Страница:
– Итак, значит ты служил под его началом? Я помню, что его как-то взяли в плен язычники, и говорят, его выкупила какая-то женщина.
Деметрий, всегда готовый рассказать сплетню о ком угодно, поведал о жертве Мелиценты. И рассказывал он живо и правдиво, кроме того что себя он выдал за Вольного Соратника.
Браччиолини же под конец рассказа сделал заключение, что наместник поступил глупо, отдав изумруды.
– Он дал врагу оружие против себя.
– Но это оружие никогда не использовалось. Вспомните, что Перион тут же был принят на службу к королю Бернару. Так что Перион спрятал изумруды на черный день., закопал под дубом в Сан-Назаро, как он мне сказал. Думаю, они там покоятся до сих пор.
– Ну и ну, – сказал Браччиолини и замолчал. Деметрий, не глядя на него, перебирал струны лютни.
Браччиолини наконец произнес:
– Ты говоришь, их было восемнадцать? И все совершенно превосходны?
– А? Ах да, изумруды? Да, они безупречны, мессир. Самый маленький был больше яйца малиновки. Но я вспоминаю еще одну песню, которой научился в Накумере…
Деметрий спел о Кальмуре и ее пяти любовниках, которых она удовлетворяла одновременно. Он особенно старался выделить самые пикантные моменты. Но Браччиолини бормотал лишь одно слово: «Замечательно!», находясь мыслями где-то далеко. Затем он якобы вспомнил о каких-то делах и покинул комнату. Деметрий слышал, как тюремщик запер дверь снаружи и стал терпеливо ждать. Вскоре Браччиолини вернулся, одетый в доспехи, в руке у него был обнаженный меч.
– Парень, – его голос был резок, – я уверен, что ты мошенник, и также я уверен, что ты собираешься освободить этого негодяя, графа де ла Форэ. Уверен я и в том, что ты пытаешься дать мне взятку, чтобы я помог графу бежать. Ничего подобного я не сделаю, потому что, во-первых, это будет грубейшим нарушением присяги, а во-вторых, меня за это просто повесят.
– Мессир, я клянусь!.. – воскликнул Деметрий с хорошо разыгранным возмущением.
– К тому же я уверен, что ты мне все время лгал. Я не верю, что ты когда-либо видел графа де ла Форэ. И, конечно, я не верю, что ты являешься другом графа де ла Форэ, потому что в таком случае ты никогда не дошел бы до такого безрассудства, чтобы признаваться в этом. Такое заявление – хорошее основание для того, чтобы повесить тебя дважды. Короче, я уверен только в одном, а именно в том, что ты безумен.
– Говорят, что я лунатик, – ответил Деметрий, – но скажу тебе по секрету: с той стороны луны находится некая мудрость, и вот почему звезды такие радостные и восхитительные.
– Все это ерунда, – заметил тюремщик и продолжил: – Сейчас я собираюсь устроить тебе очную ставку с графом де ла Форэ. Если твоя история окажется ложью, тем хуже для тебя.
– Это правда, но благоразумные люди всегда закрывают двери перед тем, кто говорит правду.
– Ни к чему такие разглагольствования, – сказал Браччиолини и продолжил свою мысль: – В таком случае мессир де ла Форэ несомненно будет очень тронут твоей преданностью и тем, что ты разыскал его в то время, когда весь остальной мир от него отказался. Ты еще долго будешь вспоминать, как эта самая преданность тронула меня до такой степени, что я даровал тебе последнее свидание с твоим бывшим господином. Мессир де ла Форэ, естественно, поймет, что у человека, разорванного на четыре части, нет особой нужды в изумрудах. Он, повторяю, будет весьма тронут. Из наилучших чувств, из благодарности и чистой любезности он откроет тебе, где лежат эти камни, восемнадцать безупречных камней. Ну, а если этот негодяй, граф де ла Форэ, не выкажет надлежащих чувств, скажу тебе откровенно, для тебя будет хуже. А сейчас идем!
Браччиолини указал на дверь, и Деметрий покорно вышел из комнаты. Браччиолини следовал за ним, по-прежнему не убирая меч в ножны. Коридоры были пусты. Главный тюремщик об этом позаботился. Его позиция была проста. Будучи вооруженным, он, естественно, не боялся нападения двух человек: одного безоружного, а другого закованного в цепи. Если этот бродяга солгал, Браччиолини убьет его за такую дерзость. Собственная нелегкая юность научила его, что у бродячего певца никаких прав нет, что его можно безнаказанно бить и грабить, а можно и убить.
С другой стороны, если этот бродяга сказал правду…
Размышления о подобной жадности взбодрили Деметрия. Когда хорошо вооруженный тюремщик нагнулся, чтобы отпереть дверь темницы Периона, сильные и ловкие ладони наместника вцепились в горло Браччиолини, словно змеи, заглушив его крики.
Деметрий, который не вышел ростом, поднял тюремщика как можно выше, чтобы дергающиеся ноги не стучали о плиты пола и это не привлекло внимания других охранников, и старательно придушил свою добычу. Ключи, как заметил Деметрий, к счастью висели на поясе и не упали со звоном на пол. Все произошло совершенно бесшумно и заняло всего какие-то мгновения. Затем мечом Браччиолини Деметрий перерезал ему глотку. В этом Деметрий знал толк.
Деметрий вошел в темницу и распилил оковы на Перионе де ла Форэ. Затем он уложил труп тюремщика на койку, смыл все пятна перед дверью, так что не осталось никаких следов. Уходя, он запер освободившееся помещение и ухмыльнулся, наверно, так же, как Сатана, когда пал Иуда.
Благодаря предосторожностям, предпринятым Браччиолини, Деметрий и Перион спокойно выбрались из Сан-Алессандро, а затем и из Мегариды. И вновь они зашагали по знакомой дороге. Перион хотел было что-то сказать, но Деметрий проворчал: «Не сейчас, мессир». К вечеру они подошли к тому проходу в горах, ведущему к Сан-Назаро, где Перион сражался с дюжиной воинов.
Деметрий обернулся. Луна осветила лица воинов, и на лице Деметрия.появилась хитрая усмешка. Оно походило скорее не на лицо гордого правителя, а на вырезанную из дерева образину какого-нибудь старого водяного.
– Мессир де ла Форэ, – сказал Деметрий, – мы квиты. Сейчас наши пути разойдутся до тех пор, пока один из нас не встретит и не убьет другого. Что наверняка произойдет.
Было видно, что Перион глубоко разочарован.
