— Свинья! Оставь ребенка! — заорал он на Эстебана. И когда тот не повиновался, с силой ударил его прикладом по спине. — Отпусти ее!
   Эстебан медленно повернулся, пригнулся, изготовившись к прыжку как дикий зверь, но Эмиль выдержал его взгляд. Эстебан молча отступил в сторону.
   Подталкивая перед собой девушку, Эмиль вернулся в жилую комнату, охваченный смутными, разноречивыми чувствами и мыслями. С момента захвата дома прошло всего несколько минут, но он ощущал, как они его изменили. Во всей атмосфере дома было что-то необъяснимое. Она дышала чем-то невыразимо новым, не поддающимся его пониманию. Его смутили и встревожили остальные мелочи, детали, заставлявшие вдуматься в смысл происходящего.
   За последние годы Ярдок силой вытравлял из него все личное, неповторимое, навязав взамен понятия, прежде для него чуждые. Ему пришлось усвоить нормы поведения, превратившие его в животное. В те редкие мгновения, когда Эмиль это осознавал, он старался как можно скорее избавиться от таких мыслей, потому что они были мучительными, требовали напряжения духовных сил, а этйго он старательно избегал. Прямой, накатанной дорогой было повиновение приказу.
   Сейчас женщина стояла рядом с мужем, прислонившись к его влечу, как бы желая подчеркнуть свою силу и решимость, хотя, по сути дела, она лишь искала у мужа защиты. Роста она было невысокого, скорее даже приземистой, но сложена пропорционально. Одета в мышиного цвета длинную, до щиколоток, юбку, переливающуюся тунику, не скрывавшую нежных рук.
   "Картинка из мирной жизни", — подумал Эмиль. Идиллия среди хаоса войны, как и птички там, у дороги. А потом он заговорил, и собственный голос показался ему непривычно хриплым, грубым.
   — Выполняйте наши приказы и ничего без разрешения не предпринимайте. В противном случае вас ждет смерть.
   Мужчина покачал головой. Как показалось Эмилю, тот ему не поверил.
   — Пожалуйста, объясните, кто вы? Нам непонятна причина вашего вторжения.
   Он не понимает! Да над ними просто смеются! Раздосадованный этим, Эмиль рявкнул:
   — Идет война, старик! И если кто не подчиняется, того убивают!
   — Война? — мужчина негромко рассмеялся и сел. — Никаких войн больше нет. К чему они? Кому против кого сражаться и по какой причине? Молодой человек, позвольте мне высказаться: вы играете в глупые игры. Ведь как легко задеть или ранить человека… Взгляните-ка на вашего друга… Разрешите, я вызову медоператора.
   — Старик спятил, — пробормотал стоявший у двери Эстебан. Ему тоже было не по себе. — Свихнулся. Зациклился. Мы уже семь лет как воюем, а он задает вопросы, будто с Марса свалился. Пойду свяжусь с Ярдоком.
   У Эмиля появилось такое чувство, будто его провели как дурачка.
   — Ты и правда не знаешь, что идет война?
   — Конечно, я знаю, что такое война, и могу только радоваться, что при мне их никогда не было, войн. Для нас они — история. Последняя большая война закончилась лет триста тому назад.
   Чтобы убедиться, что это ему не снится, Эмиль ущипнул себя за руку.
   — Проходите, присаживайтесь с вашим другом к столу, поешьте вместе с нами. Вы, верно, проголодались.
   Эмиль вышел, наконец, из оцепенения.
   — Ты лжешь! — вскричал он в ярости. — Решил опутать нас своей ложью и выиграть время!
   И вдруг что-то в нем встрепенулось, ему с предельной ясностью и отчетливостью, как при вспышке молнии, вспомнились цветы на кустах при дороге, странный заход чужого темно-вишневого солнца, дома причудливой формы, женщина, не знавшая как обращаться с вакуумными застежками. Но его разум продолжал противиться осознанию поразительной мысли, тяжеленной глыбой обрушившейся на него.
