----------------------------------------------------------------------------
John Keats
Poems. "Lamia", "Isabella", "The eve of St. Agnes", and other poems
Джон Китс
Стихотворения. "Ламия", "Изабелла", "Канун св. Агнесы" и другие стихи
Издание подготовили: Н. Я. Дьяконова, Э. Л. Линецкая, С. Л. Сухарев
"Литературные памятники". Л., "Наука", Ленинградское отделение, 1986
Перевод Сергея Сухарева
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

    1. ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛДСУ



Сентябрь 1817 г. Оксфорд

...Вордсворт нередко преподносит нам, хотя и с большим изяществом,
сентенции в стиле школьных упражнений по грамматике - вот пример:

Озеро блещет,
Птичка трепещет, etc. {1}

Впрочем, мне кажется, что именно таким образом можно лучше всего
описать столь примечательное место, как Оксфорд:

Вот готический стиль:
К небу тянется шпиль,
На колоннах - снятые отцы.
Рядом арка и дом,
5 Арка тронута мхом,
Дом приветствует - "Вильсон. Квасцы".

Студиозусов рой:
Не увидишь порой
Ни единого за день профана;
10 Громоздится собор,
Заливается хор,
Ну и Ректору тоже - осанна!

Очень много травы,
Очень много листвы
15 И оленей - не только для лирики;
И уж если рагу -
"Отче наш" на бегу,
И к тарелкам бросаются клирики.

(Перевод Дмитрия Шнеерсона)


    2. БЕНДЖАМИНУ БЕЙЛИ



8 октября 1817 г. Хэмпстед

Хэмпстед. {1} Октябрь, среда.

