По дороге на пляж Элис пописала прямо на улице. Но не желаю поганить свой дневник подобным описанием. Потом нас с ними заметили какие-то чуваки, рассказали другим чувакам, а те еще другим, и, честное слово, по пляжу выстроился весь ебучий город в ожидании минетов. Ко мне подошел чувак и спросил, что происходит. «Эти две подруги, как я понимаю, собираются отсосать у всей толпы», — ответил я. «В очередь», — крикнули ему. Мы с Вилли смотались с блядского пляжа и в темноте отправились на спортивную площадку отрабатывать фолы для завтрашней игры.
 
    Мы всей тусовкой прошлым вечером играли матч на молодежном празднике в нашей католической школе, а мужик, отвечавший за порядок, один мудацкий священник, который всем своим видом любит показывать, что он — служитель Господа — должен был рано свалить, и потому доверил ключи Дэнни и поручил все закрыть. Конечно, мы поручение выполнили, но сегодня нас осенило сделать дубликат для личного пользования перед тем, как их возвращать. Короче, мы завалили в магазин скобяных изделий и сварганили себе по копии каждого ключа. На вечерней дискотеке сидели пьяные, и беседа в компании зашла насчет того, что местное отделение Американского Легиона [8]через недельку — другую приглашено в школу и для него приготовлено примерно десять ящиков виски и немерено упаковок пива, выгруженных в кухне. Не пришлось долго доходить до мысли, что сегодня вечером имеется прекрасный повод опробовать новые ключи и раздобыть высококачественную и халявную выпивку. Дождались окончания дискотеки, когда все наплясались и расползлись, потом вчетвером подкрались к боковому входу и проникли внутрь. Ситуация была напряжная, но где-то за полчаса мы триумфально спиздили четыре ящика виски и шесть упаковок пива, транспортировали их в леса парка Инвуд и подыскали чудесный тайничок для нашего сокровища. Еще нам встретился родник с ледяной водой, и пиво охладилось мгновенно, тогда мы, не сходя с места, раздавили пару упаковок. Поскольку теперь мы владеем почти пятьюдесятью квартами виски, могу предвидеть, что с них обожрется в ближайшие месяцы не один сукин сын, включая и меня. И еще с уверенностью заявляю, никого так не приятно обуть, как этих уродов из Американского Легиона.
 
    Опять на Лонг-Бич, на Лонг-Айленде, и не в баскетбол играть в какой-нибудь летней лиге, а просто в гости к Жирному Эдди с 28-й улицы, у его родителей в этих местах есть бунгало. По дороге выпил две бутылочки сиропа от кашля с кодеином в поездном туалете, и потому мне стало по фигу, что еду один и путешествие выходит скучным: весь путь показался одним долгим приходом и зацепило так сильно, что чуть не остался в вагоне, когда подъехали к остановке Лонг-Бич. А то ни хрена хорошего из этого бы не вышло, ведь эта остановка конечная, и мне не улыбается провести всю ночь в каком-нибудь злоебучем депо в отстойниках Лонг-Бича. Высококачественное лекарство иногда способно даже превзойти джанк, конечно, без излишней суеты и прочей хрени, но убьешься не меньше. Короче, я как безумный поспешил покинуть поезд и понесся к остановке ловить автобус, который отвезет меня на другой конец Бича, где обитает наш жиртрест. Собрался было немного покимарить, пока автобус едет, но тут какая-то безумная бабка начала втирать мне, что я коммунист, потому что на мне красная футболка (но подними старая сука глаза, она бы увидела надпись «Good Shepherd Falcons» через всю грудь), и еще стала повторять, у нее было видение, что я умру через месяц оттого, что мне на голову упадут огромные часы. Как всегда, психи меня нашли. В общем, в итоге я велел ей отъебаться, но она скрипела дальше, и у меня так разболелась голова, что из