Страница:
Здесь и уже упоминавшаяся «Ляйпцигер Фольксцайтунг» (СДПГ), и «Дойче Альгемайне Цайтунг» (ННП), и газета партии Центра «Дойчланд», и «Фёлькишер Беобахтер» (НСДАП), и «Роте Фане» (КПГ). Со своими комментариями выступили независимые «Берлинер Тагеблат» и «Вельтбюне».
Резонанс от разоблачений «Манчестер Гардиан» и особенно от публикаций «Форвертса» в Германии был очень большим. Кампания в немецкой прессе в связи с «советскими гранатами» безостановочно продолжалась более двух недель. Причем особое внимание привлекали статьи социал-демократической прессы – коммунистическая же пресса Германии и советская пресса оспаривали наличие каких-либо военных отношений между СССР и Германией. Чрезвычайно сильным было и недовольство СДПГ военным министром Германии О. Гесслером, отставки которого требовали социал-демократы.
«Известия», комментируя ситуацию, 17 декабря 1926 г. писали: «Решение о привлечении социал-демократов в правительство было принято под влиянием Штреземана… Перемены в правительстве коснутся, вероятно, прежде всего поста военного министра. Штреземан настаивает на отставке Гесслера»[134].
В Москве «Правда» в статье «Лови вора» от 16 декабря 1926 г. фактически подтвердила правильность сообщений «Манчестер Гардиан». Она писала:
«Правда» в начале января выступила с комментарием. Она писала: «Суждения газеты свидетельствуют об окончательном провале “гранатной” травли СССР, поднятой социал-демократами перед лицом растущих симпатий социал-демократических масс к СССР»[136].
Однако та же «Правда» на другой день в статье «От Рут Фишер до Чемберлена» раздраженно писала:
§ 4. СССР как немецкий полигон: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Деятельность трех основных объектов рейхсвера на территории СССР: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Резонанс от разоблачений «Манчестер Гардиан» и особенно от публикаций «Форвертса» в Германии был очень большим. Кампания в немецкой прессе в связи с «советскими гранатами» безостановочно продолжалась более двух недель. Причем особое внимание привлекали статьи социал-демократической прессы – коммунистическая же пресса Германии и советская пресса оспаривали наличие каких-либо военных отношений между СССР и Германией. Чрезвычайно сильным было и недовольство СДПГ военным министром Германии О. Гесслером, отставки которого требовали социал-демократы.
«Известия», комментируя ситуацию, 17 декабря 1926 г. писали: «Решение о привлечении социал-демократов в правительство было принято под влиянием Штреземана… Перемены в правительстве коснутся, вероятно, прежде всего поста военного министра. Штреземан настаивает на отставке Гесслера»[134].
В Москве «Правда» в статье «Лови вора» от 16 декабря 1926 г. фактически подтвердила правильность сообщений «Манчестер Гардиан». Она писала:
«Оказывается, что в пределах нашего Союза, по соглашению между нашим и германским военными ведомствами, некоторые германские фирмы соорудили несколько лет назад три завода, изготовлявшие предметы, нужные для нашей обороны. В число этих предметов входили аэропланы, газы, снаряды и т. д…Насколько мы знаем и насколько нам видно из изучения Версальского договора, Германии воспрещается производить у себя или ввозить или вывозить снаряжение, но нисколько не возбраняется ее фирмам открывать любые фабрики и заводы за границей, в том числе и такие, которые изготовляют аэропланы или даже пушки и снаряды… Услужливый “Форвертс” пускает в ход фальшивку (а быть может, и ряд их), чтобы доказать, что нарушителем мира является Советский Союз… который заключил с германским правительством чуть ли не тайный военный союз… “Берлинер Тагеблатт”, которая взялась опровергнуть эти все измышления, не нашла ничего лучше сказать для выгораживания своего правительства, как такую же неправду о том, что несколько лет назад советское правительство будто бы предлагало военный союз. Конечно, ни в предположении, ни в натуре такой военный союз не существует и не существовал, но его нужно было придумать для того, чтобы подвести фундамент под другую выдумку о взаимных услугах нашего и германского военных ведомств»[135].В последние дни декабря 1926 г. в новогоднем обзоре «Ляйпцигер Фольксцайтунг» появилась статья о внешней политике Германии, в которой ее правительству предлагалось сделать выбор «в пользу союза с СССР против английского империализма», а также «в пользу Туари и против Локарно с целью создания “фронта Париж – Берлин – Москва”». В спокойном тоне говорилось и о военном сотрудничестве Германии и СССР.
