Страница:
Диверсия против логики — во всех ссылках на Запад как на последний аргумент, которому все должны безоговорочно верить (не будем даже придираться к тому, что и сама западная действительность при этом представлена ложно). Постоянно повторялось рассуждение о том, что СССР не должен производить стали больше, чем США. Смешно даже говорить о каких-то критериях подобия, дающих основание для привлечения США в качестве образца. Или, вспомним, мы слышали и слышим такое: «Британская Империя распалась — значит, и СССР должен был распасться!». И никаких обоснований. А почему сравнивают с Британской империей, а не с Китаем и не с Соединенными Штатами? Или и они должны распасться и именно сегодня? А главное, из тезиса о правомерности распада СССР с неизбежностью следует, что и Российская Федерация должна распасться — ведь она точно такая же империя, какой был СССР. Ну, чуть поменьше, но это дела не меняет.
Критерии подобия нарушаются во всех смыслах — и когда в качестве аналогии привлекают совершенно несопоставимые явления, и когда с разными мерками подходят к событиям одного порядка (как в случае суда над Хонеккером). Огромное значение для подрыва СССР имели события в Тбилиси в 1989 г. Предположим даже, что они не были провокацией и что действительно кто-то погиб от саперных лопаток десантников, которым приказали очистить площадь от митингующих. Возмущение либеральной публики просто не имело предела — армию заклеймили до всякого разбирательства. И вот организаторы того митинга, как бесстрастно сообщило телевидение, «наносят ракетно-бомбовые удары по городу Гагра». Ракетно-бомбовые! По курорту, жемчужине Кавказа! По площадям, не надеясь попасть конкретно в своих врагов-абхазов, а просто уничтожая все живое и систему жизнеобеспечения города. И никакой реакции со стороны демократов! И что поразительно — сопоставляя сегодня бомбардировку Гагры с событиями в Тбилиси, демократ опять искренне уверен, что разгон митинга был несравненно более тяжким преступлением (так и говорил А.Н.Яковлев в беседе с Карауловым в августе 1996 г.).
Демонстративно игнорируются критерии подобия и в главной социально-философской идее перестройки: отказе от патерналистского государства и переходе к государству либеральному. Основанием для этого опять берется аналогия с западной цивилизацией (и даже именно с ее англо-саксонским крылом). Надо заметить, что в этом своем либеральном экстремизме наши демократы отметают даже концепцию (тоже западную) «социального государства», то есть такой ответственности государства перед гражданами, которая диктуется хотя бы соображениями безопасности. Разве не удивительно: во всей демократической прессе ни разу не дали слова таким либеральным социал-демократам, как Улоф Пальме, Вилли Брандт или Оскар Лафонтен.
Впрочем, требование изложить критерии подобия сопряжено хоть с какой-то интеллектуальной изощренностью, а наша публика легко принимает даже такие вульгарные подтасовки в силлогизмах идеологов, как т.н. «бабий аргумент». Это — предложение ложных, абсурдных альтернатив (вот классический пример спора: «Вы несправедливы к N» — «Что же, я на него молиться должна?»). Ведь на протяжении десяти лет мы видели, как любому критику проекта перестройки или реформ Гайдара-Чубайса рот затыкали именно таким аргументом: «А, так вы, значит, хотите вернуться к сталинским репрессиям!».
Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние десять лет у наших новых идеологов, можно утверждать, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России культуру рассуждений и привели к тяжелой деградации общественной мысли. Ее способность противостоять манипуляции была резко снижена.
В гл. 8 говорилось о том, какое место в манипуляция сознанием занимает воображение. Особое значение приобретает создание фантастических образов для того, чтобы увлечь массы людей, на время превращенных в толпу и потерявших чувство ответственности. В этом состоянии они обретают особый тип мышления — аутистического. Именно этого сумела достичь в годы перестройки идеологическая машина, и выйти из этого состояния оказалось очень нелегко.
Цель реалистического мышления — создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные, преградить доступ всякой информации, связанной с неудовольствием (крайний случай — грезы наяву). Двум типам мышления соответствуют два типа удовлетворения потребностей. Реалистическое — через действие и разумный выбор лучшего варианта, с учетом всех доступных познанию «за» и «против». Тот, кто находится во власти аутистического мышления, избегает действия и не желает слышать трезвых рассуждений. Он готов даже голодать, пережевывая свои приятные фантазии.
Для манипуляции сознанием важен тот факт, что два типа мышления не только взаимодействуют (в норме), но и находятся в конфликте. И если каким-то способом удается отключить или подавить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает эту работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес. Это в мягкой форме отражено в солдатской песне: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».
Аутистическое мышление — не «бредовый хаос», не случайное нагромождение фантазий. Оно тенденциозно, в нем всегда доминирует та или иная тенденция, тот или иной образ — а все, что ему противоречит, подавляется. Для того, чтобы манипулировать сознанием путем усиления аутистического мышления, необходимо хорошо знать структуру желаний в разных слоях общества, особенно желаний навязчивых. В основном, конечно, навязчивые желания, становящиеся аутистическими тенденциями, специально культивируются в обществе с помощью всех средств культурного воздействия (в СССР, например, большую роль играли анекдоты и популярные юмористы — Жванецкий, Хазанов и др.; они недаром оказались впоследствии важными идеологическими кадрами реформы).