автобуса я вышел весь разбитый. Наконец, я добрался до искомых трущоб. Жиртрест сидел у себя наверху, покуривая хэш, а с ним две немыслимые блондинки-близняшки. «Джим, это Уинки, а это Блинки. Уинки и Блинки, это Джим». «Видала тебя на чемпионате на прошлой неделе, — сказала Уинки, — Ты молодец». Ништяк. Этих Уинки и Блинки не различишь. У них весьма сексуальная еврейская внешность, губы накрашены блестящей розовой помадой, хаер с начесом, плюс невообразимо большие буфера, вываливающиеся из блузок в шести дюймах от моей обалдевшей рожи. Та и другая носили очень узкие голубые джинсы с надрезами, отчего девчонки казались еще соблазнительнее. Блинки встала и передала мне трубки, я сделал пару напасов, сунул ее Эдди, потом шлепнулся на матрас рядом с Блинки и слегка задремал, поместив голову к ней на колени. Я почувствовал неуловимые намеки на трах, потому решил, что мне хорошо бы сходить в ванную и принять лекарство, дабы немного попуститься и смочь осуществить свои намерения. Что я и сделал, и где-то через час сделался вполне как огурчик, готовый на один-два сеанса с ней наедине. К тому моменту я уже больше часа курил хэш, голова моя полеживала на коленях Блинки, и время от времени я цапал ее аппетитные сиськи. Я уже изрядно скучал, и мне не терпелось ее выебать, пока они не вызвали скорую. И тут, если вам угодно, лед треснул, Уинки вскочила, принялась ходить туда-сюда и расстегивать, правда очень медленно, верхние пуговицы на своей блузке с большим вырезом, и наконец-то я узрел эти дерзкие штучки, выглядывающие из лифчика тигрино-полосатой расцветки. Потом она поупиралась, но все-таки сняла штаны, оставшись в крохотных трусиках с кожаной бахромой. Я настолько возбудился, что решил предпочесть еепизду дырке Блинки, однако до меня доперло очевидное, я расстегнул пуговички на рубашке Блинки и стянул с нее брючки, и, понятное дело, разницы не обнаружил. Затем был снят лифчик, показались симпатичные, неоднократно обсосанные соски. «Нравится?» — осведомилась Блинки. «У тебя обалденные сиськи, и я намерен, не откладывая в долгий ящик, их потискать», — ответствовал я. Я сжал их, скрутил несколько раз каждую грудь, после к делу подключился язык, я изо всех сил лизнул оба соска, потом легонько коснулся кончиков бугорков, потом еще покусал-полизал их всевозможными способами, ну и так далее. Мы ушли и отыскали комнату поцветастее, поскольку я люблю трахаться в помещениях с яркой раскраской. Там она, хихикая, шлепнулась на постель, а я в обычных моих раздумьях стоял в дверях, потому что все вроде здорово, но стоит ли мне трахать эту озабоченную нимфоманку, поскольку она младше меня, и ей лет 13. Короче, я для начала снял мои голубые джинсы и перекинул их через спинку кровати. Отличная койка, старая, но при этом очень просторная и низкая, а в ногах в одном углу невысокий синий светильник. На мне нижнего белья не было, инструмент мой наполовину поднялся и каждую секунду увеличивался. «У тебя отличный член, — проговорила она, что в сложившейся ситуации прозвучало неумно. — Если я потрусь об него моей киской, он станет еще больше?» Она спустила трусики пониже и начала поглаживать свой клитор. Умница. Просто молодец. Я возбудился окончательно, у меня на хую можно было подтягиваться, такой он сделался твердый и крепкий. Я встал на колени у кровати, начал с ее ступней, а затем языком добрался до вагины (таким это нравится, не знаю, как я догадался). Я обрабатывал ее добрых минут десять, а затем сунул червяка в ее жаркий рот и некоторое время им поорудовал. Чувиха уже как следует распалилась и член мой поглотила, как безумная. «Не торопись, я хочу заняться этим напоследок». Она меня не