– Ты – мошенник и плут, – сказал Перион, – потому что из-за своей гордыни подверг опасности свою проклятую жизнь – жизнь, от которой зависит жизнь Мелиценты! Тебе нужно было освобождать меня, в то время как твой отпрыск совершал гнусные подлости по отношению к Мелиценте! Я никогда не ненавидел тебя так, как сейчас!
Деметрий был весьма польщен.
– Вот что значит, – сказал он, – подставлять щеку и делать добро тому, кто тебя безжалостно использует в своих целях! Радуйся, рьяный слуга Любви и Христа. Я, без оружия и без гроша в кармане, нахожусь среди людей, которых я при всем желании не могу даже презирать. Вскоре этот сброд может схватить меня и сжечь заживо. Теодорет вполне настроен сделать из меня свечу, которая осветит его путь во владения вашего благородного Спасителя.
– Это правда, – ответил Перион. – Я не могу позволить, чтобы тебя убил кто-то другой, до тех пор пока не найду нужным сделать это сам.
Так беседовали эти двое, волей судьбы ставшие союзниками в борьбе против всего христианского мира. У Деметрия оставалось тридцать цехинов, а у Периона денег вообще не было. И тут Перион показал то кольцо, которое в знак любви дала ему много лет назад Мелицента, когда она была еще юной и не познала горя. Перион дорожил им как ничем другим.
– Как дорого мне это кольцо, когда-то касавшееся пальца моей дорогой Мелиценты, о которой по-настоящему ты ничего не знаешь! Это золото – моя потерянная юность, самоцветы на нем – слезы Мелиценты, которые она пролила из-за меня. Поцелуй это кольцо, Деметрий. Эту милость ты заслужил.
После чего они отправились, неотличимые от других попрошаек, – поскольку никто не обратит внимание на нищих – в Наренту, где продали кольцо, чтобы Деметрий смог пересечь море и сохранить жизнь Мелиценты. Они нашли судно, готовое отплыть в страну язычников. Золото было отдано капитану, а тот в обмен согласился подойти сразу же после рассвета к Ансиньяно и взять на борт Деметрия.
Вот такие планы на будущее составили двое влюбленных в Мелиценту, но не приняли в расчет коварную госпожу Удачу.
Перион сразу же заметил большую галеру с голубыми и желтыми парусами. По мысу сновали моряки-язычники, сгружавшие с судна всевозможные тюки и ящики. Деметрий, теперь одетый так, как одевались у него на родине, стоял среди матросов, отдавая приказания. В миг пробуждения Периону показалось, что среди них была и госпожа Мелюзина, в которую много лет тому назад он был влюблен. Но когда Перион поднялся и подошел к Деметрию, то нигде ее не увидел и подивился этой странной грезе. Но, как знал Перион, надо было решать более неотложные дела.
Наместник злорадно улыбался. – Это судно когда-то принадлежало мне, – сказал он. – Не находишь ли ты забавным, что Евтикл настолько любит меня, что, рискуя своей жизнью, искал меня? Лично я считаю это нелепым. Что касается остального, то ты спал так крепко, мессир де ла Форэ, что не хотелось тебя будить. К тому же это не велела делать одна особа, которая, как говорят, имеет влияние на морской народ и, вероятно, благодаря которой так удачно подошел этот корабль. Не знаю. Она ушла, как всегда, занятая собственными делами. Мы идем другой дорогой, и думаю, будет умнее не вмешиваться в чужие дела.
– Но Перион, безоружный и окруженный врагами, мало что понял из этих речей. Он понял только, что пропал.
– Я никогда ни о чем не просил тебя, – сказал Перион, – а сейчас прошу. Ради кольца, дай мне, на худой конец, хотя бы нож, мессир Деметрий. Позволь мне умереть в бою!
– Но кто сказал хоть слово о каких-то боях? Именно ради кольца я приказал, чтобы с судна сгрузили все, что представляет хоть какую-то ценность. Это не много, но это всё; что есть у меня сейчас. И прими мои извинения за некоторую разнородность товаров, мессир де ла Форэ. Здесь оружие и самоцветы, камфара и амбра, шелковые ткани, тиковое дерево и драгоценные металлы, йеменская кожа, эмали, и я сам не представляю, что еще. Евтикл, как ты понимаешь, вынужден был прикинуться обыкновенным купцом.
Перион покачал головой и заявил:
– Ты предлагаешь мне достаточно, чтобы стать богатым человеком. Но я бы предпочел меч.
На что Деметрий с гримасой на лице сказал:
– Я надеялся отделаться дешевле. – Он отстегнул меч с крестообразной рукоятью, который теперь висел у него на поясе, и вручил его Периону. – Это Фламберж, – продолжал Деметрий, – волшебный клинок, который в старые добрые времена выковал для Шарлеманя Галас. Именно этим мечом я убил своего отца, и он мне так же дорог, как дорого было для тебя кольцо. Владеющий им непобедим. Не знаю, так ли это, но, в любом случае, я вручаю тебе Фламберж в качестве подарка. Я мог бы догадаться, что это единственный дар, который ты примешь. – Его смуглое лицо просветлело. – А сейчас без промедления выходи и сражайся со мной за Мелиценту! Возможно, меня позабавит начать битву на рассвете, зная, что я не доживу до заката. И уже смешно, что ты, без сомнения, убьешь меня этим самым мечом, который я сейчас держу в руках.
Герои взглянули друг на друга. Деметрий с полной тоски радостью, а Перион с недоброй жалостью. Долго-предолго смотрели они друг на друга.
Деметрий пожал плечами и сказал:
– Для таких, как я, любовь опасна. Для таких, как я, огонь и молния не так страшны, как стрела Афродиты, которая наносит гораздо больший урон. Ведь ты знаешь Еврипида, этого неугомонного лжеца, который порой, хотя и случайно, доходил до самой грубой правды. Так вот, он совершенно прав: эта богиня во время своих полетов над миром со смехом уничтожает все живущее, а ее перемещения так же непрестанны и непредсказуемы, как полеты пчел. И, подобно пчеле, она порою оделяет медом, а порою – раной.
Перион, который не был столь учен, сказал:
– Я горжусь, тем, что мы отличаемся друг от друга. Для таких, как я, любовь является достаточным доказательством того, что человек создан по образу и подобию Бога.
– Ну, у нас нет времени для обмена афоризмами, – прервал его Деметрий. – Я поднимаюсь на борт. – Однако он замешкался и с несвойственным ему смущением добавил. – Послушай, как я могу оставить без гроша тебя, который был так щедр…
Но Перион на это ответил:
– Я могу принять от тебя меч. И я приму его с радостью. Но всего остального принять не могу.
