Картленд Барбара. Любовь всегда права

   – Сейчас она в сознании, – сказал доктор, – но это лишь вопрос нескольких часов. Я бессилен ее спасти.
   Магда вошла в комнату к женщине, которая за эти месяцы стала для нее самой дорогой и близкой подругой.
   Измученная тяжелыми родами, та лежала на огромной кровати. Ее лицо было белее подушки под ее головой. Увидев Магду, она позвала сиделку и попросила, чтобы ей принесли ребенка.
   Ей подали крошечное создание, завернутое в шаль. Ребенок еле слышно попискивал. Мать с трудом подняла руки и, взяв драгоценный сверток, прижала его к груди.
   – Ты возьмешь ее? – прошептала она. – Я передаю ее тебе. Я больше никогда не увижу свою малышку. Позаботься о ней как о собственной дочери. Если хочешь, можешь дать ей свою фамилию.
   Она попыталась вручить ребенка Магде, но оказалась слишком слаба, чтобы поднять младенца.
   Но Магда поняла, что хочет ее подруга. Взяв ребенка на руки, она на мгновение прижала его к груди и стала нежно покачивать. Плач прекратился. Младенец открыл глаза и снова закрыл, словно остался доволен.
   Магда, с ее восточным фатализмом, сочла это добрым знаком – ребенок согласился перейти в ее руки. Она нагнулась к кровати.
   – Я позабочусь о ней, – нежно проговорила она. – Обещаю. Какое имя ты хочешь ей дать?
   – Карлотта! – умирающая произнесла это имя так, словно оно было священным. – Так звали мою мать, – еле слышно добавила она после долгой паузы.
 
   Карлотта любила красивые вещи и хотела ими обладать. Но знала, что при нынешних обстоятельствах она не может на это рассчитывать.
   Эту сторону своей натуры она старалась скрывать от Магды.
   Это была лишь часть ее натуры, потому что Карлотта ценила чувство юмора, дружеские отношения и непринужденную манеру общения, принятые среди актеров и актрис, с которыми она работала.
   Ей нравилось играть на сцене, поскольку это давало ей почву для игры воображения. Каждая роль становилась для нее возможностью прожить еще одну чужую жизнь.
   Познакомившись с Норманом, она поняла, что это человек, который способен изменить ее жизнь: Карлотта знала, что он богат, а в будущем, возможно, станет еще богаче.
   Как бы то ни было, и Норман, и Магда были бы поражены, если бы узнали, что, раздумывая о возможности брака с Норманом Мелтоном, Карлотта считает, что делает ему одолжение.
   – Я из семьи Романовых, – говорила она себе, – а он вышел из простых рабочих.
   На нее не производило никакого впечатления, что всего в жизни он добился своими руками. Она ценила лишь то, что у него были деньги.
   Ее словно ослепила золотая стена, окружавшая Нормана. Она видела лишь золото, не замечая человека, который сумел добыть это золото собственными усилиями.
   Ей нравилось проводить с ним время, но – как она ни пыталась – ей было трудно воспринимать его просто как человека, отдельно от его богатства.
   Для Карлотты встреча с Норманом означала «Роллс-Ройс», ожидающий у служебного входа в театр, и теплое покрывало на коленях. А также роскошную орхидею на плече, лучший столик в ресторане, вышколенных и ненавязчивых официантов, отличную еду и дорогие вина.
   Он давал ей ощущение благополучия, роскоши и комфорта. Принимать знаки его внимания Карлотте было столь же легко и приятно, как ощущать под спиной мягкую подушку.
   Настойчивые нотки в его голосе во время телефонного разговора насторожили Карлотту.
   Когда она только подняла трубку, на какое-то мгновение ей показалось, что Норман сейчас сообщит какую-нибудь плохую новость. И Карлотта облегченно вздохнула, узнав, что он всего-навсего хочет увидеться с ней.
   Тем не менее, повесив трубку, она в задумчивости застыла на месте.
   Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, что Норман влюблен в нее, хотя еще и не говорил ей ничего. Но и она была пока не готова дать ему ответ. Карлотта хотела слишком многого – больше, чем мог ей предложить Норман, больше, чем она вообще могла выразить словами.
   Думая о человеке, который сейчас спешил к ней, Карлотта поняла, что кроме всего прочего она хочет любви.
   Карлотте было неведомо это чувство, ей еще ни разу не довелось его испытать – тот шквал страсти, который может заставить женщину позабыть обо всем, даже о честолюбии и принятых в обществе правилах.
   Она протянула вперед руки, словно призывая эту любовь! Девушка увидела свое отражение в зеркале на противоположной стене – в ее глазах читались какие-то непонятные эмоции, а на алых губах блуждала чувственная улыбка.
   Внезапно вновь зазвонил телефон. Карлотта вздрогнула от неожиданности. И шагнув к аппарату, сняла трубку.
   – Алло, – сказала она.
   И услышала голос Гектора.
   – Ты дома, Карлотта? – задал он вопрос, в котором не было решительно никакого смысла. – Вот здорово. Я боялся, что ты куда-нибудь ушла. Послушай, мне дали два билета в зоопарк на сегодняшний вечер. Пойдешь со мной? Скажи «да», Карлотта!
   На миг Карлотта замешкалась. Она помнила, что через пять минут придет Норман. Знала она и то, что он очень хотел увидеться с ней.
   Но ей самой больше хотелось пойти с Гектором. Конечно, придется ехать на автобусе и постараться обойтись без лишних трат. И все же это будет так весело!..
   Они будут смеяться, потому что они молоды, потому что все несерьезно, неважно и весело.
   Карлотта приняла решение.
   – Послушай, – сказала она. – Я не против, только тогда мне нужно выходить прямо сейчас. Ко мне тут должны зайти, и надо сбежать, пока никто не пришел. Давай встретимся на Черинг-Кросс через десять минут. Буду ждать тебя под часами. Постарайся не опоздать, если можешь.
   – Приколи белую гвоздику и держи в руке «Файнэншл таймс» на тот случай, если я тебя не узнаю! – рассмеялся Гектор, а затем добавил: – Ты просто ангел!
   Он повесил трубку.
   Карлотта громко рассмеялась. Она чувствовала, что совершает безрассудный поступок, но ей было все равно. Она вспомнила про Нормана, и в глазах ее промелькнуло беспокойство.
   Затем она взяла шляпу и пальто, которые лежали на стуле, и выбежала из комнаты.

