В том, как она лежала, было что-то языческое, чуждое ее твердому характеру, самоконтролю. Казалось, что она в изнеможении бросилась на песок после какой-то бурной деятельности — например, акта любви.
   Он ощутил волну чувственности, сладострастия — того, что до сих пор она никогда не пробуждала в нем.
   Он не мог оторвать от нее глаз, не в силах ни разбудить ее, ни оставить под палящим солнцем. Купальник на вид казался сухим — значит, она здесь уже довольно давно. Если она не сдвинется с места, то скоро окажется в воде. Но он только стоял и смотрел. В голове проносился вихрь вольных мыслей, возбуждающих образов.
   Он в первый раз осознал ее сексуальность и пожирал взглядом это тело, ощущая внезапное и острое возбуждение.
   Вдруг она убрала руку с лица и устремила на него ясный холодный взгляд. Он понял, что она не спала, и почувствовал себя виноватым, как будто его поймали на чем-то недозволенном.
   — Идет прилив, — хрипло произнес он. — Вы промокнете.
   Она села, откинула назад волосы. Это движение вызвало в нем еще большее возбуждение.
   — Как плавалось? — спросила Элизабет.
   — Неплохо, пока не сломался гик. Мы поэтому так рано и вернулись.
   — «Пинта». Так назывался один из кораблей Колумба, правильно?
   — Да. Это означает «раскрашенный». Видите — она красная, но без всяких политических намеков.
   Она потянулась к платью, лежавшему рядом, достала из кармана расческу и несколько шпилек, которые держала в крепких белых зубах, пока зачесывала наверх волосы.
   — В нем ведь есть испанская кровь?
   — По материнской линии. Отец ирландец. Дэв родился в Галуэе.
   — Он один из ваших близких друзей?
   — Самый близкий. Откуда это любопытство?
   Он опустился на песок рядом с ней и сел, согнув колени, чтобы скрыть эрекцию.
   — Ваш друг вызывает у людей самые разные чувства — от любопытства до похоти.
   У Дейвида отвисла челюсть. Он никогда в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь употреблял это слово. Но это было вполне в ее духе. Все, связанное с сексом, она свела к одному слову.
   — Вы им восхищаетесь, правда? — спросила вдруг Элизабет.
   Он пожал плечами, как будто в чем-то оправдываясь.
   — Не думал, что это так бросается в глаза.
   — Как алая буква.
   Она произнесла это таким тоном, что Дейвид покраснел.
   — И какая же это буква? — грубо сказал он. — Н — «неудача» или К — «компромисс»?
   — Уж во всяком случае, не У — «успех».
   У Дейвида приоткрылся рот, а взгляд его напоминал раненого оленя. Почему она об этом заговорила?
   — За исключением, разумеется, того обстоятельства, — продолжала Элизабет, — что его успехи в искусстве всегда оборачиваются коммерческими неудачами.
   — Это не его вина! — бросился на защиту друга Дейвид. — Ему трудно попасть в прокат, а если люди не смотрят фильм и не платят за это деньги, то о каком коммерческом успехе может идти речь? — Он набрал горсть песка, дал ему просыпаться сквозь пальцы. — Может быть, теперь что-нибудь изменится… Нет, меня это не особенно волнует, — поспешно прибавил он. — У меня есть доля почти во всех его фильмах, и я знаю, что когда-нибудь верну деньги с лихвой.
   — Дэв платит долги?
   — Заплатит, когда сможет, — упрямо буркнул он. — Я знаю Дэва.
   — Давно?
   — Почти двадцать лет.
   — Как вы познакомились?
   — В Испании. Я приехал посмотреть на одного тореро, а он снимал там «Момент истины».
   — Ваша жена была испанкой, не правда ли?
   Наступило молчание. Потом Дейвид произнес ровным, без выражения, тоном:
   — Да. Она была двоюродной сестрой Дэва.
   — А что значит «Ньевес»? — задала следующий вопрос Элизабет. — Это ведь испанское имя?
   — Да. Это значит «снег». — Дейвид уставился в землю. — Она родилась в снежную бурю в Сьерра-Гвадарраме.
