Фокус второй
   Перед началом трюка исполнитель кладет 10 карт одной масти на краповую сторону колоды. Оставшиеся три карты этой масти изымаются из колоды.
   1. Волшебник расстилает колоду карточной полосой на столе лицом вниз и просит зрителя выбрать какую-нибудь карту из середины полосы и запомнить ее. При этом он следит, чтобы 10 верхних карт остались нетронутыми. Если чародей не уверен в своем умении предлагать выбор карты из нужной ему области карточной полосы, то одним из подстраховывающих приемов может стать наличие в колоде также 10 нижних карт другой (по сравнению с мастью 10 верхних карт) масти – тогда в случае, если зритель выберет одну из верхних 10 карт исполнитель вместо верхних 10 карт использует нижние 10 карт, выполняя трюк аналогично приводимому ниже описанию.
   2. Когда зритель запомнит выбранную им карту, фокусник сообщает ему, что он сейчас будет бросать на стол по одной карте с верха колоды, и таких карт будет 10, а зрителю необходимо положить свою карту на увеличивающуюся кучу на столе в любой момент времени. После того, как это будет выполнено, на столе остается кучка из 11 карт.
   3. "Вы можете разделить эту кучку на две пачки и врезать их друг в друга, – говорит волшебник, – причем можете выполнить эту операцию несколько раз, а я потом поменяю местами две карты или даже одну". Он поднимает кучку, разворачивает ее в веер лицом к себе и выполняет сказанное. В результате карта зрителя, масть которой отличается от масти прочих 11-ти карт, помещается на лицо веера. Затем веер сворачивается в пачку, которая поворачивается лицом вниз.
   4. "Сейчас я попробую отыскать вашу карту", – произносит чародей. Две верхние карты в пачке он бросает на стол лицом вниз, две следующие за ними, не меняя их порядка, помещает под пачку. Затем то же действие повторяется: две верхние карты кладутся исполнителем на стол, две следующие за ними карты без изменения порядка помещаются под пачку. Так продолжается до тех пор, пока в руке фокусника не остается одна карта. Это и есть карта зрителя.
Трюки с ключевой колодой
   Этот этап развития запущенной идеи – последний. Окончательный и завершающий. Обладающий еще одним элементом новизны – внутри трюка оказывается позволительным уже не ограниченное перемешивание карт, а полноценная тасовка колоды.
   Фокус первый
   Перед началом трюка исполнитель помещает на краповую сторону колоды четыре карты одного значения (например, четырех дам), а поверх их кладет три любые карты.
   1. Развернув верхние семь карт в веер, волшебник предлагает зрителю выбрать одну из них и запомнить ее. При этом он подводит к пальцам зрителя ту область веера, где расположены четыре карты одного значения, понуждая зрителя выбрать какую-то из этих карт.
   Рис. 25
   2. Пока зритель смотрит на извлеченную им карту, запоминая ее, чародей сворачивает веер, подсовывая кончик левого мизинца под нижнюю карту этого веера, и, накрыв колоду сверху правой ладонью (рис.25), уносит в карман 6 карт, прежде составлявшие веер.
   3. Исполнитель разворачивает в веер всю колоду, а зритель вдвигает свою карту в любое место этого веера, после чего фокусник сворачивает веер и отдает колоду зрителю для тасовки.
   4. Когда зритель возвратит волшебнику перетасованную колоду, чародей расстилает ее в карточную полосу на столе лицом вверх, отыскивает взглядом карту известного ему значения (в нашем случае – даму) и любым «магическим» способом указывает на нее зрителю – например, проводит над полосой неким маятником (скажем, кольцом, подвешенным на нити) и останавливает маятник над дамой, «почувствовав» исходящие от дамы "вибрации".
   Фокус второй
   Рис. 26 Зритель перетасовывает колоду и отдает ее исполнителю.
   1. Волшебник двумя руками разворачивает колоду в широкий веер (рис.26а) и предлагает зрителю указать пальцем на крап любой из карт.
   2. Правой рукой чародей поднимает часть веера, в которой левой картой является карта зрителя, поворачивает эту часть лицом к зрителю (рис.26б) и просит запомнить карту, указанную зрителем. Данная карта является лицевой картой поднятого веера.
   3. Затем исполнитель опускает поднятый веер на прежнее место в общем веере, просовывая кончик правого указательного (или правого среднего) пальца между картой зрителя и другими картами бывшего поднятого веера (рис.26в).
