониты.
— Вы… вы не посмеете.
— Уже посмел.
— Да я сперва увижу, как ты сдохнешь!
«Что ж, — подумал Эдвард, — попробуй». Он понимал, что отныне и вплоть до момента, пока с этим гнусным мерзавцем будет окончательно покончено, придется быть максимально бдительным.
— Гэррити, — повернулся он к вошедшему слуге, — будь так добр, отвези мистера Латчетта в Челси,
Латчетт, сжимая кулаки, бросился на виконта, но тот отбил нападение легким движением руки. Рослый лакей ухватил толстяка за воротник и поволок к двери.
— Ваша мать, — сказал Эдвард вслед Латчетту, — вздорная, тщеславная женщина, но всего лишь женщина, Я подыскал ей место в одном поместье в Йоркшире. Поскольку она ничему не обучена, то мало чем может быть полезна, однако мой друг любезно согласился, чтобы она присматривала за порядком и чистотой в фамильной часовне.
— Да вы… да я…
Не слушая, Эдвард вышел из библиотеки и быстрым шагом поднялся на второй этаж. Мысли его вернулись в привычную колею. Сколько часов прошло с тех пор, как он оставил Линдсей, свою милую маленькую Линдсей? Ее обожающие синие глазки так пылко молили не покидать ее.
Обожающие?
Эдвард помедлил на верхней площадке лестницы, глядя вниз, на Гэррити, который тащил через холл вопящего и упирающегося Латчетта. Сегодняшняя ночь — лишь начало стремительного падения, уготованного подлому убийце. Но виконт недолго думал о враге. Правда ли, что Линдсей глядела на него, Эдварда, с нежностью? Он медленно побрел по коридору. Любовь? Возможно ли, чтобы она полюбила его?
Хочется ли ему, чтобы она его любила?
Прислонившись к стене, Эдвард засунул руки в карманы. Да, он хотел ее, хотел… Грязные оскорбления Латчетта воспламенили его мозг. Да как смело это ничтожество так говорить о чужой жене?
Проклятие! Но ведь сам он, виконт Хаксли, понятия не имел о том, что такое любовь. Да и есть ли она вообще на белом свете? А если и есть, то лишь для глупцов и поэтов — но он-то не из их числа.
Еще одна ночь, а утром он поскачет во весь опор в Девоншир… к Линдсей.
Когда виконт проходил мимо двери ее спальни, его вновь охватило волнение. Как ни устал Эдвард, но тело его помнило шелк волос девушки, нежность ее кожи. Он помнил, как прелестно выглядела Линдсей, дрожащая и трепещущая, в белом наряде невесты.
Не пройдет и двух дней, как невеста наконец станет женой.
В спальне виконта встретил приятный ровный огонь камина, заботливо разобранная постель и графинчик с бренди на тумбочке возле изголовья.
Налив себе немного, Эдвард встал перед огнем, покачивая бокал и следя, как плещется янтарно-золотистая жидкость.
Нет! Ему не хотелось оставаться здесь одному. Оставаться здесь без Линдсей. Залпом осушив бокал, Эдвард отставил его на столик, снял галстук, сюртук и рубашку и оперся о каминную решетку, нежась в уютном тепле.
Внезапно сзади раздался какой-то еле слышный шелест, но не успел виконт даже обернуться, как талию его обвили две тоненькие руки.
— Бедненький мой Эдвард, — промурлыкал нежный голосок, — я знала, что понадоблюсь тебе этой ночью.
У виконта не дрогнул ни один мускул. Но совладать с внезапным и резким возбуждением он не мог. Его плоть, словно обретя собственную жизнь, затвердела.
Спиной Эдвард безошибочно чувствовал прикосновение того, что не спутаешь ни с чем иным, — пышной женской груди. Крепкие соски нежно терлись о его кожу, точно два шершавых камушка.
Виконт медленно выпрямился, и руки, скрещенные у него на животе, тотчас же скользнули вниз, начав умелый массаж. Эдвард почти бесстрастно следил, как движутся тонкие длинные пальцы. Наконец одним жестом он остановил их.
