Страница:
Пока он наконец не понял, что само ожидание и есть главное испытание, которое он должен пройти. И значит, если понадобится, он будет сидеть здесь бесконечно.
Гость сидел напротив лицом к нему в такой же позе для медитации. Но Субаху с удивлением, смешанным с удовлетворением, отметил, что сияние вокруг незнакомца значительно слабее, чем его. Да что там – сияния почти не было видно в ослепительном блеске того света, что излучал Субаху.
Гость молчал. Субаху молчал тоже – уж терпения ему было не занимать. Через какое-то время ему подумалось, что гость-монах – лишь отражение его самого, странно извращенное и состарившееся. Не внешность – их души были схожи. Терпеливые, целеустремленные и способные ждать.
– Ты пошел ложным путем, юноша, – бесстрастно произнес монах. Без предисловия, даже без вдоха перед первыми словами. Так неожиданно, что Субаху мысленно вздрогнул. Но лишь мысленно. – Путем, который приведет тебя в тупик. Здесь нет ничего, и здесь точно нет мира, который ты ищешь.
Субаху задумчиво смотрел на гостя. Тот лгал, это юноша видел предельно ясно. Он не мог пойти по ложному пути, потому что это был единственный путь. Но зачем монах лгал? Что за новое испытание уготовано ему для очищения?
– Кто ты? – спросил Субаху.
– Я – такой же, как ты. – Монах говорил негромко, но при этом так пристально смотрел в глаза юноши, что Субаху ощутил почти физический дискомфорт. – Тоже ушел в транс, давным-давно, надеясь достичь нирваны. Но оказался лишь здесь. И понял истину слишком поздно.
– Расскажи мне истину, – попросил Субаху. Знания никогда не вредили. Хотя это могли быть и не знания – ложь, завернутая в личину правды. Но Субаху в своем сиянии, в своем спокойствии и с мощью, доставшейся от недавно поглощенного ракшаса, точно знал, что сумеет отличить ложь от правды.
– Истина в том, что это место не является нирваной. И это даже не дорога в сторону цели. Это – тупик для заблудших. Чем дольше ты здесь будешь находиться, тем меньше шансов у тебя вернуться и начать все заново. Я пришел, чтобы помочь. Если еще не слишком поздно, то тебе надо вернуться в свое физическое тело. Пробудешь здесь еще – не сумеешь возвратиться никогда.
Субаху улыбнулся безмятежной улыбкой Будды.
Эта ложь обладала красотой и правдоподобием. Она складно задумывалась, но ложь все равно – ложь. Не может быть тупиков на единственном из возможных путей. Могут быть лишь преграды.
Так что – всего лишь еще одно испытание. Субаху был ему рад. Испытание заблудшей душой. Душа этого монаха, потерявшегося на пути, искушает его. Заставляет вернуться, насладиться присутствием в физическом теле.
Субаху даже думал, что монах и не знает правды. Что истинно верит словам, которые произносит. Просто его поставили на пути, чтобы испытывать идущих.
Что же, Субаху не должен жалеть сил, чтобы помочь страждущим и заблудшим.
– Это не истина. Это лишь то, что тебе кажется ею. Истина же в том, что ты просто где-то свернул не туда.
Как ни странно, монах улыбнулся.
– Я был таким же упрямым, как и ты. Когда-то, – кивнул он. – Это мне не помогло. Мое упрямство лишь сделало невозможным мое возвращение, вот и все. Ты твердо решил остаться здесь? В этом ложном мире?
Субаху улыбнулся в ответ. И его улыбка ответила сама за себя.
Монах чуть шевельнулся. Пожал плечами, совсем слегка, незаметно – если бы до этого он не сидел абсолютно неподвижно. Сказал:
– Знаешь, как сложно жить в этом мире? Как тяжело постоянно защищаться от тварей, которые все время пытаются добраться до твоего разума и до твоей души? На это требуется много сил, потому лишь сильные в этом мире способны выжить.
Монах чуть наклонился вперед. И до этого он смотрел Субаху прямо в глаза, но теперь его взгляд стал острым, колючим, проникающим.
– Но эта сила приходит только тогда, когда ты поглощаешь чужие души. И раз уж ты все равно решил здесь сдохнуть, то почему бы тебе не отдать свою душу мне? Мне пригодится лишний инструмент для выживания.
Юноша почувствовал, как взгляд монаха забирается в глубину его мыслей и ворочается там, по-хозяйски, словно в их схватке все давно решено. Словно никакой схватки не будет, и Субаху лишь осталось исполнить последнюю роль – отдать монаху его трофей.
Только это никак не соотносилось с правдой. Снова ложь. Заблудшая душа, оказывается, была не просто испытанием веры, но вновь испытанием силы в том числе. Что ж, испытаний Субаху не боялся.
Он изгнал из себя взгляд монаха и атаковал сам.
Сияние вокруг них сделалось еще ярче, нестерпимей настолько, что его враг начал жмуриться. Но продолжал сопротивляться. Между двумя монахами возник мглистый барьер, сдерживающий нападение Субаху. А из-за спины сидящего врага, до сей поры прячущиеся там, встали по сторонам двое воинов.
Встали и тут же шагнули вперед, занося мечи. Субаху и не знал, что так можно.
Но это было ничто, пустышки. В преддверии нирваны материальные символы не имеют значения, поэтому на них можно просто не обращать внимания. Субаху продолжал нападать на врага, стараясь сломить его сопротивление.
Первый воин занес меч, и юноша не смог сдержаться – инстинктивно отклонился, чтобы избежать удара. Поэтому лезвие лишь задело его, краем, вспоров одежду и оставив неглубокую рану на груди.
Кровь в окружающем их сиянии казалась неестественно красной, чужеродной, не принадлежащей этому месту.
Субаху не ожидал, что пустышки могут что-то сделать, кроме как испугать его. А оказывается, они могли ранить. Физически.
Ему пришлось отвлечься и посмотреть на воинов. В конце концов, раз они настолько материальны в этом мире, то их тоже можно использовать. Воля – вот главное! Воины сначала остановились. Потом повернулись и направили мечи в сторону прежнего хозяина.
– Как… ты… узнал?! – пораженно спросил монах, с трудом сдерживая атаки Субаху на свой разум.