Дорогой Бейли,

После довольно сносного путешествия - с пересадками из одного экипажа в
другой - я добрался до Хэмпстеда и застал братьев дома. Наутро, почувствовав
себя вполне прилично, отправился на Лэм-Кондуит-стрит {2} передать твой
пакет. Джейн и Марианне гораздо лучше, особенно Марианне: нездоровая
припухлость спала у нее с лица; мне показалось, что выглядит она хорошо,
хотя и сильно осунулась. Джона я не застал. Крайне огорчен известием о том,
что бедняга Раис, во время своей поездки совершенно здоровый, теперь не на
шутку болен. Надеюсь, он тебе написал. Из дома Э 19 я направился к Хенту и к
Хейдону, которые теперь живут по соседству. Шелли был там. В этом уголке
вселенной я решительно ничего не могу разобрать: похоже на то, что все в
ссоре со всеми. Вот Хент, обуреваемый энтузиазмом; вот картина Хейдона in
statu quo. {in statu quo - в прежнем состоянии (латин.).} Вот Хент
расхаживает по мастерской, обрушивая направо и налево немилосердную критику.
Вот Хорас Смит, {3} в изнеможении от Хента. "Наша жизнь соткана из различной
пряжи". {4} Поскольку Хейдон окончательно перебрался с Мальборо-стрит, пусть
Крипс {5} адресует свое письмо на Лиссон-Гров, Норт-Паддингтон. Вчера утром,
когда я был у Брауна, зашел Рейнолдс - в веселом расположении духа - и мы
приятно провели время, однако ночью ему пришлось возвращаться домой пешком в
этакую даль по лютому холоду. Дети миссис Бентли {6} учиняют чудовищный
гвалт - и я сожалею, что нельзя перенестись в твою комнату и там писать это
письмо. Я испытываю настоящее отвращение к литераторам и не желаю больше ни
с кем знаться, кроме Вордсворта - даже с Байроном. Вот пример их дружеских
отношений: Хейдон и Хент знают друг друга много лет, а теперь живут pour
ainsi dire {pour ainsi dire - если можно так выразиться (франц.).} точно
завистливые соседи. Хейдон говорит мне: - Китс, ни под каким видом не
показывайте свои стихи Хенту, иначе он повычеркивает половину. Мне сдается,
что Хент не прочь, чтобы так и думали. Он встретил в театре Рейнолдса, и
Джон сказал ему, что у меня готовы почти четыре тысячи строк. - Ох! -
говорит Хент, - не будь меня, их было бы семь тысяч. Если он говорит
подобные вещи Рейнолдсу, то что же тогда он говорит другим? Не так давно
Хейдон получил от некоей дамы письмо с предостережением для меня по тому же
поводу. С какой стати я должен думать обо всех этих дрязгах? Суть дела
станет тебе ясна из следующего отрывка из письма, которое я написал Джорджу
весной: "По твоим словам, я - поэт. Могу ответить только, что поэтическая
слава представляется мне головокружительной, даже недостижимой для меня
высотой. Во всяком случае, я должен об этом помалкивать, пока не окончу
"Эндимиона". Он будет испытанием, пробой сил моего воображения и прежде
всего способности к вымыслу (штуки действительно редкой). Мне предстоит
извлечь 4000 строк из одного незамысловатого эпизода и наполнить их до краев
Поэзией. Когда я размышляю о том, как велика эта задача, исполнение которой
приблизит меня к Храму Славы шагов на десять, я твержу сам себе: сохрани бог
остаться без этой задачи! Хент говорил, да и другие тоже скажут: к чему
корпеть над большой поэмой? На это я должен ответить: разве поклонники
поэзии не более по душе некий уголок, где они могут бродить и выбирать
местечки себе по вкусу и где образов так много, что иные забываются и
кажутся новыми при повторном чтении, и где летом можно пространствовать
целую неделю? Разве это не больше им по душе, нежели то, что они успевают
пробежать глазами, пока миссис Уильямс еще не спустилась вниз - утром, за
час-другой, не долее того? К тому же большая поэма - пробный камень для
вымысла, а вымысел я считаю путеводной звездой поэзии, фантазию - парусами,
а воображение - кормилом. Разве наши великие поэты всегда писали коротко? Я
имею в виду повести в стихах: но, увы, вымысел кажется давно забытой мерой
поэтического совершенства. Впрочем, довольно об этом. Я не возложу на себя
лавров до тех пор, пока не окончу "Эндимиона" - и надеюсь, что Аполлон не
гневается на меня за насмешку над ним в доме Хента". {7}
Ты видишь, Бейли, насколько я независим в своих писаниях. Разубеждения
Хента ни к чему не привели; я отказался навестить Шелли, дабы мой кругозор
не был ничем скован - а в итоге всего я прослыву eleve {eleve - ученик
(франц.).} Хента. Его поправки и вычеркивания в поэме людям знающим сразу
бросятся в глаза. Все это, несомненно, мелочи жизни - и я позволяю себе
говорить об этом так много только с теми, кто, как я знаю, принимает мое
благополучие и мою добрую репутацию близко к сердцу... <...>