слушала. Да, банально, но все как надо, и с продолжением. Малютка Блинки еще совсем недавно была обыкновенной давалкой из Бронкса, а теперь стала зажигать по-настоящему, как это принято в Центральном Канзасе. Я лег и предоставил ей заниматься оральной обработкой хуя, который на моей памяти за все пятнадцать лет так не стоял, можете мне поверить. Я был горд за него. Отсос казался весьма приятным, к тому же у меня появилась возможность еще поиграть ее исполинскими молочными железами. Они совершенно замечательны, когда свешиваются со стоящей на коленях девчонки. Попросил ее переместиться и сам подвинулся так, что ее пизда очутилась прямо надо мной... коснулся ее клитора, поводил взад-вперед в ее влажной щелке, ебля еще не началась. На лобке у нее росли черные волосы, составляющие любопытный контраст с блондинистым ульем наверху. До сих пор я, как мог, сдерживался, но тут оттолкнул ее и поставил на колени, подскочил сперва сзади, крепко сжал ее бедра и направил ее. Затем перевернул ее, развел ей ноги пошире, засадил плотно, реально-реально плотно, потом неторопливый сунь-вынь, потом на бок так, что кость над моей штуковиной терлась о ее клитор, раздразнив его. Иногда на меня накатывали волны кодеинового кайфа, несущие забавный расслабон. После ритм ебли ускоряется, ускоряется, мой палец щекочет ее сладкую попку... по большому счету, типичное средне-западное сношение, но, тем не менее, очень рекомендую, и трах-бах.... Ура, ИГРА ОКОНЧЕНА! (Ух ты, прямо как порция шпината для Попая.) Мог бы набрать целое ведро жидкости жизни. Немного повалялись, всегда притомляюсь после всех этих сунь-вынь, пробовал чуток поторчать, наблюдая, как она катает по себе баскетбольный мяч, обнаруженный в углу, потом позабавил ее этой фигней сам, заставил ее на него сесть, захотелось повторить, как в дверях появилась Уинки. «Пора домой, солнышко», — напомнила она Блинки. Та поднялась, оделась и взглянула на меня: «Приходи к нам завтра днем. Было круто. Лады?» Конечно, конечно. Они попрощались. Жирный Эдди вошел в комнату. По его виду казалось, что поебавшись, он сбросил фунтов сорок. Мы покурили еще и решили, что пора спать. «Как тебе Уинки и Блинки?» — спросил он. «Охуительно классные», — отвечал я.

Осень 64-го

    Сегодня первый раз ходил в эту супер-крутую частную школу, для поступления в которую я получил стипендию. Долго пытался врубиться, что я там делаю, на меня все таращили глазищи, а я прикалывался на еврейских детишек, вдохновенно распевающих всякие христианские песенки в церкви на утренней службе. Сзади какой-то препод неустанно тыкал меня в плечо, чтобы я присоединился к пению, но я продолжал сидеть со скучающей физиономией. Перед первым уроком я разговорился с одним неплохим парнишкой по имени Эгги Блаумгарден, папаше которого принадлежит крупная фирма, занимающаяся обработкой алмазов, что меня немало впечатлило. Выяснилось, что он клево играет в теннис (занял шестое место среди игроков его возраста) и вдобавок интересуется искусством. «У нас есть несколько картин Ренуара, — гнал он мне, — приходи как-нибудь к нам пообедать, посмотришь». Чудила, блин. Потом я посрался с мистером Бразерсом. Это такой странноватый учитель по латинскому, он заканчивал Оксфорд. Его напрягает, когда на какой-нибудь вопрос я отвечаю «ага» вместо «да, сэр». Задержал меня после урока и стал с неизмеримым сочувствием объяснять, что он всё понимает, семья у меня темная и необразованная, но мне надо привыкнуть отвечать, как полагается, и усвоить весь школьный этикет. Еще одно чудо природы. А за ланчем подвалил директор мистер Белт, присел рядом и сообщил мне, что, когда я ем, руку надо убирать со стола. Я