— Прошу прощения, Джейн. Нравы в этих колониях... — проронил Грег.
   Он, очевидно, заметил, что в данный момент я полуживой, и сделал здравое предложение встретиться позднее в Кенсингтон-Хилтон, где я должен был остановиться на пару ночей.
   Итак, я добрался туда, привел себя в порядок и, выйдя, чтобы присоединиться к Грегу и мисс Стратт, чувствовал себя уже не так скверно.
   В аэропорту Джейн Стратт была в плаще, а сейчас — и темно-зеленой униформе с погонами. На сиденье рядом с ней лежала фуражка с кокардой.
   — Капитан Джейн Стратт, — представилась она. При моем появлении Грег поднялся с места. — И вовсе не его девушка, — добавила она.
   — Да. Прошу прощения. Это, конечно, не извиняет меня, но мы с Грегом...
   — Я уже встречала австралийцев, мистер Клоуз. Ничего страшного, поверьте!
   — Итак, мы начнем все сначала, — сказал Грег. — Кофе? Так вот что произошло, — продолжал он, — йоркширский «Пенни-Банк» стал частью нового Йоркширского банка. Я разговаривал с сотрудниками, и они быстро предоставили мне сведения относительно держателя счета и его наследников.
   — Джейн Эммет? — спросил я.
   — Джейн Эммет — во втором поколении. В первом — ее отец, Генри Эммет, в третьем — ее дочь, и в четвертом...
   — В четвертом, и последнем, — живо подхватила капитан Стратт, — я.
   — Внучка Джейн Эммет, — пояснил Грег.
   — Почему же «в последнем»? — поинтересовался я у девушки.
   Она засмеялась.
   — От Альдершота до Йоркшира очень далеко.
   — Но вы совсем не это хотели сказать.
   — В следующий раз, мистер Клоуз.
   — Как вы думаете, — спросил Грег, он, очевидно, куда-то спешил, — могу я вас покинуть и предоставить вам в дальнейшем действовать самостоятельно?
   — Меня это вполне устраивает, — заметил я.
   — И меня тоже, — отозвалась Джейн.
   Грег положил на столик деньги и ушел, взяв с меня обещание позвонить ему перед отъездом.
   Глядя в удаляющуюся спину Грега, мисс Стратт сказала:
   — Он изъяснялся очень загадочно. Сказал, что вы еще в аэропорту должны были сообщить мне о какой-то моей выгоде.
   — Меня всегда поражал подход англичан к делу. Скажите, как я должен обращаться к вам — сэр, мадам, мисс, миссис?
   Она пожала плечами:
   — Да хоть ваше превосходительство.
   — Капитан. Я буду называть вас капитаном. Так дело вот в чем, капитан: у меня на руках завещание. Грег вам говорил о нем?
   — Да. Его оставила моя внучатая тетя, сестра бабушки Джейн.
   — Вы когда-нибудь встречались с ней?
   — Нет. Кажется, она уехала отсюда сразу после воины, еще до моего рождения.
   — Ваша бабушка умерла?
   — Да.
   — Когда это произошло?
   — В 1972 или 1971 году.
   — Сколько у нее было детей?
   — Только моя мама.
   — Она жива?
   — Мама умерла в прошлом году, — покачала головой Джейн.
   — У вас есть братья или сестры?
   — Моему брату было десять лет... Он нашел на пляже бомбу, оставшуюся с воины, и взорвал ее. Поэтому осталась только я одна.
   — Все эти сведения, конечно, будут проверены.
   Джейн засмеялась.
   — Мистер Такер сказал — «тщательно проверены».
   — Это в стиле мистера Такера. А сейчас, капитан...
   — Зовите меня Джейн.
   — Спасибо. Я не хочу вас сильно обнадеживать, но если вы окажетесь единственной родственницей, то ферма и все остальное — ваше. Если же у Мэри Эллен Эммет где-то отыщется давно пропавший сын... — Я пожал плечами.