    3. БЕНДЖАМИНУ БЕЙЛИ



22 ноября 1817 г. Летерхед {1}

Дорогой Бейли,

Мне хочется как можно скорее разделаться с первой половиной этого
нижеследующего письма, ибо дело касается бедного Крипса. - Человека с такой
душой, как твоя, письмо подобное хейдоновскому должно было задеть очень
больно. - Что чаще всего приводит к ссорам в нашем мире? Все обстоит очень
просто: встречаются люди с разным складом ума и им недостает времени понять
друг друга - для того чтобы предупредить неожиданные и обидные выходки
противной стороны. - Спустя три дня после знакомства с Хейдоном я уже
настолько хорошо изучил его, что не удивился бы выпаду вроде того письма,
которым он тебя оскорбил. А изучив, не видел бы причины для разрыва с ним,
хотя тебя, вероятно, обуревает такое желание. Я хочу посвятить тебя во все
свои размышления о гениальности и о жизни сердца, но полагаю, что тебе
досконально известны мои самые сокровенные взгляды на сей счет, иначе наше
знакомство не было бы столь продолжительным и ты давно перестал бы дорожить
моей дружбой. Попутно я должен высказать мысль, которая преследовала меня в
последнее время и усилила мою способность к смирению и покорности. Истина
заключается в том, что сила Гения действует на скопище неопределившихся умов
подобно некоему катализатору, ускоряющему химические реакции, однако сам
гений совершенно лишен индивидуальности и сложившегося характера; тех же, у
кого развита собственная личность, я бы назвал могучими натурами.
Однако я очертя голову вторгаюсь в область, которой, вне сомнения, не
смогу воздать должное даже за пять лет трудов и в трех томах in octavo {in
octavo - в восьмую долю листа (латин.).} - особенно если завести разговор о
Воображении. - Посему, мой дорогой Бейли, забудь об этом неприятном деле;
если возможно, - забудь - беды никакой не случится, - уверяю тебя. На днях я
напишу Крипсу с просьбой извещать меня время от времени о себе письмом, где
бы я ни находился, - и все пойдет на лад; так что гони прочь раздражение и
не думай о холодности, на которую ты натолкнулся со стороны Хейдона. Будь
спокоен, мой дорогой друг! Как бы я желал убедиться в том, что всем твоим
горестям настал конец и что твои минутные сомнения относительно
достоверности воображения оказались столь же преходящими. Я не уверен ни в
чем, кроме святости сердечных привязанностей и истинности воображения. То,
что воображению предстает как Красота, должно быть истиной - не важно,
существовала она до этого или нет; ибо все наши порывы, подобно Любви,
способны, как мне кажется, в высших своих проявлениях порождать Красоту -
подлинную ее сущность. Кстати сказать, мои заветные размышления на эту тему
должны быть известны тебе из моей первой книги стихов и по той песне,
которую я послал тебе в предыдущем письме: {2} и то и другое - попытка таким
вот способом уяснить себе эти вопросы. Воображение можно уподобить сну
Адама: {3} он пробудился и увидел, что все это - правда. Я тем ревностней
бьюсь над решением этой задачи, что до сих пор не в состоянии постигнуть,
каким образом можно придти к истине путем логических рассуждений, - и
все-таки, наверное, это обстоит именно так. Неужели даже величайшим
философам удавалось достичь цели, не отстранив от себя множества
противоречий? Как бы то ни было, я за жизнь чувств, а не мыслей! Жизнь -
"видение в образе Юности", тень грядущей действительности; и я все более
укрепляюсь в другом моем излюбленном тезисе - в том, что. нам суждено
испытать земное счастье заново, только еще более прекрасное. Однако подобный
удел может выпасть только на долю тех, кто упивается чувством, а не
устремляется жадно за истиной, подобно тебе. Притча о сне Адама тут как
нельзя более уместна: она словно бы служит подтверждением того, что
воображение и его запредельный отблеск - это то же самое, что человеческая
жизнь и ее духовное повторение. Но, как я уже говорил, человек, наделенный
даже не слишком богатым воображением, вознаграждается тем, что тайная работа
фантазии то и дело озаряет его душу. Сравним великое с малым: не случалось
ли тебе, услышав знакомую мелодию, спетую дивным голосом в дивном уголке,
пережить снова все те же мысли и догадки, которые посещали тебя тогда, когда
ты впервые услышал этот голос? Вспомни: разве ты, мысленно рисуя себе лицо
певицы, не воображал его себе в минуту восторга более прекрасным, нежели оно
могло быть на самом деле? Тогда, высоко вознесенному на крыльях воображения,
тебе казалось, что реальный образ совсем близко от тебя и что это прекрасное
лицо ты должен увидеть? О, что это за мгновение! Но я то и дело отклоняюсь
от темы: бесспорно, сказанное мной выше не вполне приложимо к человеку со
сложным мышлением, наделенному воображением и вместе с тем исполненному
заботы о его плодах, - к человеку, который живет и чувствами, и рассудком и
ум которого с годами не может не стать философским. У тебя по-моему именно
такой ум; поэтому для полноты счастья тебе необходимо не только вкушать тот
божественный нектар, который я бы назвал воспроизведением наших самых
возвышенных мечтаний о неземном, но и расширять свои познания, постигая все
сущее. Я рад, что твои занятия успешно продвигаются: до пасхи ты покончишь
со своим нудным чтением - и тогда... Хотя мир полон невзгод, у меня нет
особых причин думать, что они слишком мне досаждают. Полагаю, Джейн и
Марианна лучшего мнения обо мне, чем я заслуживаю. Право же, я не считаю,
что болезнь брата связана с моей: подлинная причина известна тебе лучше, чем
им, и мне вряд ли придется мучиться подобно тебе. Ты, вероятно, одно время
полагал, что на земле существует счастье и что его можно обрести рано или
поздно: судя по твоему характеру, ты вряд ли избежал подобного заблуждения.
Не помню, чтобы я когда-нибудь в жизни полагался на счастье. Я и не ищу его,
если только не испытываю счастья в данную минуту: ничто не трогает меня
дольше одного мгновения. Закат утешает меня всегда; и если воробей прыгает
под моим окном, я начинаю жить его жизнью и принимаюсь подбирать крошки на
тропинке, усыпанной гравием. Вот первое, что приходит мне в голову при
известии о постигшем кого-то несчастье: "Ничего не поделаешь, зато он
испытает радость от того, что измерит силу своего духа". И я прошу тебя,
дорогой Бейли, коли впредь тебе случится заметить во мне холодность,
приписывай это не бездушью, но простой рассеянности. Поверь, подчас целыми
неделями я пребываю в полнейшем равнодушии, пока не начинаю сомневаться в
искренности собственных чувств и принимать всякое их проявление за
вымученные театральные слезы. - Моему брату Тому гораздо лучше: он
собирается в Девоншир, куда я отправляюсь следом за ним. Сейчас я только что
прибыл в Доркинг - переменить обстановка подышать воздухом и пришпорить себя
для окончания поэмы, {4} в которой недостает еще 500 строк. Я оказался бы
здесь днем раньше, но Рейнолдсы убедили меня задержаться в городе, чтобы
навестить твоего приятеля Кристи. {5} Там были Райс {6} и Мартин {7} - мы
рассуждали о привидения; Я поговорю с Тейлором и все тебе перескажу, когда,
даст бог, приеду на рождество. Непременно разыщу номер "Экзаминера", если
удастся. Сердечный привет Глейгу. {8} Привет тебе от братьев и от миссис
Бентли.
Твой преданный друг - Джон Китс.
Хочется сказать о многом - стоит только начать, и уже не остановиться.
Адресуй письма в Бэрфорд-Бридж, близ Доркинга.


