Том Клэнси
Медведь и Дракон

   История восхищается мудрыми,
   Но превозносит храбрых.
Эдмонд Моррис

Пролог
Белый «Мерседес»

   Поездка на работу везде одинакова, и переход от марксизма-ленинизма к хаотическому капитализму мало что изменил, разве что жизнь стала чуть хуже. Ехать по Москве, городу с широкими улицами, стало теперь труднее, потому что стало очень много автомобилей. Центральная полоса просторных бульваров, езду по которой члены Политбюро и Центрального комитета, подобно великим князьям, разъезжавшим в санях, запряжённых тройками лошадей в царское время, считали своим личным и неоспоримым правом, больше не охранялась милиционерами. Теперь она стала всего лишь одной из полос движения гигантского потока машин.
   Одним из автомобилей этого потока был белый «Мерседес-600» Сергея Николаевича Головко — огромная машина с кузовом класса S и двенадцатью цилиндрами германской мощи под капотом. В Москве таких автомобилей немного, и такая великолепная машина должна была смущать своего владельца… но не смущала. Может быть, в этом городе больше нет номенклатуры,но у некоторых должностей всё-таки оставались кое-какие привилегии, а Головко был директором СВР — Службы внешней разведки. На верхнем этаже недавно построенного высотного дома на Кутузовском проспекте у него была просторная квартира с немецким бытовым оборудованием, что всегда являлось роскошью, которой удостаивались только самые высокопоставленные государственные чиновники.
   За рулём служебного «Мерседеса» сидел Анатолий, высокий и широкоплечий майор, бывший спецназовец, признанный эксперт по специальным операциям. В наплечной кобуре под курткой у него скрывался пистолет, и он вёл автомобиль, за которым любовно ухаживал, как за живым существом, со свирепой агрессивностью, причём ухитрялся ловко маневрировать в гуще других автомобилей. Окна «Мерседеса», изготовленные из толстого поликарбоната и способные остановить любую пулю, вплоть до 12,7-миллиметровой пулемётной — так утверждала компания, у которой приобрели «Мерседес» шестнадцать месяцев назад, — были покрыты тёмным пластиком, благодаря чему сидящие внутри были скрыты от постороннего взгляда. Броня делала автомобиль на тонну тяжелее обычных «Мерседесов-600», однако мощность и плавность движения ничуть не страдали от этого. Чего нельзя было сказать о подвеске. Дороги были, как обычно, не в лучшем состоянии. В конечном итоге именно неровное покрытие приведёт к выходу машины из строя. «Дрянь дороги», — привычно отметил про себя Головко, переворачивая страницу утренней газеты. Это была «Интернешнл Геральд Трибьюн»,всегда хороший источник информации, потому что её выпускали совместно «Вашингтон Пост»и «Нью-Йорк Таймс»— две самые информированные разведывательные службы в мире.
   Он поступил на разведывательную службу ещё в то время, когда она входила в организацию, известную под названием КГБ — Комитет государственной безопасности, который, как по-прежнему считал Головко, остаётся лучшим в мире, несмотря на развал СССР.
   Головко вздохнул. Если бы Советский Союз не рухнул в начале девяностых годов, то он, как председатель КГБ, был бы теперь полноправным членом Политбюро с правом решающего голоса, человеком, простого взгляда которого боялись все… но все это пустые мечты, иллюзия, странное качество для человека, преклоняющегося только перед реальными фактами. Вот вам и присущая КГБ двойственность — с одной стороны, Комитет постоянно стремился к тому, чтобы собирать объективную информацию, но затем информация поступала к людям, верящим в мечту, и эти люди искажали правду, для того, чтобы она соответствовала их мечте. Но когда правда всё-таки находила выход, мечта внезапно испарялась, подобно облаку пара под порывом сильного ветра, и реальность вырывалась на свободу, словно паводок, разбивающий весной лёд, сковывавший реку. И тогда Политбюро, члены которого посвятили всю свою жизнь этой мечте, обнаруживали, что их теории не прочнее самого тонкого тростника, реальность сносит эти теории под корень взмахами острой косы, а высокое положение не гарантирует им спасения.
