— Ты нагрела для меня одежду?
   — Смеешься? — Она обернулась к нему, ее лицо начала медленно заливать краска. — Ты по крайней мере на восемь дюймов выше и на шестьдесят футов тяжелее. Я утонула в твоих чертовых тряпках. Я чувствовала, как будто на мне была надета палатка. Ветер продувал меня насквозь под твоим одеянием.
   — Надеюсь, это не задело твои жизненно важные органы?
   — Если ты о моей будущей сексуальной жизни, то боюсь худшего.
   — Давайте рассчитывать на лучшее, мисс Ройял. — Голос Сандекера звучал не очень убедительно. Он поставил коробки на стол и открыл запоры.
   — Вот они, включая и мебель, и драпировки.
   Питт заглянул внутрь одной из них.
   — Никаких следов повреждений.
   — Они водонепроницаемы, — ответил Сандекер. — И каждая была так тщательно упакована, что крушение практически не повредило их.
   Сказать, что модели были шедеврами искусства миниатюры, было бы большим преуменьшением. Адмирал был прав. Детали были потрясающими. Каждый кирпичик, каждая оконная рама выдержаны в масштабе и точно расположены на своих местах. Питт приподнял крышу. Раньше, в музеях, он видел выставки макетов, но никогда не сталкивался с такой утонченной ручной работой. Ничего не было забыто. Картины на стенах являлись точными копиями, как по цвету, так и по рисунку. Мебель отделана тончайшими деревянными панелями фабричного производства. Телефоны, трубки которых свободно поднимались и опускались, были подсоединены проводами к крошечным розеткам. Завершали впечатление рулоны туалетной бумаги, висевшие в ванных комнатах, которые раскручивались от прикосновения руки. Первое здание состояло из четырех этажей и фундамента. Питт осторожно поднимал один этаж за другим, внимательно исследуя макет, и также аккуратно поставил все на место. Затем он изучил второй макет.
   — Я знаю, что это такое, — спокойно произнес он.
   Сандекер поднял глаза.
   — Что?
   — Вот это розовое здание, построенное из розового мрамора, трудно забыть. Это было примерно шесть лет назад, когда я посетил эти стены. Мой отец входил в состав экономической наблюдательной миссии президента, поскольку вел переговоры с министрами финансов латиноамериканских правительств. Я взял отпуск в армии на тридцать дней и сопровождал его, как его помощник и пилот. Да, я помню эти стены, а особенно экзотическую черноглазую маленькую секретаршу…
   — Избавь нас от своих эротических проделок, — прервал его Сандекер. — Где оно находится?
   — В Сальвадоре. А эта модель — отлично сделанная копия здания капитолия Доминиканской Республики. — Он указал на первый макет. — Судя по дизайну, вторая модель также представляет какое-то правительственное учреждение в другой южно — или центроамериканской стране.
   — Здорово, — бросил Сандекер без энтузиазма. — Мы столкнулись с типом, который коллекционирует миниатюрные здания капитолиев.
   — Это ни о чем нам не говорит, — заметила Тиди, подавая Питту чашечку с горячим кофе.
   — Кроме того, что черный самолет имел двойное задание, — задумчиво произнес Пнтт. Сандекер поймал его взгляд.
   — Ты хочешь сказать, что он должен был доставить эти модели, когда получил задание напасть на вас с Ханневелом?
   — Именно так. Один из рыболовных траулеров Рондхейма засек наш приближавшийся к Исландии вертолет и дал самолету по радио команду изменить курс. Поэтому, когда мы приблизились к берегу, он уже поджидал нас.
   — А почему Рондхейм? Не вижу ничего, что доказывало бы его связь со всем этим.
   — Я просто рассуждаю. — Питт пожал плечами. — Согласен, я бреду на ощупь и сам не уверен, что это именно он. Это — как дворецкий в плохом детективе. Любая улика, любое сомнение ведут к нему, указывают на него как на наиболее вероятный объект для подозрений. Но, в конце концов, наш друг дворецкий оказывается переодетым полицейским, а наиболее обаятельный герой — закоренелым преступником.
