Киселев Александр. Повесть о Сонечке

---------------------------------------------------------------
© Copyright Андрей Киселев
Email: [e-mail]
"Даргот. Одним росчерком". http://web.ic.tsu.ru/~dargot/
"Даргот. В зоне вещания". http://www.spectr.ru/union/dargot/
13 Feb 1999


---------------------------------------------------------------

"Даргот. Одним росчерком". http://web.ic.tsu.ru/~dargot/
Забудь о прошлом! Новеллы ортодоксального направления. Страница
современной томской литературы. Представлена проза и поэзия Макса Батурина,
Андрея Филимонова, Натальи Нелюбовой, Владимира Костина, Андрея Лунева.
Рубрика "Беспокойный Абакан" посвящена творчеству поэтов республики
Хакассия.

"Даргот. В зоне вещания". http://www.spectr.ru/union/dargot/
ТВ - культура: гипотезы, рефераты, сценарии. Ментальный подход в
экранизации поэзии. Ведущий информационной программы. Звуковое оформление
телепередач. Курс повышения квалификации режиссера, журналиста,
звукорежиссера, редактора, etc. Узкое направление - экранизация поэзии и
музыкальных клипов.
---------------------------------------------------------------

ГТРК "Томск" 1998
литературный сценарий пьесы по повести
Марины Цветаевой "Повесть о Сонечке"





в ролях:



Марина - поэтесса
Сонечка - актриса
3-ий голос, Вахтанг, Приказчик, Чужой, Володя, Аля, Ирина - голоса за
кадром

Начало. Титры: "Марина Цветаева" - на обложке книги, открывается
следующая страница -"Повесть о Сонечке", титры уходят в затемнение. Из
затемнения маленькое светлое пятнышко, медленный наезд, пятнышко
преврашается в Марину, сидящую спиной в 3\4 перед "поминальником" (столик с
фотографией Цветаевой, засохшая белая роза, листы рукописей, книги,
пластинки, патефон, и т.п.) Звучит музыка Н.Нелюбовой, стихи А.Филимонова
"Еще одна птица":

Н.Нелюбова:
Далеко, далеко на ветру дрожит дом
И не может никак взлететь
Падает с крыши железо, гибнут в кухне стаканы
Ходят люди по саду, жгут травы
Заклинанья бормочут
Заколдованный дом
Становится птицей...
(Мелодия песни - основная, ведущая в пьесе)

Марина:
Все лето писала мою любимую повесть о Сонечке. Я ее не намечтала, не
напела. Раз в жизни я ни только ничего не добавила, а еле - совладала.
Пусть вся моя повесть - как кусочек сахара, мне по крайней мере, сладко
было ее писать.
Это моя лебединая песня. В ней вся моя молодость.
(Трагично, с пафосом) Сонечка, пишу тебя на океане и с ладони,
океанской ладони, рассеиваю ее пепел, вам всем в любовь, небывшие и будущие.
Пишу тебя на океане, на котором ты никогда не была и не будешь. Здесь
по краям его, а особенно по островам живет много черных глаз...

3-ий голос:
Были огромные очи:
Очи созвездья Весы
Разве что Нила короче
Были две черных косы.
Ну, а сама меньше можного!
Все, что имелось длины -
В косы ушло до подножия,
В очи двойной ширины

Музыка: (основная тема)

Марина:
Сонечку знал весь город. На Сонечку ходили. Ходили на Сонечку. Имени ее
никто не знал: (изменившимся, низким, "мужским" голосом) "А вы видали, та
что "Белые ночи", такая маленькая в белом платьице, с косами. Ну прелесть!
(своим, восхищенным) -"Белые ночи" были событие!

Занавес поднимается. Сонечка на сцене.

Сонечка:
Жили мы с бабушкой... Квартирку снимали... Жилец... Книжки... Бабушка
булавкой к платью пришпиливала... А мне - сты-ыдно...