решил, что он имеет в виду ладонь, в которой я держу вилку, потому на минуту оторопел, но потом сообразил, что речь шла о другой руке. Директор относится к типу суперчеловечных людей (политики, например, такие), которые в конечном итоге поставят тебя раком. Честно' говоря, я не совсем понял, чего от него можно ожидать. Очень мне хочется насрать с высокого дерева на замечательные традиции нашей школы 257-летней давности. После ланча я заглянул в класс, где хранятся школьные трофеи. По правде говоря, помещение представляет собой нечто наподобие гостиной, там стоят модные V-образные диваны и все в таком роде, плюс ореховый сервант, и в нем выставлены эти самые школьные призы (на мой взгляд, не густо, дома у меня валяется их гораздо больше, нежели здешние обитатели накопили за 257 лет). Короче, сижу себе, никого не трогаю, читаю «Times», как вдруг пацан из нашего класса (по-моему, его зовут Ларри Лабратори) пытается доказать мне, что он взял журнал первым. «Можно, конечно, попробовать доказать обратное, крутой ты наш, — говорю я, — но вообще-то, как ты мог бы заметить, я сижу здесь уже минут десять». Короче, можете себе представить, этот козел затеял его у меня отбирать, и, не имея шанса решить спор мирно, я поднялся и треснул его кулаком. Из носа брызнула кровь, враг вскочил, расхныкался и убежал. Наверное, плакаться учителю. Я угадал, он вернулся через две минуты и притащил с собой какого-то мужика с отделения истории. Стал показывать на меня пальцем, прижимая носовой платок к окровавленной роже. Свидетелем в мою пользу выступил Эгги Блаумгарден, который спас меня от большого геморроя и разговора с классным руководителем мистером Бластером. Похоже, никто не любит Ларри Лабратори, в связи с этим остальные чувачки, бывшие в кабинете, мне поаплодировали, когда историк скрылся из виду.
   После скучнейших занятий по истории я решил прогуляться, посмотреть, как тренируется школьная футбольная команда. Полные лохи, вот честное слово. Можно было бы привести десяток моих друзей с нижних или верхних районов и стереть этих пеньков в порошок. Один старшеклассник, думавший, что я жалкий слабосильный новичок, обратился ко мне с просьбой постоять на воротах, пока он будет тренироваться забивать голы. Я согласился, и чувак стукнул по мячу, словно перед ним мешок говна или что-то в этом роде. Я ему сказал: «Дай попробовать мне». Он сказал: «Ну, попробуй», — уверенный, что оказывает любезность маленькому хулигану. Я отступил назад, сделал два больших шага вперед, и мяч улетел на 32 ярда (и не забывайте, что я был не в спортивной обуви). А чувак просто упал там, где стоял, с широко разинутым ртом. Мне кажется, у него все опало и скатилось к ногам по чистому форменному костюмчику. Потом потопал прочь к метро и про себя решил, что это безумное заведение меня очень даже прикалывает.
 
    Сегодня навещал наш старый район, меня позвали на поминки [9]моего приятеля Бобби Сачса. Планировал приехать пораньше и кое к кому заскочить, но пришлось торчать в школе, мыть парты и так далее за то, что слишком часто прогуливаю. Эта хренова уборка затянулась до полпятого, хотя, если быть откровенным, я ни фига не делал, потому что за все отвечал какой-то чурбан, а я засел в туалете с книжкой про гениального чудика Александра Поупа. Но я не опоздал и появился вовремя вместе со всеми остальными. Я приехал на похороны около пяти, там уже собрались все ребята со всего района между 29-й и 14-й улицами. За полтора часа я со всеми переобщался, лишь бы не смотреть на труп Боба, лежащий посередине комнаты. Ни разу в жизни не видел мертвеца в гробу. Даже когда умерла бабушка, родители на похороны меня не взяли.
