Карр Филиппа. Подмененная

   Услышав легкие шаги по винтовой лестнице, я взяла себя в руки.
   — Заходи, Белинда, — пригласила я. — Я хочу поговорить с тобой.
   Она в изумлении уставилась на меня. Я была рада, что дождалась ее, так как уже начала опасаться, что после встречи в классной комнате она догадается о моих предположениях и будет держаться отсюда подальше.
   — Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила она.
   — По-моему, ты не слишком вежлива, а?
   На ее лице появился испуг:
   — Чего ты хочешь?
   — Я хочу, чтобы ты подошла вон к тому сундуку и достала вещи, которые лежат сверху.
   — Зачем?
   — Затем, чтобы ты показала мне их, а потом объяснила, как они туда попали.
   — Но откуда я знаю?
   — Хорошо, посмотрим.
   Я встала и, взяв ее за руку, подвела к сундуку.
   — Теперь открывай его, — велела я.
   — Зачем?
   — Открывай.
   Она послушалась.
   — Эти вещи положила сюда ты, — сказала я.
   — Нет.
   Я не обратила внимания на ее ложь.
   — Как ты попала в запертую комнату? — спросила я.
   У нее был хитрый вид. Она думала, что ее план весьма умен, и ей трудно было удержаться, чтобы не похвастаться им. Но она ничего не сказала. Я продолжила.
   — Ты украла этот ключ из гостиной миссис Эмери.
   Тебе было известно, что он там, потому что она ходила убирать ту комнату два раза в неделю. Ты узнала, когда ее не будет на месте, проникла в ее комнату и нашла ключ Она изумленно уставилась на меня:
   — Люси все врет.
   — Люси знала?
   — Кое-что, — сказала Белинда.
   — А что делала Люси?
   — Ничего. Люси ничего не способна выдумать Она слишком глупая.
   — Понятно. Значит, получив ключ, ты добралась до одежды. Ты знала, что там есть одежда, которая принадлежала твоей маме. Она очень расстроилась бы, если бы узнала о твоем поступке, Белинда. Тебя не волнует, что ты делаешь больно людям?
   — Мне тоже делают, больно.
   — Кто? Кто тебя обидел?
   Она молчала.
   — Ли очень милая, она добра к тебе. Мисс Стрингер — тоже. Люси любит тебя, миссис Эмери — тоже.
   А разве я плохо отношусь к тебе?
   На мгновение ее уверенность поколебалась, и она стала похожа на обычного испуганного ребенка.
   — Он ненавидит меня, — сказала она. — Он ненавидит меня, потому что… потому что мама умерла, когда я родилась.
   — Кто сказал тебе такую чушь?
   Она презрительно взглянула на меня:
   — Это все знают. И ты знаешь, только делаешь вид, что не знаешь.
   — Ах, Белинда, все совсем не так. Ты в этом не виновата. Такое происходит с сотнями детей. Никто их не осуждает.
   — Кроме него, — сказала она.
   Мне хотелось обнять ее и крепко прижать к себе.
   Мне хотелось сказать: «Мы ведь сестры, Белинда. Я знаю, что у нас разные отцы, но у нас одна мать, поэтому между нами существуют особые узы. Почему же ты не поговорила со мной, не рассказала мне о своих чувствах?»
   Она проговорила:
   — Ты тоже его не любишь.
   — Белинда…
   — Но ты не говоришь правду, а я говорю. Я его ненавижу.
   Меня охватило отчаяние. Я не знала, что ей сказать. Бенедикт действительно избегал ее, был холоден к ней, никогда с ней не разговаривал; он не мог забыть о том, что ее рождение привело к смерти его любимой жены.
   Как мне хотелось потом, чтобы я оказалась старше, мудрее, опытней, чтобы сумела хоть как-то утешить этого ребенка. Но в тот момент я могла думать только о том, какие страдания она причинила Седеете.
   — Почему ты решила так напугать ее? — спросила я.