«Правда» в начале января выступила с комментарием. Она писала: «Суждения газеты свидетельствуют об окончательном провале “гранатной” травли СССР, поднятой социал-демократами перед лицом растущих симпатий социал-демократических масс к СССР»[136].
Однако та же «Правда» на другой день в статье «От Рут Фишер до Чемберлена» раздраженно писала:
«Совгранатная кампания продолжается. Берлинские социал-Иуды прямо надрываются в мерзопакостной травле страны Советов. Нанизывают легенду за легендой, одну пошлей, отвратительней, несуразнее другой. Интриги “красного сатаны” – СССР, московские “военные тайны”, “советские гранаты”, “таинственные связи с рейхсвером!”. “Aus-gerechnet? Granaten, Granaten, Granaten” “Отличные гранаты, гранаты советские”, – вопят лизоблюды английского империализма. Для придания веса “гранатной” чепухе социал-демократическая гоп-компания пользуется вовсю методом “косвенных улик”, таинственных намеков, ссылок на какие-то якобы “полупризнания” с нашей стороны, в частности со стороны нашей газеты»[137].«Правда» транслировала официальную позицию СССР, в то время как между советским полпредством в Берлине и Наркоматом иностранных дел шла напряженная переписка по «заметанию следов» с помощью немецких коммунистов. Об этом, в частности, говорит письмо H. Н. Крестинского М. М. Литвинову.
«Совершенно секретно. Лично т. Литвинову. Копия т. УншлихтуКрестинский отчитывался о тематических встречах с руководством КПГ. Внутренняя переписка внешнеполитического ведомства иллюстрирует и факт использования Советским Союзом компартий других стран, в данном случае КПГ, в своих целях. Причем использование это было тем более двусмысленным, что немецкие коммунисты не получали от советских коллег полной информации о реалиях. Вот что по этому поводу пишет советский полпред:
21.12.1926
Перехожу к вопросу о “разоблачениях” “Форвертса”. Со страниц буржуазной печати эта история исчезла совсем. Пресса пошла, по видимому, навстречу желанию правительства. Пишут по этому поводу только “Форвертс” и “Роте Фане”. Кроме того, история попала на повестку Ландтага и Рейхстага. Коммунисты сами взяли на себя инициативу, внесли запрос министру внутренних дел – предлагают произвести расследование. В своих выступлениях Пик от обороны переходит к наступлению, громит социал-демократов, держится уверенно. Он уверен, что их запрос будет отклонен буржуазным большинством палаты, что… прусское правительство не захочет производить никакого расследования. Пик был у меня… Мы условились, что после боя в Ландтаге, он больше этого вопроса муссировать не будет, чтобы дать ему заглохнуть.
Несколько хуже в Рейхстаге. Там инициатива находится в руках социал-демократов. С-д хотят сбросить Гесслера. Они использовывают (так в тексте. – Ю. К.) против него и связь Рейхсвера с патриотическими союзами и связь его с нами»[138].
«Я не признал, что снаряды были доставлены нами… В своих речах они (немецкие коммунисты. – Ю. К.) будут доказывать…. что Красная Армия должна быть хорошо вооружена, что мы должны для этого использовать помощь иностранной техники и капитала; что если нам удалось, может быть, использовать помощь германских генеральных кругов, то тем лучше для нас, они будут громить социал-демократов за то, что они замалчивают военные связи Рейхсвера с враждебными нам силами, например с Чжан-Зо-Лионом и что они изобретают несуществующую в действительности доставку снарядов Рейхсверу. Если с-д будут ссылаться на разгрузку пароходов в Штеттине и приводить какие-либо документальные доказательства, Кенен будет отвечать, что СССР – не единственное Балтийское государство, что на Балтийском море лежит ряд дружественных Германии буржуазных государств… Он высмеет разговоры о том, что снаряды доставлены в Ленинград с Кубани. Он скажет, что на Кубани нет у нас никаких военных заводов, и что Кубань упоминается, очевидно, потому, что в районе Кубани находится сельскохозяйственная концессия Круппа. С-д прекрасно знают, что Крупп только сеет хлеб и разводит овец, но они злонамеренно использовывают (так в документе. – Ю. К.) то, что у немецкого рабочего имя Круппа связывается с производством пушек и снарядов»[139].