   4. Сворачивая общий веер в колоду, фокусник сближает руки. При этом правый указательный (или правый средний) палец, нажимая на крап карты зрителя, сначала сгибает ее (рис.26 г), а затем переворачивает лицом вверх (рис.26д). В результате сворачивания карта зрителя оказывается нижней в колоде и перевернутой по отношению к другим картам.
   5. Волшебник предлагает зрителю снять колоду, после чего помещает ее лицом на стол и выстилает ее в полосу. Карты в полосе развернуты крапом вверх, кроме одной – карты зрителя.
   Настало время подвести итог.
   Как видим, постулаты зрелищности не подвели. Действуя в условиях, предназначенных вовсе не для них, они тем не менее и здесь доказали свою работоспособность. Результат весьма обнадеживающий. Явный признак того, что суть этих постулатов не исчерпывается единственно приведенными рекомендациями по механизмам визуальных чудес, а затрагивает куда более обширный круг карточных иллюзий, ибо отвечает некоторым глубинным психологическим канонам зрелищного восприятия. Таков общий вывод.
   Имеется, однако, и вывод частный. Отражающий престидижитаторскую экспансию. Ведь это очевидно – чем дальше приходилось отходить от плодотворного оптимума (случай двух ключевых карт), тем настойчивее заявляла о себе необходимость использовать в трюковом решении ловкость рук. И такое – для принципа ключевой карты, одного из самых пассивных по отношению к пальцевому быстродействию! Что же говорить о прочих фокусных методах? Иными словами, творческий кросс, проведенный под эгидой постулатов зрелищности по задворкам престидижитации, в результате вышел на хитрую пальцевую динамику с неизбежностью почти роковой. Стоит ли довериться такому обстоятельству, принять и следовать ему в дальнейшем? Считаю, что стоит. И принимаю, так как не хочу закисать в безвольных карточных раскладках и перестановках. А потому – буду следовать.
Комментарий
   Обратите внимание на рисунок 26а. Так раздвинуть колоду – это надо быть волшебником.
3
   Единственный путь для Сальери стать Моцартом пролегает вовсе не через продуманную симфонию, а через случайный этюд. Заурядный фокусник Ноэль Мартэн оказался на пьедестале исключительности благодаря всего лишь одному престидижитаторскому приему – пальмированию.
   Пальмирование, происходящее от английского «palm» ("ладонь"), сводится к незаметному для зрителей изъятию карты из колоды с последующим (также незаметным) удержанием этой карты в ладони. Высокий и худощавый Ноэль Мартэн был словно рожден для этого действия. Неторопливый и стремительный одновременно, он являлся необычайно коварным с исполнительской точки зрения чародеем – зрители никак не могли уловить, в какой же момент их карта оказывалась в руке Ноэля. "Лучший в мире похититель карт" – вот как его называли коллеги.
   И заслуженно – фланируя между столиками этаким длинным складным жирафом, раскручивая один трюк на одном столике, второй трюк на другом, Мартэн хищно вглядывался в посетителей, каким-то непостижимым чутьем улавливая колебания зрительского внимания. Вот волна подозрительности на подъеме, и он – сама услужливость и открытость. А вот придирчивость аудитории ослабевает – и карта уже покоится в отходящей в сторону кисти престидижитатора. Естественно, что потом эта карта могла оказаться бог знает где – и в цилиндре только что вошедшего господина, и внутри меню, изучаемого за соседним столиком, или даже за корсажем весел" хохочущей дамы. Собратья по жанру не раз и не два заглядывали в тот парижский ресторанчик, надеясь уловить и перенять дьявольскую хитрость, которую, как они полагали, использовал Ноэль Мартэн. А уходили обескураженными и разочарованными – ничего, кроме известной классики, в жестах Мартэна не наблюдалось.
   Классическое исполнение пальмирования предполагает следующую последовательность действий.
   1. Колода, расположенная лицом вниз, лежит поперек левой ладони, обращенной вверх – левый большой палец находится над колодой, прилегающей длинным близким ребром к основанию этого пальца, а остальные четыре левых пальца охватывают колоду со стороны дальнего длинного ребра (рис.27а). Карта зрителя, подлежащая пальмированию, располагается наверху колоды.
   2. Правая рука подводится к колоде сверху и накрывает ее вдоль – правый большой палец накладывается на короткое ближнее ребро, а остальные четыре правых пальца помещаются на дальнее короткое ребро (рис.27б).