– Испытания плотью давно закончились. В преддверии нирваны могут быть лишь испытания духа. – Субаху был спокоен. Даже тогда, когда воины кромсали тело врага на куски, а сила уничтоженного собеседника мягко переливалась в него.
Странно было то, что заблудший монах был, наверное, значительно сильнее его. Субаху это почувствовал, когда начал буквально захлебываться полученной мощью. И это еще раз доказывало, что здесь главное – не просто сила, но вера. Воля. Чистота души.
Впрочем, в темноте этого никто не увидел. Некому было видеть, даже если бы в пещере нашелся свет.
Павел
Это было знакомо.
Цветные пятна рассыпались повсюду, кружились, сталкивались между собой, создавая причудливые комбинации новых, несуществующих цветов. Только не очень-то они нравились Павлу. По его понятиям, все это слишком уж аляповато. Один из недостатков наркотика – всего сразу становится чересчур.
Сколько ему придется терпеть это раздражающее безумие цветов? Час?.. Доза оказалась слишком велика – может, и больше. Может, всю ночь. Отпустит лишь под утро, такое тоже бывало.
Главное, чтобы отпустило. Надежда только на качество товара.
И что, так все это время и видеть цветные пятна? Скучно. Банально и невесело.
Павел покачал головой, и пятна начали плавать в ускоренном темпе, взболтанные этим движением. Они пестрели с такой силой, что Павел, сколько ни пытался, не мог разглядеть свою комнату, не мог разглядеть вообще ничего, кроме цветной метели.
Тогда он прикрыл глаза.
Свистопляска цвета чуть унялась, хоть и несильно. Пятна проникали даже сквозь веки, дотягивались прямо до мозга и отнюдь не желали отставать.
«Но это же всего лишь глюки, – подумал Павел, – с ними наверняка можно справиться».
И он представил себе вместо кучи цветных кругов, полос и обрывков комнату у себя дома, абсолютно серую, блеклую.
Открыл глаза.
Так значительно лучше.
Он наконец увидел комнату, правда, почему-то она стала совсем серой, с такой характерной синевой, словно в фильмах. Этот цвет совершенно не подходил для его жилища, но нравился Павлу сейчас значительно больше, чем чехарда глюка.
Парень поднялся с кровати. Выходить из комнаты сейчас не стоило – можно ненароком нарваться на кого-нибудь из прислуги, а это было чревато докладом отцу. Честно говоря, Павел удивился, насколько трезво он мыслил. Эта партия товара просто шикарна! Надо будет прикупить именно из нее еще, прикупить и припрятать, потому что далеко не всегда можно найти такое качество, независимо от цены.
Павел крутанулся, и комната, как раньше пятна, поплыла. Но теперь его это не страшило – однообразный серый цвет совершенно не мешал, не раздражал. А то, что предметы слегка двигались, когда он пытался сфокусировать на них свой взгляд, так в этом он не находил ничего страшного. В конце концов, для того он и принял дозу, чтобы слегка повеселиться.
Тогда Павел решил почитать. Сложно было обосновать такое странное решение, но почему нет? Это должно быть весело – читать под кайфом. Некоторые, говорят, даже готовятся к экзаменам в таком состоянии – и ничего, сдают.
Он открыл первую попавшуюся книгу и задумался. Казалось, что страница заполнена текстом, но как только он пытался сфокусировать взгляд на словах, на буквах, все сразу расплылось. Павел захлопнул книгу и посмотрел на обложку: «Лев Толстой. Война и мир».
Почему, собственно, он схватил именно эту книгу, Павел так и не понял. Хотя книг у него в комнате вообще было не особенно много. Мало, прямо скажем. Только несколько ультрамодных современных авторов в мягких обложках да остатки от школьного чтения. Те, что не успел выкинуть.
Ну ладно, Толстой так Толстой. Он там даже какой-то отрывок учил, ближе к середине, во второй части… или книге?.. Все-таки хороший товар, но сосредоточиться крайне сложно.
Павел вновь раскрыл книгу, где-то на той самой середине, и (как удачно!) попал ровно на тот отрывок, который не так давно ему пришлось зубрить. Буквы сразу стали расплываться меньше, словно поняв, что это бесперспективно.
«На краю дороги стоял дуб. Кажется, он был раз в десять старше берез, из которых состоял остальной лес. Это был огромный дуб, в два обхвата и с обломанными давным-давно суками и корой, заросшей болячками…»
Павел сморгнул. Закрыл книгу и вновь посмотрел на обложку. Да, именно по ней он и зубрил. Потому она сразу и открылась на нужном месте, на котором только и открывалась раньше. Конечно же Павел не был столь глуп, чтобы читать ее всю. Зачем, когда достаточно качнуть реферат из сети, вызубрить один отрывок, ну и, если уж совсем прижмет, прочитать дайджест – краткое содержание книги. Даже комиксы есть. Хотя по этой книге и комиксы были скучные донельзя.
Но что-то не то. «Кажется, он был раз в десять старше берез» или «кажется, он был в десять раз старше берез…»? Павел не помнил. Нет, наверное, все-таки второй вариант.
Он снова открыл книгу на том месте, где заложил палец: «Кажется, он был в десять раз старше берез…» Но он только что прочитал другое! Теперь правильно?.. Нет, опять не то.
И почему «кажется»? Предложение начиналось с «вероятно». Теперь Павел вспомнил: он еще ошибся, когда декламировал отрывок перед классом, и учитель его поправил. Или наоборот?.. Или он тогда сказал «вероятно», а учитель поправил на «кажется»? И что там потом говорил Андрей?..
Белиберда! Павел отшвырнул книгу в сторону. Похоже, накрыло его так капитально, что читать бесполезно. Да и, собственно, не Толстого же читать.
Пока он забавлялся чтением, комната приобрела окраску, больше похожую на естественную. «Наверное, начало отпускать», – подумал Павел и взялся за пульт. Сначала он сделал потише звук, потом вообще его выключил. Все-таки время уже недетское, а после экспериментов с книгой Павел абсолютно разуверился в правильности своего восприятия действительности. Не хотелось, чтобы телевизор орал что есть мочи, а ему казалось, что царит тишина.
Все каналы пустовали. Серая рябь везде. Иногда, когда переключал на новый канал, Павлу казалось, будто что-то появляется на экране, идет передача, но стоило приглядеться, и тут же обнаруживалось, что это ему только мерещится. Последствие приема наркотиков, а на самом деле – лишь мелкие серые полоски на сером фоне.
