В свое время были, очевидно, предприняты некоторые усилия для того, чтобы сообщить этому мрачному помещению какое-то подобие комфорта. Каменные стены были обшиты панелями черного ореха, на которых там и тут виднелись пятна плесени и гнили. В стене (слева от входящего), как раз между высоким шкафом и полкой с книгами в переплетах из побелевшей от времени телячьей кожи, находился камин с двумя подсвечниками без свечей. К нему было придвинуто широкое покойное кресло, тоже с пятнами плесени. Вот здесь, наверное, и сидел, подумалось Рэмполу, Энтони Старберт перед огнем, надев уже ночной колпак, когда раздался стук в балконную дверь и шепот мертвецов, приглашавших его выйти и присоединиться к их обществу.
В центре комнаты стоял старый письменный стол, покрытый толстым слоем пыли, и к нему был придвинут деревянный стул с прямой спинкой. Да на пыльной поверхности был виден узкий прямоугольный отпечаток – здесь вчера вечером стоял велосипедный фонарь; там, на этом деревянном стуле, сидел вчера Мартин Старберт, направив луч фонаря в сторону...
Дальше. В середине правой стены, почти сливаясь с ней, была видна дверца сейфа, или склепа, или как его там называли. Простая железная дверца шести футов в высоту и вдвое меньше в ширину, сплошь покрытая ржавчиной. Прямо под железной ручкой – какое-то приспособление, напоминающее плоский ящичек, с одной стороны которого торчал огромный ключ, а с другой – что-то вроде металлического клапана, прикрывающего небольшой выступ.
– А-а, значит, все правильно, – вдруг сказал доктор Фелл. – Я так и думал. Иначе было бы слишком просто.
– Что такое? – довольно раздраженно спросил шеф местной полиции.
Доктор протянул палку, указывая ею на дверцу.
– Предположим, грабитель захотел бы проникнуть в сейф при помощи ключа. При том, что замочная скважина находится на самом виду, ничего не было бы проще, чем снять слепок с замка и изготовить дубликат ключа; правда, дубликат получился бы весьма и весьма основательный. А вот при наличии этого приспособления в сейф уже никак не проникнешь, разве что взорвав стену динамитом.
– Что это за приспособление?
– Буквенный шифр. Я слышал, что такой существует. Идея ведь отнюдь не нова, как известно. Буквенный шифр был, например, у Меттерниха. Широко известны и слова Талейрана: «Ma porte qu'on peut ouvrir aves un mot, comme les quarante voleurs de Shehеrazade»[20]. Видите этот выступ? Он закрывается скользящей металлической планкой, под ней расположен диск набора, совсем как в современных сейфах, с той только разницей, что в нем вместо цифр располагаются двадцать шесть букв алфавита. Поворачивая эту ручку, вы набираете слово, то самое слово, на которое настроен механизм, и только после этого можно открыть сейф. Если не знать слова, то ключ совершенно бесполезен.
– Нужно еще, чтобы кому-нибудь захотелось открывать эту проклятую дверь, – проворчал сэр Бенджамен.
Снова наступила пауза. Всем стало не по себе. Пастор вытирал лоб носовым платком – верный признак неловкости и смущения – и рассматривал огромную кровать под балдахином, которая стояла у правой стены. Она до сих пор была застлана: на ней лежало траченное молью покрывало, а в головах – валик; сверху лохмотьями свисали остатки полога на почерневших медных кольцах. Возле кровати стоял ночной столик, на нем – свеча. Рэмпол поймал себя на том, что ему вспоминаются строчки из рукописи Энтони: «Я поправил свечу, надел ночной колпак и приготовился почитать в кровати, как вдруг заметил, что у меня в постели что-то шевелится...»
Американец торопливо отвел глаза. Что тут поделаешь, еще один человек жил и умер в этой комнате после Энтони. Дальше, за сейфом, стоял шкаф-секретер со стеклянными дверцами, а на шкафу – бюст Минервы и громадная Библия. Никто из них, за исключением доктора Фелла, не мог избавиться от ощущения, что они находятся в опасном месте, где нужно передвигаться с осторожностью и ничего нельзя трогать. Шеф местной полиции встряхнулся, взял себя в руки.
– Итак, – мрачно начал он, – мы прибыли на место. Но пусть меня повесят, если я знаю, что нужно делать дальше. На этом месте сидел бедняга Мартин. Сюда, на стол, он поставил свой фонарь. Никаких следов борьбы – ничего не разбито...
– Между прочим, – задумчиво проговорил доктор Фелл, – интересно бы узнать, открыт сейчас сейф или нет.
Рэмпол почувствовал, что у него сжало горло.
– Мой дорогой доктор, – сказал Сондерс, – а вы уверены, что Старберты одобрили бы... Ну, знаете!
Доктор Фелл решительно шел мимо него, наконечники его палок со звоном ударялись о каменный пол. Сэр Бенджамен обернулся к Сондерсу с важным видом:
– Это ведь, понимаете, убийство! Мы обязаны посмотреть. Но постойте! Погодите минутку, доктор.
Он подошел к сейфу, серьезный и более чем когда-либо похожий на лошадь, наклонив вперед свою длинную физиономию. Понизив голос, он добавил:
– Вы уверены, что это разумно?
– Помимо всего прочего, мне очень интересно, – продолжал доктор как бы про себя и не слыша, что к нему обращаются, – какой буквой заканчивается комбинация. Вы не могли бы отойти чуточку в сторонку, старина! Благодарю вас. Нуте-с... Клянусь Юпитером! Эта механика смазана!
Все столпились вокруг него и смотрели, как он двигает взад и вперед металлическую планку.
– Она стоит на букве «А». Возможно, что это последняя буква слова, а может быть, и нет. Во всяком случае, попробуем.
Он обернулся и насмешливо поглядел на них поверх очков с ленивой улыбкой, которая пряталась в его многочисленных подбородках. Затем взялся за ручку сейфа.
– Все готовы? Ну, теперь – внимание!
Он повернул ручку, и дверца медленно заскрипела на петлях. Одна из палок доктора с грохотом упала на пол. И ничего не случилось...
8
В центре комнаты стоял старый письменный стол, покрытый толстым слоем пыли, и к нему был придвинут деревянный стул с прямой спинкой. Да на пыльной поверхности был виден узкий прямоугольный отпечаток – здесь вчера вечером стоял велосипедный фонарь; там, на этом деревянном стуле, сидел вчера Мартин Старберт, направив луч фонаря в сторону...