   — Лучше сразу знать о всех неприятных возможностях... — сказала Джейн. — Но что я буду делать с фермой?
   — Владеть, как и многие другие люди. Кстати, у меня нет никаких сведении о других родственниках, и в завещании все оставлено вашей бабушке.
   — Что означает — «ферма и все остальное»? Животные?
   — Все.
   — Я ничего не знаю о животных, — поежилась она.
   — Возможно, вы пожелаете продать ферму.
   — Так сразу я не могу решить. А она большая, эта ферма?
   — Все относительно, — ответил я. — Свыше восьмидесяти квадратных миль. Это к северу от Перта. Очень красивые места.
   Девушка сидела не шевелясь и даже, кажется, не моргая. До нее только сейчас стало доходить, что если все это реальность, то она очень богата.
   — Это, кажется, называется первородство, если наследство идет но женской линии, как у меня: от внучатой тети — к бабушке, от бабушки — к маме, от мамы — ко мне.
   — Да, вы правы.
   — Ой, но я совсем ничего не знаю. А сколько акров в восьмидесяти двух квадратных милях?
   — В одной квадратной миле — шестьсот сорок акров, — если верить моему калькулятору.
   — Но это значит пятьдесят две тысячи акров! Господи, как много!
   — Совсем небольшая австралийская ферма.
   Джейн посмотрела на меня, подняв брови.
   — Вы хотите узнать что-то еще? — спросил я.
   — Только то, что вы сами мне скажете. Я не осмеливаюсь спрашивать.
   — При объявлении наследства всегда возникают два деликатных вопроса, — помог я. — Первый — цена недвижимости и второй — наличные деньги.
   — Продолжайте.
   — Я не могу вам ответить.
   — Почему?
   — Стринджер Стейшн еще не оценивали.
   — Не подумайте, что я корыстна. Совсем нет. Просто всегда думала, что сестра бабушки Джейн давно умерла, и никогда не надеялась...
   — ...На получение наследства и наличные деньги? Может, в Стринджер Стейшн и есть какая-то сумма, хотя в это мало верится. Возможно, в каком-то банке есть счет, но это надо еще проверить. Побеседовав с вами, я выполнил свои обязанности по информированию ближайшего родственника. Теперь надо навести соответствующие справки, официально подтвердить, что других родственников не существует. Эта процедура может продлиться несколько недель, а возможно, даже месяцев.
   — О! — Она выглядела разочарованной.
   — Но скорее всего это не так долго. Когда ваши права как единственного наследника подтвердятся, банки ознакомят вас со счетами. У вас хорошее будущее. Что вы предпочитаете коллекционировать — меха или автомобили?
   — Не говорите мне об автомобилях. Два дня назад я попала в аварию...
   — Столкновение?
   — Да, какой-то идиот капрал не справился с управлением.
   — Вас не ранило?
   — Нет. Видели бы вы, как он выпрыгнул из машины и пустился наутек! Мужчина называется!
   — Ну не все же мужчины такие, — запротестовал я.
   — Чертово меньшинство! — Ее глаза мрачно сверкнули. — Я ему устрою, этому капралу.
   — Будьте снисходительны, у вас же такая радость!
   — Снисходительной? Да я готова убить ею!
   — Какая у вас машина?
   — "Даймлер В-8" 1969 года.
   — Так ото почти антиквариат! И сами за ней ухаживаете?
   — Да, я почти восстановила его, на это ушло почти два года. Вот почему так обидно.
   — Вы сможете купить себе две новых.
   Мы заказали ленч, и у меня так разыгрался аппетит, словно это был ужин. Затем портье закачал такси, и Джейн уехала. Предварительно мы условились, что она позвонит мне на случай, если у меня появятся какие-нибудь новости. Один из наших работников-студентов в настоящее время обзванивал банки в поисках счетов.