   — Что-то подсказывает мне, что Рондхейм — не переодетый полицейский. — Сандекер налил себе другую чашечку кофе. — Что именно он стоит за смертью Ханневелла и Фири, а потому мне очень хочется загнать его в угол и уничтожить.
   — Это не так просто будет сделать. Он занимает достаточно прочное положение.
   — Если бы спросили меня, — вмешалась Тиди, — вы оба просто ревнуете Рондхейма к мисс Фири.
   Сандекер зарычал на нее:
   — У тебя длинный язык, крошка.
   — Да, я не кривлю душой. Мне Керсти Фири понравилась.
   — И Оскар Рондхейм тоже, — вставил Питт.
   — Даже если бы он был генералом Армии спасения, — нет. Но отдадим ему должное. Он держит Керсти и «Фири лимитед» в кулаке.
   — Почему же? Ответь! — задумчиво произнес Питт. — Как может Керсти любить его, если она до смерти его боится?
   Тиди покачала головой.
   — Не знаю. Я только обратила внимание, что ей было больно, когда он схватил ее за шею.
   — Может быть, она мазохистка, а Рондхейм — садист? — предположил Сандекер.
   — А если Рондхейм задумал и осуществил эти чудовищные убийства, вы должны сообщить все, что вы знаете, полиции, — настойчиво заявила Тиди. — Если позволить ему зайти слишком далеко, он убьет вас обоих.
   Питт сделал грустное лицо.
   — Стыдно, адмирал. Ваша собственная секретарша недооценивает двух самых уважаемых людей.
   Он повернулся и со скорбью взглянул на нее.
   — Как ты могла?
   Сандекер улыбнулся.
   — Совершенно невозможно в наши дни добиться от подчиненных преданности.
   — Преданности?! — Тиди взглянула на них как на сумасшедших. — Какая другая девушка согласилась бы тащиться на другую половину земного шара на военном грузовом самолете, замерзать на вонючей старой посудине в центре Северной Атлантики, подвергаться постоянным уколам со стороны мужчин — и все это за те гроши, которые я получаю. Если это не преданность, хотела бы я знать, как вы, мужчины, не считающиеся с другими людьми, это называете?
   — Безумие — вот как я называю это, — сказал Сандекер. Он положил руки ей на плечи и с теплотой заглянул в глаза. — Поверь мне, Тиди, я ценю твою дружбу и заботу о моем благополучии и я уверен, что Дирк ценит тебя также очень высоко. Но ты должна понять: мой близкий друг и трое моих людей погибли. Пытались убить и Питта. Я не из тех парней, кто прячется под матрац и зовет полицию. И все это заварили люди, которых мы не знаем. И вот, когда мы обнаружим их, и только тогда, — я отступлю в сторону и предоставлю закону и его представителям заняться своим делом. Ты со мной?
   Это внезапное проявление чувств столь обескуражило Тиди, что она замолчала, и крупные слезы медленно потекли по ее лицу. Она прижалась к груди адмирала.
   — Я чувствую себя обезьянкой, — пробормотала она. — Я всегда высовываюсь не там, где надо. В следующий раз, если меня понесет, засуньте мне в рот кляп.
   — Можешь на это не рассчитывать, — сказал Питт мягко.
   Сандекер еще минуту держал Тиди в объятиях, затем отпустил ее.
   — Ну ладно. Поднимаем якорь и возвращаемся в Рейкьявик, — пророкотал он. — Я бы не отказался от горячего пунша.
   Внезапно Питт застыл, указав рукой за борт. Потом подошел к выходу из рубки и прислушался. Звук был практически не слышен, но он был. Сквозь пелену тумана доносилось ровное жужжание: это был звук двигателя судна, идущего на большой скорости.