Дальше. В середине правой стены, почти сливаясь с ней, была видна дверца сейфа, или склепа, или как его там называли. Простая железная дверца шести футов в высоту и вдвое меньше в ширину, сплошь покрытая ржавчиной. Прямо под железной ручкой – какое-то приспособление, напоминающее плоский ящичек, с одной стороны которого торчал огромный ключ, а с другой – что-то вроде металлического клапана, прикрывающего небольшой выступ.
– А-а, значит, все правильно, – вдруг сказал доктор Фелл. – Я так и думал. Иначе было бы слишком просто.
– Что такое? – довольно раздраженно спросил шеф местной полиции.
Доктор протянул палку, указывая ею на дверцу.
– Предположим, грабитель захотел бы проникнуть в сейф при помощи ключа. При том, что замочная скважина находится на самом виду, ничего не было бы проще, чем снять слепок с замка и изготовить дубликат ключа; правда, дубликат получился бы весьма и весьма основательный. А вот при наличии этого приспособления в сейф уже никак не проникнешь, разве что взорвав стену динамитом.
– Что это за приспособление?
– Буквенный шифр. Я слышал, что такой существует. Идея ведь отнюдь не нова, как известно. Буквенный шифр был, например, у Меттерниха. Широко известны и слова Талейрана: «Ma porte qu'on peut ouvrir aves un mot, comme les quarante voleurs de Shehеrazade»[20]. Видите этот выступ? Он закрывается скользящей металлической планкой, под ней расположен диск набора, совсем как в современных сейфах, с той только разницей, что в нем вместо цифр располагаются двадцать шесть букв алфавита. Поворачивая эту ручку, вы набираете слово, то самое слово, на которое настроен механизм, и только после этого можно открыть сейф. Если не знать слова, то ключ совершенно бесполезен.
– Нужно еще, чтобы кому-нибудь захотелось открывать эту проклятую дверь, – проворчал сэр Бенджамен.
Снова наступила пауза. Всем стало не по себе. Пастор вытирал лоб носовым платком – верный признак неловкости и смущения – и рассматривал огромную кровать под балдахином, которая стояла у правой стены. Она до сих пор была застлана: на ней лежало траченное молью покрывало, а в головах – валик; сверху лохмотьями свисали остатки полога на почерневших медных кольцах. Возле кровати стоял ночной столик, на нем – свеча. Рэмпол поймал себя на том, что ему вспоминаются строчки из рукописи Энтони: «Я поправил свечу, надел ночной колпак и приготовился почитать в кровати, как вдруг заметил, что у меня в постели что-то шевелится...»
Американец торопливо отвел глаза. Что тут поделаешь, еще один человек жил и умер в этой комнате после Энтони. Дальше, за сейфом, стоял шкаф-секретер со стеклянными дверцами, а на шкафу – бюст Минервы и громадная Библия. Никто из них, за исключением доктора Фелла, не мог избавиться от ощущения, что они находятся в опасном месте, где нужно передвигаться с осторожностью и ничего нельзя трогать. Шеф местной полиции встряхнулся, взял себя в руки.
– Итак, – мрачно начал он, – мы прибыли на место. Но пусть меня повесят, если я знаю, что нужно делать дальше. На этом месте сидел бедняга Мартин. Сюда, на стол, он поставил свой фонарь. Никаких следов борьбы – ничего не разбито...
– Между прочим, – задумчиво проговорил доктор Фелл, – интересно бы узнать, открыт сейчас сейф или нет.
Рэмпол почувствовал, что у него сжало горло.
– Мой дорогой доктор, – сказал Сондерс, – а вы уверены, что Старберты одобрили бы... Ну, знаете!
Доктор Фелл решительно шел мимо него, наконечники его палок со звоном ударялись о каменный пол. Сэр Бенджамен обернулся к Сондерсу с важным видом:
– Это ведь, понимаете, убийство! Мы обязаны посмотреть. Но постойте! Погодите минутку, доктор.
Он подошел к сейфу, серьезный и более чем когда-либо похожий на лошадь, наклонив вперед свою длинную физиономию. Понизив голос, он добавил:
– Вы уверены, что это разумно?
– Помимо всего прочего, мне очень интересно, – продолжал доктор как бы про себя и не слыша, что к нему обращаются, – какой буквой заканчивается комбинация. Вы не могли бы отойти чуточку в сторонку, старина! Благодарю вас. Нуте-с... Клянусь Юпитером! Эта механика смазана!
Все столпились вокруг него и смотрели, как он двигает взад и вперед металлическую планку.
– Она стоит на букве «А». Возможно, что это последняя буква слова, а может быть, и нет. Во всяком случае, попробуем.
Он обернулся и насмешливо поглядел на них поверх очков с ленивой улыбкой, которая пряталась в его многочисленных подбородках. Затем взялся за ручку сейфа.
– Все готовы? Ну, теперь – внимание!
Он повернул ручку, и дверца медленно заскрипела на петлях. Одна из палок доктора с грохотом упала на пол. И ничего не случилось...
8
Рэмпол не знал, чего, собственно, нужно было ожидать. Он, не двигаясь, стоял рядом с доктором, в то время как остальные невольно отпрянули назад. В воцарившемся молчании было слышно, как за панелью возятся крысы.
– Ну и как? – спросил пастор тонким от волнения голосом.
– Я ничего не вижу, – сказал доктор Фелл. – Ну-ка, молодой человек, зажгите спичку, будьте так добры.
У спички обломалась головка, и Рэмпол выругался. Он зажег вторую, но и она тут же погасла в затхлом воздухе склепа, едва он успел вытянуть вперед руку. Шагнув внутрь, он зажег третью. Могильная сырость, клочья паутины щекочут шею. Крошечный синий огонек светится в его ладони...
Нечто вроде небольшой кладовки внутри каменной стены, около шести футов высотой и три-четыре фута в глубину. В задней части – полки с истлевшими книгами. Вот и все. Он почувствовал головокружение, пришлось сделать усилие, чтобы не дрожала рука.
– Ничего нет, – сказал он.
– А может быть, было да сплыло, – засмеялся доктор.
– Странный у вас юмор, вам не кажется? – упрекнул его сэр Бенджамен. – Послушайте, все-таки все это похоже на кошмар, вы согласны? Я деловой человек, практичный человек, я человек разумный. Но даю вам слово: от этого проклятущего места мороз по коже продирает. Да-да, именно продирает.