   Белинда вновь стала вести себя вызывающе. Исчезли промелькнувшая было мягкость, жажда ласки. Она вновь была Белиндой, умной Белиндой, умевшей отомстить тем, кто обижал ее.
   Она пожала плечами и улыбнулась.
   — Эти вещи такие большие, — сказала она. — Мне пришлось быть осторожной. — Она несколько истерично рассмеялась. — Я чуть не споткнулась. Шляпа очень хорошая, но все время съезжала на уши. Я вынуждена была ее придерживать.
   — Селеста потеряла сознание, — напомнила я. — К счастью, она упала на мягкую землю, но ведь могла бы и серьезно пораниться.
   — Так ей и надо, раз вышла за него замуж. Она не должна была выходить за него. Мне не нужна мачеха.
   — Ты не понимаешь еще очень многого в жизни.
   Возможно, когда подрастешь, начнешь понимать. Селеста ни в чем не виновата. Она хочет сделать все, как можно лучше.
   — Она даже по-английски не правильно говорит.
   — Я склонна думать, что ее английский гораздо лучше твоего французского. И неужели тебя это так беспокоит, что ты решила ей навредить?
   Белинда пристально взглянула на меня ничего не выражающими глазами и покачала головой.
   — Я очень хорошо справилась со всем, — удовлетворенно заявила она. — Мачеха подумала, что я — настоящее привидение.
   — Ты оказалась недостаточно ловкой.
   — Тебе рассказала Люси.
   — Люси мне ничего не рассказывала. Ну-ка, говори, какую роль сыграла в этом она.
   — Никакую. Она бы не сумела. У нее ума не хватит. Она бы все испортила. Просто она знала, вот и все. И рассказала тебе. Потому что… откуда еще ты могла узнать?
   — Я отлично знаю тебя, Белинда. Я почти сразу же заподозрила тебя.
   — Почему?
   — В первую очередь из-за одежды Я знала, где ты ее нашла. Мы с миссис Эмери проверили и выяснили, что одежды там нет. Тогда мне стало ясно, что кто-то взял ее. Белинда, я хочу очень серьезно поговорить с тобой.
   — А что ты собираешься сделать? Расскажешь ему… моему отцу?
   Я покачала головой.
   — Нет. Ты должна пойти к своей мачехе, сказать ей, что очень сожалеешь о содеянном, и пообещать никогда не делать ничего подобного. Разве ты не понимаешь, как нехорошо причинять боль людям?
   — Я только была привидением.
   — Я уже говорила тебе… — Тут я заметила, как высовывается кончик ее языка. — Белинда, послушай меня. Ты ведь хочешь, чтобы люди любили тебя, восхищались тобой?
   — Ли меня и так любит.
   — Ли была твоей няней чуть ли не с первых дней твоей жизни. Она любит тебя и Люси как своих родных детей.
   — Меня она любит больше.
   — Она любит вас обеих Если ты добра к людям, они относятся к тебе так же. Поверь, тебе будет легче жить на свете, если ты будешь доброй и не станешь играть с людьми дурные шутки… а особенно с теми, кто не сделал тебе ничего плохого.
   Я порывисто обняла ее и, к своему изумлению и радости, почувствовала, что она прижалась ко мне.
   Несколько минут мы стояли, обнявшись, затем я взглянула ей в лицо. Ее слезы были настоящими.
   — Навсегда запомни, Белинда, — сказала я, — что мы с тобой — сестры. Мы потеряли нашу маму. Я ее нежно любила. Она была для меня всем. Не забывай, что твой отец тоже очень любил ее. Когда она умерла, это стало для него страшным, мучительным ударом.
   Он не может забыть ее. Мы все должны помочь ему, Белинда, а помогая ему, мы будем помогать себе.
   Обещай мне почаще разговаривать со мной Если что-нибудь случится — приди ко мне и расскажи. Договорились?
   Она пристально взглянула на меня и кивнула.
   Затем она обняла меня за шею, и я поняла, что давно не была так счастлива. Я сделала порыв и, кажется, нашла подход к этому странному ребенку, моей сестре. Я сказала:
   — Теперь мы понимаем друг друга. Теперь мы с тобой друзья, да, Белинда?