– Таков был бы и мой ответ. Мне повезло, – сказал Деметрий, – мой противник достоин меня. Мы в последнее время вели честный и благородный поединок, в котором пользовались оружием, сделанным вовсе не из стали. Мне бы хотелось, чтобы ты побеспокоил меня как можно скорее, и тогда мы сразимся на мечах и будем биться до тех пор, пока я не избавлюсь от тебя или ты – от меня.
– Будь уверен, я не подведу тебя, – ответил Перион.
Они обнялись и расцеловались. Затем Деметрий отплыл в свою страну, а Перион остался, опоясанный волшебным мечом Фламбержем. Не сразу Перион осознал, что, если верить старым легендам, владелец Фламбержа непобедим, поскольку в логике Перион был не особо силен.
Сейчас же Перион вдруг понял, что Деметрий распространил свое влияние на его будущее – так дают деньги пьянице, заранее зная, как они будут использованы. Теперь наступил черед Периона кипеть от гнева.
– Я как и ты, не собираюсь жульничать! – сказал Перион и, вынув меч из ножен, размахнулся и забросил его как можно дальше, и море поглотило его.
– Сейчас только Бог судья! – воскликнул Перион. – И я ничего не боюсь!
Не имея ни денег, ни друзей, он стоял у моря, а на боку висели знаменитые ножны из голубой кожи с затейливым узором, но они были пусты Он ликующе рассмеялся, потому что будущее представлялось ему светлым и прекрасным. Что касается остального, то он знал, что самая неблагодарное занятие – вспоминать о рукоплесканиях в свою честь.
Вскоре он вышел на поляну, залитую солнечным светом. На ней из-под валуна, покрытого серым лишаем и зеленым мхом, бил ключ. На камне сидела женщина, подперев рукой подбородок, и казалось, что думает она о давно прошедших и приятных событиях. Одета она была во все белое, металлические браслеты украшали шею и руки. А распущенные соломенные волосы, напоминавшие блеклые детские волоски, светились на солнце вокруг ее головы, но там, где они касались камня, они походили на иней.
Она без спешки и без удивления повернулась к Периону, и он увидел, что это госпожа Мелюзина, которую он любил себе во вред (как вы слышали), когда служил королю Гельмасу. Она довольно долго молчала, всматриваясь в честнейшее лицо Периона и сожалея о том, что не видит в нем былого обожания.
– Значит, это в самом деле вы, сударыня, разговаривали сегодня с Деметрием, когда я только проснулся, – сказал Перион.
– Ты можешь быть уверенным, – ответила она, – что тот разговор не был оскорбительным для тебя. Где бы я ни была, Перион, я всегда думаю, что в этот миг ты находишься в Раю. – Тут Мелюзина опять погрузилась в размышления. – Итак, ты больше не любишь и не ненавидишь меня, Перион?
Это прозвучало как странное эхо подобной же жалобы Деметрия.
– Однажды я любил вас, и это истина, о которой никто из нас, я думаю, никогда не забудет, – спокойно ответил Перион – Один я знаю, как беззаветно я любил вас… Нет, это был не я, а тот юноша, который давно умер. Дочь короля, словно высеченная из камня, о жестокая и полная ненависти, о сладкоречивая, улыбающаяся предательница, сегодня никто не помнит уже, как беззаветно я любил вас, так как годы встали словно густой туман между тем юношей и мной. И я не могу уже отчетливо разглядеть сердце того юноши. Да, забылось многое… Но даже и сегодня во мне частично сохраняется преданность вам, и я не могу одарить вас ненавистью, которую вы заслужили своим вероломством.
Мелюзина сердито заговорила своим мелодичным и звонким голосом.
– Но я любила тебя, Перион… Отчасти я любила тебя так, как любят большого, преданного пса. Ты был утомителен и скучен, ты раздражал меня своим себялюбием. Да, мой друг, ты слишком много думаешь о чести Периона. Ты постоянно сводишь счеты с Небесами, причем стремишься изо всех сил удержать счет в свою пользу и стать истинным влюбленным.
И было видно, как Мелюзина улыбалась в тени своих блеклых волос.
– И однако ты очень забавен, когда несчастлив, – заявила она, слегка двусмысленно.
– Я такой, – ответил он, – каким меня сотворили Небеса: существо смешанной природы. Поэтому я вспоминаю без отвращения события, которые сейчас кажутся невероятными. Трудно представить, что мы были так счастливы, когда нас объединяла юность… О Мелюзина, я почти забыл, что если обыскать весь мир между рассветом и закатом, мне не найти ту Мелюзину, которую я любил. Я только знаю, что некая прекрасная незнакомка говорит голосом Мелюзины, что у этой женщины тоже голубые глаза и улыбается она так, как обычно улыбалась Мелюзина, когда я был молод. Я брожу среди призраков, дочь короля, и я ничем не счастливее их.
– Да, Перион, – мудро ответила она, – весна не за горами: время вечного волшебства. Я не менее миловидна, чем прежде, а сердце, по-моему, стало даже нежнее. Ты все еще молод, и ты очень красив, мой смелый пес… И однако никого из нас это вообще не трогает! Для нас весна – выжившая из ума колдунья, забывшая вчерашние заклинания. Думаю, об этом можно пожалеть, хотя я не хотела бы, чтобы было иначе.
Она ждала, сказочная и распутная, и, казалось, обдумывала, как бы поискуснее навредить. Вздохнув, он заявил:
– Да, и я не хотел бы, чтобы было иначе. Затем Мелюзина поднялась и сказала:
– За тобой охотятся, и ты безоружен… да, я знаю. Деметрий сам мне все рассказал, поскольку у сына Мирамона Ллуагора есть причины доверять мне. Кроме того, что-то ведь значит, что моей матерью была Пресина, и я знаю много таких, явлений, которые крадут свет у прошлого, чтобы осветить будущее. Идем со мной! Я у тебя в долгу, мой Перион. Ради того умершего юноши ты можешь, не теряя достоинства, принять от меня коня, оружие и кошелек, потому что по-своему я любила того юношу.
– Я с радостью приму ваш щедрый дар, – ответил он и как бы для очистки совести добавил. – Считаю, что я не вправе отказываться от сделанных от чистого сердца подарков, помогающих мне в служении госпоже Мелиценте.
