Карр Филиппа. Лев-триумфатор

   Вдруг в двери, через которую вышла девочка, появилась женщина.
   — Изабелла! — раздался резкий и властный голос.
   Хотя я и начала догадываться, кто она, но все же была поражена. Это была жена дона Фелипе, девочка, пострадавшая от Джейка Пенлайона.
   Изабелла послушно встала и подошла к женщине. Она обняла ее, и кукла, которую она держала в одной руке, безжизненно повисла. Поток слов полился из уст женщины; по тону я поняла, что она говорила хоть мягко, но выговаривая. Женщина изучающе смотрела на нас поверх головы ребенка. У нее был острый пронизывающий взгляд.
   Она взяла девочку за руку и повела к двери, но Изабелла внезапно закапризничала, крича: «Нет, нет!»— и повернулась к нам.
   Выскользнув из рук женщины, она подошла к нам, и я почувствовала знакомый запах — точно такой же был в туалетной комнате и у одежды, которую я носила.
   Девочка что-то нам говорила по-испански, но я не понимала ее; затем женщина подошла и, строго взяв ее за руку, увела.
   В дверях женщина повернулась к нам и выкрикнула слово, скорее всего: «Уходите!»
   Дверь захлопнулась, и мы остались одни во дворе.
   — Что за странная сцена! — сказала я. — Мы не имеем права здесь находиться. Догадываюсь, кто эта девочка: Изабелла.
   — Ты думаешь… его жена? Но она же еще ребенок. Дверь во двор открылась, и появился Ричард Рэккел.
   — Уходите! — сказал он быстро. — Вам нельзя здесь находиться.
   — Это запрещено? — холодно спросила я. Я никогда не могла забыть ту предательскую роль, которую он сыграл в нашем похищении.
   — Никаких указаний не было, — сказал он, держа дверь открытой. — Пожалуйста.
   Когда мы вышли, он продолжил:
   — Это была ужасная трагедия.
   — Все случившееся, — яростно сказала я, — не оправдывает то, что сделали с нами, и не извиняет тех, кто это сделал.
   — Вы видели леди Изабеллу, — сказал он. — Она, как ребенок, она стала такой после того, как «Вздыбленный лев» пришел сюда. Это помутило ее разум. Дуэнья ухаживает за ней, как за ребенком.
   — Она очень красива, — сказала я.
   — Это всего лишь прекрасная оболочка, в которой ничего не содержится. Она не может ничего запомнить, она впала в детство. Ее интересуют только куклы. Это ужасная трагедия. Вы понимаете…
   Мне хотелось побыть одной. Я не могла выбросить из памяти воспоминание об этом прекрасном личике, которое было лишено света разума.
   А также духи. Я, наконец, поняла дона Фелипе. Он пытался представить, что я, — это его Изабелла, поэтому я должна была носить ее одежду, пользоваться ее духами.
 
   Мое отношение к дону Фелипе изменилось. Во мне проснулась жалость к нему. Я представляла себе его возвращение из экспедиции в надежде найти свою прекрасную невесту, ожидающую его. Вместо этого пришел Джейк Пенлайон, с пиратской грубостью овладел этим утонченным созданием и погубил его.
   «Я ненавижу вас, Джейк Пенлайон», — думала я.
   Джейк Пенлайон! Как бы я хотела никогда его не видеть. Он принес мне столько несчастья. Здесь я была пленницей, обреченной каждую ночь на невыносимое унижение, — и все из-за Джейка Пенлайона.
   Постепенно мои мысли обратились к Хани. Срок родов подходил. В первый год замужества у нее был выкидыш, и я помнила предостережения моей матери, что в следующий раз ей следует быть осторожной. Ребенок должен родиться через пару недель. Кто позаботится о ней?
   Я решила встретиться с Фелипе Гонсалесом. Я редко видела его, полагая, что днем он избегает меня. Наши отношения были самыми странными отношениями, которые когда-либо существовали.
   Днем он часто бывал в своем кабинете, и я решила встретиться с ним.