   Она вновь кивнула.
   — Нам осталось еще одно, — продолжила я. — Нужно сходить к твоей мачехе.
   Она отпрянула — Это необходимо, — настаивала я. — Селеста сильно испугалась. Она думает, что видела привидение.
   Передо мной вновь появилась прежняя Белинда с выражением триумфа на лице.
   — Иначе ей везде будет чудиться привидение. Ее будут преследовать мысли об этом.
   Белинда закивала, и ее глаза засияли при мысли об открывающихся перспективах. Кажется, я слишком поспешила убедить себя в том, что мне удалось выявить в ее натуре что-то доброе.
   — Мы должны ее успокоить, — твердо сказала я. — Мы обязаны рассказать ей правду. Так что сейчас мы пойдем к ней, расскажем в подробностях, что произошло, и попросим у нее прощения. Это было глупой детской выходкой, и ты сожалеешь о том, что сделала.
   Ты просто не подумала, что это может так навредить ей.
   — Я не хочу идти.
   — В жизни мы часто вынуждены делать вещи, которые нам не нравятся. Эту одежду я отдам миссис Эмери, чтобы она могла вернуть ее на место. Она будет рада узнать, что в доме нет привидения, а есть только маленькая девочка со своими выдумками.
   Белинда заупрямилась.
   — Пойдем же, покончим сразу со всем, — сказала я.
   Я положила плащ и шляпу обратно в сундук, решив, что это потерпит, и повела Белинду вниз, в комнату Селесты.
   Селеста сидела у окна. Я сказала:
   — Белинда хочет кое-что рассказать тебе.
   Она удивленно приподняла брови, а я подвела Белинду поближе. Девочка монотонно, как заученный урок, произнесла:
   — Я вытащила эту одежду из гардероба в запертой комнате. Я принесла ее в сад, а когда услышала, что вы идете, надела ее. Это была только игра, и я очень сожалею, что напугала вас.
   На лице Селесты появилось облегчение. Я сказала:
   — Белинда действительно сожалеет об этом. Ты должна простить ее. Она решила, что это просто очередная игра. Ты ведь знаешь, как она любит переодеваться и изображать из себя актрису… после тех живых картин.
   — Ах… — слабо произнесла Селеста. — Я… я понимаю.
   — Белинда очень, очень сожалеет о случившемся.
   Селеста улыбнулась ей.
   — Я все понимаю, — сказала она. — Это была всего лишь маленькая шутка, правда? Глупо было с моей стороны так…
   Белинда покивала. Я обняла ее, и она, хотя и не ответила тем же, все-таки не отвергла меня.
   — Ты собираешься сегодня кататься верхом? — спросила я.
   — Да.
   — Вместе с Люси? Я поеду с вами. А сейчас можешь идти.
   Она с явным облегчением удалилась. Я сказала:
   — Она действительно раскаивается.
   — Мне кажется, она ненавидит меня.
   — Нет. Она смущена, растеряна. Хотелось бы, чтобы отец уделял ей побольше внимания. Вот в чем она нуждается. Мне кажется, она восхищается им… — Я сделала паузу. — Но ты понимаешь…
   — Да, я понимаю, — согласилась Селеста.
   У них были схожие проблемы.
   Я не могла не чувствовать некоторого удовлетворения, потому что этот инцидент несколько сблизил нас с Белиндой. Мне следовало поддерживать эту близость. Ребенок, — а она была всего лишь ребенком, хотя временами мы забывали об этом, — нуждался в нежности. В этом была причина того, что она постоянно выставляла себя напоказ, добиваясь восхищения окружающих. Если бы Бенедикт смог подавить в себе это горе. Если бы он хоть немножко подумал о живых.
   Все возвращалось к нему.

