Кестнер Эрих. Трое в снегу

   -- Она находит это романтичным.
   -- Это называется романтикой? -- спросил он. -- Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.
   Минуту спустя он засмеялся.
   -- Что такое? -- спросила Маллебре.
   -- Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.
   -- У меня разыгрался аппетит, -- заявила она сердито.
   -- Я даже знаю на что, -- сказал он.
   Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.
   Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.
   -- Вы позволите мне вставить словечко? -- скромно спросил молодой человек.
   -- Пожалуйста!
   -- У вас в номере есть сиамские кошки?
   Она обеспокоенно посмотрела на него.
   -- Или другие твари? -- спросил он еще.
   Она засмеялась.
   -- Будем надеяться, что нет!
   -- Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек.
   -- Нет, господин кандидат, -- ответила она. -- Сожалею. В моем номере я единственное живое существо. Вы живете тоже на четвертом?
   -- Нет, -- сказал он. -- Я хочу только знать, почему у меня в номере завелись три сиамские кошки.
   -- Можно взглянуть на ваших зверюшек? -- спросила она. -- Я больше всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите?
   -- У меня мало опыта с кошками, -- сказал он неосторожно.
   Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом:
   -- Тогда берегитесь, господин ученый. Я -- кошка.
   К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик. А через несколько минут Хагедорн очутился в громкоголосом окружении сгорающих от любопытства гостей отеля.
   Госпожа Каспариус нагнулась к нему:
   -- Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок!
   Такая прыть была ему внове.
   -- Думаю, что они уже спят, -- сказал он.
   -- Мы их не потревожим, -- сказала она. -- Мы будем тихо-тихо. Обещаю вам.
   Подошел кельнер и протянул ему записку. Текст гласил: "Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться с господином Хагедорном в баре на несколько минут для переговоров. Кессельгут".
   Молодой человек поднялся.
   -- Извините, пожалуйста, -- сказал он госпоже Каспариус. -- Со мной хочет поговорить человек, который может оказаться для меня очень полезным. Удивительный отель! -- Поклонившись, он ушел.
   Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой.
   Госпожа фон Маллебре не дала себя провести. От удовлетворения она впилась пальцами в подлокотник кресла, однака промахнулась и ущипнула барона за руку.
   -- Это обязательно, почтеннейшая? -- спросил тот с легким стоном.
   Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель вместе, и поздравил с первым призом конкурса. Затем он пригласил молодого человека на рюмку джина. Они уселись в углу.
   У стойки на табуретах сидели брат и сестра Мареки с индийским колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском.
   На диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из Саксонии. Остальные посетители бара имели удовольствие слушать их гнусаво-неразборчивый сердечный дуэт. (Саксонский диалект, известно, как никакой другой подходит для выражения нежных чувств.) Даже бармен Джонни утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал без всякой нужды колоть лед. Служащему отеля не положено смеяться над постояльцами.
   -- Если сравнить немецкий язык со зданием, -- заметил Хагедорн, -- то можно сказать, что в Саксонии протекла крыша."
   Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал:
   -- Буду откровенным, господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли я быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста.
   -- Я не щепетилен, -- ответил молодой человек. -- Было бы здорово, если бы вы мне помогли. Помощь нужна. -- Он отпил глоток. -- Приятная штука. Да, я уже несколько лет безработный. Директор фирмы "Путцбланк", когда я справился у него о рабочем месте, пожелал мне хорошо отдохнуть в Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я хочу работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость денег! А вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас!
   Кессельгут ласково посмотрел на него.
   -- У концерна Тоблера кроме "Путцбланк" есть другие заводы., -- сказал он. -- И не только заводы. Вы Специалист по рекламе?
   -- Да! -- ответил Хагедорн. -- И уверяю вас, не из худших, если позволите.
   Кессельгут кивнул:
   -- Позволяю!
