которым управляют эти балаганные правительства. Нелл мучилась угрызениями
совести и таяла на глазах.
- Мне следовало быть осторожней, но уж очень мне хотелось, чтобы Нед
устроился поосновательнее.
"Что верно, то верно, - сказал Грейн, - основательней навредить она ему
не могла". Грейн не говорил Неду; "Я тебя предупреждал", но вид у него был
торжествующий. К счастью, Нед был так подавлен и так расхворался, что
ничего не замечал. Он то и дело ошеломленно повторял: "Нет, вы только
подумайте, какое невезенье, стоило мне бросить работу, и я тут же
заболел".
- О таких случаях мы много наслышаны, - сказал Грейн.
- О каких таких?
- О таких, когда на людей, бросивших работу, накидываются разные
загадочные болезни, от которых они чахнут.
- А, повторяешь эти старые бредни, - сказал Нед. - Так им и надо, этим
людям, раз они забыли о самом важном. Человеку нужна цель в жизни, нужно
настоящее занятие.
Мы на миг потеряли дар речи, отчасти потому, что нас испугала
бестактность Грейна, отчасти потому, что не знали, как ее загладить. А
Нед, заметив, видно, наше замешательство и смекнув, что к чему, кротко
сказал: "В моей болезни нет ничего загадочного, Боб, у меня артрит. К
счастью, медицина сейчас всерьез занялась артритом. Я чувствую, что уколы
мне и впрямь помогают".
Нед и в самом деле пошел на поправку. Нелл попыталась было подбить его
на рентген, во отступила, понеся тяжелые потери, впрочем, уже через месяц
и она признала, что в рентгене нет никакой необходимости. Нед прибавил в
весе и так хаял в клубе правительство, что даже бывалых завсегдатаев клуба
несколько коробили его выражения. Зато теперь он, конечно же, что ни день
наведывался в клуб. Ему было нечем заняться и негде больше вести разумную,
как он выражался, беседу.
Но судьба к нему благоволила - однажды в поезде он встретил своего
старого школьного приятеля, который теперь работал на добровольных началах
в Общеевропейском Центре помощи населению. Центр сейчас завалили сверх
головы работой: на Грецию обрушились землетрясения, на Италию -
наводнения, на Испанию - суховей. Центр ничего не платил добровольцам,
зато работа отнимала всего два часа по утрам, ну и конечно, вы вольны уйти
оттуда, как только вам заблагорассудится.
Нед, который говорит по-испански и может вести корреспонденцию
по-немецки, подрядился на этих условиях трижды в неделю переводить для
Центра. И держал свое обещание, пока в Центре стояла горячая пора. Четверо
стариков, укутав ноги пледами, вели в промозглом подвале переписку на
немецком, французском, итальянском, финском, датском, турецком, греческом
и армянском языках.
- Это просто безобразие, - говорил Нед, - но они действительно сверх
головы завалены работой. А в следующем месяце я непременно возьму отпуск.
На этот раз поеду в Италию. Я так толком и не видел итальянских садов. А
какие там фонтаны! У нас в Англии нет ничего подобного.
Но в следующем месяце они, как это ни странно, были уже не завалены
работой, а буквально погребены под ней. На Италию обрушились
землетрясения, на Грецию - суховеи, на Испанию - полчища саранчи, на
Баварию - наводнения. Нед теперь руководил работой своей комнаты и каждое,
без исключения, утро проводил там. Он привлек подполковника инженерных
войск, который был слегка знаком с архивным делом, и бывшего заместителя
министра горнорудной промышленности, который немного знал итальянский и
отменно варил кофе. В подвале настелили потертое, но еще вполне годное
резиновое покрытие, самолично похищенное подполковником из офицерской
столовой его бывшего полка по сговору с интендантом. Было решено держать
эту проделку в тайне, однако слух о ней вскоре разошелся по всем
учрежденческим клубам.
Нед опять охромел, и на этот раз лечение не помогло. Нелл, с безумной
отвагой тигрицы, спасающей своего детеныша, кинулась к братьям Акби и
попросила их взять Неда обратно. Она употребит все свое влияние на Неда, и
он вернется; Нед начинает день с чтения биржевого бюллетеня. Однако
владельцев фирмы одна мысль об этом ввергла в панику. Они вежливо, но
твердо дали Нелл понять, что не возьмут Неда назад ни на каких условиях.
Надо сказать, что молодые люди, начав вести дело на свой лад, пусть и
рискованно, были полны решимости продолжать в том же духе. Они
наслаждались жизнью и плевали на чужой опыт. Пусть их ждет банкротство,
зато они попытают счастья. Да и что такое банкротство по нынешним
временам? Чаще всего оно служит началом слияния, а значит, открывает путь
к дальнейшему росту фирмы.
Так обстояли дела год назад. Теперь Нед возглавляет отдел в
Общеевропейском Центре. На нем лежит забота о всей Южной Европе. По утрам
он спешит на поезд 8:10 - в былые времена он уезжал из Уимблдона часом
позже - и к семи ни жив ни мертв, хромая, добредает домой, где жена, не
смея и рта раскрыть, обихаживает его и укладывает в постель.