§ 4. СССР как немецкий полигон: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Как уже упоминалось, первые контакты с целью наладить советско-германское военное сотрудничество состоялись в 1920 г. Их вдохновителем и наиболее активным сторонником был генерал X. фон Сект. Единомышленниками Секта в этом вопросе были военный министр О. Гесслер, начальник оперативного, а фактически Генерального штаба О. Хассе. С советской стороны сотрудничество «продвигали» представители военного и политического руководства: от Троцкого и Сталина до Чичерина и Уншлихта.
Все практические вопросы решались, как правило, через начальника 4-го (разведывательного) управления штаба РККА Я. К. Берзина и его аппарат, а также через Управление вооружений РККА. Кроме того, при Политбюро была создана Комиссия по спецзаказам, которая через ВСНХ, ГУВП[140] и НКВТ решала конкретные вопросы взаимодействия с Германией в военно-экономической области[141].
Летом 1921 г. в Москву с задачей выявления возможностей развития в России тяжелой индустрии и военной промышленности прибыл Оскар фон Нидермайер – как представитель военного министерства Германии. Здесь он вел переговоры с Троцким, Рыковым и Чичериным[142].
В результате было достигнуто соглашение о том, что Германия окажет в техническом отношении помощь по возрождению тяжелой и военной промышленности в России[143].
В соответствии с требованиями Версальского договора официальный выезд немецких военных за границу с любыми миссиями был запрещен. Потому по согласованию с советским полпредством Нидермайер прибыл в СССР под видом сотрудника советской дипломатической миссии в Берлине: ему был выдан советский паспорт на фиктивную фамилию Нейман.
Вторично Нидермайер приехал в Москву в конце 1921 г. и, помимо прежнего, имел дополнительное задание от министерства военной промышленности Германии – «выявить в России, где более выгодно строить авиационную, танковую и химическую промышленность…»[144] Являясь членом комиссии военного министерства и работая в секторе по восстановлению промышленности, он «первый подал инициативу оказать помощь в восстановлении промышленности России, чтобы потом вывозить необходимую военную продукцию для вооружения германской армии»[145].
Будучи в 1922 г. в очередной командировке в Москве, Нидермайер осмотрел московский завод «Динамо» и авиационный завод в Филях, ленинградский Путиловский завод и судостроительные верфи, Рыбинский моторостроительный завод и другие. О результатах осмотра доложил в записке Секту, на основании которой тот вел переговоры с немецкими промышленниками. X. Юнкере согласился развернуть в Советском Союзе работы по авиационной промышленности. Г. Крупп же изначально от участия в проведении работ отказался. После этого было создано немецкое промышленное общество ГЕФУ. ГЕФУ работало по указаниям немецкого Генштаба, но было оформлено как концессионное общество[146].
В конце 1923 – начале 1924 гг. в Москве было создано представительство «Зондергруппы Р» под названием «Московский центр» – «Zentrale Moskau» (сокращенно «Z-Mo» – «Ц-Mo») – служба немецкого Генштаба по русским вопросам.
На должность руководителя «Ц-Mo» был назначен О. фон Нидермайер. В его функции входило в числе прочего информирование генерала Секта и начальника Генштаба генерала Хассе, которому Нидермайер непосредственно подчинялся, о ходе работ в России по выполнению намеченной программы.
«Ц-Mo» действовал под видом постоянной комиссии по контролю над хозяйственной деятельностью немецких концессионных предприятий на территории СССР. Его сотрудники были формально уволены в отставку, но в действительности состояли на службе в немецком Генштабе. Основными задачами представительства были следующие: 1) контроль над работой немецких военно-промышленных предприятий на территории СССР; 2) организация в СССР школ по обучению немецких офицеров; 3) проведение опытных испытательных работ по новым конструкциям вооружения; 4) постоянная информация немецкого Генштаба по актуальным военным вопросам, разрешаемым в Советском Союзе; 5) постоянная связь с Генштабом Красной Армии и ведение всевозможных переговоров, касающихся военных вопросов[147].
В Берлине при Генштабе существовал специальный отдел «Ц-Б» (германское управление Генштаба по русским делам), которому непосредственно подчинялся «Ц-Мо».
