Кэбот Патриция. Эти синие глаза

   Он мог нырнуть в соленую ледяную воду за утопающим паромщиком, мог помочь родиться бастарду у девушки из таверны. Он мог пережить то, что его грубо будил среди ночи помешавшийся от любви граф.
   Но единственное, что не могло не вызвать у него отпора, — это угрозы.
   Поэтому он повернулся к Йену Маклауду с поднятыми кулаками.
   — Только посмейте! — зарычал он. — Попробуйте, Гленденинг, и получите по заслугам!
   Граф несколько опешил от его напора. Он, моргая, смотрел некоторое время на кулак Рейли, покачивавшийся перед самым его носом, потом сказал:
   — Послушайте, Стэнтон! Вы же знаете, что я не хотел сказать ничего такого. Не стоит так горячиться…
   Рейли, поняв, что зашел слишком далеко, опустил кулаки. Однако сердце его продолжало бешено биться.
   — Сожалею, — сказал он.
   — Нет, — возразил Гленденинг. — Пожалуй, извиниться стоит мне.
   Они продолжали стоять друг против друга, и дыхание белыми облачками пара вырывалось у них изо рта. Наконец Гленденинг сказал примирительно:
   — Так скажите же мне, что это. Помешательство, навязчивая идея? Или колдовство?
   Как только Гленденинг произнес слова о колдовстве, заухала сова. Рейли не мог сдержать нервной дрожи.
   — Не то и не другое, — ответил он, плотнее запахивая плащ на плечах.
   Плечи Гленденинга уныло опустились, и он проговорил:
   — О, не стоит играть со мной в игры. Она безумна, как мартовский заяц, и вы это знаете. Не стоит стараться смягчить для меня удар.
   Но Рейли и не пытался это сделать.
   Он подумал о Пирсоне и его графине и о том, как тот был приятно возбужден тем обстоятельством, что у него появилась собственная безумная пациентка, о которой он мог бы написать. Глупец. Вот кто он был. Лентяй и глупец. Что он знал о безумии? Что он вообще знал?
   Он был точно таким, как те люди, о которых так презрительно отзывалась Бренна, те, кто принадлежал к Королевскому медицинскому колледжу. Те, кто дерет нос, самовлюбленные ничтожества…
   Низкий раскатистый голос Гленденинга ворвался в его мрачные раздумья.
   — Как вы полагаете, что нам следует в этом случае сделать? Представляет ли она опасность для самой себя?
   — Я бы так не сказал, — со вздохом возразил Рейли, — по крайней мере многое зависит от того, что мы найдем в этой комнате.
   — В какой комнате?
   — В запертой.
   Граф фыркнул:
   — О, уж туда вы никогда не попадете. Она охраняет ее, как будто внутри находятся сокровища короны.
   Рейли призадумался:
   — Гленденинг, если она действительно безумна, вы не можете жениться на ней.
   — Почему же не могу? Разве есть закон, запрещающий это?
   — Весьма вероятно, что есть. Но если даже такого и нет, неужели вы хотите жениться на женщине, тайком разгуливающей по кладбищу глубокой ночью? Неужели вы хотите, чтобы она стала матерью ваших детей?
   Гленденинг воинственно выпятил подбородок:
   — Мой отец всегда утверждал, что моя мать не в себе, а я в полном порядке.
   Это, подумал Рейли, было открытым вопросом. Но вместо этого он благородно сказал:
   — Я в этом не сомневаюсь. Утром я навещу мисс Доннегал и посмотрю, не даст ли она правдоподобного объяснения.
   По лицу графа расплылась счастливая улыбка, и он сказал торжествующе:
   — В таком случае все в порядке. Все будет хорошо. Я получу жену, а вы коттедж, и все мы будем счастливы.
   Однако Рейли в этом сильно сомневался.

Глава 10

   Бренна Доннегал разгладила золотистый атлас своей юбки и посмотрела на молодого человека, стоявшего рядом с ней.