    4. ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛДСУ



22 ноября 1817 г. Летерхед

<...> Видит бог, мне нельзя говорит с тобой о
печальном - у тебя и так полно неприятностей. Что ж, больше не стану, а
случись мне еще хоть раз начать перед тобой плакаться - прокляни меня
(почему бы и нет?). Теперь же я намереваюсь задать тебе довольно глупый
вопрос, на который никто на свете не сумеет ответить даже если напишет целый
том или на худой конец брошюрку, - суди сам: почему бы тебе не относиться,
подобно мне, легко к тому, что точнее всего именуют душевными огорчениями?
Они никогда не застают меня врасплох. Боже милостивый! Нельзя обладать
тонкой душой и быть пригодным для этого мира. Здесь мне все очень нравится -
и холм, и долина, и маленькая речушка. {1} Вечером я взобрался на Бокс-хилл
после того, как взошл луна - ты видел Луну? - и написал несколько строк.
Всякий раз в раг луке с тобой, когда я не буду занят длинной поэмой, в
каждом моем письм ты найдешь стихи, однако мне слишком хочется порадовать
тебя цельиу а не посылать по кусочкам. Одна из трех книг, которые сейчас со
мной, - стихотворения Шекспира: никогда раньше я не находил такой красоты в
его сонетах - они полны прекрасного, высказанного непреднамеренно -
редкостной силой, порождающей образы. Как перенести это спокойно? Внимай!