   Триста лет… Нет, не может быть… невозможно!
   — А чем ты докажешь свои слова?
   — Чем пожелаете.
   — Эстебан прав, все они здесь спятили, — простонал Уорнер. — В этом селении одни психи.
   "А где остальные группы? — подумал Эмиль. — Что там у них? Надо выйти, проверить, что у них творится. Может, нас завлекли в западню". Он даже обрадовался, придя к столь простому и приемлемому для него решению.
   Ночь встретила его прохладой. Облачка пара, вырывавшиеся на быстром ходу изо рта, таяли во тьме. Издали до Эмиля доносился звук голосов, потом послышались негромкие шаги — кто-то шел ему навстречу. Он поспешил укрыться, «окуклился» под накидкой, чтобы стать невидимым: а вдруг враг?
   Тревога оказалась напрасной. К нему приближался Евлотий. Эмиль сразу узнал его по развинченной походке: подпрыгивает как мячик.
   — Вставай! — сказал Евлотий, который шел в очках ночного видения.
   Эмиль стряхнул пыль с коленей.
   — У меня приказ от Ярдока. Мы сгоним их всех вместе. Я покажу тебе куда.
   Ну вот, опять появилась ясность, твердая линия действий.
   Семья не оказала им никакого сопротивления. Покорно, будто маленькое стадо овец, шли они впереди солдат. Выходя из дома, Эмиль обратил внимание на плоский диск, повисший в воздухе в одной из ниш на уровне его колена. Что это такое, Эмиль не мог взять в толк. Диск слегка пружинил, стоило нажать его рукой, но когда Эмиль нажал сильнее, больше не поддался. Какая-то невидимая сила удерживала его в этом положении. Сила поля? У Эмиля не было времени разбираться, что к чему.
   На сборном пункте жители селения вели себя на удивление спокойно, зато солдаты явно нервничали.
   Эмиль как бы невзначай присоединился к небольшой группе, которая обступила что-то обсуждавших Ярдока и сержанта.
   — … врут, — услышал он голос Лебоба. — Бред сумасшедших. Все они тут с ума посходили!
   Кто-то рассмеялся, но как-то невесело, неуверенно.
   — А что вещает твой премудрый компьютер?
   Ярдок промолчал, стиснув зубы, но потом словно нехотя сказал:
   — Мы взяли заложников. Загоним их в один из этих дурацких домов и будем ждать. Рано или поздно противник появится. Или наши части прорвут окружение.
   — К чему зря терять время? Займемся-ка одним из них. А лучше — одной из них. На душе легче станет. — Лебоб сплюнул.
   "Выходит, Ярдок тоже не знает, что происходит, — подумал Эмиль. — И остальные тоже столкнулись с тем же, что и мы".
   Лебоб и Окла обошли группы заложников. Сержант остановился, указал на одну из женщин и приказал:
   — Вот эту!
   Окла набросился на нее как волк, рванул за волосы, бросил в пыль, себе под ноги. И наступил сапогом на шею.
   — Слушайте нас, люди! Если не хотите, чтобы ей пришлось худо, ответьте на наши вопросы. Во-первых…
   От толпы отделился пожилой мужчина. Приблизившись к Окле, он проговорил:
   — Пожалуйста, не причиняйте зла Эйрин. Мы ответим на ваши вопросы и без этого, — он указал на сапог Оклы. — Отложите в сторону ваше опасное оружие и пройдемте с нами в наши дома. Ваша агрессивность вам только во вред, а кроме того…
   Окла ударил его под дых. Что-то в горле старика заклокотало, он повалился на землю. Из толпы исторгся стон.
   — Есть еще желающие? — закричал Окла.
   Из толпы выступили две женщины. Бесстрашно, высоко подняв головы, шли они к Окле и Лебобу. Помогли старту подняться на ноги. Одна из них повернулась к Окле:
   — Почему вы так себя ведете? Ваша война давным-давно кончилась. Мы не причиним вам зла, мы хотим только помочь.