   — Ну, — сказала она с притворной нерешительностью, — я не знаю, право, не знаю…
   — Пожалуйста, мисс Доннегал.
   Молодой человек был по-настоящему красив в своей бархатной куртке и бриджах.
   — Вы сказали, что сохраните этот последний танец для меня.
   — Гм-м…
   У Бренны было намерение танцевать с этим джентльменом, но, решила она, ему незачем об этом знать. Молодых людей следует держать в неведении: пусть гадают об истинных чувствах леди к ним. Неопределенность поддерживает интерес.
   — Ну, — начала Бренна самым кокетливым тоном, — думаю…
   Но тут другой молодой джентльмен, еще более красивый, чем предыдущий, с плечами невероятной ширины, искрами смеха в темных глазах и мягкими темными волосами, повязанными сзади кожаным ремешком, перебил ее.
   — Вы сказали, что оставите этот танец для меня, — заявил он.
   И протянул к ней руку.
   И Бренна, к собственному ужасу, приняла руку и поднялась с места, позволив доктору Стэнтону — а это был именно он — повести ее танцевать.
   Когда оркестр в одном из углов бального зала заиграл вальс, Бренну охватила паника. Она никогда не умела хорошо танцевать вальс. Будучи самой высокой девочкой в классе, Бренна по настоянию школьного учителя танцев всегда танцевала за джентльмена и потому не имела ни малейшего понятия о том, как следовать за партнером. Каждая ее попытка танцевать вальс с кавалером в роли дамы заканчивалась неприятностью — ободранными коленками, распухшими пальцами ног, горькими словами или всем вместе.
   Посмотрев в мягкие карие глаза Рейли Стэнтона, она увидела, что они искрятся добродушным юмором. Скажу ему, решила она. Похоже, он поймет. Его рука обвилась вокруг ее талии, и она ощутила жар его сильного, поджарого тела. Ее омыла волна аромата лавандового мыла, и Бренна закрыла глаза, чтобы сильнее насладиться этим запахом.
   Грянула музыка, и Рейли Стэнтон выступил вперед. Бренна, не сознавая, что делает, выступила вперед одновременно с ним.
   Донг! Колени больно стукнулись о колени. Эта боль проникла через несколько слоев ткани, из которой состояла ее верхняя и нижние юбки…
   Бренна проснулась как от удара и некоторое время лежала совершенно тихо, пока не увидела грубо отесанные балки деревянного потолка в своей спальне.
   «О Господи! — подумала она. — Это сон. Это всего лишь сон».
   Хотя лучше было бы назвать это кошмаром. В последний раз она была в бальном зале месяца два назад. Это было в тот вечер, когда она притворилась, что получила письмо от тетки с сообщением о болезни дяди.
   — Я должна, — сказала Бренна хозяйке, — вернуться в Лондон немедленно.
   Она села в ближайшую почтовую карету до Эдинбурга, а оттуда добралась до острова Скай.
   Об этом знала только Мэри. Но Мэри, считавшая все это интересным приключением, никогда бы не проболталась.
   Она со свойственной ей обязательностью отправляла все письма, приходившие на имя Бренны в дом Бартлеттов в Бате, скрывая от родителей правду о местонахождении своей подруги. Встретились Бренна и Мэри на лондонском семинаре мисс Лэйвср для юных леди, в школе, к которой обе девушки питали искреннее отвращение.
   Бренну мало интересовали предметы, которые мисс Лэйвер считала весьма важными для современной молодой леди: живопись и танцы. Бренна хорошо ладила с другими девушками. Это были славные юные леди, лелеявшие одну мечту — заполучить богатого и, что было гораздо менее важно, красивого мужа. В одной только Мэри Бренна разглядела искру оригинальности и страсть к проказам.
   Именно это объединило их, и потому они поладили. Почему же Бренне приснился именно бал? Размышления Бренны прервал грохот, который во сне она приняла за тот самый звук, когда ее колени столкнулись с коленями нового врача: кто-то стучал в дверь коттеджа.
