Карр Филиппа. Дитя любви

   — Меня это совсем не забавляет!
   — В последнее время тебя вообще мало что забавляет. Смотри, не старей раньше времени, Присцилла!
   — Я беспокоюсь за Карлотту! Я хочу, чтобы она вернулась домой! Она моя дочь, и я хочу, чтобы ты помогла мне, как раньше!
   — Конечно, я помогу тебе! Но в самом деле, Присцилла, ты похожа на этих богобоязненных пуритан! Карлотте не повредит маленький флирт, так она готовится к жизни!
   — Я не хочу, чтобы она готовилась к жизни с этим человеком: он опасен, он мне не нравится! И потом, мне казалось, что ты прочишь Карлотту Бенджи?
   — Естественно, она получит Бенджи, но сначала ей надо немного подрасти! Хватит дрожать, Присцилла, все будет хорошо!
   Я поняла, что Харриет поможет мне, но что-то надо было делать прямо сейчас. Что?
   Внезапно мне пришла на ум идея. Я непременно должна была узнать, что Гранвиль замышляет насчет Карлотты, и подумала, что он может сказать мне это просто из бравады: он так уверен в себе, и он уже начал отрывать ее от меня! Я всегда была порывистой, и, как только мне пришла на ум эта мысль, я сразу начала готовиться к разговору.
   Я вышла из комнаты Харриет и, надев плащ и капюшон, вскоре шла к его дому. Встретил меня один из тех слуг, что я видела прошлым вечером. При виде меня он не выказал ни малейшего удивления. Я думаю, он привык, что к его хозяину часто заходят разные женщины.
   Меня провели в маленькую комнатку рядом с залом и попросили подождать. Гранвиль пришел почти сразу, как всегда, одетый со вкусом. Темно-красный камзол, сшитый из бархата, был распахнут на груди, открывая роскошный жилет. Панталоны, доходившие до колен, были того же багрового цвета, а туфли имели высокие красные каблуки, которые делали его выше, чем он был на самом деле. Кроме того, в руке у него была украшенная бриллиантами табакерка. Не знаю, почему тогда я обратила внимание на его одежду, но то, с какой гордостью он носил ее, не могло не броситься в глаза. Он был одним из первых в моде, и этим был хорошо известен при дворе.
   Он поклонился, переложил табакерку в другую руку и, взяв мою руку, поцеловал ее. Я заметно вздрогнула.
   — Какая честь! — прошептал он. — Однажды вы приехали ко мне в Дорчестере, теперь вы в моем лондонском доме, и оба раза только по собственному желанию!
   — Я пришла, чтобы поговорить с вами! — сказала я.
   — Милая леди, я не настолько безрассуден, чтобы предполагать, что на этот раз вы пожаловали сюда за чем-то другим!
   — Почему вы так стараетесь понравиться моей семье?
   — Я всегда стараюсь нравиться людям, — ответил он. — А цель у меня одна и та же — получать от жизни столько удовольствия, сколько она мне предлагает!
   — И что входит в эти так называемые удовольствия?
   — Прошу вас, садитесь. — Он положил табакерку на стол и подвинул мне позолоченное кресло. Сам же опустился в другое, у стола.
   — Очень интересная ситуация, — продолжал он, — но мне все ясно! Значит, очаровательная Карлотта и есть тот самый результат вашего греха? И какой восхитительный результат, должен заметить! А ее отцом был Джоселин Фринтон? Это самое интересное! Бедняга погиб от руки этого низкородного монстра Титуса Оутса, но незадолго до того он все-таки сумел подарить нам это привлекательное существо!
   — Нам? — переспросила я.
   Тогда-то я и почувствовала злобу в нем. Он знал, как я мучилась, и злорадствовал, как тогда над моим стыдом и унижением.
   — Нельзя же быть такой жадной, милая леди! Вы хотите приберечь эту красоту для себя? Я нахожу, что она обворожительна!
   — Она ребенок!
   — Некоторые из нас любят детей!
   — Вы имеете в виду таких извращенцев, как вы?