   Бобби умер от лейкемии. Ее обнаружили два года назад, но его организм был настолько могучий (он всегда был лучше всех в спорте), что долго сопротивлялся. Сначала ему определили жить полгода, однако он всех обманул и немного поправился... даже иногда ходил гулять. Но он становился другим человеком, когда кого-нибудь встречал. Потом год назад ему снова стало хуже, как мне рассказывал его брат, кривая в его истории болезни повернулась на 90 градусов и пошла вниз. Я бросил взгляд на его тело. Первый раз я увидел смерть. Лицо его похудело и покрылось морщинами, он стал сильно походить на обезьяну, а волосы сбились на черепе серыми пучками. Ему можно было дать шестьдесят, а ведь ему было шестнадцать. Невероятно, насколько тощими стали у него руки... словно перед тобой положили скелет человека, которого ты знал.
   На улице я почувствовал себя в непонятках, как если бы только что посмотрел четырехчасовой фильм, в который не врубился. Весь вечер думал о лице Боба и о смерти. Чуть не чокнулся и даже выпил пару снотворных, но, по-моему, они не подействовали как надо.
 
    Крутая частная школа, где я учусь, расположена всего в нескольких кварталах от центрального парка. Соответственно, осенью, если тепло, уроки физкультуры проходят в парке, и, как правило, мы играем в американский футбол. С одной стороны, провести часок в парке два раза в неделю клево, но с другой, хуевой, стороны, мы обязаны красоваться в похабных спортивных шортиках и беленьких маечках. Остальных уродов из нашего класса это нисколько не напрягает, но лично мне неприятно, когда местные нигеры и пуэрториканцы нас освистывают и обзывают богатыми пидорами...
   Только подумать, я мог бы навешать пиздюлей любому вякающему по моему адресу мудиле, так что он улетит с баскетбольной площадки прямо в Голландию, если бы стоило марать руки. Но сегодня я надел джинсы заместо того говна и пошел в конце толпы наших деток, и все было прекрасно, пока меня не засек директор и не попотчевал очередной лекцией о «правилах» школы. Правила, мать их, кого ебет, что я ношу... А мистер Дулитл, мужик, который ведет у нас физ-ру, вдобавок еще и тренер по баскетболу, и поэтому он мозги мне никогда не трахает.
   Зато сегодня, когда мы пришли в парк, я отстал от остальных и маленько покурил косяк, прогуливаясь по тропе, где ездят на лошадях. Приперся на поле и включился в игру, играл вяло и нелепо, но было прикольно несмотря на то, что у меня несколько нарушилась координация. Ну ладно, занятие окончилось, тренер посвистел в свою смешную дуделку, и пришло время возвращаться на занудный урок по латинскому. Хотя сегодня все будет не так снотворно, подумалось мне, поскольку у меня еще осталось больше чем полракеты. Я отстал от остальных, заныкался в каких-то кустах и взорвал, чтобы Вергилий показался мне гораздо увлекательней обычного. Все было классно, но не долго. Вдруг я услышал, как ко мне стремительно приближается стук копыт, и понял, что это не Одинокий Рейнджер и Тонто. Вот блядь! Оказалось, два копа из конного патруля неспешно приближаются к несчастному кустарнику. Едва я успел сныкать косой в заднем кармане, как один из легавых соскочил с коняги прямо передо мной, сидящим в этих несчастных кущах... «И какого черта ты тут спрятался, грязный урод? По-моему, я все правильно понял». Я взглянул на этого мужика, как на плод моего воспаленного воображения, и сказал, что пришел сюда тайком покурить после урока физкультуры, который проходил здесь, в парке. Синий брат