Страница:
— Боюсь, вы правы. Она думает, вы вносите разлад и оказываете отрицательное влияние.
— На вас?
— Думаю, да. Ее беспокоят все те деликатесы, которыми вы завалили нас, она боится, что мы будем избалованы этим роскошеством, и хотя она не говорит этого, но беспокоится, не стану ли я сравнивать высокого темноволосого красавца незнакомца, когда тот появится в моей жизни, с вами.
Пурилла говорила все это столь бесхитростно, что граф почувствовал — она ни на секунду не подумала о нем как о выгодной партии для замужества или как об «очарованном принце», который, он в этом не сомневался, жил в ее мечтах.
Ее слова несколько смутили его, избалованного женским вниманием, ведь столько женщин буквально преследовали его во всех частях света, где ему довелось служить, не исключая и Лондон, где у него также хватало поклонниц, с которыми он время от времени встречался.
— Вы рассказывали мне, что красивый незнакомец очаровал вашу невестку, — произнес он. — Странно, почему же няня не прогнала его?
— Она посчитала его очень подходящим для Элизабет, — ответила Пурилла, присаживаясь на стул у кровати, — и он действительно именно тот мужчина, за которого ей следует выйти замуж. Он добр и внимателен и считает ее единственной в целом мире.
— Интересно, а вы сама не пытались выйти за него замуж? — поддел ее граф.
Пурилла посмотрела на него с удивлением:
— Было бы подло добиваться этого, ведь Элизабет старше меня, и она так несчастна и одинока без Ричарда.
Затем, словно его слова что-то все же затронули в ней, она добавила:
— Эдвард хорош для Элизабет, но он не подошел бы мне.
— Почему же? — полюбопытствовал граф.
Пурилла, поразмышляв минуту-другую, попыталась объяснить:
— Я думаю, он слишком уж рассудителен и немного расчетлив в своих действиях. Я могу заранее предугадать то, что он собирается сказать, и уже знаю, каково будет его мнение, прежде чем он произнесет хоть слово.
— Это, безусловно, несколько смущает, — согласился граф. — Однако все же большинство женщин стремятся в жизни к надежности и безопасности.
— И они находят это также и в вас? — спросила Пурилла.
По правде сказать, за всю свою жизнь граф не встретил ни одной такой женщины. Наоборот, когда дело касалось его, дамы отчаянно и безрассудно рисковали своей репутацией.
Часто, когда женщины влюблялись в него, они становились опрометчивыми и подвергали себя опасности развода и скандала, а значит, могли оказаться отвергнутыми обществом на всю оставшуюся жизнь.
Он понял, что Пурилла ожидает ответа на свой вопрос.
— Я полагаю, именно в этом нуждается женщина, — уклончиво ответил он.
— Не думаю, что вы говорите мне правду, — проницательно заметила она. — Я уверена, вы бываете безрассудно смелым, ведете полный опасностей и приключений образ жизни, вы полны энергии. Это-то и приводит в восхищение женщин.
— Вы льстите мне, — ответил он. — Откуда вы вообще знаете, что в мире есть женщины, которые восхищаются мной?
Пурилла негромко рассмеялась.
— Теперь вы скромничаете. Даже моя няня признает в вас достоинства. Вы, по ее мнению, «образец мужчины».
Именно поэтому она стремится отослать вас отсюда, и как можно скорее.
— Няня боится, что вы могли бы влюбиться в меня? — поинтересовался граф.
— Ну да! — призналась Пурилла. — Я наблюдаю, как день ото дня растет ее беспокойство, и она все больше напоминает клушу, квохчущую над цыпленком!
Раздался тихий, только ей присущий очаровательный смешок, и она продолжила:
— Вчера вечером, когда она помогала мне раздеться, она сказала: «Не вздумай-ка мечтать о его сиятельстве. Как только он поправится, он вернется в Рок-Хаус, а затем в Лондон ко всем этим своим балам и приемам, которых там без числа и которые, как я от всех слышу, очень ему по душе. И ты никогда не увидишь его снова».
Пурилла подражала голосу няни настолько похоже, что графу почудилось, будто это сама нянюшка разговаривает с ним.
— А каков был ваш ответ?
На мгновение Пурилла заколебалась, и он подумал, что она откажется отвечать. Но она ответила:
— Я сказала няне: «Его сиятельство может забыть нас, но мы никогда не забудем его. Да и разве нам удастся это, ведь он одаривал нас разными восхитительными деликатесами. Да и сам он разве не великолепен?!»
— Я восхищен вашим комплиментом, — сказал граф, — но вам, должно быть, трудно сделать правильный вывод о моем великолепии, ведь вы только и видели меня, что без сознания или в кровати, в ночной рубашке вашего отца.
У графа возникло ребяческое желание предстать перед ней в полной парадной полковой форме.
Если бы их беседа выходила из-под пера какого-нибудь драматурга, в ней непременно присутствовал бы кульминационный момент объяснения героев, который принято называть «гвоздем программы».
Но Литтон решил не торопить события и сдержал себя.
Кроме того, по выражению глаз девушки и по ее манере говорить Литтон Рокбрук понимал, что, хоть Пурилле и нравилось беседовать с ним и она восхищалась им, в действительности он еще ничего не значил для нее.
В ее мыслях о нем не было ничего волнующего для нее, и няня, несомненно, не могла бы назвать ее размышления «мечтаниями».
— Что вы собираетесь делать сегодня? — поинтересовался он.
— Я хочу проехаться верхом, — ответила она. — Ох, я забыла рассказать вам. Ваш конь чувствует себя лучше. Бен провел его по кругу во дворе сегодня утром, и хотя он все еще хромает, но уже может двигаться достаточно легко.
— Я рад этому.
— А как его зовут? — спросила Пурилла.
— Рыжий, — ответил граф.
Пурилла сморщила нос.
— Какое ужасное имя. Наших зовут Меркурий и Пегас.
— Полагаю, это вы придумали им имена.
— Конечно! — призналась Пурилла. — В тот миг, когда я увидела их, я подумала — это самые красивые животные в мире! Но тогда я не видела вашего Рыжего!
— Это сравнение, которое няня не одобрила бы! — поддразнил ее граф. — Вот вы уже недовольны Меркурием и Пегасом, и всякий раз, когда вы отправитесь верхом, вам захочется проехаться на Рыжем.
— Ничего подобного! — возмущенно запротестовала Пурилла. — Я восхищаюсь Рыжим, но я люблю Меркурия и Пегаса, особенно Меркурия, ведь он — мой собственный конь, и никто никогда не сможет отнять его у меня.