   — Можно сказать и так!
   — Тогда вам следует поискать в другом месте!
   — Моя милая Присцилла! Мне всегда нравилось это имя: оно звучит так чопорно! Помните, во время той волнующей ночи, что мы провели вместе, я говорил вам об этом? Вы не забыли? Я, например, не забуду этого никогда! Как часто мне хотелось напомнить вам о ней! Кстати, у меня есть ваше прекрасное изображение: вы тогда видели его еще в незаконченном виде! Как-нибудь вам следует приехать ко мне в Дорчестер: такую картину мог нарисовать только влюбленный! А теперь слушайте меня: я испытываю большое влечение к вашей дочери и мои намерения абсолютно честны!
   — Господи Боже! Вы хотите жениться на ней? Но это просто глупо!
   — Наоборот, очень даже разумно! Весь Лондон судачит о наследстве Фринтона! Наша восхитительная, желанная красавица Карлотта обладает не только красотой, она еще наследница большого состояния!
   — Вы отвратительны!
   — Я наслаждаюсь тем, что раскрываю пред вами себя, как в ту ночь, в ту памятную ночь! Я сдержал слово, не правда ли? Разве вы не были удивлены? Но как вы рисковали! Вы должны быть мне и в самом деле благодарны: если бы не я, ваш отец был бы уже давно мертв! Соблазнить женщину — грех простительный, а вот спасти человеческую жизнь — большая добродетель! За то, что я совершил той ночью, я, несомненно, получу местечко на небесах!
   — Могу поспорить, что местечко вы получите в аду!
   — Но, говорят, там находятся все интересные люди. Но мы отклонились от темы нашей беседы. Вам больше надо заботиться не о будущем: настоящее для вас куда важнее!
   — Вы оставите мою дочь в покое?
   — Нет, — твердо ответил он, — я увлекся ею! Вы же сами сказали, что я должен жениться, а я всегда собирался сделать это, как только встречу леди, которая обладает всеми необходимыми достоинствами!
   — И состояние Карлотты сразу ставит ее в эту категорию?
   — Именно! Вам кажется, что я богат? Да, в некотором роде, но я в долгу у всего Лондона, и когда-нибудь по счетам придется платить! А их у меня много, и стиль моей жизни очень дорог. Видите ли, все ожидают от меня, чтобы я изобретал новую моду. Мои счета у портного так длинны, что полдня уйдет только на то, чтобы прочитать их. Мне нужны деньги! Мне крайне необходимо хорошее состояние, и тут судьба предоставила мне приятную возможность!
   — Ей нет еще и пятнадцати!
   — Прелестный возраст! Более того, она уже взрослая для своих лет: у нее горячее сердце, и она с нетерпением жаждет любви!
   — Как, вы думаете, она отреагирует на ваши циничные речи, если я расскажу ей об этом разговоре?
   — Она никогда вам не поверит: она думает, что вы ревнуете!
   — Она не так глупа! А если я расскажу ей о вас еще кое-что?
   — Она ответит вам, что всегда знала, что я человек с большим жизненным опытом! Этим она и восхищается: человек, который познал столько женщин, а выбрал в жены именно ее! Лучшего комплимента для девушки не придумать!
   — Этот комплимент не поможет, если она узнает, что вы охотитесь за ее состоянием!
   — Я докажу ей, что мне не нужно это состояние и что это грязное предположение исходит только от тех, кто завидует ее молодости и счастью!
   Он взял из своей табакерки понюшку табаку, широко улыбнулся мне и вздохнул. Я встала.
   — Значит, — сказал он, тоже поднимаясь со своего места, — наше маленькое свидание подошло к концу?
   — У вас ничего не выйдет! — заявила я. — Я сделаю все, чтобы помешать этому!
   — Моя дорогая Присцилла, вы так оторваны от мира! Пусть дитя будет счастливо! Кроме того, сколько вам было лет, когда вы так весело погуляли?