   Добравшись до своего номера в гостинице, я рухнул в постель и попытался заснуть, по не смог: очень устал, меня одолевали разные мысли. Феминистка, думал я о Джейн. Инженер-механик по образованию, самоуверенная, упрямая, привыкшая командовать... Помоги, Господи, пастухам-аборигенам, когда этадевушка доберется до Стринджер Стейшн, — они будут так же улепетывать от нее, как тот капрал.
* * *
   После этого я провел несколько прекрасных деньков в Италии. Природа будто собрала здесь все самое лучшее: альпийский снег и австралийское солнце, холодный и чистый воздух Лыжные прогулки были великолепны. Я загорал, ел и пил, как никогда в жизни, будто подсознательно накапливал силы, к чему-то готовясь. Хорошо еще, что не знал к чему...
   Едва сойдя на лондонскую мостовую, я позвонил Грегу:
   — Привет, старик! Как дела?
   — Как долетел, Джон? — вопросом па вопрос ответил Грег. — Ты располагаешь каким-то временем?
   — У тебя проблемы?
   — Джейн Стратт, она в госпитале.
   — Что с ней?
   — Авария. Ушибы и перелом лодыжки. Она в армейском госпитале в Альдершоте, и...
   — ...Согласно одному из твоих чудесных английских обычаев я обязан ее там посетить. Мой клиент в госпитале, следовательно, я должен туда идти?
   — Она хочет поговорить с тобой.
   — О чем?
   — Такое дело... Я получил известия из Перта. Нашли два банковских счета. На сто двадцать тысяч и на восемьдесят тысяч долларов. Она хочет обсудить это с тобой.
   — Она осведомлена о наших поминутных гонорарах? Плюс городской налог плюс отложенный полет плюс...
   — Сделай девушке одолжение.
   — Доложи об этом Миллеру Банбери, — посоветовал я. — О'кей. Я сообщу в «Кантас». Задержусь на день-другой. Где я могу остановиться?
   Грег предложил один из отелей, но я забраковал его, арендовал машину, сунул уставшие ноги в ботинки (увы, не лыжные) и направился в Альдершот, претендующий на звание города. Здесь все было цвета хаки: машины, грузовики, униформы, указатели. Но простыни в госпитале оказались белыми.
   — Я благодарна, что вы приехали в такую даль, — сказала, увидев меня, Джейн. Она хорошо смотрелась в бело-голубом халатике. На ней, пожалуй, не было никаких отметин аварии, кроме гипса, охватывающего лодыжку. Протянув мне в знак приветствия руку, она поморщилась.
   — Больно? — спросил я.
   — С каждым днем все меньше.
   — Грег сказал — столкновение?
   — Да, в городе. Торопилась, стала переходить дорогу и вдруг обнаружила себя... сидящей на асфальте. Если бы не успела так быстро отпрыгнуть...
   За последнее время это уже второй инцидент, участницей которого она невольно оказалась — женщина-водитель и женщина-пешеход, — подумал я.
   — В обоих случаях не было моей вины. — Джейн будто прочитала мои мысли.
   — Это вы так говорите.
   — Я бы подала на него в суд, если бы сумела найти, — мрачно сказала Джейн. — И если бы знала хоть одного мало-мальски умного юриста.
   — По всему миру на дорогах происходят аварии, — поспешил я успокоить ее. — Слишком много аварий.
   — И мужчин — тоже, — ответила она.
   — Есть приятное известие. Грег, наверное, уже сообщил вам о деньгах на счетах, не так ли?
   — Сказал только, что есть маленькая приятная новость, сказал, что об остальном расскажете вы.
   — Есть двести тысяч приятных новостей. И все они из Австралии. В пересчете на английские хорошие новости это больше восьмидесяти тысяч.
   — Боже мой! Я богатая! В самом деле богатая! — воскликнула Джейн, вскинув обе руки, но тотчас же сморщилась от боли и медленно опустила их.
   — Я бы сказал, будете богаты.
   Она присвистнула, а я чуть не подскочил от неожиданности. Женщины обычно не свистят, не правда ли? Но Джейн это шло.