   Элизабет взглянула в его ставшее замкнутым лицо и вернулась от, очевидно, запретной темы к тому, что ее действительно интересовало.
   — Как получилось, что мистер Локлин владеет кусочком острова?
   — Ричард ему подарил. — Дейвид пустил по ветру горсть песка. — Они очень дружили. Когда-то.
   — Он поэтому так давно здесь не появлялся?
   — Да. — Дейвид повернулся к ней лицом. — А я думал, что вам на всех наплевать. — Потом он улыбнулся. — Но, конечно, Дэв совсем особенный. Все женщины так думают, — добавил он, желая поддеть Элизабет.
   — И поэтому вы ему завидуете?
   Дейвид был поражен.
   — Что ж тут удивительного? — пытался он оправдаться. — В нем есть какой-то магнит, который влечет к нему людей… женщин… как железные опилки.
   — А вы от этого чувствуете себя неполноценным?
   Дейвид открыл было рот, но, прежде чем он придумал ответ, Элизабет сказала:
   — И пьете.
   Лицо Дейвида опять окаменело.
   — Пока я пью, я живу, — паясничая, продекламировал он.
   — Как пьяница?
   Бог мой, подумал он ошарашенно. Что я ей такого сделал? Он и восхищался ее проницательностью, и злился, что она так бестактно ею пользуется.
   — У каждого есть свои пороки, — угрюмо пробормотал он. — Какой у вас?
   Она ответила совершенно серьезно:
   — Мой порок в отсутствии пороков.
   — Бог мои, для меня это слишком сложно!
   — Почему вы перестали заниматься живописью?
   Самое время, подумал Дейвид. Он облизнул губы, сглотнул и выдавил из себя:
   — Между прочим… — Потом закончил, будто бросился в холодную воду:
   — Вы не согласились бы мне позировать?
   Элизабет повернула голову. Он заставил себя взглянуть прямо в зеленые глаза и увидел в них изумление.
   — Я?
   — А почему нет? — неуверенно проговорил он. — Вы того заслуживаете.
   — Да, конечно, — пробормотала Элизабет, будто бы что-то припоминая. — Вы специализируетесь на портрете, верно?
   Она произнесла это таким тоном, что Дейвид покраснел.
   — Я не знал, что вы видели мои картины.
   — Я и не видела. Касс говорила, что одно время вы были очень модным портретистом.
   Он принужденно улыбнулся.
   — Я сделал не так уж много. — Потом, почувствовав, что фраза нуждается в пояснении, добавил:
   — Видите ли, я написал портрет Ричарда, и с тех пор все кончилось.
   — А где этот портрет? Здесь его нет.
   — Он висит в вестибюле «Темнеет Билдинг» в Нью-Йорке. Его скоро сюда привезут и повесят рядом с остальными. — Он говорил об этом, как будто речь шла о казни, на которую он с удовольствием бы полюбовался.
   — Понятно… Значит, вы хотите увековечить мой облик для последующих поколений. — В ее голосе прозвучала легкая ирония.
   — Я хочу запечатлеть ваш облик для себя, — сказал он, потом покраснел как рак, а потом чуть не опрокинулся на спину, когда услышал:
   — Что ж, отлично.
   — Вы имеете в виду, что согласны позировать? — Он едва не заикался от возбуждения.
   — Да.
   — О… замечательно… чудесно. — Это оказалось так просто, что он никак не мог поверить своему счастью.
   — Когда? — спросила Элизабет.
   — Ну… — Его разум лихорадочно работал. — Мне сначала надо кое-что подготовить. Холст, краски…
   — Хорошо, — повторила она. — Дайте мне знать, когда будете готовы.
   Она одним гибким движением поднялась, подхватила платье и босоножки и быстро пошла прочь длинными легкими шагами, оставив Дейвида изумленно пялиться ей вслед. Он вздрогнул, когда раздался голос:
   — Что случилось? Ты ее напугал?
   Дейвид поднял глаза и увидел Дэва, а рядом Ньевес, которая держалась за его руку. Дэв протянул руку, рывком поставил его на ноги.