— Я же умею доставить тебе удовольствие, Эдвард, — зазывно пробормотал тот же голосок. — Дай мне приласкать тебя.
Резко выдохнув, он ухватил хрупкое запястье и, обернувшись, оказался лицом к лицу с леди Клариссой Симмондс.
Глава 21
Искушение приходит во многих обличьях, но обычно человеку приходится прилагать усилия, чтобы оно пришло и к нему. Редко случается, чтобы воплощение самых пылких чувственных фантазий свалилось, словно спелый плод, буквально просящийся в рот.
Эдвард замер на месте. Красавица, покачивавшаяся перед ним в свободном бледно-голубом одеянии, несомненно, приложила немало стараний, чтобы выглядеть точно картина художника — и, надо сказать, ей это удалось.
— Любовь моя, какой у тебя усталый вид, — проворковала Кларисса. — Но я-то знаю, как превратить эту усталость в крепкий здоровый сон. Тебе ведь тоже об этом известно, правда, мой жеребец?
Точно так же его назвал и негодяй Латчетт. Эдвард прикусил губу.
— Кларисса, не надо. Одевайся и иди домой.
— Домой? — Прекрасные, но пустые, алчущие глаза леди Симмондс расширились. — Нет, как же я уйду, не дав того, что тебе сейчас необходимо.
Эдвард тяжело вздохнул.
Кларисса пробежала пальчиками по его груди.
— Твое тело является мне во снах каждую ночь. А проснувшись, я вижу его наяву. Эти черные волоски у тебя на груди, и на длинных стройных ногах… и везде. — Она улыбнулась с деланной застенчивостью. — Люди только и знают, что болтать всякую ерунду, но мне до них и дела нет. Я могу ведь все время видеть тебя мысленно. Тебя всего, с головы до ног. Я могу даже вкушать тебя.
И она выразительно покосилась на бугорок у него в области бедер.
Похоже, тратить сарказм на эту женщину было совершенно бессмысленно, но Эдвард все же не удержался:
— Надеюсь, мадам, у вас не бывает потом несварения желудка.
Кларисса лишь засмеялась и шагнула к нему, расправив плечи и вскинув голову. Эдвард едва не ахнул. Теперь он понял, почему несколько секунд назад, когда соблазнительница прижималась к нему, ему казалось, будто он ощущает ее голую кожу.
Свободное одеяние было так искусно скроено, что казалось цельным — но лишь пока та, что носила его, не хотела продемонстрировать наряд в полной мере. Стоило Клариссе откинуть голову, длинные разрезы ткани у нее на груди разошлись, обнажая два белоснежных кургана, которые когда-то так интриговали виконта Хаксли. Даже теперь, когда недолгое увлечение виконта Клариссой растаяло как дым, голос плоти воззвал к нему с былой силой.
— Ласкай меня, Эдвард, — призывно прошептала она, выгибаясь всем телом. — Ласкай, как умеешь только ты один, губами, языком. Возьми меня, Эдвард. Будь груб. Я хочу, чтобы ты был груб и необуздан со мной.
Эдвард с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляд от розовых набухших сосков, для блеска намазанных каким-то ароматным маслом.
— Давай, жеребец. — Ее влажный язычок облизал приоткрытые полные губы.
Виконт не сделал ни одного движения ей навстречу, однако Кларисса сама с тихим страстным стоном провела рукой по груди, а потом поднесла палец ко рту Эдварда, смазав ему губы сладковатой жидкостью.
— Отведай этого, Эдвард. Отведай меня.
Дымка, окутавшая взор виконта, начала потихоньку проясняться. Эдвард несколько раз глубоко вздохнул. Теперь он ясно видел, что стоявшая перед ним женщина находилась в каком-то глубоком трансе — эротическом трансе. А сам Эдвард был нужен ей лишь для того, чтобы придать ее грезам завершенность.
Но тело, ее прекрасное тело, олицетворяло мечту любого сластолюбца…
— Возьми меня, — умоляла Кларисса, проворной рукой стаскивая брюки с бедер Эдварда. — Я дам тебе то, чего никогда не сможет дать тебе твоя пугливая жена. Неудивительно что ты оставил ее, даже не удосужившись лечь с ней в постель.