Главное в аутистическом мышлении то, что оно, обостряя до предела какое-либо стремление, нисколько не считается с действительностью. Поэтому в глазах людей, которые сохраняют здравый смысл, подверженные припадку аутизма люди кажутся почти помешанными. В главе 6 уже приведен хорошо изученный случай массовой приверженности аутистическому мышлению — вера в получение огромных дивидендов от фирмы «МММ». Но ведь это был типичный случай. Просто манипуляторы в разных случаях эксплуатировали разные тенденции и стремления.
Вот простой пример того, как в массовое сознание накачивался аутизм. Летом 1991 г. несколько научных групп провели расчет последствий «либерализации цен», которую осуществил уже Ельцин в январе 1992 г. Расчет проводился по нескольким вариантам, но общий вывод дал надежное предсказание, оно полностью сбылось в январе. Результаты расчетов были сведены в докладе Госкомцен СССР, доклад этот в печать допущен не был, специалисты были с ним ознакомлены «для служебного пользования». Но дело не ограничилось умолчанием. Одновременно с появлением этого доклада в массовую печать дали заключения «ведущих экономистов», которые успокаивали людей.
Так, популярный «Огонек» дал такой прогноз корифея рыночной экономики Л.Пияшевой: «Если все цены на все мясо сделать свободными, то оно будет стоить, я полагаю, 4-5 руб. за кг, но появится на всех прилавках и во всех районах. Масло будет стоить также рублей 5, яйца — не выше полутора. Молоко будет парным, без химии, во всех молочных, в течение дня и по полтиннику» — и так далее по всему спектру товаров. Молоко парное (!) в течение всего дня — не чудеса ли. Ведь не может быть парного молока в московском магазине, тем более «в течение дня». Парное молоко — это только что надоенное, еще не остывшее, из-под коровы.
Разумеется, весь этот прогноз — чистейшей воды манипуляция. Она вопиюще груба, казалось, ни один здравомыслящий человек не должен был поверить этому «прогнозу». Но сознание людей было уже настолько подготовлено к тому чтобы верить в самые нелепые приятные фантастические образы, что читатели «Огонька» действительно верили Л.Пияшевой. И даже сама жестокая реальность либерализации цен, при которой мясо быстро поднялось в цене до 20 тысяч (!) рублей, нисколько эту веру не поколебала. Л.Пияшева уже после 1992 г. стала доктором экономических наук и признанным «экспертом» в области российской экономики.
Вспомним один из фундаментальных лозунгов перестройки, который противоречит элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А.Н.Яковлев выкинул его в августе 1988 г.: «Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления». Этот лозунг, который прямо взывал к аутистическому мышлению, обосновывал начавшееся разрушение хозяйства (советский строй подрывался прежде всего с этого края). Лозунг А.Н.Яковлева сразу претворился в резкое сокращение капиталовложений. Была остановлена наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности (сегодня Россия по обеспеченности этим необходимым для любого хозяйства ресурсом быстро опускается ниже стран третьего мира). А ведь простейшие выкладки показали бы неразумный, с точки зрения интересов населения, характер лозунга А.Яковлева.
Человек с реалистическим сознанием спросил бы себя: каково назначение экономики? И ответил бы: создать надежное производство основных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать производство «приятных» вещей. Что касается жизнеобеспечения, то, например, в производстве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не только не было избыточных мощностей, но надвигался острейший голод. Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это — металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру — значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героическим трудом железнодорожники в СССР обеспечивали провоз через километр пути в шесть раз больше грузов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии. Но близился срыв — не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне «архитектор» призывал к «тектоническому» изъятию ресурсов из базовых отраслей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления. Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен совсем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее больше, чем США.
Аутизм нашей интеллигенции достиг в перестройке небывалого уровня. Ведь действительно она всерьез поверила в фантазию «возвращения в цивилизацию», в «наш общий европейский дом». Думаю, сам Горбачев не мог ожидать такого эффекта от совершенно нелепого обещания. Ведь на Западе никто и никогда ни словом не обмолвился, не дал оснований считать, будто Россию в этот «дом» приглашают. Эта фантазия «братания с Западом» не согласовывалась ни с какими реальными признаками, сейчас даже трудно представить себе, что в 1989-1990 гг. множество умных и образованных людей в нее верили.
Моя знакомая испанская журналистка, хорошо знающая русский язык, получила работу в одном международном информационном агентстве и объехала много областей России и страны СНГ, беря интервью у губернаторов и президентов. Когда она уезжала, я спросил ее о впечатлениях. Больше всего ее поразила одна вещь: буквально все до одного «региональные и национальные лидера» спрашивали ее с обидой: «Почему Запад нам не помогает? Когда хлынут западные инвестиции?». Она не могла понять, откуда взялась сама эта иллюзия и спрашивала меня: «Сергей, ты ведь помнишь, что никто на Западе никогда не обещал никакой помощи?». Да, никто и никогда. Более того, были ясные предупреждения, что никаких надежд русские питать не должны: Рим предателям не платит! В 1990 г. я не раз слышал эту фразу со всяких круглых столов высокого ранга на Западе.
Сейчас нам уже не говоpят, что Запад любит pусских, но ведь еще недавно говорили. Пеpестpойка, действительно, была пpинята на Западе с востоpгом, но длился он недолго. Запад быстpо понял, что цель (пусть пpимитивно понятая) достигнута, а с пеpестpойкой занесло не туда — и в янваpе 1990 года как по команде (а скоpее всего, по команде) западные пpесса и телевидение сменили пластинку. Сам этот маневp наводил ужас: как можно изменить напpавление такой махины, как сpедства инфоpмации целой цивилизации, буквально за неделю! Русская тема была «снята с экpана». СССР пpосто пеpестал существовать. Инфоpмация пошла исключительно негативная, как будто куда-то исчезли обычный балет, наука, демокpатия и даже пейзажи. Остались только образы пустых пpилавков, пpеступность, пpоституция и консеpватоpы. Одновpеменно пошла волна антисоветских (на деле антиpусских) фильмов. И опять поpажает динамизм — волна фильмов уже 1990 года.