ПОИСКИ КЛАДА

   Вернулся Бенедикт, и Рождество было уже на пороге. Я все еще надеялась, что смогу забрать детей с собой в Корнуолл, но этому не суждено было случиться. Рождеству в Мэйнорли придавали важное значение. В Мэйнор Грейндже должны были состояться самые разные приемы — не только семейные, но и званные обеды. Нужно было пригласить и людей, работающих на территории округа. Такое время отчим желал провести в кругу семьи, поскольку Рождество — праздник, на который собирается вся семья.
   Это было большим разочарованием, и дело было не только в том, что я очень хотела встретиться с бабушкой и дедушкой. Там находился Патрик со своими родственниками, и они наверняка собирались часто посещать Кадор.
   Я очень огорчилась, и меня утешала лишь мысль о том, что время идет и в следующее Рождество мы уже будем строить планы нашего бракосочетания. Итак, следовало набраться терпения Мисс Стрингер уехала на три недели к своим родственникам в Котс-уолдс. Занятия на это время прекратились. Узнав об этом, Белинда закричала:
   — Ура!
   Люси присоединилась к ней, и они заплясали по классной комнате, распевая:
   — Три недели без уроков!
   — На Рождество всегда так много дел, что вы будете очень заняты, — напомнила им я.
   Мы собирались соблюсти рождественские традиции.
   Большой холл нужно было украсить падубом, лавром и плющом. Кроме веток омелы предстояло устроить старинный рождественский «куст»— два обруча, скрещивающихся под прямым углом, увитых вечнозелеными листьями и подвешенных к стропилам; они служили той же цели, что и омела, и назывались поцелуйным кустом.
   Белинда была очень возбуждена. Она вместе с Люси бегала по всему дому, то помогая украшать помещения, то забегая на кухню, чтобы размешать пудинг, который, по словам поварихи миссис Грант, следовало размешивать всем, кто жил в доме, — большим и малым.
   Мы все выполнили этот старый обычай, кроме Бенедикта. Я не могла представить человека, решившегося предложить ему поучаствовать в такой процедуре.
   Запах кипящих пудингов пронизывал весь дом, и мы спустились вниз послушать, как они булькают, остывая. Миссис Эмери сказала, что на церемонии снятия пробы должен присутствовать весь штат прислуги, и, кроме того, к этому были допущены дети.
   Это действительно казалось торжественной церемонией, когда миссис Грант, словно служительница какого-то храма, причащала присутствующих, зачерпывая ложкой пробы блюд из небольших мисок. Все заявили, что вкус просто необыкновенный.
   Потом нужно было печь мясной пирог, охлаждать рождественский торт, на котором голубой глазурью были выведены слова: «Счастливого рождества»и «Боже, благослови этот дом»; торг водрузили на кухонный стол, где все желающие могли осмотреть его и выразить свое восхищение, перед тем как блюдо унесут.
   Все было очень просто и в то же время волнующе.
   Я с радостью заметила, что Белинда выглядит счастливой, чего с ней давно не бывало; еще больше радовало меня то, что она, похоже, хотела доставить мне удовольствие. Я сказала Седеете, что случившийся инцидент, каким бы неприятным он ни казался поначалу, был, видимо, поворотным пунктом.
   — Мне кажется, я стала ей гораздо ближе, чем раньше. Она всегда казалась такой невыносимой, но на самом деле бедняжка нуждалась в любви и нежности. — Селеста была склонна согласиться со мной. Я продолжала:
   — Я знаю, что она восхищается своим отцом Его холодность глубоко ранит ее. Я уверена: если бы он проявлял к ней хоть какой-то интерес, все было бы совсем по-другому.
   — По-видимому, Люси нравится ему больше, чем Белинда.
   — Возможно, Люси легче полюбить.
   — Наверное, это так.. Но Белинда — его дочь.
   — Может быть, в один прекрасный день одна из нас заставит его понять это…
   — Может быть, — вздохнула Селеста.
   Я постоянно получала письма из Корнуолла. Патрик держал свое слово и писал мне еженедельно, а я регулярно отвечала ему, поэтому знала о происходящем в Корнуолле. Дела в колледже шли у него хорошо. Прилежные занятия помогали сокращать время ожидания встречи. Я пыталась описывать жизнь в Лондоне и в Мэйнор Грейндже в шутливых тонах, рассказывая ему о политической жизни.