   — Да как вы смеете…
   — Я много чего смею, моя будущая теща! Разве это не восхитительно? Вы, моя будущая теща, ответьте мне, кто в возрасте пятнадцати лет — как раз возраст Карлотты! — тайком ускользнул в Венецию, чтобы родить там своего ребенка? Все, о чем я вас прошу, — не поднимать такую панику при виде человека, имевшего в свое время несколько любовных интриг, которые, кстати, сейчас наше общество сочло бы совершенно заурядными!
   — В последний раз спрашиваю — оставите ли вы нас в покое? Вы обещаете никогда больше не встречаться с моей дочерью?
   — Я обещаю вам две вещи: во-первых, я не отступлю, а во-вторых, я снова увижусь с вашей дочерью!
   Я подошла вплотную к нему и сказала:
   — Если вы попытаетесь привести этот адский план в действие, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы помешать вам! Я убью вас!
   Его губы раздвинулись в улыбке.
   — Какая пикантная ситуация! — сказал он. Я повернулась и вышла.
 
   Не замечая никого и ничего, я шла по улицам. Вернувшись домой, я прошла сразу в свою комнату, все это время спрашивая себя, что же делать? К кому я могла обратиться за советом? Харриет не понимает всего ужаса ситуации, да и откуда ей знать? Ей же неизвестно, что произошло той ночью в Дорчестере, а то похищение в Венеции она расценила как безвредную шалость. Грегори был добр, он сделал бы все, что в его силах, чтобы помочь, но он был не самый сильный из мужчин, и я чувствовала, что с этой ситуацией ему не справиться.
   Карлотта? Предположим, я поговорю с ней. Я подумала о Бенджи, о милом Бенджи, в котором так много было от его отца. Я согласна с Харриет, что он и вправду тот, кто сделает Карлотту счастливой: он был верен и честен, и он будет всю жизнь предан ей и любить до смерти. Мне хотелось, чтобы она хоть немного побыла маленькой девочкой и продолжила свои занятия с Амелией Гарстон, чтобы она постепенно созрела для любви и замужества. Но если этот ужас, что угрожает ей, действительно случится, ее вечно будет терзать отчаяние. Я даже подумать не могла, что когда-нибудь она, как в свое время я, подчинится похоти Бомонта Гранвиля.
   Я прошла в комнату Карлотты. Она обернулась и посмотрела на меня.
   — Что-то случилось? — спросила она. — Ты так бледна, и в глазах ужас! Ты выглядишь так, будто только что увидела привидение!
   — Карлотта, — сказала я, — я хочу тебе кое-что сказать!
   Она подошла ко мне и ласково поцеловала. Потом она усадила меня на стул, взяла себе табуретку и расположилась у моих ног, прижавшись головой к коленям. Несмотря на ее самоуверенность, у нее действительно были способы внушать людям любовь.
   — Я давно подозревала, что ты мне хочешь что-то рассказать, — сказала она. — Ты то и дело порывалась мне в чем-то признаться. Это очень важно?
   — Карлотта, я — твоя мать!
   Она в удивлении уставилась на меня.
   — Что… что ты сказала? — запинаясь, проговорила она.
   — Твоя мать — я, а не Харриет! Мне часто хотелось признаться в этом! И я думаю, тебе следовало бы знать, что твоим отцом был Джоселин Фришон!
   Карлотта с удивлением продолжала смотреть на меня, а потом постепенно начала понимать.
   — Так вот почему…
   — Роберт знал, — перебила я. — Ему рассказала Харриет!
   — Погоди минутку! — воскликнула она. — Это ошеломляет! Расскажи мне все с самого начала!
   И я рассказала ей о том, как Джоселин попал к нам, как мы укрыли его и как мы с ним стали любовниками.
   — Мы должны были пожениться, — говорила я ей, — но его схватили, как только мы уехали с острова!
   — О, бедняжка Присцилла! Мама… думаю, теперь я должна называть тебя так? Странно: я никогда не звала так Харриет! Ей нравится, когда к ней обращаются по имени, что всегда было странным, но Харриет не похожа на остальных людей.
   — Она была добра ко мне, и это был ее план. Тогда он казался безумным, но он состоялся!