Мелюзина хотела было что-то сказать, но передумала. Возможно, она знала все о Мелиценте: ведь она не задала ни одного вопроса. Мелюзина только пожала плечами и засмеялась, и они вдвоем пошли на запад. Временами луч солнца падал на ее бледные волосы и делал их серебристыми. Так пробирались они сквозь дремучую чашу, куда еще не ступала нога дровосека?
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
– Теперь, когда у нас появилась публика, – сказал Деметрий, – можно начать представление.
Заговорил один из воинов. Это был тот самый Евтикл, который (как вы знаете) с риском для жизни отправился в христианские страны, чтобы освободить наместника. Евтикл был выходцем из Западных провинций и с юности следовал за Деметрием.
– Царь Века, – воскликнул Евтикл, – печально слышать, что мы должны сражаться с тобой. Но поскольку твоя воля есть и наша воля, мы должны выдержать это испытание, хотя для нас оно горше алоэ и горячее углей. Господин и повелитель, нет на свете человека, ради которого мы причинили бы тебе вред, и мы будем оплакивать тебя, когда сегодня твой дух пройдет над нами и сквозь нас.
Деметрий ответил:
– Оставьте эти глупости и поднимайтесь! Именно я сегодня постригу свои волосы из-за любви к вам, мои верные плуты. Такое оплакивание залечит ваши раны.
А затем начался бой, и Мелицента осознала, что является свидетельницей далеко не детской игры. Воины напали на Деметрия все разом, и перед таким натиском он слегка отступил. Но его меч сверкал, как молния, и вот, крякнув, он сделал выпад вперед и воткнул меч глубоко в глотку одного из своих наиболее рьяных соперников. Меч прошел насквозь и застрял в золотой цепи, что висела на шее воина, так что Деметрий с трудом вытащил его, в то время как умирающий, спотыкаясь, пятился назад. Поверженный не кричал, хотя и корчился от боли, но лишь хрипел, пока отлетала его душа.
– Давайте же! – крикнул Деметрий. – Подходите и остальные, посмотрим, как вы справитесь со мной! Предупреждаю, что это будет дорого стоить!
Мелицента отвернулась, закрыв глаза ладонями. Она осознавала, что бессмысленная резня продолжалась, слышала удары и стоны, но как будто бы откуда-то издалека, так как в это время молила Пресвятую Деву, чтобы та помогла ей покинуть это отвратительное место.
И тут чья-то рука опустилась ей на плечо и подняла ее с колен. Эти был Деметрий. Он тяжело дышал, но голос его был мягок.
– Достаточно. Не очень-то мне будет нужен Фламберж, когда я повстречаю этого румяного простака, который так дорог тебе.
Он замолчал, а затем вновь заговорил – отчасти насмешливо, отчасти печально.
– Я надеялся, что ты посмотришь и восхитишься моим умением. Мне хотелось быть восхитительным в твоих глазах… Я потерпел неудачу. Я отлично знаю, что всегда буду терпеть неудачу. Я знаю, что когда Накумера падет, в тот же самый день люди в твоей стране скажут: «Эта пожилая женщина была когда-то Женой Деметрия Анатолийского, знаменитейшего среди язычников». Затем они расскажут о том, как я Расколол напополам голову императора, который сравнил меня с Приапом, и как я вытащил его наследника из-за шпалер, где этот мошенник прятался от меня, и как я посадил этого труса на трон, который мне самому был не нужен; они также расскажут о том, как некоторое время успех сопутствовал мне, и как я правил огромными землями, и как устрашал всех в открытом море, и издавал боевой клич в городах, которые не принадлежали мне, и никого не боялся. Но ты не будешь думать об этом. Ты будешь беспокоиться о здоровье своих детей, об обеде, шитье и вышивании, о ведении своего Маленького домашнего хозяйства. И паук сплетет паутину в моем шлеме, который будет висеть в качестве трофея в замке мессира де ла Форэ.
Затем Деметрий с Мелицентой молча прошли в Сад Женщин. Казалось, он обдумывает какое-то решение. И вдруг Деметрий стал рассказывать о том соревновании в великодушии, в котором он участвовал вместе с Перионом Лесным в стране Теодорета.
– Отдавая должное этому длинноногому парню, – сказал в заключение Деметрий, – нужно заявить, что нет на свете более сильного воина. Меня всегда будет интересовать вопрос, избавился бы я от Периона или нет, не вмешайся дочь русалки. Да, у меня прежде были с ней кое-какие дела. Вероятно, лучше поменьше говорить о них. – На некоторое время Деметрий о чем-то задумался, а затем его смуглое лицо просветлело. – Скажи спасибо, жена, что я нашел противника, достойного меня. Он вскоре явится, и тогда уж мы будем биться насмерть. Я с нетерпением жду этого дня.
Хвалебные речи о Перионе, какими бы словами они ни выражались, опьянили Мелиценту. Деметрий увидел, как слегка порозовели ее щеки, как вспыхнули ее глаза. Это подсказало, как вести ему себя дальше. После этого Деметрий часто говорил о Перионе и его деяниях в этом запертом на все засовы дворце, куда не мог проникнуть ни один отзвук внешнего мира, разве что по соизволению наместника.
С неподдельным восхищением он рассказывал Мелиценте о смелости и отваге Периона, заявляя, что не было военачальника со времен Ганнибала, Иисуса Навина и архиепископа Турпена, который обладал бы таким превосходством над другими. И Деметрий поведал о том, как Вольные Соратники в поисках приключений проехали верхом четыре королевства и состояли на службе у множества властителей, но всегда сражались выше всяческих похвал.
Деметрий, всегда готовый рассказать сплетню о ком угодно, поведал о жертве Мелиценты. И рассказывал он живо и правдиво, кроме того что себя он выдал за Вольного Соратника.
Браччиолини же под конец рассказа сделал заключение, что наместник поступил глупо, отдав изумруды.
– Он дал врагу оружие против себя.
– Но это оружие никогда не использовалось. Вспомните, что Перион тут же был принят на службу к королю Бернару. Так что Перион спрятал изумруды на черный день., закопал под дубом в Сан-Назаро, как он мне сказал. Думаю, они там покоятся до сих пор.
– Ну и ну, – сказал Браччиолини и замолчал. Деметрий, не глядя на него, перебирал струны лютни.
Браччиолини наконец произнес:
– Ты говоришь, их было восемнадцать? И все совершенно превосходны?