— Вижу, вы очень преданный человек, — сказал граф, но слова эти не прозвучали как комплимент.
— Если я люблю животное или человека, ценю их ответные чувства ко мне и не испытываю зависти к тому, что принадлежит другому, то в таком случае я и вправду преданный человек.
— И это, безусловно, весьма похвальное качество. Однако мне хотелось бы увидеть вас верхом на действительно великолепной лошади.
Произнеся эти слова, граф мысленно добавил, что, если его собеседница ездит верхом с тем же изяществом, что присуще всем ее движениям, она, без сомнения, будет великолепно выглядеть на любой лошади из его конюшни, и, безусловно, большим удовольствием будет отправиться с ней зимой на охоту.
Он никогда не задумывался об этом прежде, но теперь решил для себя, что его жене следует стать хорошей наездницей.
Он не раз сталкивался в прошлом с тем, что женщины, которые не ездили верхом и оставались дома, когда их мужья отправлялись на охоту без них, горько переживали свое вынужденное одиночество.
Но при этом, будучи сам умелым наездником, граф почему-то сомневался в возможностях любой женщины сравниться с ним по части верховой езды.
Во всяком случае, в Рок-Хаусе найдется множество занятий, способных заинтересовать будущую хозяйку дома.
И хотя он отчасти был готов посвятить какое-то время обучению жены и пребыванию в ее обществе, он не сомневался, что сумеет и в супружестве сохранить большую часть своей независимости.
В голове промелькнула мысль, с каким удовольствием он станет выступать в Палате лордов и посещать все мужские вечеринки, на которые его, вероятно, будут приглашать. Да и в клубе, членом которого он давно состоит, теперь к нему станут относиться совсем иначе.
Вокруг появилось множество соблазнов, которые раньше были ему недоступны либо по причине нехватки средств, либо из-за недостаточно высокого положения в обществе.
Но самое главное, теперь в его распоряжении оказались превосходные конюшни, он стал владельцем множества скаковых лошадей, которые проходили обучение в Ньюмаркете, и, как следствие этого, ему предстояло оказаться автоматически избранным в Клуб жокеев.
Когда он унаследовал титул, его будущее приобрело яркий оттенок праздничности, и лишь повторное появление в его жизни Луизы бросило мрачную тень на все это сияние. Но теперь он нащупал выход из создавшегося положения, и поэтому был очень доволен собой, его переполняло чувство ликования от сознания того, что он сумеет разрушить планы этой коварной женщины и даже выставить ее на посмешище.
До того, как он встретил Пуриллу, нависшая над ним опасность была очень реальна и, если уж честно, чрезвычайно пугала его.
Теперь, когда найдено верное решение, его планы снова выстраивались стройными рядами, словно вымуштрованные солдаты на параде.
Когда пришел доктор, он сообщил графу, что тот сможет подняться с постели через несколько дней и посидеть на стуле в спальне.
— Сломанная ключица требует времени, ваше сиятельство, и не следовало бы рисковать, зная, сколько вам еще предстоит сделать.
— Предстоит сделать? — переспросил граф.
— Да, безусловно… — начал доктор, но, умолкнув, посмотрел на своего пациента с некоторым беспокойством. — Впрочем, это не моего ума дело, ваше сиятельство.
— Зато — моего! — парировал граф. — И я был бы весьма признателен вам, если бы вы уточнили свою мысль.
— Это не так уж важно, — уклончиво заметил доктор.
— Я же вижу, что это касается меня, — настаивал граф, — и мне хотелось бы знать, что у вас на уме.
— Хорошо, ваше сиятельство, но я надеюсь, вы не сочтете мои слова дерзостью. В этих краях всем прекрасно известно, как запущено хозяйство в Рок-Хаусе, да и ведется оно там по-старому. Поэтому мы все надеемся, что поскольку вы молоды и имеете репутацию человека, не отступающего от поставленных целей, то устроите там хорошую встряску.
Граф был озадачен.
Он всегда думал об имении Рок-Хаус как об образцовом.
Да и за все эти годы проведенные им в Индии, он получал чрезвычайно мало известий о состоянии дел в поместье дяди..
Его молчание вынудило доктора испуганно взглянуть на него.
— Простите меня, ваше сиятельство, но вы сами захотели выслушать меня.
— Я рад, что вы сообщили мне об этом, — успокоил его граф. — Конечно, я разберусь во всем, как только появится время, и обещаю вам, что не откажусь от внедрения современных методов и последних веяний в Рок-Хаусе, как я делал это везде, где мне доводилось служить.
— Именно это я и ожидал услышать от вас, — одобрительно произнес доктор. — Вполне возможно, вы встретите в этих краях упорное сопротивление нововведениям, и вам придется отстаивать каждый свой шаг. Но думаю, это стоит того.
— Я уверен, так оно и есть, — согласился граф.
После ухода доктора няня настояла, чтобы ее подопечный поспал, и поэтому он вновь увидел Пуриллу лишь после вечернего чая.
Она рассказала ему о том, как каталась верхом, и добавила, что, помня о несчастье, случившемся с ним, она старалась быть особенно осторожна там, где могли встретиться кроличьи норы.
— Папа совсем не мог позволить себе внедрять новые методы ведения хозяйства или нанимать людей для работы в поле, поэтому в наших землях полно подобных проблем.
— Я буду очень осторожен, когда смогу передвигаться, — пообещал ей граф.
Он заметил улыбку на губах Пуриллы и догадался, о чем она подумала.
— Вы снова наслушались няню, — сказал он ей с упреком. В ответ девушка рассмеялась.
— За завтраком она сказала: «Наслаждайтесь вкусностями, пока можете, мисс. На следующей неделе вы снова получите картофельную запеканку, и на столе опять окажется самый обычный хлеб».
— А что вы ели сегодня? — поинтересовался граф.
— Жаркое из ягненка, которого прислали из Рок-Хауса, и кисель из крыжовника со взбитыми сливками.
— Мне подали то же самое, — сообщил граф. — И то и другое показалось мне восхитительным!
— Мне тоже, — согласилась Пурилла. — Наверное, здорово иметь возможность есть так каждый день и принимать это как должное.
Графу хотелось сказать ей, что все так и будет в самом скором ее будущем, но решил не торопить события. Если заговорить обо всем слишком рано, можно вспугнуть ее, к тому же у него не было никакого желания вынуждать ее вести себя осмотрительней или смущаться в его присутствии.
Он никогда прежде не бывал наедине с женщиной, которая не пробовала бы соблазнить его всеми доступными ей средствами.