Сондерс вытирал платком шею. Лицо его вдруг покрылось легким румянцем, губы расплылись в елейной улыбке, он вздохнул, разведя руки умиротворяющим жестом.
– Мой дорогой сэр Бенджамен, – укоризненно проговорил он. – Да ничего такого здесь нет. Вы же сами говорите: мы – практичные люди. А я как слуга церкви должен быть наиболее здравомыслящим из всех в отношении... э-э-э... в отношении вещей такого рода. Все это чепуха, чепуха, и ничего больше!
Он был так доволен собой, что, казалось, готов был схватить руку сэра Бенджамена и пожать ее. Но тот хмурился, заглядывая через плечо Рэмпола.
– Еще что-нибудь интересное? – спросил он.
Американец кивнул. Он опустил спичку вниз и водил ею над полом. Судя по отпечатку, оставшемуся на толстом слое пыли, тут, очевидно, что-то лежало: ясно был виден свободный от пыли четырехугольник дюймов восемнадцать на десять. Неизвестно, что это был за предмет, но он исчез. Рэмпол почти не слышал распоряжения шефа полиции снова закрыть склеп. Последней буквой комбинации шифра была «А». Что-то вертелось у него в мозгу, что-то важное и неприятное. Слова, произнесенные в сумерках по другую сторону живой изгороди, слова, которые подвыпивший Мартин Старберт бросил Герберту, когда они вечером возвращались из Чаттерхэма: «Ты же отлично знаешь это слово, – говорил Мартин. – Виселица».
Поднявшись на ноги и отряхнув с колен пыль, он захлопнул дверцу. В склепе что-то было, вероятнее всего – шкатулка, и человек, убивший Мартина Старберта, эту шкатулку украл.
– Там было не только что-то, но и кто-то, – невольно проговорил он.
– Да, – подтвердил сэр Бенджамен. – Это совершенно очевидно. Не стали бы они каждый раз устраивать такое представление, если бы здесь не было тайны. Вам это не приходило в голову, доктор?
Доктор Фелл в это время шел, ковыляя, вокруг стола, стоявшего посреди комнаты, словно что-то вынюхивая. Он ткнул тростью в стул; нагнулся, махнув своей гривой, и заглянул под него, затем выпрямился, посмотрев на всех отсутствующим взглядом.
– Да? – пробормотал он. – Прошу прощения, я задумался о другом. Что вы сказали?
Шеф местной полиции снова принял вид школьного учителя; от втянул щеки и подобрал губы, показывая тем самым, что сейчас последует нечто важное.
– Послушайте, – начал он. – Послушайте: вам не кажется, что это не простое совпадение, что столь многие Старберты умерли именно таким образом?
Доктор Фелл обернулся к нему с выражением человека, которого огрели дубинкой, как в дурацкой кинокомедии.
– Блестяще! – воскликнул он. – Блестяще, мой мальчик! Да, конечно, как ни плохо я соображаю, это совпадение начинает вырисовываться все ярче и ярче. Так что же из этого следует?
Сэр Бенджамен не принял шутки. Он стоял, сложив руки на животе.
– Я полагаю, джентльмены, – заявил он, обращаясь, казалось, ко всем сразу, – что мы успешнее будем продвигаться в нашем расследовании, если признаем то обстоятельство, что я как-никак главный констебль и что я взял на себя немалый труд, принявшись...
– Боже мой, я это знаю. Я не хотел сказать ничего... – Доктор Фелл жевал ус, стараясь скрыть усмешку. – Просто вы очень уж торжественно провозгласили эту очевидную истину, вот и все. Вы еще станете государственным деятелем, сын мой. Прошу вас, говорите.
– С вашего позволения, – продолжал главный констебль, как бы принимая извинения. Он пытался сохранить свой учительский вид, но ничего не мог поделать с улыбкой, которая расползалась по его веснушчатой физиономии. Он добродушно потер нос и уже серьезно продолжал: – Нет-нет, вы послушайте! Все вы сидели на лужайке и наблюдали за окном, верно? Вы ведь не заметили ничего необычного, что могло бы здесь произойти, – ну, там, борьба, или фонарь опрокинулся, или еще что-нибудь в этом роде, верно? И крики вы бы, конечно, услышали тоже.
– Вполне вероятно.
– Но никакой борьбы не было. Посмотрите, молодой Старберт сидел вот на этом месте. Единственная дверь в комнате находилась в поле его зрения; к тому же вполне вероятно, что он запер эту дверь, если он так нервничал, как вы говорите. Даже если предположить, что убийца проник в комнату заблаговременно, ему негде было бы спрятаться, разве что... Постойте! Этот гардероб...
Он решительными шагами пересек комнату и раскрыл дверцы, потревожив при этом толстый слой пыли.
– Здесь, конечно, тоже ничего. Только одежда, вся покрытая плесенью... Смотрите-ка, шинель с аксельбантом, бобровый воротник; стиль Георга Четвертого... А пауков-то! – Закрыв со стуком дверцу, он обернулся к остальным. – Никто тут не прятался, готов поклясться. А больше негде. Другими словами, молодого Старберта никак нельзя было захватить врасплох, без борьбы, во всяком случае, он бы закричал... Так... А откуда мы знаем, что убийца вошел сюда не после того, как Старберт упал с балкона?
– Что вы такое говорите, черт возьми?
Губы сэра Бенджамена сложились в тонкую, загадочную улыбку.
– Давайте рассуждать так, – настойчиво продолжал он. – Разве мы с вами видели, как убийца сбросил его с балкона? Разве видели, как он упал?
– Нет, сэр Бенджамен, мы должны признать, что мы этого не видели, – ответил пастор, которому, по-видимому, казалось, что на него слишком долго не обращали внимания. – Да мы, понимаете ли, и не могли видеть. Было очень темно, шел дождь, а фонарь погас. У меня такое мнение, что его могли столкнуть с балкона еще и до того, как погас свет. Дело в том... фонарь-то был здесь, на столе, вот его широкая сторона, значит, он был повернут в сторону сейфа. До противоположной стены, в которой расположена балконная дверь, шесть футов, значит, человек находился бы в полной темноте.
Шеф местной полиции вздернул плечи; длинным указательным пальцем он постукивал по ладони.
– Я пытаюсь установить следующее, джентльмены: возможно, что убийца существует. Однако совершенно не обязательно предполагать, что этот убийца прокрался сюда, ударил его по голове и спихнул вниз, навстречу смерти; я веду к тому, что на балконе вовсе не обязательно находились два человека... Что, если там была ловушка?