Глава 11


   — Слышите, адмирал?
   — Слышу. — Сандекер подошел к нему. — Около трех миль, быстро приближается.
   Он прислушался еще.
   — Идет на полной скорости.
   Питт кивнул.
   — Прямо на нас. — Он попытался разглядеть что-нибудь в тумане. — Странный звук, похоже на завывания двигателя самолета. У них, кажется, есть радар. Ни один капитан, если он в своем уме, не пойдет в такую погоду на полной скорости.
   — Тогда они знают, что мы здесь, — прошептала Тиди, как будто кто-либо, кроме обшивки, мог услышать ее.
   — Да, они знают, что мы здесь, — неохотно согласился Питт. — И, если я не ошибаюсь, нас они и ищут. Любое проходящее судно оставило бы нам широкое пространство, как только они получили наш сигнал. Это же — ищет неприятностей. Может быть, займемся гонками?
   — Как три кролика, задумавшие поиграть со стаей волков, — ответил Сандекер. — Они превосходят нас по численности не менее, чем десять к одному, и… они, несомненно, вооружены до зубов. Наша единственная надежда — на «Стерлинги». Как только мы наберем скорость, наши визитеры получат такой же шанс поймать нас, как кокер-спаниель борзую.
   — Не ставьте так на них, адмирал. Если они знают, что мы здесь, они также знают, какое у нас судно и какой оно мощности. Для того, чтобы захватить нас, им нужно другое, превосходящее «Гримзи». И подозреваю, что у них именно такое.
   — На подводных крыльях? Да? — медленно произнес Сандекер.
   — Именно, — ответил Питт. — И это означает, что они могут развить скорость до сорока пяти — пятидесяти узлов.
   — Неважно, — спокойно проговорил адмирал.
   — Да. Но и не страшно. У нас, по крайней мере, есть два преимущества. — Питт быстро обрисовал свой план.
   Тиди, находившаяся внутри рубки, почувствовала, что ее тело оцепенело, а от лица под слоем косметики отлила кровь. Она не верила тому, что слышала. Она задрожала, и ее голос прозвучал очень жалобно:
   — Вы… вы ведь не имеете в виду, что… вы хотите сказать…
   — Да, нам грозят большие неприятности, — ответил Питт. Он замолчал, глядя на ее бледное, испуганное лицо, на руки, нервно теребившие бант на блузке.
   — Но вы планируете холодное убийство! — Какое-то время ее губы произносили бессвязные слова, затем она постаралась взять себя в руки. — Вы не можете просто так убить людей. Невинных людей, которые даже не подозревают этого.
   — Так точно, — отрезал Сандекер. — У нас нет времени объяснять ситуацию перепуганной женщине.
   Он взглянул на нее понимающим взором, но продолжал командным тоном:
   — Пожалуйста, спустись вниз и накройся чем-нибудь, что защитит тебя от пуль. — Он повернулся к Питту. — Руби якорь и дай мне сигнал, когда мне трогаться.
   Питт затолкал Тиди в камбуз.
   — Никогда не спорь с командиром корабля. И не волнуйся. Местные жители дружелюбны, тебе не стоит ни о чем беспокоиться.
   Он поднял топор и услышал шум «Стерлингов». Топор скользнул по канату и вошел в деревянные перила, отправив якорь навеки в темные глубины.
   Невидимое судно было уже рядом. Рокот двигателей постепенно становится тише, по мере того как капитан убавлял ход, готовясь пройти рядом с «Гримзи». С того места на носу, где лежал Питт, сжимая и отпуская топор, можно было различить, как невидимый корабль, сбавляя скорость, все больше и больше погружался в воду. Он осторожно приподнялся, сощурив глаза в бесполезной надежде различить в тумане какое-нибудь движение. Пространство вокруг корабля было абсолютно темным. Видимость составляла не более двадцати футов.
