– Миссисипи, – повторил я. – Юстэйс не был чернокожим?
   – Белый. И историк, а не психолог. Вероятно, будет случай побеседовать с его вдовой, но сейчас более важным представляется Санджер и ваша встреча с Зиной Ламберт. Вы к ней готовы?
   – Да. Где Майло?
   – Он последует за вами, однако мы считаем, что вам лучше не знать, где именно он находится. Так естественнее, меньше шансов встретиться случайно взглядом. Вы же не сомневаетесь в его способности прийти на помощь?
   – Ничуть.
* * *
   Перед тем как выйти из дома, я заглянул к Робин. В мастерской тишина, станки выключены, сложенный фартук валяется на верстаке, а сама она, стоя спиной ко мне, разговаривает по телефону.
   Спайк тявкнул и устремился мне навстречу. Робин обернулась.
   – Перезвоню, когда все будет сделано. Привет. – Она положила трубку. – Ты похож на французского кинорежиссера, Алекс.
   – Это хорошо или плохо?
   – Зависит от того, любишь ли ты французские фильмы. Сейчас в тебе чувствуется какая-то... голодная элегантность. Едешь?
   – Да.
   – Подойди.
   Мы обнялись.
   – Что это за одеколоном от тебя пахнет?
   – Любимый аромат Эндрю. Возбуждает?
   – Еще как. Только пессимизм. – Робин чуть отстранилась, держа меня за руку. – Нет, выглядишь ты на славу. Когда тебя ждать назад?
   – Как пойдет. Думаю, ближе к вечеру.
   – Позвони, если сможешь. Приготовлю что-нибудь на ужин.
   Я сжал ее пальцы. Другой рукой Робин погладила жесткий ежик моих волос – раз, второй.
   – Колется?
   – Если у меня закончится наждачная бумага, придется просить тебя об услуге. – Она вновь бросила на меня взгляд. – Совершенно иной человек.
   – Перебор, Робин. Я иду в книжный магазин, здесь, в Голливуде, а не пытаюсь тайком пересечь иранскую границу. Но и книжками тоже торгуют профессионалы.
   – Давно ты последний раз был в Голливуде?
   Подумав о Голливуде Нолана Дала, я неопределенно хмыкнул.
   Робин опять погладила мою голову.
   – Трое детишек и слепой. Ничего, они еще отрастут.

Глава 45

   Рядом с «тойотой» Даниэла у дома стояла и машина из гаража на Женесси, с царапинами на капоте и помятой дверцей водителя, розоватая, а не желтая в лучах утреннего солнца.
   Шарави вручил мне небольшую цветную фотографию – молодая узколицая женщина с почти такой же короткой стрижкой, как у меня.
   Довольно миловидная, но кожа ее была более чем бледной – меловой, как маски актеров театра Кабуки[8]. Черная тушь делала ее крупные голубые глаза еще выразительнее, придавая им некую загадочную глубину. И все же на лице была написана скука. Если не отвращение. Я с трудом подавил желание поделиться с Даниилом своим профессиональным мнением об этом лице. В конце концов, стоя в очереди перед полицейской фотокамерой, кто угодно исполнится скуки и отвращения.
   – Снимок с водительских прав? – спросил я.
   Даниэл кивнул, забрал у меня фотографию и сунул ее в карман.
   – Магазин находится на Аполло-авеню, двадцать-двадцать восемь. Удачи.
   Он пожал мою руку.
   Сиденье водителя в «карманн-гиа» было отрегулировано по моему росту; зажигание сработало сразу же. Как и говорил Даниэл, двигатель оказался мощным. Старая обивка местами протерта до дыр, в кармашке за спинкой мятые пластиковые стаканчики и картонные коробки из-под сандвичей.
   Я включил старенький автомобильный приемник. Местная радиостанция передавала беседу с неким «теоретиком социополитики и автором многих книг», уверявшим слушателей в том, что СПИД придумали доктора-евреи с целью убивать младенцев, еще находящихся в чреве матери. Ведущий передачи дал ему возможность высказаться, а затем обрушился на него с вопросами, которые должны были вызвать у аудитории ненависть к «теоретику».
   Мелькнула мысль: не Даниэл ли, планировавший все до мелочей, установил приемник на эту волну – чтобы помочь мне обрести нужное настроение.
   Я повернул ручку, нашел в эфире джаз и тронулся с места.