   Но это не имело никакого отношения к Головко. Он занимался только фактами и смог продолжать свою профессиональную деятельность, потому что правительство по-прежнему нуждалось в этих фактах. Более того, его авторитет значительно вырос, потому что он был человеком, хорошо знакомым с окружающим миром, лично знал многих мировых лидеров и, таким образом, идеально подходил для роли советника президента. Благодаря этому Головко мог оказывать влияние на внешнюю и внутреннюю политику страны и её оборону. Из всего этого наиболее сложной была внутренняя ситуация в стране, чего почти не случалось раньше. Она была не только самой сложной проблемой, но и самой опасной. Это казалось ему странным. В прошлом два магических слова «Государственная безопасность!» заставляли в страхе замирать советских граждан, поскольку КГБ был самым пугающим органом прошлого и обладал властью, о которой Рейнхардт Гейдрих, стоявший во главе нацистской Sicherheitsdienst,мог только мечтать.
   КГБ обладал властью, позволяющей арестовывать, заключать в тюрьму, допрашивать и убивать любого гражданина безо всякого обращения к судебным властям. Но это тоже осталось в прошлом. Теперь КГБ расколот и разобщён, департамент, ведающий внутренней безопасностью, представлял собой всего лишь тень прошлого, тогда как СВР — ранее она называлась Первым Главным управлением — по-прежнему занималась сбором информации, хотя у неё отсутствовала та огромная власть, сопутствующая возможности осуществлять волевые решения, а точнее — не совсем законные требования коммунистического правительства. И всё-таки современные возможности СВР оставались огромными, подумал Головко, складывая газету.
   До площади Дзержинского оставался всего километр. Она тоже подверглась переменам. Исчезла статуя Железного Феликса. Это всегда было неприятным зрелищем для всех, кто знал, кем был этот человек, бронзовый памятник которому возвышался раньше в гордом одиночестве в центре площади, носящей его имя. Теперь это тоже стало далёким воспоминанием. Впрочем, величественное здание позади него осталось прежним. Когда-то оно принадлежало страховой компании «Россия», но затем стало известно как Лубянка — слово, вызывающее ужас даже в задавленной страхом стране, которой правил Иосиф Сталин. Подвалы Лубянки были наполнены тюремными камерами и помещениями для допросов. В течение ряда лет большинство этих функций постепенно переходило в тюрьму Лефортово на востоке Москвы, по мере того как бюрократия КГБ разрасталась, как всегда разрастаются подобные бюрократии, заполняя здание, как вязкая маслянистая жижа. Постепенно Контора занимала комнату за комнатой, и наконец секретарши и чиновники разместились в подвальных помещениях (перестроенных из тюремных камер в более удобные комнаты), где раньше пытали Каменева и других соратников Ленина под ледяными взглядами Ягоды и Ежова.
   Головко поёжился, думая о том, сколько призраков скрывается в этих страшных подвалах [1].
   Ну, хватит воспоминаний. Наступил новый рабочий день. Совещание начальников отделов в 8.45, затем обычная рутина инструктажей и встреч, ланч в 12.15, и, если повезёт, вскоре после шести вечера он вернётся в своём «Мерседесе» домой, чтобы переодеться для приёма во французском посольстве. Там всегда угощали отличными блюдами и винами, а вот разговоров Головко избегал.
   Внезапно его внимание привлёк ещё один белый «Мерседес», копия его собственного, вплоть до тёмного американского пластика на окнах. «Мерседес»-двойник двигался весьма решительно, почти не обращая внимания на другие автомобили. Анатолию пришлось притормозить и медленно ползти за самосвалом, одним из тысяч безобразных грузовиков, заполнявших московские улицы, словно они принадлежали им одним. Кузов этого самосвала был наполнен кучей непонятных громоздких деталей. В сотне метров перед ним ехал ещё один самосвал, который двигался чересчур медленно, словно шофёр не был уверен в выбранном им маршруте. Головко потянулся на своём сиденье, едва различая, что происходит впереди, из-за стоящего перед его «Мерседесом» самосвала, заранее предвкушая, как выпьет первую чашку отличного цейлонского чая у себя за столом в том же кабинете, который когда-то занимал Берия… Самосвал все ещё преграждал дорогу и медленно полз вперёд… Вдруг какой-то человек, лежавший в его кузове, внезапно встал. Он держал в руках…
   — Анатолий! — резко окликнул своего шофёра Головко, но тот ничего не видел из-за стоящего в непосредственной близости самосвала, закрывающего поле зрения.
