Тюремщик захлопнул за ним дверь камеры, и они услышали, как ключ повернулся в замке.
   Фонарь в камере давал достаточно света, чтобы разглядеть широкую деревянную скамью у одной стены — единственную мебель в этой темнице.
   Окон не было, и Катерина подумала, что свеча в фонаре не будет гореть долго.
   Она села на край скамьи, ее голубые глаза на бледном лице были большими и испуганными. Герцог подошел к двери и посмотрел в решетчатое окошко.
   Он стояп там, пока не раздались шаги возвращающегося тюремщика.
   Катерина даже спышапа, как звенят ключи у того на поясе.
   — Ты говоришь по-французски? — спросил герцог.
   — О чем ты хочешь говорить? — ворчливо спросил тюремщик на том же языке.
   — Деньги — всегда интересная тема, — ответил герцог.
   — Тебе оставили деньги?
   — Я могу заплатить за все, что ты сделаешь для меня, — сказал герцог. — Можешь привести сюда одного из отцов-редемптионистов, которые, я слышал, помогают узникам?
   — Что ты мне дашь, если я приведу его прямо сейчас? — спросил тюремщик.
   — Бриллиант, — ответил герцог.
   — Правда?
   — Правда.
   — Тогда я пошел за отцом. Но если ты обманешь меня, пожалеешь.
   — Ты получишь свою плату, — сказал герцог.
   Он прислушивался до тех пор, пока не убедился, что тюремщик поднялся по лестнице, потом повернулся к Катерине.
   — Дайте мне вашу брошь. Девушка вытащила из-за корсажа брошь. Она была теплая оттого, что так долго лежала на ее груди. Герцог осмотрел брошь.
   — Наверно, будет легче вынуть камень из браслета. Я смогу поддеть его булавкой от броши.
   Катерина подала ему браслет.
   — Кто такие отцы-редемптионисты? — спросила она.
   — Они принадлежат к католическому ордену, основанному в средние века для организации выкупов, — ответил герцог. — Они единственные люди здесь, которым мы можем доверять.
   — И они… помогут… нам?
   — Уверен, помогут.
   С некоторым трудом герцог извлек из браслета один из бриллиантиков поменьше. Затем вернул браслет и брошь Катерине.
   — Дадите мне список? — спросил он. — Хорошо, что я не положил его в карман сюртука.
   Передавая герцогу листок, Катерина посмотрела на его тонкую льняную рубашку.
   — Вы же замерзнете, — обеспокоенно сказала девушка.
   — Думаю, холод будет наименьшей из наших бед, — сухо заметил герцог.
   Катерина только-только успела сунуть драгоценности в корсаж, как послышались голоса и шаги. Дверь отперли, и высокий мужчина в монашеской рясе вошел в камеру.
   — Я привел отца, — многозначительно сказал тюремщик герцогу.
   Герцог положил ему на ладонь бриллиантик. Тюремщик посмотрел на камень, и его глаза жадно заблестели.
   — Вы отец-редемптионист? — спросил герцог по-французски.
   — Да, — ответил священник на том же языке.
   — Очень любезно с вашей стороны прийти сюда по моей просьбе, отец, — сказал герцог. — Я слышал, вы можете помочь нам.
   — Помогать узникам неверных — главная задача отцов-редемптионистов, ими на себя возложенная, — ответил священник.
   — Английский консул сейчас в Тунисе? — спросил герцог.
   — Он здесь, но он в тюрьме.
   — В тюрьме?!
   — Консулов теперь заставляют заползать в присутствии бея под деревянный барьер! — воскликнул отец-редемптионист. — Английский консул возмутился и его бросили в темницу, пока не извинится.
   — Не могу поверить! — воскликнул герцог.
   — Я помогу вам, если сумею, — спокойно сказал священник.
   — Я герцог Мелфорд, — представился ему герцог. — Я очень богат и хочу организовать выкуп для себя и для моей жены, а также для всей моей команды. Вот список их имен и занятий.