– Ах вот что! – проворчал доктор Фелл, пожимая плечами. – Ну, а дальше?
– Вы понимаете, джентльмены, – продолжал сэр Бенджамен, повернувшись к собеседникам и мучительно стараясь как можно точнее выразить свою мысль. – Я хочу сказать... по крайней мере двое из Старбертов встретили свою смерть, упав с балкона, до того, как это произошло с молодым Мартином. Нельзя ли предположить, что есть что-то такое в самом балконе... какой-нибудь секретный механизм, ловушка, а?
Рэмпол обернулся к балконной двери. Сквозь оборванные зеленые плети была видна низкая каменная стенка с перилами, вызывающая жуткие мысли. Даже сама комната стала казаться темнее, приобрела зловещий вид.
– Да, я знаю, – кивнул он. – Как в романах. Помню, я однажды читал одну книжку, она произвела на меня огромное впечатление. Там рассказывалось, что в одном старом доме было такое кресло, оно было привинчено к полу, а над ним висела гиря, так вот, когда кто-нибудь садился в кресло, гиря падала вниз и пробивала ему голову. Но послушайте, ведь в жизни такого не бывает! И кроме того, нужно было, чтобы кто-нибудь установил этот механизм...
– Совсем не обязательно. Возможно, что убийца существовал; но может быть и такое, что этот «убийца» уже лет двести как покоится в могиле. – Сэр Бенджамен широко раскрыл глаза, а потом прищурился. – Клянусь Юпитером, я, кажется, начинаю понимать, в чем тут дело. Вот что мне приходит в голову: предположим, что Мартин открывает сейф, достает оттуда шкатулку, а из нее – инструкцию: сделать то-то и то-то на балконе. Что-то происходит; шкатулка вылетает у него из рук и падает в колодец, фонарь – в другую сторону, туда, где его потом нашли, а? Что скажете?
Рэмпол был человек увлекающийся, и всякая занимательная теория находила в нем отклик. Он снова поймал себя на том, что вспоминает строчки из рукописи Энтони: «Зато у меня есть план. Ненавижу всех и каждого, кто, к великому моему сожалению, связан со мною узами крови, будь они все прокляты... каковое обстоятельство напоминает мне, что крысы становятся все жирнее».
И все-таки нет. Несмотря на всю свою увлекательность, эта стройная гипотеза вызывала сомнения и многочисленные вопросы.
– Но послушайте, сэр, – заговорил он, – не можете же вы серьезно предполагать, что, устраивая эту ловушку, Энтони рассчитывал, что она поразит всех его потомков? Даже если он это сделал, это было бы нерасчетливо. Ведь таким образом он мог разделаться только с одним из них. Жертва вынимает шкатулку, читает записку – или как ее там назвать, – и его сбрасывает с балкона. Отлично. Но ведь на следующий день тайна раскрывается, разве не так?
– Совсем наоборот. Как раз ничего и не раскрывается. Предположим, инструкция выглядит так: «Прочти бумагу, положи ее на место, назад в шкатулку, закрой сейф и сделай то, что указано»... Однако на этот раз, – сэр Бенджамен так разволновался, что начал тыкать в грудь Рэмпола длинным пальцем, – на этот раз жертва, по неизвестным нам причинам, берет шкатулку и бумагу с собой, и они оказываются в колодце:
– Ну, а как же тогда остальные Старберты, которые умерли иначе? Ведь между Мартином тысяча восемьсот тридцать седьмого и Мартином тысяча девятьсот тридцатого было несколько потомков Энтони. Тимоти, правда, сломал себе шею в Ведьмином Логове, но никак нельзя установить...
Шеф местной полиции твердой рукой поправил пенсне и благожелательно посмотрел на американца. Это был учитель, задающий наводящие вопросы своему любимому ученику.
– Мой дорогой мистер Рэмпол, – начал он, прочищая горло, словно находился в классе. – Слишком много вы ожидаете от механических приспособлений, если думаете, что в эту ловушку могли попасть все потомки. Конечно же, она не всегда срабатывала. Возможно, что Энтони погиб как раз тогда, когда проверял ее... Вы, конечно, можете принять первую теорию, которую я предложил, если она вам больше нравится. Должен признаться, я как-то упустил ее из виду. Я имею в виду убийцу, который хочет украсть что-то из сейфа. Он-то и приготовил эту ловушку на балконе, используя в своих целях ту, прежнюю, которую изобрел Энтони. Он ждет, пока Мартин откроет сейф. Затем каким-то образом заманивает Мартина на балкон, где механизм срабатывает и сбрасывает его вниз. Фонарь падает на землю и разбивается. Убийца (который и пальцем не притронулся к жертве) забираетсвою добычу и удаляется. Итак, я предлагаю вам две теории, обе они основываются на механической ловушке, изобретенной в свое время Энтони Старбертом.
– Эй, послушайте! – раздался вдруг громовой голос.
К этому времени оба участника спора были настолькопоглощены его предметом – они отступали, приняв боевую позу, хлопали друг друга по плечу, для того чтобы подчеркнуть важность своих аргументов, – что совершенно забыли об остальных. Сердитое восклицание доктора Фелла привело их в чувство. Доктор к тому же колотил палкой по полу. Обернувшись, Рэмпол увидел, что он откинулся в кресле, заполнив его целиком своим тучным телом, и размахивает второй палкой в воздухе.
– У вас у обоих, – говорил доктор, – блестящие способности к логическим рассуждениям. Я ничего подобного не слышал. Но ведь вы ничего не пытаетесь выяснить, вы только придумываете, как бы поинтереснее все это представить, чтобы получилась увлекательная история.
Он оглушительно высморкался, издав при этом звук, похожий на боевой клич. Затем продолжал уже более спокойно:
– Ну что же, я и сам люблю интересные истории. Вот уже сорок лет я стараюсь образовать свой ум, читая романы из серии «Кровавая рука». Поэтому я прекрасно знаю все обычные капканы и ловушки: лестница, которая сталкивает тебя вниз, и ты катишься по ступенькам; кровать, на которую валится полог; диваны и кресла, где в тебя вонзается отравленная иголка; стреляющие часы, из которых в тебя летит пуля или нож; пистолет внутри сейфа; гиря на потолке; постель, источающая смертельный яд, когда человек согревает ее своим телом, и прочие вероятные и невероятные вещи. И я должен признаться, – добавил доктор Фелл, словно смакуя эти симпатичные приемы, – что чем они невероятнее, тем больше они мне нравятся. У меня простая душа, джентльмены, я люблю мелодраму и с удовольствием поверил бы тому, что вы здесь насочиняли. Вы когда-нибудь видели пьесу «Суинни Тод, дьявол из парикмахерской на Флит-стрит»? Жалко, если не видели. Это одна из самых оригинальных и захватывающих пьес начала девятисотых годов, где все построено на том, что парикмахерское кресло проваливается в подвал, так что дьявол-парикмахер может спокойно перерезать клиенту горло. Однако...