И возникла паpадоксальная ситуация: в pезультате ликвидации социализма отношение к pусским на Западе в целом pезко ухудшилось. Дело в том, что сpедний класс Запада (а именно он и виден на повеpхности) делится на две гpуппы: тяготеющих к социал-демокpатии и буpжуазных консеpватоpов. Во вpемена СССР пеpвые любили pусских как «стpоителей социализма», а втоpые жалели pусских как жеpтв тоталитаpного pежима. Напpимеp, на всех научных конгpессах деньги на пpебывание советских ученых давали как пpавые, так и левые, каждый по своим мотивам. Сегодня левые ненавидят pусских как «пpедателей социализма». А пpавые уже не обязаны жалеть освободившихся от тоталитаpизма pусских и видят в них попpошаек, скpытых номенклатуpщиков или мафиози. Но разве наша интеллигенция подвергла анализу свои грезы наяву?
Плодом аутистического мышления был и созданный воображением интеллигентов образ той свободы, которая наступит, как только будет сломан «тоталитарный» советский строй. Никаких предупреждений о возможных при такой ломке неприятностях и слышать не хотели. Между тем любой реалистично мыслящий человек знает, что любая конкретная свобода возможна лишь при условии наличия целого ряда «несвобод». Абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен структурами, нормами — просто они в разных культурах различны.
Но эти вопросы не вставали — интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не ограниченного никаким скелетом. Напомню, что в статье «Патология цивилизации и свобода культуры» (1974) Конрад Лоренц писал: «Функция всех структур — сохранять форму и служить опорой — требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги — а червяк не может».
Представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно аутистическими. Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Ломая советский порядок и создавая хаос, интеллигенция, как кролик, лезла в ловушку самой примитивной и хамской несвободы.
Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы — «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение. Что же получил средний интеллигент в итоге? Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и журналов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Она просто не желала видеть: сама вошедшая в традицию потребность выписывать газеты и толстые журналы была порождением советского «тоталитаризма». И средняя культурная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 толстых журнала — ничего похожего и быть не может на свободном Западе229. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн. экземпляров!
Убив «тоталитаризм», интеллигенция доверила новому режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. «Литературная газета» имела лишь 30 тыс. подписчиков! Демократические журналы выходят лишь благодаря фонду Сороса, тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г.
Из этого мелкого факта видно, что важным истоком кризиса было расщепление сознания интеллигенции и господство аутистического мышления, созданное перестройкой: строя в воображении приятный образ свободы на определенном поле («свободная подписка»), интеллигенция здесь же и моментально «производила» несвободу колоссальных масштабов.
Господство аутистического мышления при глубоком расщеплении логики («шизофренизация сознания») породили небывалый в истории проект разрушения народного хозяйства огромной страны под условным названием реформа. Этот проект был бы невозможен, если бы его не поддержал с энтузиазмом чуть не весь культурный слой, на время увлекший за собой большинство городских жителей.
Перестройка средствами идеологического воздействия внушила массам идею ликвидировать советский тип хозяйства и пообещала взамен обеспечить народу благоденствие. Интеллигенция приложила огромные усилия, чтобы эта идея «овладела массами», и она добилась своего. И при этом сразу же проявилась родовая болезнь русской интеллигенции — в своих философско-экономических воззрениях она придает гипертрофированное значение распределению в ущерб производству.
С.Л.Франк видит корни «распределительного» мировоззрения радикальной интеллигенции в метафизике, в утрате религиозного чувства и увлечении западным механицизмом. Но, как мы уже отмечали в главе 6, говоря об уязвимости рационального мышления, это и создает предрасположенность к скатыванию в аутизм. С.Л.Франк пишет: «Социальный оптимизм [интеллигенции] опирается на механико-рационалистическую теорию счастья. Проблема человеческого счастья есть, с этой точки зрения, проблема внешнего устроения общества; а так как счастье обеспечивается материальными благами, то это есть проблема распределения. Стоит отнять эти блага у несправедливо владеющего ими меньшинства и навсегда лишить его возможности овладевать ими, чтобы обеспечить человеческое благополучие… Если из двух форм человеческой деятельности — разрушения и созидания, или борьбы и производительного труда — интеллигенция всецело отдается только первой, то из двух основных средств социального приобретения благ (материальных и духовных) — именно распределения и производства — она также признает исключительно первое. Подобно разрушению, распределение, в качестве механического перемещения уже готовых элементов, также противостоит производству, в смысле творческого созидания нового».
Это и есть крайний аутизм в хозяйственной сфере: распределять (а тем более прихватывая себе побольше) легко и приятно, производить — трудно и хлопотно. И стали фантазировать о распределении, подавляя всякое производство. Фетишизация рынка (механизма распределения) началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась философская атака на саму идею жизнеобеспечения как единой производительно-распределительной системы. Можно даже сказать, что здесь речь идет уже даже не о мышлении, а целом аутистическом мироощущении.