   — Благоразумно ли объявлять, что вы богаты? — спросил отец-редемптионист. — Это намного увеличит цену вашего выкупа.
   — Это меня не беспокоит, — ответил герцог, — лишь бы выбраться отсюда. Скажите, отец, сможет ли кто-нибудь из вашей общины немедленно, как только выкуп будет установлен, отправился за деньгами на Мальту или в Англию?
   — Мальта намного ближе, — удивленно сказал отец-редемптионист. — Вы можете получить деньги оттуда?
   — Глава ордена — мой личный друг, — ответил герцог. — Он знает, что все деньги, которые он потратит от моего имени, будут возвращены ему.
   — Тогда с вашим выкупом не должно быть трудностей, — сказал отец-редемптионист. — Я только надеюсь, что это будет столь же легко в случае вашей жены.
   — Что вы имеете в виду? — резко спросил герцог после минутного молчания.
   — Не хочу вас пугать, но бей Хамуда с большой неохотой позволяет молодым и хорошеньким женщинам покидать Тунис, — медленно проговорил священник.
   — Не понимаю! — воскликнул герцог. — Я слышал, что мусульмане считают женщин священными, и любой мужчина, посягнувший на женщину, будет наказан.
   — Это верно для большинства мусульман, — согласился отец-редемптионист, — но бей — сам себе закон, и он не истинный мусульманин.
   —Вы хотите сказать, что он может забрать мою жену себе? — спросил герцог, и Катерина услышала в его голосе ужас.
   — Давайте надеяться, что поскольку мадам — замужняя женщина, и поскольку вы готовы заплатить за нее большой выкуп, то он не заинтересуется ею, — сказал священник. — Но девственницы — это совсем другое дело.
   Наступила тишина.
   — Расскажите, что происходит с девственницами, — попросил наконец герцог.
   — Как вы, я думаю, знаете, милорд, — начал отец-редемптионист, — утром ваших людей отведут на невольничий рынок, где их продадут тому, кто предложит самую высокую цену. Дороже всего ценятся искусные ремесленники и молодые женщины.
   Он помолчал.
   — Огромная цена полагается за выкуп аристократа, такого, как вы, мальтийского рыцаря или очень красивой женщины. Когда торги по каждой жертве заканчиваются, бей решает, возьмет он пленника себе или позволит давшему наивысшую цену владеть им — или ею.
   Священник посмотрел на Катерину и отвел взгляд.
   — Бей в любом случае имеет право на одного пленника из восьми и, естественно, отбирает лучших, как ваша светлость может догадаться.
   Герцог не ответил, и отец продолжил:
   — Пленных мужчин, обычно полуобнаженных, осматривают на рынке, но женщин могут осматривать более интимно за закрытыми дверями.
   Он снова взглянул на Катерину.
   — Если пленницы девственницы, бей выбирает одну для себя, а остальных отправляют в Константинополь, где султан платит за них хорошие деньги, особенно за белокурых.
   — Невероятно! — воскликнул герцог. — Неужели такое гадкое и варварское поведение все еще существует в современном мире?
   — Мы часто спрашиваем себя о том же, — со вздохом ответил отец-редемптионист. — Но ничего нельзя сделать, пока пиратство не побеждено, и берберские корабли по-прежнему угрожают Средиземноморью.
   В этот момент герцог почувствовал, как маленькая холодная рука коснулась его ладони. Его пальцы сжались, и он сказал спокойно:
   — Я прошу вас, отец, обвенчать нас.
   Глаза отца-редемптиониста подобрели, и на губах появилась слабая улыбка.
   — Я надеялся, милорд, вы осознаете всю важность этого.
   При этом он посмотрел на левую руку Катерины, и девушка поняла, что священник, должно быть, заметил, что у нее нет обручального кольца.
   — Я охотно обвенчаю вас. Но есть одна трудность.
   — Что за трудность? — спросил герцог.
