Мы так устали от однообразия "бандитской" прозы, от так называемой ненормативной лексики, что вдруг роман о любви, о человеческом достоинстве, о верности, о жизни становится бесценным, драгоценным. Мне кажется, что повесть Дмитрия Каралиса "Роман с героиней" -- это поворотная проза ко всем лучшим российским традициям в литературе. Читатель обманывается во всех своих ожиданиях. И вдруг оказывается, что именно этого он ждал, что именно это составляет весь смысл нашей жизни, наше наследство, наше богатство -наша уверенность в будущем русской литературы.
   Валентина Лелина
   Член Союза писателей Санкт-Петербурга
   ЕЛЕНА ЗИНОВЬЕВА. "РОМАН С ГЕРОИНЕЙ" В ОТСУТСТВИЕ РОМАНА С ЧИТАТЕЛЕМ
   Газета "Невское время", 9 февраля 2002 года
   (Обзор петербургских литературных журналов)
   ....А как духовные принципы реализуются в художественной прозе, любимом жанре читателей толстых журналов? И здесь нас, уставших от пессимизма и постмодернистских выкрутасов последних лет, ждет приятный сюрприз: изящный "Роман с героиней" Дмитрия Каралиса. Он привлекателен тем, что, пожалуй, впервые за долгиое время читателю предлагается герой-префекционист. Причем это не зеленый юнец, а вполне зрелый человек - "альтер эго" автора, исповедующий принцип внутреннего совершенства.
   Сюжет повести прост. Писатель Сергей Медведев приехал по путевке ЮНЕСКО на остров Родос, преисполненный желания поработать над загадочной биографией своих предков. Его благие намерения подвергаются испытанию: он встречается с преуспевающей славянской бизнес-леди, бывшей учительницей музыки из Белоруссиии, обосновавшейся с семейством в Праге. Снежная Королева или повзрослевшая Барби, вызывает писателя, ищущего в ней героиню для будущего произведения, на интимный поединок. Эти сорокалетние люди достойны друг друга: оба не растерялись в эпоху крушения привычного уклада, нашли применение своим талантам, оба могут огигинальным и неожиданным образом противостоять житейским трудностям, не деформируя при этом свою личность.
   Неизбежный курортный роман?
   Читатель, ждущий "постельных сцен", будет разочарован - герой "Романа с героиней" преодолел соблазн, не особенно утруждаясь. Доблесть супружеских измен, воспетых во всех ее модификациях в лирических произведениях минувших столетий теряет в глазах героя (а возможно, и читателя!) свою романтическую привлекательность. Оказывается, не так уж и трудно сохранять душевное равновесие, избегать лжи и предательства...
   Владимир Соболь. ТУТ РОДОС...
   Журнал "Нева", No12, 2002 г.
   Серия "Наши за границей" до сих пор не приелась ни пишущим, ни читающим. Повесть Дмитрия Каралиса "Роман с героиней" ("Звезда", 2001, No12) открывается замечательной фразой: "Медведев узнавал соотечественников по выражению глаз". Именно по зрачкам и белкам, а вовсе не по привычке застегивать последнюю пуговицу, уже закрывая дверь туалета, как поступают бесчисленные Штирлицы и Лодейниковы в доморощенных анекдотах. О них в следующем абзаце повести.
   Сам же Сергей Медведев перешел очередной раз рубеж Отечества замысловатым путем. Русский писатель, издатель и общественный деятель получает путевку в Международный писательский центр на острове Родос, где он обязался закончить новый роман. Он привозит с собой рабочие материалы: книги и архивные выписки, чистую бумагу, горсть авторучек. Но работа не движется, тащится, но не скачет. Медведев мучается и злится, как вдруг в ресторанчике встречает прекрасную незнакомку. "Она скользнула по Медведеву взглядом, и он понял - русская". Дальше сюжет развивается сложным образом: переплетаются литературный роман, который герой не может писать, и любовный, которого он вовсе не хочет.
   Сама повесть Дмитрия Каралиса выписана с литературным изяществом. "Единственный недостаток красивых денег заключался в поразительной способности всех этих акрополей, древних воинов в шлемах и мускулистых, задумчивых дискоболов пачками обмениваться на бутылочки пепси-колы, гамбургеры в маслянистых салфетках, пластики жевательной резинки и иную ерунду, без которой не прожить чужестранцу". Крепко сделанный текст, четко артикулированный, организованный ритмически, наделенный и смыслом, и в меру иронией. Только в цитированном предложении я бы добавил еще и эпитет к "шлемам", потому что как сейчас в этом месте картинка бледнеет.