   …В руках неизвестного оказался РПГ, ручной противотанковый гранатомёт, тонкая труба с утолщением на конце. Прицельная планка на гранатомёте была поднята, самосвал остановился, мужчина опустился на колено, повернулся и навёл его на соседний белый «Мерседес-Бенц» — его водитель заметил опасность и попытался отвернуть в сторону, но автомобиль был беспомощно зажат в потоке утреннего движения.
   Выстрел почти не был заметён, только тонкая струйка дыма появилась у конца трубки-гранатомёта, утолщённый наконечник словно выпрыгнул и устремился к капоту белого «Мерседеса», где и взорвался.
   Он попал в капот перед самым лобовым стеклом и пробил машину насквозь. Взрыв совсем не походил на огненный шар, изображать который так любят в западных кинофильмах, всего лишь едва заметная вспышка и облачко серого дыма, зато гром прокатился по всей площади и большая дыра с зубчатыми краями появилась в багажнике автомобиля. Это означало, что все пассажиры, находившиеся внутри, погибли, понял Головко. Затем вспыхнуло горючее в бензобаке, и автомобиль скрылся в пламени, охватившем несколько квадратных метров асфальта. «Мерседес» почти сразу остановился, шины на левой стороне были разорваны в клочья, и машина наклонилась налево. Самосвал, ехавший перед «Мерседесом» Головко, внезапно замер — судя по всему, его шофёр в панике нажал на тормоза, — и Анатолий был вынужден резко свернуть направо.
   Его глаза сузились при звуке взрыва…
   — Вот дерьмо! — воскликнул он. Теперь Анатолий увидел, что произошло, и немедленно принял меры. «Мерседес» продолжал двигаться направо с резким ускорением, виляя между машинами, как только Анатолий замечал просвет между ними. Большинство автомобилей остановилось, но он не снижал скорости, устремляясь в образовавшиеся просветы, и меньше чем через минуту автомобиль замер у входа в московский центр. Вооружённые охранники уже выбегали на площадь вместе с дополнительной группой быстрого реагирования, находившейся внутри здания у самого входа. Командир группы, старший лейтенант, увидел автомобиль Головко, узнал его и махнул рукой, призывая директора СВР как можно быстрее скрыться внутри. По его команде двое солдат из группы быстрого реагирования подбежали к Головко и, едва он вышел из автомобиля, встали рядом с ним, защищая его своими телами. В следующее мгновение из машины выскочил Анатолий, сжимавший в руке пистолет. Он оглянулся, бросил на ворота тревожный взгляд и тут же повернул голову.
   — Ведите его внутрь! — скомандовал он. Два солдата, стоявшие рядом с Головко, услышали приказ, подхватили его под руки и почти внесли директора через высокие бронзовые двери внутрь здания, где уже собирались офицеры, охранявшие вход.
   — Сюда, товарищ генерал, — произнёс офицер в форме капитана, взял под руку и проводил к личному лифту. Ещё через минуту Головко вошёл в свой кабинет, только сейчас начиная понимать, что произошло на площади несколько минут назад.
   Московские полицейские — милиционеры — бежали к месту происшествия. Затем подъехал милицейский автомобиль. Трое водителей вышли из своих машин и приблизились к горящему автомобилю, вероятно, надеясь помочь чем-нибудь. Смелый поступок, подумал Головко, хотя совершенно бесполезный. Теперь он видел место происшествия лучше, даже с расстояния в триста метров. Крыша «Мерседеса» вспучилась, лобовое стекло исчезло, и Головко смотрел на дымящуюся груду металла, которая всего несколько минут назад была самым дорогим автомобилем, уничтоженным одним из самых дешёвых видов вооружения, производившимся для Российской армии.
   Пассажиры, находившиеся внутри, были разорваны на части металлическими осколками, летевшими со скоростью почти десять тысяч метров в секунду. Успели они понять, что произошло? Вряд ли. Возможно, водитель успел посмотреть и удивиться, но только не владелец «Мерседеса», который находился на заднем сиденье и, вероятно, читал свою утреннюю газету. Он даже не заметил, как, безо всякого предупреждения, погасла его жизнь.
   Только сейчас Головко почувствовал, как ослабли его колени. На месте владельца взорванного «Мерседеса» вполне мог оказаться он… внезапно узнавший, существует ли, в конце концов, жизнь после смерти, одна из величайших тайн природы, но которая не слишком часто занимала его мысли. Однако кто был убийцей и кто являлся истинной мишенью? Будучи директором СВР, Головко не относился к числу людей, верящих в случайные совпадения. К тому же в Москве совсем не так много белых «Мерседесов-600».