C точностью патологоанатома отразил это мироощущение в «Этике нигилизма» С.Л.Франк. Для радикальной интеллигенции «работа над устроением человеческого счастья… сводится к расчистке, устранению помех, т.е. к разрушению. Эта теория — которая, кстати сказать, обыкновенно не формулируется отчетливо, а живет в умах как бессознательная, самоочевидная и молчаливо подразумеваемая истина, предполагает, что прогресс не требует собственно никакого творчества или положительного построения, а требует лишь ломки, разрушения противодействующих внешних преград».
Парадоксальность аутистического мышления в том, что оно делает возможным веру в противоположные, несовместимые и взаимоисключающие фантазии. Перестройка дала тому чистые, прямо для учебника, примеры. Желание устроить в СССР капитализм удивительным образом совмещалось с мечтой о «лишении привилегий», полной социальной справедливости и даже уравнительстве. Иногда отрицающие друг друга тезисы следовали друг за другом буквально в одном абзаце. Бывало, что в статье на экологические темы автор возмущался тем, что высыхает Аральское море — и одновременно проклинал проект переброса в Среднюю Азию части стока северных рек.
Создатель учения об аутизме Э.Блейлер пишет: «Нас не должно удивлять, что аутизм пользуется первым попавшимся материалом мыслей, даже ошибочным, что он постоянно оперирует с недостаточно продуманными понятиями и ставит на место одного понятия другое, имеющее при объективном рассмотрении лишь второстепенные общие компоненты с первым, так что идеи выражаются в самых рискованных символах».
Продираться через эти ловушки рискованных символов людям трудно. Читаешь программы партий — чего только не накручено. Вот «Конгресс русских общин». Каковы его цели? Создание гражданского общества! Но ведь это — антипод общины, тем более русской. Гражданское общество и община несовместимы, как лед и пламень. Эта программа — плод аутистического мышления.
А взять такие «рискованные символы», как рынок или демократия. У массы людей идеологи создали самые превратные, внутренне противоречивые представления об этих понятиях, совершенно несовместимые ни с реальностью тех обществ, откуда они были взяты, ни с реальностью России. Почему же они привились на нашей почве, разрушив всякую связную общественную мысль? Потому, что сначала людей смогли загнать в такой мыслительный коридор, в котором структуры аутистического мышления господствуют над здравым смыслом. И люди строят в своем воображении фантастические образы и рынка, и демократии.
Э.Блейлер продолжает: «Поразительно также, насколько аутизм может игнорировать временные соотношения. Он перемешивает бесцеремонно настоящее, прошедшее и будущее. В нем живут еще стремления, ликвидированные для сознания десятки лет тому назад; воспоминания, которые давно уже стали недоступны реалистическому мышлению, используются им как недавние, может быть, им даже отдается предпочтение, так как они меньше наталкиваются на противоречие с актуальностью… Само собой разумеется, что аутизм, который изображает наши желания осуществленными, должен приводить к конфликтам с окружающей средой».
Наблюдая, что происходило последние десять лет в сфере общественного сознания, иногда приходишь к дикой мысли, что являешься свидетелем огромной злонамеренной государственной кампании, направленной на помрачение разума большой части граждан. Людей убедили, что для преодоления накатывающей катастрофы нужны были не усилия ума, души и тела, а несколько магических слов, которые бы вызвали из исторического небытия мистические силы, разом дающие большие блага для настоящего и будущего. Причем блага, просто отнятые у других современников.
Одной из самых нелепых фантазий такого рода было бурное и утопическое возрождение сословных притязаний. Откуда ни возьмись, Москва наполнилась дворянами, а то и потомками графов и князей. Возникли конкурирующие дворянские собрания, поиски родословных, певцы загнусавили о каких-то поручиках Голицыных — все это под флагом демократии. И под стенания о том, что большевики поголовно уничтожили дворян, а остатки их («два миллиона!») уехали за границу. И даже как-то стесняешься напомнить этим большим детям, что в 1917 г. всех дворян, включая обитателей ночлежек, в России было 1,4 миллиона человек. И что большинство из тех, кто уцелел, — нормальные люди, и им в голову не приходит тащить в наше время эти оставшиеся в прошлом сословные атрибуты.
Но это движение «новых дворян» хоть и выглядит гротеском, все же безобидно. Вряд ли они всерьез будут требовать восстановления крепостного права (хотя бы потому, что тогда, глядишь, таким антикоммунистам как А.Н.Яковлев или Михаил Ульянов придется идти в псари к коммунисту родом из аристократии Севенарду). А вот раздутая кучкой интеллигентов вкупе с политиками и бандитами кампания в защиту прав «репрессированных народов» породила большую кровь. Тридцать лет мирно жили вернувшиеся из ссылки ингуши бок о бок с осетинами. И вдруг их начали всей мощью идеологической машины убеждать, что они — народ-жертва и имеют право на какие-то немыслимые компенсации за счет соседей. И ущерб, который уже понесли оба народа из-за абсурдного столкновения, в тысячи раз превзошел тот ожидаемый выигрыш, что нарисовало воображение.
Массовый сдвиг от реалистического мышления к аутистическому заметить было непросто даже тем, кто этим сдвигом не был затронут. В отличие от шизофрении, которая оперирует явно оторванными от реальности образами и обнаруживает отсутствие логики, аутизм, как отмечает Э.Блейлер, «отнюдь не пренебрегает понятиями и связями, которые даны опытом, но он пользуется ими лишь постольку, поскольку они не противоречат его цели, т.е. изображению неосуществленных желаний как осуществленных; то, что ему не подходит, он игнорирует или отбрасывает». Иными словами, аутизм заменяет реальность моделью, но эта модель по-своему логична и даже респектабельна. Она напоминает построения ученого, и для интеллигенции она привлекательнее, чем реалистичное, охватывающее неприятные стороны действительности, мышление «кухарки». Кстати, типично аутистическим мышлением были проникнуты выступления в Верховном Совете СССР академика А.Д.Сахарова.