   И вновь их поведение вызвало в Эмиле необъяснимое, неуловимое беспокойство, взламывающее ледяную корку, которая сковывала его душу. "Что это за люди? Их не устрашили ни смертоносное оружие, ни жестокость солдат. Они не испытывают страха. А ведь стоит Ярдоку приказать, и все они превратятся в горстку жалкого пепла…"
   Это селение ничем не отличалось от других: дома, деревья, улицы, тропинки. А ведь они все превратились в стратегические пункты, поскольку ими следовало овладеть. Овладеть — значит, исключить любой фактор риска. И для каждого из солдат задача ясна: создать вокруг себя вакуум. Только так он обеспечит собственную безопасность. Даже шелест листьев чреват опасностью: он может заглушить шаги крадущегося противника. Но куда опаснее люди! Лишь после того, как от них не останется и следа, рота будет чувствовать себя уверенно. Уверенно — чтобы продолжать военные действия. Таков круговорот смерти.
   Эмиль отдавал себе отчет в том, Что сам он-ничтожная частица в этом круговороте, что над ним довлеет проклятье: однажды, когда вражеское кольцо сомкнется, испытать до дна всю горькую чашу отчаяния.
   А простой мысли, что ему достаточно сделать лишь шаг, чтобы сойти с колеи убийств, он пока еще постичь не мог. Никто не подсказал, что ждет его по ту сторону двери. Не спрашивая согласия, его бросили на жернова войны, где душа перетиралась день за днем, и оттого сам он становился непригодным для жизни.
   Сейчас же Эмиль неожиданно почувствовал, что им начала овладевать неуверенность. Ему были знакомы ненависть, жажда убийства и стремление выжить — к этому его приучали со школьных лет. А потом пришла война, исполнение этих желаний. Но то, что происходило на его глазах в эти минуты, не было больше войной, которую он знал и признавал. Сначала оно напомнило ему о той, погибшей женщине, а потом произошло столько нового и необъяснимого, не вмещавшегося в рамки привычного и понятного!
   Пытки в его понимании служили надежным средством для собственного выживания — благодаря полученной информации обеспечивалась личная безопасность. В отличие от Ярдока, Оклы или Эстебана сам он не получал удовольствия от пыток, но верил в их необходимость, а коль скоро они воспринимались как данность, совесть с ними мирилась.
   Но эти люди… По какой-то необъяснимой причявю Эмиль отказывался отнести их к разряду противников… И все же их поведение было лишено всякого смысла. Как ни орали Окла и Лебоб на толпу их вопросы ответов не находили. Странным было и то, что на сей раз солдаты столкнулись не с открытой, безграничной ненавистью, а с удивлением и даже любопытством.
   Поток загадочных, необъяснимых на первый взгляд странностей захлестнул Эмиля с головой, но когда он словно бы оглянулся, прозрел — перед ним открылся новый мир.
   "Эти люди ничего о нас не знают, — подумал он вдруг. — Не знают ничего". И неожиданно громко и отчетливо проговорил:
   — Мы оказались не в своем времени, слышите? Мы в будущем! Прекратите! Прекратите!
   Он кричал, умоляя и заклиная, и сам не знал, откуда у него взялись силы, чтобы подняться над темной массой солдат. Эмиль искал объяснения не только для себя, но и для Ярдока, он ослушался приказа командира, грозил раздавить "Ярдока теми истинами, которые ему, Эмилю, открылись.
   Подбежавший коммисэр ударил его кулаком в лицо. Кожа на губах лопнула. Эмиль почувствовал солоноватый привкус крови во рту. Несколько секунд в нем боролись два чувства: привычка к рабскому послушанию и те новые ощущения, которые его сейчас переполняли. Наконец ему все-таки удалось как бы перепрыгнуть через бездну привычного повиновения.
   Он утер тыльной стороной ладони вспухшие губы.