   — Я спросил, не позволит ли она мне написать ее, и она согласилась. Вот и все, — ошеломленно пробормотал Дейвид.
   — Вот как? — сказал Дэв, и Ньевес бросила на него быстрый взгляд. — Значит, у тебя еще есть желание работать?
   Дейвид, как школьник, прятал глазаст всезнающего взгляда.
   — Я ведь писал тебе, — пробормотал он и сменил тему. Ему сейчас ни с кем не хотелось этим делиться.
   Даже с Дэвом. — Тебе удалось закрепить гик?
   — Нет. Он сломался прямо пополам. Придется заменить.
   Когда Касс в тот вечер просматривала перед обедом «Кроникл», еженедельную газету острова, она вдруг воскликнула:
   — Угадайте, что сегодня идет в «Бижу»?
   «Бижу» был единственным кинотеатром на острове.
   — Сдаемся, — отвечал Дэв.
   — «Утиный суп»! Помните эту комедию с братьями Маркс? Я бы с удовольствием посмотрела. Давайте все вместе совершим вылазку. Что вы на это скажете?
   — О, конечно! Поехали! — Матти захлопала в ладоши.
   — Когда начало? — спросила Ньевес.
   — В девять пятнадцать. Вполне успеем, если поужинаем чуть пораньше.
   — Конечно, — сразу же согласилась Хелен, протягивая руку к сонетке.
 
   Дэв был единственным, кто не захотел поехать. Он собирался в эллинг заменить гик, чтобы на следующий день можно было выйти в море.
   — Куда на этот раз?
   — Я думал отправиться на Кошачий остров. Можно устроить пикник.
   — Это было бы чудесно, — обрадовалась Ньевес.
   — Хочешь поехать, Касс? — Потом Дэв повернулся к Элизабет:
   — А вы?
   — Касс никудышный моряк, — запротестовал Дейвид. — Ей вечно приходится перевешиваться через борт, потому что ее тошнит.
   — Когда море спокойное, меня не тошнит! — вскипела Касс.
   — Завтра будет очень жарко и очень тихо, — весело пообещал Дэв. — Вы когда-нибудь ходили на яхте? — спросил он Элизабет.
   — Нет.
   — Тогда почему бы вам не попробовать? «Пинта» берет пятерых.
   — Я уверена, что Элизабет очень понравится, — сказала Хелен. — Море здесь изумительное. Конечно, вам надо попробовать хотя бы раз.
   — А у вас бывает морская болезнь? — спросил Дейвид.
   — Нет.
   — У меня тоже не будет, — быстро вмешалась Касс, твердо решив, что она не останется, даже если ей целый день придется провисеть вниз головой.
   — Обязательно будет, — ухмыльнулся Дейвид. — Всегда бывает. Ты не выходила из своей каюты даже на «Темпестине».
   — Наглотаюсь таблеток. Я еду и все. А если мы собираемся в кино, то уже пора.
   Их было восемь, поэтому они поехали в большом «роллсе»: трое на заднем сиденье, трое на среднем и Ньевес рядом с Дейвидом, который сел за руль. Дэв следовал за ними в спортивном «мерседесе». В поселке он помахал им рукой и свернул в сторону, а они поехали в другую.
   Было уже почти одиннадцать, когда они вышли из кинотеатра вместе с толпой деревенских жителей, которые приветливо им улыбались. Хелен задержалась, чтобы поговорить со знакомыми.
   — О! Это Дэв! — Ньевес бросилась туда, где стоял Дав, прислонившись к «мерседесу». Он с кем-то разговаривал. — Дэв, зря ты не поехал с нами! Фильм изумительный!
   — Конечно, если он понравился тебе. — Дэв улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
   Касс даже не поняла, как все это произошло. Сначала они слонялись по площади, а деревенские жители беседовали то с одним, то с другим членом семьи, потом все стали потихоньку смещаться к «роллсу». Она первой села в машину, следом за ней — Харви, Хелен и Матти. Дейвид забрался на водительское место. Но когда Касс выглянула в окошко, она увидела, что Дэв остановил Элизабет, держит ее за руку и говорит что-то Ньевес. Потом Ньевес повернулась и в безутешной печали, еле волоча ноги, направилась к ним.