С июня 1924 по декабрь 1931 г. Нидермайер постоянно проживал в СССР. В этот период он занимался самыми различными вопросами, связанными с реализацией секретного военного сотрудничества между СССР и Германией. По проблемам восстановления военной промышленности в СССР он был непосредственно связан, кроме наркома К. Е. Ворошилова, с Генеральным штабом Красной Армии и лично с его начальником Б. М. Шапошниковым, контактируя также с начальником воздушных сил П. И. Барановым, с начальником химического управления Я. М. Фишманом[148].
Все практические вопросы решались, как правило, через начальника 4-го (разведывательного) управления штаба РККА Я. К. Берзина и его аппарат, а также через Управление вооружений РККА. Кроме того, при Политбюро была создана Комиссия по спецзаказам, которая через ВСНХ, ГУВП[140] и НКВТ решала конкретные вопросы взаимодействия с Германией в военно-экономической области[141].
Летом 1921 г. в Москву с задачей выявления возможностей развития в России тяжелой индустрии и военной промышленности прибыл Оскар фон Нидермайер – как представитель военного министерства Германии. Здесь он вел переговоры с Троцким, Рыковым и Чичериным[142].
В результате было достигнуто соглашение о том, что Германия окажет в техническом отношении помощь по возрождению тяжелой и военной промышленности в России[143].
В соответствии с требованиями Версальского договора официальный выезд немецких военных за границу с любыми миссиями был запрещен. Потому по согласованию с советским полпредством Нидермайер прибыл в СССР под видом сотрудника советской дипломатической миссии в Берлине: ему был выдан советский паспорт на фиктивную фамилию Нейман.
Вторично Нидермайер приехал в Москву в конце 1921 г. и, помимо прежнего, имел дополнительное задание от министерства военной промышленности Германии – «выявить в России, где более выгодно строить авиационную, танковую и химическую промышленность…»[144] Являясь членом комиссии военного министерства и работая в секторе по восстановлению промышленности, он «первый подал инициативу оказать помощь в восстановлении промышленности России, чтобы потом вывозить необходимую военную продукцию для вооружения германской армии»[145].
Будучи в 1922 г. в очередной командировке в Москве, Нидермайер осмотрел московский завод «Динамо» и авиационный завод в Филях, ленинградский Путиловский завод и судостроительные верфи, Рыбинский моторостроительный завод и другие. О результатах осмотра доложил в записке Секту, на основании которой тот вел переговоры с немецкими промышленниками. X. Юнкере согласился развернуть в Советском Союзе работы по авиационной промышленности. Г. Крупп же изначально от участия в проведении работ отказался. После этого было создано немецкое промышленное общество ГЕФУ. ГЕФУ работало по указаниям немецкого Генштаба, но было оформлено как концессионное общество[146].
В конце 1923 – начале 1924 гг. в Москве было создано представительство «Зондергруппы Р» под названием «Московский центр» – «Zentrale Moskau» (сокращенно «Z-Mo» – «Ц-Mo») – служба немецкого Генштаба по русским вопросам.
На должность руководителя «Ц-Mo» был назначен О. фон Нидермайер. В его функции входило в числе прочего информирование генерала Секта и начальника Генштаба генерала Хассе, которому Нидермайер непосредственно подчинялся, о ходе работ в России по выполнению намеченной программы.
«Ц-Mo» действовал под видом постоянной комиссии по контролю над хозяйственной деятельностью немецких концессионных предприятий на территории СССР. Его сотрудники были формально уволены в отставку, но в действительности состояли на службе в немецком Генштабе. Основными задачами представительства были следующие: 1) контроль над работой немецких военно-промышленных предприятий на территории СССР; 2) организация в СССР школ по обучению немецких офицеров; 3) проведение опытных испытательных работ по новым конструкциям вооружения; 4) постоянная информация немецкого Генштаба по актуальным военным вопросам, разрешаемым в Советском Союзе; 5) постоянная связь с Генштабом Красной Армии и ведение всевозможных переговоров, касающихся военных вопросов[147].
В Берлине при Генштабе существовал специальный отдел «Ц-Б» (германское управление Генштаба по русским делам), которому непосредственно подчинялся «Ц-Мо».