– А? Ах да, изумруды? Да, они безупречны, мессир. Самый маленький был больше яйца малиновки. Но я вспоминаю еще одну песню, которой научился в Накумере…
Деметрий спел о Кальмуре и ее пяти любовниках, которых она удовлетворяла одновременно. Он особенно старался выделить самые пикантные моменты. Но Браччиолини бормотал лишь одно слово: «Замечательно!», находясь мыслями где-то далеко. Затем он якобы вспомнил о каких-то делах и покинул комнату. Деметрий слышал, как тюремщик запер дверь снаружи и стал терпеливо ждать. Вскоре Браччиолини вернулся, одетый в доспехи, в руке у него был обнаженный меч.
– Парень, – его голос был резок, – я уверен, что ты мошенник, и также я уверен, что ты собираешься освободить этого негодяя, графа де ла Форэ. Уверен я и в том, что ты пытаешься дать мне взятку, чтобы я помог графу бежать. Ничего подобного я не сделаю, потому что, во-первых, это будет грубейшим нарушением присяги, а во-вторых, меня за это просто повесят.
– Мессир, я клянусь!.. – воскликнул Деметрий с хорошо разыгранным возмущением.
– К тому же я уверен, что ты мне все время лгал. Я не верю, что ты когда-либо видел графа де ла Форэ. И, конечно, я не верю, что ты являешься другом графа де ла Форэ, потому что в таком случае ты никогда не дошел бы до такого безрассудства, чтобы признаваться в этом. Такое заявление – хорошее основание для того, чтобы повесить тебя дважды. Короче, я уверен только в одном, а именно в том, что ты безумен.
– Говорят, что я лунатик, – ответил Деметрий, – но скажу тебе по секрету: с той стороны луны находится некая мудрость, и вот почему звезды такие радостные и восхитительные.
– Все это ерунда, – заметил тюремщик и продолжил: – Сейчас я собираюсь устроить тебе очную ставку с графом де ла Форэ. Если твоя история окажется ложью, тем хуже для тебя.
– Это правда, но благоразумные люди всегда закрывают двери перед тем, кто говорит правду.
– Ни к чему такие разглагольствования, – сказал Браччиолини и продолжил свою мысль: – В таком случае мессир де ла Форэ несомненно будет очень тронут твоей преданностью и тем, что ты разыскал его в то время, когда весь остальной мир от него отказался. Ты еще долго будешь вспоминать, как эта самая преданность тронула меня до такой степени, что я даровал тебе последнее свидание с твоим бывшим господином. Мессир де ла Форэ, естественно, поймет, что у человека, разорванного на четыре части, нет особой нужды в изумрудах. Он, повторяю, будет весьма тронут. Из наилучших чувств, из благодарности и чистой любезности он откроет тебе, где лежат эти камни, восемнадцать безупречных камней. Ну, а если этот негодяй, граф де ла Форэ, не выкажет надлежащих чувств, скажу тебе откровенно, для тебя будет хуже. А сейчас идем!
Браччиолини указал на дверь, и Деметрий покорно вышел из комнаты. Браччиолини следовал за ним, по-прежнему не убирая меч в ножны. Коридоры были пусты. Главный тюремщик об этом позаботился. Его позиция была проста. Будучи вооруженным, он, естественно, не боялся нападения двух человек: одного безоружного, а другого закованного в цепи. Если этот бродяга солгал, Браччиолини убьет его за такую дерзость. Собственная нелегкая юность научила его, что у бродячего певца никаких прав нет, что его можно безнаказанно бить и грабить, а можно и убить.
С другой стороны, если этот бродяга сказал правду…
ГЛАВА XVIII
Как расквитались Перион и Деметрий
…то возможны два исхода. Или Перион не скажет, где спрятаны изумруды, и в таком случае Браччиолини убьет этого музыкантишку за его же собственную ошибку. Или пленник скажет все необходимое, и в таком случае Браччиолини убьет музыкантишку за то, что он слишком много знает. Браччиолини испытывал самое искреннее уважение к драгоценным камням и считал, что им не место ни под дубом, ни в кармане бродяги.Размышления о подобной жадности взбодрили Деметрия. Когда хорошо вооруженный тюремщик нагнулся, чтобы отпереть дверь темницы Периона, сильные и ловкие ладони наместника вцепились в горло Браччиолини, словно змеи, заглушив его крики.
Деметрий, который не вышел ростом, поднял тюремщика как можно выше, чтобы дергающиеся ноги не стучали о плиты пола и это не привлекло внимания других охранников, и старательно придушил свою добычу. Ключи, как заметил Деметрий, к счастью висели на поясе и не упали со звоном на пол. Все произошло совершенно бесшумно и заняло всего какие-то мгновения. Затем мечом Браччиолини Деметрий перерезал ему глотку. В этом Деметрий знал толк.
Деметрий вошел в темницу и распилил оковы на Перионе де ла Форэ. Затем он уложил труп тюремщика на койку, смыл все пятна перед дверью, так что не осталось никаких следов. Уходя, он запер освободившееся помещение и ухмыльнулся, наверно, так же, как Сатана, когда пал Иуда.
Благодаря предосторожностям, предпринятым Браччиолини, Деметрий и Перион спокойно выбрались из Сан-Алессандро, а затем и из Мегариды. И вновь они зашагали по знакомой дороге. Перион хотел было что-то сказать, но Деметрий проворчал: «Не сейчас, мессир». К вечеру они подошли к тому проходу в горах, ведущему к Сан-Назаро, где Перион сражался с дюжиной воинов.
Деметрий обернулся. Луна осветила лица воинов, и на лице Деметрия.появилась хитрая усмешка. Оно походило скорее не на лицо гордого правителя, а на вырезанную из дерева образину какого-нибудь старого водяного.
– Мессир де ла Форэ, – сказал Деметрий, – мы квиты. Сейчас наши пути разойдутся до тех пор, пока один из нас не встретит и не убьет другого. Что наверняка произойдет.
Было видно, что Перион глубоко разочарован.
– Ты – мошенник и плут, – сказал Перион, – потому что из-за своей гордыни подверг опасности свою проклятую жизнь – жизнь, от которой зависит жизнь Мелиценты! Тебе нужно было освобождать меня, в то время как твой отпрыск совершал гнусные подлости по отношению к Мелиценте! Я никогда не ненавидел тебя так, как сейчас!
Деметрий был весьма польщен.
– Вот что значит, – сказал он, – подставлять щеку и делать добро тому, кто тебя безжалостно использует в своих целях! Радуйся, рьяный слуга Любви и Христа. Я, без оружия и без гроша в кармане, нахожусь среди людей, которых я при всем желании не могу даже презирать. Вскоре этот сброд может схватить меня и сжечь заживо. Теодорет вполне настроен сделать из меня свечу, которая осветит его путь во владения вашего благородного Спасителя.
