– А ты не прост, нищий странник, – процедил он сквозь зубы. – Тем приятнее будет тебя убить!
   Они атаковали быстро и слаженно. Харальд едва успевал отражать удары. Он вертелся, как волчок, с ужасом ощущая, что силы у него совсем не те, что двадцать с лишним лет назад.
   Помогло почти что чудо. Один из нападавших вдруг вскрикнул, раскинул в стороны руки и упал навзничь. В спине, обтянутой черной курткой, торчал короткий метательный нож.
   Бросивший его Свенельд со стоном повалился обратно на землю.
   Последний противник на мгновение отвлекся на сраженного товарища, и тут же меч Харальда полоснул его по горлу. Там открылась багровая щель, хлынула кровь, черная, точно вода в торфяном болоте. Враг упал, хрипя и булькая.
   Харальд некоторое время стоял, слушая, как в груди что-то свистит и клокочет. Руки дрожали, меч, казалось, весил целый пуд. Едва хватало сил на то, чтобы его удержать. Сердце трепетало, как пойманный заяц.
   – Я смог! – сказал он сам себе. – Победил, одолел! Вновь застонал Свенельд, и Харальд поспешил к нему.
   Стрела, толстая, точно палец чревоугодника, вошла чуть ниже ключицы. Снаружи остался только самый кончик.
   Увидев такое, Харальд выругался зло и отчаянно. Ясно было, что старый маг не выживет.
   Тот некоторое время лежал молча, лишь дышал шумно. Затем открыл глаза, неожиданно ясные и спокойные.
   – Вот и смерть пришла, – сказал, закашлявшись. – Ничего, хорошо пожил, славно…
   – Ты еще выживешь! – сказал Харальд, приподнимая голову старого мага. Чувствовал, что врет, но не мог иначе. – Еще сходим с тобой в кабак, к девицам!
   На лице Свенельда появилась хитрая усмешка.
   – Нечего меня утешать, – сказал он, дыша тяжело, как вытащенный на берег лещ. – Лучше послушай. У тебя есть сын…
   Харальд напрягся. Сердце на мгновение остановилось, а затем словно рухнуло в пропасть. Да, сын есть. Но он должен быть на севере, за горами. Откуда старик знает о нем?
   – Он приходил ко мне за помощью, – продолжал Свенельд, не замечая терзаний собеседника. – Несколько лет назад. Я не смог ему помочь…
   Он замолчал, отдыхая.
   – Что с ним случилось? – вскричал Харальд, ощущая, что каждое новое слово для него – как глоток воды для измученного жаждой.
   – Он стал безумцем, – пришел тихий ответ, – одержимым страстью убивать… к этому причастен кто-то из богов.
   – Богов?
   – Многое изменилось в мире за те годы, пока ты… отсутствовал. – Свенельд говорил все тише, паузы становились больше. Чувствовалось, что каждое слово дается старому магу с трудом. – Поезжай туда, где был мой дом… Позади него, в дубраве… Купель Видений, она поможет тебе найти сына.
   – Как? Я же лишен возможности колдовать? – воскликнул Харальд, ощущая бессильную злость.
   – Ты сможешь. – Свенельд улыбнулся, вновь закашлялся. Изо рта его, похожего на старую рану, выплеснулась кровь, свежая, яркая. – Еще… в подполе моего дома тайник… Там разные магические вещи… Многими из них может пользоваться не только маг… Вдруг пригодятся…
   Он захрипел, тело его выгнулось дугой, дернулось несколько раз и застыло. Глаза остекленели, их взгляд, спокойный и строгий, был направлен прямо вверх, в зрачках отражались облака.
   Харальд медленно встал, постоял некоторое время в почтительном молчании. Сказал громко:
   – Прощай! Ты не был мне другом, но сделал для меня больше, чем друг!