Ни одна женщина из тех, кого он встречал до сих пор в своей жизни, кроме Пуриллы, не упустила бы возможности польстить ему или дотронуться до его руки, лежавшей сейчас на льняных простынях, или даже просто поправить его подушки, лишь бы воспользоваться ситуацией и завязать более близкие отношения.
Пурилла же с удовольствием рассказывала ему обо всем на свете своим звонким и чистым, юным и радостным голосом и, хотя он замечал в ее глазах восхищение им, с тем же восторгом она любовалась бы и превосходной лошадью или красивой картиной. Этот взгляд еще ничего не означал.
На следующий день она вошла в его спальню, словно пританцовывая. В руке она держала письмо.
— Элизабет помолвлена! — объявила она. — И они должны венчаться через три недели.
— Вы, кажется, довольны, — заметил граф.
— Элизабет очень счастлива. Она пишет, что Эдвард Чарлтон так добр к ней, он подарил ей обручальное кольцо с сапфиром и брошку с теми же камнями, чтобы был комплект.
— Вы будете свидетельницей со стороны невесты? — поинтересовался граф.
Лицо Пуриллы помрачнело.
— Нет. Так обидно! Элизабет пишет, они собираются пожениться очень тихо, в церкви в деревне Эдварда.
Она негромко вздохнула, прежде чем продолжить:
— Я думала, они поженятся здесь. Но ее в отличие от меня слишком немногое связывает с Литл-Стентоном, поэтому им удобнее венчаться в церкви у Эдварда.
— А откуда она сама родом? — спросил граф.
— Ричард встретил Элизабет в Индии. Ее отец — судья в Калькутте.
Это его устраивало. Бесспорно, никто не станет вмешиваться или возражать, когда он сообщит Пурилле о своем намерении взять ее в жены и забрать к себе в Рок-Хаус, как только он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы покинуть Литл-Стентон.
Когда на следующий день вновь приехал доктор, граф поинтересовался у него, как скоро ему можно будет покинуть постель.
— Полагаю, вы становитесь слишком нетерпеливы, ваше сиятельство, — заметил доктор Дженкинс. — Что ж, я не упрекаю вас. Уверен, вы хотите поскорее вернуться к себе домой, особенно если у вас появилась, так сказать, «новая игрушка».
Он посмеялся над собственной шуткой, но граф был настойчив:
— Как скоро я смогу уехать?
— Вы могли бы уехать и завтра, но путешествие покажется вам очень тяжелым, даже в не очень тряской карете.
Я вынужден настаивать еще на двух или трех днях пребывания здесь, и даже после этого вам следует быть очень осторожным, пока ваша ключица не срастется. Если вы растрясете ее, то задержите свое возвращение в строй, или скорее в седло, и на еще больший срок.
Граф прекрасно понимал, насколько прав доктор Дженкинс, и поэтому решил подождать еще три дня.
Однако если он хочет обвенчаться здесь же и вдобавок до своего отъезда, ему необходимо немедленно сообщить Пурилле о своих намерениях.
Однако прежде чем это сделать, он отправил с одним из конюхов письмо своим поверенным в делах, поручив им оформить «специальное соизволение».
Он сознавал, насколько важно сохранить все, связанное с этим браком, в полной тайне, однако болтливости его поверенных опасаться не приходилось. Они были чересчур старомодны и потому крайне надежны.
Вслед за этим он решил переговорить с Пуриллой сразу же, как только она зайдет к нему после чая.
Он подумал о том, как было бы хорошо, если бы няня позволила им выпить чаю вдвоем в его комнате, но когда он поделился с ней этой мыслью, няня отвергла его предложение как несоответствующее правилам приличия. Она твердо стояла на своем, уверяя, что ему следует подавать чай в спальне, а мисс Пурилла, как обычно, сойдет для этого вниз.
— Я люблю вести беседу за столом, — проворчал граф.
— Вполне возможно, ваше сиятельство, — ответила няня, — но мисс Пурилла попьет чай в одиночестве, и к этому ей надо привыкать, поскольку госпожа Кранфорд должна снова выйти замуж.
— Судя по вашему голосу, похоже, вы рады этому, няня? — спросил граф. — Вы одобряете этот шаг?
— Я думаю, госпожа Кранфорд и господин Чарлтон подходят друг другу, — ответила няня.
— А как вы намерены решить вопрос о будущем самой мисс Пуриллы? — поинтересовался граф. — Она достаточно взрослая для замужества.
На мгновение няня сердито поджала губы, а затем отрезала:
— Значит, так, ваше сиятельство, нечего подкидывать мисс Пурилле всякие мысли на сей счет. Она вполне счастлива сейчас, хоть это и не правильно, когда юная девушка живет одна.
— Почему же тогда вы ничего не предпримете в связи с этим? — не отставал от нее с вопросами граф.
— А что же я могу сделать, — проворчала няня, — если мастер Ричард погиб, а убили его вот уже более года назад, и если так мало молодых людей, проживающих по соседству.
— Должны же они быть где-то, пусть и не так близко, их, верно, много в графстве, — предположил граф.
Няня скептически хмыкнула, и он понял, что она имела в виду. Кранфорды не отличались ни богатством, ни знатностью, и никто в графстве не проявлял к ним интереса, несмотря на всю привлекательность Пуриллы.
— Что ж, теперь, когда вы сбросили со своих плеч один груз, вам непременно следует сделать все возможное, чтобы решить проблему и с другой вашей подопечной, — поддразнил он нянюшку.
— Я верю, что Бог не оставит ее и поможет ей в свое время, — благодушно ответила няня, — и я должна просить вас, ваше сиятельство, не смущать подобными разговорами мисс Пуриллу. У нее своя жизнь, и пока вы не появились, перевернув здесь все вверх тормашками, девушка, думаю, и не подозревала, как она одинока.
— А теперь? — спросил граф.
— Я надеюсь, что нет, ваше сиятельство. Я очень надеюсь, что нет! — глухо проговорила няня.
Граф наблюдал за ее уходом с улыбкой. Ее слова и ее беспокойство подтвердили, что Пурилла начала испытывать к нему определенный интерес, и ей будет значительно легче принять решение, когда он сделает ей предложение.
Чем чаще он виделся с ней в последние дни, тем отчетливей понимал, насколько легко можно избежать того, что еще недавно казалось неизбежной бедой.
Бесспорно, Пурилла отличалась очаровательной внешностью, и он не сомневался, что она сумеет занять подобающее ей место. Она будет смотреться не хуже любой из дам в Букингемском дворце, когда приоденется в наряды из шелка и атласа, сшитые для нее по последней моде лучшими портнихами.
