П е р с ю к о в. Одну минуточку. Сбегаю в президиум покажу. После доклада Есауловой - огласим. (Идет быстро, останавливается.) Они полюбили друг друга в Конске, а расписались в Лобачевске. (Уходит.)
   Входит Передышкин.
   П е р е д ы ш к и н. В домике Лобачевского, конечно, была? Экспонаты, конечно, видела? Визитную карточку Лобачевского заметила?
   Ш у р а. Заметила.
   П е р е д ы ш к и н (показывает). Она?
   Ш у р а. Она, где ты взял?
   П е р е д ы ш к и н. Похитил в домике Лобачевского.
   Ш у р а. Как же ты посмел? Такую редкость... Такую реликвию?
   П е р е д ы ш к и н. Реликвию? Плевал я на эту реликвию. Вот. Тьфу!
   Ш у р а. Передышкин, ты не в своем уме!
   П е р е д ы ш к и н. Я-то, положим, в своем. А остальные - не знаю. По-печатному разбираешь? Читай.
   Ш у р а (читает карточку). Иван Николаевич Лобачевский.
   П е р е д ы ш к и н. Иван Николаевич. Так? (Протягивает словарь.) Теперь читай тут.
   Ш у р а (читает). "Лобачевский Николай Иванович, великий математик, родился в тысяча семьсот девяносто третьем году".
   П е р е д ы ш к и н. Стоп. Николай Иванович.
   Ш у р а. Николай Иванович.
   П е р е д ы ш к и н. Понятно?
   Ш у р а. Что... понятно?
   П е р е д ы ш к и н. Иван Николаевич и Николай Иванович. Небольшая разница. Николай Иванович Лобачевский, великий математик (потрясает словарем), и какой-то никому не известный Иван Николаевич Лобачевский (потрясает карточкой). Пес его знает, кто он такой, скорее всего такой же авантюрист и жулик, как твой Персюков.
   Ш у р а. Что же это... что же это делается...
   П е р е д ы ш к и н. Будьте здоровы. Где здесь телефон?
   Ш у р а. Куда ты?
   П е р е д ы ш к и н. Сигнализировать в прокуратуру. И сейчас же обратно, прямо на торжественное заседание. Попрошу слова для внеочередного заявления и зачитаю оба документа. Только Персюкова и видели.
   Ш у р а. Передышкин... ты этого не сделаешь.
   П е р е д ы ш к и н. Ого, еще как! (Уходит.)
   Входит Персюков.
   П е р с ю к о в. Через пятнадцать минут кончается доклад, и сейчас же будет оглашаться телеграмма.
   Ш у р а. Алеша, что-то невероятное! У нас не тот Лобачевский. Настоящий великий Лобачевский - Николай Иванович, а наш Лобачевский - Иван Николаевич.
   П е р с ю к о в. Что ты говоришь? Кто тебе сказал?
   Ш у р а. Передышкин. У него на руках документы. Словарь и визитная карточка. В словаре - Николай Иванович, а на визитной карточке - Иван Николаевич. Своими глазами видела. Алеша, мы страшно обмишурились.
   П е р с ю к о в. Подлая старуха.
   Ш у р а. Передышкин побежал сигнализировать. Он обещал сейчас же вернуться и сделать внеочередное заявление. Что-то немыслимое!
   П е р с ю к о в. Через пятнадцать минут будут оглашать указ о переименовании. Надо Передышкина задержать на пятнадцать минут.
   Ш у р а. Ой, ты не знаешь Передышкина! Он тебя непременно завалит.
   П е р с ю к о в. Не во мне вопрос. Надо задержать. Понимаешь? Чтоб он не испортил людям праздник. А там? Пускай меня рубят. Мне себя не жалко. Мне праздника жалко. Такой день, такое торжество... Задержи!
   Ш у р а. Как же я его задержу?
   П е р с ю к о в. Не знаю. Как-нибудь. Околдуй. Сведи с ума. Завлеки. Ты же девушка. Сама понимаешь. Замани.
   Ш у р а. Куда же я его завлеку?
   П е р с ю к о в. Куда-нибудь. Куда хочешь. На воздушный шар. Поднимись с ним. (Идет к кассе шара.) Дайте два билета. (Получает билеты.)
   Ш у р а. Ни за что... Ни за что... Только не это...
   П е р с ю к о в. Ради меня! Ради такого дня! Держи билеты!
   Ш у р а. Боже мой! Я не знаю, он не захочет.
   П е р с ю к о в. С тобой захочет. Ты же такая девушка! Не подняться с такой девушкой - это же надо иметь каменное сердце. Шурочка! Ради праздника нашего города!
