и уставился на открывшуюся ему картину. Там, где стоял Змей, образовалась
огромная яма из дымящегося голубого стекла, окруженная почерневшим камнем и
немногими обугленными ошметками гадины.
Отравил ли там зверюгу Акимос или нет, а пробудивший его от долгого сна
своими чарами колдун уж точно отравил. Поглощение его, с чарами и всем
прочим, оказалось для Змея слишком большим куском.
Скальный карниз был как раз достаточно широким, чтобы Конан смог
присесть на корточки, пока ему снова станет легче дышать. А затем он начал
пробираться обратно к тропе без особой спешки. Раз монстр мертв, то будет
явной глупостью сломать шею, упав в оставшуюся после него яму!
Конан добрался до тропы примерно к тому времени, когда Арфос привел
бойцов с головнями и факелами туда, где стоял на страже Талуф. Сперва они не
могли говорить, только таращились на Конана, как на человека, восставшего из
мертвых. Молчание нарушил Арфос:
- Конан, во имя всех богов!..
- Он съел что-то слишком жесткое для него, - объяснил с деланным смехом
Конан. - Нашего друга Скирона.
- А, - молвил наследник Лохри. - Я бы рассердился, если бы его чары все
еще сковывали мою мать. Но, похоже, они сковывали ее, только пока был жив
Акимос. Она пробудилась, сказала, что он умер, поинтересовалась, что я делаю
с моими целительными средствами, а потом снова уснула.
- Слава богам за небольшие милости, - отозвался Конан.
- Нам понадобится больше чем небольшая милость, когда она пробудится и
попытается править вновь, - с сомнением произнес Арфос.
- Нет, не понадобится, - возразил Конан. Он схватил юношу за плечи: -
Тебе нужно всего-навсего сделать две вещи. Первая: попросить у Ливии ее
руки. Вторая - быть таким, каким ты был сегодня ночью.
- Даже с матерью?
- Прежде всего с матерью!
У госпожи Дорис хватило любезности проспать почти до следующего вечера:
столь многое было достигнуто, пока она спала. Однако прошло не много времени
с момента ее пробуждения, прежде чем она вызвала к себе в покои Конана,
Арфоса и госпожу Ливию. Сидя на постели, одетая в длиннополую рубашку,
сшитую из туник убитых солдат, она по-прежнему сохраняла многое от своей
прежней силы. Конан наблюдал как Арфос отказывается встречаться взглядом с
матерью, когда та продолжала бессвязно говорить о том, что она услышала о
нем, Ливии и Конане.
- Эти люди явно не думали, что я слушаю, так как гоготали как гуси,
столь же вонючие, сколь и тупые. Итак, сын, я должна спросить у тебя
следующее. Ты предполагаешь жениться на объедках киммерийца? - Похоже, что
после пережитого у Дорис сохранился не только прежний ум, но и решимость
либо командовать своим сыном, либо сломать его.
Будь на поясе у Ливии кинжал, Конан бы отнял его у нее. Что бы ни
учинила Ливия над госпожой Дорис, кроме убийства, старшая женщина вполне
заслужила.
Мир восстановил Арфос, или по крайней мере предотвратил войну.
- Мать, - заявил он тем же командным голосом, какой он при Конане
использовал в бою. - Я женюсь на госпоже Ливии из Дома Дамаос, если она
захочет выйти за меня замуж. Это все, что я попрошу у нее.
- Ты не смеешь так со мной разговаривать, Арфос. Я должна дать
согласие...
- Мама, - перебил Арфос. -Я совершеннолетний. И не нуждаюсь в твоем
согласии. Я бы предпочел получить его. Но по закону мне нужно только
согласие госпожи Ливии. - Он посмотрел на младшую из женщин.
- Госпожа Ливия, вы согласны выйти за меня замуж по законам Аргоса и
богов?