Было бы, конечно, разумнее не показываться там первое время после бракосочетания, да и в Виндзоре тоже, чтобы избежать встречи с Луизой.
Но со временем ему необходимо будет представить свою жену королеве. Он чувствовал, что, поскольку обе молодые женщины во многом, особенно в своем отношении к жизни, похожи друг на друга, то, возможно, между ними установились бы совсем неплохие отношения.
Когда Виктория стала королевой Англии, графа, как и всех его соотечественников, покорили ее изящество, скромность и тактичность. Однажды историк Гревиль отметил в разговоре с Рокбруком:
— Никогда в истории Англии не наблюдалось ничего похожего. Чтобы королеву приняли и полюбили вот так, сразу же, по первому впечатлению! Никогда не было и такого всеобщего одобрения манеры поведения и поступков августейшей особы.
Литтон знал Гревиля в течение нескольких лет и никогда не слышал от него ничего, кроме язвительных замечаний в адрес любого, кто вращался в высшем обществе, поэтому граф был в крайней степени удивлен этими лицемерными хвалами королеве.
Поскольку Литтон Брук в то время лишь недавно вернулся из-за границы и отсутствовал во время коронации Виктории, Гревиль был счастлив найти в его лице человека, которому он мог бы пересказать все, что там происходило. Видя искренний интерес собеседника, он так сказал ему тогда:
— Ее чрезвычайная юность, неопытность и незнание света, естественно, возбуждают у всех сильное любопытство.
И вот сейчас, неожиданно вспомнив ту беседу с Гревилем, граф подумал, насколько точно эти слова подходят к Пурилле.
Девушка, безусловно, была еще очень юной и неопытной, а из разговоров с ней он сделал вывод, что она совсем ничего не знает и о светском обществе.
Она станет возбуждать в людях любопытство еще и тем, что она жена Рокбрука. Особенно заинтересуется ею Луиза, которая сейчас подкарауливает его подобно жирной паучихе, поджидающей муху, чтобы проглотить ее, когда та запутается в паутине, сотканной ею.
«Как она обманется в своих надеждах!»— мрачно подумал граф. Он ощутил внутреннее торжество при мысли, что ему так удачно удается ускользнуть от той, которая, как он теперь понимал, была просто безнравственной и испорченной женщиной.
Обычно он не использовал это выражение применительно к представительницам слабого пола, но, когда Луиза пробралась в его спальню в Виндзорском замке, он обнаружил, что она сведуща в соблазнах сатаны. Теперь же она преднамеренно заманивала его в ловушку брака, от которого ничего, кроме зла и несчастья, ждать не приходилось.
Но как только он представит обществу Пуриллу в качестве своей жены, ни Луиза с ее кознями, ни ее семейство ничего не смогут с этим поделать.
Мысль о том, какие интриги мог начать плести против него при дворе герцог в случае, если он заподозрит, что граф преднамеренно обманул Луизу, придала Литтону уверенности в том, что надо торопиться, и он решил безотлагательно привести задуманное в исполнение.
Он думал о Пурилле, когда та вошла в его спальню с небольшой цветочной вазочкой в руках.
— Я принесла вам кое-что особенное, — сказала она ему радостно.
— Что же это? — поинтересовался граф.
— Первые ландыши. Их всего шесть, но пахнут они восхитительно. Может, завтра наберу больше.
Она поставила вазу у его кровати и придвинула ее ближе к нему так, чтобы он мог почувствовать тонкий аромат белых цветов, завернутых в темно-зеленые листья.
— Спасибо, — поблагодарил Литтон. — Я думаю, если бы я выбирал цветы вам в подарок, я выбрал бы лилии или, может быть, тоже ландыши, эти лесные лилии.
Он ожидал ее смущения, но она не покраснела и не смутилась, а только обрадовалась:
— Вы тоже считаете, что цветы похожи на людей! Я всегда так думала. Элизабет — она как крохотные мускуслые розы. У нас есть такой куст позади дома. Няня — хотя она и становится сердитой, когда я ей об этом говорю, — львиный зев, который кажется довольно строгим и устрашающим, пока не узнаешь, что пчелы никогда не оставляют его в одиночестве из-за обилия нектара.
Она говорила и смеялась одновременно. Потом села на стул и спросила:
— Интересно, а какой цветок, по-вашему, похож на вас?
— Мне это как-то не приходило в голову, — ответил граф. — Я хотел бы поговорить с вами, Пурилла.
— Вы говорите это так серьезно.
— Но я и правда серьезен, — подтвердил он. — Подойдите сюда и дайте мне вашу руку.
Как послушный ребенок, Пурилла подвинула свой стул ближе к кровати и без всякого замешательства протянула свою руку Литтону. Граф взял ее в свои ладони. Затем тихо заговорил:
— Мы познакомились друг с другом совсем недавно, Пурилла, но вы оказали бы мне большую честь, если бы согласились стать моей женой. Я, со своей стороны, изо всех сил буду стараться сделать вас счастливой.
Когда он закончил свою речь, к которой долго готовился, пока отдыхал после обеда, он понял, что Пурилла не сводит с него широко раскрытых от удивления глаз. Ее лицо выражало явное недоумение. После паузы она спросила:
— Это… шутка?
— Нет, разумеется, нет, — заверил ее граф. — Я серьезен, Пурилла. Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
— Почему?
Литтон не ожидал такого вопроса, и теперь наступила его очередь удивляться. Он улыбнулся.
— Это сделало бы меня очень счастливым, — ответил он, — и я уже пообещал вам постараться и вас сделать счастливой, потому что я чувствую, что вы сможете быть счастливы со мной.
— Няня думала, мы никогда не увидим вас снова после того, как вы уедете отсюда.
— Меня не особенно интересует, что думает или не думает няня, — запротестовал граф. — Я прошу вас выйти за меня замуж, Пурилла, и я уверен, вы не пожалеете об этом.
Она молчала, и он, не дожидаясь ее ответа, продолжил:
— Рок-Хаус — очень красивый дом, полный всяких сокровищ, которые, я уверен, восхитят вас, и, конечно, в моей конюшне найдется место для Меркурия и Пегаса. Я думаю, вы полюбите ездить и на моих лошадях, которые столь же хороши, как и Рыжий.
Продолжая говорить, он все же чувствовал что-то необычное в том, что она не приняла его предложения с готовностью, и теперь становилось все яснее, что ему приходится искушать ее теми соблазнами, которые не имеют к его собственной персоне прямого касательства.