   -- Что вы скажете о таком варианте? -- оживился молодой человек. --Сегодня вечером пошлю матери вторую открытку, То, что я доехал целым и невредимым, я ей уже сообщил, Она запакует мои работы в картонку, и самое позднее через три дня собрание произведений Хаге-дорна будет в Брукбойрене. Вы хоть немного разбираетесь в рекламе, господин Кессельгут?
   Иоганн честно покачал головой,
   -- Тем не менее мне хочется посмотреть работы, а потом я отдам, -- он тут же поправился, -- потом я отошлю их с припиской тайному советнику Тоблеру. Так будет лучше всего,
   Хагедорн выпрямился и побледнел,
   -- Кому вы хотите послать этот хлам? -- спросил он.
   -- Тайному советнику Тоблеру, -- ответил Кессельгут. -- Я знаю его двадцать лет.
   -- Хорошо знаете?
   -- Встречаюсь с ним ежедневно.
   У молодого человека сперло дыхание.
   -- Ну и денек, -- сказал он, -- рассудок можно потерять. Многоуважаемый господин, не шутите, пожалуйста, со мной, Я говорю очень серьезно, Тайный советник Тоблер читает ваши письма?
   -- Он дорожит моим мнением, -- гордо заявил Иоганн.
   -- Мои работы наверняка ему понравятся, -- сказал Хагедорн. -- В этом отношении у меня мания величия, Она ничего не стоит, но поддерживает хорошее настроение. -- Он поднялся, -- Отправлю сейчас матери открытку экспресс-почтой, Но я вас еще застану?
   -- Буду очень рад, -- сказал Кессельгут. -- Не будучи знакомым, передаю привет вашей матушке,
   -- Она у меня молодец, -- сказал Хагедорн. Дойдя до Двери, он обернулся. -- Один вопросик, господин Кессельгут: у вас в номере есть кошки?
   -- Не обратил внимания, -- ответил тот. -- Думаю, что нет.
   Пересекая холл, Хагедорн неожиданно столкнулся с госпожой Каспариус. Она была закутана в норку и обута в опушенные мехом ботики. Рядом с ней шел в шубе торговец антиквариатом Ленц.
   -- Пойдете с нами? -- спросила дама. -- Мы идем на эспланаду. Там сегодня бал на открытом воздухе. Разрешите вас познакомить? Господин Хагедорн -- господин Ленц.
   Господа поздоровались.
   -- Присоединяйтесь, господин Хагедорн! -- сказал толстяк Ленц. -- Наша милая дама страсть как любит танцевать. Впрочем, и танцует страстно. А я со своей фигурой не очень-то смогу прижиматься. Я слишком выпуклый.
   -- Извините, мне надо сейчас написать письмо, -- сказал Хагедорн.
   -- Почта работает весь день, -- сказала госпожа Каспариус. -- А танцуют только вечером.
   -- Письмо надо отправить сегодня, -- сказал Хагедорн с сожалением. --Проклятые дела! -- И он поспешно удалился.
   Госпожа фон Маллебре, увидев его, подала знак барону. Тот поднялся, преградил с улыбкой молодому человеку дорогу, представился и спросил:
   -- Вы разрешите познакомить вас с очаровательной женщиной?
   -- Прошу, -- ответил сердито Хагедорн и подчинился общепринятой церемонии. Келлер сел, а молодой человек остался стоять, проявляя нетерпение.
   -- Боюсь, мы вас задерживаем, -- сказала Маллебре.
   Ее голос звучал на терцию ниже обычного. Она стремилась произвести эффект. Келлер улыбался. Он знал акустическую тактику госпожи фон Маллебре.
   -- Сожалею, но вы правы, -- сказал Хагедорн. -- Почта! Проклятые дела!
   Маллебре неодобрительно покачала головой, тряхнув черными завитыми волосами.
   -- Вы же здесь, чтобы отдыхать.
   -- Заблуждение, -- ответил он. -- Я приехал,
   что меня послали сюда за выигранный приз на конкурсе.
   -- Присаживайтесь, -- сказала Маллебре.
   Люди за соседними столиками с любопытством прислушивались к разговору.