   Но стилем сейчас уже никого не удивишь и не слишком-то позабавишь. "Роман с героиней" привлекает прежде всего умело придуманной фабулой, которую двигает изнутри раскручивающийся сюжет. Повесть интересно читать, о ней вспоминаешь, уже отложив журнал, с персонажами хочется спорить. Большая редкость в сегодняшней прозе, когда разговариваешь не с автором, а с порождением его разума и воображения, с его героем.
   Меня зацепила прежде всего одна тирада Медведева, когда он, потягивая пиво с коллегами - румыном и шведом, рассуждает о трудностях писательской жизни. "Мы с вами знаем, что невозможно полноценно писать и каждый день ходить на работу... Писатель должен быть свободен материально..." Дальше Медведев представляет литераторов "локомотивами" огромного бизнеса, сетует на малые гонорары и обещает организовать в России стачку писателей.
   Возразить хочется сразу с нескольких направлений, но попробую удержаться на трех. Первое - о писателях в сегодняшнем мире заботятся вряд ли меньше, чем в минувшие годы. Медведев из Петербурга летит к Эгейскому морю, чтобы месяц напролет безмятежно заниматься литературой. Пролет, койку и стол ему оплачивает неизвестно кто, непонятно из каким образом скопленных денег. Гонорар за роман, если он когда-нибудь будет написан, превращается в этом случае в величину пренебрежимо малую. Тогда же - и это уже второй пункт - как же можно сетовать на малые ставки? Писатель получает "меньше продавца в книжном магазине"? Возможно, но нужно еще сравнить не только средний заработок за месяц, но и выработку за полный рабочий день. И здесь мы перемещаемся на третье и главное направление. Любой торговец обязан в назначенное время стоять на рабочем месте, исправно показывать товар, четко рассчитываться с покупателем и - улыбаться, улыбаться, улыбаться... Никого из посетителей не волнуют его личные трудности. Тогда как писатель Медведев, покидая Родос, увозит с собой "взлохмаченные страницы отдельных глав" - не слишком много для отчета по факту. При этом еще господа литераторы выезжают на пикничок и обижаются, когда им напоминают о стоимости обеда... Каралис зорко и точно подмечает детали странного творческого существования: одновременно и в межзвездном, и подлунном мирах.
   Но повесть, разумеется, не об этом. В первую очередь мы следим за медленно, но неуклонно разворачивающимся романом героя со встреченной им незаурядной женщиной. Роман, который так и не завершился тем, с чего начинались все литературные любовные истории прошедшего века. Уже и Оксана откровенно приглашает Сергея посетить ее номер в отеле, но тот отнекивается под благовидным предлогом. Поначалу кажется, что Медведев - прямой потомок не литовских дворян, а тургеневских персонажей: русский писатель на rendezvouz. Тяжеловатый, добропорядочный медведь, каким его очерчивает автор на первых страницах. Но, перечитывая повесть и вспоминая, догадываешься, что причина неожиданной импотенции героя вовсе не тоска по оставленной дома жене. Нет, он откровенно боится великолепную Оксану. Каралис не зря назвал повесть "Роман с героиней". Учительница из Белоруссии переселилась под Прагу и там огромными усилиями построила свое немалое дело. Self-made-women фигура нередкая в сегодняшней жизни - постепенно проникает и в прозу. И медведев пугается этой сильной натуры. Он понимает, что, раз оказавшись в постели "первой леди" пятизвездночного отеля, прежним он уже оттуда не выберется. Это молодой американский лейтенант итальянской армии полагал, что ловушка кроется в физиологии; русский писатель среднего возраста понимает, что психология куда как страшнее. Чуточку стоит ему расслабиться, как и начнут вываживать его по свету, подобно дрессированному медведю (славно иметь "говорящую" фамилию), да показывать встречным и поперечным ручного настоящего писателя из великой литературной страны.
   Проблема еще в том, что отношения с литературой у Сергее складываются едап ли не печальнее, чем со смертной подругой. "За женщину, в которую мы влюблены и которой стараемся не изменять! За госпожу Литературу!" поднимает он тост на писательском междусобойчике. И при этом каждый день, каждый час отвлекается на случайные мелочи. Он с тоской вспоминает привычные, понятные любому занятия: строить дома, сажать кусты, ходить по грибы... Писательство же именует болезнью, приступы которой накатываются редко, длятся недолго и выматывают напрочь. То есть перед нами образованный, обученный, небесталанный дилетант, которому невдомек, что литературная работа может быть такой же профессией, ка и сотни других: торговать книгами и помидорами, копать траншеи, издавать тексты, написанные другими.