— На вас?
— Думаю, да. Ее беспокоят все те деликатесы, которыми вы завалили нас, она боится, что мы будем избалованы этим роскошеством, и хотя она не говорит этого, но беспокоится, не стану ли я сравнивать высокого темноволосого красавца незнакомца, когда тот появится в моей жизни, с вами.
Пурилла говорила все это столь бесхитростно, что граф почувствовал — она ни на секунду не подумала о нем как о выгодной партии для замужества или как об «очарованном принце», который, он в этом не сомневался, жил в ее мечтах.
Ее слова несколько смутили его, избалованного женским вниманием, ведь столько женщин буквально преследовали его во всех частях света, где ему довелось служить, не исключая и Лондон, где у него также хватало поклонниц, с которыми он время от времени встречался.
— Вы рассказывали мне, что красивый незнакомец очаровал вашу невестку, — произнес он. — Странно, почему же няня не прогнала его?
— Она посчитала его очень подходящим для Элизабет, — ответила Пурилла, присаживаясь на стул у кровати, — и он действительно именно тот мужчина, за которого ей следует выйти замуж. Он добр и внимателен и считает ее единственной в целом мире.
— Интересно, а вы сама не пытались выйти за него замуж? — поддел ее граф.
Пурилла посмотрела на него с удивлением:
— Было бы подло добиваться этого, ведь Элизабет старше меня, и она так несчастна и одинока без Ричарда.
Затем, словно его слова что-то все же затронули в ней, она добавила:
— Эдвард хорош для Элизабет, но он не подошел бы мне.
— Почему же? — полюбопытствовал граф.
Пурилла, поразмышляв минуту-другую, попыталась объяснить:
— Я думаю, он слишком уж рассудителен и немного расчетлив в своих действиях. Я могу заранее предугадать то, что он собирается сказать, и уже знаю, каково будет его мнение, прежде чем он произнесет хоть слово.
— Это, безусловно, несколько смущает, — согласился граф. — Однако все же большинство женщин стремятся в жизни к надежности и безопасности.
— И они находят это также и в вас? — спросила Пурилла.
По правде сказать, за всю свою жизнь граф не встретил ни одной такой женщины. Наоборот, когда дело касалось его, дамы отчаянно и безрассудно рисковали своей репутацией.
Часто, когда женщины влюблялись в него, они становились опрометчивыми и подвергали себя опасности развода и скандала, а значит, могли оказаться отвергнутыми обществом на всю оставшуюся жизнь.
Он понял, что Пурилла ожидает ответа на свой вопрос.
— Я полагаю, именно в этом нуждается женщина, — уклончиво ответил он.
— Не думаю, что вы говорите мне правду, — проницательно заметила она. — Я уверена, вы бываете безрассудно смелым, ведете полный опасностей и приключений образ жизни, вы полны энергии. Это-то и приводит в восхищение женщин.
— Вы льстите мне, — ответил он. — Откуда вы вообще знаете, что в мире есть женщины, которые восхищаются мной?
Пурилла негромко рассмеялась.
— Теперь вы скромничаете. Даже моя няня признает в вас достоинства. Вы, по ее мнению, «образец мужчины».
Именно поэтому она стремится отослать вас отсюда, и как можно скорее.
— Няня боится, что вы могли бы влюбиться в меня? — поинтересовался граф.
— Ну да! — призналась Пурилла. — Я наблюдаю, как день ото дня растет ее беспокойство, и она все больше напоминает клушу, квохчущую над цыпленком!
Раздался тихий, только ей присущий очаровательный смешок, и она продолжила:
— Вчера вечером, когда она помогала мне раздеться, она сказала: «Не вздумай-ка мечтать о его сиятельстве. Как только он поправится, он вернется в Рок-Хаус, а затем в Лондон ко всем этим своим балам и приемам, которых там без числа и которые, как я от всех слышу, очень ему по душе. И ты никогда не увидишь его снова».
Пурилла подражала голосу няни настолько похоже, что графу почудилось, будто это сама нянюшка разговаривает с ним.
— А каков был ваш ответ?
На мгновение Пурилла заколебалась, и он подумал, что она откажется отвечать. Но она ответила:
— Я сказала няне: «Его сиятельство может забыть нас, но мы никогда не забудем его. Да и разве нам удастся это, ведь он одаривал нас разными восхитительными деликатесами. Да и сам он разве не великолепен?!»
— Я восхищен вашим комплиментом, — сказал граф, — но вам, должно быть, трудно сделать правильный вывод о моем великолепии, ведь вы только и видели меня, что без сознания или в кровати, в ночной рубашке вашего отца.
У графа возникло ребяческое желание предстать перед ней в полной парадной полковой форме.
Если бы их беседа выходила из-под пера какого-нибудь драматурга, в ней непременно присутствовал бы кульминационный момент объяснения героев, который принято называть «гвоздем программы».
Но Литтон решил не торопить события и сдержал себя.
Кроме того, по выражению глаз девушки и по ее манере говорить Литтон Рокбрук понимал, что, хоть Пурилле и нравилось беседовать с ним и она восхищалась им, в действительности он еще ничего не значил для нее.
В ее мыслях о нем не было ничего волнующего для нее, и няня, несомненно, не могла бы назвать ее размышления «мечтаниями».
— Что вы собираетесь делать сегодня? — поинтересовался он.
— Я хочу проехаться верхом, — ответила она. — Ох, я забыла рассказать вам. Ваш конь чувствует себя лучше. Бен провел его по кругу во дворе сегодня утром, и хотя он все еще хромает, но уже может двигаться достаточно легко.
— Я рад этому.
— А как его зовут? — спросила Пурилла.
— Рыжий, — ответил граф.
Пурилла сморщила нос.
— Какое ужасное имя. Наших зовут Меркурий и Пегас.
— Полагаю, это вы придумали им имена.
— Конечно! — призналась Пурилла. — В тот миг, когда я увидела их, я подумала — это самые красивые животные в мире! Но тогда я не видела вашего Рыжего!
— Это сравнение, которое няня не одобрила бы! — поддразнил ее граф. — Вот вы уже недовольны Меркурием и Пегасом, и всякий раз, когда вы отправитесь верхом, вам захочется проехаться на Рыжем.
— Ничего подобного! — возмущенно запротестовала Пурилла. — Я восхищаюсь Рыжим, но я люблю Меркурия и Пегаса, особенно Меркурия, ведь он — мой собственный конь, и никто никогда не сможет отнять его у меня.