   — Где Элизабет? — резко спросила Касс.
   — Она поедет с Дэвом. Он сказал, что ему нужно поговорить с ней. — Ньевес уселась рядом с отцом, но было видно, что она напряжена и расстроена.
   — Ты сказала, что она, может быть, захочет помочь ему, — напомнил Дейвид, и Касс подумала: значит, он тебе рассказал…
   — Все здесь? — спросил Дейвид, обернувшись. Касс изо всех сил вытягивала шею, но, когда «ролле» заворачивал за угол, Дэв и Элизабет все еще стояли на том же месте. Потом они исчезли из виду.
   Касс пришла в ярость. Опять этот настырный сукин сын! Черта с два! Деньги тут ни при чем! Совершенно необязательно было увозить ее в двухместной машине только для того, чтобы поговорить о делах. Он вполне мог сделать это завтра на яхте. Ничего хорошего из этого не выйдет. Но разве он не говорил, что все еще способен продаваться? И разве не ты сама, идиотка, завела об этом разговор? Ты сама виновата — ты и твой длинный язык. Она так часто смотрела в заднее стекло, что Харви раздраженно сказал:
   — Я думаю, милая Касс, что Дав вернет Элизабет в целости и сохранности.
   Вот именно, подумала Касс, в целости и сохранности. Хорошо бы.
   «Мерседес» не появлялся. Выйдя из машины, она сделала вид, что хочет подышать благоуханным ночным воздухом, но ее взгляд сканировал холм и дорогу, как радар. Пустынная дорога белела в лунном свете. Ей не оставалось ничего другого, как тащиться вслед за остальными в дом, где их ждали кофе и сандвичи. Касс жевала, глядя одним глазом на дорогу, а другим — на часы. И по мере того, как проходило время, ее беспокойство росло. Когда Дэв наконец появился, он был один. Касс сверлила его взглядом, но не находила в нем никаких перемен. И, как всегда, от него исходила необъяснимая сила, которая заставила Матти выпрямиться и поправить прическу, Хелен — засиять улыбкой, а Ньевес — броситься ему навстречу.
   — Где Элизабет? — отрывисто проговорила Касс.
   — Ушла к себе. Есть еще кофе?
   — Уже остыл, — ответила Хелен. — Я позвоню, чтобы принесли свежий.
   — Значит, твоя добродетель не пострадала? — невинно заметила Матти. Нов глазах у нее плясали искорки коварства.
   — И это единственная награда за все мои страдания, — серьезным тоном пошутил Дэв.
   Ни по его голосу, ни по поведению ничего нельзя было сказать. Когда надо, он умеет сохранять поразительное спокойствие, злобно думала Касс. Но она следила за временем. Пятьдесят две минуты. За это время могло произойти Бог знает что. Ладно, теперь надо выяснить, что именно.
   — Я больше кофе пить не буду, — заявила она, поднимаясь и делая вид, что безудержно зевает. — Еле держусь на ногах. Так смешно было… — Она направилась к двери, сдерживая шаг. Не бежать. Взявшись за ручку, она задержалась и обернулась.
   — Во сколько завтра?
   — Я хочу выйти в семь, — ответил Дэв. — Путь неблизкий.
   — Я буду готова к семи, — пообещала Касс и добавила, сказав чистую правду:
   — Ни за что на свете этого не пропущу.
   Ванная комната была заперта изнутри. Касс постучала.
   — Элизабет? Как ты?
   — Все в порядке. — Но Касс не узнавала ее голоса.
   — Я просто хотела тебе сказать… Дэв собирается выйти в семь.
   Молчание.
   — Элизабет!
   — Да, я слышала. В семь.
   Касс прижала ухо к двери.
   — Ты еще не раздумала?
   Снова молчание.
   Касс подергала ручку.
   — Элизабет! С тобой действительно все в порядке?
