– Да, я знаю, – согласилась Гардения. – Но чем же еще можно заработать на жизнь? Стать компаньонкой?
   – Женщина не должна наниматься в компаньонки к другой женщине, – сказала герцогиня. – Тебе, деточка, следует выйти замуж.
   Гардения покраснела.
   – Я, как и все девушки, всегда надеялась, – нерешительно проговорила она, – что однажды встречу того, которого полюблю всем сердцем. Но сначала болел папа, потом мама, и у меня не было возможности познакомиться с каким-нибудь молодым человеком.
   – Да, тебе следует выйти замуж, – твердо повторила герцогиня. – Сложность заключается в том, как все это устроить.
   – А можно мне пожить здесь хоть некоторое время? – обеспокоенно спросила Гардения. – Я не буду вам мешать, тетя Лили, я буду выполнять какую-нибудь работу по дому. Я умею шить и…
   Герцогиня замахала на нее руками.
   – Моя дорогая девочка, у меня десятки слуг, которые работают на меня. Я ведь хочу найти тебе мужа и… – Она замолчала, и Гардении показалось, что тетушка чем-то озадачена. – Дорогая моя! – воскликнула герцогиня. – Даже не знаю, что и сказать. Мне просто некого попросить о том, чтобы тебя взяли под свою опеку и вывели в свет. У меня нет никого, кто согласился бы принять в своем доме молодую девушку по моей рекомендации.
   – Не понимаю, – пробормотала Гардения.
   – Конечно, не понимаешь, – согласилась герцогиня. – Тут есть некоторые проблемы. Дело не в том, что я не хочу, чтобы ты жила со мной. Ситуация гораздо сложнее.
   – Если вы боитесь, что я буду мешать вам устраивать приемы, – поспешно проговорила Гардения, – я даже не буду появляться на них. Вчера вечером я слышала, как там весело, но, когда собралась подняться наверх, чтобы сообщить вам о своем приезде, лорд Харткорт убедил меня, что это глупо.
   – Лорд Харткорт! – воскликнула герцогиня. – Ты виделась с ним?
   – Да, – ответила Гардения. – Я ждала в холле, и он с графом Андре де… я забыла, как его зовут, заговорили со мной. – Она решила не рассказывать тетушке, как вел себя граф.
   – Это, вероятно, был Андре де Гренелль. Ты сказала им, кто ты?
   – Я сказала лорду Харткорту, что я ваша племянница, – ответила Гардения. – Я поступила неправильно?
   – Нет, нет, все в порядке, – проговорила герцогиня. – Тебе не показалось, что он удивился?
   – Ну, в общем, я оказалась в неловкой ситуации, – сказала Гардения. – Я упала в обморок, наверное, из-за того, что ничего не ела в дороге, и он перенес меня в кабинет.
   – Очень любезно с его стороны, – заметила герцогиня. – Хотя странно, чтобы он о ком-то побеспокоился, – это не похоже на него. Он испорченный молодой человек, с ним очень трудно иметь дело. Когда он приезжает на мои вечера, у меня возникает чувство, будто он смотрит на меня свысока.
   – О, тетя Лили, этого не может быть! – воскликнула Гардения, однако в глубине души она понимала, что именно так лорд Харткорт и смотрит на тетку.
   – Итак, он тебя видел, – заключила герцогиня, – а также Андре. Это значительно усложняет дело.
   – Почему? – спросила Гардения.
   – Ты не поймешь, – ответила герцогиня. – Значит, нам нужно извлечь из этого максимальную выгоду. Но если я разрешу тебе остаться здесь, ты, Гардения, должна дать мне слово, что будешь точно следовать моим указаниям. Если я скажу тебе, чтобы ты легла спать в определенное время, ты так и сделаешь. Если я потребую, чтобы ты не общалась с какими-то людьми, ты беспрекословно подчинишься мне.
   – Обязательно, – заверила ее Гардения. – О, тетя Лили, это значит, что вы позволите мне остаться?
   – Я не вижу другого пути, – ответила герцогиня и улыбнулась. – Да, девочка моя. Мне приятно, что ты будешь рядом, да и к тому же, хвала господу, хоть ты и молода, ты не настолько красива, чтобы затмить меня!
   – Я красива? – Гардения откинула голову и засмеялась. – Папа часто говорил, что я никогда не соответствовала своему имени и скорее выглядела как скромный шиповник, из которого делают живые изгороди, или как обычная садовая английская маргаритка, чем как экзотическая гардения.