   -- Очень любезно с вашей стороны, -- сказал Хагедорн. -- Но мне нужно идти. Всего хорошего.
   Он ушел.
   Барон Келлер засмеялся.
   -- Вот и незачем было торопиться с ужином, почтеннейшая.
   Маллебре посмотрелась в зеркало пудреницы, припудрила свой аристократический нос и сказала:
   -- Поживем -- увидим.
   На лестнице Хагедорн встретил Шульце.
   -- Промерз до костей, -- пожаловался тот. -- У вас в номере тоже не топят?
   -- Да нет же, -- ответил Хагедорн. -- Не хотите ли заглянуть ко мне? Я должен написать домой. Со мной случилось невероятное происшествие. Угадайте! Нет, никто не догадается. Подумайте только: я сейчас разговаривал с господином, который лично знает старого Тоблера! И ежедневно с ним встречается! Что вы на это скажете?
   -- Быть того не может, -- сказал Шульце и последовал за молодым человеком на второй этаж.
   Хагедорн включил свет.
   Шульце показалось, что он видит сон: гостиная, спальня, облицованная кафелем ванная. Что это значит? -- подумал он. Не настолько же лучше его решение конкурсных задач, чтобы мне всучили жалкую каморку под крышей, а ему такую анфиладу.
   -- Хотите выпить? -- спросил Хагедорн. Он налил в рюмки французского коньяку. Лауреаты чокнулись.
   В дверь постучали.
   -- Войдите! -- крикнул Хагедорн. Вошла горничная.
   -- Я хотела только спросить, господин уже ложится спать? А то я принесла кирпич.
   Хагедорн наморщил лоб.
   -- Что принесли?
   -- Кирпич, -- повторила девушка. -- Его нельзя класть в постель слишком рано, а то он остынет.
   -- Вы что-нибудь понимаете? -- спросил Хагедорн Шульце.
   -- Не совсем, -- ответил Шульце и, обращаясь к горничной, сказал: --Господин еще не собирается спать. Принесите ваш кирпич попозже.
   Горничная вышла.
   Хагедорн, растерянный, погрузился в мягкое кресло.
   -- Вам горничная тоже принесла нагретый кирпич?
   -- Никоим образом, -- ответил Шульце. -- Уж не говоря о коньяке. -- Он размышлял.
   -- А сиамских кошек? -- Хагедорн показал на корзинку.
   Шульце схватился за голову, присел на корточки и стал разглядывать спящих котят. При этом не удержался и сел на ковер. Один котенок проснулся. Потянувшись, он вылез из корзинки и устроился на фиолетовой штанине Шульце.
   Хагедорн писал открытку матери.
   Шульце, улегшись на живот, играл с котенком. Потом проснулся второй, сонно посмотрел через край корзинки и после долгих размышлений тоже вылез на персидский ковер. У Шульце теперь прибавилось забот.
   Хагедорн, взглянув на эту сцену, улыбнулся и сказал:
   -- Осторожнее! Они царапаются!
   -- Не беспокойтесь, -- заявил человек на ковре. -- Я умею с ними обращаться.
   Оба котенка играли на пожилом господине в салки. Когда он их придерживал, они мурлыкали от удовольствия. Я чувствую себя как дома, подумал он. И когда эта мысль пришла ему в голову, его осенило.
   Хагедорн закончил писать открытку, а Шульце положил двух котят обратно в корзинку к третьему. Они вопросительно смотрели на него, щуря черные глаза и довольно поводя хвостами.
   -- Я скоро приду к вам опять, -- сказал он. -- А сейчас спите, как положено маленьким послушным кискам!
   Потом он уговорил молодого человека передать открытку горничной, которая отнесет ее на почту.
   -- За мной реванш, -- сказал Шульце. -- Вы должны посмотреть мой номер. Идемте!
   Они отдали открытку горничной и вошли в лифт.