поинтересовался, и где же мой учитель, но он с классом уже, наверное, вернулись в школу, что я и сообщил тому дядьке. Он скомандовал мне вылезать из кустов, а я подумал, блин, хорошо, что он не начал искать косяк. С другой стороны, что, по их мнению, я тут делаю, уроки что ли прогуливаю? Вот теперь мы могли друг друга замечательно рассмотреть, и он шепнул своему коллеге что-то насчет того, что я подхожу под какое-то описание. Поднял глаза на второго копа, продолжающего восседать на своей коняшке, и, ебать-копать, это Стив Малоун, тренер из клуба, куда я ходил в нашем старом районе. «ДЖИМ? — он едва не свалился с лошади. — Какого черта ты здесь делаешь?» Дальше последовал несколько туповатый диалог «Учусь в школе, здесь, через квартал... пошел... играли в футбол... на физкультуре, ну, ты понимаешь... пошел курить... сныкался тут... Стив, офигенно рад тебя видеть». Сам понял, что речь отдает маразмом, попытался повторить сначала, но он меня перебил, велел так не нервничать и рассказал, что они ищут другого чувака, изнасиловавшего на днях в окрестных кустах маленькую девочку, у него рыжие волосы, и потому они, когда заметили меня, приняли за него. Потом кивнул своему товарищу и сообщил ему, кто я такой... Короче, он завел речь о том, как я здорово забросил мяч, и наша команда победила в чемпионате, похвастался, как мудро он поступил на том матче, придержав меня в запасе, а после бросив против измотанного соперника. Я глядел на него, будучи укуренным, и продолжал беспокоиться насчет травы, а тот все трещал про извращенцев, которые ебут детей, и закончил свой треп историей о том, как он на банкете, устроенном Лигой, произнес речь по поводу присвоения ему звания тренера года. Я опаздывал на пол-урока по латинскому. Наконец, я сказал ему, что возвращаюсь в школу. В ответ он лишь кивнул и слегка махнул рукой, продолжая распинаться о своем ебучем баскетболе, а тот второй мужик внимательнейшим образом его слушал. Потом распиздился Стиву, каким он сам был тренером во Флэтбуше или как там его. Я заявился на латынь перед самым звонком, притворился хромающим, сочинив, как я ушибся на физкультуре, и мне пришлось идти к медсестре. Препод повелся.
 
    Сегодня по поводу Дня Благодарения в нашей школе проходило ежегодное мероприятие в пользу обездоленных и голодных негров, которых, как нам рассказывали, на Юге полным-полно. Каждый, кто находит возмутительно несправедливой нищету Юга, должен отказаться от приема пищи в знак протеста. Не сомневаюсь, голодному негру из штата Миссисипи приятно узнать, что сегодня я не поел ланча. Откровенно говоря, меня смущала перспектива оказаться единственным уродом, кто позавтракал в школе, и я сбегал за угол и приобрел чизбургер. Символические жесты несомненно приносят моральное удовлетворение, но, как ни крути, другого человека ими не накормишь. Кто-то дурит себя и остальных дурацкими замыслами, как, например, было сегодня. И что будет с едой, которую приготовили на этот день? Индейки и картофельное пюре, надо думать, засохнут, если мы пошлем их на Юг, хотя бы и авиапочтой. Следует добавить, что по Коламбус-авеню шляются целые сотни чуваков, кого бы порадовала халявная еда. Но ведь некоторые из них могут оказаться наркоманами, и, разумеется, они загадят всю столовую, и нашим чернокожим уборщицам придется изрядно попотеть, чтобы все привести в порядок. Предлагаю завтра символически сунуть старую барабанную палочку в жопу тому, у кого такое жалостливое сердце, что он устроил эту показуху.