   Дон Фелипе сидел за столом с бумагами, лежащими перед ним, и, когда я вошла, поднялся.
   — Я приказал, чтобы мне никто не мешал, — сказал он.
   — Я должна увидеть вас, — ответила я. — Мне нужно поговорить с вами о важном деле.
   Он — всегда учтивый — снова поклонился. Я обрадовалась, что комната была темной. Мне было неловко; могу поклясться, что он тоже чувствовал неловкость. Сейчас, днем, мы были двумя незнакомцами, которые ночью становились близкими.
   — Я пришла поговорить о сестре. Он успокоился. Я села, и он снова опустился в кресло.
   — Как вы знаете, она скоро должна родить. Это может произойти в любую минуту. Я хотела бы знать, что можно для нее сделать.
   — У нас много слуг, — сказал он.
   — Ей понадобится повивальная бабка.
   — В Лагуне есть повивальная бабка.
   — Тогда ее необходимо привезти сюда. Моя сестра не виновата в том, что она находится здесь.
   — Как не виноват и никто из нас, — подытожил он. Я раздраженно продолжала, ненавидя его бесстрастный тон и думая о его самообмане, когда он представлял меня Изабеллой.
   — Нас похитили из дома ради ваших злых целей. Он поднял руку.
   — Достаточно, — сказал он. — Повивальная бабка будет вызвана.
   — Я полагаю, что вы ожидаете благодарности, но мне трудно благодарить вас за что-либо.
   — В этом нет необходимости. Достаточно того, что повивальная бабка приедет.
   Он приподнялся в своем кресле, давая понять, что я свободна. Я рассердилась за то, что мной распоряжались, и мне захотелось причинить ему боль.
   — Я могу лишь молиться о том, что когда-нибудь освобожусь от вас, — сказала я.
   — Это произойдет очень скоро. Я молюсь вместе с вами, чтобы мы поскорее освободились от этой утомительной обязанности.
   Мой гнев был столь велик, что я чуть-чуть не ударила его.
   — Вам, кажется, не доставляет большого труда выполнение этой утомительной обязанности, — выкрикнула я.
   — Хорошо, что вы беспокоитесь обо мне. Но могу вас заверить, что у нас есть средства, которые при разумном использовании возбуждают желание даже у самых строптивых.
   — И как долго я должна выполнять эту неприятную обязанность?
   — Будьте уверены, что как только я буду уверен, что мои усилия увенчались успехом, то с большим удовольствием и облегчением прекращу свои визиты к вам.
   — Полагаю, что я, скорее всего, уже беременна.
   — Мы должны быть уверены, — сказал он.
   — Это такое напряжение для вас. Я думала вас пощадить.
   — Я не нуждаюсь в вашей жалости. Чем скорее я сделаю это, тем лучше.
   — И когда вы будете уверены в том, что ваше отвратительное семя растет во мне, я смогу вернуться домой?
   — Вы будете возвращены вашему законному мужу в таком же состоянии, в каком Изабелла была возвращена мне.
   — Вы очень мстительный человек, — сказала я. — Ради вашей мести вы не щадите других.
   — Вы правы.
   — Я презираю вас за вашу жестокость, за ваше безразличие к другим, за вашу холодную и расчетливую мстительную натуру. Хотя, думаю, вас это не интересует.
   — Нисколько, — ответил он с поклоном. Я вышла, но продолжала думать о нем весь день, мечтая о том, как смогу отомстить ему.
   Несколько позже повивальная бабка въехала на муле во двор и ее сразу же привели к Хани. К нашей радости, женщина немного говорила по-английски. Она была средних лет и жила с семьей в Кадисе, где работали двое слуг англичан. По-английски она говорила плохо, но все же мы почувствовали большое облегчение от того, что она немного понимает нас.
   Она сказала, что у Хани состояние хорошее и ребенок должен родиться на следующей неделе, и попросила, чтобы ее оставили здесь. Вдруг женщина посмотрела на Дженнет и спросила, когда та ожидает рождения ребенка.