Прошел миг, в течение которого Конан следил одним глазом за госпожой
Дорис, которая стремительно приходила в истерическую ярость. А другим глазом
он смотрел на Ливию. Он поклялся всеми известными и неизвестными богами, что
если она откажет Арфосу, то он разложит ее поперек колен и крепко отшлепает.
Затем Ливия протянула руки и взяла обе руки Арфоса в свои. Выражение ее
глаз сказало больше, чем речь, тянущаяся целый день. Конан убрал руку с
эфеса меча. Но госпожа Дорис еще не сдалась:
- Ее согласие должны засвидетельствовать граждане Аргоса. Я откажусь
засвидетельствовать ее согласие. А Конан не гражданин. Следовательно...
- Я это помню. Но я помню и то, что если за обетами последовало
осуществление брака, то никакие свидетели этим обетам не нужны. Такой брак
невозможно аннулировать.
- Осущес... - начала было госпожа Дорис, а затем от ярости лишилась
дара речи. Молчание оказалось благословенным, оно позволило всем прочим
услышать стук в дверь.
- Госпожа?
- Заходи, Реза, - предложил Арфос.
Вошел рослый иранистанец и робко глянул в глаза Конану. Он не спас свою
госпожу и, чтоб еще больше ухудшить дело, доверился человеку, чуть не
ставшему убийцей жениха его госпожи.
- Реза, - обратился к нему Арфос. - В основном ты действовал отлично,
но не совсем. Я прощу тебе то, что ты действовал не совсем как надо, если ты
окажешь мне одну услугу.
- Сударь, я в вашем распоряжении.
- Превосходно. Не выпускай госпожу Дорис Лохри из этих покоев.
Чтобы добиться этого, потребовались усилия и Конана, и Резы, так же как
одного из сонных зелий Арфоса. К тому времени когда Конан добрался до покоев
Ливии, дверь была закрыта и заперта на замок. Однако кое-какие звуки изнутри
все же доносились, ясно давая понять, как забавлялись находящиеся взаперти.
Конан поставил на стол принесенные им кувшин с вином и две чаши и
спустился по лестнице. Он думал сам выпить вино, но не возникало никаких
сомнений, что Арфосу восстановление сил понадобится больше, чем ему!
Стоило высунуть нос из <Пастушьего покоя>, как попадешь под заливавший
Мессантию дождь. Стол Конана стоял перед дверью на улицу, и поэтому он
увидел, как быстро вошел человек, в насквозь промокшем плаще Воителя. Когда
вошедший прошел через помещение, за ним потянулся след из воды.
- Талуф!
- Капитан Конан! Я слышал, что ты ищешь меня, но никак не мог
столкнуться с тобой. Хвала богам, у нас, Воителей, есть свои средства!
Служанка таверны сердито смотрела на Талуфа из-за капавшей на пол воды.
- Еще вина для меня и этого доблестного Воителя, - распорядился Конан.
- А потом поднимешься ко мне в комнату и спроси у находящейся там женщины
шелковый кошель с красной лентой...
- С красной лентой?
- Да. - Конан шлепнул ее одной рукой по заднице, а другой дал ей
монету. Она ушла, улыбаясь.
- Это новая личина? - спросил Конан, показывая на плащ и тунику
Воителя, открывшуюся теперь, когда Талуф сбросил плащ.
- Нет, клянусь яйцами Эрлика. Я настоящий Воитель, да притом еще и
гражданин Аргоса.
Это нельзя было назвать таким уж удивительным. Тех, кто сражался с
Акимосом, Скироном и Драконами, наградили щедро, если и негласно. Дом Дамаос
и Дом Лохри не поскупились, так же как и архонты (хотя большая часть их
щедрости шла за счет наследников господина Акимоса).
- Надеюсь, это не помешает тебе принять серебро, которое я хранил для
тебя с тех пор, как мы распустили отряд. Ты последний, кому я что-то должен.
- Нет, нет, - заверил своего прежнего капитана Талуф. - Мне понадобится
отложить жалованье. Я положил глаз на дочку одного виноторговца...
- На нее саму или на бочки ее отца?