   3. Левый большой палец под прикрытием правой кисти сдвигает вправо верхнюю карту (рис.27в).
   4. Левый средний палец, упираясь кончиком в лицевого сторону выдвинутой карты, нажимает на нее снизу вверх, в результате чего эта карта вдавливается в ладонь правой руки (рис.27 г).
   5. Правая рука, обращенная ладонью вниз, отводится в сторону, удерживая в своей ладони пальмированную карту (рис.27д).
   Ноэль Мартэн никому не раскрывал тайны своего необыкновенного пальмирования – скорее всего, такой загадки и не существовало. Просто его широкая ладонь скрывала от любопытных взоров все фокусные движения. Даже в том случае, когда он неожиданно решался на демонстрацию своего коронного трюка.
   Неторопливым жестом он поднимал колоду, выполнял ее снятие и – часть карт падала на стол. Словно бы случайно.
   – Ничего, я могу показать фокус и с половиной колоды, – произносил Мартен и вновь снимал карточный пакет, удерживая его в воздухе. Кисти чародея плавно проворачивались, пальцы перемещались по карточным ребрам, и опять крупная пачка шлепалась на поверхность стола.
   Так повторялось много раз. Наконец, в его руках оставалась одна-единственная карта – зрители прекрасно это видели. Ноэль распрямлял пальцы, и последняя карта, кружась, опускалась, присоединяясь к лежащим на столе.
   А в его парящих в пространстве кистях неожиданно оказывалась еще одна карта. Потом еще одна. И еще. И еще – целая серия непонятно откуда появляющихся карт.
   Современники, отдавая должное его великолепному искусству пальмирования, всегда подчеркивали:
   – Да, это – непревзойденный маэстро одного приема. Только одного. Все прочее – шаблонно, на уровне заурядной серийности. Даже обидно. Он способен на большее и отчего-то не продвигается ни на шаг. Лентяй или глупец? Но ах, как было бы великолепно соединить руки этого мсье Мар-тэна с темпераментом господина Роллье!
   Рис. 27
   Жан-Луи Роллье демонстрировал карточные трюки в другом ресторанчике на том же бульваре Тампль, слывшим, как известно, излюбленным местом пребывания заезжих балаганов.
   Итак, Париж. Начало XIX века.
   Экипажи, фонари, тротуары.
   Цилиндры, длинные юбки, зонты.
   Сирень.
   И кругленький, упитанный господин Роллье. Он показывает фокусы.
   Карточный застольный чародей обязан быть импровизатором. Жан-Луи ни секунды не оставался в неподвижности – он беспрерывно сыпал остротами, спорил о политике правительства, рассуждал о ценах на уголь, пирожные и сюртуки. Обсудив в течение пяти секунд эти насущнейшие проблемы, он вдруг прыжком оборачивался вокруг собственной оси, чтобы приступить к выполнению следующего карточного чуда уже на другом столике. Вместе с ним, захлестываясь вокруг талии, крутилась сумочка на длинном тонком ремне – из нее Роллье доставал пальмированные им карты зрителей. Впрочем, не только карты. Принцип пальмирования наш герой понимал значительно шире. Жан-Луи извлекал из недр сумочки также и вещи зрителей – карманные часы, портсигары, курительные трубки, кожаные кошельки.
   – Пальмировать так пальмировать! – объяснял он собратьям-иллюзионистам свою разносторонность. – В конце концов пальминг относится, господа, к ладони, а не к тому, что в ней содержится!
   – Его трюки зависят от того, что он прочитал сегодня утром или, в крайнем случае, вчера вечером, – комментировали завсегдатаи его мини-представлений.