   Внезапно огромная тень появилась из тумана, корабль был повернут к ним правым боком. Он увидел светящееся пятно и предположил, что это рубка. Это был как будто призрачный корабль с командой духов, появившийся в тумане. Большой серый корпус угрожающе возвышался над «Гримзи». Длина этого призрака была не менее ста футов. Питт смог различить теперь и людей на борту, один из них наклонился над фальшбортом и согнулся так, как будто готовился к прыжку. Автоматы в их руках сказали Питту все, что он хотел узнать.
   С холодным расчетом, на расстоянии не более восьми футов от стволов автоматов, он сделал три движения, которые казались одновременными. Замахнувшись топором, он ударил его плоским концом по железной лебедке, дав сигнал Сандекеру. Тем же движением он швырнул топор вперед и увидел, как его острие глубоко вошло в лоб именно тому, кто собирался сделать прыжок на палубу «Гримзи». Они встретились в воздухе — страшный крик вырвался из глотки, и человек вместе с топором рухнул вниз, зацепившись за перила «Гримзи». Он как бы завис на мгновение — бескровные пальцы судорожно сжали деревянную рукоятку — и затем рухнул в серую воду. Прежде чем море сомкнулось над его головой, Питг скатился на вытертые доски палубы. «Гримзи» рванула вперед, сопровождаемая ураганным огнем, достигавшим рулевой рубки, до тех пор, пока не скрылась в тумане.
   От края борта Питт переполз к корме и появился на пороге рубки. Пол был усеян осколками стекла и щепками.
   — Есть успехи? — без эмоций спросил Сандекер. Его голос за шумом «Стерлингов» был едва слышен.
   — Меня не задели. А вас?
   — Цель этих скотов была прямо над моей головой. И если бы я был на три фута повыше, то задуманная комбинация у них получилась бы.
   Он повернулся и задумчиво поглядел на Питта.
   — Мне показалось, что я слышал крик, прежде чем включил двигатели.
   Питт ухмыльнулся.
   — Не могу лгать вам. Это я его — маленьким топориком.
   Сандекер покачал головой.
   — Тридцать лет на флоте, и первый раз моей команде приходится отражать нападение.
   — Проблема теперь, как избежать повторного.
   — Да, это будет непросто. Мы мчимся вслепую. Их чертов радар следит за каждым нашим движением. И больше всего я боюсь тарана. С преимуществом в десять — двенадцать узлов они достигнут большего успеха в игре в жмурки. Я не могу умолчать об этом. Если их капитан хоть чуть-чуть соображает, он использует это преимущество и обгонит нас, а затем повернет на девяносто градусов и протаранит нас прямо в середину.
   Питт на минуту задумался.
   — Будем надеяться, что их капитан — правша.
   Сандекер что-то пробурчал.
   — Не понимаю.
   — Левши составляют меньшинство. Большинство людей — правши. Когда корабль приблизится к нам и его нос будет на расстоянии четырехсот ярдов от нашего зада, в этот момент капитан должен инстинктивно повернуться к нам правым бортом, прежде чем начнет таран. Это даст нам возможность воспользоваться теми двумя преимуществами, которые у нас есть.
   Сандекер вопросительно посмотрел на Питта.
   — Я не вижу ни одного, тем более двух.
   — Судно на подводных крыльях зависит от высокой скорости для поддержания веса. Подводные крылья играют ту же роль в воде, что и крылья самолета в воздухе. Его важнейшее преимущество — скорость, но большой недостаток — маневренность. Короче, поворачивать ему очень сложно.
   — А нам просто. Так? — Сандекер задумался.
   — «Гримзи» может сделать два поворота, пока оно — один.
   Сандекер оторвал руки от штурвала и скрестил их.
   — Звучит здорово, за исключением того, что мы не знаем, когда они начнут атаку.
   Питт кивнул.
   — Мы услышим.
   Сандекер снова вопросительно взглянул на него.
   — Приглушим двигатели?
   Питт кивнул еще раз.