   Накануне Рождества я получила из Корнуолла письма и подарки. Бабушка с дедушкой подарили мне аметистовое ожерелье, а Патрик — золотой браслет. У меня сохранилось это письмо от него.
   «Милая моя Ребекка!
   Если бы мы могли быть вместе! Я сохраняю надежду на то, что ты приедешь к Рождеству. Мы все на это надеемся. Я должен тебе кое в чем сознаться: я все рассказал им. Невозможно держать это при себе. Зашел разговор о тебе, все начали говорить, как хотели бы встретиться с тобой… и у меня как-то само собой вылетело.
   Мы уговорились молчать, и мне следовало подождать до тех пор, пока мы вместе не объявим об этом. Но если бы ты видела, с какой радостью они восприняли мои слова, то не сердилась бы. Моя мать с твоей бабушкой обнялись, а мои старики чуть не залились слезами счастья. Все сказали, что надеялись на это и молились, чтобы так случилось. Дедушка пообещал устроить такую свадьбу, какой никогда не видели в Корнуолле.
   В то же время все считают, что мы поступили разумно, решив подождать, пока я не закончу колледж. Мы, мол, еще молоды и нам нужно подготовиться. Я с этим не согласен. Я просто пересказываю тебе их слова. Побыстрее бы шло время!
   Ах, Ребекка, как было бы чудесно, если бы ты. приехала сюда! Это было бы такое счастливое Рождество! Твои бабушка и дедушка сказали, что ты обязательно приедешь весной, но это ведь так нескоро. Что ж, мне надо дождаться этой поры. Единственное, что я могу сделать, — внушить себе, что мы, поженимся и уже больше никогда не расстанемся.
   С любовью к тебе
   сегодня, завтра и вечно
   Патрик.»
   Бабушка тоже написала мне:
   «Моя дорогая Ребекка!
   Патрик только что все рассказал нам, и я чувствую, что должна сообщить тебе, как счастливы твой дедушка и я. Патрик был немножко смущен. Он признался, что вы договорились пока хранить молчание. Ты хотела подождать, пока он не закончит колледж. Не осуждай его, так уж получилось. Он был очень счастлив и хотел разделить это с нами.
   Если бы ты могла приехать к нам!
   Твой дедушка говорит, что не желал бы тебе лучшей судьбы, то же самое могу повторить и я. Тебе было бы интересно посмотреть на Пенкарронов. Это ведь такая милая, сентиментальная старая парочка, для которой Патрик и его мать являются всем в жизни. Они очень семейные люди.
   Они весьма довольны тем, что Патрик, в конце концов, возьмет на себя управление шахтой; это, конечно, доставило бы им полное блаженство.
   Мы пили за твое здоровье и постоянно говорили о тебе.
   Миссис Пенкаррон сразу стала прикидывать, что бы ей надеть на свадьбу (как-никак она — бабушка жениха), а мистер П. уже задумывается, кого удостоить чести присутствия на великолепном торжестве, которое он замышляет. Свои мысли по этому поводу есть и у родителей Патрика. Морвенна и Джастин очень довольны. Морвенна говорит, что наши семьи всегда были близки, и без конца пересказывает историю о том, как вы оба родились в прекрасном доме твоего отчима, в этом жутком городке золотоискателей, и как близки они были с твоей милой матерью. Ах, Ребекка, как рада была бы твоя мать!
   Она всегда думала лишь о твоем счастье, как и мы.
   Патрик по-настоящему хороший молодой человек, и все мы нежно любим его. Так что все просто чудесно.
   Теперь о более прозаических делах. В Полдери все, как обычно. Миссис Аркрайт родила двойню в соответствии с предсказаниями нашей мудрой миссис Полгенни. Одна из рыболовных лодок Джо Гарта утонула в шторм. Слава Богу, все, кто был на борту, спаслись, но потеря суденышка, конечно, удар для него. Кто-то сказал, что незадолго до этого звонили колокола Святого Бранока, но, как ты, понимаешь, так всегда говорят. Миссис Йео и мисс Хизерс, как всегда — , поссорились из-за того, кто будет руководить украшением церкви к Рождеству. Миссис Полгенни продолжает ездить по вызовам на своем старом» костотрясе «. Тебе было бы, очень забавно посмотреть на нее. Можно сказать, она стала одной из достопримечательностей Полдери.