   Судя по адресу, «Спазм» располагался на улице, разделявшей Голливуд и Силверлейк. Оставив позади госпиталь «Сансет» и перекресток с Хиллхерст, я поехал в сторону деловой части города, как обычно затянутой дымкой смога. На Фаунтин-стрит свернул налево и проследовал по ней до конца, где она превратилась в узенькую улочку с двухрядным движением.
   Вот и Аполло. По обе стороны раскидистые неподстриженные деревья и одноэтажные, смешанной архитектуры здания – жилые особнячки, конторы и предприятия, – которые можно встретить только в старых районах города.
   По большей части это были ремонтные мастерские, небольшие типографии, склады автомобильных шин. Иногда попадались винные лавки и другие магазинчики, и уж совсем редко жилые дома, многие из которых были переоборудованы под офисы. Кое-где встречались небольшие садики и даже веревки с бельем; в стороне стояла церковь общины пятидесятников.
   Салоны маникюра и татуировки, цветочный магазин, предлагавший растения и декоративные камни, пустующие строения с табличками «сдается в аренду». Дорога пошла вниз. Склон холма уступами спускался к озеру Силверлейк. Я заметил здания на сваях, другие покоились на сейсмозащитных фундаментах, однако по стенам тех и других ползли трещины, в крышах зияли проемы – так и не зализанные еще раны, причиненные землетрясением. А всего в миле отсюда город уже вел строительство подземки.
   «Спазм» я интуитивно опознал сразу же, как только въехал в квартал 2000, – по глухой, абсолютно черной витрине. Небольшие пластиковые буквы названия над серой дверью были неразличимы с проезжей части.
   Обочина пуста, никаких проблем с парковкой. Я выбрался из машины.
   По обеим сторонам магазина лавки, торгующие предметами гигиены и ухода за телом, чуть в стороне залитая асфальтом площадка для арестованных полицией автомобилей. Напротив – мексиканская закусочная с болтающейся на дверной ручке табличкой «закрыто».
   Без всякой уверенности в том, что магазин уже начал работать, я толкнул серую дверь, однако она неожиданно поддалась усилию, впуская меня в длинную, похожую на туннель комнату с угольно-черными стенами, сотрясаемыми грохотом калипсо. Темные стекла очков делали приглушенное освещение еще более скудным, и, напрягая зрение, с видом робкого любопытства я переступил через порог.
   Слева от входа, в фанерной кабинке с кассовым аппаратом, раскачивался в такт музыке лысый, весь в татуировке, мужчина. Черная кожаная жилетка на голом сине-розовом теле. В мою сторону он и головы не повернул.
   На полу тут и там стопки старых, никому не нужных газет, журналов и брошюр типа «Рипер», «Уикли», «Дневник маоистского ссыльного», «Русалки в сети, или Где вы можете быть тем, кем хотите», «Концерт девственницы», «Руководство по пирсингу дядюшки Саппурато», программки вечерних поэтических чтений на темы «квантовой физики и заболеваний десен».
   Кожаный жилет не обратил на меня внимания, даже когда я прошел мимо. Вдоль длинных боковых стен помещения от пола до потолка высились полки с книгами, обложками смотрящими на потенциального покупателя. Ближе к торцу тоннеля, у другой серой двери, – лестница на второй этаж.
   На первом трое посетителей: болезненно выглядящий, в дурном расположении духа молодой человек лет двадцати с правильными чертами испуганного лица, одетый в полосатую рубашку, застегнутую на все пуговицы, джинсы цвета хаки и кроссовки. Заметив меня, он нервно дернулся. Почему-то я представил себе, как он сидит в своей машине и мастурбирует, со страхом и надеждой ожидая закономерного результата. Дешевая книжонка в его руке называлась «Убийцы-каннибалы».
   У соседнего стеллажа стояли мужчина и женщина, обоим за сорок, с желтыми, сморщенными от злоупотребления алкоголем лицами. Длинные волосы, в раскрытых ртах явно не хватает зубов, множество браслетов и цепочек. Рядом с ними на полу набитая ремесленными поделками сумка. Будь его пончо и ее мексиканская шаль почище, на Мелроуз они смогли бы сойти за торговцев сувенирами.
   Парочка хихикала, склонив головы над книгой в белой обложке и негромко переговариваясь. Я слышал, как женщина старушечьим голосом произнесла «здорово!», после чего мужчина захлопнул книгу, вернул ее на полку, и оба, радостные и довольные, вышли.