– Погодите, – раздраженно прервал его сэр Бенджамен. – Значит, вы считаете, что наша версия притянута за уши?
– Взять, например, готический роман, – невозмутимо продолжал доктор Фелл, – он изобилует такими... А?
Он остановился на полуслове, посмотрев на шефа местной полиции.
– Притянуто за уши? Бог с вами, ни в коем случае! Некоторые самые невероятные западни и ловушки действительно существовали, как, например, корабль Нерона[21], который в нужный момент развалился на части, или отравленные перчатки – причина гибели Карла Седьмого. Я возражаю не против того, что ваши предположения невероятны. Дело в том, что все ваши невероятности не имеют под собой никакого основания. Вот здесь-то вы не можете тягаться с детективными романами. Возможно, что заключения, к которым приходят их авторы, не вполне правдоподобны, однако они основываются на прочных неправдоподобных данных, ясно всем видных и понятных. Откуда вы знаете, что в сейфе была «шкатулка»?
– Ну... мы, конечно, не знаем, но...
– Вот именно. Не успели вы придумать шкатулку, как тут же вас осеняет, что в ней должна быть «бумага». Затем вы изобретаете «инструкцию» на этой бумаге. Затем молодой Старберт падает с балкона; шкатулка вам мешает, вы заставляете ее упасть вместе с ним. Великолепно! Мало того, что вы изобрели записку и шкатулку, вы заставляете их исчезнуть, и вот ваша версия готова. Как говорят наши друзья американцы: не желающий видеть да не видит. Нет, так дело не пойдет.
– Ну, хорошо, – с достоинством проговорил шеф местной полиции. – В таком случае вы можете осмотреть балкон, если вам угодно. Я этого делать не собираюсь ни в коем случае.
Доктор Фелл с трудом поднялся на ноги.
– Конечно же, я его осмотрю. Имейте в виду, я не утверждаю, что западни там нет. Возможно, вы и правы, – добавил доктор. Он смотрел прямо перед собой, лицо у него покраснело и приняло решительное выражение. – Но я хочу вам напомнить, что мы абсолютно уверены только в одном: Мартин Старберт лежал под балконом, и у него была сломана шея. Вот и все.
Сэр Бенджамен улыбнулся своей напряженной улыбкой, при которой уголки губ загибались не кверху, а книзу.
– Я очень рад, – произнес он ироническим тоном, – что вы признаете хоть какие-то мои соображения. Я предложил две вполне приемлемые версии, объясняющие эти смерти и основанные на существовании западни.
– Чепуха это, а не версии, – отрезал доктор Фелл.
Он смотрел в сторону балконной двери и, казалось, сосредоточенно о чем-то думал.
– Благодарю вас.
– О, не за что, – нетерпеливо пробормотал доктор. – Если хотите, я вам докажу. Итак, обе ваши теории основываются на том, что Мартина Старберта заманили на балкон либо при помощи инструкции, обнаруженной в сейфе, либо это сделал каким-то хитроумным способом тот человек, который хотел ограбить сейф; он заставил его выйти на балкон, а там сработал этот дьявольский механизм. Так?
– Совершенно верно.
– Ну, а теперь поставьте себя на место молодого Старберта. Вы сидите за столом, там, где сидел он, возле вас велосипедный фонарь. Вы нервничаете, так же как он, или же вы спокойны – это безразлично. Понятно? Представили себе ситуацию?
– Отлично представил, благодарю вас.
– С какой-то целью – нам неизвестно, с какой, – вы встаете и направляетесь к этой двери, которая не открывалась бог знает сколько времени; вы не только пытаетесь отворить набухшую дверь, вы выходите на балкон, где темным-темно... Что вы делаете?
– Ну, я беру фонарь, и потом...
– Вот именно. В этом все и дело. Вы светите себе фонарем, пока открываете дверь, потом светите, чтобы видеть, куда ступить, еще до того, как вы вышли на балкон... Как раз вот этого ваша жертва и не сделала. Если бы хоть малейший лучик света просочился через эту дверь, мы бы увидели его из сада. А мы не видели решительно ничего.
Последовало молчание. Сэр Бенджамен сдвинул шляпу набок и сердито посмотрел на доктора.
– Клянусь Юпитером! – пробормотал он. – Это, знаете ли, звучит убедительно. И все-таки... Нет, послушайте, здесь что-то не так. Просто не представляю себе, как это могло случиться, что Старберт не вскрикнул, когда убийца вошел в комнату.
– Я тоже не понимаю, – сказал доктор Фелл. – Если это вам сколько-нибудь поможет, я...
Он вдруг замолк на полуслове, и в глазах у него появилось испуганное выражение, когда он взглянул на железную дверь балкона.
– Клянусь Богом! Клянусь Бахусом! Клянусь моей старой шляпой! Это же черт знает что такое!
Тяжело переваливаясь, он подошел к двери. Сначала встал на колени и осмотрел покрытый пылью и песком пол, на котором валялись мелкие обломки камня и глины, упавшие туда, когда открывали дверь. Ощупал все это руками. Поднявшись на ноги, осмотрел верхнюю поверхность двери, затем слегка прикрыл ее и осмотрел замочную скважину.
– Открывали ключом, совершенно верно, – пробормотал он. – Вот свежая царапина на ржавчине, здесь ключ скользнул, видимо, не сразу попали.
– Значит, – бросил ему главный констебль, – Мартин Старберт все-таки открывал дверь?
– Ну и как? – спросил пастор тонким от волнения голосом.
– Я ничего не вижу, – сказал доктор Фелл. – Ну-ка, молодой человек, зажгите спичку, будьте так добры.
У спички обломалась головка, и Рэмпол выругался. Он зажег вторую, но и она тут же погасла в затхлом воздухе склепа, едва он успел вытянуть вперед руку. Шагнув внутрь, он зажег третью. Могильная сырость, клочья паутины щекочут шею. Крошечный синий огонек светится в его ладони...