   – Как бы то ни было, – сказала герцогиня, – у тебя есть шанс. Нам придется заняться тобой, мы посмотрим, что можно сделать. Тебе нельзя так старомодно и неопрятно укладывать волосы, ну а что касается платья, то у него совсем древний фасон, а ткань сильно выносилась.
   – Да, платье старое, – согласилась Гардения.
   – И тебе нельзя носить черное, ни в коем случае, если ты собираешься здесь оставаться, – продолжала герцогиня. – Этот цвет давит. Ты выглядишь бедной родственницей, а этого достаточно, чтобы мгновенно оттолкнуть от себя любого мужчину. Нет, Гардения! Уж если я взялась за то, чтобы найти тебе мужа, ты будешь одета и выглядеть так, как подобает моей племяннице и наследнице, ведь у меня нет детей.
   – О, тетя Лили! Я на это и не рассчитываю, – запротестовала Гардения.
   – Моя дорогая, быть моей племянницей и наследницей не так уж ценно, как кажется, – сказала тетушка. – Да, я герцогиня, да, я богата, но в Париже есть масса людей, которые именно по этим причинам не проявят особой радости при знакомстве с тобой.
   – Но ведь, тетя Лили, вы герцогиня, значит, вы ужасно важная персона, – проговорила Гардения.
   Герцогиня искоса посмотрела на нее, и девушке показалось, что она хотела что-то сказать, но передумала.
   – Мы поговорим с тобой об этом в другое время, – наконец произнесла она. – В настоящий момент нам следует заняться твоей внешностью. В таком виде я даже не могу взять тебя к месье Ворту[2].
   Она дернула за шнурок сонетки, которая висела рядом с кроватью. Через несколько секунд дверь отворилась, и вошла камеристка.
   – Ивонна, – сказала герцогиня, – моя племянница, мадемуазель Гардения, будет жить со мной. Ей понадобятся новые туалеты, модная прическа и масса всяких других вещей. Как только я оденусь, я отвезу ее к Ворту, но в таком виде она ехать не может.
   – Да, мадам, в таком виде ехать нельзя! – по-французски ответила та.
   – Ивонна, найди для нее что-нибудь, – приказала герцогиня. – Может, какое-то из моих старых платьев, из тех, что я надевала, когда была потоньше. Она будет носить их, пока мы не купим новые.
   – О, благодарю вас, тетя Лили! – воскликнула Гардения. – Не только за одежду, но и за то, что вы разрешили мне остаться. Не могу передать вам, как это замечательно. Я так боялась, что останусь одна, что у меня никого не будет. Когда мама умерла, я решила, что настал конец света, но теперь у меня есть вы – и жизнь выглядит по-другому.
   – Потому что у тебя есть я, – странным голосом повторила герцогиня. Она подалась вперед и подставила Гардении щеку для поцелуя. – Будь счастлива, девочка моя, я думаю, так или иначе все наладится.
   – Я сделаю все, что вы мне скажете, – заверила ее Гардения, – и надеюсь, смогу хоть немного отблагодарить вас за вашу доброту.
   – Да, кстати, – проговорила герцогиня, – Ивонна, отведи мадемуазель к месье Груазу. Она должна дать ему кое-какие указания – пожалуйста, объясни ему, что я полностью одобряю ее действия.
   – Хорошо, ваша светлость, – ответила камеристка и, шурша платьем, направилась к двери. Судя по всему, она ни на секунду не усомнилась в том, что племянница хозяйки последует за ней.
   Гардения сделала несколько шагов и обернулась.
   – Спасибо, большое спасибо, тетя Лили, – сказала она. – Я только сейчас осознала, как сильно я боялась, что вы выставите меня.
   – Догоняй, детка. Все будет в порядке, – уверила ее герцогиня.
   Когда дверь за Гарденией и камеристкой закрылась, герцогиня откинулась на подушки и закрыла глаза.
   – Бедная девочка, – прошептала она. – Как я смогу ей все объяснить? Хотя она рано или поздно сама все узнает.
   А тем временем окрыленная Гардения спустилась вслед за камеристкой в холл, где прошлым вечером с ней случился такой казус. Когда они проходили мимо салона, там убиралась целая армия слуг. Лестницу тоже приводили в порядок и чистили щетками застилавший ее ковер, на котором остались пятна от еды и выпивки. Несколько человек в халатах полировали мрамор, и Гардения увидела, что в ведрах, в которые они стряхивали пыль, лежали осколки хрустального канделябра.