Глава 7

   Магда перетасовала колоду карт и разложила их рубашкой вверх в форме круга. В самый центр она положила даму червей
   Тут в комнату вошла Леолия Пейн. Какое-то время она молча смотрела на Магду, затем произнесла:
   – Девятка пик выглядит довольно зловеще, ты как считаешь?
   Магда разложила карты парами. Дойдя до туза, она остановилась и осторожно ответила:
   – С бубнами все в порядке.
   Леолия Пейн подошла к камину, согнала с кресла двух кошек и села. Она привыкла, что Магда всегда гадает на картах, когда случается что-то серьезное.
   Интересно, в чем проблема на этот раз? Но Леолия не стала ни о чем спрашивать. Она знала, что рано или поздно Магда поделится с ней своими тревогами, не в силах держать при себе секреты слишком долго. Она достала из сумочки вязанье и быстро заработала спицами.
   – Ничего не понимаю, – с беспокойством произнесла Магда.
   Леолия Пейн никак не отреагировала на ее слова.
   – Какая-то бессмыслица получается. Два валета, дама бубен и восьмерка червей.
   Леолия сохраняла молчание. Замолчала на какое-то время и Магда.
   – Ты, наверное, считаешь, что трефовый король – это Норман Мелтон, да? – спросила Магда.
   – А почему не валет? – удивилась Леолия. Ей стало понятно, почему приемная мать Карлотты взялась за гадание. Значит, проблема не с магазином, проблема в Карлотте.
   Магда положила карты на стол, оперлась локтями о столешницу и посмотрела на Леолию.
   – Карты предсказывают неприятности, сердечные неприятности.
   – Для кого? Для Карлотты? – поинтересовалась Леолия, хотя этого вопроса можно было бы и не задавать.
   – Я хочу, чтобы она вышла замуж за Нормана Мелтона – он сделает ее счастливой.
   – Ты уверена? – спросила Леолия. – Карлотта должна делать выбор сама. Мы, старшие, не должны в это вмешиваться.
   – Она считает, что влюблена в Гектора, – отозвалась Магда.
   Ее слова вызвали у Леолии удивление.
   – Она сама сказала тебе об этом?
   Магда отрицательно покачала головой.
   – Пока, мне кажется, она не признается в этом даже самой себе, но когда он приходит к нам, ее сердце поет, а глаза сияют от счастья. Разве это не любовь, а, Леолия? Любовь, которую и мы с тобой испытывали когда-то – много-много лет назад?
   Леолия оставила ее вопрос без ответа.
   – У Гектора ни гроша за душой, – продолжала Магда. – И он весь в своей работе. Он относится к Карлотте как к другу, который проявляет сочувствие. Она для него – родственная душа, близкий, понимающий человек.
   – Откуда это тебе известно, Магда? – с неожиданной резкостью спросила Леолия.
   – Знаю. Знаю, и мое сердце обливается кровью от беспокойства за мое любимое, ненаглядное дитя, которое я всегда буду стараться оградить от житейских бурь и душевной боли.
   Леолия поднялась с кресла.
   – Будем молить бога, чтобы ты ошибалась, – с тревогой в голосе подытожила она.