Нечто вроде небольшой кладовки внутри каменной стены, около шести футов высотой и три-четыре фута в глубину. В задней части – полки с истлевшими книгами. Вот и все. Он почувствовал головокружение, пришлось сделать усилие, чтобы не дрожала рука.
– Ничего нет, – сказал он.
– А может быть, было да сплыло, – засмеялся доктор.
– Странный у вас юмор, вам не кажется? – упрекнул его сэр Бенджамен. – Послушайте, все-таки все это похоже на кошмар, вы согласны? Я деловой человек, практичный человек, я человек разумный. Но даю вам слово: от этого проклятущего места мороз по коже продирает. Да-да, именно продирает.
Сондерс вытирал платком шею. Лицо его вдруг покрылось легким румянцем, губы расплылись в елейной улыбке, он вздохнул, разведя руки умиротворяющим жестом.
– Мой дорогой сэр Бенджамен, – укоризненно проговорил он. – Да ничего такого здесь нет. Вы же сами говорите: мы – практичные люди. А я как слуга церкви должен быть наиболее здравомыслящим из всех в отношении... э-э-э... в отношении вещей такого рода. Все это чепуха, чепуха, и ничего больше!
Он был так доволен собой, что, казалось, готов был схватить руку сэра Бенджамена и пожать ее. Но тот хмурился, заглядывая через плечо Рэмпола.
– Еще что-нибудь интересное? – спросил он.
Американец кивнул. Он опустил спичку вниз и водил ею над полом. Судя по отпечатку, оставшемуся на толстом слое пыли, тут, очевидно, что-то лежало: ясно был виден свободный от пыли четырехугольник дюймов восемнадцать на десять. Неизвестно, что это был за предмет, но он исчез. Рэмпол почти не слышал распоряжения шефа полиции снова закрыть склеп. Последней буквой комбинации шифра была «А». Что-то вертелось у него в мозгу, что-то важное и неприятное. Слова, произнесенные в сумерках по другую сторону живой изгороди, слова, которые подвыпивший Мартин Старберт бросил Герберту, когда они вечером возвращались из Чаттерхэма: «Ты же отлично знаешь это слово, – говорил Мартин. – Виселица».
Поднявшись на ноги и отряхнув с колен пыль, он захлопнул дверцу. В склепе что-то было, вероятнее всего – шкатулка, и человек, убивший Мартина Старберта, эту шкатулку украл.
– Там было не только что-то, но и кто-то, – невольно проговорил он.
– Да, – подтвердил сэр Бенджамен. – Это совершенно очевидно. Не стали бы они каждый раз устраивать такое представление, если бы здесь не было тайны. Вам это не приходило в голову, доктор?
Доктор Фелл в это время шел, ковыляя, вокруг стола, стоявшего посреди комнаты, словно что-то вынюхивая. Он ткнул тростью в стул; нагнулся, махнув своей гривой, и заглянул под него, затем выпрямился, посмотрев на всех отсутствующим взглядом.
– Да? – пробормотал он. – Прошу прощения, я задумался о другом. Что вы сказали?
Шеф местной полиции снова принял вид школьного учителя; от втянул щеки и подобрал губы, показывая тем самым, что сейчас последует нечто важное.
– Послушайте, – начал он. – Послушайте: вам не кажется, что это не простое совпадение, что столь многие Старберты умерли именно таким образом?
Доктор Фелл обернулся к нему с выражением человека, которого огрели дубинкой, как в дурацкой кинокомедии.
– Блестяще! – воскликнул он. – Блестяще, мой мальчик! Да, конечно, как ни плохо я соображаю, это совпадение начинает вырисовываться все ярче и ярче. Так что же из этого следует?
Сэр Бенджамен не принял шутки. Он стоял, сложив руки на животе.
– Я полагаю, джентльмены, – заявил он, обращаясь, казалось, ко всем сразу, – что мы успешнее будем продвигаться в нашем расследовании, если признаем то обстоятельство, что я как-никак главный констебль и что я взял на себя немалый труд, принявшись...
– Боже мой, я это знаю. Я не хотел сказать ничего... – Доктор Фелл жевал ус, стараясь скрыть усмешку. – Просто вы очень уж торжественно провозгласили эту очевидную истину, вот и все. Вы еще станете государственным деятелем, сын мой. Прошу вас, говорите.
– С вашего позволения, – продолжал главный констебль, как бы принимая извинения. Он пытался сохранить свой учительский вид, но ничего не мог поделать с улыбкой, которая расползалась по его веснушчатой физиономии. Он добродушно потер нос и уже серьезно продолжал: – Нет-нет, вы послушайте! Все вы сидели на лужайке и наблюдали за окном, верно? Вы ведь не заметили ничего необычного, что могло бы здесь произойти, – ну, там, борьба, или фонарь опрокинулся, или еще что-нибудь в этом роде, верно? И крики вы бы, конечно, услышали тоже.
– Вполне вероятно.
– Но никакой борьбы не было. Посмотрите, молодой Старберт сидел вот на этом месте. Единственная дверь в комнате находилась в поле его зрения; к тому же вполне вероятно, что он запер эту дверь, если он так нервничал, как вы говорите. Даже если предположить, что убийца проник в комнату заблаговременно, ему негде было бы спрятаться, разве что... Постойте! Этот гардероб...
Он решительными шагами пересек комнату и раскрыл дверцы, потревожив при этом толстый слой пыли.
– Здесь, конечно, тоже ничего. Только одежда, вся покрытая плесенью... Смотрите-ка, шинель с аксельбантом, бобровый воротник; стиль Георга Четвертого... А пауков-то! – Закрыв со стуком дверцу, он обернулся к остальным. – Никто тут не прятался, готов поклясться. А больше негде. Другими словами, молодого Старберта никак нельзя было захватить врасплох, без борьбы, во всяком случае, он бы закричал... Так... А откуда мы знаем, что убийца вошел сюда не после того, как Старберт упал с балкона?
– Что вы такое говорите, черт возьми?
Губы сэра Бенджамена сложились в тонкую, загадочную улыбку.
– Давайте рассуждать так, – настойчиво продолжал он. – Разве мы с вами видели, как убийца сбросил его с балкона? Разве видели, как он упал?
– Нет, сэр Бенджамен, мы должны признать, что мы этого не видели, – ответил пастор, которому, по-видимому, казалось, что на него слишком долго не обращали внимания. – Да мы, понимаете ли, и не могли видеть. Было очень темно, шел дождь, а фонарь погас. У меня такое мнение, что его могли столкнуть с балкона еще и до того, как погас свет. Дело в том... фонарь-то был здесь, на столе, вот его широкая сторона, значит, он был повернут в сторону сейфа. До противоположной стены, в которой расположена балконная дверь, шесть футов, значит, человек находился бы в полной темноте.