— Вижу, вы очень преданный человек, — сказал граф, но слова эти не прозвучали как комплимент.
— Если я люблю животное или человека, ценю их ответные чувства ко мне и не испытываю зависти к тому, что принадлежит другому, то в таком случае я и вправду преданный человек.
— И это, безусловно, весьма похвальное качество. Однако мне хотелось бы увидеть вас верхом на действительно великолепной лошади.
Произнеся эти слова, граф мысленно добавил, что, если его собеседница ездит верхом с тем же изяществом, что присуще всем ее движениям, она, без сомнения, будет великолепно выглядеть на любой лошади из его конюшни, и, безусловно, большим удовольствием будет отправиться с ней зимой на охоту.
Он никогда не задумывался об этом прежде, но теперь решил для себя, что его жене следует стать хорошей наездницей.
Он не раз сталкивался в прошлом с тем, что женщины, которые не ездили верхом и оставались дома, когда их мужья отправлялись на охоту без них, горько переживали свое вынужденное одиночество.
Но при этом, будучи сам умелым наездником, граф почему-то сомневался в возможностях любой женщины сравниться с ним по части верховой езды.
Во всяком случае, в Рок-Хаусе найдется множество занятий, способных заинтересовать будущую хозяйку дома.
И хотя он отчасти был готов посвятить какое-то время обучению жены и пребыванию в ее обществе, он не сомневался, что сумеет и в супружестве сохранить большую часть своей независимости.
В голове промелькнула мысль, с каким удовольствием он станет выступать в Палате лордов и посещать все мужские вечеринки, на которые его, вероятно, будут приглашать. Да и в клубе, членом которого он давно состоит, теперь к нему станут относиться совсем иначе.
Вокруг появилось множество соблазнов, которые раньше были ему недоступны либо по причине нехватки средств, либо из-за недостаточно высокого положения в обществе.
Но самое главное, теперь в его распоряжении оказались превосходные конюшни, он стал владельцем множества скаковых лошадей, которые проходили обучение в Ньюмаркете, и, как следствие этого, ему предстояло оказаться автоматически избранным в Клуб жокеев.
Когда он унаследовал титул, его будущее приобрело яркий оттенок праздничности, и лишь повторное появление в его жизни Луизы бросило мрачную тень на все это сияние. Но теперь он нащупал выход из создавшегося положения, и поэтому был очень доволен собой, его переполняло чувство ликования от сознания того, что он сумеет разрушить планы этой коварной женщины и даже выставить ее на посмешище.
До того, как он встретил Пуриллу, нависшая над ним опасность была очень реальна и, если уж честно, чрезвычайно пугала его.
Теперь, когда найдено верное решение, его планы снова выстраивались стройными рядами, словно вымуштрованные солдаты на параде.
Когда пришел доктор, он сообщил графу, что тот сможет подняться с постели через несколько дней и посидеть на стуле в спальне.
— Сломанная ключица требует времени, ваше сиятельство, и не следовало бы рисковать, зная, сколько вам еще предстоит сделать.
— Предстоит сделать? — переспросил граф.
— Да, безусловно… — начал доктор, но, умолкнув, посмотрел на своего пациента с некоторым беспокойством. — Впрочем, это не моего ума дело, ваше сиятельство.
— Зато — моего! — парировал граф. — И я был бы весьма признателен вам, если бы вы уточнили свою мысль.
— Это не так уж важно, — уклончиво заметил доктор.
— Я же вижу, что это касается меня, — настаивал граф, — и мне хотелось бы знать, что у вас на уме.
— Хорошо, ваше сиятельство, но я надеюсь, вы не сочтете мои слова дерзостью. В этих краях всем прекрасно известно, как запущено хозяйство в Рок-Хаусе, да и ведется оно там по-старому. Поэтому мы все надеемся, что поскольку вы молоды и имеете репутацию человека, не отступающего от поставленных целей, то устроите там хорошую встряску.
Граф был озадачен.
Он всегда думал об имении Рок-Хаус как об образцовом.
Да и за все эти годы проведенные им в Индии, он получал чрезвычайно мало известий о состоянии дел в поместье дяди..
Его молчание вынудило доктора испуганно взглянуть на него.
— Простите меня, ваше сиятельство, но вы сами захотели выслушать меня.
— Я рад, что вы сообщили мне об этом, — успокоил его граф. — Конечно, я разберусь во всем, как только появится время, и обещаю вам, что не откажусь от внедрения современных методов и последних веяний в Рок-Хаусе, как я делал это везде, где мне доводилось служить.
— Именно это я и ожидал услышать от вас, — одобрительно произнес доктор. — Вполне возможно, вы встретите в этих краях упорное сопротивление нововведениям, и вам придется отстаивать каждый свой шаг. Но думаю, это стоит того.
— Я уверен, так оно и есть, — согласился граф.
После ухода доктора няня настояла, чтобы ее подопечный поспал, и поэтому он вновь увидел Пуриллу лишь после вечернего чая.
Она рассказала ему о том, как каталась верхом, и добавила, что, помня о несчастье, случившемся с ним, она старалась быть особенно осторожна там, где могли встретиться кроличьи норы.
— Папа совсем не мог позволить себе внедрять новые методы ведения хозяйства или нанимать людей для работы в поле, поэтому в наших землях полно подобных проблем.
— Я буду очень осторожен, когда смогу передвигаться, — пообещал ей граф.
Он заметил улыбку на губах Пуриллы и догадался, о чем она подумала.
— Вы снова наслушались няню, — сказал он ей с упреком. В ответ девушка рассмеялась.
— За завтраком она сказала: «Наслаждайтесь вкусностями, пока можете, мисс. На следующей неделе вы снова получите картофельную запеканку, и на столе опять окажется самый обычный хлеб».
— А что вы ели сегодня? — поинтересовался граф.
— Жаркое из ягненка, которого прислали из Рок-Хауса, и кисель из крыжовника со взбитыми сливками.
— Мне подали то же самое, — сообщил граф. — И то и другое показалось мне восхитительным!
— Мне тоже, — согласилась Пурилла. — Наверное, здорово иметь возможность есть так каждый день и принимать это как должное.
Графу хотелось сказать ей, что все так и будет в самом скором ее будущем, но решил не торопить события. Если заговорить обо всем слишком рано, можно вспугнуть ее, к тому же у него не было никакого желания вынуждать ее вести себя осмотрительней или смущаться в его присутствии.
Он никогда прежде не бывал наедине с женщиной, которая не пробовала бы соблазнить его всеми доступными ей средствами.