   Она посмотрела на часы: восемь утра! Было всего восемь утра, но кто-то уже барабанил в ее дверь.
   С сожалением выныривая из теплых перин и одеял, Бренна крикнула хриплым со сна голосом:
   — Минутку!

* * *

   Ранний визитер, по-видимому, не услышал ее, потому что стук стал громче, и Сорча, лежавшая между Бренной и сонно щурившим глаза Эриком, спрыгнула на пол и принялась лаять.
   Невыспавшаяся Бренна застонала и потянулась за шалью. Почему эти люди вновь обращаются к ней, а не к молодому доктору Стэнтону? Ведь уже все знают о его прибытии. Он же не провел, как она, всю ночь на ногах.
   Стук становился все громче.
   — Иду! — крикнула Бренна, набрасывая шаль на плечи. — Господи, — пробормотала она, — никак кто-то умирает!
   Она распахнула дверь и с изумлением увидела не одного из жителей деревни, а Рейли Стэнтона.
   — Вы! — закричала она, и при воспоминании об идиотском сне щеки ее вспыхнули румянцем. — Что вы…
   Но прежде чем она закончила вопрос, он довольно бесцеремонно прошел в комнату.
   — Не играйте со мной в игры.
   Рейли Стэнтон круто обернулся, добравшись до двери в ту самую комнату коттеджа, которую отец Бренны именовал кабинетом.
   — Я не смыкал глаз всю ночь и все думал об этой комнате. Но, как я ни ломал голову, не мог найти рационального ответа на вопрос, почему вы гуляете по ночам, изучаете могильные плиты и собираете комки грязи с дворов своих соседей. Гленденинг считает вас сумасшедшей, и я склонен согласиться с ним.
   Брови Бренны поползли вверх. Она закрыла дверь коттеджа и прислонилась к ней спиной, скрестив руки на груди.
   — Итак, — сказала она наконец, — доброе утро, доктор Стэнтон.
   — Я ведь просил вас не играть в игры, мисс Доннегал, — повторил Рейли. — Вам это, возможно, и кажется забавным, но мне после того, как я полночи просидел на кладбище и отморозил… — Он бросил на нее сердитый взгляд. — Я чуть не отморозил ноги.
   — Но ведь не я заставила вас там сидеть, — возразила Бренна. — Почему вы на меня кричите?
   — Потому что, как вам известно, Гленденинг по уши влюблен в вас. Он только о вас и думает. Он потащил меня на кладбище и заставил сидеть там и любоваться вашим маленьким представлением.
   Рейли теперь расхаживал взад-вперед по комнате. Ворона, сидевшая над его головой, следила за каждым его шагом и перепрыгивала с одной балки на другую, распушив свои черные перья.
   — И я всю ночь просидел там, чтобы убедиться, что вы безумны, что он прав и что это единственно правильное объяснение всему. Если… — внезапно сказал он, посмотрев ей в лицо через длинный стол, разделявший их, — если не считать того, что вы не безумны. Безумная женщина не смогла бы принять младенца, как сделали это вчера вы. И все же, мисс Доннегал, что, черт возьми, вы делали на кладбище прошлой ночью?
   Бренна склонила голову набок, и ее золотисто-рыжие волосы, которые нынче утром она еще не имела возможности причесать, закрыли ее щеку.
   — Хотите чаю, мистер Стэнтон?
   Рейли чуть не задохнулся от ярости.
   — Чаю? Вы предлагаете мне выпить чаю?
   Жилка посреди его лба, которой она никогда не замечала прежде, пульсировала, а в обычно мягких карих глазах зажегся весьма недобрый огонь.
   — Чаю? Я спросил вас вполне официально, что вы делали, а вы в ответ предложили мне выпить чаю?
   Бренна подошла к камину, в котором дрова за ночь выгорели почти дотла.
   — Должно быть, вы промерзли до костей, — сказала она, беря в руки железную кочергу и вороша угли. — Я думаю, чай пойдет вам на пользу.