Критерии подобия нарушаются во всех смыслах — и когда в качестве аналогии привлекают совершенно несопоставимые явления, и когда с разными мерками подходят к событиям одного порядка (как в случае суда над Хонеккером). Огромное значение для подрыва СССР имели события в Тбилиси в 1989 г. Предположим даже, что они не были провокацией и что действительно кто-то погиб от саперных лопаток десантников, которым приказали очистить площадь от митингующих. Возмущение либеральной публики просто не имело предела — армию заклеймили до всякого разбирательства. И вот организаторы того митинга, как бесстрастно сообщило телевидение, «наносят ракетно-бомбовые удары по городу Гагра». Ракетно-бомбовые! По курорту, жемчужине Кавказа! По площадям, не надеясь попасть конкретно в своих врагов-абхазов, а просто уничтожая все живое и систему жизнеобеспечения города. И никакой реакции со стороны демократов! И что поразительно — сопоставляя сегодня бомбардировку Гагры с событиями в Тбилиси, демократ опять искренне уверен, что разгон митинга был несравненно более тяжким преступлением (так и говорил А.Н.Яковлев в беседе с Карауловым в августе 1996 г.).
Демонстративно игнорируются критерии подобия и в главной социально-философской идее перестройки: отказе от патерналистского государства и переходе к государству либеральному. Основанием для этого опять берется аналогия с западной цивилизацией (и даже именно с ее англо-саксонским крылом). Надо заметить, что в этом своем либеральном экстремизме наши демократы отметают даже концепцию (тоже западную) «социального государства», то есть такой ответственности государства перед гражданами, которая диктуется хотя бы соображениями безопасности. Разве не удивительно: во всей демократической прессе ни разу не дали слова таким либеральным социал-демократам, как Улоф Пальме, Вилли Брандт или Оскар Лафонтен.
Впрочем, требование изложить критерии подобия сопряжено хоть с какой-то интеллектуальной изощренностью, а наша публика легко принимает даже такие вульгарные подтасовки в силлогизмах идеологов, как т.н. «бабий аргумент». Это — предложение ложных, абсурдных альтернатив (вот классический пример спора: «Вы несправедливы к N» — «Что же, я на него молиться должна?»). Ведь на протяжении десяти лет мы видели, как любому критику проекта перестройки или реформ Гайдара-Чубайса рот затыкали именно таким аргументом: «А, так вы, значит, хотите вернуться к сталинским репрессиям!».
Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние десять лет у наших новых идеологов, можно утверждать, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России культуру рассуждений и привели к тяжелой деградации общественной мысли. Ее способность противостоять манипуляции была резко снижена.
§ 2. Аутизм интеллигенции
В гл. 8 говорилось о том, какое место в манипуляция сознанием занимает воображение. Особое значение приобретает создание фантастических образов для того, чтобы увлечь массы людей, на время превращенных в толпу и потерявших чувство ответственности. В этом состоянии они обретают особый тип мышления — аутистического. Именно этого сумела достичь в годы перестройки идеологическая машина, и выйти из этого состояния оказалось очень нелегко.
Цель реалистического мышления — создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные, преградить доступ всякой информации, связанной с неудовольствием (крайний случай — грезы наяву). Двум типам мышления соответствуют два типа удовлетворения потребностей. Реалистическое — через действие и разумный выбор лучшего варианта, с учетом всех доступных познанию «за» и «против». Тот, кто находится во власти аутистического мышления, избегает действия и не желает слышать трезвых рассуждений. Он готов даже голодать, пережевывая свои приятные фантазии.
Для манипуляции сознанием важен тот факт, что два типа мышления не только взаимодействуют (в норме), но и находятся в конфликте. И если каким-то способом удается отключить или подавить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает эту работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес. Это в мягкой форме отражено в солдатской песне: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».
Аутистическое мышление — не «бредовый хаос», не случайное нагромождение фантазий. Оно тенденциозно, в нем всегда доминирует та или иная тенденция, тот или иной образ — а все, что ему противоречит, подавляется. Для того, чтобы манипулировать сознанием путем усиления аутистического мышления, необходимо хорошо знать структуру желаний в разных слоях общества, особенно желаний навязчивых. В основном, конечно, навязчивые желания, становящиеся аутистическими тенденциями, специально культивируются в обществе с помощью всех средств культурного воздействия (в СССР, например, большую роль играли анекдоты и популярные юмористы — Жванецкий, Хазанов и др.; они недаром оказались впоследствии важными идеологическими кадрами реформы).
Главное в аутистическом мышлении то, что оно, обостряя до предела какое-либо стремление, нисколько не считается с действительностью. Поэтому в глазах людей, которые сохраняют здравый смысл, подверженные припадку аутизма люди кажутся почти помешанными. В главе 6 уже приведен хорошо изученный случай массовой приверженности аутистическому мышлению — вера в получение огромных дивидендов от фирмы «МММ». Но ведь это был типичный случай. Просто манипуляторы в разных случаях эксплуатировали разные тенденции и стремления.