   Странно, подумала она, что у тети Лили такие приемы, но тут же, как и прошлым вечером, напомнила себе, что французы очень эмоциональны, что они не так чопорны и бесстрастны, как англичане.
   Ивонна провела ее через холл к комнате, расположенной напротив той, куда вчера ее отнес лорд Харткорт, и постучала. В ответ раздалось «Войдите!», камеристка открыла дверь, и Гардения увидела седого мужчину средних лет, сидящего за огромным столом, заваленным бумагами.
   Ивонна передала указания герцогини и представила Гардению месье Груазу, но говорила она слишком быстро, так что Гардения почти половину не поняла.
   Месье Груаз встал из-за стола и протянул руку.
   – Рад вас видеть, мадемуазель, – начал он по-французски, а потом продолжил на плохом английском: – Камеристка объяснила мне, что у вас есть ко мне какое-то дело и что все это одобрено ее светлостью.
   – Нужно оплатить несколько счетов, – засмущалась Гардения и вытащила из кармана черной юбки листок бумаги. – Боюсь, их слишком много, – обеспокоенно проговорила она.
   – Напротив, – запротестовал месье Груаз, – очень маленький список. Вы уверены, что учли всех?
   – Вряд ли я кого-то пропустила, – ответила Гардения, – если я все же кого-то вспомню, можно, я сообщу вам попозже?
   – Конечно, мадемуазель, – сказал он. – К вашим услугам. Чеки уже сегодня будут переданы в банк. Этим людям отправят почтовый перевод, и они получат деньги в ближайшем почтовом отделении. Им это облегчит жизнь, не правда ли?
   – Действительно, так будет лучше, – согласилась Гардения. – Я вам крайне признательна.
   – Рад быть вам полезен, мадемуазель, – ответил месье Груаз.
   – Спасибо, – еще раз поблагодарила Гардения и вышла.
   Ивонна ожидала ее в холле.
   – Теперь мы поднимемся наверх, мадемуазель, – сказала она.
   В этот момент лакей распахнул парадную дверь, и Гардения услышала уже хорошо знакомый голос:
   – Ее светлость дома? Передайте ей, пожалуйста, что ее спрашивают лорд Харткорт и господин Бертрам Каннингэм.
   – Ее светлости ни для кого нет дома, – по-французски ответил лакей.
   Через открытую дверь Гардения увидела стоявшего на крыльце лорда Харткорта. Решив, что он уже заметил ее, она поняла, что ей ничего не остается, как выйти к нему навстречу и поприветствовать. Порозовев от волнения, она прошла к парадному и смущенно протянула гостю руку со словами:
   – Доброе утро, лорд Харткорт. Я должна поблагодарить вас за то, что вы вчера были так добры ко мне.
   – Надеюсь, сегодня вы хорошо себя чувствуете, – проговорил лорд Харткорт, снимая шляпу. – Наверное, вы очень устали после путешествия.
   – Я действительно чувствовала себя очень уставшей, – призналась Гардения.
   – Неудивительно, – вмешался чей-то голос.
   Гардения взглянула на сопровождавшего лорда Харткорта мужчину и увидела высокого, элегантно одетого темноволосого молодого человека с крохотными темными усиками и обаятельной улыбкой, которая заставила ее непроизвольно улыбнуться ему в ответ.
   – Позвольте представить вам моего кузена Бертрама Каннингэма, – сказал лорд Харткорт. – Боюсь, что необычные обстоятельства, при которых мы вчера познакомились, не дали мне возможности узнать ваше имя.
   – Меня зовут Гардения Уидон, – ответила Гардения и почувствовала прикосновение теплой руки Бертрама Каннингэма.
   – Я счастлив, что именно англичанину выпала честь приветствовать вас по прибытии в Париж, – сказал Бертрам. – Мой кузен рассказывал, что вы приехали ночью. Вы, наверное, дрожали от страха, когда, не зная Парижа, в одиночку добирались до этого дома. Это я настоял, чтобы мы заехали и проведали вас. Судя по вашему виду, вы в добром здравии.
   – Я прекрасно себя чувствую, – согласилась Гардения.
   – Замечательно! – воскликнул Бертрам. Внезапно Гардения осознала, что он все еще держит ее за руку, и резко вырвала руку. – Мы с кузеном хотели бы узнать, не пожелаете ли вы покататься с нами, – продолжал он. – Мои лошади застоялись, и я собираюсь вывести их на короткую прогулку в Булонский лес. Уверен, воздух вам пойдет на пользу.