Шеф местной полиции вздернул плечи; длинным указательным пальцем он постукивал по ладони.
– Я пытаюсь установить следующее, джентльмены: возможно, что убийца существует. Однако совершенно не обязательно предполагать, что этот убийца прокрался сюда, ударил его по голове и спихнул вниз, навстречу смерти; я веду к тому, что на балконе вовсе не обязательно находились два человека... Что, если там была ловушка?
– Ах вот что! – проворчал доктор Фелл, пожимая плечами. – Ну, а дальше?
– Вы понимаете, джентльмены, – продолжал сэр Бенджамен, повернувшись к собеседникам и мучительно стараясь как можно точнее выразить свою мысль. – Я хочу сказать... по крайней мере двое из Старбертов встретили свою смерть, упав с балкона, до того, как это произошло с молодым Мартином. Нельзя ли предположить, что есть что-то такое в самом балконе... какой-нибудь секретный механизм, ловушка, а?
Рэмпол обернулся к балконной двери. Сквозь оборванные зеленые плети была видна низкая каменная стенка с перилами, вызывающая жуткие мысли. Даже сама комната стала казаться темнее, приобрела зловещий вид.
– Да, я знаю, – кивнул он. – Как в романах. Помню, я однажды читал одну книжку, она произвела на меня огромное впечатление. Там рассказывалось, что в одном старом доме было такое кресло, оно было привинчено к полу, а над ним висела гиря, так вот, когда кто-нибудь садился в кресло, гиря падала вниз и пробивала ему голову. Но послушайте, ведь в жизни такого не бывает! И кроме того, нужно было, чтобы кто-нибудь установил этот механизм...
– Совсем не обязательно. Возможно, что убийца существовал; но может быть и такое, что этот «убийца» уже лет двести как покоится в могиле. – Сэр Бенджамен широко раскрыл глаза, а потом прищурился. – Клянусь Юпитером, я, кажется, начинаю понимать, в чем тут дело. Вот что мне приходит в голову: предположим, что Мартин открывает сейф, достает оттуда шкатулку, а из нее – инструкцию: сделать то-то и то-то на балконе. Что-то происходит; шкатулка вылетает у него из рук и падает в колодец, фонарь – в другую сторону, туда, где его потом нашли, а? Что скажете?
Рэмпол был человек увлекающийся, и всякая занимательная теория находила в нем отклик. Он снова поймал себя на том, что вспоминает строчки из рукописи Энтони: «Зато у меня есть план. Ненавижу всех и каждого, кто, к великому моему сожалению, связан со мною узами крови, будь они все прокляты... каковое обстоятельство напоминает мне, что крысы становятся все жирнее».
И все-таки нет. Несмотря на всю свою увлекательность, эта стройная гипотеза вызывала сомнения и многочисленные вопросы.
– Но послушайте, сэр, – заговорил он, – не можете же вы серьезно предполагать, что, устраивая эту ловушку, Энтони рассчитывал, что она поразит всех его потомков? Даже если он это сделал, это было бы нерасчетливо. Ведь таким образом он мог разделаться только с одним из них. Жертва вынимает шкатулку, читает записку – или как ее там назвать, – и его сбрасывает с балкона. Отлично. Но ведь на следующий день тайна раскрывается, разве не так?
– Совсем наоборот. Как раз ничего и не раскрывается. Предположим, инструкция выглядит так: «Прочти бумагу, положи ее на место, назад в шкатулку, закрой сейф и сделай то, что указано»... Однако на этот раз, – сэр Бенджамен так разволновался, что начал тыкать в грудь Рэмпола длинным пальцем, – на этот раз жертва, по неизвестным нам причинам, берет шкатулку и бумагу с собой, и они оказываются в колодце:
– Ну, а как же тогда остальные Старберты, которые умерли иначе? Ведь между Мартином тысяча восемьсот тридцать седьмого и Мартином тысяча девятьсот тридцатого было несколько потомков Энтони. Тимоти, правда, сломал себе шею в Ведьмином Логове, но никак нельзя установить...
Шеф местной полиции твердой рукой поправил пенсне и благожелательно посмотрел на американца. Это был учитель, задающий наводящие вопросы своему любимому ученику.
– Мой дорогой мистер Рэмпол, – начал он, прочищая горло, словно находился в классе. – Слишком много вы ожидаете от механических приспособлений, если думаете, что в эту ловушку могли попасть все потомки. Конечно же, она не всегда срабатывала. Возможно, что Энтони погиб как раз тогда, когда проверял ее... Вы, конечно, можете принять первую теорию, которую я предложил, если она вам больше нравится. Должен признаться, я как-то упустил ее из виду. Я имею в виду убийцу, который хочет украсть что-то из сейфа. Он-то и приготовил эту ловушку на балконе, используя в своих целях ту, прежнюю, которую изобрел Энтони. Он ждет, пока Мартин откроет сейф. Затем каким-то образом заманивает Мартина на балкон, где механизм срабатывает и сбрасывает его вниз. Фонарь падает на землю и разбивается. Убийца (который и пальцем не притронулся к жертве) забираетсвою добычу и удаляется. Итак, я предлагаю вам две теории, обе они основываются на механической ловушке, изобретенной в свое время Энтони Старбертом.
– Эй, послушайте! – раздался вдруг громовой голос.
К этому времени оба участника спора были настолькопоглощены его предметом – они отступали, приняв боевую позу, хлопали друг друга по плечу, для того чтобы подчеркнуть важность своих аргументов, – что совершенно забыли об остальных. Сердитое восклицание доктора Фелла привело их в чувство. Доктор к тому же колотил палкой по полу. Обернувшись, Рэмпол увидел, что он откинулся в кресле, заполнив его целиком своим тучным телом, и размахивает второй палкой в воздухе.
– У вас у обоих, – говорил доктор, – блестящие способности к логическим рассуждениям. Я ничего подобного не слышал. Но ведь вы ничего не пытаетесь выяснить, вы только придумываете, как бы поинтереснее все это представить, чтобы получилась увлекательная история.