   — Что пойдет мне на пользу? — спросил Рейли, раздраженный до крайности. — Это и есть ваше объяснение?
   — Ну, — начала Бренна, проверив, есть ли вода в чайнике, — так как я понятия не имею, о чем вы толкуете, а похоже, и вы тоже не имеете об этом понятия, то я считаю, что лучше вам было бы выпить чаю.
   Рейли Стэнтон резко отодвинул стул от стола и упал на него.
   — Зачем, — спросил он вслух самого себя, — зачем я явился сюда?
   Бренна не поняла, что он имеет в виду — ее коттедж или Лайминг.
   — Вы завтракали? — спросила Бренна сочувственно. — Я думаю, у меня найдется яйцо или даже пара яиц…
   — Я не хочу яиц! — возмутился Рейли, с силой ударив кулаком по столу. — Я хочу знать, чем вы занимаетесь. Вы пытаетесь убедить графа, что спятили? Если я прав, то знайте, что это не сработает. Он в любом случае готов жениться на вас.
   Огонь занялся, и чайник запел. Бренна подошла к чулану.
   — Просто потому, — бросила она через плечо, — что я единственная женщина на острове…
   — Которой он еще не обладал, — закончил за нее Рейли. — Да, да, вы мне уже излагали свою теорию на этот счет. Но неужели, мисс Доннегал, вы думаете, что стоит разыгрывать здесь пьесу в жанре плаща и шпаги? Не хочу вас пугать, но бродить среди могил людей, умерших от холеры, — опасное занятие. Знаете, инфекция легко может снова попасть в воздух.
   Она даже не взглянула на него, закрывая ногой дверь чулана, из которого извлекла каравай хлеба, горшочек с маслом и горшочек с джемом, лишь ответила:
   — Не смешите меня.
   — Я и не думаю этого делать. Не хочу вас обижать, но, каким бы медиком вы ни воображали себя, вы все же не получили такого образования, как я. И говорю вам, мисс Доннегал, что вы можете не только серьезно пострадать сами, но и поставить под угрозу жизни обитателей деревни.
   Бренна почувствовала, как к щекам ее прилила кровь.
   Что было в этом человеке, что так быстро приводило ее в ярость?
   Подавив свое возмущение, она поставила на стол все необходимое для завтрака и ответила:
   — Знаю, что вы считаете себя большим авторитетом в вопросе холеры. Я прекрасно сознаю, что вы проделали долгий путь из Лондона, чтобы поразить нас всех своими знаниями, и как местная сельская жительница я должна быть благодарна вам за ваше просвещенное мнение и совет. Но считаю своим долгом сообщить вам, что я представляю исключение из вашей теории и не могу принести инфекцию в деревню с кладбища. Боюсь, что не могу согласиться с мнением ваших коллег о том, что холеру якобы вызывают миазмы, как, например, тиф или скарлатину.
   Но Рейли, казалось, не слышал ее. Он с раздражением оглядывал коттедж.
   — Это неправильно, — заявил он наконец.
   Она кивнула, отрезая ломоть хлеба.
   — Знаю. С моей стороны дерзко возражать всему медицинскому сообществу. Но я думаю…
   — Да не в этом дело, — оборвал он ее. — Вы не должны жить здесь совсем одна. Это неправильно.
   Бренна тоже оглядела свой коттедж.
   — Да, я не пользуюсь комнатой своих родителей или той, что принадлежала моим братьям, но не думаю, что меня стоит заклеймить за то, что эти комнаты пропадают зря…
   Он в негодовании уставился на нее.
   — Да вы ведь понимаете, о чем я говорю, мисс Доннегал. Такой молодой женщине, как вы, не следует жить одной, как не следует принимать визитеров мужского пола в отсутствие дамы старшего возраста. Не думаю, чтобы вашим родителям это понравилось.