   Ш у р а. Ты меня любишь?
   П е р с ю к о в. Клянусь!
   Ш у р а. Передышкин идет. Давай билеты. Уходи. Стой. Поцелуй.
   П е р с ю к о в (целует). Не бойся. Смотри вверх.
   Ш у р а. Иди.
   Персюков уходит.
   Буду смотреть вверх.
   Входит Передышкин.
   П е р е д ы ш к и н. (Бросается к нему и плачет.)
   П е р е д ы ш к и н. Ну? В чем дело?
   Ш у р а. Я боюсь.
   П е р е д ы ш к и н. Я думаю, "боюсь". (Хочет идти.)
   Ш у р а. Не уходи, Передышкин. Постой. Я боюсь. Мне страшно, что я... чуть не связалась с этим... ужасным человеком.
   П е р е д ы ш к и н. Ага! Теперь ты его раскусила? Теперь ты поняла, кто такой Персюков и кто такой я?
   Ш у р а. Я была дура. Ты мне открыл глаза.
   П е р е д ы ш к и н. Ага! Ага!
   Ш у р а. Вася, прости меня.
   П е р е д ы ш к и н. Лично я против тебя ничего не имею. Я в это не вношу личного мотива. Пускай твоей ошибке даст принципиальную оценку наша профессиональная организация. Но мне до глубины души горько за тебя. Горько и неприятно. Как ты сразу не заметила, Шурочка, что это за личность? Ничего, что я позволяю себе называть тебя Шурочкой?
   Ш у р а. Называй, Вася. Ничего. Хуже не будет. Ты мне истрепал все нервы. (Прижимается к нему.) Я тебя нынче во сне видела.
   П е р е д ы ш к и н. Ага! Вот видишь. (Хочет ее поцеловать.)
   Ш у р а (отскакивая). Только не здесь... (Бежит к шару.)
   П е р е д ы ш к и н. Где же?
   Ш у р а. Поднимемся.
   П е р е д ы ш к и н. Мне на заседание надо.
   Ш у р а. Мы будем одни, Вася!
   П е р е д ы ш к и н. А билеты? (Хочет ее обнять.)
   Ш у р а. Есть. Подожди. (Входит в корзину шара.) Иди ко мне. Иди, Васюк, дай руку.
   П е р е д ы ш к и н. Гоп! (Вскакивает в корзину.)
   Ш у р а. Вот так.
   П е р е д ы ш к и н. А может, в другой раз? Когда ветру поменьше будет?
   Ш у р а (сторожу). Дедушка, подымай.
   П е р е д ы ш к и н. Небось наверху болтать будет?
   Ш у р а. Подымай! Только повыше.
   П е р е д ы ш к и н. Зачем же повыше?
   Сторож включает лебедку. Шар идет наверх. В полете.
   Полегче, полегче!
   С т о р о ж. Если сомлеете - дайте сигнал.
   Г о л о с  Ш у р ы. Передышкин, держи меня. Ой, не могу! Ай, мамочка!
   Лебедка работает, трос раскручивается.
   С т о р о ж (кричит вверх). Молодой человек, не бойтесь! Только первые сто метров страшно!
   Входит Персюков.
   П е р с ю к о в. Сколько предельная высота?
   С т о р о ж. Пятьсот метров, товарищ директор.
   П е р с ю к о в. Качай на пятьсот метров.
   Лебедка работает.
   С т о р о ж. Триста метров. Триста пятьдесят. Четыреста.
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Довольно! Хватит!
   С т о р о ж. Четыреста пятьдесят.
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Хва-а-а-тит!
   П е р с ю к о в. Качай.
   С т о р о ж. Пятьсот. Стоп.
   П е р с ю к о в (вверх). Висишь? Ну, виси, виси.
   Слышна речь Есауловой. Аплодисменты.
   Папаша. Где я живу, знаешь?
   С т о р о ж. Так точно.
   П е р с ю к о в. Сходи и попроси мою маму, чтобы она дала тебе, гм... мое летнее пальто. Принеси его мне. А то что-то становится вроде холодновато.
   С т о р о ж. А кто при шаре останется?
   П е р с ю к о в. Я.
   С т о р о ж. А вы управитесь, товарищ директор?
   П е р е г о н о в. Безумно сложно.
   С т о р о ж. Как прикажете. На вашу ответственность. (Уходит.)
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а (еле слышен). Персюков! Ты гад!
   П е р с ю к о в. Очень может быть.
   Звонок сигнала.
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Меня качает!
   П е р с ю к о в. Что? Не слышу. Тебя качает? Пускай качает!
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Я больше не могу.
   П е р с ю к о в. Что? Больше не можешь? Рожденный ползать - летать не может.