С июня 1924 по декабрь 1931 г. Нидермайер постоянно проживал в СССР. В этот период он занимался самыми различными вопросами, связанными с реализацией секретного военного сотрудничества между СССР и Германией. По проблемам восстановления военной промышленности в СССР он был непосредственно связан, кроме наркома К. Е. Ворошилова, с Генеральным штабом Красной Армии и лично с его начальником Б. М. Шапошниковым, контактируя также с начальником воздушных сил П. И. Барановым, с начальником химического управления Я. М. Фишманом[148].
«Через меня шла вся договоренность о вопросах оказания помощи военной промышленности России путем предоставления технических кадров в Россию. Кроме того, через меня шло обеспечение вновь строящихся предприятий чертежами, проектами, планами. Я также ведал доставкой в Россию новых видов вооружения армии как из Германии, а также и для других стран, что Советскому Союзу было нужно для образцов. Также я ведал договорами по снабжению разного рода военными материалами, которых к тому времени еще в России не было»[149].Кроме того, Нидермайер работал вместе с советскими специалистами по созданию авиационного завода в Филях и занимался вопросами организации школы летчиков и оборудования авиационных баз[150]. Командующий рейхсвером В. фон Бломберг указывал:
«Руководитель центра в Москве майор доктор фон Нидермайер подчиняется управлению войсками, от которого он получает указания. Немецкие предприятия в России подчинены ему. Ему вменено в обязанность представительство немецких предприятий по всем возникающим вопросам перед русскими властями, в первую очередь, перед военным комиссариатом, с которым он находится в полном контакте. У народного комиссара Ворошилова он пользуется уважением.
С немецким послом в Москве г. Нидермайер поддерживает тесную связь. Любая политическая или выходящая за пределы его полномочий деятельность ему запрещена. Г-н Нидермайер справляется с работой»[151].
Деятельность трех основных объектов рейхсвера на территории СССР: самолеты в Липецке, «химия» в Саратове, танки в Казани
Эти объекты были созданы на основе временного соглашения о сотрудничестве между рейхсвером и Красной Армией, подписанного в Москве И августа 1922 г. Рейхсвер стремился получить возможности для проведения испытаний техники, накопления тактического опыта и обучения личного состава в тех видах вооружений, которые ему запрещалось иметь согласно Версальскому договору. Соглашение имело экономическую основу: советская сторона получала ежегодное материальное вознаграждение за предоставление военных баз, кроме того, она участвовала в использовании результатов испытаний и разработок, проводимых на советской территории[152].
Ориентация рейхсвера на авиацию, танки и химическое оружие была не случайной. Именно эти виды вооружения считались наиболее перспективными в 20-е гг. Тенденции развития военного дела были оценены командованием РККА и политическим руководством СССР. В Постановлении X съезда РКП(б) ставилась задача в связи с сокращением армии «обратить исключительное внимание на все специальные технические части (артиллерийские, пулеметные, автоброневые, авиационные, инженерные, бронепоездные, и прочие)»[153]. Поэтому естественно, что Красная Армия, располагавшая ограниченными техническими и финансовыми возможностями, была заинтересована в получении передового опыта в этих областях.
Первым и самым крупным немецким военным объектом на территории СССР стала авиационная школа в Липецке.
15 апреля 1925 г. в Москве был подписан протокол секретного соглашения между Управлением военно-воздушных сил РККА и представителями немецкой стороны об устройстве авиашколы и складов авиационных материалов в Липецке[154]. Создание объекта началось еще в 1924 г., когда в Липецке закрылась, так и не успев организоваться, высшая школа военных летчиков[155]. На ее базе началось создание германской летной школы, замаскированной под авиаотряд Рабоче-крестьянского Красного военно-воздушного флота[156]. Организация и управление ею были отданы немцам и подчинялись единому плану подготовки летного состава рейхсвера, разработанному в 1924 г. штабом ВВС в Берлине.
Руководила созданием авиацентра так называемая «авиационная инспекция № I» германского оборонного управления. Для этой цели еще в 1923 г. Германия тайно закупила в Голландии у филиала немецкой фирмы «Фоккер» 100 истребителей Д-XIII[157]. 28 июня 1925 г. первые 50 самолетов для школы на пароходе «Эдмунд Гуго Стиннес» были отправлены из Штеттина в Ленинград. У той же фирмы в Голландии и Англии были закуплены бомбардировщики и транспортные самолеты.