– Это правда, – ответил Перион. – Я не могу позволить, чтобы тебя убил кто-то другой, до тех пор пока не найду нужным сделать это сам.
Так беседовали эти двое, волей судьбы ставшие союзниками в борьбе против всего христианского мира. У Деметрия оставалось тридцать цехинов, а у Периона денег вообще не было. И тут Перион показал то кольцо, которое в знак любви дала ему много лет назад Мелицента, когда она была еще юной и не познала горя. Перион дорожил им как ничем другим.
– Как дорого мне это кольцо, когда-то касавшееся пальца моей дорогой Мелиценты, о которой по-настоящему ты ничего не знаешь! Это золото – моя потерянная юность, самоцветы на нем – слезы Мелиценты, которые она пролила из-за меня. Поцелуй это кольцо, Деметрий. Эту милость ты заслужил.
После чего они отправились, неотличимые от других попрошаек, – поскольку никто не обратит внимание на нищих – в Наренту, где продали кольцо, чтобы Деметрий смог пересечь море и сохранить жизнь Мелиценты. Они нашли судно, готовое отплыть в страну язычников. Золото было отдано капитану, а тот в обмен согласился подойти сразу же после рассвета к Ансиньяно и взять на борт Деметрия.
Вот такие планы на будущее составили двое влюбленных в Мелиценту, но не приняли в расчет коварную госпожу Удачу.
ГЛАВА XIX
Как был утерян Фламберж
Двое гонимых и преследуемых провели следующую ночь на Ансиньянской Игле, поскольку там противник не мог захватить их врасплох. Перион стоял на страже до полуночи, пока спал Деметрий. Затем наступил черед Деметрия. Когда Перион проснулся, уже рассвело.Перион сразу же заметил большую галеру с голубыми и желтыми парусами. По мысу сновали моряки-язычники, сгружавшие с судна всевозможные тюки и ящики. Деметрий, теперь одетый так, как одевались у него на родине, стоял среди матросов, отдавая приказания. В миг пробуждения Периону показалось, что среди них была и госпожа Мелюзина, в которую много лет тому назад он был влюблен. Но когда Перион поднялся и подошел к Деметрию, то нигде ее не увидел и подивился этой странной грезе. Но, как знал Перион, надо было решать более неотложные дела.
Наместник злорадно улыбался. – Это судно когда-то принадлежало мне, – сказал он. – Не находишь ли ты забавным, что Евтикл настолько любит меня, что, рискуя своей жизнью, искал меня? Лично я считаю это нелепым. Что касается остального, то ты спал так крепко, мессир де ла Форэ, что не хотелось тебя будить. К тому же это не велела делать одна особа, которая, как говорят, имеет влияние на морской народ и, вероятно, благодаря которой так удачно подошел этот корабль. Не знаю. Она ушла, как всегда, занятая собственными делами. Мы идем другой дорогой, и думаю, будет умнее не вмешиваться в чужие дела.
– Но Перион, безоружный и окруженный врагами, мало что понял из этих речей. Он понял только, что пропал.
– Я никогда ни о чем не просил тебя, – сказал Перион, – а сейчас прошу. Ради кольца, дай мне, на худой конец, хотя бы нож, мессир Деметрий. Позволь мне умереть в бою!
– Но кто сказал хоть слово о каких-то боях? Именно ради кольца я приказал, чтобы с судна сгрузили все, что представляет хоть какую-то ценность. Это не много, но это всё; что есть у меня сейчас. И прими мои извинения за некоторую разнородность товаров, мессир де ла Форэ. Здесь оружие и самоцветы, камфара и амбра, шелковые ткани, тиковое дерево и драгоценные металлы, йеменская кожа, эмали, и я сам не представляю, что еще. Евтикл, как ты понимаешь, вынужден был прикинуться обыкновенным купцом.
Перион покачал головой и заявил:
– Ты предлагаешь мне достаточно, чтобы стать богатым человеком. Но я бы предпочел меч.
На что Деметрий с гримасой на лице сказал:
– Я надеялся отделаться дешевле. – Он отстегнул меч с крестообразной рукоятью, который теперь висел у него на поясе, и вручил его Периону. – Это Фламберж, – продолжал Деметрий, – волшебный клинок, который в старые добрые времена выковал для Шарлеманя Галас. Именно этим мечом я убил своего отца, и он мне так же дорог, как дорого было для тебя кольцо. Владеющий им непобедим. Не знаю, так ли это, но, в любом случае, я вручаю тебе Фламберж в качестве подарка. Я мог бы догадаться, что это единственный дар, который ты примешь. – Его смуглое лицо просветлело. – А сейчас без промедления выходи и сражайся со мной за Мелиценту! Возможно, меня позабавит начать битву на рассвете, зная, что я не доживу до заката. И уже смешно, что ты, без сомнения, убьешь меня этим самым мечом, который я сейчас держу в руках.
Герои взглянули друг на друга. Деметрий с полной тоски радостью, а Перион с недоброй жалостью. Долго-предолго смотрели они друг на друга.
Деметрий пожал плечами и сказал:
– Для таких, как я, любовь опасна. Для таких, как я, огонь и молния не так страшны, как стрела Афродиты, которая наносит гораздо больший урон. Ведь ты знаешь Еврипида, этого неугомонного лжеца, который порой, хотя и случайно, доходил до самой грубой правды. Так вот, он совершенно прав: эта богиня во время своих полетов над миром со смехом уничтожает все живущее, а ее перемещения так же непрестанны и непредсказуемы, как полеты пчел. И, подобно пчеле, она порою оделяет медом, а порою – раной.
Перион, который не был столь учен, сказал:
– Я горжусь, тем, что мы отличаемся друг от друга. Для таких, как я, любовь является достаточным доказательством того, что человек создан по образу и подобию Бога.
– Ну, у нас нет времени для обмена афоризмами, – прервал его Деметрий. – Я поднимаюсь на борт. – Однако он замешкался и с несвойственным ему смущением добавил. – Послушай, как я могу оставить без гроша тебя, который был так щедр…
Но Перион на это ответил:
– Я могу принять от тебя меч. И я приму его с радостью. Но всего остального принять не могу.
– Таков был бы и мой ответ. Мне повезло, – сказал Деметрий, – мой противник достоин меня. Мы в последнее время вели честный и благородный поединок, в котором пользовались оружием, сделанным вовсе не из стали. Мне бы хотелось, чтобы ты побеспокоил меня как можно скорее, и тогда мы сразимся на мечах и будем биться до тех пор, пока я не избавлюсь от тебя или ты – от меня.