   Когда Сандекер вернулся к штурвалу, костяшки его пальцев были белыми, губы плотно сжатыми.
   — То, что ты предлагаешь. — это рулетка: один шанс из тысячи. А если «Стерлинги» откажут? А она? Ты подумал о ней? — он кивнул в сторону камбуза.
   — Я думаю обо всех нас. Будем мы стоять или убегать — наши шансы равны. Но последний доллар, поставленный на кон, — это все-таки шанс.
   Сандекер бросил взгляд на этого высокого человека, стоявшего в проходе рубки:
   — Ты говорил, что у нас есть два преимущества.
   — Неожиданность, — спокойно ответил Питт. — Мы знаем, что они собираются делать. У них может быть радар, но они не могут прочитать наши мысли. Это наше второе и наиболее важное преимущество — неожиданность действий.
   Питт взглянул на свои часы, — половина второго, ранний полдень. Сандекер выключил двигатели, и Питту стоило усилий сохранить бдительность — внезапная тишина и туман начинали расслаблять его ум.
   Солнце казалось бледным белым диском, тускло блестевшим в неровной пелене тумана. Питт глубоко вздохнул, стараясь отбросить ощущение сырости и озноба, проникавшее в его легкие. Его трясло в костюме, материал которого притягивал влагу. Он уселся на крышку люка, прислушиваясь. Ждать пришлось недолго. Вскоре он ощутил отчетливые мерные удары — это был звук двигателей гидроплана.
   Все должно получиться с первого раза. Второго раза не будет. Видимо, в этот момент радист гидроплана докладывал, что приборы потеряли сигнал местонахождения «Гримзи», и они не могут двигаться вперед. Однако решение было принято — они не стали менять курса. Нос гидроплана должен был протаранить «Гримзи» в самом его центре.
   Питт уже, наверное, в десятый раз проверил содержание контейнеров. Одним из них являлся четырехлитровый стеклянный кувшин, который Тиди обнаружила в камбузе. Остальные три представляли собой ржавые, с вмятинами, жестяные газовые баллоны разной величины. Их Питт нашел в шкафу, в машинном отделении. За исключением содержимого, да сделанных из тряпок фитилей, торчавших из отверстий контейнеров, ничего общего в них не было.
   Гидроплан был уже близко, очень близко. Питт повернулся к рубке и крикнул:
   — Пора! — Он достал зажигалку и поджег фитиль стеклянного кувшина.
   Сандекер нажал на стартер. Мощные «Стерлинги» кашлянули, а затем заревели, набирая обороты. Он поворачивал штурвал направо и добавлял скорость. «Гримзи» поднялось на воде, как скаковая лошадь со стрелой в заду. Адмирал взял штурвал обеими руками, рассчитывая только на один шанс: что гидроплан не врежется в «Гримзи». Вдруг деревянная спица вылетела из штурвала и ударилась о компас. Он понял, что по рубке стучат пули. Он ничего не видел, но знал, что команда гидроплана вслепую стреляет в тумане, ориентируясь только на указания радиста.
   Напряжение казалось Питту непереносимым. Он то сосредоточенно всматривался вперед, в стену тумана, то бросал взгляд на кувшин в руке. Пламя было слабым, но быстро подбиралось к закрытому горлышку и бензину, находившемуся внутри кувшина. Пять секунд, не больше. Потом кувшин надо будет бросить за борт. Он начал считать. Пять секунд наступили и прошли. Шесть. Семь. Он поднял руку. Восемь. В этот момент гидроплан вынырнул из тумана, пройдя не более чем в десяти футах от корпуса «Гримзи». Питт с силой бросил кувшин.
   Последующие мгновения запечатлелись в памяти Питта на всю оставшуюся жизнь: высокий блондин кожаной куртке, сжимавший перила капитанского мостика и в шоковом состоянии завороженно наблюдавший, как смертельный предмет летит в его направлении сквозь пелену тумана; затем удар кувшина о переборку и сухой взрыв яркого пламени. Больше Питт ничего не видел. Корабли пронеслись мимо, и он потерял гидроплан из виду.