   Дело в том, что маленький и юркий Жан-Луи Роллье прежде был адвокатом. Получив юридическое образование, он проработал в конторе несколько лет и выяснил, что педантичное и скрупулезное копание в бумагах клиентов – занятие отнюдь не для его динамичной натуры. Проиграв из-за собственной невнимательности несколько процессов, он вдруг решил стать клоуном – тем более, что его кумир, клоун Маленький Мимиль по прозвищу Рекордье, выступавший в одном из балаганов все на том же бульваре Тампль и весьма напоминавший его самого своим внешним видом, раньше был журналистом. "Вот моя судьба!" – решил Роллье, впервые увидев Маленького Мимиля и узнав о его прошлой профессии. А потом, ступив на путь комика и ознакомившись не столько с розами, сколько с шипами профессии публичного насмешника, энергично засомневался в своих клоунских способностях. Не поверил в свое умение шутить и насмешничать так, как это мог Рекордье. И свернул на дорогу чудопроизводства, рассудив, что подшучивать над окружающими можно и под сенью волшебства – утвердиться в такой мысли ему очень помогла книга, написанная Робер-Удэном. Роллье сохранил манеру Мимиля. Однако и адвокат выветрился из него не полностью – приучившийся с утра просматривать парижскую прессу, Жан-Луи не смог отделаться от этой привычки, но обратил ее себе на пользу; темами его застольных бесед-перестрелок с ресторанными посетителями были как раз последние газетные публикации. В которые он умело вплетал карточные трюки. Отработав ту или иную тему, Ролпье начисто забывал о ней, и это отнюдь не являлось трагедией, ибо через какие-нибудь 10 часов он вновь набрасывался на газеты, вкачивая в себя очередную порцию информации. За чем следовали новые его пулеметные диспуты с аудиторией, внутри которых фонтанировали обновленные карточные чудеса. Разумеется, опытный глаз профессионала моментально выявлял несвежесть приемов, используемых Роллье, но тот умело их комбинировал, видоизменяя трюки согласно обсуждаемой тематике, и публика была весьма довольна такой активностью Жана-Луи, простодушно полагая, будто видит первую демонстрацию трюка, рожденного сегодня утром. Тем более, что Роллье обладал, казалось, неисчерпаемой энергетикой.
   Его живость граничила с подвижностью дикого зверя, заточенного в клетку. Он вечно что-то или доставал из карманов или убирал в них. Поэтому для пальмирования (в его необъятном понимании) никакой супертехники не требовалось – все решал нескончаемый поток телодвижений. Уследить за его руками было делом совершенно невозможным – даже для него самого. Что сначала сыграло с ним злую шутку, а затем превратилось в хорошо отрепетированный трюк.
   Однажды кидая на стол карту, он пролетающими пальцами задел стоящий бокал с шампанским, и игристая жидкость плеснулась из качнувшегося стеклянного сосуда прямо на грудь дамы, которая как раз наклонилась, чтобы рассмотреть свершающееся чудо поподробнее. Естественно, она не только рассмотрела, но и ощутила все детали этой части фокуса. После чего, дико вскрикнув ("От удивления" – объяснял потом Роллье), вскочила, а ее кавалер, доселе казавшийся весьма флегматичной персоной, вскинулся на стуле, распрямился и влепил свой кулак в челюсть бывшего адвоката. Падая, образованный юрист успел осознать, что быстрые движения не являются исключительно его прерогативой, а по истечении постельного периода, успокоившись и войдя в прежний оптимистичный настрой, решил придать этому подарку судьбы характер безобидного трюкового шока.
   Он стал опрокидывать бокалы сознательно. Винные брызги никогда больше не попадали на одежду посетителей, ибо косой удар по бокалу был отработан Роллье на многих репетициях. И эффект стал удивлять своим постоянством – дамы, не осведомленные о подготовительной работе, пружинисто взвивались вверх с потрясающей стереотипностью. Но, естественно, чуть-чуть запаздывая относительно взметывающейся из прозрачного сосуда пузырьковой жидкости. А Роллье наоборот, уже опережал возможную активность близ сидящего кавалера:
   – Прошу извинить меня, но карта, выбранная мадемуазель, находится на стуле, с которого она изволила приподняться. Взгляните на сиденье и убедитесь! Что до разлитого шампанского, это – не проблема! Алле-оп!
   И он доставал бокал, наполненный вином, из-за пазухи. Невдалеке стоял метрдотель, поставленный для подстраховки, и улыбался. С владельцем ресторана этот трюк, естественно, обговаривался заранее.
   Таким образом Роллье убедительно показал, что если застольный фокусник соединит в себе оба умения – высокий темп показа и непринужденность разговора, то любая секретная престидижитация с картами, даже самая сложная, может быть проделана им незаметно для аудитории. И обладать огромной ладонью или фантастической техникой пальцев в таком варианте вовсе необязательно.