Марина:
Держась за спинку стула, робея и улыбаясь, рассказывает Сонечка про
свою жизнь, свое детство, свою глупость, про девичью свою любовь. Свои белые
ночи. Думаю, что даже платьице на ней было не театральное, не нарочное, а
собственное, летнее, - шестнадцатилетнее, может быть?
Моя Сонечка. Меня почему-то задевало, оскорбляло, когда о ней говорили
Софья Евгеньевна или просто Голлидей, или даже Соня - точно на Сонечку не
могут разориться! - я в этом видела равнодушие и даже бездарность.
Звать за глаза женщину по фамилии - фамильярность, обращение ее в
мужчину, звать же за глаза - ее детским именем - признак близости и
нежности, не могущий не задеть материнского чувства. Смешно? Я была на два,
три года старше Сонечки, а обижалась за нее - как мать.
Как она пришла? Когда? Зимой ее в моей жизни не было. Значит весной.
Весной 19-го. В пору первых зеленых листиков...
Я читала в театре свою "Метель"...

Музыка: (что-то испанское, бравурное, Сонечка играет Кончиту, кружится
в широком испанском платье)

3-ий голос:
(нараспев, берущим за сердце голосом)
... И будет плыть в пустыне графских комнат
Высокая луна.
Ты - женщина, ты ничего не помнишь.
Не помнишь...
(настойчиво)
Не должна

Марина: (задумчиво)
А после...
(экспрессивно)
Передо мною - живой пожар. Горит все, горит - вся. Горят щеки, горят
губы, горят глаза, горят - точно от пламени вьются! - косы, две черных косы,
одна на спине, другая - на груди, точно ветром отбросило. И взгляд из этого
пожара - такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь, такое: люблю!

Сонечка: (страстным речитативом)
- О, Марина, как я тогда испугалась! Так потом плакала... Когда я вас
увидела, услышала, так сразу, так безумно полюбила, я поняла, что вас нельзя
не полюбить безумно. Потому что Вас, Марина, не полюбить безумно, на коленях
- немыслимо.

Марина: (в том же тоне, возбужденно)
- Сонечка, вы заметили, как у меня тогда лицо пылало? Я боялась всю
сцену, весь театр сожгу. Теперь я поняла, оно вам навстречу пылало. Сонечка,
откуда - при вашей безумной жизни - не спите, не едите, плачете, любите, у
вас этот румянец?

Сонечка: (скромно опустив глазки)
О, Марина, да ведь это из последних сил...

3-ий голос: (улыбаясь)
Что другим не нужно - несите мне
Все должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню
Пламень любит легкие вещества
Прошлогодний хворост - венки - слова
Пламень пышет с подобной пищи!
Вы ж воспрянете пепла чище!
Птица Феникс - я только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю и горю дотла!
И да будет вам ночь светла.
Ледяной костер, огневой пожар
Высоко несу свой высокий стан,
Высоко несу свой высокий сан
Собеседницы и наследницы!

Музыка: (спокойная, лирическая, из основной темы)

Марина:
Сонечка жила в кресле. Глубоком, дремучем, зеленом. В огромном зеленом
кресле, окружавшем, обступавшем, обнимавшем ее, как лес. Сонечка жила в
зеленом кусту кресла. Кресло стояло у окна, на Москва-реке, окруженное
пустырями - просторами.
В нем она утешалась от Юры, в нем она читала мои записочки, в нем учила
свои монологи, в нем задумчиво грызла корочку, в нем неожиданно, после всех
слез и записочек - засыпала, просыпала в нем всех Юр, и Вахтангов, и
Вахтанговых...
Оно было ее постелью, ее гнездом, ее конурой...

Сонечка:
Марина! Какое счастье! Я нынче была у ранней обедни и опять так
плакала! (деловито, загибая в ладонь пальчики): Юра меня не любит, Вахтанг
Леванович меня не любит, Евгений Багратионович меня не любит... А мог бы!
Хотя бы как дочь, потому что я - Евгеньевна, - в Студии меня не любят...

Марина:
- А - я?!

Сонечка:
О - вы! Марина, вы меня всегда будете любить, не потому что я такая
хорошая, а потому что не успеете меня разлюбить...

Марина: (сварливым, но довольным голоском)
- Любить, любить... Что она думала, когда все так говорила: любить,
любить?