   — Харриет обожает всякие интриги и игры, она все время этим занимается. А ты — моя мать! Я всегда любила тебя, думаю, и ты тоже любила меня?
   — О, мое милое дитя! Как часто мне хотелось забрать тебя к себе! Я мечтала об этом многие годы!
   Она обняла меня и крепко прижалась к моей груди.
   — Я так счастлива! — сказала она. — Да, счастлива: я — дитя любви, так, кажется? Это очень красивое выражение — зачатый в любви… в любви безоглядной, вот что оно означает, в любви, когда не думают о цене. — Она помедлила немного, а потом внезапно сказала:
   — Так значит, Бенджи не брат мне?
   — Нет! — радостно ответила я.
   — Значит, он больше не будет задирать меня?
   — Он всегда так любил тебя!
   — Что же теперь будет? Ты все расскажешь?
   — Я расскажу моей матери, а она, думаю, расскажет отцу. Конечно, Грегори уже все знает.
   — Милый Грегори, он всегда был таким хорошим отцом!
   — Он хороший человек! Знает и Кристабель: она была с нами в Венеции.
   — Кристабель! Я никогда не задумывалась о ней. Она просто… была, и думает она только о своем мальчике!
   — Она заботилась обо мне в Венеции.
   — Да, я родилась в Венеции и всегда считала это весьма романтичным! Наверное, такая суматоха была вокруг моего рождения!
   — Ты всегда любила суматоху, Карлотта, разве не так?
   — Ну… это мое появление на свет… Она снова поцеловала меня, и, я заметила, новость обрадовала ее. По крайней мере, она не была в шоке от того, что рождена незаконно. Она считала все это очень романтичным и волнующим, а тот факт, что я была ее матерью, доставил ей большое удовольствие.
   — Да, — сказал она, — я действительно рада! Ты — та мать, которую я всегда хотела! Это, конечно, несправедливо по отношению к Харриет. Она самая замечательная мать на свете, но в то же время она ведет себя не как мать. Человек хочет, чтобы его мать вела себя немного суетливо, постоянно заботилась о тебе, порой даже раздражая… Ты должна чувствовать, что она все время будет рядом, что бы ты ни сделала, что она отдаст за тебя свою жизнь…
   — О, Карлотта! — сказала я. — Ради тебя и Дамарис я готова на все!
   — Дамарис — моя сестра по одному из родителей! Все переворачивается вверх головой! Ли — мой отчим! Он знает?
   — Да, он знает.
   — Я так и думала! Ты ему рассказала?
   — Да, перед свадьбой.
   — Долг?
   — Можешь назвать это так.
   — А кто еще знает?
   Я поколебалась и сказала:
   — Бомонт Гранвиль!
   Она с изумлением уставилась на меня:
   — Бо знает?
   — Карлотта, поэтому я и решила, что ты немедленно должна все узнать. Я не хочу, чтобы ты встречалась с этим человеком!
   — Что ты имеешь в виду? Тебе не нравится наша дружба?
   — Он нехороший человек, он очень зол и испорчен!
   Я увидела, что лицо ее принимает жесткое выражение. Нежность, что была на нем несколько мгновений назад, быстро испарилась.
   — Ты возненавидела его с того самого момента, как увидела на рынке, — сказала она.
   — Я возненавидела его задолго до этого: я встречалась с ним раньше! Он был в Венеции во время твоего рождения!
   — Но почему?
   — Он искал приключения, я думаю, занимался тем же, чем всю свою бесполезную жизнь!
   — Как ты можешь говорить о нем так? Он сделал множество полезных дел, когда-то он служил в армии!
   — Уверена, он просто очарователен в военной форме!
   — Пожалуйста, не надо смеяться над ним!
   — Он очень плохой человек: он пытался похитить меня в Венеции! Ли тогда избил его, и у него до сих пор остались шрамы. Это его жизнь: он соблазняет девушек, в большинстве своем молодых и невинных!