   — Я могу совершить обряд, который будет иметь силу, — ответил священник, — только если один из вас крещен в католической вере.
   После минутной тишины Катерина, заговорив первый раз после того, как отец-редемптионист вошел в камеру, тихо сказала:
   — Я католичка.
   — В таком случае, я готов обвенчать вас, — сказал отец-редемптионист, вытаскивая требник из рясы. — Поскольку это смешанный брак, церемония будет короткой. Вам нужно кольцо.
   Катерина посмотрела на герцога, спрашивая его взглядом, не достать ли ей из-за корсажа большое бриллиантовое кольцо?
   Герцог чуть заметно покачал головой, и, немного подумав, девушка вынула шпильку из волос.
   Герцог скрутил ее в кольцо.
   — Назовите ваши имена, — попросил отец.
   — Валериус и Катерина, — ответил герцог.
   — Встаньте на колени.
   Они опустились перед священником на колени, и, произнеся короткую молитву по-латыни, отец-редемптионист спросил герцога:
   — Валериус, хочешь ли ты взять в жены присутствующую здесь Катерину?
   — Хочу, — ответил герцог.
   — Катерина, хочешь ли ты взять в мужья присутствующего здесь Валериуса?
   — Я… хочу, — тихо сказала Катерина.
   Вслед за отцом-редемптионистом они принесли клятву:
   — Клянусь любить тебя и оставаться с тобой в радости и горести, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.
   Произнося эти слова, Катерина всем своим существом молилась, чтобы сделать герцога счастливым.
   Затем священник соединил их руки и сказал по латыни:
   — Ego conjungo vos in Matri-monium.
   Герцог положил скрученную шпильку на требник, и отец благословил кольцо.
   — Повторяйте за мной, — сказал он герцогу, и тот повторил своим глубоким голосом:
   — Этим кольцом я беру тебя в жены, почитаю тебя своим телом, и наделяю тебя всем своим имуществом.
   Герцог надел кольцо на палец Катерины. После чего священник благословил их, перекрестив над головой со словами:
   — Dominus Deus omnipotens benedicat Vos.
   Они встали.
   — Будьте счастливы, дети мои, — с глубокой искренностью пожелал редемптионист. — Я помолюсь за вас.
   — Мы очень благодарны вам, отец. Мы увидим вас завтра? — спросил герцог.
   — Я пойду с вами во дворец бея, милорд, — ответил священник. — А пока узнаю, кто из моих братьев готов немедленно отправиться на Мальту от вашего имени, и займусь списком, который вы мне дали.
   Он посмотрел на листок.
   — Когда ваших людей продадут, я буду поддерживать связь с их покупателями, и как только прибудет выкуп, мы их вытащим.
   — Не могу выразить, как я вам благодарен, — ответил герцог.
   Отец постучал в дверь камеры, и та тотчас открылась. Катерина поняла, что тюремщик подслушивал снаружи.
   Священник вышел в коридор, сказал что-то тюремщику по-арабски и направился к лестнице.
   Тюремщик не запер дверь. Вместо этого он вошел в камеру и спросил герцога, понизив голос:
   — Вы богаты?
   — Да, как, я полагаю, ты слышал, — ответил герцог.
   — Вы можете платить мне и дальше за любые мои услуги?
   — Я сделаю тебя очень богатым, если устроишь нам побег.
   Тюремщик замахал руками.
   — Невозможно! Это слишком трудно. Ворота баньо запираются на ночь.
   — Нет ничего невозможного! — резко возразил герцог. — У тебя наверняка есть друзья, которые тоже хотят денег. Если проведешь нас на корабль, который доставит нас на Мальту, твоя награда будет очень большой.
   Катерина видела, что бербер думает о словах герцога, пытаясь сообразить, как заработать обещанное богатство.
   — Подумай об этом, — сказал герцог, так как тюремщик молчал, — и помни, что я говорю правду. Я обещаю, что ты будешь богат — очень богат — в тот день, когда мы с женой сбежим отсюда.