   -- Фамилия любезного господина, который хорошо знает старого Тоблера, Кессельгут, -- рассказывал Хагедорн. -- Мы прибыли с ним одновременно. А четверть часа назад он спросил меня, не надо ли мне его содействия в концерне Тоблера. Считаете ли вы возможным, что он способен это сделать?
   -- Почему бы и нет? -- сказал Шульце. -- Если он хорошо знает старого Тоблера, то уж справится с этим.
   -- Но отчего совершенно посторонний человек решился мне помочь?
   -- Наверное, вы ему симпатичны, -- сказал Шульце. Такое объяснение, видимо, показалось кандидату наук недостаточным.
   -- Разве я симпатичен? -- спросил он удивленно. Шульце улыбнулся.
   -- Даже чрезвычайно!
   -- Извините, это ваше личное мнение? -- спросил молодой человек, покраснев.
   -- Это мое твердое убеждение, -- ответил Шульце и тоже смутился.
   -- Славно, -- сказал Хагедорн. -- То же самое вызываете и вы у меня.
   Помолчав, они доехали до пятого этажа.
   -- Вы живете на громоотводе? -- спросил Хагедорн, когда Шульце начал подниматься по лестнице на шестой этаж.
   -- Еще выше, -- ответил тот.
   -- Господин Кессельгут хочет послать Тоблеру мои работы, -- сообщил Хагедорн. -- Надеюсь, старый миллионер кое-что смыслит в рекламе. Ну вот, опять я завел свою шарманку, да? Но это не выходит у меня из головы. Я сбился с ног, мотаясь по Берлину уже не первый год. Почти каждый день меня отфутболивают куда-нибудь еще. Наконец, увозят в Альпы. И едва я там появляюсь, как совсем чужой человек спрашивает меня, не хочу ли я служить в концерне Тоблера.
   -- Желаю удачи, -- сказал Шульце. Они шагали по узкому коридору.
   -- Когда я заработаю денег, то отправлюсь в большое путешествие вместе с матерью, -- заявил Хагедорн. -- Может быть, на озера в Северной Италии. Мать была только в Свинемюнде и Гарце. Для шестидесятилетней женщины это мало, не правда ли?
   Шульце был того же мнения. Пока молодой человек рассказывал о выигранных призах и связанных с ними географических познаниях, Шульце возился с дверным замком. Открыв дверь, он зажег свет.
   Стокгольм и шхеры застряли у Хагедорна в горле. Он уставился бессмысленным взглядом на убогую каморку. После долго молчания он сказал:
   -- Вы меня разыгрываете!
   -- Входите, входите! -- пригласил Шульце. -- Присаживайтесь, пожалуйста, на кровать или в умывальный таз! Где угодно!
   Хагедорн поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы.
   -- Холод полезен для здоровья, -- сказал Шульце. -- В крайнем случае не сниму домашние туфли, когда лягу спать.
   -- Даже шкафа нет, -- сказал Хагедорн, оглядевшись. -- Как вы все это объясняете? Мне даруют шикарный апартамент. А вас премируют чердачной конурой и собачьим холодом!
   -- Есть единственное объяснение, -- сказал Шульце. -- Вас приняли за кого-то другого! Кто-то осмелился подшутить. Возможно, он распустил слух, что вы престолонаследник Албании. Или сын мультимиллионера.
   Хагедорн показал залоснившиеся рукава пиджака и поднял ногу, демонстрируя библейский возраст ботинка.
   -- Я похож на них?
   -- Именно поэтому! Есть немало экстравагантных личностей среди тех, кто в состоянии оплатить свои сумасбродства.
   -- Я не страдаю сплином, -- сказал Хагедорн. -- Я не наследник престола и не миллионер. Я проклятый бедняк. Моя мать пошла в сберкассу, чтобы я смог разок-другой выпить пива. -- Он с яростью стукнул кулаком по столу. -- Вот! А теперь я пойду к директору отеля и скажу, что его одурачили и чтобы меня немедленно переселили сюда наверх, рядом с вами, в нетопленую собачью конуру! -- Он шагнул к двери.