Наверное, придется все-таки выйти.
Сна ни в одном глазу, а сидеть в комнате, где абсолютно нечем заняться, Павел не собирался. Если пройти аккуратно, то можно добраться до гаража, взять тачку и рвануть куда-нибудь, где побольше народу. Единственное, что его забавляло и вдохновляло всегда, – это общение с людьми. Манипуляция, взятие под контроль так, что они сами того не замечали. Хоп – и мужчины готовы драться по твоему приказу, а женщины – ложиться в постель по твоей «просьбе».
Конечно, мастерства Павел в этом еще не достиг, но это было даже хорошо. Когда есть к чему стремиться, то занятие не может наскучить.
Он почти не смотрел по сторонам, когда шел по дому. Скорее, прислушивался, стараясь не нарваться на кого-нибудь ненужного. Лишь когда за ним закрылась дверь в гараж, Павел задумался, почему во всем доме темно и не горят, как обычно, ночники. Мать всегда заставляла прислугу оставлять их включенными в коридорах, чтобы ей не было страшно.
Павел попытался вспомнить, горели ли они сейчас, и не смог. Но возвращаться и проверять точно не собирался.
Вместо этого подошел к своей простенькой «тэтэшке» и открыл дверь с водительской стороны. Давно просил отца купить ему новую, но тот все качал головой. Неважно. Зато у машины было триста сорок лошадей, и они с лихвой компенсировали то, что модель слегка вышла из моды.
Сел. Машина не заводилась. Павел попробовал снова, ему даже почудился звук стартера, пытающегося разбудить двигатель, все три с лишним сотни усредненных коней, но безуспешно.
Павел вышел из машины, не сумев сдержаться, с грохотом захлопнул дверцу и посмотрел вокруг. Отец что, сломал машину, чтобы он не уехал куда ночью?! Да отцу всегда было на это наплевать. Она сломалась сама? Но все было нормально еще сегодня днем. Ничто не предвещало поломки.
Черт-те что!
Павел вышел из гаража, но не в дом, а на улицу.
Что-то ему не нравилось. Глюки глюками, но вид вокруг дома был какой-то странный. Павел оглядывался вновь и вновь, пытаясь понять, что не так? Те места на участке вокруг дома, которые он помнил хорошо, выглядели как и всегда. Ну или почти так же, даже в этом он сейчас не был уверен. Но все остальное расплывалось. Он не мог сказать, что не так, но окрестности не выглядели правдоподобно. Как тот толстовский дуб с березами. То, что Павел помнил хорошо, было более или менее естественно, а все остальное казалось фальшивым.
Таких глюков у него точно раньше не было. И вообще, он начал сомневаться, что это простое следствие наркотика. Выглядело так, будто кто-то пытается выудить из его сознания вид окрестностей и создать этот вид вокруг. Но проблема была в том, что Павел никогда особенно не присматривался к деталям. Просто знал, что они должны быть, но не запоминал. И все то, что он пропускал, – сейчас отсутствовало.
Он оказался где-то еще!
Да и нет таких технологий. Павел видел машину, трогал машину, даже – когда принюхался – почувствовал запах кожи сидений, но при этом машина оказалась ненастоящей. Если и есть нечто подобное, то не на Земле.
Инопланетяне?!
Павел всегда был честен с самим собой. Это безусловное требование к будущему лидеру. Если будешь врать самому себе, обольщаться, то многого не добьешься. Так вот, Павел честно мог сказать, что он эгоист. Меньше всего его волновали окружающие люди. Нет, например, здоровье отца его волновало, конечно, но больше с точки зрения надежности и наличия денег, а не какой-то там сыновней любви. Он эгоист, да, но при этом он не был эгоцентристом. И в принципе точно знал, что мир вполне будет крутиться дальше, участвует Павел в этом движении или нет. Никто не будет бегать вокруг него, никто не будет создавать ему поклонников, подчиненных, сторонников. Все, чего он добьется, возникнет не потому, что так и должно быть, а потому… что он этого добьется!
И с этой позиции поверить, что именно его, его одного сдернули с кровати инопланетяне, казалось еще сложнее. Как-то в его практичный в целом ум также не укладывались идеи глобального вторжения.
Его текущая ситуация все-таки была обыденней. Инопланетяне ни при чем, есть более очевидные ответы. Допустим, все-таки наркотик, сделавший его сон, его грезу настолько правдоподобной, что она перестала отличаться от реальности. Вот только Павлу не хватало памяти, воображения, цепкости к внешним деталям, чтобы воссоздать все в точности.
Что ж, это легко проверить.
Павел закрыл глаза и представил, что прямо перед ним стоит кресло. Старое красно-коричневое кожаное кресло – шикарное, огромное и солидное. Представив это себе хорошенько, он открыл глаза.
Подошел. Сел. Удобно, если не считать, что это кресло, в отличие от отцовского, не качалось. Хорошая греза. Приятная и управляемая. Очень удобно, только слишком безлюдно. Все-таки надо прикупить товара, наверное, даже собрать денег и выкупить всю партию.
Тут можно очень приятно проводить время.
Павел огляделся и приготовился представить себе все остальное – окружение, абсолютно новый мир вокруг.
И в этот момент пришла боль.
Глава 4
* * *
Монах был похож на Субаху. Только постарше, хоть и ненамного. Может, лет тридцати.Гость сидел напротив лицом к нему в такой же позе для медитации. Но Субаху с удивлением, смешанным с удовлетворением, отметил, что сияние вокруг незнакомца значительно слабее, чем его. Да что там – сияния почти не было видно в ослепительном блеске того света, что излучал Субаху.
Гость молчал. Субаху молчал тоже – уж терпения ему было не занимать. Через какое-то время ему подумалось, что гость-монах – лишь отражение его самого, странно извращенное и состарившееся. Не внешность – их души были схожи. Терпеливые, целеустремленные и способные ждать.
– Ты пошел ложным путем, юноша, – бесстрастно произнес монах. Без предисловия, даже без вдоха перед первыми словами. Так неожиданно, что Субаху мысленно вздрогнул. Но лишь мысленно. – Путем, который приведет тебя в тупик. Здесь нет ничего, и здесь точно нет мира, который ты ищешь.