– Будь уверен, я не подведу тебя, – ответил Перион.
Они обнялись и расцеловались. Затем Деметрий отплыл в свою страну, а Перион остался, опоясанный волшебным мечом Фламбержем. Не сразу Перион осознал, что, если верить старым легендам, владелец Фламбержа непобедим, поскольку в логике Перион был не особо силен.
Сейчас же Перион вдруг понял, что Деметрий распространил свое влияние на его будущее – так дают деньги пьянице, заранее зная, как они будут использованы. Теперь наступил черед Периона кипеть от гнева.
– Я как и ты, не собираюсь жульничать! – сказал Перион и, вынув меч из ножен, размахнулся и забросил его как можно дальше, и море поглотило его.
– Сейчас только Бог судья! – воскликнул Перион. – И я ничего не боюсь!
Не имея ни денег, ни друзей, он стоял у моря, а на боку висели знаменитые ножны из голубой кожи с затейливым узором, но они были пусты Он ликующе рассмеялся, потому что будущее представлялось ему светлым и прекрасным. Что касается остального, то он знал, что самая неблагодарное занятие – вспоминать о рукоплесканиях в свою честь.
ГЛАВА XX
Как помогли Периону
Перион покинул Ансиньянскую Иглу и отправился на запад в Колумбьерский Лес. У него не было никакого плана. Он бродил по дремучей чаще, куда еще ни разу не ступала нога дровосека, и ощущал себя зверем, которого внимательно выслеживают охотники.Вскоре он вышел на поляну, залитую солнечным светом. На ней из-под валуна, покрытого серым лишаем и зеленым мхом, бил ключ. На камне сидела женщина, подперев рукой подбородок, и казалось, что думает она о давно прошедших и приятных событиях. Одета она была во все белое, металлические браслеты украшали шею и руки. А распущенные соломенные волосы, напоминавшие блеклые детские волоски, светились на солнце вокруг ее головы, но там, где они касались камня, они походили на иней.
Она без спешки и без удивления повернулась к Периону, и он увидел, что это госпожа Мелюзина, которую он любил себе во вред (как вы слышали), когда служил королю Гельмасу. Она довольно долго молчала, всматриваясь в честнейшее лицо Периона и сожалея о том, что не видит в нем былого обожания.
– Значит, это в самом деле вы, сударыня, разговаривали сегодня с Деметрием, когда я только проснулся, – сказал Перион.
– Ты можешь быть уверенным, – ответила она, – что тот разговор не был оскорбительным для тебя. Где бы я ни была, Перион, я всегда думаю, что в этот миг ты находишься в Раю. – Тут Мелюзина опять погрузилась в размышления. – Итак, ты больше не любишь и не ненавидишь меня, Перион?
Это прозвучало как странное эхо подобной же жалобы Деметрия.
– Однажды я любил вас, и это истина, о которой никто из нас, я думаю, никогда не забудет, – спокойно ответил Перион – Один я знаю, как беззаветно я любил вас… Нет, это был не я, а тот юноша, который давно умер. Дочь короля, словно высеченная из камня, о жестокая и полная ненависти, о сладкоречивая, улыбающаяся предательница, сегодня никто не помнит уже, как беззаветно я любил вас, так как годы встали словно густой туман между тем юношей и мной. И я не могу уже отчетливо разглядеть сердце того юноши. Да, забылось многое… Но даже и сегодня во мне частично сохраняется преданность вам, и я не могу одарить вас ненавистью, которую вы заслужили своим вероломством.
Мелюзина сердито заговорила своим мелодичным и звонким голосом.
– Но я любила тебя, Перион… Отчасти я любила тебя так, как любят большого, преданного пса. Ты был утомителен и скучен, ты раздражал меня своим себялюбием. Да, мой друг, ты слишком много думаешь о чести Периона. Ты постоянно сводишь счеты с Небесами, причем стремишься изо всех сил удержать счет в свою пользу и стать истинным влюбленным.
И было видно, как Мелюзина улыбалась в тени своих блеклых волос.
– И однако ты очень забавен, когда несчастлив, – заявила она, слегка двусмысленно.
– Я такой, – ответил он, – каким меня сотворили Небеса: существо смешанной природы. Поэтому я вспоминаю без отвращения события, которые сейчас кажутся невероятными. Трудно представить, что мы были так счастливы, когда нас объединяла юность… О Мелюзина, я почти забыл, что если обыскать весь мир между рассветом и закатом, мне не найти ту Мелюзину, которую я любил. Я только знаю, что некая прекрасная незнакомка говорит голосом Мелюзины, что у этой женщины тоже голубые глаза и улыбается она так, как обычно улыбалась Мелюзина, когда я был молод. Я брожу среди призраков, дочь короля, и я ничем не счастливее их.
– Да, Перион, – мудро ответила она, – весна не за горами: время вечного волшебства. Я не менее миловидна, чем прежде, а сердце, по-моему, стало даже нежнее. Ты все еще молод, и ты очень красив, мой смелый пес… И однако никого из нас это вообще не трогает! Для нас весна – выжившая из ума колдунья, забывшая вчерашние заклинания. Думаю, об этом можно пожалеть, хотя я не хотела бы, чтобы было иначе.
Она ждала, сказочная и распутная, и, казалось, обдумывала, как бы поискуснее навредить. Вздохнув, он заявил:
– Да, и я не хотел бы, чтобы было иначе. Затем Мелюзина поднялась и сказала:
– За тобой охотятся, и ты безоружен… да, я знаю. Деметрий сам мне все рассказал, поскольку у сына Мирамона Ллуагора есть причины доверять мне. Кроме того, что-то ведь значит, что моей матерью была Пресина, и я знаю много таких, явлений, которые крадут свет у прошлого, чтобы осветить будущее. Идем со мной! Я у тебя в долгу, мой Перион. Ради того умершего юноши ты можешь, не теряя достоинства, принять от меня коня, оружие и кошелек, потому что по-своему я любила того юношу.
– Я с радостью приму ваш щедрый дар, – ответил он и как бы для очистки совести добавил. – Считаю, что я не вправе отказываться от сделанных от чистого сердца подарков, помогающих мне в служении госпоже Мелиценте.