Ни одна женщина из тех, кого он встречал до сих пор в своей жизни, кроме Пуриллы, не упустила бы возможности польстить ему или дотронуться до его руки, лежавшей сейчас на льняных простынях, или даже просто поправить его подушки, лишь бы воспользоваться ситуацией и завязать более близкие отношения.
Пурилла же с удовольствием рассказывала ему обо всем на свете своим звонким и чистым, юным и радостным голосом и, хотя он замечал в ее глазах восхищение им, с тем же восторгом она любовалась бы и превосходной лошадью или красивой картиной. Этот взгляд еще ничего не означал.
На следующий день она вошла в его спальню, словно пританцовывая. В руке она держала письмо.
— Элизабет помолвлена! — объявила она. — И они должны венчаться через три недели.
— Вы, кажется, довольны, — заметил граф.
— Элизабет очень счастлива. Она пишет, что Эдвард Чарлтон так добр к ней, он подарил ей обручальное кольцо с сапфиром и брошку с теми же камнями, чтобы был комплект.
— Вы будете свидетельницей со стороны невесты? — поинтересовался граф.
Лицо Пуриллы помрачнело.
— Нет. Так обидно! Элизабет пишет, они собираются пожениться очень тихо, в церкви в деревне Эдварда.
Она негромко вздохнула, прежде чем продолжить:
— Я думала, они поженятся здесь. Но ее в отличие от меня слишком немногое связывает с Литл-Стентоном, поэтому им удобнее венчаться в церкви у Эдварда.
— А откуда она сама родом? — спросил граф.
— Ричард встретил Элизабет в Индии. Ее отец — судья в Калькутте.
Это его устраивало. Бесспорно, никто не станет вмешиваться или возражать, когда он сообщит Пурилле о своем намерении взять ее в жены и забрать к себе в Рок-Хаус, как только он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы покинуть Литл-Стентон.
Когда на следующий день вновь приехал доктор, граф поинтересовался у него, как скоро ему можно будет покинуть постель.
— Полагаю, вы становитесь слишком нетерпеливы, ваше сиятельство, — заметил доктор Дженкинс. — Что ж, я не упрекаю вас. Уверен, вы хотите поскорее вернуться к себе домой, особенно если у вас появилась, так сказать, «новая игрушка».
Он посмеялся над собственной шуткой, но граф был настойчив:
— Как скоро я смогу уехать?
— Вы могли бы уехать и завтра, но путешествие покажется вам очень тяжелым, даже в не очень тряской карете.
Я вынужден настаивать еще на двух или трех днях пребывания здесь, и даже после этого вам следует быть очень осторожным, пока ваша ключица не срастется. Если вы растрясете ее, то задержите свое возвращение в строй, или скорее в седло, и на еще больший срок.
Граф прекрасно понимал, насколько прав доктор Дженкинс, и поэтому решил подождать еще три дня.
Однако если он хочет обвенчаться здесь же и вдобавок до своего отъезда, ему необходимо немедленно сообщить Пурилле о своих намерениях.
Однако прежде чем это сделать, он отправил с одним из конюхов письмо своим поверенным в делах, поручив им оформить «специальное соизволение».
Он сознавал, насколько важно сохранить все, связанное с этим браком, в полной тайне, однако болтливости его поверенных опасаться не приходилось. Они были чересчур старомодны и потому крайне надежны.
Вслед за этим он решил переговорить с Пуриллой сразу же, как только она зайдет к нему после чая.
Он подумал о том, как было бы хорошо, если бы няня позволила им выпить чаю вдвоем в его комнате, но когда он поделился с ней этой мыслью, няня отвергла его предложение как несоответствующее правилам приличия. Она твердо стояла на своем, уверяя, что ему следует подавать чай в спальне, а мисс Пурилла, как обычно, сойдет для этого вниз.
— Я люблю вести беседу за столом, — проворчал граф.
— Вполне возможно, ваше сиятельство, — ответила няня, — но мисс Пурилла попьет чай в одиночестве, и к этому ей надо привыкать, поскольку госпожа Кранфорд должна снова выйти замуж.
— Судя по вашему голосу, похоже, вы рады этому, няня? — спросил граф. — Вы одобряете этот шаг?
— Я думаю, госпожа Кранфорд и господин Чарлтон подходят друг другу, — ответила няня.
— А как вы намерены решить вопрос о будущем самой мисс Пуриллы? — поинтересовался граф. — Она достаточно взрослая для замужества.
На мгновение няня сердито поджала губы, а затем отрезала:
— Значит, так, ваше сиятельство, нечего подкидывать мисс Пурилле всякие мысли на сей счет. Она вполне счастлива сейчас, хоть это и не правильно, когда юная девушка живет одна.
— Почему же тогда вы ничего не предпримете в связи с этим? — не отставал от нее с вопросами граф.
— А что же я могу сделать, — проворчала няня, — если мастер Ричард погиб, а убили его вот уже более года назад, и если так мало молодых людей, проживающих по соседству.
— Должны же они быть где-то, пусть и не так близко, их, верно, много в графстве, — предположил граф.
Няня скептически хмыкнула, и он понял, что она имела в виду. Кранфорды не отличались ни богатством, ни знатностью, и никто в графстве не проявлял к ним интереса, несмотря на всю привлекательность Пуриллы.
— Что ж, теперь, когда вы сбросили со своих плеч один груз, вам непременно следует сделать все возможное, чтобы решить проблему и с другой вашей подопечной, — поддразнил он нянюшку.
— Я верю, что Бог не оставит ее и поможет ей в свое время, — благодушно ответила няня, — и я должна просить вас, ваше сиятельство, не смущать подобными разговорами мисс Пуриллу. У нее своя жизнь, и пока вы не появились, перевернув здесь все вверх тормашками, девушка, думаю, и не подозревала, как она одинока.
— А теперь? — спросил граф.
— Я надеюсь, что нет, ваше сиятельство. Я очень надеюсь, что нет! — глухо проговорила няня.
Граф наблюдал за ее уходом с улыбкой. Ее слова и ее беспокойство подтвердили, что Пурилла начала испытывать к нему определенный интерес, и ей будет значительно легче принять решение, когда он сделает ей предложение.
Чем чаще он виделся с ней в последние дни, тем отчетливей понимал, насколько легко можно избежать того, что еще недавно казалось неизбежной бедой.
Бесспорно, Пурилла отличалась очаровательной внешностью, и он не сомневался, что она сумеет занять подобающее ей место. Она будет смотреться не хуже любой из дам в Букингемском дворце, когда приоденется в наряды из шелка и атласа, сшитые для нее по последней моде лучшими портнихами.