Эдвард промолчал, не мешая ей продолжать. Мужское естество напряглось и пульсировало, но он не ощущал ни стыда, ни неловкости — ничего, кроме всепоглощающего, острого желания, что испокон веков сжигает весь род мужской.
— О, милый!.. — Кларисса прильнула к нему, прижимаясь всем телом и отбрасывая назад полы пеньюара. Взяв безвольную, отяжелевшую руку Эдварда, она провела ею по своей груди, издавая бессвязные, судорожные вскрики.
Через миг она отпрянула и опустилась на колени у ног виконта. Глаза ее лихорадочно блестели.
— Мы так давно не были вместе, — пробормотала она. — Я скучала по тебе. С новым стоном, но теперь — стоном удовлетворения, она прильнула к нему губами. Густые каштановые локоны разметались по бедрам виконта.
Эдвард сжал колени.
— Довольно, — сказал он, когда почувствовал, что может снова доверять своему голосу.
В смехе Клариссы послышались истерические нотки. Легко вскочив на ноги, она сорвала с себя накидку, отшвырнула ее на пол и, хохоча, точно обезумевшая вакханка, вспрыгнула на кровать и улеглась там в сладострастной позе.
Эдварда захлестнула волна острого отвращения — и к себе самому, и к этой легкомысленной похотливой женщине. Грудь Клариссы бурно вздымалась. Ей не терпелось наконец предаться тому, чем они с Эдвардом когда-то так часто и так бурно занимались.
Но больше это не повторится. Решение его было неколебимо. Быть может, он и не заслужил такой награды, какую подарила ему судьба в виде прелестной крошки жены, такой юной, невинной и любящей. Но он твердо вознамерился сделать все, что только будет в его силах, чтобы Линдсей была счастлива. И он обещал хранить ей верность, обещал перед Богом и людьми.
Отвернувшись от раскинувшейся красотки и стараясь не обращать внимания на доносящиеся с кровати причитания, Эдвард натянул брюки и рубашку. Надев теплую удобную куртку и ботфорты для верховой езды, он вышел из комнаты.
Виконт не мог больше ждать. Он отправится в Девоншир сегодня же ночью.
Причитания у него за спиной перешли в яростные вопли.
Навстречу виконту, путаясь в полах халата, накинутого поверх ночной рубашки, выбежал Стоддарт.
— Милорд? Что происходит наверху?
— Ты хочешь сказать, в спальне? — поправил молодой человек, сбегая вниз по ступенькам. — Пожалуйста, позаботься отправить даму домой. И, Стоддарт, будь готов к тому, что на тебя набросятся с кулаками. Я буду в поместье Хаксли с виконтессой.
Эдвард добрался до поместья лишь к вечеру второго дня. Сумерки принесли с собой туман и слабый теплый дождик. В воздухе витал аромат первых роз.
Как и в прошлый раз, виконту не удалось помешать Сайнсу огласить вечернюю тишину хриплым ревом фамильного рога. Так что, к тому времени как копыта коня прогремели по каменным плитам перед парадной лестницей, из конюшни навстречу хозяину уже выскочили два грума, а широкие двери были распахнуты настежь.
Приветственно улыбаясь, Эдвард спрыгнул с седла, чувствуя, как ноет усталое тело.
— Обращайтесь с ним хорошо, — велел виконт, кидая грумам поводья скакуна — третьего по счету, которого он сменил в своей сногсшибательной скачке. Но в следующий миг, уже забыв обо всем, оглянулся по сторонам, сияя от радости и ожидая вот-вот увидеть в дверях застенчивую Линдсей.
Но вместо нее к нему с необычной поспешностью устремился взволнованный мистер Мак-Байн.
— Не ждали вас так быстро, милорд.
— Пожалуй. — Эдвард стянул перчатки для верховой езды. — Я и сам не думал, что так быстро улажу все дела в столице — Говоря начистоту, он уладил далеко не все дела, но остальное могло и подождать. — А где ее светлость?