Сонечка:
Ах, Марина! Как я люблю - любить! Как я безумно люблю сама любить!
Марина, вы когда-нибудь думали, что вот сейчас, в эту самую сию-минуточку
где-то тысячи, тысячи тех, кого я могла полюбить, полный земной шар... Ах,
Марина, Марина, Марина! Какие они дикие дураки, те, кто не любит, сами не
любят, точно в том дело, чтобы тебя любили...

Марина: (спокойным, мудрым голосом известной писательницы)
- Сонечкино "любить" было быть. Не быть в другом: сбыться.

Сонечка: (прочувствовано)
Иному легче гору поднять, чем сказать это слово. Потому что ему нечем
его поддержать, а у меня за горою еще гора, еще гора - целые Гималаи любви,
Марина! Вы замечаете, Марина, как все они, даже самые целующие, даже самые
как будто любящие, боятся сказать это слово... Мне ведь только от этого
человека нужно "люб-лю-ю"... Я только этим словом кормлюсь, Марина, потому
так и отощала...
Ты только скажи, я проверять не буду. Но не говорят, потому что думают,
что это - женитьба, связаться, не развязаться. Если я первым скажу, то я
никогда уже первым не смогу уйти! Марина. Я - в жизни не уходила первая. И в
жизни - сколько мне еще бог отпустит - первая не уйду. Я и внутри себя не
уходила первая. Никогда первая не переставала любить. Всегда до последней
возможности, до последней капельки. Потому что, Марина, любовь - любовью, а
справедливость - справедливостью. Он не виноват, что он мне больше не
нравится. Это все равно, что разбить сервиз и злиться, что он не железный.
Это не его вина, это моя беда, моя бездарность... (голос стихает,
микшируется)

Марина: (спокойным голосом наблюдательницы)
Сжалась в комочек, маленькая, лица не видно из-за волос, прячется сама
в себя - от всего. А вокруг - лес, свод, прилив кресла. По тому, как она в
него вгребалась, вжималась, видно было, до чего нужно, чтобы кто-нибудь
держал ее в сильных любящих старших руках. ведь кресло - всегда старик... По
Сонечке в кресле была видна вся любящесть ее натуры. Ибо вжималась она в
него не как кошка в бархат, а как живой - в живое... Поняла! Она у него
просто сидела на коленях!

Сонечка: (голос прорывается из воспоминаний, снова живой, явный)
- Марина, вы думаете, меня бог простит, что я так многих целовала?

Марина: (живо возражая)
- А вы думаете, бог считал?

Сонечка:
- Я тоже не считала.
А главное, я всегда целую - первая, также просто как жму руку, только
неудержимее. Просто никак не могу дождаться. А главное, я терпеть не могу,
когда другой целует - первый. Так я, по крайней мере знаю, что я этого
хочу...

Музыка: (романтическая переходит в лубяную, примитивную, ярмарочную)

Сонечка:
Марина, я тогда играла в провинции. А летом в провинции - всегда
ярмарки. А я до страсти люблю всякое веселье бедное. С розовыми петухами и
деревянными кузнецами. И сама ходила в платочке. Розовом...
Музыка: (усиливается, так, что голоса не слышно)

Сонечка: (кричит, перебивая музыку)
... Так про ту ярмарку. Раз иду в своем платочке и из-под платочка -
вижу, громадная женщина, даже баба, бабища в короткой малиновой юбке с
блестками и под шарманку - танцует. А шарманку вертит - чиновник. Немолодой
уже, зеленый, с красным носом, с кокардой... Тут я его страшно пожалела:
бедный! Должно быть с должности прогнали за пьянство, так он с голоду... А
оказалось, Марина, от любви. Он десять лет тому назад, где-то в своем
городе, увидел ее на ярмарке, и она тогда была молоденькая и тоненькая, и
должно быть, страшно трогательная. И он сразу в нее влюбился,

Марина: (игриво)
А она в него - нет, потому что была уже замужем за чревовещателем...