   — Я понимаю его! — призналась Карлотта. — Он столько рассказывал мне о своей жизни! О да, у него были любовные интриги, было множество женщин! Понимаешь, они сами увивались вокруг него и он не мог отказать им, боясь ранить их чувства! Ведь они так настаивали! Но теперь он с этим покончил!
   — С каких это пор?
   — С тех пор, как мы встретились!
   — Ты пытаешься сказать мне…
   — Я хочу сказать тебе, — перебила она, — что люблю его, а он влюблен в меня!
   — Он влюблен в твое состояние, об этом ты не думала?
   — Он никогда не заговаривал о моем богатстве.
   — Зато со мной он поделился своими планами! Она непонимающе посмотрела на меня.
   — Он… говорил с тобой?
   — Да, — ответила я. — Ему нужно твое состояние! Он только кажется богатым, а на самом деле ему очень нужны деньги, и ты в этом ему очень пригодишься!
   — Это глупо!
   — Да, с твоей стороны, с его же это весьма умно!
   — Как ты ненавидишь его! Это потому, что я люблю его?
   — Нет, моя ненависть гораздо старше'.
   — Потому что он когда-то любил тебя?
   — Карлотта, он не любит никого на свете, кроме себя самого! И любит себя он так сильно, что все остальное просто теряет значение!
   — Значит, ты виделась с ним и, подумав, что он может рассказать мне о Венеции, решила опередить его? Когда ты была в Венеции, ты сказала ему, что вскоре у тебя появлюсь я?..
   — Я не говорила ему этого, я вообще не говорила с ним… в Венеции. Меня похитили с бала-маскарада, к счастью, рядом оказался Ли, который спас меня.
   — Тогда кто ему рассказал об этом?
   — Он узнал как-то, но не знаю, как. Может, у него были люди, которые работали на него? Я так этого и не выяснила.
   — И ты ненавидишь его за то, что ему все известно?
   — Не за это… за многое другое!
   — Тогда тебе лучше примириться с ним, потому что я собираюсь выйти за него замуж!
   — Нет, Карлотта! Это невозможно! Ты слишком молода для замужества! Боже мой, дитя, да тебе нет еще и пятнадцати!
   — Многие выходят замуж в пятнадцать лет: принцессы, королевы…
   — Здесь совсем другое дело!
   — Почему? Ты любила моего отца, а я люблю Бо!
   — Но он старше тебя! Он, по меньшей мере, на двадцать лет тебя старше!
   — Да хоть на сорок! Он самый прекрасный мужчина, что я когда-либо видела, и я выйду за него замуж!
   — Нет, Карлотта! Ты не можешь выйти замуж без родительского согласия!
   — Очень шаткий аргумент, учитывая, что я только сейчас узнала, кто мои родители! Ты только что призналась, что ты — моя мать!
   Это глубоко ранило меня, будто все эти годы я совсем не обращала внимания на нее!
   — Карлотта, пойми меня: все, что я делаю, только ради твоего же блага! Ты не можешь выйти замуж за этого человека… — я ухватилась за первую попавшуюся возможность. — ., пока что!
   — И сколько ты хочешь, чтобы я ждала? — сразу спросила она.
   — Пока тебе не исполнится шестнадцать!
   — Это слишком долго!
   — По меньшей мере, шесть месяцев, — уступила я.
   Это она вроде бы приняла. «Время, — подумала я. — Время нам поможет! Есть еще надежда!"
   — Хорошо, — сказала она. — Шесть месяцев мы, может, сможем подождать!
   Я ужасно устала и была глубоко несчастна: случилось то, чего я больше всего опасалась. Но хоть она теперь знала все! Как будто камень упал с моих плеч!
   Я пошла к Харриет и сказала:
   — Я все рассказала Карлотте, и теперь она знает! Харриет кивнула.
   — Это хорошо! — сказала она.
   — А теперь, Харриет, я хочу вернуться в Эверсли, я больше не могу оставаться здесь и дня!
   Она с пониманием взглянула на меня, что бывало очень редко.
   — Мы уезжаем завтра же, — сказала она.