За спиной Мак-Байна показалась миссис Джили. Казалось, она тоже пребывает в крайнем смятении. Даже издали виконт видел, как судорожно теребит она связку ключей у себя на поясе.
Грудь его стеснилась от дурного предчувствия.
— Что такое? Что тут происходит?
— Гм. Ну, милорд, просто не знаю, с чего начать, — произнес Мак-Байн. — Все сложилось крайне неудачно, весьма неудачно.
— Что такое? — Не помня себя от страха, Эдвард взбежал по ступенькам. — Где моя жена?
Мак-Байн лишь развел руками. Эдвард едва мог дышать.
— С ней что-то случилось? — Каким же он был глупцом! Разве можно было оставлять бедняжку одну в незнакомом месте? Месть Латчетту можно было и отложить.
— Она… Леди Хаксли сейчас нет, милорд, — вмешалась миссис Джили. — К ней приходила… гм… посетительница. И после этого ее светлость немедленно отбыла.
— Какая еще посетительница?
— Из низшего сословия, милорд, — поджала губы домоправительница. — Ее светлость очень разволновалась и сказала, что ей необходимо немедленно уехать.
— Куда? — прогремел Эдвард.
— Она заверила, что успеет вернуться до вашего приезда. — В голосе мистера Мак-Байна звучало отчаяние. — Прошу вас, ваша светлость, заходите, отдыхайте. Поужинайте, выспитесь. Я уверен, что ее светлость вернется в ближайшее время.
Эдвард вихрем развернулся.
— Грум! Седлать мне Рубаку! — Он сурово поглядел на дворецкого. — Ответьте мне на один вопрос, только без уверток. По вашему мнению, моя жена поехала в Корнуолл?
Мак-Байн кивнул.
— Да, милорд, думаю, что так. Та женщина, что явилась за ней, разговаривала с акцентом, как уроженка Корнуолла. Она сказала, у ее светлости осталось там одно незаконченное дело. — Он нервно сглотнул. — О Боже, я надеялся, мне не придется сообщать это вам, но я слышал, как та женщина сказала, что это вопрос жизни и смерти.
На сей раз Эдвард не мешкал на обрыве над бухтой Солеваров. В ясном дневном свете земля перед ним была видна как на ладони. Сегодня виконта привела сюда интуиция. Он не верил, что сможет найти Линдсей в Трегоните, да к тому же туда мог вернуться, Латчетт, а сейчас не время ввязываться в новую ссору с этим негодяем. Виконт помнил, как в прошлый раз старуха посоветовала ему отыскать Антона Поллака в бухте Солеваров, поэтому решил и теперь начать с него.
Двинувшись вдоль опушки леса, он вскоре выехал на тропу, ведущую вниз, к бухте, но не стал гнать коня во весь опор. Только глупец сломя голову лезет на незнакомую территорию. Как и говорила старуха, бухта напоминала формой заостренный серп. Вскоре виконт заметил развилку, где от дороги отходила вторая тропа, поуже первой, снова прячущаяся под сенью леса. Должно быть, именно здесь и ехала Линдсей со своей допотопной колымагой. Но сейчас Эдвард поехал вниз по более наезженному пути.
К берегам подступал прилив, от пляжа осталась лишь узенькая полоска темно-золотого песка. У неказистого причала стояли на приколе два небольших суденышка — одномачтовая лодка и маленький рыбачий сейнер для ловли в открытом море. Эдвард на миг остановился. Сейнер с черным дном и зелеными боками являл собой приятную для глаза картину. Прищурившись, виконт прочитал название — «Линни».
Джеймс любил море.
Отогнав непрошеное сентиментально воспоминание, Эдвард отвернулся от берега — и оказался лицом к лицу с высоким рыжеволосым мужчиной.
— Кто вы? Что вам тут понадобилось? — Глаза незнакомца были серыми, как корнуоллское небо зимой.
Тот же инстинкт, что привел виконта сюда, подсказал ему, что он нашел того, кого искал.
— Антон Поллак?
Широко расставив ноги и упершись кулаками в поджарые бедра, незнакомец вздернул подбородок и вызывающе уставился на чужака. Морской ветерок играл его непокорными огненными кудрями.