Сонечка: (трагичным полушепотом, поверяя чужую тайну)
...И с утра стал пропадать на ярмарке, а когда ярмарка уехала, он тоже
уехал, и ездил за ней всюду, и его прогнали с должности и он стал крутить
шарманку, и так десять лет и крутит и крутит, и не заметил, что она
разжирела - и не красивая, а страшная... Мне кажется, если бы он крутить
перестал, он бы сразу все понял - и умер.
Марина, я сделала ужасную вещь: ведь его та женщина ни разу не
поцеловала - потому что если бы она его хоть раз поцеловала, он бы крутить
перестал: он ведь этот поцелуй выкручивал! - Марина! Я перед всем народом...
Подхожу к нему, сердце колотится: "Не сердитесь, пожалуйста, я знаю вашу
историю: как вы все бросили из-за любви, а так как я сама такая же..." - и
перед всем народом его поцеловала. В губы!
Вы не думайте, Марина, я себя - заставила, мне очень не хотелось, и
неловко и страшно, и... Просто не хотелось! Но я тут же себе сказала:
"Завтра ярмарка уезжает - раз. Сегодня последний срок - два. Его никто в
жизни не целовал - три. И уже не поцелует - четыре. А ты всегда говоришь,
что для тебя выше любви нет ничего, - пять. Докажи - шесть. И - есть,
Марина, поцеловала! В губы! Не поцелуй я его, я бы уже никогда не посмела
играть Джульетту.

3-ий голос:
Дружить со мной - нельзя
Любить меня - не можно
Прекрасные глаза, глядите осторожно
Баркасу должно плыть
А мельнице вертеться
Тебе ль остановить кружащееся сердце?

Марина: (насмешливо)
Порукою - тетрадь
Не выйдешь господином
Пристало ли вздыхать
Над действом комедийным
Любовный крест тяжел, и мы его не тронем
Вчерашний день прошел, и мы его схороним...

Музыка: (вычурная, из основной темы - подчеркнуто театральная,
эффектная)

Марина: (спокойным голосом писательницы, лениво потягиваясь)
А-ах! В театре мою Сонечку не любили. Ее - обносили... Я часто
жаловалась на это моему другу Вахтангу Левановичу Мчеделову, ее режиссеру,
который Сонечку для Москвы и открыл
Вахтанг: (возмущенным тоном)
Марина Ивановна! Вы не думайте: она очень трудна. Она не то что
капризна, а как-то неучтима... Никогда не знаешь, как она встретит
замечание... И иногда неуместно смешлива...

Марина: (насмешливо)
Сам был - глубоким меланхоликом
Вахтанг: (деланно возмущенно-восторженным тоном)
...Ей говоришь, а она смотрит в глаза и смеется. Да так смеется - что
сам улыбнешься. И уроку - конец. И престижу - конец. Как с этим быть?
Она - актриса на саму себя: на свой рост, на свой голос, на свой
смех... Она исключительно одарена, но я все еще не знаю, актерская это
одаренность или женская...
Ее нельзя употреблять в ансамбле, только ее и видно!

Марина: (решительно)
Давайте ей главные роли!
Вахтанг: (решительно, даже резко, отрубая)
Это всегда делать невозможно. Да она и не для всякой роли годится - по
чисто внешним причинам - такая маленькая... Для нее нужно бы специально
ставить, ставить ее среди сцены и все тут. Как в "Белых ночах"... Все знает,
все хочет и все может - сама... А что тут делать режиссеру? (пожимает
плечами)

Марина: (упрашивает)
Вахтанг Леванович, у вас в руках - чудо!
Вахтанг: (извиняющим тоном)
Но что мне делать, если не ЭТО нужно?
Марина Ивановна, вы ее не знаете... Не знаете, какая она зубастая,
ежистая, неудобная, непортативная какая-то...
Вы ее знаете поэтически, у себя с собой... А есть профессиональная
жизнь, товарищеская.
Сонечка же - никакой не товарищ! Сама по себе... Знаете станиславское
"вхождение в круг"? Так наша с вами Сонечка - сплошное выхождение из круга.
Или что то же - сплошной центр...
(Голос Вахтанга стихает, микшируется музыкой)

Музыка: (наивное, простое, незатейливо мелодичное)

Марина:
Мужчины ее не любили. Женщины - тоже. Дети - любили...
Музыка: (наивное, одно-мелодичное)

Марина:
Сонечка обожала моих детей: шестилетнюю Алю и двухлетнюю Ирину. Первое,
как, войдет - сразу вынет Ирину из ее решетчатой кровати.