   — Вот что я хотела еще спросить... — Она колебалась. — Я лежала здесь и думала, как мне хотелось бы поехать и посмотреть на ферму, на Стринджер Стейшн. У меня есть месяц отпуска, я могла бы его использовать и...
   — Подтверждение завещания всего лишь формальность. Если не возникнет никаких вопросов, выдается заключение, известное как «общая форма». В противном случае назначается настоящая проверка.
   — Появились какие-нибудь вопросы?
   — Насколько мне известно, нет.
   Джейн, как ребенок, радовалась свалившемуся на нее богатству.
   — Мне оченьхочется поехать. Я купила атлас, нашла на нем это место, Кунунурру, оно словно на краю света. Сколько еще пройдет времени, пока закончатся все формальности?
   — Вот вернусь и займусь этим вопросом. Посмотрим, что можно сделать.
   — Спасибо.
   — В Кунунурре тепло.
   — Вы имеете в виду — жарко?
   — Совершенно верно. Там не место для английских леди с нежной белой кожей, тем более в начале марта.
   — Я выдержу, — ответила она с вызовом.
   — Даже ящерицы прячутся в тень, когда начинается жара. Почему бы не подождать. Тем более что должна еще зажить ваша нога.
   Джейн с сомнением посмотрела на нее.
   — Врачи сказали, на это уйдет недели три, а то и целый месяц.
   — Отлично, вот и используйте свой отпуск, чтобы окрепнуть и окончательно поправиться.
   Хмурость ее как рукой сняло. Передо мной снова была молодая жизнерадостная девушка. Стройная, независимая, уверенная в себе.
   — Что вы имеете против мужчин? — дружелюбно спросил я.
   Она подняла на меня глаза.
   — Уже один тон чего стоит, когда вы произносите слово «мужчина»...
   — И вы удивлены? Один разбил мою машину, другой сбил меня, и я сломала ногу. И оба сбежали.
   — А вы... вы сможете прожить без них? Одиноко не будет?
   Джейн Стратт рассмеялась:
   — Я заметила, вы тоже были удивлены, увидев меня в форме. Считается, что женщине не место в армии, женщина не должна заниматься техникой, потому что может поломать свои длинные ноготки. А я признаю борьбу только на равных.
   — И мужчины не могут одолеть вас?
   — Обычно они проигрывают.
   — А вы, как правило, на коне?
   — Как правило.
   Достав блокнот и ручку, я попросил:
   — Давайте-ка вернемся к делу. Расскажите мне о вашей семье. В течение нескольких секунд она смотрела на меня так, будто предлагала сразиться.
   — Мэри Эллен и Джейн Эммет сестры, так? — спросил я. — Других сестер или братьев не было?
   — Был еще один брат, но он погиб в первую мировую войну.
   — Вы это сможете доказать?
   — Он погиб семьдесят лет назад. Разве нужны доказательства?
   — Не сердитесь, я хочу ускорить дело, поймите же.
   — У меня где-то лежат его медали. Одной его наградили посмертно. Его имя записано в Книге Памяти. Этого достаточно?
   — Полагаю — да. Детей не осталось?
   — Он погиб, ему и девятнадцати не исполнилось. Он, правда, был женат, и, если и успел стать отцом каких-нибудь незаконнорожденных, мы об этом никогда не слышали.
   — Расскажите о сестрах.
   — Мэри Эллен на год старше Джейн. Они обе служили сестрами милосердия в конце войны во Франции, ухаживали за ранеными, потом уехали в Австралию.
   — Продолжайте.
   — Жили в местечке... каком-то Фри... Дальше не помню.
   — Во Фриментле?
   — Совершенно верно! Работали вместе, думаю, у них был свой дом.
   — Действительно был. Его купила Мэри Эллен.
   — Мама рассказывала мне, что они собирались купить дом вместе, но... женщина не всегда хочет жить одна...
   — Адам, — сказал я, — старик Адам собственной персоной. Мужчина, между прочим.