   Дженнет вспыхнула. Я удивленно посмотрела на нее и только теперь заметила то, что она усиленно скрывала от нас.
   Дженнет ответила, что, по ее подсчетам, прошло уже пять месяцев. Женщина потрогала ее живот и сказала, что ее нужно осмотреть. Они вместе вышли от Хани в комнату, где спала Дженнет.
   — Я не удивлена, — сказала Хани. — Это рано или поздно случилось бы. Это ребенок Альфонсо.
   — Сначала мне показалось, что это ребенок Рэккела.
   — Она не могла выносить его после Альфонсо.
   — Думаю, что Дженнет может легче перенести любого мужчину, чем отсутствие их.
   — Ты часто несправедлива к ней, Кэтрин. Это вряд ли ее вина, что испанский моряк наградил ее ребенком.
   — Не думаю, что она слишком противилась.
   — Если бы она сопротивлялась, то это ни к чему бы хорошему не привело. Она только подчинилась.
   — С большой радостью. Внезапно я стала смеяться:
   — Мы все трое, Хани… подумай только! Все беременны. Во всяком случае, не сомневаюсь, что я тоже скоро забеременею. И только я буду иметь ребенка против собственной воли. Что можно чувствовать по отношению к ребенку, появившемуся после изнасилования? Конечно, это было очень вежливое изнасилование. Я не думала, что это так произойдет. — Я смеялась, но вдруг по щекам потекли слезы. — Я плачу, — сказала я. — Впервые. Мне стыдно за себя. Во мне столько ненависти, Хани… к нему и к Джейку Пенлайону. Они виноваты в том, что произошло с нами. Если бы не они, я сейчас была бы дома, в Аббатстве, вместе с моей матерью.
   Я закрыла лицо руками, и Хани принялась утешать меня.
   — Все произошло наоборот. Мы с Кэри совсем по-иному планировали нашу жизнь. Все должно было быть так прекрасно.
   — То, что мы планируем, Кэтрин, редко исполняется.
   Ее лицо стало грустным и задумчивым, и я подумала об Эдуарде, ее прекрасном муже, лежащем на булыжниках в крови.
   — Что с нами будет? — спросила я.
   — Будущее покажет, — ответила Хани. Дженнет вернулась к нам, ее лицо зарумянилось от застенчивости.
   Да, она была беременна.
   — И, зная это, ты скрывала, — упрекнула я.
   — Я не могла заставить себя признаться, — робко произнесла Дженнет.
   — Ты скрывала, и тебе пришлось даже расставлять свои платья.
   — Это было необходимо, госпожа.
   — И ты уже на пятом месяце.
   — По правде говоря, на шестом, госпожа. Я прищурилась и посмотрела на нее.
   — Как? — удивилась я. — Это произошло еще до отъезда из Англии?
   — Повивальная бабка могла ошибиться, госпожа.
   — Дженнет, — сказала я, — не могла бы ты пройти в мою спальню? Думаю, что должна сказать тебе кое-что.
   Она вышла.
   Хани говорила о том, какое это облегчение, что повивальная бабка рядом. Я не прерывала ее, а думала о том, что скажу Дженнет.
   Дженнет смущенно смотрела на меня.
   — Правду, Дженнет! — сказала я.
   — Госпожа, вы все знаете.
   Я не была уверена, но сказала:
   — Не думай, что сможешь обмануть меня, Дженнет.
   — Я знала, что вы откроете, — ответила она огорченно, — Но он был таким мужчиной! Даже не сравнить с Альфонсо…
   Я взяла ее за плечи и посмотрела в лицо.
   — Продолжай, Дженнет, — скомандовала я.
   — Это его ребенок, — прошептала она. — Без сомнения, его. Я надеюсь, что мой сын не будет похож на капитана.
   — Капитана Джейка Пенлайона, конечно, — я говорила о нем, как об отвратительной гадине.
   — Госпожа, ему нельзя отказать. Он не считается ни с чем. Он хозяин, а кто может сказать «нет» хозяину?