— А кому надо знать, кто я такой?
— Я ищу Антона Поллака. — Эдвард сам не знал, отчего ему не хочется сообщать свое имя и титул. — Вдова Уоллен сказала, что я найду его здесь.
Эдвард замер на месте. Красавица, покачивавшаяся перед ним в свободном бледно-голубом одеянии, несомненно, приложила немало стараний, чтобы выглядеть точно картина художника — и, надо сказать, ей это удалось.
— Любовь моя, какой у тебя усталый вид, — проворковала Кларисса. — Но я-то знаю, как превратить эту усталость в крепкий здоровый сон. Тебе ведь тоже об этом известно, правда, мой жеребец?
Точно так же его назвал и негодяй Латчетт. Эдвард прикусил губу.
— Кларисса, не надо. Одевайся и иди домой.
— Домой? — Прекрасные, но пустые, алчущие глаза леди Симмондс расширились. — Нет, как же я уйду, не дав того, что тебе сейчас необходимо.
Эдвард тяжело вздохнул.
Кларисса пробежала пальчиками по его груди.
— Твое тело является мне во снах каждую ночь. А проснувшись, я вижу его наяву. Эти черные волоски у тебя на груди, и на длинных стройных ногах… и везде. — Она улыбнулась с деланной застенчивостью. — Люди только и знают, что болтать всякую ерунду, но мне до них и дела нет. Я могу ведь все время видеть тебя мысленно. Тебя всего, с головы до ног. Я могу даже вкушать тебя.
И она выразительно покосилась на бугорок у него в области бедер.
Похоже, тратить сарказм на эту женщину было совершенно бессмысленно, но Эдвард все же не удержался:
— Надеюсь, мадам, у вас не бывает потом несварения желудка.
Кларисса лишь засмеялась и шагнула к нему, расправив плечи и вскинув голову. Эдвард едва не ахнул. Теперь он понял, почему несколько секунд назад, когда соблазнительница прижималась к нему, ему казалось, будто он ощущает ее голую кожу.
Свободное одеяние было так искусно скроено, что казалось цельным — но лишь пока та, что носила его, не хотела продемонстрировать наряд в полной мере. Стоило Клариссе откинуть голову, длинные разрезы ткани у нее на груди разошлись, обнажая два белоснежных кургана, которые когда-то так интриговали виконта Хаксли. Даже теперь, когда недолгое увлечение виконта Клариссой растаяло как дым, голос плоти воззвал к нему с былой силой.
— Ласкай меня, Эдвард, — призывно прошептала она, выгибаясь всем телом. — Ласкай, как умеешь только ты один, губами, языком. Возьми меня, Эдвард. Будь груб. Я хочу, чтобы ты был груб и необуздан со мной.
Эдвард с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляд от розовых набухших сосков, для блеска намазанных каким-то ароматным маслом.
— Давай, жеребец. — Ее влажный язычок облизал приоткрытые полные губы.
Виконт не сделал ни одного движения ей навстречу, однако Кларисса сама с тихим страстным стоном провела рукой по груди, а потом поднесла палец ко рту Эдварда, смазав ему губы сладковатой жидкостью.
— Отведай этого, Эдвард. Отведай меня.
Дымка, окутавшая взор виконта, начала потихоньку проясняться. Эдвард несколько раз глубоко вздохнул. Теперь он ясно видел, что стоявшая перед ним женщина находилась в каком-то глубоком трансе — эротическом трансе. А сам Эдвард был нужен ей лишь для того, чтобы придать ее грезам завершенность.
Но тело, ее прекрасное тело, олицетворяло мечту любого сластолюбца…
— Возьми меня, — умоляла Кларисса, проворной рукой стаскивая брюки с бедер Эдварда. — Я дам тебе то, чего никогда не сможет дать тебе твоя пугливая жена. Неудивительно что ты оставил ее, даже не удосужившись лечь с ней в постель.
Эдвард промолчал, не мешая ей продолжать. Мужское естество напряглось и пульсировало, но он не ощущал ни стыда, ни неловкости — ничего, кроме всепоглощающего, острого желания, что испокон веков сжигает весь род мужской.