   — Тюремщик — бедный человек, месье, — захныкал тюремщик. — Вы не наградите меня еще за то, что я уже сделал для вас?
   — Ты достаточно вознагражден, — ответил герцог, — этот бриллиант — высшего качества. Но я могу дать тебе еще лучшие бриллианты. Я могу сделать твою жизнь настолько легкой, что тебе никогда не придется работать — но не раньше, чем мы освободимся из тюрьмы.
   — То, о чем вы просите, трудно, очень трудно, — пробормотал тюремщик.
   Тут кто-то позвал его, и он быстро вышел из камеры, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
   — Ахмед! Ахмед! — снова раздался крик, и они услышали, как тюремщик отвечает, взбегая по каменным ступеням.
   Герцог повернулся к Катерине. Он все еще держал девушку за руку.
   Теперь он посмотрел на золотую шпильку, скрученную в подобие вечного круга — символа нерасторжимости союза тех, кого соединила церковь.
   — Странная свадьба, Катерина, — произнес герцог своим глубоким голосом.
   — Я… боюсь, — ответила девушка, — боюсь… того, что рассказал нам отец-редемптионист.
   — Я тоже боюсь, за тебя.
   — Если бей заберет меня… от… вас, — прошептала Катерина, — я должна… умереть.
   — Я знаю, — быстро ответил герцог, — но мы можем только молиться, что он не заинтересуется тобой как замужней женщиной.
   Он обнял ее и притянул к себе.
   — Я буду очень нежен, — сказал он мягко.
   Катерина дрожала, но не от страха, а от необычного волнения.
   Она подняла к герцогу свое личико, и он посмотрел в ее голубые глаза, как смотрел в тот раз, когда обнимал ее в тени дворца.
   — Я так и не смог забыть, какими сладкими были твои губы. Я первый мужчина, поцеловавший тебя?
   — И… единственный, — ответила Катерина.
   Девушка забыла, что находится в темнице. Она забыла свой страх того, что ждет ее завтра. Она сознавала лишь неистовое волнение, охватившее ее.
   Катерина уже чувствовала его однажды, в тот раз, когда стояла так близко к герцогу и знала, что его губы под черной маской совсем рядом с ее губами.
   Герцог привлек ее к себе и медленно, очень медленно, словно боясь испугать, отыскал ее рот.
   Его поцелуй был настолько нежен, будто он прикасался к чему-то столь же хрупкому и слабому, как цветок.
   Затем, когда инстинктивно и бессознательно девушка придвинулась ближе, когда герцог почувствовал, как ее губы трепещут под его губами, его поцелуй стал более настойчивым.
   Неописуемый восторг захлестнул Катерину, словно ее вдруг окутало сияющим облаком счастья.
   Весь мир был забыт. Остался только герцог, чудо его поцелуя и этот восторг, для которого не хватало ни слов, ни мыслей.
   Девушке казалось, будто она ожила, и все, чего она так страстно желала и о чем мечтала, сбылось.
   Его прикосновение было невыразимой радостью, и обжигающее пламя возбуждения побежало по ее жилам.
   Герцог поднял голову и хрипло сказал:
   — Ты красива — очень красива.
   Затем он снова целовал ее, более требовательно, более страстно, и, почувствовав своим телом, как бьется его сердце под тонкой рубашкой, Катерина поняла с ощущением счастья, что волнует его.
   Губы герцога перешли от ее рта к щекам. Он поцеловал ее глаза, а когда коснулся ее мягкой шеи, девушку пронзила сладостная дрожь — неизъяснимое, волшебное ощущение, которого она никогда прежде не знала.
   Поцелуи герцога становились все более страстными, и Катерина как будто стала частью его и не имела больше собственной личности.
   Он прижимал ее к себе все крепче и крепче, так что девушка уже почти не могла дышать, и ей казалось, что герцог требует и ее сердце и ее душу, и она отдала их бесповоротно.