   — Это правда. Мы пробыли под нашими накидками несколько веков. Войны больше нет. Мы оказались в будущем. Как это случилось, я не знаю. Но всем этим людям, — не спуская глаз с Ярдока, он указал на молчаливую толпу, — ничего ни о какой войне не известно. И о нас тоже. Мы можем убить их, но они не смогут, не сумеют ответить на наши вопросы.
   Зрачки Ярдока так и запрыгали. С калейдоскопической быстротой в его глазах ненависть сменилась пониманием, беспомощностью и наконец бессильной яростью. Однако, если поведение Эмиля и выбило его из колеи, вида он не показал. Прорычал новый приказ. Шесть человек послал в охрану, остальных собрал вокруг себя.
   Подобно хитроумному шахматисту, Ярдоку удалось найти интересный ход, позволивший ему выиграть время.
   — Вы слышали, о чем тут распространялся Эмиль. Я делаю скидку на то, что он, как и все вы, измучен тяжелым походом. Многие наши товарищи погибли смертью героев, и нервы у нас на пределе. Выскажитесь. Говорите, что думаете.
   Его короткая речь поразила солдат: в ней не прозвучало ни непререкаемой воли, ни деспотичности, столь ему присущих, скорее наоборот.
   — Ерунда, — небрежно отмахнулся Лебоб. — Сломался он, вот и все. — Сержант постучал себя пальцем по лбу. — От него одно беспокойство. Лучше всего будет, если он…
   В ответ послышался единодушный ропот. Все они наблюдали почти то же, что и Эмиль. Сталкивались со схожей реакцией местных жителей на их появление. И слова Эмиля, какими безумными они ни казались на первый взгляд, объясняли многое.
   — А что показывает компьютер? — поинтересовался кто-то.
   — Я вижу, — неожиданно миролюбиво заговорил Ярдок, — никто из вас не считает, что Эмиль спятил? Вы с ним заодно? Что же, не стану ничего от вас скрывать. Стратегический компьютер не выдает больше никаких нужных нам данных. Нет информации о действиях противника, не поступают кодовые сигналы наших армиям, Контроль приема стоит на нуле. Возможно, он просто вышел из строя. Но молчит и запасной компьютер.
   Ледяное молчание сковало роту.
   Выходит, то, к чему они отнеслись как к абсолютно невозможному, абсурдному, все-таки случилось. И не с нем-нибудь, а с ними. Они не живут более в своем времени, они перенеслись в чужое. От своего времени их отделяют века.
   Эмиль с удивлением наблюдал за Ярдоком. Он больше не приказывает, он объясняет, обсуждает. Разве это не самое убедительное доказательство того, что произошло нечто небывалое?
   — Судя по отдельным фактам, не исключено, что мы и в самом деле находимся не в своем времени. Но чтобы удостовериться в этом, необходимы доказательства. Пусть жители селения вернутся в свои дома. И там вы постараетесь найти эти доказательства. Не забывайте о новинках техники, требуйте, чтобы вам показали оружие, собирайте любую представляющую интерес информацию. К утру акция должна быть завершена. И тогда мы решим, как действовать дальше.
   Эмиль испытывал явное облегчение, сопровождая людей, своих людей, к их дому. От домика-гриба на него повеяло уютом, и это ощущение лишь усилилось, когда он проходил мимо комнаты, где оказал девушке помощь. В душе он ругал себя, обзывал дурнем, но чувство это не оставляло его.
   Он приступил к вопросам.
   — Как называется ваша страна?
   — Стран больше нет. Вот уже сто лет.
   — А кто вами руководит… управляет?..
   — Каждые два года руководитель экономики определяется по результатам выборов.
   — А политика?
   — Ведение экономики, выгодной всем, и является всеобщей политической линией.
   — Покажи мне твой тельви.
   — Что это такое?
   — Прибор для акустического и оптического приема информации.