Субаху задумчиво смотрел на гостя. Тот лгал, это юноша видел предельно ясно. Он не мог пойти по ложному пути, потому что это был единственный путь. Но зачем монах лгал? Что за новое испытание уготовано ему для очищения?
– Кто ты? – спросил Субаху.
– Я – такой же, как ты. – Монах говорил негромко, но при этом так пристально смотрел в глаза юноши, что Субаху ощутил почти физический дискомфорт. – Тоже ушел в транс, давным-давно, надеясь достичь нирваны. Но оказался лишь здесь. И понял истину слишком поздно.
– Расскажи мне истину, – попросил Субаху. Знания никогда не вредили. Хотя это могли быть и не знания – ложь, завернутая в личину правды. Но Субаху в своем сиянии, в своем спокойствии и с мощью, доставшейся от недавно поглощенного ракшаса, точно знал, что сумеет отличить ложь от правды.
– Истина в том, что это место не является нирваной. И это даже не дорога в сторону цели. Это – тупик для заблудших. Чем дольше ты здесь будешь находиться, тем меньше шансов у тебя вернуться и начать все заново. Я пришел, чтобы помочь. Если еще не слишком поздно, то тебе надо вернуться в свое физическое тело. Пробудешь здесь еще – не сумеешь возвратиться никогда.
Субаху улыбнулся безмятежной улыбкой Будды.
Эта ложь обладала красотой и правдоподобием. Она складно задумывалась, но ложь все равно – ложь. Не может быть тупиков на единственном из возможных путей. Могут быть лишь преграды.
Так что – всего лишь еще одно испытание. Субаху был ему рад. Испытание заблудшей душой. Душа этого монаха, потерявшегося на пути, искушает его. Заставляет вернуться, насладиться присутствием в физическом теле.
Субаху даже думал, что монах и не знает правды. Что истинно верит словам, которые произносит. Просто его поставили на пути, чтобы испытывать идущих.
Что же, Субаху не должен жалеть сил, чтобы помочь страждущим и заблудшим.
– Это не истина. Это лишь то, что тебе кажется ею. Истина же в том, что ты просто где-то свернул не туда.
Как ни странно, монах улыбнулся.
– Я был таким же упрямым, как и ты. Когда-то, – кивнул он. – Это мне не помогло. Мое упрямство лишь сделало невозможным мое возвращение, вот и все. Ты твердо решил остаться здесь? В этом ложном мире?
Субаху улыбнулся в ответ. И его улыбка ответила сама за себя.
Монах чуть шевельнулся. Пожал плечами, совсем слегка, незаметно – если бы до этого он не сидел абсолютно неподвижно. Сказал:
– Знаешь, как сложно жить в этом мире? Как тяжело постоянно защищаться от тварей, которые все время пытаются добраться до твоего разума и до твоей души? На это требуется много сил, потому лишь сильные в этом мире способны выжить.
Монах чуть наклонился вперед. И до этого он смотрел Субаху прямо в глаза, но теперь его взгляд стал острым, колючим, проникающим.
– Но эта сила приходит только тогда, когда ты поглощаешь чужие души. И раз уж ты все равно решил здесь сдохнуть, то почему бы тебе не отдать свою душу мне? Мне пригодится лишний инструмент для выживания.
Юноша почувствовал, как взгляд монаха забирается в глубину его мыслей и ворочается там, по-хозяйски, словно в их схватке все давно решено. Словно никакой схватки не будет, и Субаху лишь осталось исполнить последнюю роль – отдать монаху его трофей.
Только это никак не соотносилось с правдой. Снова ложь. Заблудшая душа, оказывается, была не просто испытанием веры, но вновь испытанием силы в том числе. Что ж, испытаний Субаху не боялся.
Он изгнал из себя взгляд монаха и атаковал сам.
Сияние вокруг них сделалось еще ярче, нестерпимей настолько, что его враг начал жмуриться. Но продолжал сопротивляться. Между двумя монахами возник мглистый барьер, сдерживающий нападение Субаху. А из-за спины сидящего врага, до сей поры прячущиеся там, встали по сторонам двое воинов.
Встали и тут же шагнули вперед, занося мечи. Субаху и не знал, что так можно.
Но это было ничто, пустышки. В преддверии нирваны материальные символы не имеют значения, поэтому на них можно просто не обращать внимания. Субаху продолжал нападать на врага, стараясь сломить его сопротивление.
Первый воин занес меч, и юноша не смог сдержаться – инстинктивно отклонился, чтобы избежать удара. Поэтому лезвие лишь задело его, краем, вспоров одежду и оставив неглубокую рану на груди.
Кровь в окружающем их сиянии казалась неестественно красной, чужеродной, не принадлежащей этому месту.
Субаху не ожидал, что пустышки могут что-то сделать, кроме как испугать его. А оказывается, они могли ранить. Физически.
Ему пришлось отвлечься и посмотреть на воинов. В конце концов, раз они настолько материальны в этом мире, то их тоже можно использовать. Воля – вот главное! Воины сначала остановились. Потом повернулись и направили мечи в сторону прежнего хозяина.
– Как… ты… узнал?! – пораженно спросил монах, с трудом сдерживая атаки Субаху на свой разум.
– Испытания плотью давно закончились. В преддверии нирваны могут быть лишь испытания духа. – Субаху был спокоен. Даже тогда, когда воины кромсали тело врага на куски, а сила уничтоженного собеседника мягко переливалась в него.
Странно было то, что заблудший монах был, наверное, значительно сильнее его. Субаху это почувствовал, когда начал буквально захлебываться полученной мощью. И это еще раз доказывало, что здесь главное – не просто сила, но вера. Воля. Чистота души.
* * *
В темной пещере, камни которой начали постепенно забывать, что такое свет, на теле неподвижного Субаху возникла рана. С рассеченного плеча вытекло несколько капель крови, но рана тут же, почти моментально, зажила, оставив на коже лишь едва заметный след.Впрочем, в темноте этого никто не увидел. Некому было видеть, даже если бы в пещере нашелся свет.
Павел
Это было знакомо.
Цветные пятна рассыпались повсюду, кружились, сталкивались между собой, создавая причудливые комбинации новых, несуществующих цветов. Только не очень-то они нравились Павлу. По его понятиям, все это слишком уж аляповато. Один из недостатков наркотика – всего сразу становится чересчур.