Когда листва несется вдоль дорог,
В полдневный зной хранившая стада,
И нам кивает с погребальных дрог
Седых снопов густая борода... {2}

Он сказал все обо всем и ничего не оставил недосказанным: возьми, к при
меру, улиток - тебе известно, что он сказал об улитках; тебе известие где он
говорит о "рогатых улитках" {3} - в одном из сонетов он говорит: "она
скользнула в..." - нет, вру! это из "Венеры и Адониса", это сравнение
заставило меня вспомнить строки - Audi - {Audi - слушай (латин.).}

Коснись рожков улитки, и - о диво! -
Укрывшись в тесный домик свой от бед,
Она во тьме таится терпеливо,
Боясь обратно выползти на свет.
Так зрелищем кровавым пьяны, сыты,
Глаза уходят в темные орбиты. {4}

Он ошеломляет истинного поклонника поэзии потоком негодования, когда
говорит о "безумстве поэта и пространном слоге старинных песнопений". {5}
Кстати, не будет ли эта строка превосходным эпиграфом к моей поэме? Он
говорит также о "тупом резце Времени" {6} - и о "цветах - о первенцах
апреля" {7} - и о "холоде извечном смерти"... {8} О властелин всех прихотей!
Переписываю для тебя отрывок, поскольку он достаточно независим по смыслу -
и, когда я сочинял его, мне хотелось, чтобы ты подал свой голос - за или
против.

Ты, пояса небес собрат кристальный!
Тебе, Акварий, в вышине астральной
Сияния потоки вместо крыл
Юпитер дал, чтоб ты лучи излил
5 Для игр Дианы;
Сквозь льдистую прозрачность небосклона
Плеч холод серебристо-обнаженный
Взнеси, венчая блеском дольный мир,
К Луне-Царице ввысь на брачный пир -
10 Спеши, нежданный! {9}

Теперь я надеюсь не оплошать с концовкой, как сказала женщина (нрзб)... Я
говорю без экивоков. В "Кроникл" я видел уведомление: они завалены стихами
на кончину принцессы. {10} Думаю, у тебя их не меньше {11} - пришли же мне
хоть несколько строк - "помоги слегка позабавиться" {12} - "пришли немного
зародышей куриных" {13} - пару "яиц зяблика" {14} - и передай от меня привет
всем членам нашего игрального клуба. {15} После смерти всех вас превратят в
игральные кости - вы будете в закладе у самого дьявола - ибо карты
"коробятся", как короли. {16} Я имею в виду короля Иоанна в сцене, к которой
причастен принц Артур.
Остаюсь твоим преданным другом - Джон Китс.
Передай мой поклон "обоим вашим домам" {17} - hinc atque illinc. {hinc
atque illinc - с той и с другой стороны (латин.).} {18}


    5. ДЖОРДЖУ И ТОМАСУ КИТСАМ



21 декабря 1817 г. Хэмпстед

Хэмпстед, воскресенье.