   Однако ему же, Жан-Луи Роллье, принадлежат следующие слова:
   – Заклинаю всех престидижитаторов – овладевайте манипуляционными приемами! Разнообразьте их, оттачивайте! Будьте проворными – ловкость рук всегда приводит аудиторию в восторг. Не слишком полагайтесь на текст, кажущийся вам смешным – в некоторых случаях смех способен подвести вас, вызвав обратную реакцию, нежелательную для вас – вплоть до жалости. Когда зрители возвращаются домой и беседуют, вспоминая ваше представление, пусть они отзываются о вас как о талантливом искуснике. Помните – фраза "Какой умелый фокусник!" является куда более ценной рецензией, чем похвала "Какой этот фокусник веселый!"
   Следуя духу советов Жана-Луи и заявленным ранее постулатам зрелищности, приведу два разработанных мной способа пальмирования карт.
   Первый способ предполагает полнейшую непрерывность поэтапного выполнения отдельных фаз – абсолютную их слитность в единое пластическое движение. Любая, даже микроскопическая пауза моментально воспринимается зрителями как досадно-заметный визуальный "шов".
   1. Колода удерживается в правой руке фокусника – правый большой палец наложен на ее лицевую сторону, а остальные правые пальцы находятся на краповой стороне, причем короткое ребро колоды упирается в основания четырех (кроме большого) пальцев правой руки (рис.28 а). При этом ладонные подушечки прижаты к лицевой стороне колоды.
   2. Повернувшись правым боком к зрителям, волшебник поднимает правую кисть (вместе с колодой) на уровень левого плеча. При этом правая ладонь обращена вверх, а лицевая сторона колоды развернута в сторону публики (рис.28б).
   3. Левая рука, направленная ладонью в сторону зала, подводится к колоде с ее краповой стороны, после чего левый большой палец накладывается на правое длинное ребро колоды, а остальные левые пальцы помещаются на левое длинное ребро колоды (рис.28в).
   4. Правые средний и безымянный пальцы, прижимаясь к краповой стороне колоды, сгибаются (вместе с правыми указательным и мизинцем); при этом правая ладонь немного отходит от колоды вниз – от этого задняя (с краповой стороны колоды) карта под давлением кончиков правых среднего и безымянного пальцев начинает изгибаться, поскольку нижнее короткое ребро этой карты продолжает упираться в правую кисть между основаниями правых пальцев и ладонными подушечками (рис.28 г).
   Рис. 28
   5. Правые пальцы (кроме большого) продолжают сгибаться, а правая кисть одновременно уходит вниз все дальше и дальше от колоды, в результате чего изгибающаяся задняя карта расстается с краповой стороной колоды и, тотчас же распрямившись, ложится в правую ладонь. При этом правая ладонь (вместе с пальмированной в ней картой) поворачивается в сторону от аудитории, а левая рука (в целях маскировки пальмирования) разворачивает колоду, обращенную лицом к зрителям, на 90 градусов – правым длинным ребром вверх (рис.28д).
   Вторым способом рекомендуется пользоваться, когда руки чародея выполняют в воздухе некую пластическую или пантомимическую композицию, причем колода находится в одной из рук. Обе кисти, не прерывая пространственных вариаций, на мгновение соединяются кончиками пальцев, располагаясь при этом под углом друг к другу – и карта с краповой стороны колоды тотчас же передается в другую ладонь для пальмирования. После чего руки расходятся, в одной из них продолжает находиться колода, а в другой – пальмированная карта.
   1. Колода, расположенная вертикально, удерживается в левой руке краповой стороной к ладони. При этом левый большой палец лежит вдоль верхнего длинного ребра, а остальные левые пальцы охватывают колоду со стороны нижнего длинного ребра, а левая ладонь расположена под углом 45 градусов к аудитории и «смотрит» в направлении "вправо – на фокусника" (на рис.29, а показан вид со стороны зрителей).
   Рис. 29
   2. Левые мизинец, безымянный и средний пальцы, нажимая на краповую сторону колоды и слегка сдвигая правую (с краповой стороны колоды) карту вниз на 1– 2 см, добиваются отслаивания этой карты от колоды – в результате верхнее длинное ребро данной карты оказывается на расстоянии 0, 5– 1 см от колоды, и между картой и колодой образуется щель (на рис.29б показан вид со стороны фокусника).
   3. Правая рука с распрямленными пальцами подводится к левой руке и кончик правого указательного пальца накладывается на правый верхний угол колоды. При этом правая ладонь располагается под углом 45 градусов к публике, т. е. «смотрит» в направлении "влево – на фокусника. Одновременно с этим соединением левый большой палец вдвигается между лицевой стороной отделенной от колоды карты и краповой стороной колоды (на рис.29, в показан вид со стороны исполнителя).