   — Товарищ директор? — донёсся голос Анатолия, стоящего у двери кабинета.
   — Да, Анатолий Иванович?
   — Как вы себя чувствуете?
   — Лучше его, — ответил Головко, кивнув в сторону площади и отходя от окна. «Мне нужно сесть», — подумал он и попытался подойти к своему вращающемуся креслу, стараясь не упасть, потому что у него действительно подгибались колени. Сесть ему удалось, он опустился в кресло, нашёл обеими руками поверхность дубового стола и посмотрел на груды документов, которые ему нужно прочитать и принять по ним решение — обычная рутина начинающегося рабочего дня, который стал теперь отнюдь не обычным. Головко поднял голову.
   На лице Анатолия Ивановича Шелепина не было страха. Перед тем как его заметил сотрудник КГБ, в обязанности которого входил поиск надёжных людей для работы в Восьмом Главном управлении, занимающемся охраной руководителей партии и правительства, Анатолий служил в спецназе в звании капитана. Его завербовали в КГБ перед самым распадом Комитета. Но теперь он был шофёром и телохранителем Головко в течение нескольких лет, входил в состав его официальной «семьи» — нечто вроде старшего сына — и был предан своему боссу. Шелепин был высоким умным мужчиной тридцати трех лет, светловолосым и голубоглазым, но сейчас его глаза казались огромными, поскольку, несмотря на то что всю жизнь его учили смотреть в лицо опасности, он впервые оказался так близко к смерти и в упор увидел страшную действительность. Анатолий часто задумывался над тем, какие чувства испытываешь, когда отбираешь у кого-то жизнь, но ни разу за всю его карьеру ему не приходило в голову, что он может потерять собственную, во всяком случае, не в результате внезапного нападения и уж никак не рядом со своим местом работы. Сидя за столом у двери кабинета Головко, он исполнял обязанности личного секретаря. Подобно всем людям, исполняющим такие обязанности, он привык охранять директора СВР и уже успел поверить, что никто не рискнёт напасть на столь высокопоставленного человека. Но теперь его упорядоченный мирок оказался разрушенным так же решительно и грубо, как и мир его хозяина.
   Как и следовало ожидать, Головко первым вернулся к реальности.
   — Анатолий?
   — Да, товарищ генерал?
   — Необходимо выяснить имена людей, погибших на площади, и затем узнать, кто был целью покушения — они или мы. Свяжись с руководством московской милиции и спроси, чем они занимаются.
   — Слушаюсь! — Молодое приветливое лицо исчезло из дверного проёма.
   Головко сделал глубокий вдох, встал и снова подошёл к окну. Теперь там стояла пожарная машина, и пожарные заливали пеной остатки «Мерседеса», чтобы окончательно погасить последние языки пламени. Рядом стояла машина «Скорой помощи», но Сергей Николаевич знал, что это напрасная трата времени. Прежде всего нужно узнать государственный номер автомобиля и опознать, таким образом, несчастных, которые погибли вместо него. Впрочем, у владельца «Мерседеса» могли быть и свои враги. Ярость ещё не пришла на смену шоку. Возможно, она придёт позже, подумал Головко и направился в личный туалет — внезапно он почувствовал позывы мочевого пузыря. Это показалось ему ужасным проявлением слабости, но Головко никогда не сталкивался с непосредственным страхом и, подобно многим, думал киношными образами. Актёры всегда демонстрировали бесстрашие и решительность, хотя произносимые ими слова были заучены по сценарию, реакция и движения многократно отрепетированы, и ничто не походило на то, что произошло на площади, когда разрывной снаряд так неожиданно промчался по воздуху.
    Кому нужна моя смерть? —подумал Головко, спустив воду в туалете.