   Бренна тоже не думала, что им бы это понравилось. Однако на первом месте для нее была работа, и ее радовала мысль, что когда они узнают, чем она занимается, то поймут, что она делала все, чтобы подтвердить свою теорию…
   — Граф говорит, у вас есть дядя, — продолжал Рейли Стэнтон. — И ваши родители оставили вас на его попечение, когда отправлялись в Индию.
   Бренна подумала, что новый врач собирается вмешаться в ее деятельность гораздо энергичнее, чем она предполагала, и что ей придется прибегнуть к хитрости. Она принялась намазывать маслом отрезанный для него ломоть хлеба.
   — О, — ответила она со вздохом, — так оно и было.
   — Ну? — Голос доктора был полон негодования. — И что же сказал ваш дядя о вашем возвращении на остров Скай?
   — Ему это совсем не понравилось, — ответила Бренна. — Но, видите ли, я не могу вернуться к нему.
   Рейли взял намазанный маслом хлеб и принялся накладывать на него джем.
   — Почему же не можете? — поинтересовался он. — Не пытайтесь убедить меня, что вы сбежали от него, потому что он бил вас. Я не так легковерен, каким кажусь на первый взгляд.
   Бренна хмуро смотрела на кусок хлеба, лежавший перед ней, потому что как раз намеревалась бессовестно опорочить своего дядю, наговорив доктору о нем всевозможных небылиц.
   — Почему вы не скажете мне, что привело вас снова на остров Скай? — продолжал допытываться доктор Стэнтон.
   — Зачем? Чтобы дать вам повод еще больше опекать меня?
   — Опекать вас? Ну и ну! Я просто разговариваю с вами как одно мыслящее существо с другим таким же. Неужели это называется «опекать»?
   — У вас нет никакого права, — возразила она, все больше распаляясь, — совать нос в мои дела.
   — Вот тут вы заблуждаетесь. Если ваши дела пересекаются с моими, то я имею право вмешиваться в них. Кажется, вода готова.
   Действительно, чайник, висевший над огнем, уже громко запел, и Бренна была вынуждена заняться чаем.
   Право же, он был самым несносным человеком из всех, кого ей доводилось встречать в жизни. Вот он явился к ней после бессонной ночи с небритым лицом, синим от проступившей щетины, с глазами, обведенными фиолетовыми тенями, и его полное фиаско, которым окончилась попытка объясниться с ней, было очевидно. И все же он пытался вмешаться в ее жизнь. А она почти не сомневалась, что он не действовал исключительно из чувства профессиональной ревности и зависти. Похоже, он искренне хотел помочь ей. А учитывая все то, что она знала о лондонских врачах, это было чрезвычайно странно и необычно.
   — Вот, — сказала она любезно, подавая ему чашку чаю, — хотите сахару?
   — Нет, только молока, если оно у вас есть.
   — Конечно.
   Он пил чай мелкими глотками и, по-видимому, совершенно не чувствовал вкуса напитка.
   — Ну уж если вы отказываетесь поступить разумно и вернуться к вашим родственникам, нам придется приложить все усилия к тому, чтобы найти какую-нибудь приличную вдову и попросить ее поселиться с вами.
   Бренна, наливавшая себе в чашку молоко, была так изумлена этим замечанием, что пролила на стол половину того, что собиралась налить в чай.
   — Думаю, вдова будет для вас хорошей компаньонкой, — продолжал доктор Стэнтон. — Сначала я было подумал, что подойдет одна из девушек, работающих у миссис Мерфи, но, как вы сами знаете, они не отличаются безупречным поведением и незапятнанной репутацией. И тогда я подумал, что какая-нибудь вдова или пара вдовых матрон могли бы поселиться с вами, чтобы вы не оставались в полном одиночестве.
   Ну это уж слишком, решила Бренна.
   — Вдова? — переспросила она. — Чтобы стать моей компаньонкой? Дуэньей? О, доктор Стэнтон, едва ли это возможно… Мне не нужна компаньонка. Я вполне способна сама позаботиться о себе…
   — Как вы убедительно и доказали. И все же не могу не заметить, что граф Гленденинг питает на ваш счет не самые достойные чувства. Вы уже имели случай поставить ему синяк под глазом. Я бы не хотел, чтобы это произошло снова.