   «Хайль, рок! Маршевые песни отрядов СС» – прочитал я на обложке.
   Парень с книжкой про людоедов в руке подошел к лысому в жилете и расплатился за покупку. Единственным клиентом теперь остался я. Калипсо сменил Стравинский. Жилет закурил новую сигарету и принялся ладонями отбивать на коленях замысловатый ритм.
   Пора и мне проявить интерес к предлагаемой на продажу литературе. Вдруг повезет, и я обнаружу какую-нибудь ссылку на DVLL?
   Начать я решил со второго этажа, чтобы не выводить кассира из его музыкального транса. Лестница привела в небольшую комнатку, почти чердак, с длинным стеллажом. Расставленные так же, как и внизу, книги имелись, по-видимому, только в одном экземпляре. Никакой классификации по тематике, алфавиту или имени автора, хотя я заметил на полках тома, походившие на подборку или серию.
   Коллекция садомазохистской литературы, богато иллюстрированная – от некоторых снимков мороз продирал.
   Дневники заключенных, изданные без всяких купюр и умолчаний. Великолепной полиграфии «Тюремный журнал» с очерками вроде «Камерная любовь: мой милый с верхней койки», «Береги свою задницу», «Почему писаки ни черта не знают о преступном мире» и «Лучшие для самоудовлетворения видеофильмы года».
   Новое скопище описанных осознанно вкрадчивым языком человеческих причуд.
   Расистские комиксы.
   Комиксы, восславляющие инцест.
   Книги, в которых доходчиво объясняется естественность и логичность господства белой расы.
   «Прирожденный еврей», «Тайная история сионизма», «Кровавый лик», «Грязные, или Почему в Африке отсутствует культура».
   Кое-что из стоящего на полках наверняка пришлось бы по вкусу вещавшему в эфире социополитику.
   Но ни намека на DVLL.
   Я отыскал полку с научной литературой, главным образом, по философии и истории. Тойнби, Бертран Рассел какой-то француз Батейль.
   Учебные пособия по практической паранойе: как сделать бомбу в домашних условиях, способы установки подслушивающих устройств, осуществление мести, как заткнуть рот клеветнику и доносчику, жестокие розыгрыши.
   «Филиппинская драка на ножах».
   «Энциклопедия эксцентрических шуток».
   Фетишизм, мазохизм, копрофагия. Покадровые фотоснимки с видеопленки, запечатлевшие детали хирургических операций по смене пола, удалению опухолей мозга, откачиванию излишнего жира. Анатомирование трупов.
   «Библия снайпера», «Манифест свободного человека», «Поваренная книга анархиста», «Троцкий: уничтожим капиталистов!».
   Огромный черный фолиант, озаглавленный «Верстак демонов», предлагает на редкость детальные инструкции по изготовлению глушителей, переделке обычного оружия в автоматическое, оснащению стрелковых боеприпасов ядами.
   История революции 1911 года в Китае с документальными снимками массовой рубки голов; на огромной, в две страницы фотографии толпа разрывает на части какого-то ученого, выступившего с апологией императорского правления: бесформенные куски плоти, ребра и внутренности в протянутых к небу руках. Отдельным кадром голова с широко распахнутыми глазами и открытым в немом крике ртом.
   «Булавочная головка» – сотня страниц с портретами микроцефалов: тупые, бездумные лица и тела в клоунских одеждах. Рядом – иллюстрированный сборник анекдотов об интимной жизни людей с задержкой умственного или физического развития.
   Теория относительности Эйнштейна и астрология.
   Словари славянских языков соседствуют с книгой под названием «Искусство сбить с толку. Как научиться исчезать и появляться в самых неожиданных местах».
   Компьютерные науки. «Ицзин»[9], гипноз, «Откорм свиней для убоя».
   Избранные сочинения Джорджа Линкольна Рокуэлла, эротическая ароматерапия, «История стихийных бедствий», «Справочник по идолопоклонству для думающего человека».
   Видимо, владелец магазина задался целью собрать на своих прилавках все то, от чего другие книготорговцы шарахались в сторону.
   Буквы DVLL не попались мне на глаза ни разу.
   В самом низу стеллажа в солидных переплетах мрачно-торжественно стояла печатная продукция уважаемых научных издательств: судебная медицина, расследование убийств и посягательств на личность, огнестрельные раны, технология осмотра места преступления, токсикология – подробнейшие справочники для полисменов и детективов, по восьми долларов каждый.