   Тоблер понял, что его затея в опасности. Он схватил молодого человека за пиджак и усадил на единственный стул.
   -- Дорогой Хагедорн, не делайте глупостей! От того, что вы поселитесь в ледяной ящик рядом со мной, мы оба ничего не выиграем. Будьте умницей! Оставайтесь таинственным незнакомцем! Сохраните ваш номер, чтоб я знал, куда мне пойти, если замерзну! Пусть вам носят коньяк, черт возьми, бутылку за бутылкой, и положат в постель сто горячих кирпичей! Кому от этого плохо?
   -- Ужас! -- сказал молодой человек. -- Завтра утром придет массажист.
   -- Массаж полезен! -- засмеялся Шульце.
   -- Знаю, -- сказал Хагедорн. -- Усиливает кровоснабжение кожи. -- Он хлопнул себя по лбу. -- А швейцар собирает почтовые марки! Мистификация хорошо продумана! И я, дурень, вообразил, что люди здесь душевные от природы. -- С обиженным видом он швырнул конверт, наполненный марками, на стол.
   Шульце профессионально проверил содержимое конверта и сунул его в карман.
   -- У меня замечательная идея, -- сказал Хагедорн. -- Вы переселитесь в мой номер, а я буду жить здесь. Директору скажем, что он ошибся. Престолонаследник Албании -- вы! Хорошо?
   -- Нет, -- возразил Шульце. -- Для наследника я слишком стар.
   -- Бывают и старые наследники, -- заметил Хагедорн.
   -- А уж за миллионера меня никто не примет! -- сказал Шульце. -- Вы только представьте: я -- миллионер! Умора!
   -- Во всяком случае, убедительного впечатления вы не производите, --откровенно признался Хагедорн. -- Но я не хочу быть кем-то другим!
   -- Сделайте это ради меня! -- попросил Шульце. -- Мне так понравились котята.
   Молодой человек почесал в затылке.
   -- Ну ладно, -- согласился он. -- Но перед отъездом мы повесим объявление на черной доске, в котором сообщим, что отель стал жертвой обмана какого-то шутника. Да?
   -- Это не к спеху, -- сказал Шульце. -- Прошу вас, останьтесь пока загадкой!
   Глава восьмая
   СНЕГОВИК КАЗИМИР
   Публика была шокирована, увидев обоих, когда они шли рядом через холл. Какая бесцеремонность! Ну что может быть общего между таинственным миллионером и единственным в отеле бедняком! Уж настолько реалистично ему незачем играть свою роль!
   -- Убиться можно! -- сказал Карл Отважный, стоя возле швейцара. -- Ох, этот Шульце! Уму непостижимо!
   -- Каспариус и Маллебре -- обе уже охотятся за молодым, -- сообщил дядюшка Польтер. -- Он был бы у любой как у Христа за пазухой!
   -- Сравнение верно лишь отчасти, -- заметил директор. (При случае он был склонен к педантичности.)
   -- Пожалуй, я придумаю для господина Шульце какое-нибудь побочное занятие, -- сказал швейцар. -- Иначе его не оторвешь от миллионера.
   -- Может быть, он скоро уедет, -- сказал Кюне. -- В чердачной каморке, которую мы ему подыскали, вряд ли он надолго застрянет. Еще ни одна горничная, ни один коридорный не выдерживали там.
   Дядюшка Польтер знал людей лучше. Он покачал головой.
   -- Ошибаетесь. Шульце останется. Шульце упрямец. Директор отеля последовал за двумя странными постояльцами в бар.
   Играла капелла. Несколько элегантных пар танцевали. Колониальный офицер Салливан пил по старой привычке чистое виски и уже перебрал. Оседлав табурет у стойки и выпучив глаза, он явно принимал "Брукбойрен" за какой-нибудь гарнизонный клуб в Северной Индии. :
   -- Позвольте вас представить друг другу? -- спросил Хагедорн и познакомил тайного советника Тоблера с его слугой Иоганном.