— О, милый!.. — Кларисса прильнула к нему, прижимаясь всем телом и отбрасывая назад полы пеньюара. Взяв безвольную, отяжелевшую руку Эдварда, она провела ею по своей груди, издавая бессвязные, судорожные вскрики.
Через миг она отпрянула и опустилась на колени у ног виконта. Глаза ее лихорадочно блестели.
— Мы так давно не были вместе, — пробормотала она. — Я скучала по тебе. С новым стоном, но теперь — стоном удовлетворения, она прильнула к нему губами. Густые каштановые локоны разметались по бедрам виконта.
Эдвард сжал колени.
— Довольно, — сказал он, когда почувствовал, что может снова доверять своему голосу.
В смехе Клариссы послышались истерические нотки. Легко вскочив на ноги, она сорвала с себя накидку, отшвырнула ее на пол и, хохоча, точно обезумевшая вакханка, вспрыгнула на кровать и улеглась там в сладострастной позе.
Эдварда захлестнула волна острого отвращения — и к себе самому, и к этой легкомысленной похотливой женщине. Грудь Клариссы бурно вздымалась. Ей не терпелось наконец предаться тому, чем они с Эдвардом когда-то так часто и так бурно занимались.
Но больше это не повторится. Решение его было неколебимо. Быть может, он и не заслужил такой награды, какую подарила ему судьба в виде прелестной крошки жены, такой юной, невинной и любящей. Но он твердо вознамерился сделать все, что только будет в его силах, чтобы Линдсей была счастлива. И он обещал хранить ей верность, обещал перед Богом и людьми.
Отвернувшись от раскинувшейся красотки и стараясь не обращать внимания на доносящиеся с кровати причитания, Эдвард натянул брюки и рубашку. Надев теплую удобную куртку и ботфорты для верховой езды, он вышел из комнаты.
Виконт не мог больше ждать. Он отправится в Девоншир сегодня же ночью.
Причитания у него за спиной перешли в яростные вопли.
Навстречу виконту, путаясь в полах халата, накинутого поверх ночной рубашки, выбежал Стоддарт.
— Милорд? Что происходит наверху?
— Ты хочешь сказать, в спальне? — поправил молодой человек, сбегая вниз по ступенькам. — Пожалуйста, позаботься отправить даму домой. И, Стоддарт, будь готов к тому, что на тебя набросятся с кулаками. Я буду в поместье Хаксли с виконтессой.
Эдвард добрался до поместья лишь к вечеру второго дня. Сумерки принесли с собой туман и слабый теплый дождик. В воздухе витал аромат первых роз.
Как и в прошлый раз, виконту не удалось помешать Сайнсу огласить вечернюю тишину хриплым ревом фамильного рога. Так что, к тому времени как копыта коня прогремели по каменным плитам перед парадной лестницей, из конюшни навстречу хозяину уже выскочили два грума, а широкие двери были распахнуты настежь.
Приветственно улыбаясь, Эдвард спрыгнул с седла, чувствуя, как ноет усталое тело.
— Обращайтесь с ним хорошо, — велел виконт, кидая грумам поводья скакуна — третьего по счету, которого он сменил в своей сногсшибательной скачке. Но в следующий миг, уже забыв обо всем, оглянулся по сторонам, сияя от радости и ожидая вот-вот увидеть в дверях застенчивую Линдсей.
Но вместо нее к нему с необычной поспешностью устремился взволнованный мистер Мак-Байн.
— Не ждали вас так быстро, милорд.
— Пожалуй. — Эдвард стянул перчатки для верховой езды. — Я и сам не думал, что так быстро улажу все дела в столице — Говоря начистоту, он уладил далеко не все дела, но остальное могло и подождать. — А где ее светлость?
За спиной Мак-Байна показалась миссис Джили. Казалось, она тоже пребывает в крайнем смятении. Даже издали виконт видел, как судорожно теребит она связку ключей у себя на поясе.
Грудь его стеснилась от дурного предчувствия.
— Что такое? Что тут происходит?