   Джейн нахмурилась:
   — Бабушка рассказывала, что этот человек был пьяницей. Однажды его принесли в госпиталь совершенно не державшегося на ногах, он где-то поранился. Не помню, в чем там дело, да это и не важно. Бабушка не смогла его удержать, а Мэри Эллен смогла. Сестры были очень дружны, а этот человек разъединил их. Он женился на Мэри Эллен, а бабушка вернулась домой. Мужчину звали... Подождите, я сейчас вспомню....
   — Грин, — подсказал я.
   Джейн покачала головой:
   — Нет, Стринджер, вот как. Теперь я понимаю, почему ферма называется Стринджер.
   — Вполне возможно. Продолжайте же!
   — Он был нехорошим, жестоким человеком, этот Стринджер. Бабушка рассказывала, он пил и был заядлый игрок.
   — Во что он играл?
   — Во все и на все. Бабушка говорила, что из-за своей пагубной страсти он мог разориться.
   — Так и случилось?
   На лице Джейн промелькнуло подобие улыбки.
   — Нет. Через год он даже выиграл ферму. Я забыла название... Когда подбрасывают монету...
   — Это называется ту-ап, старинная австралийская игра. Вы думаете, он выиграл именно Стринджер Стейшн?
   — Восемьдесят две квадратные мили! Боже! Могу себе представить, что было с человеком, который ее потерял!
   — Вероятно, он тогда напился. Что дальше?
   — Не помню точно, но кажется, этот парень Стринджер продолжал закладывать и через пару лет умер.
   — Но тогда кто был этот Грин? Ведь накануне своей кончины Мэри Эллен носила фамилию Грин? Миссис Грин...
   — Бабушка никогда не рассказывала об этом. Мэри Эллен писала редко, за пятьдесят лет всего несколько писем, и все. По-моему, Грин пришел однажды на ферму и...
   Не знаю, как все это рисовалось Джейн. Но я-то хорошо себе представляю английскую ферму: крытый соломой дом, ворота из жердей — и незнакомец, постучавшийся однажды в дверь. Джейк не имела представления о масштабах страны, о которой мы говорили. Для начала надо заметить, что Стринджер Стейшн совсем неподалеку от края Большой Песчаной пустыни, поэтому случайный прохожий там почти обречен на гибель от жары и жажды.
   В моем представлении все выглядело несколько иначе: одинокая вдова, на тысячи миль кругом никого, кроме аборигенов. И как-то появился мужчина, скорее всего рабочий, ищущий подходящее занятие или что-то в этом роде. Она предложила ему остаться. Потом он женился на своей хозяйке и купил пивоварню. Скорее всего он — белый, межрасовые браки были тогда крайне редки...
   — Приедете в Перт, позвоните и зайдите ко мне, — сказал я. — Посоветую, что нужно будет предпринять в зависимости от обстоятельств. Словом, посмотрим, что я еще смогу для вас сделать.
   — Видите этот гипс, мистер Клоуз? Я его ненавижу!
   — Напрасно. Он блокирует перелом.
   — Не уверена, что не испытываю ненависти и к перелому.
   — Можно задать вам еще один вопрос?
   — Почему я пошла в армию? Да?
   — Угадали!
   — А вы знаете какой-нибудь иной способ для женщины сделать карьеру?
   — Но может случиться война...
   — Да, может, если вы, мужчины, допустите.
   — Справедливо, — заметил я. — Итак, увидимся через месяц в Перте, когда вы приедете вступать во владение наследством.
   Но мне пришлось встретиться с ней гораздо раньше. Отель, рекомендованный Грегом, оказался самым неспокойным изо всех отелей, в которых я когда-либо останавливался. Клацанье машин, работающие всю ночь агрегаты, даже улыбки служащих казались какими-то вымученными. В два часа ночи я проснулся от подступающей к горлу тошноты, подумал, отчего бы это, и снова задремал. Час спустя снова очнулся от болей в животе, меня вырвало, а еще через час я уже лежал на операционном столе: у меня удаляли аппендицит.