   — Но, — возразила Бренна, — право же, компаньонка не сможет предотвратить…
   — А я думаю, что сможет. Мисс Доннегал, это действительно наилучший способ уладить дело.
   — Я на это не соглашусь, — сказала она. — Это мне вовсе не подходит, и я не хочу этого.
   — Вы не можете, — возразил спокойно доктор, — продолжать делать то, что делали. Это неприлично. Вы здесь живете в изоляции, отрезанная от остального острова ручьем. С вами может случиться что угодно. У вас есть приходящая служанка? Кто-нибудь, кто хотя бы занимался стиркой?
   Бренна ответила запинаясь:
   — Ну да, но я не думаю, что это вас касается.
   — Кто вам носит воду?
   — Я сама ее ношу из…
   — Конечно, из ручья. А дрова?
   — Я их собираю…
   — Вы их собираете. Возможно, это вполне подходящее занятие для жителей Лайминга, но, по мне, не слишком удобное.
   Его темные глаза засверкали. Вид у Рейли Стэнтона был решительный. К несчастью, решительность была ему к лицу.
   — Но так обстоят дела и так будет продолжаться, — заявила Бренна. — Не думайте, доктор Стэнтон, что, если вы заняли место моего отца, вы можете заменить мне его. Вы мне не отец и не можете указывать, как мне жить и каким образом мне следует вести свои исследования…
   — Я это знал! — вскричал он, вскакивая на ноги и тыча в нее пальцем. — Вы именно этим и занимались. Бродили ночью по кладбищу. Исследования!
   Бренна почувствовала, как жаркая кровь вновь прихлынула к ее щекам.
   — Конечно, нет. Я хотела сказать совсем не это. Я имела в виду…
   — И эти глина и грязь…
   Он выглядел таким довольным, будто только что набрел на гусыню, несущую золотые яйца.
   — Образцы почвы! Конечно! Как это я сразу не догадался!
   Рейли Стэнтон снова поднялся с места и начал расхаживать по комнате, а бдительная Джо следовала за ним, перепрыгивая с балки на балку.
   — Когда Гленденинг повел меня в амбулаторию, я заметил, что микроскопа вашего отца нет на месте. Граф подумал, что его украл кто-то из местных: времена-то ведь тяжелые. Но это не был местный житель. Это были вы. Вы взяли микроскоп и заперли его вон в той комнате, той самой, в которой, по мнению Гленденинга, вы творите свои бесовские мессы. Теперь остается единственный вопрос. Зачем вы это делаете? Почему вас интересует именно почва?
   Перестав расхаживать по комнате, он уставился на нее. Стэнтон был так высок и так широк в плечах, что нависал над ней, как ей показалось, угрожающе. Бренна подумала, что ей теперь скорее требовалась защита от самого Рейли Стэнтона. Ведь во сне она вальсировала не с Гленденингом, а с Рейли.
   — Почва, — бормотал он, все еще глядя на нее сверху вниз, — образцы почвы. Грязь, нечистоты. — Он щелкнул пальцами, потом ткнул пальцем в нее: — Миазмы. Миазмы поднимаются от перегноя. Это верно. Вы пытаетесь проследить источник возникновения эпидемии холеры. Да?
   Ее челюсть отвисла. Как он догадался? Как он сумел сложить все элементы головоломки, если никто из деревенских не смог этого сделать? И разгадал это после всего лишь сорока восьми часов знакомства с ней! Невероятно, но ведь в конце концов он получил лицензию от Королевского медицинского общества. А это, как она полагала, что-нибудь да значило.
   И все же она отказывалась признать его догадку верной.
   Она вызывающе выпятила подбородок и ответила, стараясь не смотреть ему в глаза:
   — Не будьте глупцом.
   — Господи! — Рейли опустил руку. — Да это вы делаете глупости.
   Она отвернулась от него.