- Признаю, сложением она довольно похожа на одну из них, но она - одна
из двенадцати детей и готовит так, что от ее стряпни не отказались бы и сами
боги. Так что если ты снова будешь в этих краях, то, вероятно, застанешь
меня толстым и многодетным. Я достиг того возраста, когда в пользу этого
воистину можно сказать многое.
- Только не мне. - возразил Конан. - Я хотел посмотреть Мессантию, но
теперь, когда это сделано, я двинусь дальше.
Талуф помолчал, пока принесшая вино служанка не удалилась за пределы
слышимости. А затем шепнул:
- Тогда лучше отправляйся побыстрей. У тебя хватает врагов, и если ты
прольешь их кровь даже в порядке самообороны...
- Знаю, знаю. Законы Аргоса обрушатся на меня, как навоз с гигантского
быка, и снова похоронят меня в Доме Харофа. Буду осторожен, Талуф. Клянусь в
этом.
- Капитан, да в тебе нет ни капельки осторожности. А ты сам не думал
поступить в Воители?
- Разве ты не знаешь? Все время, проведенное мной в Аргосе, я был
капитаном этих парней.
Талуф с подозрением посмотрел на свою чашу с вином, а затем также на
Конана:
- Воитель?
- Похоже, кое за что из сделанного нами мне пришлось бы отвечать перед
законом, если б я не прикрывался званием Воителя. Поэтому записали, что я
был капитаном Воителей, выполнявшим тайное задание. Но за то, что я вышел за
рамки закона и своих полномочий, меня уволили и навеки запретили поступать в
Воители.
Талуф плюнул было на пол, но затем вспомнил гневный взгляд служанки и
вместо этого плюнул в пустую винную чашу и покачал головой:
- Ох уж мне эти законы Аргоса!
- Ты уверен, что хочешь провести остаток своей жизни под их властью,
заставляя и других подчиняться? - спросил Конан.
- Лучше уж это, чем холодная постель и скудный паек кондотьера или
короткая жизнь вора, - отозвался Талуф. - Но если ты хочешь снова податься в
кондотьеры, я могу назвать тебе два десятка ребят, которые с радостью
последуют за тобой.
Мысль эта вызывала искушение. Аргос и Аквилония по-прежнему не
нуждались в кондотьерах, но Шем и Коф нанимали щедрой рукой. Они боялись,
что Морантес II может попытаться укрепить свой шаткий трон внешней войной и
они окажутся первыми на пути любого такого конфликта. Но она была также
бесплодной.
- Мне бы понадобилось больше серебра, чем у меня есть, а от спасенных
нами больше не получишь. Но Ливия и Арфос усвоили, что для приведения в
порядок Дома Лохри мало просто послать туда Резу с дубиной. Им понадобится
все их серебро и еще столько же, сколько смогут выудить у архонтов.
Талуф, похоже, готов был недвусмысленно высказать все, что он думает о
втюрившихся аргосийских магнатах, когда подошла женщина из номера Конана и
подала ему шелковый кошель, завязанный красной лентой. Талуф осторожно взял
его, улыбнулся его тяжести, а затем уставился на женщину:
- Шилка!
- Она самая, сержант... Талуф?
- Точно. Как ты оказалась в Мессантии?
- Вместе с сестрой, когда та поступила на службу к госпоже Ливии. Я
подумала, что мне следует посмотреть город, прежде чем я отправлюсь домой, и
нашла человека, придерживавшегося того же мнения.
- Ну, я не стану спорить ни с кем из вас, - сказал Талуф, поднимая
чашу. - Но запомни вот что, капитан. В Аргосе слишком многие желают видеть
тебя только со спины, когда ты окажешься на борту отплывающего корабля.
- Запомню, Талуф, - пообещал Конан, наливая из кувшина женщине. - А
теперь давай выпьем за старых товарищей и перейдем к более приятным делам!
Три чаши поднялись.
- За старых товарищей! - сказали хором.