   На следующий день ко мне пришел Грег, неся пакет с двумя бутылками шампанского.
   — По-моему, в данном случае это более подходяще, чем какие-то розы.
   Грег протянул мне телекс от Банбери, в котором говорилось, что тот получил выгодное предложение относительно Стринджер Стейшн и моя задача — немедленно уговорить мою клиентку продать ферму.
   — "Немедленно" — отличное слово! — сказал я. — Банбери не привык разбрасываться словами, но зато — минимум информации. От кого поступило предложение? Я имею в виду...
   — Я понял, — ответил Грег. — Как думаешь, она продаст?
   — Она злится, что не может сегодня же улететь в Австралию. Нет, не продаст. Я буду удивлен, если это произойдет. Что бы ты сделал на ее месте? Восемьдесят две квадратных мили пастбища, подумать только!
   — Она молода, — рассудительно заметил Грег.
   — Тридцать, как и мне.
   — Хорошо образованна и очень независима. Хочет сделать карьеру. По-моему, она предпочтет комфорт здешней цивилизации проживанию, например, рядом с крокодилами и другой местной фауной.
   — Мисс Стратт девушка независимая, привыкшая самостоятельно принимать решения и, по-моему, склонная к приключениям. Или она мне такой показалась?
   — Мистер Банбери придет в ярость, — только и сказал Грег.
   — Даже Банбери должен иногда смириться с реальностью.
   — Ты осмелишься ему это сказать? Хотелось бы мне посмотреть на тебя в тот момент.
   — А что мне Банбери? В конце концов, я всегда могу найти другую работу.
   — А он, может быть, и прав, ты об этом не подумал?
   — Подумал. Если через год или два она захочет продать ферму, то продаст. Хотя сомневаюсь.
   — Согласен. Но есть еще кое-что.
   — Что же?
   — Об этом, когда ты выздоровеешь.
   — Да говори теперь!
   Некоторые привычки Грега, его чисто английские эффектные манеры раздражали людей вроде меня. Вот и сейчас...
   — В чем дело, Грег?
   — Я имел в виду, когда ты окончательно поправишься.
   — Я убью тебя!
   Грег заулыбался:
   — Скеффингемы, слышал такую фамилию?
   — Что с ними?
   Семья Скеффингемов владела в Англии невероятным состоянием, а в Австралии — рудниками, где добывали алюминий.
   — Цена на него падает, — сказал Грег.
   — Ты хочешь сказать, что необходимо пересматривать договор?
   — Скеффингемы не единственные, кто владеет бокситовыми рудниками. Бокситов сейчас добывают слишком много, больше, чем нужно во всем мире.
   — И цены, естественно, падают. Но на сколько?
   Грег почти приблизил свою ладонь к полу, оставив крохотный зазор:
   — На столько.
   — О!
   — Рудники останавливаются.
   — Это правда?
   — Полагаю, близко к тому. Надо сбросить и как можно скорее больше половины, или рудники встанут. Остальное пойдет на продажу.
   — Почему ты не хочешь этим заняться?
   — Ты же знаешь эту семью, не так ли? Они скорее согласятся с юридически образованным австралийцем, у которого умные глаза, чем поверят такому черному жуку, — выразительно посмотрел на меня Грег.
   В наше время операция аппендицита уже не считается чем-то серьезным. На следующий день меня подняли с кровати, и очень скоро я переехал в свой отель, где еще три дня продолжал бездельничать, смотреть телевизор. Окончательно встав на ноги, я решил заняться делом Скеффингемов. Если бы они были пожилыми седовласыми леди, скромно живущими на небольшие средства, я бы, разумеется, обращался с ними очень бережно. Но, высокомерные и самоуверенные, какими являются иные англичане, они по-прежнему считали Австралию дикой нецивилизованной колонией. Однако это не помешало им разбогатеть за ее счет. Все оттуда — и ничего туда. Поэтому во мне пробуждалось чувство жесткости по отношению к членам этой семьи.