   — Конечно, не ты, Дженнет, — сердито сказала я.
   — Нет, госпожа. Он посмотрел на меня, и я поняла, что рано или поздно это случится. Я была бессильна, ничего хорошего это не принесло бы, и я решила, что будет, то и будет.
   — Также ты поступила и с Альфонсо. Ты никогда не была жертвой насилия, Дженнет. Ты готова была подчиниться, не правда ли?
   Она не ответила. И снова я поразилась ее невинному виду, когда она опустила глаза.
   — Когда это произошло? — настаивала я. По одной причине я хотела знать все в деталях. Я сказала себе, что ненавижу все произошедшее, но знать я должна все.
   — Это было накануне помолвки, госпожа. О, я не виновата. Он сам взял меня… вместо вас.
   — Что за ерунду ты говоришь, Дженнет?
   — Хорошо, госпожа: после помолвки я пошла в вашу комнату, ведь я слышала, как вы сказали, что проведете ночь с другой госпожой, поскольку боитесь его. Я зашла. Окно было распахнуто настежь, и, когда я открыла дверь, он вышел вперед и схватил меня. Я держала свечу, но она упала и покатилась. Я услышала, что он засмеялся.
   Она усмехнулась, и я встряхнула ее, сказав:
   — Продолжай.
   — Он взял меня за подбородок и грубо поднял мне лицо. Он всегда был груб в таких случаях. Он сказал:
   «Так это ты? А где же госпожа?»— «Ее здесь нет, хозяин, — ответила я. — Она не придет, так как спит у другой госпожи». Он очень разозлился, а я испугалась. Он выругался и проклял вас. Он хотел вас, госпожа, и был взбешен, поскольку решил, услышав мои шаги, что это идете вы.
   Я громко засмеялась:
   — Он был обманут, не правда ли?
   — Он так подумал. И он разозлился. Я сказала, что пойду и предупрежу вас, что он здесь, но он ответил: Ты глупышка, неужели ты думаешь, что она придет?»Мне показалось, что он решил пойти к вам. Но даже он не мог сделать это в доме у соседа, ведь верно? Тогда он заставил меня остаться и сказал:
   « Поверим, Дженнет. Ты будешь хозяйкой сегодня ночью «. И тогда это произошло, госпожа. Я ничего не могла поделать. Подобное случилось со мной впервые.
   — В моей постели!
   — Я хотела все привести в порядок, госпожа. Но времени было очень мало. Он ушел на заре, а я заснула. Госпожа, это была такая ночь… а когда я встала, было уже поздно, и я пошла в свою комнату привести себя в порядок… Я вернулась прибрать комнату и постель и…
   — Это была твоя победа, Дженнет.
   — О чем вы, госпожа?
   — Поэтому он и оставил тебя с ребенком. Она снова стала робкой.
   — Это случалось еще не раз. Он приходил и приказывал мне приходить в Лайон-корт — И ты, конечно же, приходила.
   — Я не могла перечить ему.
   — Дженнет, — сказала я. — Ты лживая служанка. Ты обманула меня во второй раз.
   — Я не хотела, госпожа. Это было не по моей воле — От него ты перешла к Альфонсо, и я могу поручиться, что ты уже залезла в постель к кому-нибудь и здесь!
   — В конюшне, госпожа. Один из слуг.
   — Избавь меня от отвратительных подробностей. — Я продолжала думать о Джейке Пенлайоне, ожидавшем в комнате и овладевшем Дженнет вместо меня Как это было похоже на мои отношения с Фелипе Гонсалесом, внушившим себе, что женщина, к которой он ходит каждую ночь, это Изабелла, а не я. — И тебе не пришло на ум, что из-за тебя, из-за твоей похоти ты можешь подарить миру несчастного младенца?
   — Да, это так, госпожа, но у господина Пенлайона было много таких, как я, и он позаботился о них. Он всех устроил на хорошие места, и я сказала себе:» У меня все будет так же с капитаном Джейком «.
   — Ты ошиблась.