Мелюзина хотела было что-то сказать, но передумала. Возможно, она знала все о Мелиценте: ведь она не задала ни одного вопроса. Мелюзина только пожала плечами и засмеялась, и они вдвоем пошли на запад. Временами луч солнца падал на ее бледные волосы и делал их серебристыми. Так пробирались они сквозь дремучую чашу, куда еще не ступала нога дровосека?
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
АГАСФЕР
Как состраданье проявил злодей
К горюющей сильнее всех людей,
Он к Мелиценте Обратился так:
«Сударыня, чтоб не попасть впросак
В игре, где ставки выше, чем всегда,
Я вам клянусь, не причиню вреда
Вам боле, и от вас я ухожу,
Хотя и несравненной нахожу».
ГЛАВА XXI
Как защищал свою собственность Деметрий
В Пуактесме рассказывают историю, повествующую о том, как вернулся Деметрий в страну язычников и обнаружил, что там ничего не изменилось. Также рассказывают о том, как он позвал к себе Мелиценту. История описывает и то, как на лестнице, которая вела из Сада Женщин вниз к цитадели, – в народе ее называли Царицыной Лестницей, потому что она была сооружена царицей Рудабой много лет тому назад, когда Накумерой владел император Заль, – обнажив меч, стоял в ожидании Деметрий. Внизу находилось четыре его отборных воина. Кстати, лестница была беломраморная, а охраняли каждую балюстраду сфинксы, высеченные из зеленого порфира.– Теперь, когда у нас появилась публика, – сказал Деметрий, – можно начать представление.
Заговорил один из воинов. Это был тот самый Евтикл, который (как вы знаете) с риском для жизни отправился в христианские страны, чтобы освободить наместника. Евтикл был выходцем из Западных провинций и с юности следовал за Деметрием.
– Царь Века, – воскликнул Евтикл, – печально слышать, что мы должны сражаться с тобой. Но поскольку твоя воля есть и наша воля, мы должны выдержать это испытание, хотя для нас оно горше алоэ и горячее углей. Господин и повелитель, нет на свете человека, ради которого мы причинили бы тебе вред, и мы будем оплакивать тебя, когда сегодня твой дух пройдет над нами и сквозь нас.
Деметрий ответил:
– Оставьте эти глупости и поднимайтесь! Именно я сегодня постригу свои волосы из-за любви к вам, мои верные плуты. Такое оплакивание залечит ваши раны.
А затем начался бой, и Мелицента осознала, что является свидетельницей далеко не детской игры. Воины напали на Деметрия все разом, и перед таким натиском он слегка отступил. Но его меч сверкал, как молния, и вот, крякнув, он сделал выпад вперед и воткнул меч глубоко в глотку одного из своих наиболее рьяных соперников. Меч прошел насквозь и застрял в золотой цепи, что висела на шее воина, так что Деметрий с трудом вытащил его, в то время как умирающий, спотыкаясь, пятился назад. Поверженный не кричал, хотя и корчился от боли, но лишь хрипел, пока отлетала его душа.
– Давайте же! – крикнул Деметрий. – Подходите и остальные, посмотрим, как вы справитесь со мной! Предупреждаю, что это будет дорого стоить!
Мелицента отвернулась, закрыв глаза ладонями. Она осознавала, что бессмысленная резня продолжалась, слышала удары и стоны, но как будто бы откуда-то издалека, так как в это время молила Пресвятую Деву, чтобы та помогла ей покинуть это отвратительное место.
И тут чья-то рука опустилась ей на плечо и подняла ее с колен. Эти был Деметрий. Он тяжело дышал, но голос его был мягок.
– Достаточно. Не очень-то мне будет нужен Фламберж, когда я повстречаю этого румяного простака, который так дорог тебе.
Он замолчал, а затем вновь заговорил – отчасти насмешливо, отчасти печально.
– Я надеялся, что ты посмотришь и восхитишься моим умением. Мне хотелось быть восхитительным в твоих глазах… Я потерпел неудачу. Я отлично знаю, что всегда буду терпеть неудачу. Я знаю, что когда Накумера падет, в тот же самый день люди в твоей стране скажут: «Эта пожилая женщина была когда-то Женой Деметрия Анатолийского, знаменитейшего среди язычников». Затем они расскажут о том, как я Расколол напополам голову императора, который сравнил меня с Приапом, и как я вытащил его наследника из-за шпалер, где этот мошенник прятался от меня, и как я посадил этого труса на трон, который мне самому был не нужен; они также расскажут о том, как некоторое время успех сопутствовал мне, и как я правил огромными землями, и как устрашал всех в открытом море, и издавал боевой клич в городах, которые не принадлежали мне, и никого не боялся. Но ты не будешь думать об этом. Ты будешь беспокоиться о здоровье своих детей, об обеде, шитье и вышивании, о ведении своего Маленького домашнего хозяйства. И паук сплетет паутину в моем шлеме, который будет висеть в качестве трофея в замке мессира де ла Форэ.
Затем Деметрий с Мелицентой молча прошли в Сад Женщин. Казалось, он обдумывает какое-то решение. И вдруг Деметрий стал рассказывать о том соревновании в великодушии, в котором он участвовал вместе с Перионом Лесным в стране Теодорета.
– Отдавая должное этому длинноногому парню, – сказал в заключение Деметрий, – нужно заявить, что нет на свете более сильного воина. Меня всегда будет интересовать вопрос, избавился бы я от Периона или нет, не вмешайся дочь русалки. Да, у меня прежде были с ней кое-какие дела. Вероятно, лучше поменьше говорить о них. – На некоторое время Деметрий о чем-то задумался, а затем его смуглое лицо просветлело. – Скажи спасибо, жена, что я нашел противника, достойного меня. Он вскоре явится, и тогда уж мы будем биться насмерть. Я с нетерпением жду этого дня.
Хвалебные речи о Перионе, какими бы словами они ни выражались, опьянили Мелиценту. Деметрий увидел, как слегка порозовели ее щеки, как вспыхнули ее глаза. Это подсказало, как вести ему себя дальше. После этого Деметрий часто говорил о Перионе и его деяниях в этом запертом на все засовы дворце, куда не мог проникнуть ни один отзвук внешнего мира, разве что по соизволению наместника.
С неподдельным восхищением он рассказывал Мелиценте о смелости и отваге Периона, заявляя, что не было военачальника со времен Ганнибала, Иисуса Навина и архиепископа Турпена, который обладал бы таким превосходством над другими. И Деметрий поведал о том, как Вольные Соратники в поисках приключений проехали верхом четыре королевства и состояли на службе у множества властителей, но всегда сражались выше всяческих похвал.