Глава 8

   – Войдите! – крикнула Хани Сент-Клер, чье имя до начала сценической карьеры было Марджори Робинсон.
   Дверь гримерной открылась, и вошел мальчик-посыльный. В руках у него была большая корзина с розами и лилиями, а также зеленая коробка размером поменьше. В ней, очевидно, тоже находились цветы.
   – Ну, ты совсем как лучик солнца, Сонни! – сказала Хани мальчугану. – Эта комната вот уже несколько дней напоминает Сахару. Поставь цветы в угол, мой дорогой, а коробку, пожалуйста, подай мне.
   Мальчик сделал все, как было велено. Хани задумчиво посмотрела наклейку на коробке, затем поставила ее перед зеркалом на столике Карлотты.
   Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась.
   – Этот негодяй снова испортил мне выход! – воскликнула Карлотта, входя в гримерную и усаживаясь на стул. – Это уже не шутки, Хани. Я буду жаловаться режиссеру!
   – Да он и слушать тебя не станет, – отозвалась Хани. – Он до смерти боится актрис, которые играют главные роли. Мне уже доводилось с ним работать.
   Карлотта пожала плечами. И тут ее взгляд упал на корзину цветов.
   – Это мне?
   – О нет, дорогая! Ты что, разве не знаешь? Я подцепила миллионера. Такой обаятельный!.. Мы познакомились в молочном баре на Пикадилли. – Хани скорчила забавную гримаску и добавила: – Это я вовсе не из зависти, хотя можно было бы и позавидовать. Тебе мало, что у тебя поклонник миллионер, так он должен быть еще и щедрым.
   – Ты так говоришь, словно эти две вещи несовместимы, – возразила Карлотта, читая записку Нормана и невольно при этом улыбаясь.
   – Конечно, несовместны. Я просто уверена, – ответила Хани. – Миллионеры по большей части страшные скупердяи. Иной раз приходится платить в автобусе и за себя, и за него. Вот, например, один богач, который когда-то пригласил меня на ужин, оказался невероятно жадным, ну прямо до скаредности. Даже не дал никому на чай. Мне было так стыдно, что, пока мой кавалер не видел, я тайком сунула официанту шестипенсовик. Это было просто ужасно.
   Карлотта вынула из зеленой коробки шикарный букетик орхидей.
   – Ну надо же! – воскликнула Хани. – Какие красивые цветы! Хорошо, что у тебя сегодня здесь твое замечательное серебристое платье. Орхидея будет отлично смотреться на плече.
   Карлотта приложила цветок к черному бархатному платью, в котором выступала на сцене.
   – Цветы красивые, – согласилась она. – Да, Хани, наверное, я счастливица!
   Однако эти слова Карлотта произнесла без должного воодушевления, и Хани посмотрела на нее с недоумением.
   – В чем дело? Что-то не так? – спросила она. – Он тебе не нравится?
   – Что ты, очень нравится! – заверила ее Карлотта.
   – А все-таки ты его, наверное, не любишь, – продолжала Хани.
   Карлотта помедлила с ответом.
   – Кажется, вся проблема именно в этом, – наконец призналась она. – Я его не люблю.
   – Боже праведный! – воскликнула Хани. – Похоже, ты требуешь от жизни слишком многого. Миллионер, симпатичный, щедрый, готов тебя на руках носить, да вдобавок ко всему еще и неженатый! Мне кажется, ты просто хочешь себя испытать, почувствовать, как забьется сердце, если вообразить своим поклонником какого-нибудь арабского шейха. Мне даже неприятно тебя слушать. Ты жадная. Да, да, все дело в этом – ты просто жадная. Жаль, что у меня нет такой же возможности, какая открывается тебе.
   С этими словами Хани принялась накладывать новый слой губной помады на уже и без того подкрашенные губы.
   Карлотта какое-то время молча смотрела на нее, а затем рассмеялась.
   – Ты сама – сентиментальная дурочка, – сказала она. – Поэтому не стоит предъявлять какие-то претензии мне. Кто бы еще стал лезть из кожи вон, чтобы так носиться со своим больным мужем, возить его на море, а самой снимать в Лондоне самую дешевую комнатушку, да еще и на пару с другой жиличкой.
   – Замолчи! – с досадой перебила Хани. – Не надо так громко об этом кричать! Если в театре станет известно про Билла, весь мой шикарный образ разлетится в пух и прах.