   На этот раз молчание было таким продолжительным, что она снова стала судорожно дергать ручку, охваченная приступом страха, от которого хотелось завопить.
   Дверь открылась так неожиданно, что Касс ввалилась внутрь, налетев на Элизабет, завернутую в большое купальное полотенце, закрывавшее тело до самой шеи. Касс инстинктивно вцепилась в него, полотенце распахнулось, и в глазах Касс навек запечатлелись синяк на белоснежной коже левой груди Элизабет, темно-красные, набухшие соски и воспаленные распухшие губы.
   В следующее мгновение полотенце было на месте, а Элизабет выталкивала ее из комнаты и говорила срывающимся от бешенства голосом:
   — Я не глухая. Ты сказала «в семь часов», и я это слышала. Я не опоздаю. Что тебе еще нужно? Дай мне поспать в конце концов!
   Касс пришлось прислониться к дверному косяку.
   — Да, конечно… Извини… Я просто хотела…
   Потом она выбежала из комнаты.
   У себя в спальне Касс бросилась на постель, зарывшись лицом в подушки, чтобы заглушить рвущиеся из груди рыдания.
   — Сука! Обманщица! Шлюха! Они там трахались до одурения!
   Она изливала боль и ярость в этих криках, пока у нее не заболело горло, во рту не стало горько и не пришло ясное осознание того, чего нельзя было больше отрицать, о чем она старалась не думать все эти дни. Случилось самое худшее. Она влюбилась в Элизабет Шеридан.

Глава 9

   «Пинта» неслась по волнам фиолетового моря под почти черным небом. Нестерпимая жара начала спадать, на горизонте, постепенно приближаясь, вспыхивали зигзаги молний, за которыми следовали грозные раскаты грома. Со страхом вглядываясь в зловещую тьму, Касс молила Бога, чтобы они успели оказаться на Темпест-Кей до того, как разразится буря, и когда вдали показались прибрежные огни, она с облегчением вздохнула. Но тут же где-то рядом ударила молния, залив яхту мертвенно-белым светом, и оглушительный удар грома заставил Касс зажать обеими руками уши.
   Она панически боялась шторма, боялась оказаться во власти стихий, перед которыми чувствовала себя совершенно беззащитной. Она вцепилась руками в перила, но огромная волна швырнула «Пинту» на бок, и Касс, отлетев к рубке, больно ударилась плечом.
   — Спускайся вниз! — взревел Дейвид, который вместе с Дэвом пытался удержать руль, но Касс и не подумала подчиниться. Быть внизу, все слышать и ничего не видеть еще хуже. Если их накроет волной, она хотела быть к этому готовой. Ньевес привязала себя к перилам.
   Элизабет обхватила обеими руками мачту, она насквозь промокла, вода стекала с нее ручьями, и, когда палуба вновь накренилась, Касс попыталась добраться до нее, снова больно ударилась обо что-то и из последних сил вцепилась в разбухшую от воды парусину. Ее тошнило, она смертельно боялась. Дейвид был прав: она была никудышным моряком.
   Элизабет, отпустив мачту, сгребла Касс в охапку, подтащила к себе и снова обхватила мачту. Вокруг вздымались и падали вспенившиеся волны, и когда «Пинта» зарылась в них носом, Касс со стоном закрыла глаза.
   Дэв направил яхту прямо к бухте, где стоял коттедж — к ближайшему месту, где можно было высадиться: до гавани оставалось еще мили две.
   — Идем к бухте! — прокричал он Дейвиду, перекрывая вой ветра. — Нам ни за что не обогнуть посадочную полосу перед гаванью.
   Внезапно хлынул дождь. Огни на пирсе приближались: «Пинта» шла к берегу. К горлу Касс подступила тошнота. Дэв крикнул:
   — Правь прямо к коттеджу… как только я подведу ее к пирсу — прыгай!