Вот простой пример того, как в массовое сознание накачивался аутизм. Летом 1991 г. несколько научных групп провели расчет последствий «либерализации цен», которую осуществил уже Ельцин в январе 1992 г. Расчет проводился по нескольким вариантам, но общий вывод дал надежное предсказание, оно полностью сбылось в январе. Результаты расчетов были сведены в докладе Госкомцен СССР, доклад этот в печать допущен не был, специалисты были с ним ознакомлены «для служебного пользования». Но дело не ограничилось умолчанием. Одновременно с появлением этого доклада в массовую печать дали заключения «ведущих экономистов», которые успокаивали людей.
Так, популярный «Огонек» дал такой прогноз корифея рыночной экономики Л.Пияшевой: «Если все цены на все мясо сделать свободными, то оно будет стоить, я полагаю, 4-5 руб. за кг, но появится на всех прилавках и во всех районах. Масло будет стоить также рублей 5, яйца — не выше полутора. Молоко будет парным, без химии, во всех молочных, в течение дня и по полтиннику» — и так далее по всему спектру товаров. Молоко парное (!) в течение всего дня — не чудеса ли. Ведь не может быть парного молока в московском магазине, тем более «в течение дня». Парное молоко — это только что надоенное, еще не остывшее, из-под коровы.
Разумеется, весь этот прогноз — чистейшей воды манипуляция. Она вопиюще груба, казалось, ни один здравомыслящий человек не должен был поверить этому «прогнозу». Но сознание людей было уже настолько подготовлено к тому чтобы верить в самые нелепые приятные фантастические образы, что читатели «Огонька» действительно верили Л.Пияшевой. И даже сама жестокая реальность либерализации цен, при которой мясо быстро поднялось в цене до 20 тысяч (!) рублей, нисколько эту веру не поколебала. Л.Пияшева уже после 1992 г. стала доктором экономических наук и признанным «экспертом» в области российской экономики.
Вспомним один из фундаментальных лозунгов перестройки, который противоречит элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А.Н.Яковлев выкинул его в августе 1988 г.: «Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления». Этот лозунг, который прямо взывал к аутистическому мышлению, обосновывал начавшееся разрушение хозяйства (советский строй подрывался прежде всего с этого края). Лозунг А.Н.Яковлева сразу претворился в резкое сокращение капиталовложений. Была остановлена наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности (сегодня Россия по обеспеченности этим необходимым для любого хозяйства ресурсом быстро опускается ниже стран третьего мира). А ведь простейшие выкладки показали бы неразумный, с точки зрения интересов населения, характер лозунга А.Яковлева.
Человек с реалистическим сознанием спросил бы себя: каково назначение экономики? И ответил бы: создать надежное производство основных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать производство «приятных» вещей. Что касается жизнеобеспечения, то, например, в производстве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не только не было избыточных мощностей, но надвигался острейший голод. Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это — металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру — значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героическим трудом железнодорожники в СССР обеспечивали провоз через километр пути в шесть раз больше грузов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии. Но близился срыв — не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне «архитектор» призывал к «тектоническому» изъятию ресурсов из базовых отраслей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления. Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен совсем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее больше, чем США.
Аутизм нашей интеллигенции достиг в перестройке небывалого уровня. Ведь действительно она всерьез поверила в фантазию «возвращения в цивилизацию», в «наш общий европейский дом». Думаю, сам Горбачев не мог ожидать такого эффекта от совершенно нелепого обещания. Ведь на Западе никто и никогда ни словом не обмолвился, не дал оснований считать, будто Россию в этот «дом» приглашают. Эта фантазия «братания с Западом» не согласовывалась ни с какими реальными признаками, сейчас даже трудно представить себе, что в 1989-1990 гг. множество умных и образованных людей в нее верили.
Моя знакомая испанская журналистка, хорошо знающая русский язык, получила работу в одном международном информационном агентстве и объехала много областей России и страны СНГ, беря интервью у губернаторов и президентов. Когда она уезжала, я спросил ее о впечатлениях. Больше всего ее поразила одна вещь: буквально все до одного «региональные и национальные лидера» спрашивали ее с обидой: «Почему Запад нам не помогает? Когда хлынут западные инвестиции?». Она не могла понять, откуда взялась сама эта иллюзия и спрашивала меня: «Сергей, ты ведь помнишь, что никто на Западе никогда не обещал никакой помощи?». Да, никто и никогда. Более того, были ясные предупреждения, что никаких надежд русские питать не должны: Рим предателям не платит! В 1990 г. я не раз слышал эту фразу со всяких круглых столов высокого ранга на Западе.
Сейчас нам уже не говоpят, что Запад любит pусских, но ведь еще недавно говорили. Пеpестpойка, действительно, была пpинята на Западе с востоpгом, но длился он недолго. Запад быстpо понял, что цель (пусть пpимитивно понятая) достигнута, а с пеpестpойкой занесло не туда — и в янваpе 1990 года как по команде (а скоpее всего, по команде) западные пpесса и телевидение сменили пластинку. Сам этот маневp наводил ужас: как можно изменить напpавление такой махины, как сpедства инфоpмации целой цивилизации, буквально за неделю! Русская тема была «снята с экpана». СССР пpосто пеpестал существовать. Инфоpмация пошла исключительно негативная, как будто куда-то исчезли обычный балет, наука, демокpатия и даже пейзажи. Остались только образы пустых пpилавков, пpеступность, пpоституция и консеpватоpы. Одновpеменно пошла волна антисоветских (на деле антиpусских) фильмов. И опять поpажает динамизм — волна фильмов уже 1990 года.