   Его рука отвела в сторону фишю, чтобы он мог поцеловать мягкость ее белых плеч, а затем его губы двинулись ниже, пока не нашли ложбинку между ее грудей.
   И когда все существо Катерины уже вибрировало, как музыкальный инструмент, в ответ на касание губ и руки герцога, вдруг раздался страшный взрыв, который потряс все здание!
   Этот оглушительный, ужасающий грохот, казалось, остановил саму их жизнь!
   Снова раздался тот же звук, а потом еще раз — сокрушительный, яростный, посягающий на сознание как смертельный удар.
   Все еще прижимая к себе Катерину, герцог поднял голову.
   — Что… это? — спросила она. Его ответ был заглушён еще одним разрушительным взрывом, и вся тюрьма снова сотряслась.
   Катерина отчаянно цеплялась за герцога, когда в замке лязгнул ключ, и дверь камеры распахнулась.
   — Идемте, месье, идемте скорее! — закричал тюремщик. — Это большая удача! Нас бомбардируют, и ядро пробило стену баньо.

Глава 8

   Во дворе тюрьмы стоял кромешный ад.
   Снаряд с корабля, который бомбардировал их, поджег несколько стойл, и хотя тяжелые деревянные двери все еще были заперты, в стене рядом появилась большая дыра, через которую уже сбегали рабы.
   Пока герцог и Катерина стояли в дверях, озираясь по сторонам, в дальний конец баньо попало еще одно ядро.
   Стены затряслись. Герцог схватил девушку за руку и потащил ее прочь от здания, чтобы не задело падающими камнями.
   — Быстрее, месье, следуйте за мной! Vite! Vite! — заторопил их тюремщик.
   Держа Катерину за руку, герцог побежал за ним через двор, крича на бегу во весь голос:
   — К «Морскому ястребу»… к «Морскому ястребу»!
   Катерине показалось, что она слышит в ответ голоса, но трудно было что-то разобрать в этой общей какофонии криков, воплей, рушащихся стен и треска пламени с грохотом орудий в придачу.
   Когда они подбежали к пролому, герцог поднял Катерину на руки и перенес через разбитые каменные глыбы.
   Снаружи, на булыжной дороге, ведущей к причалам, он снова поставил ее на землю и еще раз прокричал:
   — К «Морскому ястребу», к «Морскому ястребу»!
   После чего, следуя за тюремщиком, который намного опередил их, они побежали по неровной мостовой к гавани.
   Катерина уже не цеплялась за герцога, а подхватила свои широкие юбки, чтобы двигаться быстрее.
   Но герцог держался рядом с ней, и теперь казалось, что сзади бегут еще люди, но было слишком темно, чтобы понять, рабы это или солдаты.
   Добежав до причалов, тюремщик остановился, и герцог с Катериной догнали его.
   — Где ваш корабль, месье? — спросил он.
   В свете полыхающей шхуны герцог увидел, что «Морской ястреб» больше не пришвартован к молу.
   Он оглядел гавань и наконец обнаружил, что его яхта стоит на якоре на некотором расстоянии от причала, но к счастью вне линии огня от атакующего судна, которое перекрывало вход в гавань.
   — Вон моя яхта, — сказал герцог тюремщику по-французски, показывая туда пальцем.
   В этот момент голос рядом с ними сказал:
   — Придется плыть, милорд.
   — Капитан Бринтон! — воскликнул герцог. — Рад видеть вас!
   — Я здесь, милорд! — крикнул кто-то еще, и Катерина узнала Хедли, а за ним послышались и другие голоса, говорящие по-английски.
   — Нельзя терять времени! — резко сказал герцог. — Мы должны попасть на корабль.
   Затем он спросил тюремщика:
   — Ты идешь с нами или предпочитаешь, чтобы я вознаградил тебя сейчас?