   Как все-таки жаль, что тебя нет с нами! Конечно, ты обязательно приедешь весной. Это действительно лучшее время года. По так было бы радостно видеть тебя на Рождество, а особенно теперь, когда Патрик поделился с нами этой прекрасной новостью.
   С любовью, дорогая,
   твои любящие и скучающие
   (без тебя, конечно)
   бабушка и дедушка.»
   Такими милыми, согревающими душу были эти письма! Я уложила их в серебряную шкатулку, подаренную мне мамой, и спрятала в стол, зная, что мне захочется вновь перечитывать их.
   За несколько дней до Рождества приехал Оливер Джерсон. Я была удивлена этим. Мне было известно, что деловые партнеры Бенедикта собираются праздновать Рождество в Мэйнор Грейндже, но имя Оливера при этом не упоминалось. Я была на верховой прогулке с девочками, что в последние дни стало моей обязанностью. Мисс Стрингер уже уехала, и поэтому я больше находилась в обществе детей.
   Когда мы подъезжали к дому, я увидела у дверей экипаж. Тут же стояла миссис Эмери, которая распоряжалась, куда следует отнести багаж джентльмена.
   Он обернулся, и я тут же узнала его.
   — Мистер Джерсон! — воскликнула я.
   Белинда удивила меня. Спрыгнув с пони, она устремилась к Джерсону. Остановившись перед ним, она подняла голову и улыбнулась. Трудно было ожидать от нее более теплого приема. Он взял ручку Белинды и, торжественно поцеловав ее, заявил:
   — Как я рад видеть вас!
   Он подошел ко мне и, взяв мою руку, поцеловал ее в той же манере. Затем он взглянул на Люси. Та протянула ручку и тоже получила поцелуй. Джерсон проделал все это очень изящно. Пристально глядя на меня, он сказал:
   — Я давно искал этой встречи; Должен признаться, я побаивался того, что вы захотите провести Рождество в каком-то ином месте.
   — Мы будем здесь! — воскликнула Белинда, подпрыгивая.
   — За что мне это счастье?! — ответил он. — Рождество в провинции, в такой очаровательной компании, — и он одарил нас всех улыбкой.
   — Вы долго здесь пробудете? — спросила Белинда.
   — Это зависит от того, как долго будет держать меня здесь хозяин.
   — А хозяин — это мой отец? — несколько поскучнев, спросила Белинда.
   — Да, конечно.
   — Может быть, пройдем в дом? — предложила я.
   Конюх увел наших лошадей, и мы вошли в холл.
   Бенедикт уже спускался по лестнице.
   — А, вот и вы, Джерсон, — сказал он. — Ваша комната готова. Кто-нибудь проводит вас туда.. Очень рад видеть вас.
   — Я доволен еще больше. Прекрасные дамы уже оказали мне самый теплый прием.
   — Да, я вижу, — туманно промолвил мой отчим, — Ваш багаж поднимут наверх. Как вы доехали?
   — Спасибо, очень хорошо.
   — Мне хотелось бы до обеда поговорить с вами о делах.
   — Да, разумеется.
   — Хорошо.
   Бенедикт вместе с Оливером Джерсоном прошел через холл. Казалось, он даже не заметил нашего присутствия.
   Я взглянула на Белинду. Ее глаза сияли.
   — Как здорово, — сказала она. — Ты рада, Люси?
   Он будет здесь все Рождество.
   — Он очень приятный, — согласилась Люси.
   — Конечно, он самый приятный из всех, кого я знаю, — На самом деле ты не знаешь его, — напомнила я, — Нет, знаю. Он мне нравится. Я рада, что он здесь.