   На следующий день мы отправились в Эверсли. Карлотта хмурилась и почти не разговаривала со мной. «Во всяком случае, — подумала я, — какое-то время она не будет с ним встречаться. Естественно, Харриет не приглашала его в Эйот Аббас, а я уж прослежу, чтобы в Эверсли он не появился».
   Сначала мы заехали в Эйот Аббас, и меня очень опечалило, когда Карлотта сказала, что пока она побудет там, а в Эверсли приедет попозже. Я одна вернулась в наш замок.
   Теперь мне придется рассказать матери о рождении Карлотты. Тайна уже была раскрыта, и я хотела, чтобы она услышала рассказ сначала от меня.
   Увидев меня, мать встревожилась. Она сказала, что я не очень хорошо выгляжу: не засиживалась ли я в Лондоне допоздна? Я сказала ей, что я подвернула там ногу, и она решила позвать Салли Нулленс, чтобы та взглянула на нее.
   Салли потыкала ногу, покачала головой и сказала, вот к чему приводят всякие поездки. Но, как ей кажется, с ногой все в порядке, и, чтобы успокоить ее и мать, я клятвенно пообещала, что не буду много ходить некоторое время.
   Мать проводила меня в спальню, и это дало мне возможность остаться с ней наедине. Разговор я начала так, как и с Карлоттой.
   — Я должна кое о чем с тобой поговорить! Она сразу взволновалась:
   — В чем дело, моя дорогая? От ее нежного голоса на мои глаза навернулись слезы. Я поспешно смахнула их.
   — Боюсь, это будет большим потрясением для тебя, — сказала я. — Мне было стыдно, что я храню все это от тебя в секрете, но я боялась признаться. Я боялась причинить тебе боль!
   Она выглядела изумленной до глубины души:
   — Моя дорогая, ты заболела? Прошу тебя, не тяни! Разве ты не видишь, что пугаешь меня?
   — Нет, я не больна, но много лет назад со мной кое-что произошло: у меня родился ребенок! Она недоверчиво посмотрела на меня.
   — Карлотта — моя дочь! — быстро промолвила я и рассказала ей все: как я любила Джоселина, как мы хотели пожениться и как его забрали от меня.
   — О, мое милое дитя! — воскликнула она. — Тебе следовало бы обратиться ко мне, это я должна была присматривать за тобой!
   — Харриет предлагала это.
   — Харриет! — В глазах ее мелькнула вспышка гнева. — Вмешалась Харриет! Я и ты тихонько уехали бы в какую-нибудь маленькую деревушку, на север, туда, где нас не знают! Харриет! Венеция! Как это похоже на нее!
   — Я очень благодарна ей! Она мне так помогла, когда притворилась, будто Карлотта — ее ребенок!
   — Сумасшествие, типичная мелодрама!
   — Это лучше, чем отдавать ребенка приемной матери, как часто поступают в таких случаях!
   — Я бы что-нибудь придумала, мы бы удочерили ее! Я бы сделала так, чтобы она вошла в нашу семью!
   — Я знаю, ты бы помогла мне, но мне казалось, что лучше будет поступить иначе. Я рассказала все Карлотте, когда мы были в Лондоне.
   — А Ли?
   — Ли знает. Он знал об этом еще до того, как мы поженились: я рассказала ему.
   — Слава Богу! А я расскажу твоему отцу.
   — Сомневаюсь, что это будет интересно ему!
   — Конечно же, его порадует это: Карлотта — его внучка!
   — Он никогда не проявлял ко мне особого интереса.
   — Он проявлял, просто по-своему!
   — Тогда скажи ему, если хочешь. Какое облегчение, что ты все знаешь!
   — Так вот почему Карлотте досталось это наследство! Это от семьи ее отца?
   Я кивнула. Она взяла мою руку и нежно пожала.
   — О, Присцилла, когда ты была маленькой, мы были так близки друг другу!