   За время моей болезни пришло несколько телеграмм от Банбери, выражающих его личную заинтересованность в деле Стринджер Стейшн. Однако я по-прежнему их игнорировал. А Банбери явно был заодно с компанией, разрабатывающей рудники Скеффингемов, и уже один этот факт разводил нас в разные стороны. Уладив дело со Скеффингемами, я вернулся к переговорам с Джейн Стратт. Она уже выписалась из госпиталя и жила на базе.
   — Почему вы для полного выздоровления не использовали свой отпуск? — спросил я, позвонив ей по телефону.
   — Тому есть две причины, — ответила она. — Здесь куча работы, а во-вторых, я хочу сохранить свой отпуск. Вы сейчас звоните мне из Перта?
   — Нет, из Харрогейта. Почти местный звонок. Вечером я буду в Лондоне. А для чего вы бережете свой отпуск?
   — Для Австралии, конечно, — засмеялась Джейн. — И жду ваших рекомендаций.
   Во время моею отсутствия к Перте наверняка дела не стояли на месте. И если Банбери настаивал, чтобы Джейн Стратт продала ферму, значит, в ее правах на владение наследством не было уже никаких сомнений.
   — Как вы теперь ходите? — поинтересовался я.
   — Можете за меня не волноваться. Боль бывает только при перегрузках.
   — Чтобы решиться на поездку, вы должны быть уверены в своем здоровье. Завтра в Лондоне вы не откажетесь со мной пообедать? Солдатам не полагается рапортовать и спрашивать позволения?
   — У меня автоматическое разрешение. К тому же сегодня пятница, а завтра суббота. В какой лондонской гостинице вы остановились?
   — Место называется Селфридж.
   — Там есть магазин. Отлично. Я куплю там себе туфли.
   — Здесь не продают таких ботинок, которые подойдут для Австралии.
   — Ботинки я куплю себе в Перте. А сегодня мне нужны туфельки к новому голубому платью.

Глава 3

   За обедом я сказал Джейн о предложении Банбери. Она покачала головой:
   — Ни за что в жизни, коббер[3].
   Я объяснил, что это слово редко употребляется в нынешней Австралии, не чаще, чем пробковый шлем.
   — Сколько мне предлагают за ферму? — поинтересовалась Джейн.
   — не знаю, — честно признался я. Джейн подняла на меня глаза:
   — Интересное предложение.
   — По-моему, о цене где-то упоминалось, я пока всего лишь сообщил вам, что такое предложение сделано.
   — Полагаю, цена должна быть немаленькой, — заметила Джейн.
   — Может быть.
   — Почему только может быть?
   Я подумал, как бы разъярился Банбери от слов, которые я собираюсь сказать.
   — Вероятно, какой-то ловкий пройдоха сделал это предложение в надежде, что наивная английская леди скажет: «Милые денежки», — и ухватится за него.
   — Но разве вы не помогли бы мне?
   — Я лично, или вы имеете в виду адвокатов?
   — Вы прекрасно меня поняли.
   — Капитан, не слишком-то далеко заходите в своих мечтах об этой ферме, — спокойно ответил я. — Стринджер Стейшн — это, конечно, звучит весьма романтично, но в действительности это проклятый тяжёлый труд и убийственный для европейцев климат, даже проживающих в Австралии в третьем поколении. Если вы хотите оставить себе ферму, нужно найти крепкого парня, который помогал бы вам.
   — Почему парня?
   — Как хотите, — пожал я плечами. — Можете собрать целый коллектив феминисток, только не удивляйтесь, когда разоритесь.
   — Вы уже решили, что я феминистка? — улыбнулась Джейн.
   — Вы производите именно такое впечатление.
   — Я часто ссорюсь с людьми, подобными вам...
   — Вы хотите сказать — с мужчинами, подобными мне? — прервал я ее.