   — Я пойду с вами, месье, — ответил тюремщик. — Если я останусь, я поплачусь жизнью за то, что дал вам сбежать.
   Пока он говорил, капитан, Хедли и еще несколько мужчин прыгнули в воду и быстро поплыли к яхте.
   Катерина тронула герцога за руку.
   — Вы должны оставить меня. Уходите, быстрее.
   — Не будьте глупышкой! — резко возразил герцог. — Садитесь ко мне на спину.
   Он нагнулся, и Катерина без споров забралась к нему на спину, как ребенок, которого согласились прокатить по саду.
   — Держитесь за мои плечи, не за шею, — приказал герцог, — не то задушите меня.
   Едва девушка уселась, как он бросился в море и поплыл.
   От холодной воды у Катерины перехватило дыхание. Но девушка не испугалась. Она была с герцогом, он не бросил ее, и только это имело значение.
   Катерина сосредоточила внимание на том, чтобы держать руки, как велел ей герцог, на его плечах, сопротивляясь желанию крепко сжать их вокруг его шеи.
   Девушка сразу поняла, что герцог — сильный пловец и что даже с ней на спине он доберется до яхты — если, конечно, их никто не увидит.
   Благодаря свету от горящей шхуны им хорошо было видно. Куда плыть. Но тот же свет позволял и пиратам легко заметить их.
   Потребовалось совсем немного времени, чтобы отплыть подальше от пристани, но Катерина каждую секунду ожидала услышать щелкание мушкета.
   Корабль у входа в гавань все еще стрелял, и теперь во вспышках его орудий Катерина отчетливо увидела огромные кресты на каждом из его парусов.
   По крестам девушка поняла, что это корабль ордена Святого Иоанна.
   Они с герцогом приближались к яхте, когда одно из ядер, не долетев до цели, упало в воду рядом с ними.
   Фонтан воды высотой с мачту поднялся и упал, накрыв Катерину с головой, ослепив брызгами.
   — Вы в порядке?
   Это был голос герцога, спокойный и надежный, и услышав его, Катерина только крепче сжала руки на его плечах и ответила:
   — Я… в порядке.
   — Мы почти доплыли.
   Капитан с остальными, кто приплыл к яхте раньше них, уже спустили веревочную лестницу и кричали герцогу, чтобы он взял немного левее.
   Герцог ухватился за лестницу, и тот же самый старшина, который помогал втащить Катерину на борт, когда она пыталась утопиться, снова помог ей забраться на палубу.
   Она только-только нашла равновесие, а герцог уже перелезал через перила.
   — Ступайте вниз, — приказал он, и Катерина, путаясь в мокрых юбках, облепивших ноги, побежала к трапу. Внизу было темно, но девушка ощупью дошла до своей каюте.
   Здесь иллюминаторы впускали достаточно света, и она увидела, что каюта совершенно пуста. Бее исчезло, не осталось ничего, кроме голых стен. Катерина заглянула в каюту герцога. Тоже пусто, как она и ожидала. Пираты забрали все.
   И все равно это казалось возвращением домой, и если Бог останется добр к ним, они спасутся!
   Девушка услышала плеск поднимающегося якоря, быстрый топот ног над головой, хлопанье распускаемых парусов и голос капитана, отдающего приказы.
   Удастся ли им выбраться, и хватит ли людей на борту, чтобы управлять «Морским ястребом»?
   Впереди герцога их плыло вроде бы довольно много, но вряд ли им повезло настолько, чтобы вся команда сбежала из баньо.
   Еще один громкий взрыв эхом прокатился по пустой каюте, и Катерина удивилась, почему береговые пушки не отвечают залпам с корабля ордена?
   С внезапно похолодевшим сердцем девушка поняла, что когда яхта пойдет из гавани, орудиям на входе в нее будет очень легко попасть в «Морского ястреба».
   Катерина подумала, что даже теперь, когда они вырвались из баньо, шансы на спасение по-прежнему ничтожны.