Работа у него тяжелая, беспокойная, он клянет ее на чем свет стоит.
Добровольцы очень стараются, но мало что умеют и вдобавок вечно уезжают
отдыхать, заблаговременно не предупредив. Сам он наотрез отказался от
отпуска, говорит, что не может позволить себе подобную роскошь. Без него
все так запутают, что ему потом нипочем не распутать.
Однако Нелл с врачом этого не допустили. В июне Нед взял двухнедельный
отпуск, и они поехали поглядеть на итальянские сады. Мы с женой тоже были
тогда в Риме, так что мы сговорились вместе посетить Тиволи. Однако
накануне Симпсоны позвонили нам и сказали, что встретят нас прямо в
Тиволи, им придется поехать туда пораньше - днем они улетают в Милан.
С высоты галереи мы смотрели, как они рука об руку обходят верхний
уступ каскадов. Мы спустились к ним навстречу; завидев нас, Симпсоны так
опешили, будто их застали врасплох - видно, они вовсе забыли о нашем
уговоре.
- Поразительная красота, - сказала моя жена, - каждый раз, что я здесь
бываю, я все больше поражаюсь ей.
- Да, да. - Нед скользнул взглядом по убегавшим вниз уступам каскадов.
- Вы правы, поразительная красота. - Видно было, что он пытается вобрать в
себя эту красоту, запечатлеть ее в памяти навсегда всего за полминуты. Он
поглядел на часы, потом на каскады - сотни каскадов, чьи струи
низвергались, извивались, кружились, словом, проделывали все, что только
может проделывать вода, - и снова на часы.
- Нед, не спеши так, у нас еще есть время, - сказала Нелл.
- Боюсь, что нет, детка. Нам и так придется нестись сломя голову. Ты же
сама не выносишь спешки.
Они извинились перед нами и, дружно хромая, заспешили к выходу. Потому
что Нелл - она поддерживала Неда под руку - ковыляла точь-в-точь как он.
Она буквально срослась с ним. У них оставалось всего четыре дня, потом Нед
будет занят вплоть до рождества. Нед выбросил трость вперед - еще раз
глянуть на часы - и прибавил шагу. Походка его напоминала какие-то
уродливые коленца, Нелл приходилось вторить ему.
- Как это походит на медовый месяц, - сказала моя жена.
- Боюсь, что ты права.
- Ты меня понял верно. Правда, и медовый месяц в этом возрасте не всем
доступен. - Я не поддержал разговор.
Отныне Нелл больше не ропщет на судьбу, хотя муж ее круглый год не в
духе, а их отпуска проходят в бешеной спешке, она рада-радехонька, что он
больше не болеет. Нед теперь уплетает за обе щеки и спит без задних ног.
Грейн торжествует - его пророчество сбылось. Мы не возражаем, признаем,
что он оказался умнее, прозорливее нас. Но наши пересуды дошли до ушей
Нелл, и она взъярилась. Как-то она настигла Грейна в женском крыле нашего
клуба и задала ему взбучку. Все это глупые выдумки, сказала она, будто Нед
заскучал без работы. Нед не знает, что такое скука. Он заболел артритом,
вот в чем дело. Артрит, скорее всего, был вызван тем, что они переселились
из дома с центральным отоплением в сырой коттедж, но Нед тут ни при чем.
Грейн сказал: "Как же, как же, тут особый случай, никак не типичный".
Но тоном дал нам понять, чтя он остался при своем мнении. А когда Нелл
наконец удалилась на концерт вместе с моей женой, Грейн растолковал нам,
что артрит бывает и на нервной почве. Мы молчали. В конце концов, Нелл
говорила дело. Неда никакие яблоневые саженцы не заставят заскучать, не
такой он человек. Да и вообще вся эта история теперь, когда мы в нее
углубились, кажется нам довольно сложной и запутанной. Чем больше мы
думаем о Неде и Нелл, тем меньше мы в ней понимаем. Определенного вывода
тут не сделаешь, вот на чем все сошлись.
Неужели Нед и впрямь, если верить Грейну, так сросся с Сити, что не
может жить вдали от него? А ведь он ненавидит Сити. Чуть не все ветераны
Сити его ненавидят. И ненавидят, и любят. А потом, если Нед и не заскучал
без работы, он вполне мог захиреть неизвестно отчего, как хиреет старый
коняга, которого переводят на другое пастбище. Словом, тут все возможно.
И еще надо сказать, что, хотя Грейн и ведет себя с нами так, будто он
наш лучший друг, все мы его терпеть не можем. Он любит резать
правду-матку, потому что он заносится, а заносится он потому, что у него
пошлый склад ума и для всего готовая мерка. Он ни в чем не сомневается,
потому что он ни во что не вглядывается, ему все ясно наперед. И он не
чета бедняге Неду - вот тот готов пойти на риск, поставить жизнь на кон,
воплотить свою мечту. Короче, как говорит моя жена, Грейн прикипел к Сити.
Правда, надо помнить, что моя жена относится к Грейну предвзято. Она
хочет, чтобы я бросил работу.