   У него не было времени на размышления. Он поджег фитиль одного из газовых баллонов, в то время как Сандекер на полной скорости развернул «Гримзи» на сто восемьдесят градусов вслед за гидропланом. Посудина была послушна. Гидроплан затормозил, и пульсирующие красно-желтые отсветы хорошо были видны сквозь серую пленку тумана. Адмирал направил «Гримзи» прямо на гидроплан. Он стоял в рубке прямо, как шомпол. Было ясно, что все, кто стрелял по «Гримзп» тридцать секунд назад, вряд ли останутся на пылающей палубе в надежде сделать еще несколько дырок в старой посудине. Пока огонь не будет потушен, гидроплан и не попытается вновь пойти на таран.
   — Дай им еще, — крикнул он Питту через разбитое переднее стекло рубки. — Пусть эти ублюдки почувствуют вкус их собственной микстуры.
   Питт не ответил. У него едва хватило времени, чтобы швырнуть горящий баллон, прежде чем Сандекер повернул штурвал и направил судно в третью атаку. Дважды еще они проносились мимо гидроплана, и дважды Питт забрасывал туда свои ржавые огненные разрушающие баллоны, пока его самодельный арсенал не иссяк.
   Через некоторое время сильный удар подбросил «Гримзи», выбил все оставшиеся стекла и сбил Питта с ног. Взрыв превратил гидроплан в вулканический сноп пламени и пылающих развалин вокруг.
   Эхо отразилось от прибрежных скал и оглушило Питта, когда он попытался встать на дрожавшие ноги и взглянуть на то, что осталось от гидроплана. Великолепно спроектированное, супермощное судно превратилось в груду горевших обломков, с шипением исчезавших с поверхности воды. Он, шатаясь, добрел до рубки. От контузии он временно утратил чувство равновесия. В ушах звенело. Сандекер заглушил двигатели и продрейфовал мимо тонувшего корабля.
   — Остался кто-нибудь в живых? — спросил Сандекер. На его щеке была небольшая царапина.
   Питт отрицательно покачал головой.
   — Никого, — сказал он безучастно. — Если даже кто-то из них прыгнул в воду, то от взрыва погиб.
   В рубку вошла Тиди, держась одной рукой за сливовый синяк на лбу. Ее лицо выражало полнейшее замешательство.
   — Что… что случилось? — заикаясь, прошептала она.
   — Это не были баки с горючим, — сказал Сандекер. — В этом я уверен.
   — Да, — мрачно согласился Питт. — У них на палубе была взрывчатка. В нее и попала моя последняя самодельная бомба.
   — Очень неосторожно с их стороны. — Голос Сандекера был достаточно добродушным. — Неожиданность действий — вот что ты говорил, и ты был прав. Этим бессловесным тварям и в голову не могло прийти, что загнанная в угол мышь будет бороться, как тигр.
   — По крайней мере, мы рассчитались с ними. — У Питта темнело в глазах, но это мало беспокоило его. Он и Сандекер сражались против воли, за выживание. Они вдвойне расплатились за смерть Ханневелла и остальных, но окончательный расчет был еще впереди. «Странно, — думал он, — как, оказывается, легко убить человека, с которым ты даже незнаком, о жизни которого ты не имеешь ни малейшего представления». «Ваше отношение к жизни, — говорил доктор Джонссон, — приведет к вашему поражению. Умоляю вас, мой друг отбросить колебания, когда придет момент». Питт почувствовал удовлетворение. Момент пришел, и он не колебался. У него даже не оказалось времени подумать о боли и смерти, которые он причинял. Он спрашивал себя, является ли эта подсознательная терпимость к убийству любого незнакомого человека тем фактором, который заставляет человечество принять и оправдать войны.
   Срывающийся голос Тиди прервал его мысли.