 
   Похоронив старого мага, Харальд первым делом добил двоих воинов, которые были только ранены. Оставшийся без руки сомлел от боли и даже не пошевелился, когда холодное лезвие вошло ему в горло. Второй, с рассеченным боком, все еще жил. Глаза его смотрели со злобой и презрением. Он шевелился и пытался отползти от убийцы.
   – Уж извини, – сказал Харальд, вытирая окровавленное лезвие об одежду одного из убитых. – Не хочу я оставлять следов, чтобы за мной гонялась сотня таких молодых и ретивых, как ты…
   Он деловито обшарил трупы. Одежда одного из сраженных оказалась впору, а в сумке нашлась бритва. Харальд провел рукой по лицу, наткнулся на колючие заросли возле рта. С отвращением ощупал бороду и, не мешкая, направился к небольшому ручейку, чье журчание расслышал, когда хоронил Свенельда.
   Из водной глади на него глянул изможденный старик. Неопрятные космы свешиваются до плеч, неряшливая борода торчит веником.
   Бритва оказалась тупой, шла по лицу с таким хрустом, словно он косил ей тростник. Щеки и подбородок дергало от боли. Харальд ругался про себя, но терпел. Время от времени ополаскивал лицо холодной водой. Кожа немела, давая возможность продолжать.
   Когда закончил, то отражение значительно переменилось. Мужчина, глядящий из ручья, был по-прежнему худ, но стариком уже не выглядел. Слегка подрезанные волосы смотрелись прилично, и Харальд дал себе зарок в ближайшем селении приобрести для них ремешок.
   Когда вернулся на поляну, едва не оглох от многоголосого карканья. При появлении человека вороны взлетели, огромные, как гуси. Расселись на ветвях в ожидании, точно уродливые черные почки.
   Харальд бросил взгляд в сторону трупов – глаза уже выклеваны, лица обезображены. Еще сутки, и лесные падалыцики так обглодают тела, что опознать их будет невозможно.
   Конь Свенельда на чужака фыркнул, а когда тот оказался в седле, дернул задом, норовя сбросить. Но, почувствовав твердую руку, успокоился. Конская память коротка. К вечеру забудет, что принадлежал кому-то другому.
   Четырех лошадей поплоше, на которых приехали воины, Харальд не без сожаления отпустил – не к лицу путешествовать с целым табуном. Отвязал поводья и несильно хлестнул одного из коней по толстой заднице. Тот обиженно заржал и помчался, не разбирая дороги. Вслед за ним ринулись остальные.
   Перед тем как ехать, решил осмотреть свой нищенский мешок. Когда пальцы наткнулись на нечто объемное, прямоугольное, то вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.
   Харальд сглотнул и вытащил на свет… книгу! Большую, в обложке из непонятного материала, не дерева и не металла. Ее поверхность была покрыта разноцветными пятнами самой разной формы.
   Руки затряслись, и книга шлепнулась на землю.
   «Неужели это она? – в смятении подумал Харальд. – Не может быть!»
   Он не без труда наклонился и поднял книгу. Она была тяжелой, но пятна по обложке не двигались, а листы, когда он заглянул внутрь, оказались девственно-чистыми. Книга была мертва. Всего лишь толстый том в вычурном переплете.
   Он держал труп Книги Жажды, который он таскал за собой все эти годы!
   Облегчение было таким сильным, что он расхохотался. Отшвырнул от себя фолиант и крикнул громко, на весь лес:
   – Ты мне больше не нужна! Я могу обходиться без тебя!
   Книга не ответила.
   Харальд вскочил в седло, пошевелил поводьями. Не торопясь, осторожно выехал на дорогу. Некоторое время постоял в нерешительности, а затем повернул коня на северо-запад.
   Копыта с чавканьем вошли в дорожную грязь. Никто бы не узнал в добротно снаряженном всаднике, у седла которого приторочен меч, недавнего нищего бродягу, Слепого Странника.