Сколько ему придется терпеть это раздражающее безумие цветов? Час?.. Доза оказалась слишком велика – может, и больше. Может, всю ночь. Отпустит лишь под утро, такое тоже бывало.
Главное, чтобы отпустило. Надежда только на качество товара.
И что, так все это время и видеть цветные пятна? Скучно. Банально и невесело.
Павел покачал головой, и пятна начали плавать в ускоренном темпе, взболтанные этим движением. Они пестрели с такой силой, что Павел, сколько ни пытался, не мог разглядеть свою комнату, не мог разглядеть вообще ничего, кроме цветной метели.
Тогда он прикрыл глаза.
Свистопляска цвета чуть унялась, хоть и несильно. Пятна проникали даже сквозь веки, дотягивались прямо до мозга и отнюдь не желали отставать.
«Но это же всего лишь глюки, – подумал Павел, – с ними наверняка можно справиться».
И он представил себе вместо кучи цветных кругов, полос и обрывков комнату у себя дома, абсолютно серую, блеклую.
Открыл глаза.
Так значительно лучше.
Он наконец увидел комнату, правда, почему-то она стала совсем серой, с такой характерной синевой, словно в фильмах. Этот цвет совершенно не подходил для его жилища, но нравился Павлу сейчас значительно больше, чем чехарда глюка.
Парень поднялся с кровати. Выходить из комнаты сейчас не стоило – можно ненароком нарваться на кого-нибудь из прислуги, а это было чревато докладом отцу. Честно говоря, Павел удивился, насколько трезво он мыслил. Эта партия товара просто шикарна! Надо будет прикупить именно из нее еще, прикупить и припрятать, потому что далеко не всегда можно найти такое качество, независимо от цены.
Павел крутанулся, и комната, как раньше пятна, поплыла. Но теперь его это не страшило – однообразный серый цвет совершенно не мешал, не раздражал. А то, что предметы слегка двигались, когда он пытался сфокусировать на них свой взгляд, так в этом он не находил ничего страшного. В конце концов, для того он и принял дозу, чтобы слегка повеселиться.
Тогда Павел решил почитать. Сложно было обосновать такое странное решение, но почему нет? Это должно быть весело – читать под кайфом. Некоторые, говорят, даже готовятся к экзаменам в таком состоянии – и ничего, сдают.
Он открыл первую попавшуюся книгу и задумался. Казалось, что страница заполнена текстом, но как только он пытался сфокусировать взгляд на словах, на буквах, все сразу расплылось. Павел захлопнул книгу и посмотрел на обложку: «Лев Толстой. Война и мир».
Почему, собственно, он схватил именно эту книгу, Павел так и не понял. Хотя книг у него в комнате вообще было не особенно много. Мало, прямо скажем. Только несколько ультрамодных современных авторов в мягких обложках да остатки от школьного чтения. Те, что не успел выкинуть.
Ну ладно, Толстой так Толстой. Он там даже какой-то отрывок учил, ближе к середине, во второй части… или книге?.. Все-таки хороший товар, но сосредоточиться крайне сложно.
Павел вновь раскрыл книгу, где-то на той самой середине, и (как удачно!) попал ровно на тот отрывок, который не так давно ему пришлось зубрить. Буквы сразу стали расплываться меньше, словно поняв, что это бесперспективно.
«На краю дороги стоял дуб. Кажется, он был раз в десять старше берез, из которых состоял остальной лес. Это был огромный дуб, в два обхвата и с обломанными давным-давно суками и корой, заросшей болячками…»
Павел сморгнул. Закрыл книгу и вновь посмотрел на обложку. Да, именно по ней он и зубрил. Потому она сразу и открылась на нужном месте, на котором только и открывалась раньше. Конечно же Павел не был столь глуп, чтобы читать ее всю. Зачем, когда достаточно качнуть реферат из сети, вызубрить один отрывок, ну и, если уж совсем прижмет, прочитать дайджест – краткое содержание книги. Даже комиксы есть. Хотя по этой книге и комиксы были скучные донельзя.
Но что-то не то. «Кажется, он был раз в десять старше берез» или «кажется, он был в десять раз старше берез…»? Павел не помнил. Нет, наверное, все-таки второй вариант.
Он снова открыл книгу на том месте, где заложил палец: «Кажется, он был в десять раз старше берез…» Но он только что прочитал другое! Теперь правильно?.. Нет, опять не то.
И почему «кажется»? Предложение начиналось с «вероятно». Теперь Павел вспомнил: он еще ошибся, когда декламировал отрывок перед классом, и учитель его поправил. Или наоборот?.. Или он тогда сказал «вероятно», а учитель поправил на «кажется»? И что там потом говорил Андрей?..
Белиберда! Павел отшвырнул книгу в сторону. Похоже, накрыло его так капитально, что читать бесполезно. Да и, собственно, не Толстого же читать.
Пока он забавлялся чтением, комната приобрела окраску, больше похожую на естественную. «Наверное, начало отпускать», – подумал Павел и взялся за пульт. Сначала он сделал потише звук, потом вообще его выключил. Все-таки время уже недетское, а после экспериментов с книгой Павел абсолютно разуверился в правильности своего восприятия действительности. Не хотелось, чтобы телевизор орал что есть мочи, а ему казалось, что царит тишина.
Все каналы пустовали. Серая рябь везде. Иногда, когда переключал на новый канал, Павлу казалось, будто что-то появляется на экране, идет передача, но стоило приглядеться, и тут же обнаруживалось, что это ему только мерещится. Последствие приема наркотиков, а на самом деле – лишь мелкие серые полоски на сером фоне.
Наверное, придется все-таки выйти.
Сна ни в одном глазу, а сидеть в комнате, где абсолютно нечем заняться, Павел не собирался. Если пройти аккуратно, то можно добраться до гаража, взять тачку и рвануть куда-нибудь, где побольше народу. Единственное, что его забавляло и вдохновляло всегда, – это общение с людьми. Манипуляция, взятие под контроль так, что они сами того не замечали. Хоп – и мужчины готовы драться по твоему приказу, а женщины – ложиться в постель по твоей «просьбе».
Конечно, мастерства Павел в этом еще не достиг, но это было даже хорошо. Когда есть к чему стремиться, то занятие не может наскучить.