   — Потому что мой отец отвергал меня. Да, просто не обращал внимания: я была девочкой, а ему нужен был мальчик, который был бы похож на него. Я всегда это знала, и это очень повлияло на меня. Я любила навещать Харриет, где Грегори всегда был ко мне так внимателен. Он часто показывал мне всякие картинки и рассказывал разные истории. Однажды я сказала ему: «Как бы мне хотелось, чтобы ты был моим отцом». А он ответил: «Тише, ты не должна так говорить!» Я спросила: «Почему? Ведь это правда, а мы должны говорить правду». И, как ты думаешь, что он ответил на это? «Ты не должна говорить ту правду, которая причиняет людям боль!» Тогда я сказала: «Моему отцу не будет больно, потому что он не хотел меня».
   Она обняла меня.
   — Я не знала, что он для тебя столько значит! — сказала она.
   — Мне все равно.
   — Не правда, моя милая доченька, он тебе совсем небезразличен! Тебе следовало обратиться к нам, когда ты попала в беду. О, если бы ты пришла ко мне!
   — Мне показалось, что лучше довериться Харриет, и она сразу так заинтересовалась, и Грегори тоже. — Сказав это, я рассмеялась, может, немного истерично. — Кажется, тебя больше заботит, что я пошла к Харриет, чем то, что в пятнадцать лет я родила ребенка, у которого не было отца?
   — Все хорошо, — успокаивающе произнесла она. — Теперь все прошло! Я рада, что ты сказала мне:
   Карлотта — моя внучка, как и маленькая Дамарис! Не будет больше страхов и тайн. Мы должны позабыть беды и научиться быть счастливыми. Это очень беспокоило тебя и беспокоит до сих пор: я вижу это по твоему лицу!
   Но как я могла поведать ей настоящую причину моего беспокойства? Смогу ли я когда-либо рассказать ей, что произошло, когда она в лихорадке лежала в одной из гостиниц Дорчестера?
   Тем же вечером она все рассказала отцу. Он ничего не сказал мне, но я заметила, что он задумчиво поглядывает на меня, так, будто теперь увидел в другом свете. Я могла представить, что он сейчас думает, — его дочь, которую он едва замечал, оказалась женщиной и, может быть, унаследовала что-то от своего отца: когда она еще училась, у нее появился возлюбленный и она родила ребенка!
   Я воображала, что теперь он будет проявлять ко мне больше внимания, чем прежде, но он чуждался меня, как всегда.
 
   Наступило Рождество, и, как обычно, Харриет и Грегори с Бенджи и Карлоттой проводили этот праздник с нами. Мне очень хотелось снова увидеть Карлотту, и меня обидело до глубины души ее холодное приветствие. Она винила меня в том, что я не поняла ее любовного увлечения.
   Дом был украшен в обычной манере — падуб, плющ и некоторые другие зеленые растения. Приехали музыканты, а Харриет поставила пьесу, в второй мы все принимали участие.
   О Бомонте Гранвиле даже не упоминалось, и, если бы не холодность Карлотты по отношению ко мне, я бы могла подумать, что все забыто. Я заметила, что отец наблюдает за Карлоттой, легонько улыбаясь. Я думаю, он был горд, что у него такая красивая внучка.
   Я очень скучала по Ли, который в этот раз отсутствовал слишком долго. Он все еще был на континенте, где наш король участвовал в разделе испанского наследства, тогда как Людовик XIV отчаянно пытался сохранить корону Испании для своего внука. Это дело было очень важно как для Англии, так и для Европы, и Вильгельм в Голландии держал свои войска в боевой готовности: Ли командовал одной ротой, Эдвин — другой. Мы не знали, когда разразится война, но пока они были вне опасности.
   Я долго думала о своем замужестве. Оно никогда не было идеальным, но я любила Ли, а Ли любил меня, и я знала, что винить во всем надо меня одну. Я не могла забыть Бомонта Гранвиля. Часто, когда Ли обнимал меня, передо мной вставало насмешливое лицо этого человека, и мне казалось, будто тело моего возлюбленного мужа преображается в его тело. Бомонт Гранвиль не просто избил и унизил меня той ночью — он навеки оставил шрамы в моей душе. Это было той страшной ценой, которую я заплатила за жизнь отца.