   — Все изменилось, госпожа. Кто мог подумать, что мы окажемся за морями, в этом месте? Кто мог предвидеть это?
   Она стояла передо мной, жалкая, хотя глаза ее светились от воспоминаний о связи с этим мужчиной Я не понимала, как могла не заметить, что она беременна, — это было так очевидно.
   « Джейк Пенлайон, — думала я. — Все беды шли от тебя «. Я надеялась, что смогу выбросить из головы воспоминания о нем и Дженнет.
   — Уйди с моих глаз, — сказала я Дженнет — Ты отвратительна мне. Она вышла.
   Я ненавидела Джейка Пенлайона.
   Я ненавидела отца и Кейт за свою испорченную жизнь. Эта ненависть была, как болезнь. У меня до боли сжималось горло; я хотела действиями облегчить свои муки. Я жаждала отомстить Джейку Пенлайону, но он был далеко.
   Я хотела кого-нибудь ударить. Бить Дженнет было бесполезно. Кроме того, она была беременна, и мне не хотелось навредить невинному ребенку, хотя он и был плодом похоти Джейка Пенлайона. Я думала о Фелипе. Меня поражала молчаливость этого странного человека. Затем я снова вспомнила свою спальню в Труинде и Джейка Пенлайона, ожидающего за дверью меня, а поймавшего Дженнет.
   Я стала свыкаться с этими темными ночами, когда Фелипе Гонсалес приходил ко мне. Я не могла признаться себе в том, что они больше не пугали меня. Я стала привыкать к его визитам и равнодушно принимала его; а с того момента, как увидела Изабеллу, моя симпатия к нему возросла.
   Но и желание стало расти во мне — может быть, я мечтала о мести, может быть, мое женское тщеславие было оскорблено. Мне кажется, я стала думать о нем больше, чем раньше.
   Однажды, когда он пришел ко мне, я притворилась спящей и лежала тихо. В комнате было темно, но слабый свет от месяца и сверкающих звезд проникал в комнату. Я закрыла глаза, но чувствовала, что он стоит у кровати и смотрит на меня.
   Он всегда оставлял свечи за дверью. Я решила, что он стыдится и не хочет, чтобы его смущал свет.
   Я почувствовала, что он лег в постель. Я знала, что он смотрит на меня. Поддавшись порыву, я дотронулась до его лица, позволив пальцам задержаться на его губах. Могу поклясться, что он поцеловал их.
   Я не пошевелилась, все еще притворяясь спящей. Он смотрел на меня несколько минут. Затем молча ушел.
   Я лежала, прислушиваясь к его удаляющимся шагам Мое сердце бешено билось. Я ликовала. Наши отношения начали меняться. Слабые волны желания поднимались во мне — но не любви, а мести.
   Срок родов у Хани приближался, и повивальная бабка пришла осмотреть ее.
   Я пошла к Фелипе в его кабинет якобы поблагодарить за то, что он сделал для Хани. На самом же деле я хотела поговорить с ним и увидеть, произошла ли какая-нибудь перемена в его отношении ко мне Когда я вошла, он поднялся из-за письменного стола и учтиво остался стоять.
   Затем он указал на кресло.
   — Я пришла поблагодарить вас, — сказала я, садясь. — Повивальная бабка здесь. Она скоро понадобится сестре.
   Он поклонился.
   — Хорошо, что вы обращаетесь к нам по-людски, — добавила я, подпустив немного сарказма, но он сделал вид, что не заметил. — Она не виновата, что находится здесь. Конечно, ей нужен уход. Она родит хорошего католика. У меня же серьезное подозрение, что я беременна.
   — Подозрений еще недостаточно. Я должен знать это точно.
   — Как скоро я уеду, если это выяснится?
   — Я должен подумать. Ваша сестра не сможет путешествовать некоторое время. Ваша служанка, я слышал, тоже скоро родит.
   Я не собиралась говорить ему, кто был отцом ребенка Дженнет.
   — Ее изнасиловал один из ваших матросов.