 
   За поворотом открылась небольшая деревенька, и Харальд невольно придержал коня. Нахлынули воспоминания: как он первый раз ехал сюда, полный юношеских надежд и возвышенных желаний, воображая себе могучий замок, в котором живет Владетель Свенельд…
   Вместо замка он обнаружил простой дом, Владетель прогнал наглого юнца, надежды оказались миражом, а желания – глупостью. Сам Харальд изменился, а деревенька – нет. Вот она, такая же, как и десятилетия назад: серые убогие дома, тягучее коровье мычание, запах навоза.
   День был жаркий, особенно для апреля, и когда Харальд въехал в деревню, то ощутил, что горло пересохло. У ближайшего дома спешился и постучал в ворота. За забором басовито залаяла собака, послышался скрип двери. Затем распахнулась калитка, и глазам путника предстал тщедушный селянин. Темные глаза его лучились хитростью, а соломенного цвета волосы и борода торчали в стороны, придавая лицу мужика сходство с солнцем.
   – Что угодно родовитому господину? – спросил селянин, с ходу распознав, кто перед ним.
   – Я хочу пить, – ответил Харальд, протягивая крестьянину медную монету.
   Деньгу словно ветром сдуло. Селянин исчез, но быстро вернулся, прижимая к груди пузатый глиняный кувшин, внутри которого что-то мелодично булькало.
   – Пейте на здоровье!
   В кувшине оказалось молоко. Свежее, восхитительно холодное, оно живительной струей бежало в горло.
   – Уф, спасибо! – сказал Харальд, отдавая опорожненный наполовину кувшин. – Как живется-то вам без Владетеля?
   – Как сказать, родовитый господин, – крестьянин покопался в соломе, заменяющей ему волосы. – Не то чтобы сильно плохо. Подати платим теперь в замок Трост, господину Хредину. Был маг – нет мага. На все воля богов!
   Харальд невольно дернулся. Никак не мог привыкнуть к этой новой присказке. Сердясь на себя, пришпорил скакуна, и деревня скоро осталась позади.

Глава 2

   Имущество же, оставшееся от умершего без наследников, принадлежит правителю. Тот, кто попытается присвоить его, приговаривается к отсечению левой длани.
Торгрим Основатель. Статут «Об имуществе»

   За деревней начинался лес. Неприметная тропка вилась среди исполинских дубов. Меж ветвей беспечно перекликались птицы. Несмотря на весеннее время, деревья стояли зеленые, как в июле.
   Но если ранее здесь чувствовалось мощное, живое волшебство, то сейчас его остатки медленно умирали. Скоро тут будет самый обычный лес, а память о маге останется разве что в сказках окрестных селян.
   Одолеваемый грустными мыслями, Харальд миновал деревья и выехал на поляну. Несмотря на апрель, на ней цвели разные растения. Белыми глазами глядели на человека ландыши, и с ними соседствовали астры, похожие на клубки алого пламени.
   Но, приглядевшись, можно было заметить, что стебли поломаны, многие цветы пожухли, а венчики бессильно обвисли. Кое-где виднелись борозды, точно поляну пытались перепахать.
   А там, где раньше стоял добротно срубленный, большой дом, разлеглось пепелище. Черная уродливая проплешина. Ветер носил над ней серые облачка золы, запах гари перебивал цветочные ароматы.
   Сгорело все, не осталось даже балок, которые обычно выдерживают натиск огня. Печь разорители, похоже, разобрали по кирпичику.
   Ощутив неожиданную робость, он спешился, повел коня в поводу.
   Тот послушно шел, но недовольно всхрапывал, дергал мордой. Чем-то ему тут не нравилось.
   Вблизи пожарище выглядело еще гаже. Ветви, некогда нависавшие над домом, обуглились и теперь торчали, словно длинные черные пальцы. В черноте золы блестели лужицы расплавившегося металла.
   Коня, чтобы не мешал, Харальд привязал к ближайшему уцелевшему дереву. Сам же двинулся задом, в глубь дубовой рощи. Сделал несколько шагов и оказался под сенью трех дубов, огромных, словно крепостные башни. Здесь царил запах молодой листвы, такой сильный, что хотелось чихать, а свет, проникая через плотную листву, делался зеленоватым.