   Гардения бросила взгляд на подъездную аллею. Там стоял элегантный высокий черно-желтый дог-карт[3], запряженный парой лошадей цугом. Гривы и хвосты лошадей были красиво заплетены.
   – Как они прекрасны! – невольно воскликнула девушка. – Они такие нарядные!
   – Я очень горжусь ими, – сказал Бертрам. – Но если вам больше нравится автомобиль – он у меня тоже есть.
   – Я предпочитаю лошадей, – ответила Гардения, – но боюсь, я не смогу поехать с вами. Тетя Лили собирается повезти меня… – Она собралась было рассказать, куда они поедут, но передумала. – … на прогулку.
   – Вы виделись с вашей тетушкой? – спросил лорд Харткорт.
   Гардения почувствовала, что он опять сомневается в радушности приема, и, вспомнив, как яростно она негодовала, когда он ночью давал ей советы, довольно натянуто ответила:
   – Конечно. И с радостью сообщаю, что тетя Лили счастлива видеть меня. Я буду жить с нею.
   Ей показалось, что при этих словах равнодушие на лице лорда Харткорта уступило место разочарованию, однако она не смогла бы объяснить, в чем причина такой перемены. И вообще, что могло его разочаровать? Нет, все это нелепые домыслы.
   – Восхитительно, – ровным голосом проговорил он и, повернувшись к своему кузену, сказал: – Итак, Берти, если мисс Уидон не едет с нами, то нам пора в путь.
   – Мисс Уидон, буду надеяться на скорую встречу с вами, – галантно поклонился Бертрам. – Кстати, ваша тетушка пригласила меня на завтрашний вечер. Обещаю, что приду, и ничто мне не помешает.
   – Буду счастлива видеть вас, – ответила Гардения. – До свидания.
   Лорд Харткорт ничего не сказал, сердито нахлобучил на голову шляпу, решительно спустился с крыльца и запрыгнул в кабриолет. Его действия показались девушке слегка вызывающими.
   Бертрам последовал за кузеном, но на полдороге обернулся.
   – Вы совершенно уверены, что не передумаете? – тихо спросил он Гардению. – Я бы хотел первым показать вам Париж.
   – Нет. Сегодня я занята, – ответила она. – К тому же, прежде чем давать согласие, мне нужно сначала спросить разрешения у тети Лили.
   – А завтра? – взмолился Бертрам. – Я уверен, герцогиня не будет против. Я заеду за вами в это же время. Обещаете?
   – Я ничего не могу обещать, – покачала головой Гардения, озадаченная его настойчивостью.
   – И все же постарайтесь и получите у тетушки разрешение, – продолжал уговаривать он.
   И прежде чем Гардения успела ответить, Бертрам уже сбежал по лестнице и вскочил в кабриолет. Когда лошади шагом тронулись с места, он перегнулся через дверцу и помахал ей, а лорд Харткорт продолжал смотреть прямо перед собой. Он не обернулся.
   «Какой же он неприветливый, – сказала себе Гардения. – Не знаю почему, но он за что-то осуждает меня».
   Следуя за Ивонной наверх, она думала о том, что обязательно попросит у герцогини разрешения завтра отправиться на прогулку с Бертрамом. В Англии ей не разрешили бы встречаться с мужчиной без сопровождения какой-нибудь дамы, но раз он пригласил ее, значит, во Франции так принято. Она часто слышала, что в веселом городе более свободные нравы, и, в конце концов, зачем нужен сопровождающий для прогулки в открытом дог-карте с человеком, который правит лошадьми? Вот если бы он приглашал покататься в автомобиле – тогда другое дело.
   Гардения вспомнила, как ей рассказывали всякие истории о девушках, которые поддавались на уговоры мужчин и отправлялись кататься на шикарном автомобиле, а потом пешком возвращались домой – так их наказывали за то, что они не отвечали на ухаживания. Она чувствовала, Бертрам Каннингэм – человек совершенно другого склада, и не допускала, что он может так поступить с девушкой. Он молод и весел, он полон задора. Как было бы здорово общаться со своим сверстником, с тоской думала Гардения, смеяться, и веселиться, и не беспокоиться о счетах или о том, где добыть деньги на следующий обед.