Соглашение предусматривало обучение в школе не только немецких, но и советских военных летчиков, а также подготовку советского технического персонала. Прибывающие немецкие офицеры обучались здесь летному делу в течение 5–6 месяцев и по окончании возвращались в Германию. Наряду с должностью немецкого руководителя школы была предусмотрена должность и его русского заместителя, который фактически являлся полномочным представителем РККА в школе и занимался всеми проблемами взаимоотношений ее немецкого персонала со страной пребывания. Весь преподавательский состав был командирован из Германии.
Использование аэродромов и других сооружений школы было бесплатным, все расходы по полному оборудованию объекта немецкая сторона брала на себя.
Уже в 1926 г. Сталину был представлен доклад о первых позитивных для советской стороны результатах деятельности авиашколы. В полную силу она начала работать с конца 1927 г. С этого времени в Липецке проводились интенсивные испытания новых боевых самолетов, авиационного оборудования и вооружения. По их результатам на вооружение рейхсвера было принято несколько новых типов самолетов[158].
При школе проводились и исследовательские работы. Материальная часть приобреталась немецким Генштабом за границей, тайно от союзников, и так же тайно переправлялась в Липецк. В школе всего было обучено около 700 человек[159]. Из них – около 450 немецких летчиков различной квалификации. (Многие из них в годы Второй мировой войны составили костяк гитлеровских «люфтваффе», в их числе – К. Штудент, X. Ешонек, В. Виммер, О. Деслох и другие.)
Организационно школа состояла из следующих подразделений: штабной группы со средствами обеспечения, двух учебных эскадрилий (летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей) и трех учебных курсов (начальной подготовки летчиков, летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей). Кроме того, имелась группа авиационных испытаний, авиационные мастерские, склады авиационного имущества, радиостанция, фотолаборатория, бензо– и бомбохранилище[160]. В распоряжение школы были переданы авиаполигоны под Воронежем, где проходили совместные учения с советскими артиллеристами.
Продолжительность отдельного курса обучения составляла четыре недели. Таким образом, учитывая то обстоятельство, что практические полеты проводились только летом, за год в школе проходили обучение пилоты четырех курсов (среднее число летчиков на курсе составляло 6–7 человек).
Летом летный и наземный персонал насчитывал свыше 200 человек; зимой, когда полетов не было, эта цифра уменьшалась. В 1932 г. общая численность личного состава на объекте достигала 303 человек. Из них: немцев – 43, советских военных летчиков – 26, советских рабочих, служащих и технических специалистов – 234 человека[161].
Только в 1926 г. в школе прошли подготовку на истребителях 16 военлетов и техническую подготовку по обслуживанию авиамоторов – 45 механиков УВВС РККА. Оценивая значение школы для ВВС РККА, заместитель председателя Реввоенсовета СССР И. С. Уншлихт писал в конце 1926 г. в Политбюро ЦК ВКП(б): «…1) Школа дает кадры хороших специалистов, механиков и рабочих; 2) Учит новейшим тактическим приемам различных видов авиации; 3) Испытание вооружения и различных видов авиаоборудования позволяет нам быть в курсе новейших технических усовершенствований; 4) Школа дает нам возможность подготовить наш летный состав и совершенствовать его подготовку»[162].
Объект «Липецк» был не только самым большим из существовавших на территории СССР центров рейхсвера, но и самым дорогим. Ежегодно на содержание школы выделялось 2 млн марок, а за 10 лет было потрачено около 20 млн марок.
Капитан К. Штудент, курировавший деятельность школы с немецкой стороны, в своем отчете военному министерству Германии в 1926 г. писал: «Начальник школы в Липецке подчеркнул, что такие пилотажные и технические результаты могут быть достигнуты при усилении немецкого авторитета и признании немцев как наставников… Я, – частично лично, частично из рассказов других лиц, – составил представление, что любое летное или техническое достижение импонирует русским, – некоторые говорят об этом совершенно открыто, другие – прежде всего высокопоставленные персоны, – в своих суждениях воздерживались из соображений престижа. Мне большей частью выпадало сталкиваться с тем, что определенные технические достижения вызывали особый интерес и благодарность»[163].