* * *
   На плоской крыше американского посольства, расположенного в нескольких милях от площади Дзержинского, возвышался целый лес самых разных антенн. Большинство было подключено к приёмным устройствам различной степени сложности и совершенства, которые, в свою очередь, подключались к записывающим аппаратам с медленно вращающимися бобинами, способными регистрировать поступающие сигналы в течение длительного времени. В комнате, где размешались эти аппараты, постоянно находилось несколько переводчиков, гражданских и военных, отлично владеющих русским языком. Переведённые материалы поступали в Агентство национальной безопасности в Форт-Мид, штат Мэриленд, расположенный между Балтимором и Вашингтоном. Было утро, и переводчики обычно приступали к работе до приезда российских чиновников, каналы связи которых они прослушивали. Одним из многочисленных приёмных устройств в комнате был сканирующий радиомонитор, похожий на тот, которым пользовались американские граждане, чтобы подслушивать разговоры полицейских. Российские милиционеры пользовались теми же частотами и аналогичным типом радио, как их американские коллеги в семидесятых годах, так что прослушивать их переговоры было пустяковым делом — они ещё даже не кодировались. Переводчики слушали милицейские переговоры, узнавая время от времени об автомобильных катастрофах, в которые попадали видные люди, но, в общем, пользовались информацией, чтобы держать руку на пульсе Москвы, криминальная ситуация в которой была плохой и продолжала ухудшаться. Это оказывалось полезным для посольского персонала — из этих переговоров они узнавали, каких районов города следует избегать, и следили за преступностью, которая могла затронуть одного из тысяч американских граждан.
   — Взрыв? — услышал по радио американский сержант. Он повернулся: — Лейтенант Вильсон, милиция докладывает о взрыве перед самым зданием московского центра.
   — Что за взрыв?
   — Похоже, что взорвался автомобиль. К месту происшествия прибыла пожарная машина и карета «Скорой помощи»… — Сержант включил наушники, чтобы лучше разобрать голоса милиционеров. — О'кей, белый «Мерседес-Бенц», государственный номер… — Он подтянул к себе блокнот и записал его. — Погибли три человека, шофёр и два пассажира и… проклятье!
   — В чем дело, Рейнс?
   — Сергей Головко… — Глаза сержанта Рейнса были закрыты, и одной рукой он прижимал наушники к ушам.
   — Черт побери! — заметила лейтенант Вильсон. Головко был одним из тех, за которым постоянно следили её люди. — Он один из погибших?
   — Пока неизвестно, лейтенант. Новый голос… капитан из местного участка, только что передал, что сейчас подъедет. Похоже, там царит паника, мэм. Слышится множество голосов.
   Лейтенант Сьюзан Вильсон раскачивалась в своём вращающемся кресле. Стоит ли позвонить?
   — Где сейчас начальник станции?
   — Едет в аэропорт, лейтенант, сегодня он должен вылететь в Санкт-Петербург, помните?
   — О'кей. — Она повернулась к приборной панели и подняла трубку кодированного телефона STU-6 (secure telephone unit), связывающего её с АНБ в Форт-Мид. Её пластиковый шифровальный ключ был вставлен в соответствующую прорезь, и телефон синхронно соединён с таким же телефоном в штаб-квартире АНБ. Она нажала на ключ, ожидая ответа.
   — Дежурный слушает, — донёсся голос с другой стороны земного шара.
   — Это московская станция. Мы получили сведения, что Сергей Головко, возможно, стал жертвой покушения.
   — Председатель СВР?
   — Да. Автомобиль, похожий на его «Мерседес», взорвался на площади Дзержинского. В это время он обычно едет на работу.
   — Надёжность? — спросил бесплотный мужской голос. «По-видимому, — подумала лейтенант Вильсон, — это офицер в среднем звании, скорее всего военный, заступивший на дежурство с одиннадцати до семи часов. Наверно, из ВВС. „Надёжность“ — это одно из их любимых жаргонных слов».
   — Мы прослушиваем переговоры по милицейскому радио — московской полиции, я имею в виду. Слышим множество голосов, похоже на панику, сообщил мне оператор.
   — О'кей, вы можете загрузить это на спутник?
   — Да, — ответила лейтенант Вильсон.
   — Тогда передайте информацию нам. Спасибо за бдительность, теперь мы сами займёмся этим.
* * *
   — О'кей, станция Москва уходит со связи, — услышал майор Боб Титерс. Для него работа в АНБ была новой. Раньше он был отличным пилотом и налетал две тысячи сто часов в качестве командира экипажа на С-5 и С-17, однако восемь месяцев назад повредил левый локоть при езде на мотоцикле, и потеря подвижности стоила ему лётной карьеры, что крайне его расстроило. Теперь он начал карьеру сотрудника разведывательного ведомства, что было интереснее в интеллектуальном смысле, но не представляло собой удачную замену для авиатора. Он махнул рукой, вызывая старшину первого класса ВМФ, и поручил ему прослушивать действующий канал связи из Москвы. Моряк послушно надел наушники и включил программу перевода на своём настольном компьютере.