   У самой земли деревья срастались, образуя единое целое, и тут, между их мощными телами, находилось нечто вроде большой чаши. Невысокий бортик из темной коры, идеально круглая форма.
   Купель Видений.
   От нее веяло такой древностью, что даже боги показались бы рядом с ней юными. Харальд невольно ощутил благоговейную дрожь. Неужели она будет помогать ему? Жалкому человеку, даже не магу?
   Сердце стучало, когда он подошел к круглой деревянной чаше. Некоторое время постоял, просто глядя в прозрачную, как слезы, жидкость. Сквозь нее хорошо просматривались дно и стенки Купели, выглядящие как обычная дубовая кора.
   Но как этим пользоваться? Чтобы получить ответ, нужно правильно задать вопрос.
   Он коснулся рукой стенки Купели и тут же отдернул. Показалось, что дотронулся до раскаленного металла. Палец невыносимо зудел, а на его кончике вздувался самый настоящий волдырь.
   Как жаль, что Свенельд умер, не сказав всего!
   Харальд был готов рухнуть на колени, умолять, кричать, лишь бы Купель ответила ему!
   Холодной волной накатило рассудочное спокойствие. Словно протрезвев, он устыдился собственного порыва. Что, если боль – своего рода проверка? Обычный человек, если что-то причиняет ему страдание, старается этого предмета избегать, и только-настойчивый и пытливый вновь и вновь возвращается к нему, пытаясь понять, что тут и как.
   Чтобы проверить это, есть только один способ.
   Сжав зубы, Харальд ухватился ладонями за стенки чаши" будто намереваясь вырвать ее из древесного плена.
   Боль была такой, что он едва не закричал. Чувствовал, как раздуваются ноздри, а по лицу течет обильный пот. Его трясло, по телу гулял жар, а руки, казалось, обуглились, превратившись в головешки до самых локтей.
   Все кончилось внезапно. Прохладный ветерок холодил кожу, и шелестела над головой листва.
   Он оторвал руки от шершавой и холодной коры, посмотрел на ладони. Розовая гладкая кожа – ни малейших следов ожога.
   Весь жар словно просочился внутрь и исчез, оставив понимание того, как общаться с Купелью Видений.
   Постояв, Харальд поднял с земли желудь, неизвестно откуда взявшийся весной, и съел. На вкус тот был отвратительно горек, но бывший Владетель старательно жевал, а затем проглотил едкую кашицу.
   В голове зашумело, на миг стало вдруг жарко, а затем волной накатило восхитительное ощущение прохлады и легкости. Словно легкий ветер наполнил тело. Казалось, оттолкнись ногами и взлетишь.
   Преодолев эйфорию, Харальд наклонился над чашей. В голове судорожно бился один вопрос: где мой сын и что с ним?
   Прозрачная поверхность потемнела, словно в воде растворили чернила. Затем темную поверхность озарили разноцветные вспышки, будто на маленьком ночном небе рождались и гасли звезды.
   Беспорядочные вспышки вскоре прекратились, зато появилось розовое свечение, точно вслед за ночью в Купели наступило утро. Оно на миг ослепило Харальда, а когда он обрел способность видеть, розовое сияние пропало, сменившись картинкой.
   В Купели было обширное помещение, погруженное в полутьму. У стен виднелись оранжевые пятна светильников, а больше всего их было у высокой статуи из белого мрамора.
   Перед ней стоял человек в балахоне из ткани белее лебяжьего пуха. На подоле был вышит странный знак черная и зеленая спирали, свитые в круг.
   Человек повернулся, и, увидев его лицо, Харальд вздрогнул. Из глубины Купели глядел он сам, только лет на двадцать моложе. Разве что волосы чуть короче, лицо полнее, и глаза – зеленые и яркие, как два изумруда.
   Изображение постепенно съежилось, от него осталось только лицо, неестественно застывшее, да еще круглый знак – в самом углу Купели.
   С глухим хлопком лицо превратилось в свет, белый и чистый. Световое пятно полежало некоторое время на поверхности купели, как блин на сковороде, а затем превратилось в четверостишие:
 
   Город вознесся на бреге реки,
   Свободы последний оплот.
   Младшего в поисках сильной руки
   Старший на полдень пойдет.
 
   Когда Харальд прочитал довольно неуклюжие стихи, строки засияли жемчужным светом и растворились. Наступила очередь черно-зеленого знака. Тот тоже исчез во вспышке света, правда разноцветной, и на поверхности Купели явился новый стих:
 
   Сильного бога стальной капкан –
   Боли хозяин внутри –
   Платит за силу, победы, обман
   Служить суждено до земли
 
   Буквы расплылись, и Харальд почувствовал головокружение, настолько сильное, что с трудом удержался на ногах. Невольно ухватился за коричневую кору дуба и с ужасом ощутил, как та сдвигается под пальцами, ползет, словно ковер по стене!
   Поспешно отдернул руки и отступил, но кора продолжала сползать. С треском отваливались целые пласты, обнажая розовую, точно человеческая плоть, древесину. По ней шли трещины, похожие на открывшиеся в муке рты. Несокрушимые дубы разваливались.
   Харальд бросил взгляд на Купель и обнаружил, что она пуста. Прозрачная жидкость исчезла, словно мгновенно испарилась! Сама чаша оплывала, теряла форму, точно была сделана из мягкой глины и ее нагревали на сильном огне.
   По голове ударила небольшая ветка, рядом, обдав лицо воздухом, с шумом рухнул огромный сук. Харальд отошел, уже со стороны наблюдал, как разваливаются исполинские дубы, выглядевшие несокрушимыми, точно скалы.
   Земля вздрагивала, словно в корчах, слышался неумолчный треск.
   Когда все стихло, то на месте деревьев, под сенью которых располагалась Купель, осталась груда древесного хлама – веток, коры, древесины. Все это лежало большой неопрятной кучей, словно тут повеселились безумные лесорубы.
   Зрелище внушало отвращение.
   Торопливо повернувшись, Харальд побрел на пепелище. Умирая, старый маг сказал что-то о подполе, в котором должен быть тайник. Вот только где искать сам подпол?
   Долго бродил по пожарищу. Из-под подошв поднимались облачка золы, в горле першило. Временами накатывало чувство холодного ужаса, казалось, погибшие здесь восстали из праха, чтобы утащить его в обитель мертвых. Но Харальд упрямо продолжал поиски, обшаривая аршин за аршином.
   Когда был уже готов бросить бесполезное занятие, правая нога неожиданно запнулась за что-то. Из-под сажи блеснуло толстое металлическое кольцо. Сердце Харальда радостно вздрогнуло. Он поспешно ухватился за кольцо и потянул.
   Мускулы заскрипели от натуги, а среди золы и углей обозначился квадрат крышки. Поднималась она невыносимо медленно. Казалось, что вечность прошла до того момента, когда Харальд отпустил кольцо и крышка с глухим стуком упала в сторону, обнажив темный лаз подпола.
   Оттуда пахнуло холодом.
   Харальд зажег припасенный заранее факел. Вниз, во тьму, ведет крутая лестница, ступеньки на ней толстые, медведя выдержат.
   Когда спустился, то под сапогами зачавкала грязь, а носа коснулся кислый аромат подземелья. Когда-то здесь хранили припасы, но сейчас подпол был пуст. Только выложенные тесаным камнем стены.
   Некоторое время Харальд потратил на то, чтобы выстукать каждый из камней, надеясь обнаружить за одним из них пустоту. Но на третьем десятке сбился, понимая, что так отыщет спрятанное разве что к лету. Замер, размышляя, где бы сам сделал тайник, будь он хозяином. Конечно, у каждого мага мысли движутся по-особому, но все же сходства больше, чем между размышлениями мага и простого смертного, будь он родовитый или нищий.
   Вытащил из ножен кинжал, ткнул в землю сразу за лестницей, позади ее толстых оснований. Лезвие легко вошло в почву до середины, а затем с глухим стуком остановилось.
   Он копал, не забывая прислушиваться и поглядывать на светлый квадрат наверху. Мало ли кого принесет нелегкая туда, где совсем недавно стоял дом могущественного Владетеля.
   Факел немилосердно чадил, воздух в подземелье был сырым. В результате трудов из-под слоя жирной коричневой земли появилась большая шкатулка из серого дерева. На одной из ее граней был изображен алый солнечный диск, а все остальные выглядели гладкими, без малейших намеков на крышку.
   «Придется повозиться», – с неудовольствием подумал Харальд, зажимая добычу под мышкой. Он поставил ногу на лестницу, как вдруг уши уловили стук копыт.
   Выругавшись, он заспешил. Ноги скользили по ступенькам, руки вдруг стали неловкими, а тело неповоротливым.
   Но он успел. Выскочил на поверхность, как пробка из воды. Краем глаза увидел мчащихся через луг всадников. Не дожидаясь, когда они приблизятся, Харальд побежал к своему коню.
   Повернулся, держа в руках оружие. И не важно, что руки вздрагивают, словно у немощного старика, ноги дрожат, а по лицу течет пот. Все это не видно издалека, в отличие от длинной полосы сверкающей стали.
   Всадники замерли, остановившись на самой границе выжженного участка. Их оказалось трое. Чернявый предводитель со шрамом на лице, на ослепительно-белом, словно из мрамора вырезанном, жеребце. И еще двое воинов, один из которых выглядел могучим, как откормленный бык.
   – Что вам надо? – спросил Харальд, стараясь, чтобы голос звучал зло и решительно. Но под конец закашлялся, испортив все впечатление.
   Чернявый усмехнулся, сверкнули ровные белые зубы. Его приятель откровенно хохотал, и лишь могучий воин смотрел на Харальда серьезно, с каким-то странным выражением. Лоб его морщился, обозначая работу мысли.
   – Что нам надо? – предводитель легко соскочил с коня, гибкий, словно кошка. – Неужели сам не догадываешься? То, что ты нашел!
   – Это моя добыча!
   – Была, – чернявый извлек из ножен меч. Лезвие маслянисто блеснуло. – Но если ты отдашь ее нам, то мы отпустим тебя живым и здоровым, клянусь срамными местами Беспощадного Бога!
   Он захохотал над собственной шуткой. Второй бандит тоже слез с седла.
   – Клянись чьей угодно задницей, но то, что добыл сам, я тебе не отдам! – твердо сказал Харальд. Пока стоял, он смог восстановить дыхание и теперь покрепче перехватил рукоять меча, готовясь к драке.
   – Ну, как хочешь!
   Бандиты вдвоем стали заходить с боков, и тут могучий воин, все еще сидевший на коне, неожиданно сказал:
   – Погоди, Ламех!
   – Что такое? – с неудовольствием бросил чернявый.
   – Похоже, я его знаю! Харальд, неужели ты не узнаешь меня? Это же я, Хамунд!
   Харальд дернулся, впился глазами в широкое лицо. Совершенно незнакомый воин. Откуда же он тогда знает его? Или, скорее всего, знает его сына. Ведь они, судя по всему, очень похожи. – Да, я Харальд, – сказал он. – Но память о прошлом не спасет тебя и дружков от смерти, если встанете на моей дороге!
   Широкоплечий Хамунд поспешно слез с коня, зашептал что-то на ухо чернявому. Доносились отдельные слова и обрывки фраз: «Харальд… убийца… непобедим… в бою безумен… не остановить…»
   Лицо предводителя вытянулось, в глазах мелькнул страх. Харальд стоял все так же неподвижно, держа меч наготове.