   — Они мертвы, они все мертвы. — Она начала всхлипывать, закрыв лицо дрожавшими руками. — Вы убили их всех, хладнокровно заживо сожгли их.
   — Извините, леди, — металлическим голосом произнес Питт. — Откройте глаза! И посмотрите вокруг! Эти дыры вокруг пробиты не дятлом. И если привести какой-нибудь штамп из любого западного боевика — «они напали первыми: у нас не было выхода, маршал, их было больше», то у тебя неверный сценарий, дорогая. Мы — хорошие парни. Это они хотели хладнокровно прикончить нас.
   Она взглянула в спокойное, решительное лицо, увидела полные понимания зеленые глаза и покраснела.
   — Вы были предупреждены, — все еще всхлипывая, говорила она. — Я вам сказала: заткнуть мне рот, если я его открою и начну истерику.
   Питт поймал ее взгляд.
   — Адмирал и я пока терпим тебя. А если ты еще и сделаешь нам кофе, мы не станем жаловаться на разницу во взглядах.
   Она поднялась на цыпочках и нежно поцеловала Питта.
   — Два кофе сейчас будут. — Она потерла глаза пальцами.
   — И умой лицо, — улыбнувшись, заметил Питт. — Твоя косметика растеклась по щекам.
   Она послушно повернулась и спустилась в камбуз. Питт подмигнул Сандекеру. Адмирал кивнул головой в знак мужского взаимопонимания и посмотрел на пылающий корабль.
   Гидроплан быстро тонул, опускаясь кормой вниз. Волны пучились вокруг верхнего борта и заливали пламя. На месте корабля образовалось шипящее облако пара, которое вскоре исчезло. Через несколько секунд только кружащиеся масляные пузырьки, неопознанные обломки, да грязная пена обозначали место захоронения. Теперь казалось, что корабль был просто смутным ночным кошмаром, который исчезает с уходом ночи.
   Усилием воли Питт заставил себя вернуться к реальности.
   — Нет смысла крутиться тут, вокруг. Нам следует вернуться в Рейкьявик быстро, как только мы сможем в таком тумане. Чем быстрее и дальше мы уберемся от этого места к тому времени, ко1да погода прояснится, тем лучше для всех нас.
   Сандекер взглянул на часы. Было без пятнадцати два. Все сражение заняло не больше пятнадцати минут.
   — Горячий пунш кажется еще более привлекательным, чем обычно, — сказал он. — Следи за эхолотом. Когда глубина станет менее ста футов, мы будем знать, что приближаемся к берегу.
   Через три часа и двадцать миль к юго-западу от Рейкьявика они обогнули мыс полуострова Кефлавик и вышли из полосы тумана. Кажущееся вечным исландское солнце приветствовало их ослепительным блеском. Поднявшись со взлетной полосы Международного аэропорта Кефлавика, прежде чем сделать круг на восток и затем взять курс на Лондон, над их головами взмыл самолет компании «Пан Америкэн». Его блестящая алюминиевая чешуя, как в зеркале, отражала солнечные лучи. Питт внимательно наблюдал за ним, подумав, что он предпочел бы оказаться сейчас в кресле пилота, а не находиться на палубе этой старой развалины. Его размышления прервал Сандекер:
   — Не знаю, как и начать, чтобы выразить мои сожаления по поводу того, что мы возвращаем Рондхейму его корабль в таком разбитом состоянии. — Лукавая, дьявольская усмешка скользнула по его лицу.
   — Очень трогательная забота, — отпарировал Питт.
   — Ну, ничего, Рондхейм переживет это. — Сандекер снял руку со штурвала и обвел ею разбитую вдребезги рубку. — Немного шпаклевки, немного краски, немного стекла — и он будет как новый.
   — Рондхейм, я думаю, посмеется над повреждениями «Гримзи», но хотел бы я посмотреть, как он будет кататься от смеха, когда узнает о судьбе своего гидроплана и его команды.