- И за новые приключения, - добавил Конан.
огромная яма из дымящегося голубого стекла, окруженная почерневшим камнем и
немногими обугленными ошметками гадины.
Отравил ли там зверюгу Акимос или нет, а пробудивший его от долгого сна
своими чарами колдун уж точно отравил. Поглощение его, с чарами и всем
прочим, оказалось для Змея слишком большим куском.
Скальный карниз был как раз достаточно широким, чтобы Конан смог
присесть на корточки, пока ему снова станет легче дышать. А затем он начал
пробираться обратно к тропе без особой спешки. Раз монстр мертв, то будет
явной глупостью сломать шею, упав в оставшуюся после него яму!
Конан добрался до тропы примерно к тому времени, когда Арфос привел
бойцов с головнями и факелами туда, где стоял на страже Талуф. Сперва они не
могли говорить, только таращились на Конана, как на человека, восставшего из
мертвых. Молчание нарушил Арфос:
- Конан, во имя всех богов!..
- Он съел что-то слишком жесткое для него, - объяснил с деланным смехом
Конан. - Нашего друга Скирона.
- А, - молвил наследник Лохри. - Я бы рассердился, если бы его чары все
еще сковывали мою мать. Но, похоже, они сковывали ее, только пока был жив
Акимос. Она пробудилась, сказала, что он умер, поинтересовалась, что я делаю
с моими целительными средствами, а потом снова уснула.
- Слава богам за небольшие милости, - отозвался Конан.
- Нам понадобится больше чем небольшая милость, когда она пробудится и
попытается править вновь, - с сомнением произнес Арфос.
- Нет, не понадобится, - возразил Конан. Он схватил юношу за плечи: -
Тебе нужно всего-навсего сделать две вещи. Первая: попросить у Ливии ее
руки. Вторая - быть таким, каким ты был сегодня ночью.
- Даже с матерью?
- Прежде всего с матерью!
У госпожи Дорис хватило любезности проспать почти до следующего вечера:
столь многое было достигнуто, пока она спала. Однако прошло не много времени
с момента ее пробуждения, прежде чем она вызвала к себе в покои Конана,
Арфоса и госпожу Ливию. Сидя на постели, одетая в длиннополую рубашку,
сшитую из туник убитых солдат, она по-прежнему сохраняла многое от своей
прежней силы. Конан наблюдал как Арфос отказывается встречаться взглядом с
матерью, когда та продолжала бессвязно говорить о том, что она услышала о
нем, Ливии и Конане.
- Эти люди явно не думали, что я слушаю, так как гоготали как гуси,
столь же вонючие, сколь и тупые. Итак, сын, я должна спросить у тебя
следующее. Ты предполагаешь жениться на объедках киммерийца? - Похоже, что
после пережитого у Дорис сохранился не только прежний ум, но и решимость
либо командовать своим сыном, либо сломать его.
Будь на поясе у Ливии кинжал, Конан бы отнял его у нее. Что бы ни
учинила Ливия над госпожой Дорис, кроме убийства, старшая женщина вполне
заслужила.
Мир восстановил Арфос, или по крайней мере предотвратил войну.
- Мать, - заявил он тем же командным голосом, какой он при Конане
использовал в бою. - Я женюсь на госпоже Ливии из Дома Дамаос, если она
захочет выйти за меня замуж. Это все, что я попрошу у нее.
- Ты не смеешь так со мной разговаривать, Арфос. Я должна дать
согласие...
- Мама, - перебил Арфос. -Я совершеннолетний. И не нуждаюсь в твоем
согласии. Я бы предпочел получить его. Но по закону мне нужно только
согласие госпожи Ливии. - Он посмотрел на младшую из женщин.
- Госпожа Ливия, вы согласны выйти за меня замуж по законам Аргоса и
богов?
Прошел миг, в течение которого Конан следил одним глазом за госпожой
Дорис, которая стремительно приходила в истерическую ярость. А другим глазом
он смотрел на Ливию. Он поклялся всеми известными и неизвестными богами, что
если она откажет Арфосу, то он разложит ее поперек колен и крепко отшлепает.