   Он владел русским языком и мог успешно работать на компьютере. Прислушиваясь к переговорам по милицейским рациям, полученным пиратским способом, старшина переводил на английский язык и одновременно печатал сделанный им перевод, который тут же появлялся на экране компьютера майора Титерса.
   Я НАШЁЛ РЕГИСТРАЦИОННЫЙ НОМЕР, СЕЙЧАС ПРОВЕРЯЮ, гласила первая строчка.
   ОТЛИЧНО. ПОСТАРАЙСЯ СДЕЛАТЬ ЭТО ПОБЫСТРЕЕ.
   ДЕЛАЮ ЧТО МОГУ, ТОВАРИЩ КАПИТАН (слышен стук клавиш, неужели русские пользуются теперь для этого компьютерами?).
   ВОТ, ГОТОВО. БЕЛЫЙ «МЕРСЕДЕС-БЕНЦ», ЗАРЕГИСТРИРОВАН НА ИМЯ Г.Ф. АВСЕЕНКО (НЕ УВЕРЕН В НАПИСАНИИ), АДРЕС: ПРОСПЕКТ ПРОТОПОПОВА, 677, КВАРТИРА 18 А.
   НЕУЖЕЛИ? МНЕ ЗНАКОМО ЭТО ИМЯ!
   «Возможно, это и неплохо для кого-то, — подумал майор Титерс, — но не так уж здорово для Авсеенко. Что делать дальше? Старший дежурный офицер тоже „водоплавающий“, контр-адмирал Том Портер. Он, наверно, пьёт сейчас кофе в своём кабинете в главном здании и, скорее всего, смотрит телевизор». Пришло время прервать такое благодушное занятие. Майор набрал телефонный номер.
   — Адмирал Портер.
   — Сэр, это майор Титерс в дежурном центре. У нас интересные новости из Москвы.
   — Что за новости, майор? — спросил усталый голос.
   — Станция Москва первоначально сообщила, что кто-то убил председателя КГ… — извините, я хочу сказать, СВР — Головко.
   — Что вы сказали, майор? — спросил уже насторожённый голос.
   — Оказывается, что это, возможно, не Головко, сэр. Некто по имени Авсеенко. — Титерс произнёс фамилию по буквам. — Мы получаем радиоперехват с милицейских раций в Москве. Я ещё не проверил имя по компьютеру.
   — Что ещё?
   — Сэр, это всё, что нам пока известно.
* * *
   К этому времени в посольстве за дело принялся оперативник ЦРУ Том Барлоу. Оперативнику, занимающему третьеразрядную должность, не хотелось ехать на площадь Дзержинского, поэтому он нашёл другой выход из положения — позвонил в офис CNN, связавшись по прямой линии с другом.
   — Майк Эванс.
   — Майк, это Джимми, — сказал Том Барлоу, начиная заранее согласованную и много раз использованную ложь. — Площадь Дзержинского, убийство кого-то в «Мерседесе». Кажется кровавым и эффектным делом.
   — О'кей, — ответил репортёр, делая короткую пометку у себя в блокноте. — Мы займёмся этим.
   Сидя за своим столом, Барлоу посмотрел на часы. 8.52 утра по местному времени.
   Эванс был напористым репортёром в пробивной службе новостей. Барлоу решил, что уже через двадцать минут на площади Дзержинского появится оператор с телевизионной камерой. На грузовике CNN будет дисковая антенна для передачи изображения в полосе частот Q (14 гигагерц) на спутник связи, откуда сигнал поступит в штаб-квартиру CNN в Атланте и будет снят пиратским способом агентством федеральной службы связи в Форт-Бельвуар, штат Виргиния. Отсюда он будет распространён далее с помощью спутников, принадлежащих правительству, всем заинтересованным агентствам. Покушение на жизнь председателя СВР Головко чертовски интересовало многих людей. Далее он включил настольный компьютер «Компак» и открыл файл с русскими именами, известными в ЦРУ.
* * *
   Дубликат этого файла существовал в памяти многочисленных компьютеров ЦРУ в Лэнгли, Виргиния, и один из них в компьютере оперативной службы ЦРУ на седьмом этаже старого здания штаб-квартиры агентства. Пальцы оператора напечатали А-В-С-Е-Е-Н-К-О.
   И в результате на экране появилась надпись: произведён поиск по всему файлу. Искомое имя не обнаружено.