   "При социализме писатель может ... писать для общества, а не для толпы". Эту сентенцию Каралис отдал поэту из Швеции, человеку, не нюхавшему в своей жизни реального социализма. Сам-то он - автор - прекрасно знает, чем приходилось расплачиваться литератору за безбедные условия существования. Важнее другое: если мы даже вообразим некий "писательский рай", где господ литераторов кормят, обувают и развлекают совершенно задаром, то, очутившись в интеллектуальном Эдеме, они вовсе не обязательно будут бесперебойно выдавать "на-гора" профессиональные тексты. Я не уверен, что полная и абсолютная свобода творчества так уж это самое творчество стимулирует. Возможно, в человеке генерируется невесть откуда некая "энергия сопротивления", побуждающая нас действовать именно, когда это категорически запрещено. Пока нам командуют: "Сидеть, не высовываться!" - мы упорно тянемся к авторучке. Прикажут: "Пиши!" - немедленно выбросим постылый предмет в форточку. Возможно, Сергей Медведев сам себя загнал в эдакую психологическую ловушку. И незачем сетовать на обстоятельства, отыскивать иные место и время. Помнится, в давние времена некий спартанец советовал уроженцу того же Родоса, который хвастал перед материковыми греками своими спортивными успехами на почве родного острова: "Тут Родос, тут прыгай!.."
   Но все-таки действительно в литературном труде есть нечто загадочное. Трудно нормальному человеку догадаться, как у такого же индивидуума, как он сам, в голове вдруг образуются люди, которых рядом он и не видел, о существовании которых не подозревал. Поначалу на бумагу ложатся слова, а потом персонажи вдруг поднимаются со страницы и начинают жить собственной жизнью. Иной раз даже против воли создателя. Вот так образуется настоящая проза. Такая, как повесть Дмитрия Каралиса "Роман с героиней".
   * ВЕСЕЛАЯ ПРОЗА *
   ВЕСЕЛАЯ ПРОЗА
   "Литературная газета", 13 августа 2003 г.
   Дмитрий Каралис.
   Самовар графа Толстого.
   СПб.: Изд. журнала "Нева", 2003. - 384 с.
   Водопроводчик Кошкин пошел за пивом и угодил в Древний Рим. Сюжет, прямо скажем, незамысловат, но тут важно исполнение. И вот с исполнением у Дмитрия Каралиса все в порядке. Это прежде всего веселая проза. И только потом уже отмечаешь, что она еще и достаточно мастерски сделана. Кошкин потому Кошкин, что живуч, как кошка. Где бы он ни оказался, в древнем ли мире или в будущем, он не только там выживет, но и наведет свой порядок. И опять - незамысловатая мифологема, но в исполнении Каралиса звучит сочно, читается вкусно.
   "Кошкин особенно не робел. Он слышал от ребят из пятого ЖЭКа, что сейчас такие перемещения случаются, - двадцать первый век на пороге. Главное - не мельтешить перед начальством, не дергаться. Если и прижмут поначалу, он знает, как отвертеться. Радикулит симулировать умеет. Температуру нагнать может - хоть до сорока градусов. Давление опять же скачет. "Они меня, скажем, на сельхозработы, а я им больничный под нос... Мигрень и расстройство кишечника. Не зря с фельдшером на рыбалку ездили".
   В прозе Каралиса почти всегда важен не сюжет, не задумка, а исполнение. Вот и заглавный в книге рассказ о самоваре будто бы Льва Толстого, подаренном одному иностранцу, претерпевшем злоключения и вернувшемся к прежнему хозяину уже как самовар несомненно Льва Толстого и за большие деньги, разумеется, по задумке, откровенно говоря, не гениален. Но по исполнению блестящ!
   "Теперь исторический самовар стоит у Петрова на специальном столике возле камина, и иногда, под настроение, он снимает с него прозрачный колпак и протирает сверкающие бока мягкой тряпочкой. "Ох и самоварище, - ласково говорит Петров, - это же живая история... Сам Лев Толстой! Правильно сделал, что купил..."
   Веселая, легкая проза. Но за ней мерцает мастерство.
   П. Б.
   (C) "Литературная газета", 2003