   Ивонна привела ее на третий этаж. Они миновали спальню тетушки, прошли в самый конец коридора, и камеристка открыла дверь в комнату с окном, выходящим в сад. Комната была очень большой, и ее загромождали огромные шкафы, расставленные по стенам.
   – Это гардеробная ее светлости, – объяснила Ивонна и принялась распахивать дверцы, открывая ее взору бессчетное количество самых разнообразных туалетов.
   Гардения не представляла, чтобы женщина могла сносить столько платьев за целую жизнь, не говоря уже о том, чтобы собрать их все в одной гардеробной.
* * *
   Выбравшись из непрерывного потока экипажей вокруг Триумфальной арки и направив лошадей к Булонскому лесу, Бертрам воскликнул:
   – Очаровательная малышка и совсем не такая, какую можно было ожидать от грозной Лили.
   – Ты сам сказал, что Лили родилась в приличной семье, – напомнил ему лорд Харткорт.
   – Ну, так утверждал мой отец, – ответил ему Бертрам. – Как ты думаешь, что Лили будет делать с этой девочкой?
   – По всей видимости, мисс Уидон намерена поселиться у своей тетушки. Вчера у меня была возможность убедиться в том, что это очень решительная девушка, – сухо проговорил лорд Харткорт.
   – Решительная? – удивился Бертрам. – Этот английский воробушек? Не может быть, у нее вид вывалившегося из гнезда птенца. Не верю, чтобы она была решительной хоть в чем-то. Но если ее приодеть, она окажется очень симпатичной.
   – Полагаю, герцогиня позаботится об этом, – сказал лорд Харткорт.
   – Во всем этом есть какая-то тайна, – продолжал Бертрам. – Приезжает девушка, выглядит невинной крошкой, и, несмотря на это, Лили принимает ее и даже оставляет жить в своем доме. Не удивлюсь, если Андре окажется прав и выяснит, что все это – не что иное, как ловкий трюк. Все выглядит несколько подозрительно.
   – Наверное, всему существует исчерпывающее объяснение, но мы-то не знаем его, – заметил лорд Харткорт.
   – К черту все, Вейн! Тебя ничего не может взволновать! – воскликнул Бертрам. – Я с большим удовольствием показал бы ей, что такое жизнь. Я по горло сыт этими избалованными кокетками, что собираются у «Максима». Знаешь, когда на прошлой неделе Генри подарил Иветте бриллиантовый браслет, она вернула его и сказала, что камни недостаточно крупные.
   – Ну, Генри мог бы позволить себе камни и покрупнее.
   – Да, но он считает, что это неблагодарность, – ответил Бертрам. – Они все всегда недовольны. Вот Мари, которую я взял себе на некоторое время. Она постоянно жаловалась: икра несвежая, шампанское пахнет пробкой, стул неудобный, подаренные мною орхидеи не того цвета! Мне это надоело, и я бросил ее, а теперь ее подобрал старина Освальд. Он не представляет, во что ввязался! Я не против того, чтобы тратить деньги на женщин. В конце концов, на что еще их тратить? Но я ожидаю от них хоть какой-то благодарности.
   – Бедный Берти, – проговорил лорд Харткорт. – Не могу поверить, что все твои усилия не вознаграждаются.
   – Пусть я покажусь тебе скупым, но я хочу получать справедливое возмещение за свои деньги, – улыбнулся Бертрам. – Я знаю, ты считаешь, что я слишком быстро бросаюсь в любовную связь. Но дело в том, Вейн, что у меня нет твоего чутья в выборе женщин. Как только я узнаю своих приятельниц поближе, они сразу же разочаровывают меня, а твои же при ближайшем рассмотрении становятся только лучше. А уж Генриетту никто не превзошел. – Лорд Харткорт ничего не ответил, и Бертрам продолжил: – Ну ладно, Вейн, я знаю, что это замечание выдержано в дурном тоне, но, черт побери, надо же молодому человеку кому-то излить душу, а кто может быть лучше родственника?
   – Действительно, кто? – хмыкнул лорд Харткорт. – Хорошо, Берти, обрабатывай этого английского воробушка, как ты ее называешь. Ты получил мое благословение. Несмотря на мои опасения, она может превратиться в очаровательную дамочку, на которую не жалко будет потратиться!

Глава 4

   Гардения ворвалась в спальню тетушки.
   – Тетя Лили, это безнадежно! – воскликнула она и тут же тихо ахнула. – Ой, какая же вы красивая!