Сонечка: (сюсюкает)
Ну как, моя девочка? Узнала свою Галлиду? Как это ты про меня поешь?
Галли-да, Галли-да! Да?
- Марина, у меня никогда не будет детей.

Марина:
Почему?

Сонечка:
- не знаю, мне доктор сказал и даже объяснил, но это так сложно - все
эти внутренности...

Марина:
Серьезная, как большая. С ресницами, мерцающими как лучи звезды.
Большего горя для нее не было, чем прийти к моим детям с пустыми
руками.
(голоса детей - с реверберацией, как в тумане)
Ирина: (радостно-повелительно)
Сахай давай!
Аля: (готовая от смущения зажать сестре рот)
Ирина, как тебе не стыдно!

Марина:
Сонечкино подробное разъяснение, что сахар завтра, а завтра - когда
Ирина ляжет совсем-спать, и потом проснется. И мама ей вымоет лицо и ручки,
и даст ей картошечки, и...
Ирина: (радостно-повелительно)
Кайтошка давай!

Сонечка: (с искренним смущением)
- Ах, моя девочка, у меня сегодня и картошечки нет, я про завтра
говорю...
Музыка: (из основной темы)

Сонечка:
О, Марина! Ведь сколько я убивалась, что у меня не будет детей, а
сейчас - кажется - счастлива: ведь это такой ужас, такой ужас, я бы просто с
ума сошла, если бы мой ребенок просил, а мне бы нечего было дать... Впрочем,
остаются все чужие.

Марина:
Чужих для нее не было. Ни детей, ни людей.

Музыка: (переход от спокойной музыки к динамичной, революционной)

Сонечка:
О, Марина! Как я их любила! Как я о них тогда плакала! Как за них
молилась! Вы знаете, Марина, когда я люблю - я ничего не боюсь, земли под
собой не чувствую! Мне все: "Куда ты! Убьют! Там - самая пальба!"
И я каждый день к ним приходила, приносила им обед в корзиночке, потому
что ведь есть - надо?
И сквозь всех этих красногвардейцев проходила. (Басом) "Ты куда идешь,
красавица? - (Пискляво) "Больной маме обед несу, она у меня за Москва-рекой
осталась" - "Знаем мы эту больную маму! С усами и бородой!" - "Ой нет, я
усатых-бородатых не люблю: усатый - кот, а бородатый - козел! Я правда, к
маме!" (И уже плачу). - "Ну ежели правда - к маме, проходи, проходи, да
только в оба гляди, а то неровен час - убьют. Наша али юнкерская пуля - и
останется старая мама без обеду".
Я всегда с особенным чувством гляжу на Храм Христа Спасителя, ведь я
туда им обед носила, моим голубчикам...
Музыка: (трагикомичная на тему революционных песен)

Сонечка:
- Марина! Я иногда ужасно вру! И сама - верю!
Вот вчера в очереди стояла, разговорились мы с одним солдатом. Хорошим.
Сначала о ценах, потом о более важном, о серио-озном. (Низким голосом)
"Какая вы, барышня, молоденькая будете, а разумная. Обо всем-то знаете, обо
всем правду знаете..." - "Да я не барышня совсем! Мой муж идет с Колчаком!"
- и рассказываю и сама плачу, оттого, что его так люблю и за него боюсь, что
он не дойдет до Москвы - оттого, что у меня нет мужа, который идет с
Колчаком...

Н.Нелюбова:
В час, когда мой милый брат
Миновал последний вяз
(Вздохов мысленных "Назад!")
Были слезы - больше глаз
В час, когда мой милый друг
Огибал последний мыс
(Вздохов мысленных "Вернись!")
Были взмахи - больше рук.
Руки прочь хотят - от плеч!
Губы вслед хотят - заклясть!
Звуки растеряла речь,
Пальцы растеряла пясть.
В час, когда мой милый гость...
- Господи, взгляни на нас! -
Были слезы больше глаз
Человеческих - и звезд
Атлантических..