   Но ведь для кого-то они же могли стать и учебниками?
   Нетрудно было представить себе Уилсона Тенни или другого подобного ему одиночку, пришедшего сюда не только отыскать нужную для делаглаву, но и купить книгу целиком.
   Я раскрыл справочник по расследованию убийств. Обычная для криминалистических сборников мешанина из мелкого текста и снятых крупным планом фотографий. Стреляные, резаные и колотые раны, странгуляционные полосы, свидетельствующие об удушении, таблицы по токсикологии, гематомам и трупному окоченению. Факторы, влияющие на разложение тканей. Жертвы насилия, иногда до неузнаваемости обезображенные. Печать смерти на пустых, беспомощных лицах.
   Раздел modus operandi[10]сообщал о том, что хотя отдельные серийные убийцы и предпочитают находить своих жертв вдоль оживленных транспортных артерий, большинство их все же избирают полем деятельности достаточно локализованные участки территории.
   Но ведь стереотипы нужно ломать?
   Поставив книгу на место, я спустился на первый этаж. Кожаный жилет дымил сигарой, явно вознамерившись поспорить с выхлопной трубой. Какую-то долю мгновения он смотрел на меня, затем наклонился, повернул невидимый мне регулятор, и Стравинский грянул с такой мощью, что заложило уши.
   Не очень-то вежливо по отношению к клиенту. Но к подобному я давно привык.
   Я рассеянно скользил взглядом по тому же бездумному хаосу авторов и жанров до тех пор, пока не наткнулся на полку с книгами по евгенике.
   «Избранные труды Гальтона», отпечатаны на принтере издательством «Нью-Доминион пресс» – откуда оно может быть мне знакомо?
   В качестве адреса указан Санта-Крус, Виргинские острова.
   Еще одна весточка от Лумиса?
   На страницах книги не было ничего нового или неожиданного.
   Рядом стояла брошюра с докладом Чарльза Давенпорта, сделанным в 1919 году на заседании Общества евгеники. Текст сопровождался сравнительными таблицами наследственных черт пациентов, чье «дегенеративное семя» посредством стерилизации было исключено из процесса воспроизводства.
   Аннотация и примечания к тексту принадлежали перу сотрудника института Лумиса доктора Артура Холдэйна.
   Я просмотрел брошюру второй раз. Издана за пять лет до «Утечки мозгов», Холдэйн тогда еще не успел стать автором бестселлера.
   В аннотации, сетуя на примитивизм научных взглядов начала века, доктор полностью разделял основной постулат своего коллеги Давенпорта: человеческое общество можно считать обреченным, если только «основанная на новейших технологиях генетическая реструктуризация» не станет публично признанным механизмом управления приростом населения.
   Я просмотрел тематический указатель.
   Ссылок на DVLL не было.
   Как не было и упоминаний о «Мете».
   На полке обнаружились еще шесть книг по генной инженерии и биологическим инструментам повышения качества жизни. В одной из них этнолог-австралиец рекомендовал убивать неполноценных младенцев. Дерьмо. Ничего нового.
   Внезапно я ощутил, что стою в центре зловонного облака сигарного дыма – до стойки с кассой осталось не больше трех метров. Жилет погрузился в чтение книжонки под названием «Влажный бандаж».
   Никакого озарения. Никакой Зины Ламберт.
   Я уже совсем было потерял надежду, как вдруг нашел настоящий самородок: исполненный на том же лазерном принтере коричневый буклет в пятьдесят страниц.
   «Новые перспективы человечности».
   И автор – Фэрли Санджер, юрист.
   Ни слова о его фирме. Буклет оказался более подробной версией уже известной статьи в «Пэсфайнцере» – с цифровыми выкладками официальной статистики учета преступлений, диаграммами и графиками, иллюстрирующими расовый и этнический состав населения, уровень безработицы, количество родившихся вне брака детей, с результатами множественных анализов ДНК, изложением проекта генома человека и его пользой для «очищения общества от шлаков».
   От всего этого веяло невыносимой скукой присутственного места.
   Судебное преследование инвалидов...
   Заканчивал Савджер призывом «безжалостно покончить с цензурой в бесспорно важных областях науки – цензурой, негласно установленной из вполне понятных интересов отдельными личностями, оскорбленными и напуганными тем, что в данное время может лишь рассматриваться в качестве логического завершения тщательнейшим образом проверенных гипотез».