   Г о л о с  П е р е д ы ш к и н а. Давай вниз! Давай вниз!
   П е р с ю к о в. Что? Вниз хочешь? Бросай энциклопедический словарь и визитную карточку. Не слышишь? Словарь и карточку. Понятно? Кидай вниз. Что? Не хочешь? Ну, как хочешь. Тогда виси! Не слышишь? Тогда, я говорю, виси. Ви-си-и!
   Нервные звонки сигнала. Мигает красная лампочка.
   Мигай, мигай.
   Из театра слышатся бурные аплодисменты.
   Огласили телеграмму!
   Из театра гремит овация.
   Кончился Конск. И кончился Персюков.
   Входят Есаулова, Ваткин, Неуходимов, старуха
   Сарыгина, некоторые гости и пр. Все возбуждены. В
   руках цветы. В глазах ликование.
   Все направляются к Персюкову.
   Е с а у л о в а. Куда же ты скрылся? Вот, товарищи, настоящий герой сегодняшнего праздника! Алексей Степанович Персюков.
   Аплодисменты.
   Ну, Алеша, прости, если что было между нами. Как говорится: не поцапаешься не выцарапаешься. Выцарапались.
   Есаулова обнимает Персюкова. Он стоит убитый.
   Входит сторож.
   С т о р о ж. Пожалуйте пальтишко. (Замечает сигналы.) Батюшки! А эти до сих пор висят! Небось закачались, сердешные. (Включает лебедку.)
   Е с а у л о в а. Что с тобой, Персюков? Почему молчишь, как красная девица? На тебя непохоже.
   П е р с ю к о в. Я не виноват. (Надевает пальто.) Что-то мне холодновато.
   Е с а у л о в а. Уж не заболел ли?
   Н е у х о д и м о в (выступая вперед с цветами). Дорогой Алексей Степанович! Прими эти цветы от товарищей по организации чествования великого русского математика Лобачевского.
   Передышкин и Шура появляются в корзине шара.
   П е р е д ы ш к и н. Стой! (Выскакивает из корзины.) Стоп! Все это брехня и сплошная липа. Никакого великого математика Лобачевского никогда в Конске не было.
   Е с а у л о в а. Как это не было? Да ты спятил?
   П е р е д ы ш к и н. Не было. Был какой-то, пес его знает, Иван Николаевич Лобачевский. А настоящий Лобачевский Николай Иванович.
   Е с а у л о в а. Что ты говоришь?
   Возгласы ужаса.
   П е р е д ы ш к и н. То, что ты слышишь. Вот документы. (Сует Есауловой словарь и карточку.)
   Все окружают его, читают. Возгласы ужаса.
   Е с а у л о в а. Что же это такое, товарищи? Ведь мы город переименовали! Персюков, что это значит?
   П е р с ю к о в. Произошло недоразумение.
   П е р е д ы ш к и н. А-а-а! Вы слышали? Произошло недоразумение. Не тот Лобачевский. Понятно вам это? Не тот!
   Е с а у л о в а (машинально). Не тот Лобачевский... Да... Не тот... (Вдруг резко.) Стой! Лобачевский не тот. Хорошо. (Со страстью.) А трамвай тот? А бульвар - тот? А отель на шестьдесят номеров - тот? А станкостроительный вуз - тот? Весь город не тот. Все не то. Все другое. Все лучше. Лобачевского нет? Отлично! Да здравствует Лобачевск!
   П е р е д ы ш к и н. А, вот как? Да тут, оказывается, орудует целая банда! (Обводит всех грозным, испытующим взглядом.) Ну, миленькие!.. (Видит старуху Сарыгину.) А! Внучка! Здравствуй, бабушка. Подойди-ка сюда, подойди. Стой! Чья это визитная карточка? Кто этот Иван Николаевич? Говори, чертова кукла!
   С а р ы г и н а (ничего не понимая). Это визитная карточка покойного моего деда Ивана Николаевича.
   П е р е д ы ш к и н. Сознаешься?
   С а р ы г и н а. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой...
   П е р е д ы ш к и н. К черту покойную матушку, урожденную Извозчикову! (Грозно.) Говори, зачем людей обманывала?
   С а р ы г и н а. Я не обманывала.
   П е р е д ы ш к и н. Обманывала. Вместе со своим сообщником, прожженным авантюристом Персюковым. Ты нам, старая хрычовка, вкручивала баки, будто твой дедушка Иван Николаевич Лобачевский великий математик, а великий математик как раз Николай Иванович Лобачевский. Что? Засыпалась? (Потрясает словарем.) Ну?