Дорогие братья,

Умоляю вас простить меня за то, что до сих пор не писал. Я видел Кина в
"Ричарде III": он вернулся на сцену - и вернулся блистательно. {1} По
просьбе Рейнолдса я написал об исполнении им роли Льюка в спектакле
"Богатства". {2} Рецензия появилась в сегодняшнем "Чемпионе" {3}: посылаю
его вам вместе с номером "Экзаминера", в котором вы найдете справедливые
сетования на забвение рождественских забав и развлечений, {4} хотя изрядная
примесь слащавой самовлюбленной болтовни портит все дело. Судебный процесс
издателя Хоуна {5} наверняка вас позабавил и вместе с тем обнадежил как
англичан: не будь Хоун оправдан, проблески Свободы потускнели бы. Лорду
Элленборо отплатили той же монетой; {6} Вулер {7} и Хоун сослужили нам
великую службу. Я очень приятно провел два вечера с Дилком {8} - вчера и
сегодня; сейчас только что от него вернулся и решил взяться за это письмо,
начатое утром, когда он зашел за мной. Вечер в пятницу я провел с Уэллсом,
{9} а наутро отправился посмотреть "Смерть на коне бледном". Картина чудная,
особенно если учесть возраст Уэста, {10} но ничто в ней не вызывает сильного
волнения: там нет женщин, которых до безумия хочется поцеловать; нет лиц,
оживающих на глазах. Совершенство всякого искусства заключается в силе его
воздействия, способной изгнать все несообразности, связав их тесным родством
с Истиной и Красотой. {11} Возьмите "Короля Лира" - и вы повсюду найдете там
свидетельство этому. А в картине, о которой идет речь, есть нечто
отталкивающее, и неприятное чувство нельзя подавить, углубившись хоть на
минуту в размышления, поскольку охоты к ним не испытываешь. По размеру
картина больше "Отвергнутого Христа".
В следующее воскресенье после вашего отъезда я обедал с Хейдоном -
время прошло чудесно; обедал также (в последнее время я почти не бываю дома)
с Хорасом Смитом и познакомился с двумя его братьями {12}, обедал с Хиллом
{13} и Кингстоном {14} и неким Дюбуа. {15} Все они только убедили меня
лишний раз в том, насколько дороже наслаждение от простой веселой шутки,
нежели от утонченной остроты. Сказанное ими в первый момент поражает, но
нимало не трогает; все они на одно лицо и манеры у всех одни и те же; все
они вращаются в свете; даже едят и пьют, соблюдая манеры; соблюдая манеры,
берут со стола графин. - Разговор шел о Кине и о его якобы дурном окружении
- хотел бы я быть с ними, а не с вами, сказал я себе. Понимаю, что такое
общество не по мне, однако в среду отправляюсь к Рейнолдсу. Вместе с Брауном
и Дилком я ходил на рождественскую пантомиму. {16} С Дилком мы не то чтоб
поспорили, но скорее обсудили разные темы; кое-что у меня в голове
прояснилось - и вдруг меня осенило, какая черта прежде всего отличает
подлинного мастера, особенно в области литературы (ею в высшей мере обладал
Шекспир). Я имею в виду Негативную Способность - а именно то состояние,
когда человек предается сомнениям, неуверенности, догадкам, не гоняясь
нудным образом за фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности.
Кольридж, например, довольствовался бы прекрасным самодовлеющим
правдоподобием, извлеченным из святилища Тайны - из-за невозможности
смириться с неполнотой знания. Развивая эту мысль в многотомном трактате, мы
придем к тому же самому выводу: для великого поэта чувство красоты
торжествует над всеми прочими соображениями, - вернее, изгоняет все прочие
соображения.
Поэма Шелли вышла; {17} носятся слухи, что ее встретят столь же
враждебно, как и "Королеву Маб". Бедный Шелли! - ведь он, ей-богу, тоже не
обделен добрыми качествами.
Пишите скорее вашему преданному другу и любящему брату
Джону.