   — Сожалею, — сказал он.
   Он привстал в кресле, показывая, что разговор окончен.
   Я продолжала.
   — Нас содержат здесь как пленников. Вы боитесь, что мы найдем дорогу к побережью и уплывем домой?
   — Нет причин для содержания вас под стражей. Если вы действительно беременны, то получите большую свободу. Вас содержали в изоляции потому, что ребенок должен быть только моим.
   Я вспыхнула.
   — И вы думаете, что я такая женщина, что могу взять в любовники любого из ваших испанцев в Лагуне? Вы оскорбили меня, сэр.
   — Прошу прощения. Я не это имел в виду. Вашу служанку изнасиловали. В вас есть нечто необычное… вы иностранка… это опасно. Меня может не оказаться рядом, чтобы защитить вас.
   — Надеюсь, что скоро буду вне вашей защиты.
   — Я не меньше вашего хочу этого.
   Я думала о его последнем визите ко мне, о том, как он смотрел на меня и как ответил, когда я приложила пальцы к его губам.
   Я представила все это. Сейчас же он был бесстрастен, этот странный молчаливый человек.
 
   Схватки у Хани продолжались долго. Они начались за сутки до того, как родился ребенок, — слабенькая девочка, маленькая, но живая.
   Хани лежала в постели, необыкновенно красивая, с темными распущенными волосами. Ее милые голубые глаза светились радостью материнства.
   — Я назову ее Эдвина, — сказала она. — Это похоже на имя Эдуарда. Как ты считаешь, Кэтрин?
   Я была так рада за Хани, что любое имя было для меня хорошим. И все же иногда я боялась за нее. Тогда я и поняла, как много она значит для меня. Я вспоминала наше детство в Аббатстве и думала о том, что сейчас делает наша мама, думает ли о нас — ее дочерях, затерявшихся в Испании.
   Ребенок занимал все наше время и мысли. Его появление вернуло нас к жизни. Я радовалась, когда смотрела на эти маленькие пальчики.
   Через неделю после рождения Эдвины я окончательно поняла, что беременна.
   Я встретила дона Фелипе в кабинете с торжествующей улыбкой.
   — Сомнений нет, — сказала я. — Повивальная бабка осмотрела меня. Ваши неприятные обязанности закончились.
   Он опустил голову.
   — Сейчас нам самое время вернуться домой.
   — Вы сделаете это в любое удобное для вас время.
   — Вы осквернили меня, унизили, заронили в меня свое семя. Этого недостаточно? Я еще пленница?
   — Вы свободны, — ответил он.
   — Тогда я хочу вернуться домой.
   — Для этого вам потребуется корабль.
   — У вас есть корабли. Вы посылали их за мной, а теперь доставите меня домой.
   — Сейчас в гавани нет кораблей.
   — Тогда вы послали галион…
   — Он оказался под рукой.
   — Тогда, умоляю вас, отыщите возможность довести до конца нашу сделку.
   — Я не заключал сделок. Я поклялся Небесами.
   — Вы обещали, что я вернусь домой.
   — Когда придет время, вы уплывете в свою варварскую землю и расскажете вашему пирату все, что видели здесь. Вы расскажете, что произошло с благородной юной леди и с вами. Вы можете сказать, что ее жизнь загублена и я отомстил ему за это. Вы подарите ему своего незаконнорожденного ребенка.
   Я встала.
   — Итак, когда придет корабль, я смогу уплыть?
   — Все будет подготовлено, — сказал он. — Но я должен быть уверен, что вы носите ребенка.
   — Он никогда не видел своего ребенка. Почему вы должны видеть вашего? И в этом вы тоже поклялись?
   — Его ребенок уже родился, — ответил он. — Я должен быть уверен, что родится и мой.
   — Вам не удалось полностью отомстить. Я не Изабелла. Вы оскорбили и унизили меня, но не отняли у меня разум.
   — У вас будет ребенок, — продолжал он. — Вы не покините острова, пока он не родится.