Он почти не смотрел по сторонам, когда шел по дому. Скорее, прислушивался, стараясь не нарваться на кого-нибудь ненужного. Лишь когда за ним закрылась дверь в гараж, Павел задумался, почему во всем доме темно и не горят, как обычно, ночники. Мать всегда заставляла прислугу оставлять их включенными в коридорах, чтобы ей не было страшно.
Павел попытался вспомнить, горели ли они сейчас, и не смог. Но возвращаться и проверять точно не собирался.
Вместо этого подошел к своей простенькой «тэтэшке» и открыл дверь с водительской стороны. Давно просил отца купить ему новую, но тот все качал головой. Неважно. Зато у машины было триста сорок лошадей, и они с лихвой компенсировали то, что модель слегка вышла из моды.
Сел. Машина не заводилась. Павел попробовал снова, ему даже почудился звук стартера, пытающегося разбудить двигатель, все три с лишним сотни усредненных коней, но безуспешно.
Павел вышел из машины, не сумев сдержаться, с грохотом захлопнул дверцу и посмотрел вокруг. Отец что, сломал машину, чтобы он не уехал куда ночью?! Да отцу всегда было на это наплевать. Она сломалась сама? Но все было нормально еще сегодня днем. Ничто не предвещало поломки.
Черт-те что!
Павел вышел из гаража, но не в дом, а на улицу.
Что-то ему не нравилось. Глюки глюками, но вид вокруг дома был какой-то странный. Павел оглядывался вновь и вновь, пытаясь понять, что не так? Те места на участке вокруг дома, которые он помнил хорошо, выглядели как и всегда. Ну или почти так же, даже в этом он сейчас не был уверен. Но все остальное расплывалось. Он не мог сказать, что не так, но окрестности не выглядели правдоподобно. Как тот толстовский дуб с березами. То, что Павел помнил хорошо, было более или менее естественно, а все остальное казалось фальшивым.
Таких глюков у него точно раньше не было. И вообще, он начал сомневаться, что это простое следствие наркотика. Выглядело так, будто кто-то пытается выудить из его сознания вид окрестностей и создать этот вид вокруг. Но проблема была в том, что Павел никогда особенно не присматривался к деталям. Просто знал, что они должны быть, но не запоминал. И все то, что он пропускал, – сейчас отсутствовало.
Он оказался где-то еще!
* * *
Может, его сознание и замутнено наркотиком, но наркотик не сделал его в одночасье идиотом. Что это, похищение?! Его тайком усыпили, перевезли и проводят на нем эксперименты? Но кто и зачем?.. Отец, конечно, богат, но не настолько, чтобы с его сыном занимались подобными глупостями. Деньги отца могли обосновать обыденное похищение, но не сложные, явно высокотехнологичные эксперименты с замещением действительности.Да и нет таких технологий. Павел видел машину, трогал машину, даже – когда принюхался – почувствовал запах кожи сидений, но при этом машина оказалась ненастоящей. Если и есть нечто подобное, то не на Земле.
Инопланетяне?!
Павел всегда был честен с самим собой. Это безусловное требование к будущему лидеру. Если будешь врать самому себе, обольщаться, то многого не добьешься. Так вот, Павел честно мог сказать, что он эгоист. Меньше всего его волновали окружающие люди. Нет, например, здоровье отца его волновало, конечно, но больше с точки зрения надежности и наличия денег, а не какой-то там сыновней любви. Он эгоист, да, но при этом он не был эгоцентристом. И в принципе точно знал, что мир вполне будет крутиться дальше, участвует Павел в этом движении или нет. Никто не будет бегать вокруг него, никто не будет создавать ему поклонников, подчиненных, сторонников. Все, чего он добьется, возникнет не потому, что так и должно быть, а потому… что он этого добьется!
И с этой позиции поверить, что именно его, его одного сдернули с кровати инопланетяне, казалось еще сложнее. Как-то в его практичный в целом ум также не укладывались идеи глобального вторжения.
Его текущая ситуация все-таки была обыденней. Инопланетяне ни при чем, есть более очевидные ответы. Допустим, все-таки наркотик, сделавший его сон, его грезу настолько правдоподобной, что она перестала отличаться от реальности. Вот только Павлу не хватало памяти, воображения, цепкости к внешним деталям, чтобы воссоздать все в точности.
Что ж, это легко проверить.
Павел закрыл глаза и представил, что прямо перед ним стоит кресло. Старое красно-коричневое кожаное кресло – шикарное, огромное и солидное. Представив это себе хорошенько, он открыл глаза.
Подошел. Сел. Удобно, если не считать, что это кресло, в отличие от отцовского, не качалось. Хорошая греза. Приятная и управляемая. Очень удобно, только слишком безлюдно. Все-таки надо прикупить товара, наверное, даже собрать денег и выкупить всю партию.
Тут можно очень приятно проводить время.
Павел огляделся и приготовился представить себе все остальное – окружение, абсолютно новый мир вокруг.
И в этот момент пришла боль.
Глава 4
Павел
Он справился с болью, хотя она почти поглотила его. Удивило то, что непохожа была эта боль на действие наркотика, совсем. Ни малейшего, самого отдаленного напоминания. Если бы Павел задался вопросом сравнения, то больше всего ощущения походили на то, будто его сжигают живьем, одновременно пытаясь задушить, может быть – отравить дымом.
А еще ему казалось, что специально для этой процедуры его размножили, положили в каждую копию полную порцию боли, более чем достаточную для целого человека, и после этого собрали все копии обратно в одно место – в единого и неделимого Павла. Только для того, чтобы многократно увеличить конечный эффект.
Но он справился. Справился и даже что-то получил взамен. Приз. Несколько новых, хотя и похожих ощущений, чувств, которых раньше был лишен, – ярости, злости, отчаяния, сожаления, смешанного со все той же яростью.
Затем он сожрал паразита. Глупое животное пришло к нему, приняв обличье молчаливого черного рыцаря, прямо как в недавно виденном фильме. Но оно оставалось животным, это чувствовалось и по его повадкам, и по глупой попытке использовать собственные образы жертвы для нападения. Глаза, горящие красным огнем, – это может быть смешно, но уж точно не страшно.
Зато паразит добавил ему сил. Помог очиститься от того, что Павел считал дурманом, навеянным наркотиком, хотя теперь начинал сомневаться в первопричинах этой неясности мыслей.