Штудент, по его словам, «до сих пор скептически относившийся» к возможностям успешной исследовательской деятельности в России, изменил свое мнение именно в результате поездки в Липецк и работы в авиашколе. «Научно-исследовательская деятельность в области самолетостроения (в Германии, в результате Версальских соглашений. – Ю. К.) в целом сегодня прекращена. То же относится к исследованиям в области материалов военной авиатехники. Тем не менее отдельные исследования последнего рода могут проводиться за границей, а именно только в России. Последний прогресс в работах в этой области вынуждает к тому, что теперь соответствующий полигон создается в России, – самое позднее к весне 1927 г. Этот полигон должен служить для исследований бортового стрелкового оружия, бомб и ядохимикатов»[164].
Создание подобного полигона в России, по мнению Штудента, «может иметь определенное политическое значение». Россия ценит сотрудничество с Германией, и хорошо подготовленные эксперименты могут способствовать еще большему укреплению авторитета немецкой организации в России. В целом, подытоживал он, база в Липецке организована образцово: дислоцированный здесь персонал заслуживает признания. Технические части и здания, по его мнению, нуждались в улучшении, но эти недочеты представлялись ему несущественными и не могли повлиять на общую положительную картину[165].
Два года спустя командующий рейхсвером генерал В. Фон Бломберг, инспектировавший совместные российско-германские военные предприятия, так охарактеризовал первые итоги деятельности авиашколы:
Ориентация рейхсвера на авиацию, танки и химическое оружие была не случайной. Именно эти виды вооружения считались наиболее перспективными в 20-е гг. Тенденции развития военного дела были оценены командованием РККА и политическим руководством СССР. В Постановлении X съезда РКП(б) ставилась задача в связи с сокращением армии «обратить исключительное внимание на все специальные технические части (артиллерийские, пулеметные, автоброневые, авиационные, инженерные, бронепоездные, и прочие)»[153]. Поэтому естественно, что Красная Армия, располагавшая ограниченными техническими и финансовыми возможностями, была заинтересована в получении передового опыта в этих областях.
Первым и самым крупным немецким военным объектом на территории СССР стала авиационная школа в Липецке.
15 апреля 1925 г. в Москве был подписан протокол секретного соглашения между Управлением военно-воздушных сил РККА и представителями немецкой стороны об устройстве авиашколы и складов авиационных материалов в Липецке[154]. Создание объекта началось еще в 1924 г., когда в Липецке закрылась, так и не успев организоваться, высшая школа военных летчиков[155]. На ее базе началось создание германской летной школы, замаскированной под авиаотряд Рабоче-крестьянского Красного военно-воздушного флота[156]. Организация и управление ею были отданы немцам и подчинялись единому плану подготовки летного состава рейхсвера, разработанному в 1924 г. штабом ВВС в Берлине.
Руководила созданием авиацентра так называемая «авиационная инспекция № I» германского оборонного управления. Для этой цели еще в 1923 г. Германия тайно закупила в Голландии у филиала немецкой фирмы «Фоккер» 100 истребителей Д-XIII[157]. 28 июня 1925 г. первые 50 самолетов для школы на пароходе «Эдмунд Гуго Стиннес» были отправлены из Штеттина в Ленинград. У той же фирмы в Голландии и Англии были закуплены бомбардировщики и транспортные самолеты.
Соглашение предусматривало обучение в школе не только немецких, но и советских военных летчиков, а также подготовку советского технического персонала. Прибывающие немецкие офицеры обучались здесь летному делу в течение 5–6 месяцев и по окончании возвращались в Германию. Наряду с должностью немецкого руководителя школы была предусмотрена должность и его русского заместителя, который фактически являлся полномочным представителем РККА в школе и занимался всеми проблемами взаимоотношений ее немецкого персонала со страной пребывания. Весь преподавательский состав был командирован из Германии.
Использование аэродромов и других сооружений школы было бесплатным, все расходы по полному оборудованию объекта немецкая сторона брала на себя.
Уже в 1926 г. Сталину был представлен доклад о первых позитивных для советской стороны результатах деятельности авиашколы. В полную силу она начала работать с конца 1927 г. С этого времени в Липецке проводились интенсивные испытания новых боевых самолетов, авиационного оборудования и вооружения. По их результатам на вооружение рейхсвера было принято несколько новых типов самолетов[158].