   Восхитительный образчик прозы. Мне стало жаль тех, кому пришлось читать этот шедевр.
   Стоил он двадцать два доллара. Я сунул буклет под мышку, прихватив вдобавок и Гальтона.
   В этот момент задняя дверь туннеля распахнулась.
   Вошла Зина Ламберт.

Глава 46

   Она выкрасила волосы в черный цвет и отпустила их до плеч, а падавшая со лба челка скрывала брови. Однако лицо осталось прежним, узким и бледным – в реальной жизни скорее фарфорово-бледным, а не мелово-матовым, как у японских театральных масок. Тот же ободок туши вокруг глаз. Четкие, правильные черты, небольшой прямой нос, неширокие, но чувственные, влажно поблескивавшие губы. На фото она выглядит менее привлекательной.
   Простое, бесхитростное лицо – американский стандарт, так знакомый по рекламе, скажем, стирального порошка.
   Салли Брэнч называла Зину маленькой, но это оказалось не совсем точным. С ростом от силы в пять футов и при весе явно не больше девяноста фунтов Зина походила на девочку с воинственно торчавшими под розовой синтетической блузкой острыми грудями и тонкими, но округлыми руками.
   Бедра плотно обтянуты узкими черными джинсами. Крошечная, в два пальца, талия. Неожиданно длинные ноги, впрочем, вполне пропорциональные для ее миниатюрной фигуры.
   Туалет завершали серьги из блестящего черного пластика и красные туфельки на высоком каблуке.
   Но даже несмотря на каблуки, эта двадцативосьмилетняя женщина запросто могла сойти за студентку-второкурсницу.
   При ходьбе она раскачивала бедрами.
   У меня возникло ощущение, что мы оба, я и она, решили принять участие в каком-то маскараде.
   Зина выбрала себе костюм-ретро середины пятидесятых. Ностальгия по старым добрым временам, когда мужчины были мужчинами, женщины – женщинами, а ущербные знали свое место?
   Она рассчитывала на внимание окружающих. Я уткнулся лицом в книгу о карликах, надеясь рассмотреть Зину, самому оставшись незамеченным.
   Не вышло.
   – Привет! – Голос был высоким и чистым. – Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
   С самым искренним и доброжелательным видом Эндрю Десмонд отрицательно покачал головой и вновь повернулся к стеллажам.
   – Успешных поисков! – Зина направилась к кассе, но не успела она подойти, как Кожаный Жилет с сигарой в зубах поднялся и, не произнеся ни слова, вышел из магазина.
   – Вонючка! – бросила она в захлопнувшуюся за ним дверь.
   Взобравшись на высокий стул, Зина для начала уменьшила громкость, а затем и вовсе сменила Стравинского клавесинной фугой.
   – Благодарю, – сказал я.
   – Ну что вы. Барабанные перепонки людей читающих нельзя подвергать такому испытанию.
   Я вновь углубился в выбранную наугад книгу – на этот раз «Всесокрушающий секс», – стараясь время от времени скользнуть быстрым взглядом по Зине, которая поставила на полку «Влажный бандаж», извлекла из-под прилавка нечто похожее на конторский гроссбух, раскрыла его на коленях и принялась что-то писать.
   С творениями Санджера и Гальтона в руке я подошел к кассе.
   Столбцы цифр. Значит, это и вправду бухгалтерия. Зина отложила гроссбух в сторону и улыбнулась.
   – Платить будете карточкой или наличными?
   – Карточкой.
   Не успел я достать бумажник, как она выпалила:
   – Тридцать два, шестьдесят четыре.
   Я искренне удивился. Зина рассмеялась, обнажив ровные белые зубы, только на верхнем левом резце была небольшая щербинка.
   – Не верите, что я так быстро сложила?
   – Отчего же. Просто не ожидал.
   – Быстрый счет – это интеллектуальная гимнастика. Человек либо пользуется своими мозгами, либо теряет способность мыслить. Но если вы все же не верите...
   Она принялась тыкать пальцами в кнопки кассового аппарата.
   На дисплей выпрыгнули цифры: 3 2, 6 4.
   Зина с удовлетворением провела по губам розовым кончиком языка.
   – Оценка – «отлично». – Я протянул ей принадлежащую Эндрю новенькую пластинку «Мастеркард».
   – Вы – учитель? – Она посмотрела на карточку.