   Я вышла из кабинета.» Он сказал, что я уеду, когда ребенок появится на свет. Но он не хочет, чтобы я уезжала. — Я торжествующе засмеялась и решила:
   — Он уязвим, и, когда я пойму, насколько, я отомщу «.
   Месть сладка, в этом нет сомнения. Она дает стимул к жизни.
   Я начала понимать Фелипе.
 
   Наша жизнь изменилась. Дон Фелипе больше не приходил ко мне, и я снова стала сама себе хозяйкой, а то, что в доме появился ребенок, способствовало нашему спокойствию.
   Теперь у меня появилась своя спальная комната, и какая хорошая? Она перестала быть местом моего ночного унижения, и мое отношение к ней изменилось. Мне нравились со вкусом подобранные, хотя и темные интерьеры: гобелен на одной из стен, тяжелые, не пропускающие света шпалеры, сводчатый, украшенный занавесом проход, который вел в туалетную комнату и ванну. Все было оформлено в восточном стиле — позднее я узнала, что семья Фелипе жила в той части Испании, которая попала под мавританское влияние.
   Удивительно было то, что вскоре я стала забывать обстоятельства зачатия ребенка, и думала лишь о новой жизни, растущей во мне, и о том, что скоро я стану матерью.
   Я мечтала о своем ребенке и не могла дождаться его появления, не только потому, что тогда я вернусь домой, но и из-за страстного желания взять его на руки.
   Нам разрешили в сопровождении Джона Грегори и Ричарда Рэккела пойти в город. Хани оставила малышку с Дженнет, и мы двинулись в путь.
   Когда я увидела город, лежащий на равнине, меня охватил восторг. Солнце ярко освещало белые дома и собор, который, по словам Джона Грегори, был построен в начале века. Отсюда мы не могли видеть великую горную вершину, но мы любовались ею со стороны моря, когда прибыли на остров — великий Пик Тейде, поддерживающий, по поверьям древних, небо. За ним, как считали они, оканчивался мир. Может быть, предположил Грегори, когда-нибудь нам разрешат пройти дальше по острову и мы увидим эту удивительную гору.
   Мы оставили мулов в конюшне и, в сопровождении приставленных к нам двух мужчин, пошли по улицам, мощенным булыжником. Большинство женщин в городе носили черную одежду. На балконах некоторых домов сидели дамы. Они наклонялись через железную балюстраду, чтобы получше рассмотреть нас. На многих из них были разноцветные юбки и мантильи.
   — Они рассматривают нас, — сказала Хани.
   — Они знают, что вы иностранки с гасиенды, — пояснил Джон Грегори.
   — А знают ли они, — спросила я, — как нас сюда привезли?
   Джон Грегори ответил:
   — Им только известно, что вы приехали из чужой земли.
   Он провел нас в собор. Хани и мужчины перекрестились перед величественным алтарем, я же стала осматривать скульптуры и прекрасные орнаменты, украшающие храм. Я никогда не видела такого большого собора. Тяжелый запах ладана висел в воздухе.
   Фигура Мадонны поражала воображение. Ее окружала тонкая железная решетка, а одеяние из шелка украшали драгоценные камни. На голове была корона, тоже усыпанная драгоценными камнями, а на пальцах сияли бриллианты и другие драгоценности.
   Джон Грегори стоял позади меня. Он пояснил»
   — Люди отдают свои богатства Мадонне. Даже самые бедные приносят, кто что может. Она принимает все. Когда я повернулась к выходу он прошептал:
   — Вам не подобает вести себя как еретичке.
   — Я уже осмотрела собор, — ответила я, — и подожду снаружи.
   Он пошел со мной, оставив Хани и Ричарда Рэккела стоящими на коленях. Я гадала, за что она благодарит Мадонну: за смерть мужа, за свое похищение, или за благополучное появление ребенка?
   Снаружи сияло ярко солнце.
   Я сказала Джону Грегори:
   — Вот вы — преданный католик. А исповедовались ли вы в том зле, которое причинили двум женщинам, ничего не сделавшим вам плохого?