При школе проводились и исследовательские работы. Материальная часть приобреталась немецким Генштабом за границей, тайно от союзников, и так же тайно переправлялась в Липецк. В школе всего было обучено около 700 человек[159]. Из них – около 450 немецких летчиков различной квалификации. (Многие из них в годы Второй мировой войны составили костяк гитлеровских «люфтваффе», в их числе – К. Штудент, X. Ешонек, В. Виммер, О. Деслох и другие.)
Организационно школа состояла из следующих подразделений: штабной группы со средствами обеспечения, двух учебных эскадрилий (летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей) и трех учебных курсов (начальной подготовки летчиков, летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей). Кроме того, имелась группа авиационных испытаний, авиационные мастерские, склады авиационного имущества, радиостанция, фотолаборатория, бензо– и бомбохранилище[160]. В распоряжение школы были переданы авиаполигоны под Воронежем, где проходили совместные учения с советскими артиллеристами.
Продолжительность отдельного курса обучения составляла четыре недели. Таким образом, учитывая то обстоятельство, что практические полеты проводились только летом, за год в школе проходили обучение пилоты четырех курсов (среднее число летчиков на курсе составляло 6–7 человек).
Летом летный и наземный персонал насчитывал свыше 200 человек; зимой, когда полетов не было, эта цифра уменьшалась. В 1932 г. общая численность личного состава на объекте достигала 303 человек. Из них: немцев – 43, советских военных летчиков – 26, советских рабочих, служащих и технических специалистов – 234 человека[161].
Только в 1926 г. в школе прошли подготовку на истребителях 16 военлетов и техническую подготовку по обслуживанию авиамоторов – 45 механиков УВВС РККА. Оценивая значение школы для ВВС РККА, заместитель председателя Реввоенсовета СССР И. С. Уншлихт писал в конце 1926 г. в Политбюро ЦК ВКП(б): «…1) Школа дает кадры хороших специалистов, механиков и рабочих; 2) Учит новейшим тактическим приемам различных видов авиации; 3) Испытание вооружения и различных видов авиаоборудования позволяет нам быть в курсе новейших технических усовершенствований; 4) Школа дает нам возможность подготовить наш летный состав и совершенствовать его подготовку»[162].
Объект «Липецк» был не только самым большим из существовавших на территории СССР центров рейхсвера, но и самым дорогим. Ежегодно на содержание школы выделялось 2 млн марок, а за 10 лет было потрачено около 20 млн марок.
Капитан К. Штудент, курировавший деятельность школы с немецкой стороны, в своем отчете военному министерству Германии в 1926 г. писал: «Начальник школы в Липецке подчеркнул, что такие пилотажные и технические результаты могут быть достигнуты при усилении немецкого авторитета и признании немцев как наставников… Я, – частично лично, частично из рассказов других лиц, – составил представление, что любое летное или техническое достижение импонирует русским, – некоторые говорят об этом совершенно открыто, другие – прежде всего высокопоставленные персоны, – в своих суждениях воздерживались из соображений престижа. Мне большей частью выпадало сталкиваться с тем, что определенные технические достижения вызывали особый интерес и благодарность»[163].
Штудент, по его словам, «до сих пор скептически относившийся» к возможностям успешной исследовательской деятельности в России, изменил свое мнение именно в результате поездки в Липецк и работы в авиашколе. «Научно-исследовательская деятельность в области самолетостроения (в Германии, в результате Версальских соглашений. – Ю. К.) в целом сегодня прекращена. То же относится к исследованиям в области материалов военной авиатехники. Тем не менее отдельные исследования последнего рода могут проводиться за границей, а именно только в России. Последний прогресс в работах в этой области вынуждает к тому, что теперь соответствующий полигон создается в России, – самое позднее к весне 1927 г. Этот полигон должен служить для исследований бортового стрелкового оружия, бомб и ядохимикатов»[164].
Создание подобного полигона в России, по мнению Штудента, «может иметь определенное политическое значение». Россия ценит сотрудничество с Германией, и хорошо подготовленные эксперименты могут способствовать еще большему укреплению авторитета немецкой организации в России. В целом, подытоживал он, база в Липецке организована образцово: дислоцированный здесь персонал заслуживает признания. Технические части и здания, по его мнению, нуждались в улучшении, но эти недочеты представлялись ему несущественными и не могли повлиять на общую положительную картину[165].
Два года спустя командующий рейхсвером генерал В. Фон Бломберг, инспектировавший совместные российско-германские военные предприятия, так охарактеризовал первые итоги деятельности авиашколы: