Страница:
– Что, поймали супостата?
– Поймали! – ответил опер вслух, а про себя подумал: "Ну надо же! И ведь нашла же словечко!"
Впрочем, боге ними, со всеми словами вместе взятыми! Сейчас необходимо было начинать работу – отрабатывать связи Ломовцева, перекрывать места его возможного появления. Устанавливать полные данные Мана.
Последним Володя решил заняться сам, лично, а вот для задержания Ломовцева народу понадобится намного больше. Поэтому необходимо сообщить в управление о добытых им результатах.
– Вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? – обратился лейтенант к терпеливо стоящей перед ним старухе.
3
Глава 16
1
2
3
– Поймали! – ответил опер вслух, а про себя подумал: "Ну надо же! И ведь нашла же словечко!"
Впрочем, боге ними, со всеми словами вместе взятыми! Сейчас необходимо было начинать работу – отрабатывать связи Ломовцева, перекрывать места его возможного появления. Устанавливать полные данные Мана.
Последним Володя решил заняться сам, лично, а вот для задержания Ломовцева народу понадобится намного больше. Поэтому необходимо сообщить в управление о добытых им результатах.
– Вы разрешите мне воспользоваться вашим телефоном? – обратился лейтенант к терпеливо стоящей перед ним старухе.
3
Кафе, которое являлось своего рода штаб-квартирой чеченской группировки, находилось на одной из окраинных улиц Красногорска и называлось ни много ни мало как "Ведено". Этакий смачный плевок в самое сердце России – "Ведено". Почему?! Ну, дожили... Ведено – это такой населенный пункт в мятежной Чечне. Малая родина "врага № 1" – самого Шамиля Басаева, вождя и вдохновителя чеченских "непримиримых". Вот так-то.
Едет человек по улице имени Александра Матросова и вдруг – на тебе! Выдержанная в суровых, как чеченская природа, темных тонах вывеска – горы, сакли на их крутых склонах, водопад. А на переднем плане горбоносая и бородатая физиономия, над которой возвышается папаха, перетянутая зеленой лентой. И физиономия, и папаха выписаны старательно, с любовью. Неизвестный художник старательно добивался почти фотографического портретного сходства. Правда, неизвестно с кем – то ли со знаменитым абреком Зелимханом, то ли с имамом Дагестана и Чечни Шамилем, то ли с его тезкой – Басаевым. Впрочем, кое-чего художнику удалось добиться – физиономия эта напоминала мирному обывателю всех бородатых бандитов сразу, одновременно.
Чуть пониже этой жутковатой рожи – крупные буквы названия. "Ведено". Посмотрели? Почитали? А теперь утрите со своего лица слюну "гордых" и "независимых" и быстренько валите себе мимо. Пока при памяти. Конечно, здесь прекрасно готовят экзотические блюда чеченской кухни, но только для чеченцев. Вас в этом кафе не любят и не ждут.
Разумеется, на двери нет таблички: "Только для черных!" Но все равно русские люди, живущие в ближайшем микрорайоне, сюда не ходили по вполне понятным причинам.
Представьте себе, как бы вы чувствовали себя в большом полутемном зале, где говорят только по-чеченски, музыка играет только чеченская и где каждый плохо бритый человек старается наступить вам на ногу или толкнуть плечом, одновременно раздевая наглым взглядом вашу спутницу, при этом громко, во весь голос обсуждая ее достоинства и недостатки с земляками, сидящими на другом конце зала. Представили? А теперь скажите, сколько времени вы смогли бы провести в таком вот обществе? И как скоро у вас возникло бы желание повторить такой поход?
Забегал, правда, иногда местный участковый. Во время проведения очередной бессмысленной и бестолковой операции с громким названием. Далеко в помещение не проходил – опасался. Люди дикие. И рожи ничуть не лучше той, что на вывеске.
Хозяин и директор заведения, сорокалетний Асланбек Мурадов, тяжело припадая на правую ногу – еще во время первой чеченской он воевал в отряде самого Басаева и был тяжело ранен в одной из операций, – выносил стражу порядка денег, после чего тот, довольный и умиротворенный, возвращался в свой отдел, где, проявляя чудеса изобретательности и демонстрируя недурственный литературный слог, писал пространный рапорт о том, как он с риском для жизни искал в подвале кафе проклятый гексоген. И, как это ни странно, не нашел.
Короче говоря, чужих нескромных глаз и ушей здешние обитатели могли не опасаться. Конфиденциальность была гарантирована.
Именно поэтому Салман привез сюда, в кафе, Андрея Булавина. Ну не домой же его к себе везти, в самом-то деле!
Хозяин, несмотря на хромоту, сам вышел навстречу уважаемому гостю. Все как положено – пожали друг другу руки, обнялись, слегка соприкоснулись щеками. Как дорогие друзья после очень долгой разлуки. Хотя последний раз виделись не дольше чем несколько часов назад.
– Кто это? – спросил Асланбек по-чеченски, слегка поведя небритым подбородком в сторону Андрея, которого Халид и Ваха волокли вслед за Резаным.
– Баран, – презрительно оттопырив губы, ответил Салман, тоже на родном языке. – Сначала будем стричь, потом – резать. Хороший шашлык из него получится!
Последнюю фразу Резаный сказал уже по-русски, при этом развернулся и слегка, можно даже сказать ласково, потрепал Андрея по щеке.
От этой "ласки" Булавину стало уже совсем нехорошо. И если бы не поддержка нукеров Салмана, то он, скорее всего, упал бы прямо здесь, у порога.
Критически оглядев "клиента", вроде бы и правда думал пустить его на шашлык, Резаный распорядился:
– Давайте его в кабинет!
Все те же Халид и Ваха поволокли Андрея дальше, в угол, где рядом с проходом на кухню располагался просторный кабинет хозяина кафе. Стоящий рядом Асланбек не возражал – Резаный здесь пользовался большим авторитетом и мог распоряжаться так, как считал нужным. А кабинет Мурадова занимал тогда, когда считал нужным.
Еще двое или трое чеченцев – членов группировки Резаного, – без дела тусующихся в зале, потянулись следом за старшим в предвкушении развлечения.
Резаный ударил Андрея сразу же, как только они переступили порог кабинета. Ударил сильно и хлестко, умело – молодой человек мешком упал на покрывающий пол ковер, чувствуя во рту вкус собственной крови. Салман начал пинать его ногами, приговаривая при этом по-русски:
– Собака! Шакал! Я твою маму!
Острые и твердые носки модных туфель вонзались в бока Булавина, в его грудь, лицо. Андрей ужом вертелся на полу, стараясь руками закрыться от этих злых и болезненных ударов. Но рук – только две. И закрыть ими все тело просто невозможно.
Вошедшие в кабинет вслед за старшим чеченцы с интересом наблюдали за происходящим. Иногда, после особенно удачных, на их взгляд, ударов восхищенно прищелкивали языками и покачивали головами.
Асланбек неодобрительно поморщился. Надо же, такой молодой, такой здоровый этот русский, а позволяет с собой так обращаться. Вот уж действительно нация трусов и рабов. Отвернувшись, Мурадов вышел из кабинета. У него и в зале есть дела.
Минут через семь Салман устал. Даже не то чтобы устал, а так... надоело. Злость немного улеглась, настроение выровнялось. Лишний пар был выпущен.
Брезгливо отерев руки, Салман уселся за письменный стол директора. Кивнул нукерам на Андрея, который все еще корчился на полу:
– Поднимите эту свинью.
Булавина подхватили под руки и, подняв с пола, швырнули на стул, стоящий посредине кабинета. Молодой человек затравленно оглядывался по сторонам. В глазах застыли ужас и тоска.
Резаный был полностью удовлетворен тем, что сейчас видел перед собой. Его должник был полностью сломлен психологически. "Клиент" дозрел и был готов к потрошению.
– Ну! – После первого же сказанного Салманом слова Андрей преданно уставился на него. – Как долг отдавать собираешься?..
– Ну... это... – забормотал Булавин, опуская глаза. – Я найду...
– Найдешь, – согласился Салман. И тут же предельно жестким и требовательным тоном спросил: – Квартира сколько комнат?
– Одна, – судорожно сглотнул слюну Булавин.
– Пхе! – скривился Резаный. – Одна! Ладно, потом поедем, посмотрим. А ты пока думай, как долг отдавать будешь.
Андрей хотел было сказать, что стоимость его однокомнатной квартиры превышает сумму карточного долга чуть ли не в три раза. Но, взглянув еще раз по сторонам, благоразумно воздержался от столь опасных высказываний. Понял, что ничего он здесь доказать не сможет. Что его просто не будут слушать. Что "попал" он по полной. И что ему в его положении остается только одно – смириться с неизбежностью.
– Ну?! – Резаный слегка повысил голос. – Я что, не по-русски говорю?! Как ты долг отдавать собираешься?!
– Я... Я... – испуганно лопотал Андрей.
– Головка от х..! – "сострил" кто-то из-за спины. – По делу гавары, блят!
– Я... Мне... – Как известно, утопающий хватается и за соломинку. Андрей интуитивно чувствовал, каждой клеточкой своего тела ощущал, что, если он сейчас, сию минуту не предложит какого-нибудь радикального решения проблемы, его опять будут бить. На этот раз – толпой.
Именно поэтому, подчиняясь всепоглощающему чувству страха, Андрей ляпнул первое, что пришло ему в голову. Точнее, даже не в голову, а на язык – голова в происходящем не участвовала вовсе.
– Я... Мне надо позвонить...
– Звони, – великодушно разрешил Салман и даже немного передвинул в сторону Булавина стоящий на столе телефонный аппарат. – Громкую связь включи.
Послушно включив спикерфон, Андрей по памяти набрал знакомый номер. Один гудок... Второй...
На что он в этот момент рассчитывал? А бог его знает на что! На удачу, может быть. Хотя... какая уж тут удача. Он просто старался хотя бы на некоторое время – полчаса, час – отсрочить расправу...
– Здравствуйте! – Булавин даже вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом прозвучал такой знакомый голос. – К сожалению, в настоящий момент мы лишены возможности вам ответить! Но если вы оставите свое сообщение после сигнала, мы непременно свяжемся с вами немного позже! Спасибо!
Послышался длинный комариный писк, и Андрей жалобно, со слезой в голосе, пришлепывая разбитыми и опухшими, как вареники, губами, запричитал:
– Аня, Аннушка! Умоляю тебя – помоги мне! Это страшные люди!
Подчиняясь короткому повелительному жесту Салмана, сделал шаг назад. Разговор продолжил сам Резаный, для большей "жути" утрировавший природный акцент:
– Слушай мэна! Еслы нэ дагаварымса – я его на куски парэжу! Поняла?! Я позже тэбэ еще пазвану, все объясну. Жды.
Салман отключил аппарат. В этот момент дверь кабинета отворилась, и в него вошел Асланбек. В руках он вертел видеокассету, с озадаченным видом разглядывая ее. Сделав несколько шагов, положил кассету на стол перед Салманом:
– Тебе просили передать.
– Кто?! – вскинулся Резаный.
– Мальчишка какой-то. – Асланбек пожал плечами. – Просил, чтобы ты ее непременно посмотрел.
– Хорошо, давай кино посмотрим, – согласился Салман. – А этого...
Он кивнул на Андрея.
– ...куда девать?
– В холодильник, – равнодушно ответил владелец кафе. Нукеры вопросительно посмотрели на Резаного и после короткого подтверждающего знака подхватили Булавина под руки и быстро выволокли из кабинета в коридор, как мешок с мукой или еще чем-нибудь таким... сыпучим и бесформенным.
Асланбек в это время пересек кабинет и вставил кассету в "видак", который скрывался в стенном шкафу.
По экрану стоящего там же телевизора побежала рябь, а потом...
В полном молчании собравшиеся в кабинете чеченцы смотрели, как на экране трое здоровенных мужиков в черных собровских шапочках-масках поочередно, сменяя друг друга, самым противоестественным способом насиловали их земляка, связанного по рукам и ногам.
Снимал явно не профессионал – изображение скакало и прыгало, смещалось, дергалось как ненормальное, но тем не менее все основные этапы действа просматривались... И последний, завершающий штрих – камера наехала на лицо юноши... На крупном плане были прекрасно видны и распяленный в немом крике рот, и широко открытые глаза, полные ужаса и муки...
Чеченцы в кабинете продолжали смотреть... Они были слишком ошеломлены, чтобы выключить этот проклятый видеомагнитофон. И действо на экране продолжалось...
Все те же трое в масках освободили свою жертву от наручников. Полностью раздавленный, убитый обрушившимся на него позором, юноша уже и не пытался сопротивляться.
Двое насильников вертели безвольное тело молодого чеченца, обряжая его в какие-то кружевные женские тряпочки, в то время как третий ловко и умело пристраивал в углу, под потолком, толстую веревку, заканчивающуюся скользящей петлей. Через пару минут, завершив облачение, жертву подтащили в тот угол, поставили на какой-то ящик и накинули петлю на шею. Парень все это снес безропотно – сейчас, видимо, он ждал смерти как избавления.
Ящик резко был выбит, крепкое тело обрушилось вниз, натягивая веревку и затягивая петлю. Несколько раз конвульсивно дернувшись, чеченец обмяк, голова его склонилась набок. Парню, скорее всего, хоть немного, да повезло – у него сразу же были сломаны шейные позвонки и смерть его была быстрой и почти безболезненной.
Когда по экрану телевизора опять побежала рябь, свидетельствующая о том, что запись на кассете закончилась, несколько пар темных немигающих глаз развернулись к старшему. К Салману.
В этот миг Резаный был страшен. Глаза – как две черные дыры на совершенно белом, как хорошая бумага, лице. И яркий малиновый рубец на щеке.
– Это работа Лося, – хрипло произнес чеченский авторитет. – Это его работа. Собака!
Резаный сорвался на крик, изо всех своих сил ударив кулаком по столу так, что даже стоящий на краю телефонный аппарат подпрыгнул и свалился на пол.
– Собирай всех наших! Всех! – Салман развернулся к Асланбеку. – Будем этих свиней мочить! Всех! До последней бляди!
Асланбек коротко кивнул и потянулся к валявшемуся на ковре телефону. Действительно, это было страшное оскорбление для всей чеченской диаспоры Красногорска.
Но вот только никто из чеченцев не знал того, что Салман сам, практически своими руками, отдал юного земляка на поругание неверным.
А Резаный – знал. И это знание жгло его изнутри, лишая возможности мыслить практично и рационально, как всегда. Сейчас он хотел только одного – лично вцепиться в горло этой подлой твари по кличке Лось. И готов был платить за это любую, даже самую высокую цену.
Едет человек по улице имени Александра Матросова и вдруг – на тебе! Выдержанная в суровых, как чеченская природа, темных тонах вывеска – горы, сакли на их крутых склонах, водопад. А на переднем плане горбоносая и бородатая физиономия, над которой возвышается папаха, перетянутая зеленой лентой. И физиономия, и папаха выписаны старательно, с любовью. Неизвестный художник старательно добивался почти фотографического портретного сходства. Правда, неизвестно с кем – то ли со знаменитым абреком Зелимханом, то ли с имамом Дагестана и Чечни Шамилем, то ли с его тезкой – Басаевым. Впрочем, кое-чего художнику удалось добиться – физиономия эта напоминала мирному обывателю всех бородатых бандитов сразу, одновременно.
Чуть пониже этой жутковатой рожи – крупные буквы названия. "Ведено". Посмотрели? Почитали? А теперь утрите со своего лица слюну "гордых" и "независимых" и быстренько валите себе мимо. Пока при памяти. Конечно, здесь прекрасно готовят экзотические блюда чеченской кухни, но только для чеченцев. Вас в этом кафе не любят и не ждут.
Разумеется, на двери нет таблички: "Только для черных!" Но все равно русские люди, живущие в ближайшем микрорайоне, сюда не ходили по вполне понятным причинам.
Представьте себе, как бы вы чувствовали себя в большом полутемном зале, где говорят только по-чеченски, музыка играет только чеченская и где каждый плохо бритый человек старается наступить вам на ногу или толкнуть плечом, одновременно раздевая наглым взглядом вашу спутницу, при этом громко, во весь голос обсуждая ее достоинства и недостатки с земляками, сидящими на другом конце зала. Представили? А теперь скажите, сколько времени вы смогли бы провести в таком вот обществе? И как скоро у вас возникло бы желание повторить такой поход?
Забегал, правда, иногда местный участковый. Во время проведения очередной бессмысленной и бестолковой операции с громким названием. Далеко в помещение не проходил – опасался. Люди дикие. И рожи ничуть не лучше той, что на вывеске.
Хозяин и директор заведения, сорокалетний Асланбек Мурадов, тяжело припадая на правую ногу – еще во время первой чеченской он воевал в отряде самого Басаева и был тяжело ранен в одной из операций, – выносил стражу порядка денег, после чего тот, довольный и умиротворенный, возвращался в свой отдел, где, проявляя чудеса изобретательности и демонстрируя недурственный литературный слог, писал пространный рапорт о том, как он с риском для жизни искал в подвале кафе проклятый гексоген. И, как это ни странно, не нашел.
Короче говоря, чужих нескромных глаз и ушей здешние обитатели могли не опасаться. Конфиденциальность была гарантирована.
Именно поэтому Салман привез сюда, в кафе, Андрея Булавина. Ну не домой же его к себе везти, в самом-то деле!
Хозяин, несмотря на хромоту, сам вышел навстречу уважаемому гостю. Все как положено – пожали друг другу руки, обнялись, слегка соприкоснулись щеками. Как дорогие друзья после очень долгой разлуки. Хотя последний раз виделись не дольше чем несколько часов назад.
– Кто это? – спросил Асланбек по-чеченски, слегка поведя небритым подбородком в сторону Андрея, которого Халид и Ваха волокли вслед за Резаным.
– Баран, – презрительно оттопырив губы, ответил Салман, тоже на родном языке. – Сначала будем стричь, потом – резать. Хороший шашлык из него получится!
Последнюю фразу Резаный сказал уже по-русски, при этом развернулся и слегка, можно даже сказать ласково, потрепал Андрея по щеке.
От этой "ласки" Булавину стало уже совсем нехорошо. И если бы не поддержка нукеров Салмана, то он, скорее всего, упал бы прямо здесь, у порога.
Критически оглядев "клиента", вроде бы и правда думал пустить его на шашлык, Резаный распорядился:
– Давайте его в кабинет!
Все те же Халид и Ваха поволокли Андрея дальше, в угол, где рядом с проходом на кухню располагался просторный кабинет хозяина кафе. Стоящий рядом Асланбек не возражал – Резаный здесь пользовался большим авторитетом и мог распоряжаться так, как считал нужным. А кабинет Мурадова занимал тогда, когда считал нужным.
Еще двое или трое чеченцев – членов группировки Резаного, – без дела тусующихся в зале, потянулись следом за старшим в предвкушении развлечения.
Резаный ударил Андрея сразу же, как только они переступили порог кабинета. Ударил сильно и хлестко, умело – молодой человек мешком упал на покрывающий пол ковер, чувствуя во рту вкус собственной крови. Салман начал пинать его ногами, приговаривая при этом по-русски:
– Собака! Шакал! Я твою маму!
Острые и твердые носки модных туфель вонзались в бока Булавина, в его грудь, лицо. Андрей ужом вертелся на полу, стараясь руками закрыться от этих злых и болезненных ударов. Но рук – только две. И закрыть ими все тело просто невозможно.
Вошедшие в кабинет вслед за старшим чеченцы с интересом наблюдали за происходящим. Иногда, после особенно удачных, на их взгляд, ударов восхищенно прищелкивали языками и покачивали головами.
Асланбек неодобрительно поморщился. Надо же, такой молодой, такой здоровый этот русский, а позволяет с собой так обращаться. Вот уж действительно нация трусов и рабов. Отвернувшись, Мурадов вышел из кабинета. У него и в зале есть дела.
Минут через семь Салман устал. Даже не то чтобы устал, а так... надоело. Злость немного улеглась, настроение выровнялось. Лишний пар был выпущен.
Брезгливо отерев руки, Салман уселся за письменный стол директора. Кивнул нукерам на Андрея, который все еще корчился на полу:
– Поднимите эту свинью.
Булавина подхватили под руки и, подняв с пола, швырнули на стул, стоящий посредине кабинета. Молодой человек затравленно оглядывался по сторонам. В глазах застыли ужас и тоска.
Резаный был полностью удовлетворен тем, что сейчас видел перед собой. Его должник был полностью сломлен психологически. "Клиент" дозрел и был готов к потрошению.
– Ну! – После первого же сказанного Салманом слова Андрей преданно уставился на него. – Как долг отдавать собираешься?..
– Ну... это... – забормотал Булавин, опуская глаза. – Я найду...
– Найдешь, – согласился Салман. И тут же предельно жестким и требовательным тоном спросил: – Квартира сколько комнат?
– Одна, – судорожно сглотнул слюну Булавин.
– Пхе! – скривился Резаный. – Одна! Ладно, потом поедем, посмотрим. А ты пока думай, как долг отдавать будешь.
Андрей хотел было сказать, что стоимость его однокомнатной квартиры превышает сумму карточного долга чуть ли не в три раза. Но, взглянув еще раз по сторонам, благоразумно воздержался от столь опасных высказываний. Понял, что ничего он здесь доказать не сможет. Что его просто не будут слушать. Что "попал" он по полной. И что ему в его положении остается только одно – смириться с неизбежностью.
– Ну?! – Резаный слегка повысил голос. – Я что, не по-русски говорю?! Как ты долг отдавать собираешься?!
– Я... Я... – испуганно лопотал Андрей.
– Головка от х..! – "сострил" кто-то из-за спины. – По делу гавары, блят!
– Я... Мне... – Как известно, утопающий хватается и за соломинку. Андрей интуитивно чувствовал, каждой клеточкой своего тела ощущал, что, если он сейчас, сию минуту не предложит какого-нибудь радикального решения проблемы, его опять будут бить. На этот раз – толпой.
Именно поэтому, подчиняясь всепоглощающему чувству страха, Андрей ляпнул первое, что пришло ему в голову. Точнее, даже не в голову, а на язык – голова в происходящем не участвовала вовсе.
– Я... Мне надо позвонить...
– Звони, – великодушно разрешил Салман и даже немного передвинул в сторону Булавина стоящий на столе телефонный аппарат. – Громкую связь включи.
Послушно включив спикерфон, Андрей по памяти набрал знакомый номер. Один гудок... Второй...
На что он в этот момент рассчитывал? А бог его знает на что! На удачу, может быть. Хотя... какая уж тут удача. Он просто старался хотя бы на некоторое время – полчаса, час – отсрочить расправу...
– Здравствуйте! – Булавин даже вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом прозвучал такой знакомый голос. – К сожалению, в настоящий момент мы лишены возможности вам ответить! Но если вы оставите свое сообщение после сигнала, мы непременно свяжемся с вами немного позже! Спасибо!
Послышался длинный комариный писк, и Андрей жалобно, со слезой в голосе, пришлепывая разбитыми и опухшими, как вареники, губами, запричитал:
– Аня, Аннушка! Умоляю тебя – помоги мне! Это страшные люди!
Подчиняясь короткому повелительному жесту Салмана, сделал шаг назад. Разговор продолжил сам Резаный, для большей "жути" утрировавший природный акцент:
– Слушай мэна! Еслы нэ дагаварымса – я его на куски парэжу! Поняла?! Я позже тэбэ еще пазвану, все объясну. Жды.
Салман отключил аппарат. В этот момент дверь кабинета отворилась, и в него вошел Асланбек. В руках он вертел видеокассету, с озадаченным видом разглядывая ее. Сделав несколько шагов, положил кассету на стол перед Салманом:
– Тебе просили передать.
– Кто?! – вскинулся Резаный.
– Мальчишка какой-то. – Асланбек пожал плечами. – Просил, чтобы ты ее непременно посмотрел.
– Хорошо, давай кино посмотрим, – согласился Салман. – А этого...
Он кивнул на Андрея.
– ...куда девать?
– В холодильник, – равнодушно ответил владелец кафе. Нукеры вопросительно посмотрели на Резаного и после короткого подтверждающего знака подхватили Булавина под руки и быстро выволокли из кабинета в коридор, как мешок с мукой или еще чем-нибудь таким... сыпучим и бесформенным.
Асланбек в это время пересек кабинет и вставил кассету в "видак", который скрывался в стенном шкафу.
По экрану стоящего там же телевизора побежала рябь, а потом...
В полном молчании собравшиеся в кабинете чеченцы смотрели, как на экране трое здоровенных мужиков в черных собровских шапочках-масках поочередно, сменяя друг друга, самым противоестественным способом насиловали их земляка, связанного по рукам и ногам.
Снимал явно не профессионал – изображение скакало и прыгало, смещалось, дергалось как ненормальное, но тем не менее все основные этапы действа просматривались... И последний, завершающий штрих – камера наехала на лицо юноши... На крупном плане были прекрасно видны и распяленный в немом крике рот, и широко открытые глаза, полные ужаса и муки...
Чеченцы в кабинете продолжали смотреть... Они были слишком ошеломлены, чтобы выключить этот проклятый видеомагнитофон. И действо на экране продолжалось...
Все те же трое в масках освободили свою жертву от наручников. Полностью раздавленный, убитый обрушившимся на него позором, юноша уже и не пытался сопротивляться.
Двое насильников вертели безвольное тело молодого чеченца, обряжая его в какие-то кружевные женские тряпочки, в то время как третий ловко и умело пристраивал в углу, под потолком, толстую веревку, заканчивающуюся скользящей петлей. Через пару минут, завершив облачение, жертву подтащили в тот угол, поставили на какой-то ящик и накинули петлю на шею. Парень все это снес безропотно – сейчас, видимо, он ждал смерти как избавления.
Ящик резко был выбит, крепкое тело обрушилось вниз, натягивая веревку и затягивая петлю. Несколько раз конвульсивно дернувшись, чеченец обмяк, голова его склонилась набок. Парню, скорее всего, хоть немного, да повезло – у него сразу же были сломаны шейные позвонки и смерть его была быстрой и почти безболезненной.
Когда по экрану телевизора опять побежала рябь, свидетельствующая о том, что запись на кассете закончилась, несколько пар темных немигающих глаз развернулись к старшему. К Салману.
В этот миг Резаный был страшен. Глаза – как две черные дыры на совершенно белом, как хорошая бумага, лице. И яркий малиновый рубец на щеке.
– Это работа Лося, – хрипло произнес чеченский авторитет. – Это его работа. Собака!
Резаный сорвался на крик, изо всех своих сил ударив кулаком по столу так, что даже стоящий на краю телефонный аппарат подпрыгнул и свалился на пол.
– Собирай всех наших! Всех! – Салман развернулся к Асланбеку. – Будем этих свиней мочить! Всех! До последней бляди!
Асланбек коротко кивнул и потянулся к валявшемуся на ковре телефону. Действительно, это было страшное оскорбление для всей чеченской диаспоры Красногорска.
Но вот только никто из чеченцев не знал того, что Салман сам, практически своими руками, отдал юного земляка на поругание неверным.
А Резаный – знал. И это знание жгло его изнутри, лишая возможности мыслить практично и рационально, как всегда. Сейчас он хотел только одного – лично вцепиться в горло этой подлой твари по кличке Лось. И готов был платить за это любую, даже самую высокую цену.
Глава 16
1
– А вешать-то его зачем было? – Лось вальяжно раскинулся в кресле. Он был доволен собой – в очередной раз продемонстрировал "братве" то, что он "отвечает за базар", что готов всеми доступными ему способами защищать интересы тех, кто идет по жизни с ним рядом. Конечно, Тарану и его пацанам уже все равно. Но ведь остаются еще и другие, живые! Те, от преданности которых зависит и благосостояние, и сама жизнь "авторитета".
Паленый, к которому, собственно, и был обращен этот вопрос, сидел напротив, с удовольствием потягивая прямо из банки холодное пиво.
– Да я читал где-то, – ответил он, – что у мусульман есть какое-то там поверье. Вроде как душа повешенного обречена на вечные муки.
– Ну, ты смотри!.. – заулыбался Лось. – Оказывается, ты, Димон, – библиофил!
– Кто-кто? – подозрительно покосился на "авторитета" Паленый. И даже пиво отставил.
– Книжки, блин, читать любишь! – ухмыльнулся Лось. Сейчас ему казалось, что ничем и никак невозможно испортить его такое хорошее настроение.
– А-а-а! – понимающе протянул Паленый и скромно потупился. – Не, я сейчас мало читаю. Времени, типа, нет.
– Ладно, – отмахнулся Лось. – Как все прошло?
– Ну, так себе, – недовольно скривился Паленый. – Сначала пацаны не хотели... Черный, волосатый...
"Бригадир" брезгливо поморщился, вспомнив голую задницу пленника, покрытую гусиной кожей.
– Пацанам и телок хватает. Не на "зоне", чай, чтобы куда попало совать, лишь бы кайф словить.
– Ну, а потом? – подстегнул приближенного Лось.
– У Рыжего таблетки в кармане оказались. Ну, типа, чтобы все вставало без проблем. Вот с таблетками пошло просто на "пятерочку"! Пацанам даже понравилось!
– Извращенцы, блин! – беззлобно ухмыльнулся Лось. – Запись получилась?
– Получилась.
– Как качество?
– Потянет, – ответил "бригадир". – Все нормально видно. Я копии сделал. Три штуки.
– Для чего? – Лось спросил об этом просто так, еще не замечая в сказанном какого-то подвоха, какой-то опасности лично для себя.
– Ну, одна – нам. На память. – Паленый гнусно ухмыльнулся. – Еще одна – родакам этого чурки. Чтобы, бля, знали, кто в доме хозяин. Здесь им, блин, не гребаная Чечения, а Россия, типа!
– Правильно! – удовлетворенно кивнул головой "авторитет".
– Ну а третья – Резаному! Чтобы тоже знал, падло! При упоминании лидера чеченцев на лицо Лося набежала легкая тень.
– Ты бы, Димон, с Резаным не того... Не спешил бы, – осторожно высказал он свое мнение. – Мне кажется, подождать бы с этим делом.
– Да не, ништяк! – беспечно откликнулся Паленый и, сделав большой глоток, продолжил: – Я ему уже заслал кассету! Пусть, тварь черножопая, позырит! А то!
– Что-о?! – Лось резко приподнялся в кресле. Его благодушное настроение как рукой смахнуло. – Ты заслал Резаному кассету?!
– Ну да, – пожал плечами Паленый, с недоумением глядя на шефа. – А че такого-то?
– Ты! Ты! – "Авторитету" не хватало воздуха. Лицо медленно наливалось нездоровой краской. Он судорожным движением рванул узел галстука вместе с воротником рубашки. По блестящей поверхности стола запрыгала беленькая пластмассовая пуговица. – Знаешь, кто ты после этого?!
Димон только хлопал глазами – он совершенно не въезжал в происходящее.
– Ты – ишак тупорогий! – Указательный палец Лося вытянулся в сторону бригадира.
Паленый тут же посуровел лицом.
– Слышь, Максимыч, ты, конечно, пацан правильный, но только за такие базары!..
– Тебя убить мало, придурок! – не слушая своего приближенного, бесновался Лось. – Изорвать в клочья, как туалетную бумагу! Ты что, не понимаешь, чего наделал?!
– Да че я такого сделал?! – вскипел Димон. – Ты можешь по-человечески объяснить, а не лаяться?!
Лось внезапно успокоился.
– А ты сам так и не понял? – Он в упор смотрел на "бригадира".
– Не-а, – ответил тот.
– Ну, тогда я буду первым, кто тебя поздравит! – Голос "авторитета" был полон сарказма.
– С чем? – удивился Паленый.
– Сегодня ты сумел втянуть наев войну с "чехами"! И эта война будет тотальной, на полное уничтожение! Они так просто от нас не отстанут! Мы их с твоей помощью, конечно, оскорбили смертельно! И теперь они не успокоятся до тех пор, пока либо сами не полягут, либо нас всех не перемочат!
Паленый слушал, приоткрыв рот. Такогоон никак не ожидал...
– И что теперь делать? – неуверенно спросил он шефа.
– Ты уже все сделал! – огрызнулся тот. – А сейчас собирай наших! Всех, до последнего человека! С оружием. Будем воевать.
Паленый, к которому, собственно, и был обращен этот вопрос, сидел напротив, с удовольствием потягивая прямо из банки холодное пиво.
– Да я читал где-то, – ответил он, – что у мусульман есть какое-то там поверье. Вроде как душа повешенного обречена на вечные муки.
– Ну, ты смотри!.. – заулыбался Лось. – Оказывается, ты, Димон, – библиофил!
– Кто-кто? – подозрительно покосился на "авторитета" Паленый. И даже пиво отставил.
– Книжки, блин, читать любишь! – ухмыльнулся Лось. Сейчас ему казалось, что ничем и никак невозможно испортить его такое хорошее настроение.
– А-а-а! – понимающе протянул Паленый и скромно потупился. – Не, я сейчас мало читаю. Времени, типа, нет.
– Ладно, – отмахнулся Лось. – Как все прошло?
– Ну, так себе, – недовольно скривился Паленый. – Сначала пацаны не хотели... Черный, волосатый...
"Бригадир" брезгливо поморщился, вспомнив голую задницу пленника, покрытую гусиной кожей.
– Пацанам и телок хватает. Не на "зоне", чай, чтобы куда попало совать, лишь бы кайф словить.
– Ну, а потом? – подстегнул приближенного Лось.
– У Рыжего таблетки в кармане оказались. Ну, типа, чтобы все вставало без проблем. Вот с таблетками пошло просто на "пятерочку"! Пацанам даже понравилось!
– Извращенцы, блин! – беззлобно ухмыльнулся Лось. – Запись получилась?
– Получилась.
– Как качество?
– Потянет, – ответил "бригадир". – Все нормально видно. Я копии сделал. Три штуки.
– Для чего? – Лось спросил об этом просто так, еще не замечая в сказанном какого-то подвоха, какой-то опасности лично для себя.
– Ну, одна – нам. На память. – Паленый гнусно ухмыльнулся. – Еще одна – родакам этого чурки. Чтобы, бля, знали, кто в доме хозяин. Здесь им, блин, не гребаная Чечения, а Россия, типа!
– Правильно! – удовлетворенно кивнул головой "авторитет".
– Ну а третья – Резаному! Чтобы тоже знал, падло! При упоминании лидера чеченцев на лицо Лося набежала легкая тень.
– Ты бы, Димон, с Резаным не того... Не спешил бы, – осторожно высказал он свое мнение. – Мне кажется, подождать бы с этим делом.
– Да не, ништяк! – беспечно откликнулся Паленый и, сделав большой глоток, продолжил: – Я ему уже заслал кассету! Пусть, тварь черножопая, позырит! А то!
– Что-о?! – Лось резко приподнялся в кресле. Его благодушное настроение как рукой смахнуло. – Ты заслал Резаному кассету?!
– Ну да, – пожал плечами Паленый, с недоумением глядя на шефа. – А че такого-то?
– Ты! Ты! – "Авторитету" не хватало воздуха. Лицо медленно наливалось нездоровой краской. Он судорожным движением рванул узел галстука вместе с воротником рубашки. По блестящей поверхности стола запрыгала беленькая пластмассовая пуговица. – Знаешь, кто ты после этого?!
Димон только хлопал глазами – он совершенно не въезжал в происходящее.
– Ты – ишак тупорогий! – Указательный палец Лося вытянулся в сторону бригадира.
Паленый тут же посуровел лицом.
– Слышь, Максимыч, ты, конечно, пацан правильный, но только за такие базары!..
– Тебя убить мало, придурок! – не слушая своего приближенного, бесновался Лось. – Изорвать в клочья, как туалетную бумагу! Ты что, не понимаешь, чего наделал?!
– Да че я такого сделал?! – вскипел Димон. – Ты можешь по-человечески объяснить, а не лаяться?!
Лось внезапно успокоился.
– А ты сам так и не понял? – Он в упор смотрел на "бригадира".
– Не-а, – ответил тот.
– Ну, тогда я буду первым, кто тебя поздравит! – Голос "авторитета" был полон сарказма.
– С чем? – удивился Паленый.
– Сегодня ты сумел втянуть наев войну с "чехами"! И эта война будет тотальной, на полное уничтожение! Они так просто от нас не отстанут! Мы их с твоей помощью, конечно, оскорбили смертельно! И теперь они не успокоятся до тех пор, пока либо сами не полягут, либо нас всех не перемочат!
Паленый слушал, приоткрыв рот. Такогоон никак не ожидал...
– И что теперь делать? – неуверенно спросил он шефа.
– Ты уже все сделал! – огрызнулся тот. – А сейчас собирай наших! Всех, до последнего человека! С оружием. Будем воевать.
2
– Есть! – во весь голос закричал старший лейтенант милиции, сидевший с наушниками на голове за каким-то пультом, поверхность которого была расцвечена разноцветными огоньками. – Это оно!
Человеку непосвященному его радость была бы непонятна. А все объяснялось достаточно просто – этот старлей из технического отдела УВД области держал прослушку домашнего телефона потерпевшей по делу Мацкевич. То есть двенадцать часов в сутки сидел вот так вот, как привязанный, у этого своего пульта, не смея отойти ни на шаг – а вдруг именно в этот момент и будет сделан тот самый, нужный звонок.
И до сих пор это его "великое сидение" было совершенно бессмысленным – преступники звонили с сотового телефона, засечь местонахождение которого с помощью имеющейся у них в отделе аппаратуры было просто невозможно. А тут... Он даже сразу не поверил в свою удачу! Потому-то и заорал как сумасшедший, хотя обычно не позволял себе такого откровенного проявления эмоций.
Впившись взглядом в свои приборы, он даже не слушал разговор. Не до того было. Ну, разве что так, краем уха. Только для того, чтобы идентифицировать основные признаки – жалобный и слабый голос молящего о помощи заложника и другой голос, с ярко выраженным кавказским акцентом, который угрожал расправой в случае невыполнения потерпевшим его требований.
И сейчас звонок шел не с какого-то там сотового, а с обычного стационарного телефона, установленного в какой-нибудь квартире или учреждении города. И в этом случае, как это ни забавно, вся хитрая "шпионская" аппаратура была просто не нужна – номер звонившего высвечивался в окошках обычного бытового АОНа!
Заглянувший через плечо оператора напарник "срисовал" определенный номер и тут же устроился у компьютера – пробивать адрес, в котором установлен телефон.
Сам старлей дождался окончания разговора и тут же начал набирать номер. Внутренний, управленческий, трехзначный. В соответствии с инструкцией о поступившем звонке он должен был немедленно поставить в известность инициатора задания – в данном случае старшего опера второго отдела УУР Михайлова.
На том конце провода трубку сняли после второго гудка:
– Слушаю, Оболенский!
– Пригласите Михайлова, – попросил оперативник технического отдела.
– Он выехал. Может, что передать? – предложил собеседник старлея. И хотя этого Оболенского дежурный знал лично, он ответил:
– Нет, не надо. – После чего положил трубку и сразу же набрал другой номер. В таких вот ситуациях все та же инструкция предписывает выходить на непосредственного начальника инициатора.
– Сумин, – отозвалась трубка глухим и бесцветным, очень усталым старческим голосом.
– Товарищ полковник, перехвачен звонок по адресу на улице Красных Партизан, – старлей.
– Так. И что там?
– Все то же. Просьба о помощи одного объекта. Потом в разговор вступил второй объект, говорил с ярко выраженным кавказским акцентом.
– И что он говорил?
– Угрозы. "Зарэжем", – довольно удачно пародировал южный акцент оперативник техотдела.
– Понятно. Номер отследили?
– Разумеется! – гордо ответил старлей.
– Сотовый? – Сумин не спрашивал – констатировал. И в голосе его была слышна полная безнадежность.
Тем приятнее старлею было ответить несколько небрежным тоном:
– Нет. Телефон стационарный.
– Что-q?! – сорвался голос Сумина, но он тут же сумел взять себя в руки. – Адрес установлен?
– Так точно! – слегка "рисанулся" старлей. – Улица Александра Матросова, дом двадцать семь.
– Понял вас, продолжайте держать переговоры под контролем. – Теперь, если судить по голосу, со старлеем говорил уже совсем другой человек – молодой, сильный, азартный.
И в эту минуту ни Сумин, ни старший лейтенант из техотдела не задумались о том, почему это преступники вдруг сменили тактику, вышли из тени, в которой укрывались.
Сумин уже продумывал мероприятия по реализации полученной информации. Адрес – это прекрасно. Адрес – это люди, с которыми уже можно работать. Люди, кто-то из которых слышал говорившего или видел его. Получалось так, что в этом адресе был и заложник. И сейчас Сумин уже был занят тем, что быстро, на ходу планировал силовую акцию по его освобождению.
А старлей из техотдела... Конечно, в его удостоверении была вписана должность "оперуполномоченный". Но хороший опер – это нечто сродни писателю или поэту. Фантазия, помноженная на энергию. А этот старший лейтенант был технарем до мозга костей. Хорошим, может быть, даже гениальным в своем роде техническим специалистом, но не более того.
Человеку непосвященному его радость была бы непонятна. А все объяснялось достаточно просто – этот старлей из технического отдела УВД области держал прослушку домашнего телефона потерпевшей по делу Мацкевич. То есть двенадцать часов в сутки сидел вот так вот, как привязанный, у этого своего пульта, не смея отойти ни на шаг – а вдруг именно в этот момент и будет сделан тот самый, нужный звонок.
И до сих пор это его "великое сидение" было совершенно бессмысленным – преступники звонили с сотового телефона, засечь местонахождение которого с помощью имеющейся у них в отделе аппаратуры было просто невозможно. А тут... Он даже сразу не поверил в свою удачу! Потому-то и заорал как сумасшедший, хотя обычно не позволял себе такого откровенного проявления эмоций.
Впившись взглядом в свои приборы, он даже не слушал разговор. Не до того было. Ну, разве что так, краем уха. Только для того, чтобы идентифицировать основные признаки – жалобный и слабый голос молящего о помощи заложника и другой голос, с ярко выраженным кавказским акцентом, который угрожал расправой в случае невыполнения потерпевшим его требований.
И сейчас звонок шел не с какого-то там сотового, а с обычного стационарного телефона, установленного в какой-нибудь квартире или учреждении города. И в этом случае, как это ни забавно, вся хитрая "шпионская" аппаратура была просто не нужна – номер звонившего высвечивался в окошках обычного бытового АОНа!
Заглянувший через плечо оператора напарник "срисовал" определенный номер и тут же устроился у компьютера – пробивать адрес, в котором установлен телефон.
Сам старлей дождался окончания разговора и тут же начал набирать номер. Внутренний, управленческий, трехзначный. В соответствии с инструкцией о поступившем звонке он должен был немедленно поставить в известность инициатора задания – в данном случае старшего опера второго отдела УУР Михайлова.
На том конце провода трубку сняли после второго гудка:
– Слушаю, Оболенский!
– Пригласите Михайлова, – попросил оперативник технического отдела.
– Он выехал. Может, что передать? – предложил собеседник старлея. И хотя этого Оболенского дежурный знал лично, он ответил:
– Нет, не надо. – После чего положил трубку и сразу же набрал другой номер. В таких вот ситуациях все та же инструкция предписывает выходить на непосредственного начальника инициатора.
– Сумин, – отозвалась трубка глухим и бесцветным, очень усталым старческим голосом.
– Товарищ полковник, перехвачен звонок по адресу на улице Красных Партизан, – старлей.
– Так. И что там?
– Все то же. Просьба о помощи одного объекта. Потом в разговор вступил второй объект, говорил с ярко выраженным кавказским акцентом.
– И что он говорил?
– Угрозы. "Зарэжем", – довольно удачно пародировал южный акцент оперативник техотдела.
– Понятно. Номер отследили?
– Разумеется! – гордо ответил старлей.
– Сотовый? – Сумин не спрашивал – констатировал. И в голосе его была слышна полная безнадежность.
Тем приятнее старлею было ответить несколько небрежным тоном:
– Нет. Телефон стационарный.
– Что-q?! – сорвался голос Сумина, но он тут же сумел взять себя в руки. – Адрес установлен?
– Так точно! – слегка "рисанулся" старлей. – Улица Александра Матросова, дом двадцать семь.
– Понял вас, продолжайте держать переговоры под контролем. – Теперь, если судить по голосу, со старлеем говорил уже совсем другой человек – молодой, сильный, азартный.
И в эту минуту ни Сумин, ни старший лейтенант из техотдела не задумались о том, почему это преступники вдруг сменили тактику, вышли из тени, в которой укрывались.
Сумин уже продумывал мероприятия по реализации полученной информации. Адрес – это прекрасно. Адрес – это люди, с которыми уже можно работать. Люди, кто-то из которых слышал говорившего или видел его. Получалось так, что в этом адресе был и заложник. И сейчас Сумин уже был занят тем, что быстро, на ходу планировал силовую акцию по его освобождению.
А старлей из техотдела... Конечно, в его удостоверении была вписана должность "оперуполномоченный". Но хороший опер – это нечто сродни писателю или поэту. Фантазия, помноженная на энергию. А этот старший лейтенант был технарем до мозга костей. Хорошим, может быть, даже гениальным в своем роде техническим специалистом, но не более того.
3
Решетилов шел по следу. Как специально тренированный для розыскной работы пес, он "верхним" чутьем, предельно обостренным обонянием выхватывал из десятков тысяч запахов и запашков тот единственный, который служил ему путеводной нитью. Запах крови, запах человеческого страха. Запах смерти.
Опер был твердо уверен в том, что причиной гибели его старой подруги послужила не банальная асфиксия, не колото-резаные ранения, а та самая проклятая зажигалка, что по воле случая осталась тогда в его кармане. Значит, девушка в какой-то степени тоже была причастна к похищению. Или, по крайней мере, была, как это принято сейчас говорить, "в курсе".
И сейчас лейтенанта не оставляла в покое мысль о том, что если бы тогда, при его последней встрече с Леной, он проявил больше участия, показал бы большую заинтересованность в ее судьбе, попытался бы помочь, может, все бы закончилось и не так трагично?
Вот этот комплекс вины и гнал его вперед, заставляя забыть обо всем остальном. Сейчас он тоже встал на этот путь и был настроен самым решительным образом – пройти его до конца, каким бы он ни был.
Но и это еще не все. Присутствовал в деле еще один фактор, подталкивающий Владимира в этой безумной гонке. Человек, от природы далеко не глупый, за четыре года обучения постигший почти в совершенстве теорию оперативно-розыскной деятельности, он прекрасно понимал, что Лена погибла потому, что где-то, на каком-то уровне, произошла утечка информации. И "ушла" эта информация из очень и очень ограниченного круга лиц.
Сейчас Владимир просто не позволял себе зацикливаться на мысли, что кто-то из тех, с кем рядом он работает, – предатель. Понимал, что в настоящее время поиски этого человека будут по меньшей мере несвоевременными. Он даже не счел возможным поделиться своими подозрениями с кем-нибудь из старших товарищей. Прямых доказательств чьей-либо виновности у него не было, а создавать в столь ответственный момент нервозность и взаимную подозрительность среди членов команды не хотел.
А вот чтобы получить доказательства, необходимо было взять непосредственно убийц. Рано или поздно, добровольно или под давлением, но только они все равно сдадут своего информатора, покровителя и консультанта. Или, что вполне возможно, организатора этого и других преступлений...
Опер был твердо уверен в том, что причиной гибели его старой подруги послужила не банальная асфиксия, не колото-резаные ранения, а та самая проклятая зажигалка, что по воле случая осталась тогда в его кармане. Значит, девушка в какой-то степени тоже была причастна к похищению. Или, по крайней мере, была, как это принято сейчас говорить, "в курсе".
И сейчас лейтенанта не оставляла в покое мысль о том, что если бы тогда, при его последней встрече с Леной, он проявил больше участия, показал бы большую заинтересованность в ее судьбе, попытался бы помочь, может, все бы закончилось и не так трагично?
Вот этот комплекс вины и гнал его вперед, заставляя забыть обо всем остальном. Сейчас он тоже встал на этот путь и был настроен самым решительным образом – пройти его до конца, каким бы он ни был.
Но и это еще не все. Присутствовал в деле еще один фактор, подталкивающий Владимира в этой безумной гонке. Человек, от природы далеко не глупый, за четыре года обучения постигший почти в совершенстве теорию оперативно-розыскной деятельности, он прекрасно понимал, что Лена погибла потому, что где-то, на каком-то уровне, произошла утечка информации. И "ушла" эта информация из очень и очень ограниченного круга лиц.
Сейчас Владимир просто не позволял себе зацикливаться на мысли, что кто-то из тех, с кем рядом он работает, – предатель. Понимал, что в настоящее время поиски этого человека будут по меньшей мере несвоевременными. Он даже не счел возможным поделиться своими подозрениями с кем-нибудь из старших товарищей. Прямых доказательств чьей-либо виновности у него не было, а создавать в столь ответственный момент нервозность и взаимную подозрительность среди членов команды не хотел.
А вот чтобы получить доказательства, необходимо было взять непосредственно убийц. Рано или поздно, добровольно или под давлением, но только они все равно сдадут своего информатора, покровителя и консультанта. Или, что вполне возможно, организатора этого и других преступлений...