 
    Мой школьный приятель, упертый марксист Банти Гарден сегодня днем забил со мной стрелку и мы, вместе с его грудастой телкой, потащились на Блейкер-стрит смотреть какие-то старые фильмы с Богартом [10]. Богарт, кстати, в свое время проучился в нашей школе три года, но его выперли за неуспеваемость. Однако это неважно. Мы встретились на хате у его телки, поскольку ее предки свалили, и там меня ждала Мелоди, которая должна была стать моей подругой на тот день. Странная девчонка. Не в смысле уродина... просто странная: около пяти футов ростом, полноватая, с длинными волосами, мордашка круглая и из-за огромных глазищ похожа на выражение лица старинной куклы. И застывший непонятный взгляд, отчего она напоминает мне детишек из кино «Деревня проклятых». Еще я сразу обратил внимание на ее баллоны. Таких огромных у четырнадцатилетней девчонки я раньше не встречал. Реальные арбузы. И, понятное дело, без ума от Маркса, носит рабочую блузу и джинсы (стандартная экипировка)... узнаю таких за километр. Еще я удивился, когда по дороге в киношку она спросила, взял ли я с собой «план», и по ее тону я догадался, что лучше отвечать отрицательно, и сказал «нет». Тогда она погнала насчет «люди иногда начинают вести себя странно», когда принимают новые наркотики, и с точки зрения долбанутого общества кажутся жуткими исчадиями ада и все такое, о чем она прочла или в «Life» или где-то еще. Я понял, что она как огня боится кислоты, начитавшись всякого дерьма в газетах, но причем тут трава? У меня, вообще-то, было с собой децл, я-то полагал, что все в их компании курят. Потом в кино был прикол. Я попробовал эту дуру обнять, а она отпихнула мою руку и пробормотала: «Всему свое место и время». Боже праведный, кто в нашем возрасте ходит в кино, чтобы смотреть фильм? Ну и фиг с ней, я стал смотреть на старикана Хамфри. На обратном пути на квартиру я снова решил ее обнять и она опять меня отшила, сообщив ту же херню: «Всему свое место и время». А я-то думал, что снял девку, свихнувшуюся насчет антивоенных демонстраций и прочего гемора, поскольку раньше неоднократно цеплял богатых телок с коммунистическими убеждениями, и они чуть ли не насиловали. А тут, мать ее, чувиха... с такими гигантскими прыгающими перед моим носом буферами, и такой бесполезняк. Я решил сваливать: день коту под хвост, полный отстой, Банти — козел, с радостью дал бы ему по ебалу. Вот сука! Я даже купил ей билет, чего сам от себя не ожидал. Короче, мы пришли домой, завели пластинку Дилана, и тут, на тебе, она, помахивая сиськами, встает и шепотом зовет меня в одну из спален. Охуеть... Решил, что придется выслушать очередную теорию из «Капитала», но ведь этот гон обычно завершает трах. Узнал об этом позже. А сейчас обнаружил себя на кровати с расстегнутой ширинкой, а моя рука, наконец-то, оказалась на ее драгоценной пизде. Она перестала походить на старинную куклу. Когда я засадил ей, она хихикнула: «Видишь, всему свое место и время. Теперь пора».

Зима 65-го

    Вечером ходили на игру «Knicks» в Гардене вместе с Кевином Долоном, Йоги, его кошмарной чувихой Маффи и Нардо Пу. «Knicks» впервые за два года выиграли у «Celtics», завсегдатаи Гардена, громко чавкающие сигарами, как всегда, охуевали от собственных балконных тусовок. Они обожают смотреть, как лажает Билл Рассел, и, мать их, они его реально опустили, бедняга Рассел сегодня играл на редкость херово. В защите от него толку никакого. Честно говоря, проявил себя полным говном. Все подборы за него делал старина Джонни Грин, а сам Билл постоянно мазал. В общем-то, его броски никогда не были выдающимися, но сегодня они отличались особой отвратностью. В один момент, ближе к концу, он был всего в полуметре от корзины, как какой-то пьяный уебок крикнул: «Бросай, попутный ветер тебе в спину, ты, ты, козел!» Услышал, как лохи на скамье «кельтов» отпустили на сей счет какие-то едкие замечания. Вообще, «Knicks» обязаны выдать мне бесплатный абонемент на все свои домашние матчи. Я честно посетил девятнадцать их домашних играх за последние пару лет, и они не проебали ни одной... и все торчат на последнем месте каждый год. Клянусь могилой матери... точнее, могилой бабушки, ведь моя мама пока жива.