Музыка: (из основной темы)

Сонечка:
Марина, почему я так люблю плохие стихи? Так любя ваши, и Пушкина и
Лермонтова. В полдневный жар, Марина, как это жжет! Я всегда себя чувствую и
им и ею, и лежу, Марина, в долине Дагестана и раной - дымлюсь, и
одновременно, Марина, в кругу подруг задумчиво-одна...

Марина: (низким голосом поет)
Музыка:
И в чудный сон душа моя младая
Бог знает чем всегда погружена

Сонечка:
Все стихи, написанные на свете, про меня, для меня, Марина, мне,
Марина! Потому никогда и не жалею, что их не пишу... Марина, вы - поэт,
скажите, разве важно - кто? Разве есть - кто? Ну все, сейчас зайдет ум за
разум. Но вы - поймете!
Перед вами, Марина, перед тем, что есть вы, все ваши стихи такая
чу-уточка, такая жалкая кро-ошечка... Вы не обижайтесь. Когда я услышала,
ушами услышала:

Сонечка: (изменившимся голосом декламирует)
Князь, это сон или грех?
Бедный испуганный птенчик!
Первая я - раньше всех!
Ваш услыхала бубенчик!

Сонечка:
Это первая и раньше - это МОЕ, у меня изо рта вынутое, Марина! У меня
внутри все задрожало, вы будете смеяться - весь живот и весь пищевод, все те
самые таинственные внутренности, которых никто не видел - точно у меня
внутри сплошные жемчуга от горла и вниз до колен ожили.
И вот, Марина, так любя ваши стихи. Я бе-зумно, безумно, безнадежно,
без-дарно, позорно - люблю - плохие. Совсем плохие, которых никто никогда не
писал, но все - знают
Музыка: (блатное "романтическое")

Сонечка:
Ее в грязи он подобрал,
Чтоб угождать ей - красть он стал,
Она в довольстве утопала
И над безумцем хохотала
Он из тюрьмы ее молил:
Я без тебя душой изныл!
Она на тройке пролетала
И над безумцем хохотала
И в конце концов, отвезли его в больницу, и...
Он умирал. Она - плясала.
Пила вино и хохотала.
О, я бы ее убила!
И кажется, даже, что когда он умер, и его везли на кладбище, она -
За гробом шла и хохотала!
Ну... может быть, я это сама выдумала, потому что никогда такого не
видела - чтобы за гробом шли и хохотали - а вы?

Марина: (улыбаясь, но серьезно)
Нет.

Сонечка: (воодушевленная вниманием)
Но, может быть, вы думаете - это плохие?
Тогда слушайте... О Господи! Забыла! Забыла! Забыла! Забыла, как
начинается!
...А граф был демонски хорош!
Та-та-та-та-та-та-та...
... А я впотьмах точила нож,-
(С сатанинским ликованием)
... А граф был демонски хорош!
Стойте- стойте - стойте!
... Взметнулась красная штора!
В его обьятиях - сестра!
Тут она обоих убивает, и вот, в последнем куплете: сестра лежит с
оскаленным страшным лицом, а граф был - демонски хор-рош!
А "бледно-палевую розу" знаете?

Марина: (улыбаясь, качает головой, ни "да", ни "нет")

Сонечка: (декламирует)
И бледно-палевая роза дрожала на груди твоей
Потом она, конечно, пускается в разврат, и он встречает ее в ресторане,
с военными, и вдруг она его видит!
Музыка:
Сонечка поет:
В твоих глазах дрожали слезы,
Кричала ты: "Вина! Скорей!"
И бледно-палевая роза
Дрожала на груди твоей.
Дни проходили чередою,
В забвеньи я искал отрад,
И вот опять передо мною
Блеснул твой прежний милый взгляд
Тебя семьи обьяла проза,
Ты шла в толпе своих детей,
И бледно-палевая роза
Дрожала на груди твоей.
И потом она умерла, Марина, и лежит в гробу, и он подходит к гробу, и
видит:
В твоих глазах застыли слезы...
И потом, уж не знаю, на что (с отвращением) ЕЙ:
И бледно-палевая роза
Дрожала на груди твоей
Дрожала, понимаете, на не-ды-ша-щей груди!
А - безумно люблю: и толпу детей, и его подозрительные отрады, и
бледно-палевую розу, и могилу...
Теперь, Марина, на прощание, мои самые любимые. Я - се-ри-озно говорю.
(С вызовом) Любимее ваших!