   Они уселись за столик. Кессельгут заказал всем коньяк. Шульце, откинувшись на спинку стула, растроганно и вместе с тем иронически разглядывал давно знакомое лицо.
   -- Господин Хагедорн мне только что рассказал, что вы знаете тайного советника Тоблера, -- сказал Шульце.
   Кессельгут был не совсем трезв. Он пил не для того, чтобы напиться. Он был добросовестным человеком и не забывал, что вынужден тратить ежедневно не менее сотни марок.
   -- Знаю, и даже очень хорошо, -- заявил он, весело подмигнув Шульце. --Мы почти все время вместе!
   -- Вы, как я предполагаю, компаньоны? -- спросил Шульце.
   -- Предполагаете? -- с важным видом переспросил Кессельгут. --Позвольте! Мне принадлежит процветающая пароходная линия. Мы заседаем вместе в наблюдательном совете. Прямо друг около друга!
   -- Черт побери! -- воскликнул Шульце. -- Это какая же линия?
   -- Об этом мне не хотелось бы говорить, -- сказал Кессельгут важно. --Но она не самая маленькая.
   Они выпили. Хагедорн поставил рюмку, вздернул верхнюю губу и сказал:
   -- Ничего не смыслю в спиртном. Но коньяк, если не ошибаюсь, отдает мылом.
   -- Должен отдавать, -- объяснил Шульце. -- Иначе грош ему цена.
   -- Можем попробовать что-нибудь другое, -- предложил Кесссельгут. --Кельнер, что у вас не отдает мылом?
   Но это был не кельнер, а директор отеля, подошедший к их столику. Он спросил молодого человека, нравится ли ему его номер.
   -- Да, да, -- ответил Хагедорн, -- в общем и целом вполне.
   Господин Кюне заверил, что он считает себя счастливым. Потом по его знаку бармен Джонни и кельнер принесли бутылку шампанского в ведерке со льдом и два бокала.
   -- Приветственный глоточек, -- сказал директор, улыбаясь.
   -- А мне дадут бокал? -- невинно спросил Шульце. Кюне покраснел. Кельнер принес третий бокал и наполнил его. Попытка игнорировать Шульце не удалась.
   -- За ваше здоровье! -- весело воскликнул тот. Директор исчез, чтобы излить свое последнее горе швейцару.
   Шульце встал, постучал по своему бокалу и поднял его. Сидевшие в баре гости недружелюбно смотрели на бедняка.
   -- Выпьем за то, -- сказал он, -- чтобы господину Кессельгуту удалось что-нибудь сделать для моего молодого друга у старого Тоблера!
   Иоганн хихикнул.
   -- Сделаю, сделаю, -- пробормотал он и осушил бокал.
   -- Дорогой Шульце, -- сказал Хагедорн, -- мы с вами только недавно познакомились. Но в такой момент, наверное, следует спросить, не может ли господин Кессельгут что-нибудь предпринять и для вас?
   -- Неплохая идея, -- заметил Шульце. Иоганн Кессельгут, смеясь, сказал:
   -- Я порекомендую тайному советнику Тоблеру взять на службу и господина Шульце. Кто вы по профессии?
   -- Тоже специалист по рекламе, -- ответил Шульце.
   -- Вот было бы здорово, если бы мы работали в одном отделе, --размечтался Хагедорн. -- Шульце и я отлично понимаем друг друга. Мы обновили бы в корне всю рекламу концерна. Ведь то, что я видел в прессе последнее время, кошмар.
   -- Неужели? -- спросил Шульце.
   -- Примитивное дилетантство, -- заявил молодой человек. -- Отдел рекламы в таком концерне может работать гораздо интереснее. Мы покажем Тоблеру, на что способны два профессионала. Между прочим, он симпатичный человек?
   -- Ну да, -- сказал Иоганн Кессельгут. -- Мне он нравится. Конечно, это дело вкуса.
   -- Ладно, посмотрим, -- сказал Хагедорн. -- Выпьем за него! За здоровье старого Тоблера!
   Они чокнулись.