   Когда Хамунд закончил говорить, чернявый опустил оружие. Выглядел он растерянным и даже испуганным.
   – Извини, почтенный Харальд, – сказал он, поспешно отступая. – Мы не знали, что это ты… Естественно, что вся добыча – твоя! Прости и не гневайся на нас!
   Говорил бандит с трудом, видно было, что подобные речи ему приходится произносить нечасто. Закончив фразу, он вскочил в седло. Копыта ударили в мягкую землю, конь развернулся, махнув роскошным белоснежным хвостом.
   Остальные двое спешно взбирались в седла.
   – Не держи зла, Харальд, – прогудел задержавшийся Хамунд. – Кто знал, что встретим тебя здесь? Я же не был в Бабиле почти семь лет, не знаю, чего да как…
   Он пустил коня в галоп.
   Харальд опустил меч. Вздох облегчения был такой силы, что разметал бы небольшой стог, случись тот поблизости. Одна мысль отравляла радость: чем прославил себя сын, если трое отъявленных головорезов спешат убраться с его дороги, точно цыплята от коршуна?
 
   Сердце Харальда на миг замерло, а затем застучало с бешеной силой, грозя вырваться наружу, настолько прекрасен оказался открывшийся с косогора вид.
   Три недели он пробирался на юго-восток и достиг высокого берега Серебряной реки. Осталась позади дорога с ее тяготами и заботами, впереди лежал вольный город. Харальд не видел его более двадцати лет, если мерить обычным временем, и немногим больше года, если судить по памяти.
   Не скованный латами крепостных стен, он вольно разлегся грузным телом на невысоких холмах, выставив напоказ красные черепичные крыши. Широкая река огибала город, нежно прильнув к нему, словно грациозная женщина к богатому мужу, и вода ее блестела расплавленным серебром. С реки доносились яростные вопли паромщиков и плеск весел.
   Когда паром, ворочаясь тяжко, словно огромная черепаха, пересекал полосу воды, Харальд с наслаждением вдыхал речные запахи, вслушивался в резкие крики чаек, словно услышал их впервые.
   Он учился жить заново, без тяжкого груза Книги Жажды на сердце. И это было приятно.
   Испортить настроение не смог ни противный запах рыбьих потрохов на берегу, ни высокая въездная пошлина. Невольно Харальд обратил внимание на то, что стражи в свободном городе стало значительно больше. Понятное дело, нынешним правителям запрет на применение боевой магии не помешает, не то что Владетелям прошлого.
   Внутри город почти не переменился. Улицы заполнял народ, суетливый и верткий. Над толпой разносились пронзительные голоса торговцев, лезли в нос назойливые ароматы жареной требухи.
   Поплутав, Харальд вывернул на знакомую площадь. А когда увидел вывеску с огненноглазым чудовищем, держащим в лапе пивную кружку, то сердце радостно забилось, словно приехал домой.
   В общем, так оно и было. «Спившийся демон» был и оставался домом для многих воинов Оружейной дружины. За прошедшие годы он сильно разросся, обзавелся пристройками. Здание было новое, от мощных бревен еще шел запах свежей древесины. Вывеску, судя по ярко блестевшей краске, обновляли совсем недавно.
   Внутри оказалось людно. Несколько человек ревели песню, из угла доносились раскаты хохота. Под
   Одним из столов, судя по рыгающим звукам, кого-то рвало.
   На Харальда тут же уставилось несколько пар глаз, в каждом из которых читалась немедленная готовность подраться. Но чужак вел себя спокойно, уселся за стол и заказал пива, и задиры, разочарованно сопя, отвернулись.
   Харальд дождался, когда ему принесут высокую деревянную кружку, подул, отгоняя пену. Когда сделал первый глоток, то ощутил себя заново родившимся. Обычное пиво, с противным горьковатым привкусом, слегка разбавленное, показалось вкуснее всего, что пил в жизни.