И возникла паpадоксальная ситуация: в pезультате ликвидации социализма отношение к pусским на Западе в целом pезко ухудшилось. Дело в том, что сpедний класс Запада (а именно он и виден на повеpхности) делится на две гpуппы: тяготеющих к социал-демокpатии и буpжуазных консеpватоpов. Во вpемена СССР пеpвые любили pусских как «стpоителей социализма», а втоpые жалели pусских как жеpтв тоталитаpного pежима. Напpимеp, на всех научных конгpессах деньги на пpебывание советских ученых давали как пpавые, так и левые, каждый по своим мотивам. Сегодня левые ненавидят pусских как «пpедателей социализма». А пpавые уже не обязаны жалеть освободившихся от тоталитаpизма pусских и видят в них попpошаек, скpытых номенклатуpщиков или мафиози. Но разве наша интеллигенция подвергла анализу свои грезы наяву?
Плодом аутистического мышления был и созданный воображением интеллигентов образ той свободы, которая наступит, как только будет сломан «тоталитарный» советский строй. Никаких предупреждений о возможных при такой ломке неприятностях и слышать не хотели. Между тем любой реалистично мыслящий человек знает, что любая конкретная свобода возможна лишь при условии наличия целого ряда «несвобод». Абсолютной свободы не существует, в любом обществе человек ограничен структурами, нормами — просто они в разных культурах различны.
Но эти вопросы не вставали — интеллигенция буквально мечтала о свободе червяка, не ограниченного никаким скелетом. Напомню, что в статье «Патология цивилизации и свобода культуры» (1974) Конрад Лоренц писал: «Функция всех структур — сохранять форму и служить опорой — требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги — а червяк не может».
Представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно аутистическими. Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было. Ломая советский порядок и создавая хаос, интеллигенция, как кролик, лезла в ловушку самой примитивной и хамской несвободы.
Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы — «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение. Что же получил средний интеллигент в итоге? Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и журналов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Она просто не желала видеть: сама вошедшая в традицию потребность выписывать газеты и толстые журналы была порождением советского «тоталитаризма». И средняя культурная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 толстых журнала — ничего похожего и быть не может на свободном Западе229. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн. экземпляров!
Убив «тоталитаризм», интеллигенция доверила новому режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. «Литературная газета» имела лишь 30 тыс. подписчиков! Демократические журналы выходят лишь благодаря фонду Сороса, тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн. в советское время до 15 тыс. в 1997 г.
Из этого мелкого факта видно, что важным истоком кризиса было расщепление сознания интеллигенции и господство аутистического мышления, созданное перестройкой: строя в воображении приятный образ свободы на определенном поле («свободная подписка»), интеллигенция здесь же и моментально «производила» несвободу колоссальных масштабов.
Господство аутистического мышления при глубоком расщеплении логики («шизофренизация сознания») породили небывалый в истории проект разрушения народного хозяйства огромной страны под условным названием реформа. Этот проект был бы невозможен, если бы его не поддержал с энтузиазмом чуть не весь культурный слой, на время увлекший за собой большинство городских жителей.
Перестройка средствами идеологического воздействия внушила массам идею ликвидировать советский тип хозяйства и пообещала взамен обеспечить народу благоденствие. Интеллигенция приложила огромные усилия, чтобы эта идея «овладела массами», и она добилась своего. И при этом сразу же проявилась родовая болезнь русской интеллигенции — в своих философско-экономических воззрениях она придает гипертрофированное значение распределению в ущерб производству.
С.Л.Франк видит корни «распределительного» мировоззрения радикальной интеллигенции в метафизике, в утрате религиозного чувства и увлечении западным механицизмом. Но, как мы уже отмечали в главе 6, говоря об уязвимости рационального мышления, это и создает предрасположенность к скатыванию в аутизм. С.Л.Франк пишет: «Социальный оптимизм [интеллигенции] опирается на механико-рационалистическую теорию счастья. Проблема человеческого счастья есть, с этой точки зрения, проблема внешнего устроения общества; а так как счастье обеспечивается материальными благами, то это есть проблема распределения. Стоит отнять эти блага у несправедливо владеющего ими меньшинства и навсегда лишить его возможности овладевать ими, чтобы обеспечить человеческое благополучие… Если из двух форм человеческой деятельности — разрушения и созидания, или борьбы и производительного труда — интеллигенция всецело отдается только первой, то из двух основных средств социального приобретения благ (материальных и духовных) — именно распределения и производства — она также признает исключительно первое. Подобно разрушению, распределение, в качестве механического перемещения уже готовых элементов, также противостоит производству, в смысле творческого созидания нового».
Это и есть крайний аутизм в хозяйственной сфере: распределять (а тем более прихватывая себе побольше) легко и приятно, производить — трудно и хлопотно. И стали фантазировать о распределении, подавляя всякое производство. Фетишизация рынка (механизма распределения) началась с 1988 года, но уже и раньше состоялась философская атака на саму идею жизнеобеспечения как единой производительно-распределительной системы. Можно даже сказать, что здесь речь идет уже даже не о мышлении, а целом аутистическом мироощущении.
C точностью патологоанатома отразил это мироощущение в «Этике нигилизма» С.Л.Франк. Для радикальной интеллигенции «работа над устроением человеческого счастья… сводится к расчистке, устранению помех, т.е. к разрушению. Эта теория — которая, кстати сказать, обыкновенно не формулируется отчетливо, а живет в умах как бессознательная, самоочевидная и молчаливо подразумеваемая истина, предполагает, что прогресс не требует собственно никакого творчества или положительного построения, а требует лишь ломки, разрушения противодействующих внешних преград».