Музыка:

Н.Нелюбова:
Крутится - вертится шар голубой,
Шар голубо-ой, побудь ты со мной!
Крутится, вертится, хочет упасть,
Ка-ва-лер ба-рыш-ню хочет украсть!

Сонечка: (с вызовом)
Скажите, Марина, вы ЭТО - понимаете?
Меня, ТАКУЮ, можете любить? - Потому что это мои самые любимые стихи.
Потому что ЭТО (с закрытыми глазами, потягиваясь) просто - блаженство.
(Речитативом) - Шар - в синеве - крутится, воздушный шар Монгольфьер, в
сетке из синего шелку, а сам - голубой - и небо - голубое - и он на него
смотрит и безумно боится, чтобы шар не улетел совсем! А шар от его взгляда
начинает еще больше вертеться и вот-вот упадет, и все монгольфьеры погибнут!
И в это время, пользуясь тем, что тот занят шаром...
Ка-ва-лер ба-рыш-ню хочет ук-расть!
Что к этому прибавить?

Марина: (подхватывает)
А вот еще это, Сонечка:
Тихо дрогнула портьера
Принимала комната шаги
Голубого кавалера
И слуги...

3-ий голос: (загадочно с эхом)
"Никто - часы"

Марина: (вздрагивает и говорит, как бы спохватываясь, напряженно
вспоминая и запоминая)
Однажды она у меня на столе играла песочными часами, детскими
пятиминутными: стеклянная стопочка в деревянных жердочках с
перехватом-талией - и вот, сквозь эту "талию" - тончайшей струечкой - песок
- в пятиминутный срок.

Сонечка:
Вот еще пять минуточек прошло... (Шелест песка, пауза 5 секунд) Сейчас
будет последняя, последняя песчиночка! Все!

Марина:
Так она играла - долго, нахмурив бровки, вся уйдя в эту струечку... И
вдруг - отчаянный вопль!

Сонечка: (кричит)
О, Марина! Я пропустила! Я - вдруг- глубоко задумалась, и не
перевернула вовремя, и теперь я никогда не буду знать, который час... О,
Марина, у меня чувство, что я кого-то убила!

Марина:
Вы ВРЕМЯ убили, Сонечка...
"Который час?" - его спросили здесь
А он ответил любопытным: "Вечность..."

Сонечка:
О, как это чудесно! Что это? Кто этот ОН и это ПРАВДА - было?

Марина:
ОН - это с ума сшедший поэт Батюшков, и это, правда, было.

Сонечка:
Глупо у поэта спрашивать время. Без-дарно. Поэтому он и сошел с ума -
от таких глупых вопросов. Нашли себе часы! ЕМУ нужно говорить время, а не у
него - спрашивать...
Какая страшная, какая чудная игрушка, Марина! Я бы хотела с ней
спать...

Марина:
Струечка... Секундочка... Все у нее было уменьшительное, вся речь,
точно ее маленькость передалась ее речи. Были слова, словца в ее словаре -
может быть и актерские, актрисинские, но боже, до чего иначе это звучало из
ее уст! Например, "манерочка"

Сонечка: (с реверебератором)
Как я люблю вашу Алю, у нее такие особенные манерочки

Марина:
"Манерочка..." - нет, не актрисинское, а институтское, и недаром мне
все время чудится, слышится:

Сонечка: (с реверебератором)
"...Когда я училась в институте..."

Марина:
Не могла гимназия не дать и не взять у нее этой старинности -
старомодности, какого-то осьмнадцатого века, девичества, этой насущности
обожания и коленопреклонения, этой страсти к несчастной любви... Институтка,
потом - актриса. А может быть, институтка, гувернантка и потом - актриса...
Смутно помнятся какие-то чужие дети...

Сонечка: (с реверебератором)
Когда Аля вчера просила еще посидеть, у нее была такая трогательная
гримасочка...