— Гм. Ну, милорд, просто не знаю, с чего начать, — произнес Мак-Байн. — Все сложилось крайне неудачно, весьма неудачно.
— Что такое? — Не помня себя от страха, Эдвард взбежал по ступенькам. — Где моя жена?
Мак-Байн лишь развел руками. Эдвард едва мог дышать.
— С ней что-то случилось? — Каким же он был глупцом! Разве можно было оставлять бедняжку одну в незнакомом месте? Месть Латчетту можно было и отложить.
— Она… Леди Хаксли сейчас нет, милорд, — вмешалась миссис Джили. — К ней приходила… гм… посетительница. И после этого ее светлость немедленно отбыла.
— Какая еще посетительница?
— Из низшего сословия, милорд, — поджала губы домоправительница. — Ее светлость очень разволновалась и сказала, что ей необходимо немедленно уехать.
— Куда? — прогремел Эдвард.
— Она заверила, что успеет вернуться до вашего приезда. — В голосе мистера Мак-Байна звучало отчаяние. — Прошу вас, ваша светлость, заходите, отдыхайте. Поужинайте, выспитесь. Я уверен, что ее светлость вернется в ближайшее время.
Эдвард вихрем развернулся.
— Грум! Седлать мне Рубаку! — Он сурово поглядел на дворецкого. — Ответьте мне на один вопрос, только без уверток. По вашему мнению, моя жена поехала в Корнуолл?
Мак-Байн кивнул.
— Да, милорд, думаю, что так. Та женщина, что явилась за ней, разговаривала с акцентом, как уроженка Корнуолла. Она сказала, у ее светлости осталось там одно незаконченное дело. — Он нервно сглотнул. — О Боже, я надеялся, мне не придется сообщать это вам, но я слышал, как та женщина сказала, что это вопрос жизни и смерти.
На сей раз Эдвард не мешкал на обрыве над бухтой Солеваров. В ясном дневном свете земля перед ним была видна как на ладони. Сегодня виконта привела сюда интуиция. Он не верил, что сможет найти Линдсей в Трегоните, да к тому же туда мог вернуться, Латчетт, а сейчас не время ввязываться в новую ссору с этим негодяем. Виконт помнил, как в прошлый раз старуха посоветовала ему отыскать Антона Поллака в бухте Солеваров, поэтому решил и теперь начать с него.
Двинувшись вдоль опушки леса, он вскоре выехал на тропу, ведущую вниз, к бухте, но не стал гнать коня во весь опор. Только глупец сломя голову лезет на незнакомую территорию. Как и говорила старуха, бухта напоминала формой заостренный серп. Вскоре виконт заметил развилку, где от дороги отходила вторая тропа, поуже первой, снова прячущаяся под сенью леса. Должно быть, именно здесь и ехала Линдсей со своей допотопной колымагой. Но сейчас Эдвард поехал вниз по более наезженному пути.
К берегам подступал прилив, от пляжа осталась лишь узенькая полоска темно-золотого песка. У неказистого причала стояли на приколе два небольших суденышка — одномачтовая лодка и маленький рыбачий сейнер для ловли в открытом море. Эдвард на миг остановился. Сейнер с черным дном и зелеными боками являл собой приятную для глаза картину. Прищурившись, виконт прочитал название — «Линни».
Джеймс любил море.
Отогнав непрошеное сентиментально воспоминание, Эдвард отвернулся от берега — и оказался лицом к лицу с высоким рыжеволосым мужчиной.
— Кто вы? Что вам тут понадобилось? — Глаза незнакомца были серыми, как корнуоллское небо зимой.
Тот же инстинкт, что привел виконта сюда, подсказал ему, что он нашел того, кого искал.
— Антон Поллак?
Широко расставив ноги и упершись кулаками в поджарые бедра, незнакомец вздернул подбородок и вызывающе уставился на чужака. Морской ветерок играл его непокорными огненными кудрями.
— А кому надо знать, кто я такой?
— Я ищу Антона Поллака. — Эдвард сам не знал, отчего ему не хочется сообщать свое имя и титул. — Вдова Уоллен сказала, что я найду его здесь.