   Когда перед ними сквозь плотную пелену дождя неясно замаячил пирс, Дейвид бросил руль и крепко прижал к перилам освободившуюся от веревок Ньевес — в такт качке причал то взмывал вверх, то проваливался вниз, Ньевес, улучив момент, с помощью Дейвида взобралась на перила и, едва причал поравнялся с яхтой, прыгнула. Она упала на колени, но не ушиблась. Дейвид повернулся к Касс:
   — Прыгай! — Вместе с Элизабет он помог ей взгромоздиться на уходившие из-под ног перила, и, когда яхта и причал снова встретились, Касс, зажмурившись, прыгнула. Ей показалось, что она летит прямо на Ньевес, но неожиданно почувствовала под ногами доски.
   Морская болезнь мгновенно прошла, и они с Ньевес протянули руки, чтобы подхватить ловко соскочившую на причал Элизабет.
   — Быстрее к дому! — крикнул Дейвид и бросился помогать Дэву.
   — Бежим! — завопила Касс, но Элизабет не отрывала глаз от Дэва, сражавшегося с яхтой, которую швыряло из стороны в сторону. Касс потянула Элизабет за рукав. — Бежим быстрей!
   Три женщины, согнувшись под хлещущим дождем, помчались к дому, который приютился под нависшей над ним скалой. Увертываясь от потоков воды, они ввалились в дом.
   — Ну, слава Богу! — Касс дрожала, зубы ее выбивали дробь, она превратилась в хлюпающий, разбухший от воды куль, но под ногами у нее была твердая земля, она могла распоряжаться ходом событий и сразу же этим занялась.
   — Ньевес, разожги-ка огонь в камине и живо снимай мокрую одежду. Элизабет, отыщи в ванной полотенца и принеси их сюда, мы в них завернемся. А я пойду сварю кофе…
   Ньевес наклонилась и поднесла спичку к большой охапке хвороста. Мгновенно вспыхнуло жаркое пламя.
   Хлюпая на ходу, Элизабет принесла из ванной полотенца. Направившись в кухню, Касс оставила за собой мокрую дорожку.
   Когда она вернулась, Ньевес скромно раздевалась под полотенцем. Элизабет быстро содрала с себя джинсы и майку, швырнула в сторону трусы и лифчик и закуталась в махровую простыню. Но Касс успела разглядеть великолепное тело, от которого захватывало дух, и облачко светлых волос меж длинных ног. На груди багровел синяк, остальное было прикрыто простыней.
   Касс удалилась с полотенцем на кухню, внезапно устыдившись своего грузного тела. Она быстро вытерлась, затем, соорудив из полотенца что-то наподобие тоги, направилась в ванную, чтобы взять халаты.
   — Вот этот тебе подойдет, — она бросила Ньевес короткий махровый халатик. Та надела его поверх полотенца, которое затем упало к ее ногам. — А ты надень вот этот… — Элизабет поймала тонкий темно-синий шелковый халат.
   — Нам повезло, что Ньевес содержит этот дом в порядке, — дрожа от холода, Касс опустилась на колени перед огнем. Взяв мокрую одежду, она разложила ее поверх каминной доски, майки свисали вниз, придавленные латунными часами и цветочной вазой, а джинсы болтались на решетке.
   — Бог знает, когда они просохнут… Пожалуй, нужно позвонить домой и попросить сухую одежду. — Касс поглядела на потоки дождя за окном. — Когда это все наконец кончится…
   Босая Элизабет вытирала полотенцем голову. Халат пришелся ей впору, пояс дважды охватывал ее талию.
   Ее напрягшиеся от холода соски торчали под тонким шелком. Касс позвала ее поближе к огню:
   — Иди-ка сюда и погрейся. — Ей не хотелось, чтобы Дэв, когда придет, увидел их. Взяв из корзины несколько поленьев, она подбросила их и в без того яркое пламя. Затем потянула носом:
   — Кофе! — Она бросилась на кухню, и вскоре до Элизабет и Ньевес донеслось позвякивание посуды. Дверь настежь распахнулась, и в комнату вслед за Дейвидом ворвался шквал ветра и дождя.
   — Черт побери, ну и ветер! — Дейвид принюхался. — Кажется, пахнет кофе? — С его одежды стекала вода. — А поесть что-нибудь найдется?
   — Сначала переоденься, — приказала Касс. — Что бы тебе дать надеть… Где Дэв?