   — Я не пытаюсь делать ничего подобного.
   — Ну в таком случае вы ищете способ лечения или изобретаете вакцину. Как та, что используется против черной оспы.
   В ответ она только фыркнула.
   — Вы хоть понимаете, какому риску подвергаете себя?
   Тон Рейли Стэнтона стал очень серьезным, даже смешинки, постоянно плясавшие в его темных глазах, исчезли из них. В его взгляде она видела только беспокойство.
   — Знаете ли, мисс Доннегал, холера — серьезная болезнь. И вам не стоит с ней играть.
   Бренна бросила на него угрожающий взгляд:
   — Вы будете есть яйцо или нет?
   Собрав все свое хладнокровие. Рейли ответил:
   — Благодарю вас, не буду. И не пытайтесь сменить тему. Вы и не подозреваете, насколько серьезна опасность.
   Бренна бросила ложку, которую держала в руке, и резко обернулась к нему.
   — Почему? — спросила она. — Если бы ваша догадка была правильной, а я этого вовсе не говорю, то с чего вы взяли, что я не подозреваю об опасности? Думаю, что, пережив здесь эпидемию холеры, я имею возможность судить о ней лучше, чем, к примеру, вы.
   Он непонимающе смотрел на нее:
   — Но ведь не в этом… дело.
   — Ах не в этом? Так в чем же? В том, что я женщина?
   Ее ярость озадачила его. Он настолько опешил, что даже отступил на шаг назад.
   — Я этого не говорил.
   — Но думали так.
   — Ну, если вы готовы признать, что немного…
   — Что?
   — Ладно. Это немного странно.
   Она рассмеялась.
   — О, — отозвался он, уязвленный ее смехом, — вы находите во всем этом нечто забавное?
   — Да, — ответила Бренна, — вас.
   — Меня? — изумился он. — Но что же во мне забавного?
   — Вы оставили доходную практику в Лондоне ради Лайминга. Почему из всех возможных мест вы выбрали именно это? Если уж это не счесть странным, то тогда я и не знаю, что такое странность.
   — Как я уже объяснил вам, — сказал Рейли смущенно, — меня вынудили к этому особые обстоятельства…
   — Если вы имеете в виду свою невесту, то должна вам сказать, что в этом случае я нахожу ваш поступок еще более странным. Она ведь вас бросила? Так? Так почему же вы не попытались снова завоевать ее?
   — Завоевать ее… — Рейли покачал головой. — О чем вы говорите?
   — Вчера в замке вы сами это сказали. Вы приехали в Лайминг, чтобы доказать ей, что вы не бездельник, не пустой человек, каким она вас сочла. По-моему, это гораздо более странно, чем то, что дочь пытается доказать вашему пресловутому медицинскому сообществу, что теория возникновения этой болезни, выдвинутая ее отцом, вполне здравая.
   Рейли продолжал во все глаза смотреть на нее. И только тут Бренна вдруг осознала, что на ней лишь ночная сорочка, пара шлепанцев да изъеденная молью шаль. Если молодой доктор Стэнтон и заметил это, то не подал виду.
   Он продолжал смотреть на нее.
   — Какая теория? — спросил он. — О чем вы? Мысленно она выбранила себя. Какого черта она выболтала ему то, чего говорить не следовало? Вслух же ответила вопросом на вопрос:
   — А почему я должна рассказывать вам об этом? Чтобы вы опубликовали ее, выдав за свою, и снискали бы славу? Не думаю, что это правильно. А теперь, доктор Стэнтон, думаю, вам лучше уйти.
   Она направилась к двери, открыла створку, и в комнату ворвался холодный утренний воздух.
   — Всего хорошего.
   Рейли Стэнтон продолжал стоять, все еще сердито глядя на нее. Жилка у него на лбу по-прежнему пульсировала. Он был в ярости, и она это ясно видела. Но почему так распалился доктор, она не могла взять в толк. Право же, ее дела и то, как она вела их, не касались никого, уж тем более Рейли Стэнтона.