   Хозяин дома улыбнулся. Нажал крошечную кнопку на наручных часах. От потолка отделился наполненный прозрачным газом шар, снизился и остановился на уровне глаз. Эмиль тщетно пытался обнаружить какой-нибудь провод или кабель, что-то вроде системы ориентации шара в пространстве.
   Хозяин понял его немой вопрос и улыбнулся.
   — Шар подсоединяется при помощи нити поля тяготения.
   — Включи его.
   — Что вас интересует? Информация о промышленности? Космонавтика? Культура? Местные новости или новости планеты? Передача о технике в быту, о современном искусстве, о климате, растительном мире, развлекательная программа?..
   Эстебан стоял с открытым ртом, напоминая лягушку, выбравшуюся подышать воздухом.
   Хозяин дома по-прежнему улыбался.
   — Мы хотим помочь вам, — сказал он. — Сложите оружие и оставайтесь жить с нами. Наши медоператоры излечат вас от агрессивности. Какие иные планы у вас могут теперь быть?
   Слова хозяина заставили Эмиля глубоко задуматься. До сих пор он и сам не мог решить, чего, собственно, он должен добиваться? Выполнения приказов Ярдока? Победы своей роты? Полного уничтожения противника? Ведь если не они выиграют войну, победит противник. Если не он убьет, убьют его; а он любил жизнь, любил… оставаться в живых. Значит, его цель — остаться в живых? Будучи на войне, воюя? Но ведь войны больше нет и сам он не погиб. Как же так… Жизнь это борьба, без которой человечество никогда не существовало… но в этом мире…
   Мысли его путались.
   — Ты утверждаешь, что войны больше нет?
   Хозяин кивнул.
   — Раньше для войн находились причины. Мы эти причины устранили, и войн больше нет. Каждый владеет тем, в чем нуждается. За что же нам, спрашивается, сражаться? Общественная собственность на все средства производства исключает войны.
   — Выпей с нами, — женщина незаметно перешла с Эмилем на «ты». Пригласив их к столу, она подала им напиток. Он оказался игристым, приятным на вкус, слегка напоминал манговый сок.
   Они выпили все трое.
   Эмиль проснулся, огляделся — он в постели! Испугался, вскочил, и первым делом потянулся рукой за оружием. Движение это было бессознательным.
   С чувством неловкости вспомнил вчерашний вечер. Как он мог вот так, ни с того ни с сего заснуть? Или в напитке было снотворное?
   Стараясь не производить шума, он подкрался к двери, приоткрыл ее, выскользнул в коридор. Из дальней комнаты до него донеслись приглушенные звуки разговора. Чувства Эмиля были обострены до предела, когда он приблизился настолько, что смог различать голоса. И наконец приложил ухо к самой двери.
   — … скоро проснутся, — говорила женщина. — Но что нам делать дальше? Они такие… жестокие…
   — Не исключено, кое-кто из них уже сейчас способен приспособиться к жизни в нашем мире. Вспомни о юноше из нашего дома. В нем уже сейчас заметны некоторые перемены к лучшему. Посмотрим. Другие же…
   — Мне страшно, — тихо призналась женщина. — И зачем только мы вызвались добровольцами?.. Я и представить не могла, на что мы идем. Вспомни об Эйрин и Воргане, как грубо они с ними обращались! Они еще… как звери…
   Муж не ответил ей. Послышался едва уловимый шорох. Эмиль попытался представить себе, как хозяин дома успокаивающе гладит жену по волосам и по плечу.
   Их слова причинили ему боль. Он солдат и воспитан с подобающей суровостью. Но разве он зверь? Конечно, человеку как порождению природы присущи и звериные инстинкты, в борьбе за выживание сильнейший побеждает сильнейшего. Так его учили. Но у животных нет разума, они не способны рассуждать, их решения предопределяются древнейшими инстинктами. Эмилю постоянно твердили, что войны — это извечная закономерность, прерываемая паузами недолгого покоя. Сейчас, оказавшись в другом времени, они попали именно в одну из таких пауз!