   — Сейчас придет… Он хочет убедиться, что яхта надежно привязана.
   Взяв полотенце, Дейвид скрылся в ванной. Касс вышла из кухни с подносом, на котором стояли кружки с кофе и коробка песочного печенья. Они сидели с набитыми ртами, когда появился Дэв. Его волосы намокли, рубашка прилипла к телу, джинсы облепили длинные ноги. Ньевес торопливо вскочила.
   — Ты насквозь промок… Вот полотенце.
   Он удалился в ванную не раньше, чем бросил взгляд на Элизабет, сидевшую в его халате.
   — Мы совершили набег на твой гардероб, — крикнула ему вслед Касс.
   — На здоровье, — он захлопнул дверь.
   Вернулся он в свежей рубашке и джинсах, неся в руке кимоно, которое протянул Касс.
   — Не твой размер, но все-таки лучше этой тоги.
   Когда Касс снова вышла на кухню, Дейвид ухмыльнулся:
   — Мадам Баттерфляй!
   Халат должен был доходить до колен, но на коротышке Касс свисал почти до пола.
   — Положение обязывает, — с достоинством ответила Касс и принялась собирать кружки.
   — Я позвоню Хелен, — сказал Дэв.
   Хелен была благодарна за звонок, она ужасно беспокоилась с тех пор, как начался шторм.
   — Мы высадились прямо в бухте, — продолжал Дэв. — У нас есть сухая одежда, и Ньевес припасла на кухне все необходимое. — Ньевес расцвела от удовольствия. — Если понадобится, мы проведем здесь ночь.
   — Бифштексы подойдут? — спросила Касс, выглядывая из кухни.
   — Зажарь их побыстрей! — обрадовался Дейвид.
   — Нет, «Пинта» не пострадала, одна небольшая вмятина… Хорошо. Если шторм не стихнет, увидимся завтра утром.
   Дэв положил трубку, и Касс принесла кофе для него и Дейвида.
   — Найдется у вас капелька спиртного? — с надеждой спросил Дейвид.
   — В шкафу на кухне, — спокойно ответила Ньевес, но таким тоном, что Дейвид вздрогнул.
   — Неужели нам придется провести здесь всю ночь? — с сомнением в голосе заметила Касс.
   — Буря не стихает, — ответил Дэв, протягивая кружку, чтобы Дейвид плеснул туда виски.
   — Тогда подбрось в огонь дров, — обратилась Касс к Элизабет. Она пощупала разложенную на камине одежду. — Еще не высохла… как и твои волосы, — прибавила она с материнской заботой и протянула руку, чтобы до них дотронуться, но Элизабет отдернула голову. — Они такие густые, — продолжала Касс словно ни в чем не бывало, однако ее рука, которую она засунула себе в карман, сжалась в кулак.
   Опустившись на ковер перед камином, Дейвид с удовольствием потягивал свой очень сладкий кофе.
   — Лучшая часть дня, — заверил он.
   — День был прекрасный, пока не начался шторм, — возмутилась Ньевес.
   Касс передернула плечами.
   — Лучше не вспоминать!
   — Я же сказал, что тебя укачает, — пренебрежительно бросил Дейвид.
   — В открытом море любого может укачать!
   — А вот Элизабет не укачало, — лениво отозвался Дэв.
   — О, Элизабет никогда не опустится до того, чтобы проявлять на людях слабость, — язвительно заметил Дейвид, бросив на нее обиженный взгляд.
   «И ты тоже?» — подумала Касс. С самого начала она почувствовала странное напряжение, почти противоборство между Дэвом и Элизабет. Даже Ньевес почувствовала их вражду, не понимая ее причины: ведь ее платоническая любовь к Дэву была совершенно невинной.
   Но Касс понимала. И Дейвид тоже. Того, что происходило между Дэвом и Элизабет, нельзя было не заметить. То была яростная, отчаянная борьба полов. Касс пришла в ужас. Дэв заполучил Элизабет. Каким-то образом он смог изменить ее заряд на противоположный: пустой отрицательный стал грозным положительным.