Парадоксальность аутистического мышления в том, что оно делает возможным веру в противоположные, несовместимые и взаимоисключающие фантазии. Перестройка дала тому чистые, прямо для учебника, примеры. Желание устроить в СССР капитализм удивительным образом совмещалось с мечтой о «лишении привилегий», полной социальной справедливости и даже уравнительстве. Иногда отрицающие друг друга тезисы следовали друг за другом буквально в одном абзаце. Бывало, что в статье на экологические темы автор возмущался тем, что высыхает Аральское море — и одновременно проклинал проект переброса в Среднюю Азию части стока северных рек.
Создатель учения об аутизме Э.Блейлер пишет: «Нас не должно удивлять, что аутизм пользуется первым попавшимся материалом мыслей, даже ошибочным, что он постоянно оперирует с недостаточно продуманными понятиями и ставит на место одного понятия другое, имеющее при объективном рассмотрении лишь второстепенные общие компоненты с первым, так что идеи выражаются в самых рискованных символах».
Продираться через эти ловушки рискованных символов людям трудно. Читаешь программы партий — чего только не накручено. Вот «Конгресс русских общин». Каковы его цели? Создание гражданского общества! Но ведь это — антипод общины, тем более русской. Гражданское общество и община несовместимы, как лед и пламень. Эта программа — плод аутистического мышления.
А взять такие «рискованные символы», как рынок или демократия. У массы людей идеологи создали самые превратные, внутренне противоречивые представления об этих понятиях, совершенно несовместимые ни с реальностью тех обществ, откуда они были взяты, ни с реальностью России. Почему же они привились на нашей почве, разрушив всякую связную общественную мысль? Потому, что сначала людей смогли загнать в такой мыслительный коридор, в котором структуры аутистического мышления господствуют над здравым смыслом. И люди строят в своем воображении фантастические образы и рынка, и демократии.
Э.Блейлер продолжает: «Поразительно также, насколько аутизм может игнорировать временные соотношения. Он перемешивает бесцеремонно настоящее, прошедшее и будущее. В нем живут еще стремления, ликвидированные для сознания десятки лет тому назад; воспоминания, которые давно уже стали недоступны реалистическому мышлению, используются им как недавние, может быть, им даже отдается предпочтение, так как они меньше наталкиваются на противоречие с актуальностью… Само собой разумеется, что аутизм, который изображает наши желания осуществленными, должен приводить к конфликтам с окружающей средой».
Наблюдая, что происходило последние десять лет в сфере общественного сознания, иногда приходишь к дикой мысли, что являешься свидетелем огромной злонамеренной государственной кампании, направленной на помрачение разума большой части граждан. Людей убедили, что для преодоления накатывающей катастрофы нужны были не усилия ума, души и тела, а несколько магических слов, которые бы вызвали из исторического небытия мистические силы, разом дающие большие блага для настоящего и будущего. Причем блага, просто отнятые у других современников.
Одной из самых нелепых фантазий такого рода было бурное и утопическое возрождение сословных притязаний. Откуда ни возьмись, Москва наполнилась дворянами, а то и потомками графов и князей. Возникли конкурирующие дворянские собрания, поиски родословных, певцы загнусавили о каких-то поручиках Голицыных — все это под флагом демократии. И под стенания о том, что большевики поголовно уничтожили дворян, а остатки их («два миллиона!») уехали за границу. И даже как-то стесняешься напомнить этим большим детям, что в 1917 г. всех дворян, включая обитателей ночлежек, в России было 1,4 миллиона человек. И что большинство из тех, кто уцелел, — нормальные люди, и им в голову не приходит тащить в наше время эти оставшиеся в прошлом сословные атрибуты.
Но это движение «новых дворян» хоть и выглядит гротеском, все же безобидно. Вряд ли они всерьез будут требовать восстановления крепостного права (хотя бы потому, что тогда, глядишь, таким антикоммунистам как А.Н.Яковлев или Михаил Ульянов придется идти в псари к коммунисту родом из аристократии Севенарду). А вот раздутая кучкой интеллигентов вкупе с политиками и бандитами кампания в защиту прав «репрессированных народов» породила большую кровь. Тридцать лет мирно жили вернувшиеся из ссылки ингуши бок о бок с осетинами. И вдруг их начали всей мощью идеологической машины убеждать, что они — народ-жертва и имеют право на какие-то немыслимые компенсации за счет соседей. И ущерб, который уже понесли оба народа из-за абсурдного столкновения, в тысячи раз превзошел тот ожидаемый выигрыш, что нарисовало воображение.
Массовый сдвиг от реалистического мышления к аутистическому заметить было непросто даже тем, кто этим сдвигом не был затронут. В отличие от шизофрении, которая оперирует явно оторванными от реальности образами и обнаруживает отсутствие логики, аутизм, как отмечает Э.Блейлер, «отнюдь не пренебрегает понятиями и связями, которые даны опытом, но он пользуется ими лишь постольку, поскольку они не противоречат его цели, т.е. изображению неосуществленных желаний как осуществленных; то, что ему не подходит, он игнорирует или отбрасывает». Иными словами, аутизм заменяет реальность моделью, но эта модель по-своему логична и даже респектабельна. Она напоминает построения ученого, и для интеллигенции она привлекательнее, чем реалистичное, охватывающее неприятные стороны действительности, мышление «кухарки». Кстати, типично аутистическим мышлением были проникнуты выступления в Верховном Совете СССР академика А.Д.Сахарова.