   -- Пусть будет здоров, -- сказал Кессельгут и ласково посмотрел господину Шульце в глаза.
   После того, как была выпита бутылка, презентованная Карлом Отважным, владелец пароходной линии Кессельгут заказал еще одну. Они удивлялись, что, несмотря на дальнюю дорогу, не чувствовали усталости. И приписали это высокогорному воздуху. Потом они перекочевали ниже, в пивной погребок, ели вареную телячью колбасу и пили мюнхенское пиво.
   Но оставались там недолго. Эффектная женщина из Польши, которая прибыла вечером, уединилась с мистером Брайеном в темном углу, и Хагедорн сказал:
   -- Боюсь, что мы помешаем международным контактам.
   Когда они вернулись в бар, народу там прибавилось. Госпожа фон Маллебре и барон Келлер сидели у стойки, пили коктейль и грызли кофейные зерна. Госпожа Каспари-ус и толстый господин Ленц вернулись с эспланады и играли в кости. Солидная группа краснощеких голландцев галдела за большим круглым столом. А саксонская супружеская пара насмехалась над акустической беспардонностью голландского языка.
   Потом тапера оттеснил один из голландцев. Тут же встали из-за стола темпераментные земляки и, несмотря на смокинги и светские вечерние платья, начали отплясывать истинно народные танцы. Салливан сполз с табурета и, поскольку фройляйн Марек заупрямилась, принял участие как солист в народном гулянье, хотя еле держался на ногах.
   Это продолжалось минут двадцать. Тапер снова завладел своим законным табуретом-вертушкой.
   -- Потанцуйте же наконец с какой-нибудь из ваших поклонниц! -- сказал Шульце Хагедорну. -- Бабы глаз с вас не сводят! Сил нет терпеть!
   Молодой человек покачал головой.
   -- Они же не на меня смотрят, а на престолонаследника Албании.
   -- Ну и что, подумаешь! -- возразил Шульце. -- Меня бы это не остановило. Главное -- произвести эффект.
   Хагедорн обратился к Кессельгуту:
   -- Здесь, в отеле, меня принимают не то за внука Рокфеллера, не то за переодетого королевича...
   -- Непостижимо! -- сказал Кессельгут, стараясь сделать изумленное лицо. -- Бывает же такое!
   -- Прошу вас, пусть это останется между нами! -- сказал Хагедорн. -- Я бы охотно разъяснил в дирекции недоразумение, но Шульце отсоветовал.
   -- Господин Шульце прав, -- сказал Кессельгут. -- Без шуток -- не до смеха!
   Внезапно капелла заиграла туш. Господин Хелтаи, профессор танцевального искусства и устроитель карнавалов, вышел на паркет, похлопал в ладоши и воскликнул:
   -- Господа, дамы приглашают кавалеров!
   Он повторил объявление по-английски и по-французски. Публика засмеялась. Многие дамы поднялись с мест. Госпожа Каспариус тоже. Она направилась прямо к Хагедорну. Госпожа фон Маллебре побледнела и с кривой улыбкой пригласила барона.
   -- Ну, теперь за дело! -- приказал Шульце. Госпожа Каспариус сделала чересчур усердный книксен и сказала:
   -- Вот видите, господин кандидат, от меня не ускользнешь.
   -- "Здесь женщины -- гиены сами..." (Ф.Шиллер "Песнь о колоколе") --продекламировал Шульце, который никогда не терялся. Однако бременская дама и Хагедорн его уже не слышали. Танец начался.
   Шульце прошептал Кессельгуту:
   -- Я иду в холл. Незаметно следуйте за мной! И захватите приличную сигару!
   Затем он покинул бар.
   Тайный советник Тоблер сидел со своим камердинером Иоганном в холле. Большинство столиков были свободны. Кессельгут раскрыл портсигар и спросил:
   -- Могу я пригласить вас на рюмку коньяку?
   -- Не задавайте дурацких вопросов, -- ответил Тоблер. Иоганн заказал. Господа курили и весело поглядывали друг на друга. Кельнер принес коньяк.