    6. БЕНДЖАМИНУ РОБЕРТУ ХЕЙДОНУ



23 января 1818 г. Хэмпстед

Пятница, 23-е.
Дорогой Хейдон,

Полностью единодушен с тобой в данном вопросе {1} - вот только лучше
было бы чуточку подождать, и тогда ты смог бы выбрать что-нибудь из
"Гипериона" - когда эта поэма будет окончена, тебе представится широкий
выбор возможностей - в "Эндимионе", мне кажется, ты найдешь немало примеров
глубокого и прочувствованного изображения - "Гиперион" заставит меня
следовать нагой греческой манере - развитие чувств и устремления страстей не
будут знать отклонений - главное различие между тем и другим заключается в
том, что герой написанной поэмы смертен по природе своей - и потому влеком,
как Бонапарт, силою обстоятельств, тогда как Аполлон в "Гиперионе" -
всевидящий бог и сообразует свои действия соответственно этому. Но я,
кажется, принимаюсь считать цыплят.
Твое предложение радует меня очень, - и, поверь, я не за что не
согласился бы выставить в витрине лавочки свое изображение, созданное не
твоей рукой - нет-нет, клянусь Апеллесом! {2}
Я напишу Тейлору и дам тебе знать об этом. Всегда твой Джон Китс.


    7. ДЖОРДЖУ И ТОМАСУ КИТСАМ



23 января 1818 г. Хэмпстед

Пятница, 23 января 1818.

Дорогие братья,

Не понимаю, что так долго мешало мне взяться за письмо к вам: хочется
сказать так много, что не знаю, с чего и начать. Начну с самого интересного
для вас - с моей поэмы. Итак, я передал 1-ю книгу Тейлору, который, судя по
всему, остался ею более чем доволен: к моему удивлению, он предложил издать
книгу in quarto, {in quarto - в четвертую долю листа (латан.).} если только
Хейдон сделает иллюстрацию к какому-нибудь эпизоду для фронтисписа. Я
заходил к Хейдону: он сказал, что сделает все, как я хочу, но прибавил, что
охотнее написал бы законченную картину. Кажется, он увлечен этой мыслью:
через год-другой нас ждет славное будущее, ибо Хейдон потрясен первой книгой
до глубины души. На следующий день я получил от него письмо, в котором он
предлагает мне сделать со всем возможным для него искусством гравюру с моего
портрета, выполненного пастелью, и поместить ее в начале книги. Тут же он
добавляет, что в жизни ничего подобного ни для кого из смертных не делал и
что портрет возымеет значительный эффект, поскольку будет сопровожден
подписью. Сегодня принимаюсь за переписывание 2-й книги - "проникнув далеко
в глубь сей страны". {1} Конечно, сообщу вам о том, что получится - quarto
или non quarto, {2} картина или же non {non - не (латин.).} картина. Ли
Хент, которому я показывал 1-ю книгу, в целом оценивает ее не слишком
высоко, объявляет неестественной и при самом беглом просмотре выставил
дюжину возражений. По его словам, речи натянуты и слишком напыщены для
разговора брата с сестрой - говорит, что здесь требуется простота, забывая,
видите ли, о том, что над ними простерта тень могущественной
сверхъестественной силы и что никоим образом они не могут изъясняться на
манер Франчески в "Римини". {3} Пусть сначала докажет, что неестественна
поэзия в речах Калибана: {4} последнее совершенно устраняет для меня все его
возражения. Все дело в том, что и он, и Шелли чувствуют себя задетыми (и,
вероятно, не без причины) тем, что я не слишком-то им навязывался. По
отдельным намекам я заключил, что они явно расположены рассекать и
анатомировать всякий мой промах и малейшую оговорку. Подумаешь, напугали!
<...> Мне кажется, в моем духовном мире с некоторых пор произошла перемена:
я не в состоянии пребывать праздным и безразличным - это я-то, столь долго
предававшийся праздности. Нет ничего более благотворного для целей создания
великого, чем самое постепенное созревание духовных сил. Вот пример -
смотрите: вчера я решил еще раз перечитать "Короля Лира" - и мне подумалось,
что к этому занятию требуется пролог в виде сонета. Я написал сонет и взялся
за чтение (знаю, что вам хотелось бы на него взглянуть:

    ПЕРЕД ТЕМ, КАК ПРОЧИТАТЬ "КОРОЛЯ ЛИРА"



О Лютня, что покой на сердце льет!.. {*}