   Стрелять ему больше незачем. Эта мысль утешила его и одновременно вызвала странное беспокойство. Его так и подмывало сейчас же снять с себя всю амуницию, остаться в одном белье. Только он не знал, во что переодеться.
   Когда Эмиль открыл дверь в комнату, он более не испытывал тревоги. Но как бы ни перестроился внутренне, он отнюдь не был готов сразу выпрыгнуть из своей шкуры солдата-наемника. Лед, сковывающий душу, не так-то просто растопить.
   — Принесите мне поесть! Я голоден.
   Глаза женщины выразили удивление и сожаление: какой холодный, бессердечный тон.
   — Я все приготовила. Пригласите ваших товарищей.
   Но он не хотел видеть ни Эстебана, ни Уорнера. Уселся за стол и принялся запихивать в рот все подряд, без разбора.
   — Что вы намерены делать дальше? — спросил хозяин дома.
   Эмиль пожал плечами,
   — Это зависит от коммисэра.
   — Позвольте мне сформулировать вопрос иначе. Как бы предпочли поступить вы сами? Ведь ваша война давно кончилась.
   Вопрос ошеломил Эмиля. Он откинулся на спинку стула. Разве он волен в своих поступках? Он до сих пор и мысли такой не допускал и ничего определенного на сей счет сказать не мог. А что тогда останется делать Ярдоку? Ярдок и нормальная жизнь — понятия несовместимые, это все равно что огонь и вода.
   Эта мысль, такая простая, пронзила его.
   В нем снова всколыхнулась былая ненависть к Ярдоку. Да, Ярдок будет продолжать войну, каким угодно путем, с каким угодно противником — до самой своей смерти. И его, Эмиля, потянет за собой, отдавая зловещие приказы, противиться которым нельзя. Если только он не откажется выполнять их, откажется повиноваться. Но тогда он сам станет «противником», которого необходимо уничтожить.
   Как-то сразу, вдруг, в сознании Эмиля появилась полная ясность. Новая жизнь начнется после того, как исчезнут, сгинут люди вроде Ярдока. Законы войн обернутся против них, как бумеранг.
   — Я стал бы жить, как вы, — проговорил он раздумчиво, осторожно. — Наша жизнь осталась позади. Вот только… Мы нуждаемся в вашей помощи, потому что ничего о вашем времени не знаем.
   — Это просто, — заметила женщина. — И вы будете жить в мире и счастье.
   — А ваш командир? — поинтересовался хозяин дома.
   — Без оружия он опасности не представляет. Но добровольно его не сложит.
   — Но почему же? — удивилась женщина. — Зачем носить при себе оружие? Для какой цели? Ведь это опасно. Из такого оружия можно убить человека.
   Эмиль лишь покачал головой. Прежде всего потому, что был не в состоянии объяснить им суть таких людей, как Ярдок. К тому же его смутило простодушие женщины. Эти люди и впрямь ничего не смыслят в войнах.
   — Вы полагаете, ваш начальник не сможет приспособиться к жизни без насилия?
   Эмиль кивнул и добавил:
   — Все мы солдаты. Мы научились убивать и при этом оставаться в живых. Это наша профессия… Я знаю, что вы хотите сказать. Что профессию можно сменить. Но лишь в том случае, если ты к этому готов.
   По лицу женщины он понял, как глубоко поразили ее его слова.
   — Я сначала не могла в это поверить… — негромко произнесла она, как бы обращаясь к себе самой. — Все выглядело так просто, когда научный центр «Демион» возложил на нас эту задачу. Каким же ужасным было прошлое… — Она закрыла лицо руками.
   Ее чувствительность вызвала у Эмиля такое отвращение, что он встал и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Сбежал с крыльца, остановился. Светило солнце. Такое, к какому он привык. Свежее дуновение ветра хододило щеки и лоб. Он глубоко вдыхал воздух, втягивал его в себя.