Затем Ливия протянула руки и взяла обе руки Арфоса в свои. Выражение ее
глаз сказало больше, чем речь, тянущаяся целый день. Конан убрал руку с
эфеса меча. Но госпожа Дорис еще не сдалась:
- Ее согласие должны засвидетельствовать граждане Аргоса. Я откажусь
засвидетельствовать ее согласие. А Конан не гражданин. Следовательно...
- Я это помню. Но я помню и то, что если за обетами последовало
осуществление брака, то никакие свидетели этим обетам не нужны. Такой брак
невозможно аннулировать.
- Осущес... - начала было госпожа Дорис, а затем от ярости лишилась
дара речи. Молчание оказалось благословенным, оно позволило всем прочим
услышать стук в дверь.
- Госпожа?
- Заходи, Реза, - предложил Арфос.
Вошел рослый иранистанец и робко глянул в глаза Конану. Он не спас свою
госпожу и, чтоб еще больше ухудшить дело, доверился человеку, чуть не
ставшему убийцей жениха его госпожи.
- Реза, - обратился к нему Арфос. - В основном ты действовал отлично,
но не совсем. Я прощу тебе то, что ты действовал не совсем как надо, если ты
окажешь мне одну услугу.
- Сударь, я в вашем распоряжении.
- Превосходно. Не выпускай госпожу Дорис Лохри из этих покоев.
Чтобы добиться этого, потребовались усилия и Конана, и Резы, так же как
одного из сонных зелий Арфоса. К тому времени когда Конан добрался до покоев
Ливии, дверь была закрыта и заперта на замок. Однако кое-какие звуки изнутри
все же доносились, ясно давая понять, как забавлялись находящиеся взаперти.
Конан поставил на стол принесенные им кувшин с вином и две чаши и
спустился по лестнице. Он думал сам выпить вино, но не возникало никаких
сомнений, что Арфосу восстановление сил понадобится больше, чем ему!
Стоило высунуть нос из <Пастушьего покоя>, как попадешь под заливавший
Мессантию дождь. Стол Конана стоял перед дверью на улицу, и поэтому он
увидел, как быстро вошел человек, в насквозь промокшем плаще Воителя. Когда
вошедший прошел через помещение, за ним потянулся след из воды.
- Талуф!
- Капитан Конан! Я слышал, что ты ищешь меня, но никак не мог
столкнуться с тобой. Хвала богам, у нас, Воителей, есть свои средства!
Служанка таверны сердито смотрела на Талуфа из-за капавшей на пол воды.
- Еще вина для меня и этого доблестного Воителя, - распорядился Конан.
- А потом поднимешься ко мне в комнату и спроси у находящейся там женщины
шелковый кошель с красной лентой...
- С красной лентой?
- Да. - Конан шлепнул ее одной рукой по заднице, а другой дал ей
монету. Она ушла, улыбаясь.
- Это новая личина? - спросил Конан, показывая на плащ и тунику
Воителя, открывшуюся теперь, когда Талуф сбросил плащ.
- Нет, клянусь яйцами Эрлика. Я настоящий Воитель, да притом еще и
гражданин Аргоса.
Это нельзя было назвать таким уж удивительным. Тех, кто сражался с
Акимосом, Скироном и Драконами, наградили щедро, если и негласно. Дом Дамаос
и Дом Лохри не поскупились, так же как и архонты (хотя большая часть их
щедрости шла за счет наследников господина Акимоса).
- Надеюсь, это не помешает тебе принять серебро, которое я хранил для
тебя с тех пор, как мы распустили отряд. Ты последний, кому я что-то должен.
- Нет, нет, - заверил своего прежнего капитана Талуф. - Мне понадобится
отложить жалованье. Я положил глаз на дочку одного виноторговца...
- На нее саму или на бочки ее отца?