Он оглушительно высморкался, издав при этом звук, похожий на боевой клич. Затем продолжал уже более спокойно:
– Ну что же, я и сам люблю интересные истории. Вот уже сорок лет я стараюсь образовать свой ум, читая романы из серии «Кровавая рука». Поэтому я прекрасно знаю все обычные капканы и ловушки: лестница, которая сталкивает тебя вниз, и ты катишься по ступенькам; кровать, на которую валится полог; диваны и кресла, где в тебя вонзается отравленная иголка; стреляющие часы, из которых в тебя летит пуля или нож; пистолет внутри сейфа; гиря на потолке; постель, источающая смертельный яд, когда человек согревает ее своим телом, и прочие вероятные и невероятные вещи. И я должен признаться, – добавил доктор Фелл, словно смакуя эти симпатичные приемы, – что чем они невероятнее, тем больше они мне нравятся. У меня простая душа, джентльмены, я люблю мелодраму и с удовольствием поверил бы тому, что вы здесь насочиняли. Вы когда-нибудь видели пьесу «Суинни Тод, дьявол из парикмахерской на Флит-стрит»? Жалко, если не видели. Это одна из самых оригинальных и захватывающих пьес начала девятисотых годов, где все построено на том, что парикмахерское кресло проваливается в подвал, так что дьявол-парикмахер может спокойно перерезать клиенту горло. Однако...
– Погодите, – раздраженно прервал его сэр Бенджамен. – Значит, вы считаете, что наша версия притянута за уши?
– Взять, например, готический роман, – невозмутимо продолжал доктор Фелл, – он изобилует такими... А?
Он остановился на полуслове, посмотрев на шефа местной полиции.
– Притянуто за уши? Бог с вами, ни в коем случае! Некоторые самые невероятные западни и ловушки действительно существовали, как, например, корабль Нерона[21], который в нужный момент развалился на части, или отравленные перчатки – причина гибели Карла Седьмого. Я возражаю не против того, что ваши предположения невероятны. Дело в том, что все ваши невероятности не имеют под собой никакого основания. Вот здесь-то вы не можете тягаться с детективными романами. Возможно, что заключения, к которым приходят их авторы, не вполне правдоподобны, однако они основываются на прочных неправдоподобных данных, ясно всем видных и понятных. Откуда вы знаете, что в сейфе была «шкатулка»?
– Ну... мы, конечно, не знаем, но...
– Вот именно. Не успели вы придумать шкатулку, как тут же вас осеняет, что в ней должна быть «бумага». Затем вы изобретаете «инструкцию» на этой бумаге. Затем молодой Старберт падает с балкона; шкатулка вам мешает, вы заставляете ее упасть вместе с ним. Великолепно! Мало того, что вы изобрели записку и шкатулку, вы заставляете их исчезнуть, и вот ваша версия готова. Как говорят наши друзья американцы: не желающий видеть да не видит. Нет, так дело не пойдет.
– Ну, хорошо, – с достоинством проговорил шеф местной полиции. – В таком случае вы можете осмотреть балкон, если вам угодно. Я этого делать не собираюсь ни в коем случае.
Доктор Фелл с трудом поднялся на ноги.
– Конечно же, я его осмотрю. Имейте в виду, я не утверждаю, что западни там нет. Возможно, вы и правы, – добавил доктор. Он смотрел прямо перед собой, лицо у него покраснело и приняло решительное выражение. – Но я хочу вам напомнить, что мы абсолютно уверены только в одном: Мартин Старберт лежал под балконом, и у него была сломана шея. Вот и все.
Сэр Бенджамен улыбнулся своей напряженной улыбкой, при которой уголки губ загибались не кверху, а книзу.
– Я очень рад, – произнес он ироническим тоном, – что вы признаете хоть какие-то мои соображения. Я предложил две вполне приемлемые версии, объясняющие эти смерти и основанные на существовании западни.
– Чепуха это, а не версии, – отрезал доктор Фелл.
Он смотрел в сторону балконной двери и, казалось, сосредоточенно о чем-то думал.
– Благодарю вас.
– О, не за что, – нетерпеливо пробормотал доктор. – Если хотите, я вам докажу. Итак, обе ваши теории основываются на том, что Мартина Старберта заманили на балкон либо при помощи инструкции, обнаруженной в сейфе, либо это сделал каким-то хитроумным способом тот человек, который хотел ограбить сейф; он заставил его выйти на балкон, а там сработал этот дьявольский механизм. Так?
– Совершенно верно.
– Ну, а теперь поставьте себя на место молодого Старберта. Вы сидите за столом, там, где сидел он, возле вас велосипедный фонарь. Вы нервничаете, так же как он, или же вы спокойны – это безразлично. Понятно? Представили себе ситуацию?
– Отлично представил, благодарю вас.
– С какой-то целью – нам неизвестно, с какой, – вы встаете и направляетесь к этой двери, которая не открывалась бог знает сколько времени; вы не только пытаетесь отворить набухшую дверь, вы выходите на балкон, где темным-темно... Что вы делаете?
– Ну, я беру фонарь, и потом...
– Вот именно. В этом все и дело. Вы светите себе фонарем, пока открываете дверь, потом светите, чтобы видеть, куда ступить, еще до того, как вы вышли на балкон... Как раз вот этого ваша жертва и не сделала. Если бы хоть малейший лучик света просочился через эту дверь, мы бы увидели его из сада. А мы не видели решительно ничего.
Последовало молчание. Сэр Бенджамен сдвинул шляпу набок и сердито посмотрел на доктора.
– Клянусь Юпитером! – пробормотал он. – Это, знаете ли, звучит убедительно. И все-таки... Нет, послушайте, здесь что-то не так. Просто не представляю себе, как это могло случиться, что Старберт не вскрикнул, когда убийца вошел в комнату.
– Я тоже не понимаю, – сказал доктор Фелл. – Если это вам сколько-нибудь поможет, я...
Он вдруг замолк на полуслове, и в глазах у него появилось испуганное выражение, когда он взглянул на железную дверь балкона.
– Клянусь Богом! Клянусь Бахусом! Клянусь моей старой шляпой! Это же черт знает что такое!
Тяжело переваливаясь, он подошел к двери. Сначала встал на колени и осмотрел покрытый пылью и песком пол, на котором валялись мелкие обломки камня и глины, упавшие туда, когда открывали дверь. Ощупал все это руками. Поднявшись на ноги, осмотрел верхнюю поверхность двери, затем слегка прикрыл ее и осмотрел замочную скважину.
– Открывали ключом, совершенно верно, – пробормотал он. – Вот свежая царапина на ржавчине, здесь ключ скользнул, видимо, не сразу попали.
– Значит, – бросил ему главный констебль, – Мартин Старберт все-таки открывал дверь?