   4. Левый большой палец распрямляется и вдавливает отделенную от колоды карту в правую ладонь, прижимая ее краповой стороной к правой ладони; обе руки при этом остаются неподвижными (на рис.29 г показан вид со стороны фокусника).
   5. Пальцы правой руки чуть-чуть сгибаются, удерживая пальмированную в правой ладони карту, а пальцы левой руки охватывают колоду: левый большой палец – со стороны верхнего длинного ребра, а остальные левые пальцы – со стороны нижнего длинного ребра (на рис. 29д показан вид со стороны исполнителя), после чего обе руки расходятся в стороны.
Комментарий
   Первый способ пальмирования придуманный Карташкиным – это классическое нижнее пальмирование, которое делают удерживая колоду в горизонтальном положении, просто передавая ее из правой руки в левую.
   Внимательно вчитайтесь в последний способ пальмирования. В пункте 3 правая рука находится под углом 45 градусов к зрителям. В пункте 4 она не меняет угол, то есть на диаграмме г зрители видят спальмированную карту. В пункте 5 зрители продолжают видеть эту карту, которую автор отводит вправо…
4
   Он всегда выходил из темноты. И это впечатляло.
 
Он здесь. И – нет его. Предощущенье странно.
Так отзвук пролетающей мечты
Рождает мысль о таинстве обмана.
Но чует сердце взгляд из темноты.
 
   Эти строки Ежи Калеца, польского поэта, погибшего в 23-летнем возрасте, написаны о старинном портрете его прадеда, человека с аристократической внешностью, про которого сохранилась легенда, будто он изобрел эликсир бессмертия. Вероятно, если бы Калец побывал на выступлении Сатху Прамбачария, несущего с собой "аромат непостижимости с берегов Брамапутры", как говорилось в его афише, то появление этого чародея могло бы вызвать в душе юного поэта точно такой же отклик.
   Шагнув в луч света, тот замирал. Зрители могли долго рассматривать его каменное лицо – крупные асимметричные черты придавали ему сходство с индийским полководцем, запечатленным на одной из скал в Восточных Гатах. Публика разглядывала его чалму, в центре которой сверкал камень неземной красоты. Некоторые даже ощущали магические вибрации, исходившие от его приподнятых рук. А он, абсолютно равнодушный, выдерживал долгую паузу.
   – Меня зовут Сатху Прамбачария, – раздавался в тишине его надтреснутый голос. – Я владею древними секретами чудес, полученными мною от всезнающего брамина Махабаджагунду, который в возрасте 30-ти лет раздал бедным все свое богатство и, движимый жаждой познания, поселился в глубине джунглей Индии. Я оказался единственным наследником его неисчерпаемой мудрости, сделав созидание волшебства своей профессией…
   При этих словах индийский гость медленными, плавными движениями погружал смуглые кисти рук в обширные рукава, а затем извлекал их – в его тонких загорелых пальцах оказывались поблескивающие карты. Он доставал карты отовсюду – из расшитых золотом карманов, снимал с синего бархата верха чалмы, выдвигал из-за высокого стоячего воротника, отороченного ниткой жемчуга, и у зрителей создавалось впечатление, будто карты, словно растения, пробивались сквозь его костюм, а он собирал такой диковинный урожай. Набрав столь живописным способом полную колоду, Сатху Прамбачария приближался к одному из столиков и приступал к карточным мистификациям.
   Мистификации же иного рода давно уже шли неудержимым потоком. Во-первых, данный Сат-ху вовсе не был индийцем, а имел вполне законное немецкое происхождение. Во-вторых, по паспорту он значился Гюнтером Гроссбауэром, а никаким не Прамбачарией. В-третьих, чарующий загар он приобрел на берегах отнюдь не Брамапутры, а теплого и ласкового Средиземного моря, где совсем недавно выступал с гастролями. В-четвертых, он не только не являлся учеником всезнающего брамина Махабаджагунду, которого в действительности не существовало, но никогда и не был в Индии, а все его знания об этой далекой стране были почерпнуты из небольшой брошюры, купленной им исключительно из-за красивой обложки и прочитанной единственно по причине малостраничности. Что, тем не менее, отнюдь не мешало ему производить впечатление индийского чудопроизводителя, так как престидижитатором он был весьма и весьма умелым.