Справедливо решив, что раз пришел один паразит, то придут и другие, Павел сидел все в том же кресле и ждал новых. Если таковы правила, он будет уничтожать всех тварей, решивших полакомиться его разумом. Или душой?.. Или всего лишь его грезами?
Вот этого Павел не знал. Но так как спросить сейчас никого не представлялось возможным, он и не задумывался лишний раз: что именно, какая часть его самого находится в этом мире?
Но даже он мог сказать, что подобной женщины у него не было. Слишком хороша, слишком соблазнительна.
Поэтому он и принял ее сначала за нового хищника.
Но девушка не походила ни на кого из его знакомых или красавиц с экранов, и только это удержало Павла от немедленной атаки.
– Меня зовут Валерия. – Голос у гостьи был под стать телу. От его бархатистого журчания мысли постепенно растворялись и трансформировались в желание поскорее уложить хозяйку в постель.
Павел слегка забылся и слишком ярко себе это представил. Слишком для того места, в котором находился. Сбоку от кресла, прямо на глазах у девушки, появилась та самая постель. Тяжелая, с кованым изголовьем и королевского размера, который обычно Павел видел в отелях в номере своих родителей, когда куда-нибудь с ними ездил.
Валерия запрокинула голову и расхохоталась.
Павлу определенно понравилась собственная фантазия. Если он способен представить подобную девушку наяву, то в этом мире он должен пойти далеко.
То, что Валерия не была очередным паразитом, теперь казалось очевидным. Но и в ее реальность Павел пока что не верил. Впрочем, это отнюдь не останавливало его, чтобы воспользоваться с ней постелью, раз уж он так удачно представил себе и то, и другое.
Наверное, только это и заставило Павла поверить, что красавица не является плодом воображения.
После чудесного и замысловатого секса, которым они занимались достаточно долго, Павел почувствовал себя дурно. Сознание размывалось. Снова вспомнилось, что проходом в этот мир для него стали наркотики, и, хотя боли на этот раз не было, он чувствовал, что близок к смерти.
А красавица лишь томно смотрела на него, слегка улыбаясь, и даже не думала прекращать свои сложные, похожие на восьмерку, движения бедрами. Павла начала бить судорога, но Валерия не останавливалась. Лишь в глазах ее появилось легкое любопытство, желание почувствовать, пережить его смерть вместе с ним.
Павел еще подумал, получит ли оргазм в последний миг, но в этот момент пришла ярость. Ярость, злость, отчаяние и сожаление, смешанное все с той же яростью. Первые его приобретения в этом мире. Сознание прояснилось, и он отбросил Валерию в сторону так, что она полетела прочь с кровати, ударилась и замерла, постанывая.
– Стерва!
– Извини, любимый. – Девушка подняла руки и выставила ладони, словно защищаясь.
Она не напрасно боялась продолжения. Павел подскочил поближе и пнул ее что есть мочи, попав частично в предплечье, частично куда-то в район почек.
Девушка вскрикнула.
– Прости, я же сказала, прости! – Валерия пыталась отползти, но Павел подошел к ней вплотную, примеряясь для нового удара. Еще не ушедшая вглубь злость и чувство самосохранения требовали убить тварь. Именно это он и собирался сделать. Только медленно, так, чтобы она вполне прочувствовала, что умирает.
– Тут иначе не выжить! – Девушка перестала отползать и съежилась, получив еще один пинок, на этот раз по голове. – Только те, у кого достаточно сил сопротивляться, могут здесь выжить! А откуда еще мне взять эти силы?
Лидерство – непростое качество. Оно требует сосредоточенности. Дисциплины. Временами – жестокости. Оно требует изощренности и постоянных компромиссов, умения привлекать на свою сторону даже врагов.
А самое главное – оно требует людей, которые готовы были бы встать под твои знамена. В этом мире все могло сложиться даже веселее, чем он думал вначале.
– Вставай! – приказал Павел. Именно приказал, ибо, имея некоторый опыт, он уже раз и навсегда понял, как себя вести с этой потаскухой.
Валерия поднялась. Павел молча, без предупреждения ударил ее снова, на этот раз кулаком в лицо, и, когда она упала, добавил ногой. Наверное, последний удар был лишним, но остатки ярости слегка мешали ему действовать абсолютно правильно, выверенно, как того требовал только что появившийся план.
– Еще раз попробуешь меня обмануть, предать или слукавить, и я тебя убью, – спокойно, даже слегка равнодушно подытожил он свой урок. – Веришь?
Девушка мелко закивала, дрожа всем телом. И именно это кивание, абсолютно неженственное, отвратительно несексуальное, убедило Павла, что теперь она точно поверила. Так что последний пинок, может быть, оказался не таким уж и лишним.
Павел удовлетворенно хмыкнул. Пришла пора пряника:
– А теперь вставай и расскажи мне об этом мире все, что знаешь. Будешь меня слушаться, и больше тебя здесь никто не обидит. Никто и никогда. И не реви, красавица, все самое плохое у тебя теперь позади.
Лекс
Лекс наслаждался.
Нападение паука-тумана его насторожило. Что же это за мир такой, где тебя постоянно обрабатывают болью, насылают врагов, душат? Опасный мир, судя по всему. Но пока он бился с пауком, многое из возможностей этого места стало ему понятней. Окружающее стало управляемей.
Он справился с болью, хотя она почти поглотила его. Удивило то, что непохожа была эта боль на действие наркотика, совсем. Ни малейшего, самого отдаленного напоминания. Если бы Павел задался вопросом сравнения, то больше всего ощущения походили на то, будто его сжигают живьем, одновременно пытаясь задушить, может быть – отравить дымом.
А еще ему казалось, что специально для этой процедуры его размножили, положили в каждую копию полную порцию боли, более чем достаточную для целого человека, и после этого собрали все копии обратно в одно место – в единого и неделимого Павла. Только для того, чтобы многократно увеличить конечный эффект.
Но он справился. Справился и даже что-то получил взамен. Приз. Несколько новых, хотя и похожих ощущений, чувств, которых раньше был лишен, – ярости, злости, отчаяния, сожаления, смешанного со все той же яростью.
Затем он сожрал паразита. Глупое животное пришло к нему, приняв обличье молчаливого черного рыцаря, прямо как в недавно виденном фильме. Но оно оставалось животным, это чувствовалось и по его повадкам, и по глупой попытке использовать собственные образы жертвы для нападения. Глаза, горящие красным огнем, – это может быть смешно, но уж точно не страшно.