   Она взбежала по лестнице. Взглянув на Люси, я рассмеялась.
   — Ясно, что Белинда одобряет его приезд, — сказала я.
   — Она все время говорит про него. Она считает его одним из тех рыцарей, которые совершали подвиги, чтобы получить дочь короля.
   — Будем надеяться, что она права, — сказала я.
 
   Оглядываясь в прошлое, я думаю, что центром этого Рождества был Оливер Джерсон. Он посвятил большую часть времени детям, и это, по-моему, было очень мило с его стороны. Кажется, он понимал Белинду, а она в его обществе была счастлива как никогда. Она стала нормальным живым ребенком. Это еще раз доказывало, что ей не хватало внимания, и именно этим объясняются ее дерзость и своеволие. Изменения в ней были видны невооруженным глазом.
   Оливер Джерсон проводил много времени в обществе моего отчима. Видимо, для этих совещаний он и был приглашен в наш дом.
   Он сообщил мне, что является правой рукой моего отчима.
   — Я знаю, что вы деловые партнеры, — сказала я. — Те самые клубы, не так ли?
   — И клубы, и другое. Знаете ли, я работал с дедушкой вашего отчима.
   — О да, с дядюшкой Питером.
   — Это был удивительный человек. Проницательный, знающий и хитрый, как лиса.
   — Вам нравилось работать на него?
   — Очень. Это можно было назвать не работой, а приключением.
   — Его любила вся семья, хотя мы знали, что в том, чем он занимался, было нечто шокирующее. Дела обстоят все так же?
   — Те, кто этим шокирован, просто завидуют успеху других. Для некоторых людей такие клубы необходимы. Если они желают поиграть, почему бы и нет? Если они проигрывают — это их дело.
   — Мне кажется, речь шла не только об азартных играх.
   Джерсон пожал плечами.
   — Никого туда силой не тянут. Люди используют клубы в соответствии с собственными желаниями. Все совершенно законно. В этом нет ничего нелегального.
   — Дядя Питер хотел быть членом парламента, но в связи с этими клубами разыгрался какой-то скандал, который разрушил его парламентскую карьеру.
   — Я знаю. Это было давным-давно. После смерти принца-консорта многое изменилось. Сейчас все это выглядело бы совсем по-иному. Именно принц устанавливал жесткие моральные нормы.
   — Но не может ли это повредить и моему отчиму?
   — Думаю, вы сами знаете: он хорошо понимает, что делает.
   — Моя мать очень расстроилась, узнав о том, что он получил все это в наследство. Она хотела, чтобы он продал свою долю.
   — Для этого он слишком хороший бизнесмен. Разве можно упустить шанс увеличить свое огромное состояние?
   — Думаю, очень даже легко. Он имеет вполне достаточно.
   — Вы совершенно не понимаете образ мышления бизнесмена, Ребекка.
   — По-моему, на первом месте должно стоять семейное счастье.
   Он слегка сжал мою руку и процитировал из «Венецианского купца»:
   О, юноша прекрасный, о, судья правдивый…
   — Я не Порция, но и мне это ясно. Моя мать очень беспокоилась. Это было как раз незадолго до ее смерти.
   Я резко оборвала себя. Я пыталась возложить на Бенедикта ответственность за случившееся, внушала себе, что своей жадностью он доставлял ей беспокойство, подрывал ее здоровье, и поэтому, когда наступили роды, она их не вынесла. Все это было чепухой.
   Это не имело ничего общего с ее смертью.
   — Видите ли, у него хорошее деловое чутье, — продолжал Оливер Джерсон. — Насколько я понимаю, в Австралии его дела процветали и до того, как ему достался этот золотой рудник. Ведь он нанимал рабочих, не так ли?
   — Это так Мама не раз рассказывала мне об этом.
   Он добывал золото, хотя и не в тех количествах, чтобы сколотить себе состояние. Но он, и в самом деле, мог нанимать людей, отчаявшихся найти что-либо и мечтавших уже лишь о постоянном заработке Когда на тебя работает множество людей, больше шансов найти золотую жилу.