- Признаю, сложением она довольно похожа на одну из них, но она - одна
из двенадцати детей и готовит так, что от ее стряпни не отказались бы и сами
боги. Так что если ты снова будешь в этих краях, то, вероятно, застанешь
меня толстым и многодетным. Я достиг того возраста, когда в пользу этого
воистину можно сказать многое.
- Только не мне. - возразил Конан. - Я хотел посмотреть Мессантию, но
теперь, когда это сделано, я двинусь дальше.
Талуф помолчал, пока принесшая вино служанка не удалилась за пределы
слышимости. А затем шепнул:
- Тогда лучше отправляйся побыстрей. У тебя хватает врагов, и если ты
прольешь их кровь даже в порядке самообороны...
- Знаю, знаю. Законы Аргоса обрушатся на меня, как навоз с гигантского
быка, и снова похоронят меня в Доме Харофа. Буду осторожен, Талуф. Клянусь в
этом.
- Капитан, да в тебе нет ни капельки осторожности. А ты сам не думал
поступить в Воители?
- Разве ты не знаешь? Все время, проведенное мной в Аргосе, я был
капитаном этих парней.
Талуф с подозрением посмотрел на свою чашу с вином, а затем также на
Конана:
- Воитель?
- Похоже, кое за что из сделанного нами мне пришлось бы отвечать перед
законом, если б я не прикрывался званием Воителя. Поэтому записали, что я
был капитаном Воителей, выполнявшим тайное задание. Но за то, что я вышел за
рамки закона и своих полномочий, меня уволили и навеки запретили поступать в
Воители.
Талуф плюнул было на пол, но затем вспомнил гневный взгляд служанки и
вместо этого плюнул в пустую винную чашу и покачал головой:
- Ох уж мне эти законы Аргоса!
- Ты уверен, что хочешь провести остаток своей жизни под их властью,
заставляя и других подчиняться? - спросил Конан.
- Лучше уж это, чем холодная постель и скудный паек кондотьера или
короткая жизнь вора, - отозвался Талуф. - Но если ты хочешь снова податься в
кондотьеры, я могу назвать тебе два десятка ребят, которые с радостью
последуют за тобой.
Мысль эта вызывала искушение. Аргос и Аквилония по-прежнему не
нуждались в кондотьерах, но Шем и Коф нанимали щедрой рукой. Они боялись,
что Морантес II может попытаться укрепить свой шаткий трон внешней войной и
они окажутся первыми на пути любого такого конфликта. Но она была также
бесплодной.
- Мне бы понадобилось больше серебра, чем у меня есть, а от спасенных
нами больше не получишь. Но Ливия и Арфос усвоили, что для приведения в
порядок Дома Лохри мало просто послать туда Резу с дубиной. Им понадобится
все их серебро и еще столько же, сколько смогут выудить у архонтов.
Талуф, похоже, готов был недвусмысленно высказать все, что он думает о
втюрившихся аргосийских магнатах, когда подошла женщина из номера Конана и
подала ему шелковый кошель, завязанный красной лентой. Талуф осторожно взял
его, улыбнулся его тяжести, а затем уставился на женщину:
- Шилка!
- Она самая, сержант... Талуф?
- Точно. Как ты оказалась в Мессантии?
- Вместе с сестрой, когда та поступила на службу к госпоже Ливии. Я
подумала, что мне следует посмотреть город, прежде чем я отправлюсь домой, и
нашла человека, придерживавшегося того же мнения.
- Ну, я не стану спорить ни с кем из вас, - сказал Талуф, поднимая
чашу. - Но запомни вот что, капитан. В Аргосе слишком многие желают видеть
тебя только со спины, когда ты окажешься на борту отплывающего корабля.
- Запомню, Талуф, - пообещал Конан, наливая из кувшина женщине. - А
теперь давай выпьем за старых товарищей и перейдем к более приятным делам!
Три чаши поднялись.
- За старых товарищей! - сказали хором.
- И за новые приключения, - добавил Конан.