Зато паразит добавил ему сил. Помог очиститься от того, что Павел считал дурманом, навеянным наркотиком, хотя теперь начинал сомневаться в первопричинах этой неясности мыслей.
Справедливо решив, что раз пришел один паразит, то придут и другие, Павел сидел все в том же кресле и ждал новых. Если таковы правила, он будет уничтожать всех тварей, решивших полакомиться его разумом. Или душой?.. Или всего лишь его грезами?
Вот этого Павел не знал. Но так как спросить сейчас никого не представлялось возможным, он и не задумывался лишний раз: что именно, какая часть его самого находится в этом мире?
* * *
Вместо паразита пришла девушка. Впрочем, Павел и ее принял сначала за паразита – слишком уж она была красива. Черные вьющиеся волосы спускались почти до поясницы. Бедра соблазнительно покачивались, пока она подходила, а ступни неуловимо точно находили места, вставая на которые девушка каждый раз привлекала максимальное внимание к своему телу. Отличному, почти неодетому телу. Пара легких тряпочек на бедрах и груди чем-то напоминали купальник, наиболее выгодный его вариант. Павел относился к женщинам достаточно равнодушно, как к материалу для своего совершенствования, не более. Может быть, именно поэтому пользовался со стороны слабого пола повышенным вниманием.Но даже он мог сказать, что подобной женщины у него не было. Слишком хороша, слишком соблазнительна.
Поэтому он и принял ее сначала за нового хищника.
Но девушка не походила ни на кого из его знакомых или красавиц с экранов, и только это удержало Павла от немедленной атаки.
– Меня зовут Валерия. – Голос у гостьи был под стать телу. От его бархатистого журчания мысли постепенно растворялись и трансформировались в желание поскорее уложить хозяйку в постель.
Павел слегка забылся и слишком ярко себе это представил. Слишком для того места, в котором находился. Сбоку от кресла, прямо на глазах у девушки, появилась та самая постель. Тяжелая, с кованым изголовьем и королевского размера, который обычно Павел видел в отелях в номере своих родителей, когда куда-нибудь с ними ездил.
Валерия запрокинула голову и расхохоталась.
Павлу определенно понравилась собственная фантазия. Если он способен представить подобную девушку наяву, то в этом мире он должен пойти далеко.
То, что Валерия не была очередным паразитом, теперь казалось очевидным. Но и в ее реальность Павел пока что не верил. Впрочем, это отнюдь не останавливало его, чтобы воспользоваться с ней постелью, раз уж он так удачно представил себе и то, и другое.
* * *
И тем не менее его фантазия попыталась его убить.Наверное, только это и заставило Павла поверить, что красавица не является плодом воображения.
После чудесного и замысловатого секса, которым они занимались достаточно долго, Павел почувствовал себя дурно. Сознание размывалось. Снова вспомнилось, что проходом в этот мир для него стали наркотики, и, хотя боли на этот раз не было, он чувствовал, что близок к смерти.
А красавица лишь томно смотрела на него, слегка улыбаясь, и даже не думала прекращать свои сложные, похожие на восьмерку, движения бедрами. Павла начала бить судорога, но Валерия не останавливалась. Лишь в глазах ее появилось легкое любопытство, желание почувствовать, пережить его смерть вместе с ним.
Павел еще подумал, получит ли оргазм в последний миг, но в этот момент пришла ярость. Ярость, злость, отчаяние и сожаление, смешанное все с той же яростью. Первые его приобретения в этом мире. Сознание прояснилось, и он отбросил Валерию в сторону так, что она полетела прочь с кровати, ударилась и замерла, постанывая.
– Стерва!
– Извини, любимый. – Девушка подняла руки и выставила ладони, словно защищаясь.
Она не напрасно боялась продолжения. Павел подскочил поближе и пнул ее что есть мочи, попав частично в предплечье, частично куда-то в район почек.
Девушка вскрикнула.
– Прости, я же сказала, прости! – Валерия пыталась отползти, но Павел подошел к ней вплотную, примеряясь для нового удара. Еще не ушедшая вглубь злость и чувство самосохранения требовали убить тварь. Именно это он и собирался сделать. Только медленно, так, чтобы она вполне прочувствовала, что умирает.
– Тут иначе не выжить! – Девушка перестала отползать и съежилась, получив еще один пинок, на этот раз по голове. – Только те, у кого достаточно сил сопротивляться, могут здесь выжить! А откуда еще мне взять эти силы?
Лидерство – непростое качество. Оно требует сосредоточенности. Дисциплины. Временами – жестокости. Оно требует изощренности и постоянных компромиссов, умения привлекать на свою сторону даже врагов.
А самое главное – оно требует людей, которые готовы были бы встать под твои знамена. В этом мире все могло сложиться даже веселее, чем он думал вначале.
– Вставай! – приказал Павел. Именно приказал, ибо, имея некоторый опыт, он уже раз и навсегда понял, как себя вести с этой потаскухой.
Валерия поднялась. Павел молча, без предупреждения ударил ее снова, на этот раз кулаком в лицо, и, когда она упала, добавил ногой. Наверное, последний удар был лишним, но остатки ярости слегка мешали ему действовать абсолютно правильно, выверенно, как того требовал только что появившийся план.
– Еще раз попробуешь меня обмануть, предать или слукавить, и я тебя убью, – спокойно, даже слегка равнодушно подытожил он свой урок. – Веришь?
Девушка мелко закивала, дрожа всем телом. И именно это кивание, абсолютно неженственное, отвратительно несексуальное, убедило Павла, что теперь она точно поверила. Так что последний пинок, может быть, оказался не таким уж и лишним.
Павел удовлетворенно хмыкнул. Пришла пора пряника:
– А теперь вставай и расскажи мне об этом мире все, что знаешь. Будешь меня слушаться, и больше тебя здесь никто не обидит. Никто и никогда. И не реви, красавица, все самое плохое у тебя теперь позади.
Лекс
Лекс наслаждался.
Нападение паука-тумана его насторожило. Что же это за мир такой, где тебя постоянно обрабатывают болью, насылают врагов, душат? Опасный мир, судя по всему. Но пока он бился с пауком, многое из возможностей этого места стало ему понятней. Окружающее стало управляемей.