   Наверняка их будет видно в пламени горящей шхуны, и орудия будут наведены на них, так что в любой момент они тоже могут оказаться в огне.
   Больше того, на корабле ордена Святого Иоанна могут подумать, что они — вражеское судно, а попадание одной из их больших пушек, несомненно, пустит яхту ко дну.
   Стоя в каюте, мокрая от макушки до нижних юбок своего муслинового платья, Катерина вдруг почувствовала невыносимый ужас и лихорадочно принялась молиться.
   Она молилась с напряженностью и пылом, с какими не молилась еще ни разу в жизни, даже когда просила Бога избавить ее от брака с маркизом.
   Девушка молилась за герцога, не за себя. Молилась, чтобы он остался цел и невредим среди грозящих им бед.
   И во время своей молитвы Катерина услышала свист ветра в парусах и поняла, что судно движется.
   Настал самый опасный момент, когда им придется идти сквозь строй береговых батарей и пушек христианского корабля.
   Девушка опустилась на колени и закрыла лицо руками.
   Каждый нерв ее был напряжен, и каждый грохот пушки, бомбардирующей гавань, заставлял ее вздрагивать от страха, что ее цель — они сами.
   Тем не менее, яхта продолжала идти.
   Спустя долгое время, когда орудия прекратили, наконец, стрелять, и наступила тишина, Катерина открыла глаза. В каюте было совершенно темно. Никакой свет не проникал в иллюминаторы, и девушка видела только их очертания на фоне ночного неба.
   Добравшись до одного из них, Катерина посмотрела наружу и поняла, что они в море. Не было видно ни гавани, ни горящего корабля.
   И такое абсолютное облегчение охватило ее, и такая накатилась слабость, что девушка не могла больше стоять. Она осела на пол и обнаружила, что повторяет снова и снова:
   — Спасибо… Господи… спасибо…
   Тремя часами позже, когда на дальнем небосклоне занималась заря, герцог сказал:
   — Думаю, капитан Бринтон, мы сделали это!
   — Полагаю, сделали, милорд, — с удовлетворением ответил капитан. — Но всегда есть возможность, что мы столкнемся с еще одним из этих дьяволов-грабителей, или они пошлют корабль в погоню за нами.
   — Значит, надо поставить все паруса, какие возможно, — сказал герцог. — Конечно, в пределах безопасности.
   — У нас не хватает людей, милорд, — ответил капитан. — Но здесь нет ни одного человека, кто откажется работать, даже валясь с ног от усталости, любая работа лучше, чем мерзкая тюрьма, из которой мы только что вырвались.
   — Плохо было? — спросил герцог.
   — Хуже будет только в аду! — мрачно ответил капитан.
   — До Мальты не больше двух дней пути, — сказал герцог. — Но придется обойтись почти без отдыха и, если не сумеем поймать рыбу, без еды.
   — Мы справимся, милорд.
   Оба мужчины были обнажены по пояс, как и вся остальная команда.
   У них отобрали все, кроме штанов. Герцог, который работал так же усердно как его люди, чтобы вывести корабль из порта, сбросил свою рубашку и галстук.
   Он также снял сапоги, чтобы ноги не скользили, когда он бегал по палубе или взбирался на мачты.
   Сейчас герцог стоял на капитанском мостике, глядя на работающих вокруг матросов.
   — Сколько нас всего, капитан? — спросил он.
   — С вами восемнадцать, милорд. И это считая то ничтожество, которого ваша светлость привел с собой.
   — Мой тюремщик! — улыбнулся герцог. — Если бы не он, меня бы здесь не было.
   — Надеюсь, милорд, он работал раньше на корабле и будет нам полезен, — с сомнением сказал капитан.
   — Ему придется быть полезным, — ответил герцог.
   Он взял свою рубашку и галстук и спустился по трапу.
   В утреннем свете его глазам предстал пустой салон и настежь распахнутая дверь его каюты. Катеринина каюта была закрыта.