Было бы, конечно, разумнее не показываться там первое время после бракосочетания, да и в Виндзоре тоже, чтобы избежать встречи с Луизой.
Но со временем ему необходимо будет представить свою жену королеве. Он чувствовал, что, поскольку обе молодые женщины во многом, особенно в своем отношении к жизни, похожи друг на друга, то, возможно, между ними установились бы совсем неплохие отношения.
Когда Виктория стала королевой Англии, графа, как и всех его соотечественников, покорили ее изящество, скромность и тактичность. Однажды историк Гревиль отметил в разговоре с Рокбруком:
— Никогда в истории Англии не наблюдалось ничего похожего. Чтобы королеву приняли и полюбили вот так, сразу же, по первому впечатлению! Никогда не было и такого всеобщего одобрения манеры поведения и поступков августейшей особы.
Литтон знал Гревиля в течение нескольких лет и никогда не слышал от него ничего, кроме язвительных замечаний в адрес любого, кто вращался в высшем обществе, поэтому граф был в крайней степени удивлен этими лицемерными хвалами королеве.
Поскольку Литтон Брук в то время лишь недавно вернулся из-за границы и отсутствовал во время коронации Виктории, Гревиль был счастлив найти в его лице человека, которому он мог бы пересказать все, что там происходило. Видя искренний интерес собеседника, он так сказал ему тогда:
— Ее чрезвычайная юность, неопытность и незнание света, естественно, возбуждают у всех сильное любопытство.
И вот сейчас, неожиданно вспомнив ту беседу с Гревилем, граф подумал, насколько точно эти слова подходят к Пурилле.
Девушка, безусловно, была еще очень юной и неопытной, а из разговоров с ней он сделал вывод, что она совсем ничего не знает и о светском обществе.
Она станет возбуждать в людях любопытство еще и тем, что она жена Рокбрука. Особенно заинтересуется ею Луиза, которая сейчас подкарауливает его подобно жирной паучихе, поджидающей муху, чтобы проглотить ее, когда та запутается в паутине, сотканной ею.
«Как она обманется в своих надеждах!»— мрачно подумал граф. Он ощутил внутреннее торжество при мысли, что ему так удачно удается ускользнуть от той, которая, как он теперь понимал, была просто безнравственной и испорченной женщиной.
Обычно он не использовал это выражение применительно к представительницам слабого пола, но, когда Луиза пробралась в его спальню в Виндзорском замке, он обнаружил, что она сведуща в соблазнах сатаны. Теперь же она преднамеренно заманивала его в ловушку брака, от которого ничего, кроме зла и несчастья, ждать не приходилось.
Но как только он представит обществу Пуриллу в качестве своей жены, ни Луиза с ее кознями, ни ее семейство ничего не смогут с этим поделать.
Мысль о том, какие интриги мог начать плести против него при дворе герцог в случае, если он заподозрит, что граф преднамеренно обманул Луизу, придала Литтону уверенности в том, что надо торопиться, и он решил безотлагательно привести задуманное в исполнение.
Он думал о Пурилле, когда та вошла в его спальню с небольшой цветочной вазочкой в руках.
— Я принесла вам кое-что особенное, — сказала она ему радостно.
— Что же это? — поинтересовался граф.
— Первые ландыши. Их всего шесть, но пахнут они восхитительно. Может, завтра наберу больше.
Она поставила вазу у его кровати и придвинула ее ближе к нему так, чтобы он мог почувствовать тонкий аромат белых цветов, завернутых в темно-зеленые листья.
— Спасибо, — поблагодарил Литтон. — Я думаю, если бы я выбирал цветы вам в подарок, я выбрал бы лилии или, может быть, тоже ландыши, эти лесные лилии.
Он ожидал ее смущения, но она не покраснела и не смутилась, а только обрадовалась:
— Вы тоже считаете, что цветы похожи на людей! Я всегда так думала. Элизабет — она как крохотные мускуслые розы. У нас есть такой куст позади дома. Няня — хотя она и становится сердитой, когда я ей об этом говорю, — львиный зев, который кажется довольно строгим и устрашающим, пока не узнаешь, что пчелы никогда не оставляют его в одиночестве из-за обилия нектара.
Она говорила и смеялась одновременно. Потом села на стул и спросила:
— Интересно, а какой цветок, по-вашему, похож на вас?
— Мне это как-то не приходило в голову, — ответил граф. — Я хотел бы поговорить с вами, Пурилла.
— Вы говорите это так серьезно.
— Но я и правда серьезен, — подтвердил он. — Подойдите сюда и дайте мне вашу руку.
Как послушный ребенок, Пурилла подвинула свой стул ближе к кровати и без всякого замешательства протянула свою руку Литтону. Граф взял ее в свои ладони. Затем тихо заговорил:
— Мы познакомились друг с другом совсем недавно, Пурилла, но вы оказали бы мне большую честь, если бы согласились стать моей женой. Я, со своей стороны, изо всех сил буду стараться сделать вас счастливой.
Когда он закончил свою речь, к которой долго готовился, пока отдыхал после обеда, он понял, что Пурилла не сводит с него широко раскрытых от удивления глаз. Ее лицо выражало явное недоумение. После паузы она спросила:
— Это… шутка?
— Нет, разумеется, нет, — заверил ее граф. — Я серьезен, Пурилла. Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
— Почему?
Литтон не ожидал такого вопроса, и теперь наступила его очередь удивляться. Он улыбнулся.
— Это сделало бы меня очень счастливым, — ответил он, — и я уже пообещал вам постараться и вас сделать счастливой, потому что я чувствую, что вы сможете быть счастливы со мной.
— Няня думала, мы никогда не увидим вас снова после того, как вы уедете отсюда.
— Меня не особенно интересует, что думает или не думает няня, — запротестовал граф. — Я прошу вас выйти за меня замуж, Пурилла, и я уверен, вы не пожалеете об этом.
Она молчала, и он, не дожидаясь ее ответа, продолжил:
— Рок-Хаус — очень красивый дом, полный всяких сокровищ, которые, я уверен, восхитят вас, и, конечно, в моей конюшне найдется место для Меркурия и Пегаса. Я думаю, вы полюбите ездить и на моих лошадях, которые столь же хороши, как и Рыжий.
Продолжая говорить, он все же чувствовал что-то необычное в том, что она не приняла его предложения с готовностью, и теперь становилось все яснее, что ему приходится искушать ее теми соблазнами, которые не имеют к его собственной персоне прямого касательства.