   – Нет. А что такое?
   – Учителя любят всем ставить оценки.
   – Я делаю это очень редко.
   Она сунула книги в бумажный пакет и протянула его мне.
   – Не судите, да не судимы будете?
   Мне осталось лишь пожать плечами.
   – Ну что ж, вот ваша покупка, мистер Э. Десмонд.
   Я направился к двери.
   – Неужели вам не хочется полистать?
   – Что? – Я остановился.
   – То, что вы приобрели. Уж больно у вас угрюмый вид. Разве вы покупаете книги не для собственного удовольствия?
   Эндрю обаятельно улыбнулся.
   – Только прочитав книгу, я смогу понять, доставила она мне удовольствие или нет.
   На какое-то мгновение Зина оторопела, затем энергично тряхнула головой.
   – Смотрите-ка, он не только скептик, он еще и эмпирик!
   – Этому есть альтернатива? – поинтересовался я.
   – Альтернатива есть всему. – Зина взмахнула изящной кистью с длинными, покрытыми красным – а каким же еще? – лаком ногтями. – Что ж, мистер Э. Десмонд. Я не собиралась задерживать вас, просто обратила внимание на ваши книжки.
   – О, вы их читали? Одобряете мой выбор?
   Не торопясь с ответом, Зина перевела взгляд с моего лица на грудь, затем на ботинки и вновь посмотрела мне прямо в глаза.
   – Выбор неплох. Гальтон был провозвестником всего этого. Да, я их читала. Меня интересуют подобные вещи.
   – То есть евгеника?
   – Всестороннее усовершенствование общества.
   Я выдавил из себя смущенную улыбку.
   – Выходит, у нас есть общие интересы.
   – Да ну?
   – Думаю, что наше общество здорово нуждается в ремонте.
   – Мизантроп.
   – Могу быть и им – это зависит от дня недели.
   Навалившись грудью на прилавок, Зина склонилась ко мне.
   – Свифт или Папа?
   – Простите?
   – Два полярных проявления сущности мизантропии. Не слышали, мистер Э?
   – Боюсь, что здесь у меня пробел.
   – Но это же так просто. Джонатан Свифт ненавидел человечество как единое целое, однако умудрялся находить в себе достаточно любви к отдельным его представителям. А Римский Папа Александр призывал к всеобщей братской любви, но был не в силах благословить ее в межличностных отношениях.
   – Неужели?
   – Именно так.
   Эндрю приложил к губам указательный палец.
   – Тогда я и Свифт и Папа одновременно, сегодня один, а завтра другой. Бывают и такие времена, когда я презираю оба эти полюса, что случается, если я слишком рано беру в руки газету.
   – Нелюдим. – Зина засмеялась.
   – Мне так и говорят. – Я сделал шаг вперед и протянул ей руку. – Эндрю Десмонд.
   Несколько секунд Зина пристально смотрела на нее, решившись в конце, концов слегка коснуться кончиков моих пальцев.
   – Очень любезно было с вашей стороны поддержать разговор, Эндрю Десмонд. Я – Зина.
   Она выключила музыку, села прямее и вновь залюбовалась своим маникюром.
   – Интересное местечко вы нашли для магазина. Давно здесь обосновались?
   – Несколько месяцев назад.
   – Я оказался здесь только потому, что мне нужно было забрать машину со штрафной площадки. Случайно заметил название над дверью.
   – Клиенты нас знают.
   Я повел глазами по пустой комнате. Зина молча наблюдала.
   – Где-нибудь рядом можно пообедать? – спросил я.
   – Вряд ли. Мексиканская забегаловка напротив закрыта. На прошлой неделе сын хозяина был убит в какой-то гангстерской разборке. Обычная этническая энтропия.
   Зина ждала моей реакции.
   – Эта забегаловка здесь единственная?
   – Есть еще несколько подобных заведений, коль они вам по вкусу.
   – Мне по вкусу хорошая еда.
   – В таком случае рядом вы ничего не отыщете – кроме нарезанной соломкой свинины и фасоли, покрытой застывшим жиром. Это можно съесть только под страхом голодной смерти. Вы голодны, Эндрю?
   – Нет. Не настолько, чтобы унизиться до такого меню.
   – Precisement[11]. -Из-под прилавка виднелся уголок бухгалтерской книги; Зина задвинула ее поглубже.
   – Я предпочел бы пообедать, а не утолить голод. Куда ходите вы?