   С а р ы г и н а. Я не говорила, что покойный Иван Николаевич математик. Боже меня упаси! Наоборот. По свидетельству моей покойной матушки...
   П е р е д ы ш к и н. К черту матушку!
   С а р ы г и н а. По ее свидетельству, покойный Иван Николаевич, обладая нежной душой и хорошим музыкальным вкусом, превосходно играл на флейте.
   П е р е д ы ш к и н. К черту флейту! Мы понимаем, при чем тут флейта. Грамотные. Говори лучше, как партию и правительство обманывала.
   С а р ы г и н а. Покойный Иван Николаевич, говорю я, играл на флейте, а математиком был другой Лобачевский, Николай Иванович Лобачевский, профессор Казанского университета, родной дядя покойного дедушки Ивана Николаевича.
   П е р с ю к о в. Родной дядя?
   С а р ы г и н а. Родной дядя. Будучи ординарным профессором Казанского университета, покойный Николай Иванович Лобачевский довольно часто приезжал из Казани повидаться со своим племянником, покойным Иваном Николаевичем.
   П е р с ю к о в. Приезжал повидаться? Куда приезжал?
   С а р ы г и н а. В Конск, батюшка, в Конск.
   П е р с ю к о в. Вы слышите? Лобачевский приезжал в Конск. И где же он жил?
   С а р ы г и н а. По свидетельству...
   П е р с ю к о в. Ради бога, не надо свидетельства, матушка. Где жил? Говорите, где жил?
   С а р ы г и н а. В домике, батюшка, в домике. И с большим удовольствием слушал игру покойного Ивана Николаевича на флейте...
   П е р с ю к о в. Стоп! Все в порядке. Приезжал великий русский математик Лобачевский в бывший Конск? Приезжал. Жил в домике? Жил. Так все в порядке.
   В с е (хором, с облегчением). Жил! Так все в порядке.
   Музыка, возгласы, триумф.
   П е р с ю к о в. Товарищи, в чем, собственно, дело? Почему пальба, и клики, и эскадра на реке? Конечно, известные основания для торжества есть. Но разве таким должен быть город Лобачевск? Это вам, дорогие друзья, не Конск! Лобачевск должен быть образцовым городом будущего! Пять гостиниц, четыре очереди водопровода, пятнадцать линий трамвая, хороший аэродром, штук шесть ресторанов, три вуза, сорок колхозов-миллионеров! Мини-мум! А у нас в Лобачевске? Стыдно признаться. На сегодняшний день заасфальтировано какие-то жалкие три километра улиц, отремонтировано всего одно шоссе, надстроена всего одна гостиница, открыт всего один вуз. Всего один ресторан, всего шесть закусочных и всего один несчастный глубоко провинциальный институт северо-западных танцев... Срам! Вас это устраивает? Меня это не устраивает!
   Музыка. Пауза.
   (Лукаво в зрительный зал.) Товарищи, вы не знаете, у вас тут случайно профессор Мечников проездом не останавливался?
   Занавес.
   1940
   ПРИМЕЧАНИЯ
   ДОМИК
   Комедия написана в 1940 году. Замысел пьесы, как всегда, у В.Катаева возник на основе комических ситуаций, почерпнутых из реальной жизни. "Я ездил в Таганрог на Чеховские торжества, - рассказывает писатель. - Это был очень шумный юбилей. К нему с размахом готовились. В Таганрог приезжал Художественный театр, писатели, деятели культуры. Был там в Таганроге секретарь горкома, местная партийная власть. Носил полотняную блузу, трубка во рту. Основательный такой, серьезный. Но оказался совсем не промах, лихой. Под марку юбилея полностью реконструировал город. Я и написал об этом шуточную пьесу"*.
   ______________
   * Беседа с В.П.Катаевым, 24 июня 1962 г.
   Первые читки пьесы успешно прошли в марте 1940 года, и комедия была сначала встречена чрезвычайно одобрительно. (См. отклики в прессе: "Домик". На читке новой пьесы В.Катаева". - "Литературная газета", 26 марта 1940 г.; М.Гус, "Смех - великое дело". - "Литературная газета", 26 июня 1940 г., и др.).
   Однако весьма скоро, к осени 1940 года, пьеса подверглась суровой критике в газетах и журналах (см., напр., статью А.Гурвича "Поучительные неудачи". - "Театр", 1940, № 11). "Домик" был снят с репертуара и только в 1956 году увидел сцену. Поставлена комедия была Московским театром сатиры и получила другое название - "Дело было в Конске".
   Пьеса была полностью напечатана в ленинградском журнале "Литературный современник", 1940, №№ 5 - 6. Отрывки публиковались в журнале "Крокодил", 1940, №№ 6 и 11.