   "Черт бы побрал эту раздвоенность! — подумал он. — Эмиль, решайся. Ты за этих людей и за их жизнь — или за Ярдока. Будь последователен".
   Но хотя он не отдавал себе в этом отчета, а может, просто не желал признаться даже самому себе, решение было принято им давно. Еще тогда, когда на марше он испытал боль при воспоминании об искалеченной и погибшей женщине.
   Лазер, который Эмиль по-прежнему держал в руках, показался вдруг непривычно тяжелым, он оттягивал руку. Эмиль поднял его на уровень глаз — и к горлу подступила тошнота. Он ощутил непреодолимое желание отшвырнуть подальше этот инструмент смерти — но только еще крепче, судорожно сжал его.
   Неожиданно прозвучал сигнал "общий сбор".
   Эмиль даже взмок от внутреннего напряжения. "Что скажет Ярдок?"
   — Солдаты! — выкрикнул тот, приняв воинственную позу. — Наши предположения подтвердились. Судьба забросила нас в будущее. Собранные нами факты позволяют мне сделать вывод, что противник оказался в состоянии нанести нашим войскам решающий удар и установил свой режим. Но мы-то живы, оружие при нас, наша воля к победе неукротима. Мы продолжим борьбу наших праотцов до победного конца.
   "Ярдок помешался! — пронзила Эмиля мысль. — Его обуяла мания величия. С жалкой горсткой людей он намерен воевать против всей планеты и добиться победы там, где потерпели крах объединенные войска полушария!"
   — После короткой передышки мы штурмом овладеем ближайшим городом. Под наши знамена встанут добровольцы…
   На сей раз слова Ярдока не ошеломили Эмиля. Но удивлению его не было границ. Предложение Ярдока настолько не вязалось со здравым смыслом, что не стоило и секунды лишней тратить на мысли о нем.
   — Во избежание риска мужчин этого селении необходимо обезвредить. Командиры групп получили на этот счет соответствующие указания. Выполнять приказ!
   Эмиль был не в состоянии и пальцем пошевельнуть: казалось, приказ Ярдока парализовал его. Но вот он увидел, как солдаты начали разбегаться в разные стороны и покорно двинулся в сторону дома-гриба.
   "Нет, — кричало все его существо, — нет!"
   Он всеми силами старался сбросить с себя путы повиновения. Это была война с самим собой, самая жестокая и страшная из всех, что ему довелось пережить.
   И вдруг над самым его ухом прозвучал чужой визгливый голос:
   — Ты подчинишься приказу?
   Эти слова вернули Эмиля к действительности.
   — Ярдок!
   Лазер он держал наизготове, оставалось только нажать на спуск. Но коммисэр действовал быстрее его. В какую-то долю секунды он понял, что у Эмиля на уме. Он уже поднял лазер, но в последний момент Эмиль в полном отчаянии кинулся в сторону и, несколько раз перевернувшись по земле, оказался за высоким толстым деревом. Но разве это укрытие…
   Весь путь его бегства обозначил горящий след, полоса в метр шириной — это Ярдок пустил в ход свой лазер.
   Охваченный паническим страхом, Эмиль ждал, что огонь вот-вот пронзит ствол дерева. На мгновение у него остановилось сердце. "Ты умрешь", — безапелляционно объявил ему свое решение мозг. Но здоровая природа Эмиля победила, не подчинилась предательскому приказу. Сердце вновь мощно забилось. А лазерный луч угас, так и не тронув дерева.
   Эмиль вскочил на ноги, сменил укрытие и выстрелил. Но на месте, где стоял Ярдок, никого не было.
   Эмиль бежал по дороге, не замечая, что остановившиеся солдаты застыли, словно изваяния, и не сводят с него глаз. И тут до его слуха донесся крик:
   — Стой!
   Это был голос хозяина дома. Он и его жена медленно приближались к нему, словно вокруг никого из солдат не было.