   Герцогиня стояла спиной к окну и была одета в летящее платье из голубого шифона на шелковом чехле, с букетиком шелковых розочек, приколотым к груди брошью с огромным бриллиантом. Из-под шляпы с широченными полями выбивались золотистые пряди. Герцогиня действительно была так же хороша, как в те времена, когда приезжала в Англию и встречалась с маленькой Гарденией.
   – Спасибо тебе, детка, – ответила Лили де Мабийон, очень довольная комплиментом.
   – У вас изумительное платье, – с благоговейным восторгом проговорила Гардения, – и я впервые вижу шляпу в стиле «Веселой вдовы»[4], хотя много читала о ней в газетах.
   – Так вот как ты это называешь! – весело воскликнула герцогиня, с удовлетворением разглядывая свое отражение в зеркале.
   – Но дома больше ни о чем другом не говорили! – сказала Гардения. – Платья «Веселой вдовы», шляпы «Веселой вдовы», прическа «Веселой вдовы». Мы с мамой часто смеялись, когда просматривали газеты и журналы и представляли, как будем выглядеть в таких шляпах. Мне казалось, что вид будет комичный. Теперь я вижу, что на вас такая шляпа выглядит прекрасно и вы очень-очень красивы.
   Было очевидно, что энтузиазм Гардении доставляет герцогине большое удовольствие. Она обернулась к двум горничным, которые, одев герцогиню, разбирали вещи на туалетном столике около кровати, складывая халаты, щипцы для завивки, лосьоны и кремы – в общем, все то, что использовалось при создании туалета герцогини.
   – Мадемуазель восхищена моим видом, – сказала она им по-французски.
   Герцогиня прошлась по комнате, и при свете льющегося из окон утреннего солнца Гардения поняла, что белая кожа с нежным румянцем на щеках – это результат огромного мастерства. Теперь желтоватый оттенок кожи, столь заметный утром, скрывала маска из крема и румян.
   – Итак, я готова, – объявила герцогиня, бросив последний взгляд в зеркало и поправив ожерелье из жемчужин и бриллиантов, которое плотно облегало шею и скрывало предательские морщины, выдающие ее возраст.
   – Но, тетя Лили, мне нечего надеть, – сказала Гардения. – Это я и хотела вам сообщить. Ваши платья прекрасны, я никогда не видела такого количества за всю свою жизнь, но они велики мне. Ивонна говорит, что переделка займет несколько часов, если не дней.
   – Это так, мадам, – подтвердила стоящая у двери Ивонна. – Мадемуазель перемерила все платья, и мы не нашли ни одного, в котором она не выглядела бы нелепо.
   Герцогиня окинула Гардению внимательным взглядом.
   – Не могу же я повезти тебя к Ворту в этом жакете и юбке, – сказала она. – Люди будут смеяться. Даже Ивонна симпатичнее, когда отправляется на прогулку в выходные дни.
   – Тогда мне придется остаться дома, – с несчастным видом заключила Гардения.
   – Ничего подобного, – запротестовала герцогиня. – Пока у тебя нет нарядов, мы не можем строить планы и заниматься твоим будущим. Подожди, у меня идея! День теплый, но я собираюсь накинуть соболиное манто. Весенний ветер такой переменчивый. – Гардения озадаченно посмотрела на тетушку, не понимая, к чему та ведет. – У тебя есть легкое летнее платье? – спросила герцогиня.
   Гардения кивнула.
   – Да, есть, бледно-розовое, муслиновое, которое я сама сшила, – ответила она. – Боюсь, оно не очень красивое, но я взяла фасон из модного журнала.
   – Пойди и надень его, – скомандовала герцогиня, – и поторопись.
   Какое-то мгновение Гардения колебалась.
   – Но оно не траурное, – напомнила она.
   – Я тебе уже сказала, – резко проговорила герцогиня, – что тебе нельзя носить черное. Моих друзей в Париже не интересует, носишь ты траур или нет.
   – Хорошо, тетя Лили, – послушно сказала Гардения, – я его надену.
   Она выбежала из комнаты и без особых сложностей отыскала свою новую спальню, в которую уже успели перенести ее вещи. Веселая молоденькая горничная все еще распаковывала чемодан. Муслиновое платье было мятым, но когда Гардения надела его, оно не выглядело столь старомодно, как черное. И все-таки Гардения прекрасно понимала, что рядом с тетей Лили в голубом шифоновом платье с розами, жемчугом и бриллиантами она будет казаться смешной.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента