Дело было в том, что Райан оказался в непривычном для себя положении, подобно рыбе, вынутой из воды, и это стало ясно из опубликованных статей. Бадрейн перелистывал одну электронную страницу за другой, и внезапно его внимание привлекла только что появившаяся передовица. Газета требовала проведения Конгрессом расследования деятельности Райана в ЦРУ. Заявление колумбийского правительства, выраженное сухим дипломатическим языком, настаивало на том, чтобы американское правительство дало объяснение утверждениям, содержащимся в средствах массовой информации, а это сулило еще одну бурю. Как ответит Райан на эти обвинения и требования? Вопрос остается открытым, решил Бадрейн. Райан представлял собой неизвестную величину, и это вызывало беспокойство. Али отпечатал несколько важных статей и передовиц для использования в будущем, затем перешел к главному делу, ради которого и вошел в Интернет.
   В газетах была выделена специальная страница для информации о выставках и съездах, проводимых в Америке. Наверно, для того чтобы ею могли пользоваться бюро путешествий, подумал Бадрейн. Теперь ему оставалось всего лишь выбрать города, в которых будут проводиться наиболее крупные мероприятия. Здесь содержалась информация о центрах, в которых они состоятся. Как правило, это были огромные, похожие на ангары залы, причем приводились подробные сведения о их размерах, планы, диаграммы и информация о том, как проехать к ним, а также номера телефонов и факсов. Бадрейн отобрал двадцать четыре зала, наиболее подходящих для его целей, — немного больше, чем требовалось, но просто так, на всякий случай. Вряд ли он сможет послать одного из своих путешественников на выставку дамского белья, например, хотя... Бадрейн усмехнулся. Демонстрация мод и тканей рассчитана на зимний сезон, а даже в Иране еще не наступило лето. Выставки автомобилей. Ему было известно, что такие выставки переезжают из одного американского города в другой. На них производители легковых машин и грузовиков демонстрируют свои товары, подобно странствующему цирку.., ну что ж, это еще лучше.
   Circus [82], внезапно подумал он и нажал на клавишу, вызывающую на экран страницу, содержащую информацию о цирках в Америке... Впрочем, нет, для этого еще слишком рано, пришлось бы подождать несколько недель. Жаль. Очень жаль! — нахмурился Бадрейн. Ведь крупные цирки путешествуют по стране в специальных поездах, не правда ли? Проклятье. Но время было неподходящим, и с этим ничего не поделаешь. Ничего, придется ограничиться автошоу. И остальными тоже.
* * *
   Теперь все девять членов подопытной группы номер два умирали и настало время положить конец их страданиям. Причина заключалась не столько в милосердии, сколько в эффективности. Нет никакого смысла рисковать жизнью армейских медиков, ухаживающих за людьми, приговоренными к смерти законом и медицинской наукой, так что их умертвили также быстро, как и членов первой группы, сделав им на глазах Моуди, наблюдавшего за процедурой на экране телевизора, инъекции повышенных доз дилодида. Облегчение, испытываемое медиками, было заметно даже через неуклюжие пластмассовые скафандры. Уже через несколько минут все подопытные были мертвы. Дальше осуществят те же процедуры, и врач поздравил себя с тем, что работа прошла так успешно и никто из медицинского персонала не заразился. Это объяснялось главным образом их безжалостностью. В настоящих больницах персоналу повезет гораздо меньше, знал врач, уже испытывая грусть из-за предстоящей потери коллег по профессии.
   Странный трюизм жизни заключался в том, что здравые мысли приходят в голову лишь после того, как становится слишком поздно что-нибудь предпринять. Моуди уже был не в силах остановить начавшийся процесс — с таким же успехом он мог бы попытаться замедлить вращение Земли.
   Медики стали грузить зараженные тела на носилки, и Моуди отвернулся. Ему не хотелось снова видеть все это. Он прошел в лабораторию.
   Другая группа лаборантов закладывала теперь «суп» в контейнеры, получившие название «фляги». Сейчас в распоряжении врачей было в тысячи раз больше зараженной культуры, чем требовалось для проведения операции, однако природа подготовки была такова, что гораздо легче изготовить больше «супа», чем именно столько, сколько необходимо для операции. Кроме того, директор небрежно объяснил, что лишнее количество не помешает, ведь никогда не знаешь, когда он снова может потребоваться. Все фляги были изготовлены из нержавеющей стали, по сути дела, специального сплава, способного выдержать невероятный холод, не утратив прочности. Каждую флягу наполняли на три четверти, герметически запечатывали и затем опрыскивали едкими химикалиями, чтобы полностью обеззаразить наружную поверхность. Далее емкости грузили на тележку и отвозили в холодное хранилище, расположенное в подвальном помещении лаборатории, где фляги погружали в жидкий азот. Теперь вирусы лихорадки Эбола могли храниться здесь десятилетиями, при столь низкой температуре спящие и совершенно пассивные, они не могли погибнуть, и только снова попав в теплую и влажную среду, они станут размножаться и убивать. Одну из фляг оставили в лаборатории и поместили в криогенный контейнер размером с металлическую бочку, похожую на те, что используются для транспортировки нефти, только чуть выше. Дисплей на светоизлучающих диодах будет постоянно показывать температуру внутри контейнера.
   Моуди испытывал чувство облегчения от мысли, что его участие в этой драме скоро подойдет к концу. Он стоял у двери, наблюдая за тем, как персонал выполняет свою работу. По-видимому, эти люди разделяли его чувство. Скоро двадцать баллончиков с невинными эмблемами крема для бритья будут наполнены и вывезены из здания. После этого каждый квадратный сантиметр в помещениях подвергнется тщательной очистке, и они снова станут безопасными. Директор будет проводить все это время у себя в кабинете, а он сам.., ведь он не может снова появиться в женевской штаб-квартире Всемирной организации здравоохранения, правда? Все знают, что он мертв, погиб во время авиакатастрофы в Средиземном море, недалеко от побережья Ливии. Он получит новую внешность, новые документы и только после этого сможет снова выехать из Ирана. Или в качестве меры предосторожности.., нет, даже директор не мог проявить такую жестокость, ведь верно?
* * *
   — Алло, мне нужен доктор Иан Макгрегор.
   — Кто его вызывает?
   — Доктор Лоренц из ЦКЗ в Атланте.
   — Одну минуту.
   Гасу пришлось подождать две минуты — за это время он успел раскурить трубку и открыть окно. Молодые сотрудники иногда критиковали его за эту дурную привычку, но ведь он не затягивался и курение помогало ему думать...
   — Доктор Макгрегор слушает, — послышался в трубке молодой голос.
   — Это Гас Лоренц из Атланты.
   — О-о! Здравствуйте, профессор.
   — Как дела у ваших пациентов? — спросил Лоренц из-за семи часовых зон. Ему понравился тон Макгрегора, явно задержавшегося в больнице. Хорошие врачи всегда работают много.
   — Боюсь, что у мужчины плохи дела. Ребенок, однако, выздоравливает.
   — Вот как? Мы исследовали посланные вами образцы. У обоих обнаружены вирусы лихорадки Эбола, штамм Маинги.
   — Вы уверены в этом? — спросил молодой врач.
   — Нет никаких сомнений. Я сам проводил анализы.
   — Я боялся этого. Другой комплект образцов послан мной в Париж, но оттуда еще не звонили.
   — Мне нужны кое-какие подробности. — За много тысяч миль от Хартума Лоренц открыл блокнот. — Расскажите мне о своих пациентах.
   — Тут могут возникнуть некоторые трудности, профессор Лоренц, — был вынужден сознаться Макгрегор. Он не знал, прослушивается ли его телефон, но в такой стране, как Судан, приходилось принимать во внимание и эту возможность. С другой стороны, он должен что-то сказать. Макгрегор начал выбирать факты, которые мог раскрыть по телефону.
* * *
   — Вчера вечером я видел вас по телевидению. — Доктор Александер решил снова встретиться с Кэти Райан во время ланча именно по этой причине. Она понравилась ему. Кто бы мог предположить, что глазной хирург и лазерный жокей (для Алекса это были более механические специальности, чем истинная медицина, которой занимался он сам, — даже в этой профессии существовало соперничество, и он относился с подобным чувством снисхождения почти ко всем хирургам) проявит интерес к генетике? К тому же ей требовался, наверно, голос друга.
   — Очень приятно, — ответила Кэролайн Райан, глядя на куриный салат. Ее телохранитель, заметил Александер, выглядел расстроенным и напряженным.
   — Вчера вы отлично проявили себя.
   — Вот как? — Она подняла взгляд и произнесла бесстрастным голосом:
   — Мне хотелось расцарапать ему физиономию.
   — На экране этого не было заметно. Вы поддерживали своего мужа. У зрителей создалось о вас благоприятное впечатление, как об умной женщине.
   — Какое это имеет значение для репортеров? Я хочу сказать, почему...
   — Когда собака мочится на пожарный гидрант, — улыбнулся Алекс, — она совсем не совершает акта вандализма. Она всего лишь ведет себя, как подобает собаке.
   Рой Альтман едва не захлебнулся глотком сока.
   — Понимаете, ни один из нас не стремился к этому, — заметила Кэти, чувствуя себя такой несчастной, что даже не обратила внимания на шутку.
   Профессор Александер поднял руки в шутливом жесте, словно сдаваясь.
   — Со мной это тоже случалось, мэм. Знаете, я ведь не хотел служить в армии. Меня призвали прямо со студенческой скамьи. Оказалось все не так уж плохо — я стал полковником и тому подобное. Нашел интересную работу, которая увлекла меня, и мне платят за нее, понимаете?
   — Мне никто не платит за подобные оскорбления! — возразила Кэти, хотя и с улыбкой.
   — А вашему мужу платят, но слишком мало, — добавил Алекс.
   — Так было всегда. Иногда меня удивляет, почему он не соглашается исполнять свои обязанности бесплатно. Пусть бы возвращал обратно чеки, чтобы показать, что стоит больше, чем ему платят.
   — Думаете, из него получился бы хороший врач? Лицо Кэти просветлело.
   — Я говорила ему об этом. Пожалуй, он мог бы стать хирургом — нет, скорее кем-нибудь еще, вроде вас. Он любит интересоваться непонятными вещами и всегда пытается найти ответы.
   — И говорит то, что думает.
   — Всегда! — Она с трудом удержалась от смеха.
   — Так вот, знаете что? Он производит впечатление честного человека на телезрителей. Мне не доводилось встречаться с ним, но мне понравилось, как он ведет себя. Разумеется, он не политический деятель, и это, может быть, совсем не так уж плохо. Почему вы кажетесь такой несчастной, доктор? Худшее, что может случиться, это то, что он вернется к той работе, которой занимался раньше, — насколько я помню, судя по его словам, ему нравится преподавание, — а вы останетесь известным врачом с премией Ласкера на стене.
   — Худшее, что может случиться...
   — Но это дело мистера Альтмана, правда? — Александер посмотрел на телохранителя. — Полагаю, вы сумеете встать на пути пули. — Агент Секретной службы промолчал, но по выражению его лица Алекс понял — да, он закроет грудью человека, жизнь которого ему доверена. — Вы ведь не можете говорить о таких вещах, не правда ли?
   — Нет, сэр, можем, если вы спросите нас об этом. — Альтману весь день хотелось выразить чувства, переполнявшие его. Он тоже видел телевизионное интервью и, как часто случается, среди членов личной охраны президента сегодня утром шел шутливый разговор о том, что было бы неплохо как следует шарахнуть по макушке этого репортера. Секретная служба тоже иногда живет в мире фантазий. — Доктор Райан, нам нравится ваша семья, и я говорю это совсем не потому, что хочу показаться вежливым, понимаете? Мы не всегда тепло относимся к людям, которых поклялись охранять. Но все вы нам нравитесь.
   — Привет, Кэти, — послышался голос декана Джеймса, проходившего мимо. Он улыбнулся и приветливо помахал ей рукой.
   — Привет, Дэйв. — И тут она заметила одобрительные улыбки нескольких коллег, сидящих за столами поблизости. Значит, она была совсем не так одинока, как ей казалось.
   — О'кей, Кэти, значит, вы замужем за Джеймсом Бондом? — В другой ситуации она не справилась бы с собой, но заметила шутливую улыбку в креольских глазах Александера.
   — Мне известно кое-что. Когда президент Дарлинг предложил Джеку стать его вице-президентом, со мной провели брифинг и немного рассказали о том, чем занимался мой муж, но я не имею права...
   Александер поднял руку.
   — Я знаю. Мне сохранили допуск к секретной работе, так как иногда приходится ездить в Форт-Детрик.
   — Это совсем не то, что показывают в кино и не сводится к тому, чтобы выпить бокал мартини, поцеловать девушку и мчаться куда-то. Долгое время его преследовали кошмары, и я.., я тогда обнимала его во сне, и обычно он успокаивался, а когда просыпался, то делал вид, что ничего не было. Мне известно кое-что, хотя далеко не все. В прошлом году, когда мы были в Москве, на приеме к Джеку подошел какой-то русский и с улыбкой сказал, что однажды прижимал дуло пистолета к его голове... — Альтман вздрогнул, услышав это. — Он сказал, что это просто шутка, затем добавил, что пистолет не был заряжен. После этого мы ужинали вместе, словно близкие друзья, и я познакомилась с женой этого русского — она врач-педиатр, представляете? Она — врач, а ее муж стоит во главе русской разведывательной службы и...
   — В это действительно трудно поверить, — прервал ее доктор Адександер и многозначительно поднял бровь. Это вызвало взрыв смеха у Кэти.
   — Все это какое-то безумие, — закончила она.
   — Вы считаете, что это безумие? У меня есть нечто еще более невероятное. Из Судана сообщили о двух случаях заболевания лихорадкой Эбола. — Теперь, когда ее настроение изменилось, он мог поговорить и о своих проблемах.
   — Странное место для появления этого вируса. Больные прибыли из Заира?
   — Гас Лоренц сейчас проверяет это. Он обещал сообщить, когда узнает что-то более определенное, — ответил профессор Александер. — Вряд ли это местная вспышка лихорадки.
   — А почему? — спросил Альтман.
   — Хуже той окружающей среды для этого вируса трудно что-либо выдумать, — объяснила Кэти, принимаясь наконец за еду. — Жарко, сухо, и постоянно светит солнце. Ультрафиолетовые лучи солнца убивают вирусы.
   — Как из огнемета, — согласился Алекс. — Кроме того, там нет джунглей, где могло бы обитать животное — носитель вируса.
   — Всего два случая заболевания? — Рот Кэти был полон салата.
   По крайней мере, подумал Александер, ему удалось обратить ее внимание на пищу. Да, он все еще сохранил врачебный такт и умение убеждать людей, даже если это происходит не у кровати больного, а в переполненном кафетерии.
   — Взрослый мужчина и маленькая девочка, — кивнул он, — это все, что мне пока известно. Гас должен был провести сегодня все анализы. Наверно, уже провел.
   — Черт побери, это страшный вирус. И вам все еще не удалось обнаружить носителя?
   — Несмотря на двадцать лет непрерывных поисков, — подтвердил Алекс. — Нам ни разу не удалось встретить больное животное — впрочем, носитель и не должен болеть, но вы понимаете, что я хочу сказать.
   — Походит на уголовное расследование, верно? — спросил Альтман. — Вы пытаетесь обнаружить вещественные доказательства?
   — Очень похожая аналогия, — согласился Алекс. — Дело всего лишь в том, что нам приходится вести поиски в целой стране, а мы даже не знаем точно, что ищем.
* * *
   Дон Расселл наблюдал за тем, как выносили койки. После ланча — сегодня это были сандвичи из пшеничного хлеба с ветчиной и сыром, стакан молока и яблоко — всех детей ждал дневной сон. Это отличная идея, считали взрослые. Миссис Даггетт была блестящим организатором, и дети уже хорошо усвоили распорядок дня. Койки вынесли из кладовой, и каждый ребенок знал свое место. «Песочница» успела подружиться с маленькой Меган О'Дей. Обе обычно одевались в теплые комбинезоны, украшенные цветами или зайчиками, — по крайней мере треть детей одевалась так же, эта одежда пользовалась популярностью. Единственной трудностью было заставить детей побывать в туалете, чтобы во время дневного сна не произошло «случайностей», — совсем избежать такого не удавалось, но ведь это малышки. На подготовку ко сну потребовалось пятнадцать минут, меньше, чем раньше, потому что на помощь пришли два агента. Затем дети оказались в кроватках, накрытые одеялами и с плюшевыми мишками рядом, и свет в помещении выключили. Миссис Даггетт со своими помощниками сели и извлекли книги.
   — "Песочница" спит, — сказал Расселл, выходя наружу, чтобы подышать свежим воздухом.
   — Похоже, она послушная девочка, никаких капризов и все такое, — заметил руководитель подвижной группы поддержки, сидевший в комнате дома напротив. Их «шеви сабербен» стоял в семейном гараже хозяев.
   В доме находились три агента, причем двое из них постоянно были настороже и сидели возле окна, выходящего на детский сад. Не иначе, играют в карты, подумал Расселл, — всегда хороший способ провести время. Примерно каждые пятнадцать минут — с некоторым разбросом по времени на случай, если кто-то ведет наблюдение за «Гигантскими шагами», — Расселл или какой-нибудь другой агент Секретной службы обходил территорию. Телевизионные камеры следили за проезжающим транспортом на Ритчи-хайуэй. Один из агентов, находящихся внутри детского сада, всегда был в таком месте, что мог следить за входом и выходом. Сейчас на этом посту находилась молодая и привлекательная Марселла Хилтон. Рядом с ней постоянно лежала сумочка, одна из тех, что изготавливаются для женщин-полицейских, — у нее был боковой карман для большого автоматического пистолета «Сиг-Зауэр» и две запасные обоймы внутри. Марселла отрастила волосы, как когда-то было популярно среди хиппи (пришлось объяснить ей, что значит это слово), чтобы прическа создавала соответствующий облик.
   И все-таки ему не нравилось это место. Оно было слишком открытым, находилось слишком близко к шоссе, по которому двигался транспортный поток, и недалеко, отчетливо видимая, располагалась площадка для стоянки автомобилей — идеальное место, откуда преступники, если бы таковые нашлись, могли вести наблюдение. По крайней мере, сюда не приезжали репортеры.
   В этом вопросе «Хирург» проявила безжалостную твердость. После появления ряда очерков о Кэтлин и ее подругах доктор Райан потребовала, чтобы это больше не повторялось. Теперь приезжающих журналистов заворачивали — вежливо, но решительно. Те, кто проявляли настойчивость, встречались с Расселлом, чья дедовская доброта касалась в «Гигантских шагах» одних детей. Его отношение к взрослым было пугающим. Для этого он обычно надевал темные очки, как все агенты Секретной службы, и потому походил на Шверценеггера, который уступал ему в росте добрых три дюйма.
   Но теперь его группу охранников сократили до шести человек. Три агента находились непосредственно в помещении детского сада и еще три на другой стороне улицы. Подвижная группа поддержки была вооружена пистолетами в наплечных кобурах, автоматами «узи» и винтовкой М-16 с оптическим прицелом. Если бы детский сад располагался в другом месте, этого было бы достаточно, но не здесь, считал Расселл. К сожалению, при большем числе охранников детский сад стал бы походить на вооруженный лагерь, а у президента Райана и без того достаточно неприятностей.
* * *
   — Какие новости, Гас? — спросил Александер, вернувшись в кабинет перед вечерним обходом. Состояние одного их пациентов, больных СПИДом, резко ухудшилось, и Алекс еще не решил, что предпринять.
   — Опознание подтвердилось. Штамм Маинги лихорадки Эбола, такой же, как в двух случаях заболевания в Заире. Мужчина вряд ли выживет, но мне сообщили, что ребенок выздоравливает.
   — Вот как? Хорошо. А чем отличаются эти два случая?
   — Пока не скажу, Алекс, — ответил Лоренц. — Недостает сведений о пациентах — всего лишь имена: мужчину зовут Салех, а девочку — Сохайла, да еще мне сообщили их возраст.
   — Арабские имена, верно? Но ведь Судан — исламская страна.
   — Пожалуй.
   — Было бы интересно узнать, чем отличаются эти два случая.
   — Я спросил об этом. Ими занимается врач по имени Иан Макгрегор. Судя по голосу, хороший специалист, закончил Эдинбургский университет — по крайней мере, так он мне сказал. Впрочем, никакой разницы в ходе болезни он не обнаружил. Не знает он, и при каких обстоятельствах произошло заражение. Они появились в больнице примерно в одно время, примерно в одинаковом состоянии. Первоначальный диагноз, по его словам, был усталость от перелета, смена обстановки или грипп...
   — Тогда откуда они прибыли в Судан? — прервал его Александер.
   — Он сказал, что не может говорить об этом.
   — Но почему?
   — Я задал этот вопрос. Он ответил, что не может сказать этого тоже, но подчеркнул, что страна, из которой они прибыли, не имеет никакого отношения к заболеванию лихорадкой Эбола. — Голос Лоренца ясно показывал, что он думает на этот счет. Оба врача понимали, что скрытность связана с местной политикой, что является острой проблемой в Африке, особенно в связи с распространением СПИДа.
   — Ничего нового в Заире?
   — Ничего, — подтвердил Гас. — Там все кончилось. Это какая-то загадка, Алекс. Одна и та же болезнь возникла в двух различных местах на расстоянии в две тысячи миль одно от другого, в каждом случае поражает двоих — двое мертвых, один умирает и один, судя по всему, выздоравливает. Макгрегор ввел карантин у себя в больнице, похоже, он знает свое дело. — Алекс едва не почувствовал, как его собеседник на другом конце провода пожал плечами.
   То, что сказал агент Секретной службы за ланчем, подумал Александер, точно соответствует истине. Это скорее детективное расследование, чем медицина, и в данном случае не за что зацепиться, как при расследовании действий серийного убийцы, совершающего преступления безо всяких видимых причин. Когда читаешь об этом в книге, все кажется увлекательным, но не когда сталкиваешься с этим в действительности.
   — О'кей. Так что нам известно?
   — Мы знаем, что штамм Маинги лихорадки Эбола где-то живет и время от времени наносит удары. При визуальном осмотре вирусы совершенно идентичны. Мы проводим анализ протеинов и цепочек, но интуиция подсказывает мне, что они ничем не отличаются друг от друга.
   — Черт побери, Гас, кто может быть носителем? Если бы только нам удалось выяснить это!
   — Спасибо за дельное замечание, доктор. — Гас испытывал такое же раздражение — даже гнев — по той же причине. Но это была старая история для обоих. Для того чтобы разобраться в причинах заболевания малярией, потребовалось тысячелетие. А вот Эболой они занимаются всего двадцать пять, даже меньше. Вирус лихорадки Эбола существовал по меньшей мере столько же, то появляясь, то исчезая, умерщвляя людей, подобно воображаемому серийному убийце. Но у возбудителя Эболы нет мозга, нет стратегии, вирусы лихорадки даже не способны передвигаться по своей воле. Они идеально адаптировались к каким-то очень ограниченным и исключительно узким условиям. А медицине ничего не известно об этом. — От этого можно удариться в запой, верно?
   — Думаю, стакан бурбона прикончил бы и этот вирус. А сейчас мне нужно приниматься за обход.
   — Как тебе нравится привычная клиническая работа, Алекс? — спросил Лоренц. Он тоже скучал по работе в больнице.
   — Так приятно снова стать врачом, Гас. Хотелось бы только, чтобы мои пациенты выздоравливали почаще. Но такова наша работа, верно?
   — Если хочешь, я перешлю тебе факсом сведения о структурном анализе образцов. По крайней мере есть и хорошая новость — вспышка лихорадки Эбола в Судане успешно изолирована, — повторил Лоренц.
   — Спасибо за информацию, Гас. Пока. — Александер положил трубку. Успешно изолирована? Так мы думали и раньше... Затем его мысли внезапно перескочили на что-то другое, как обычно случалось. Пациент — белый мужчина, тридцать четыре года, гомосексуалист, болен туберкулезом, не поддающимся никаким лекарствам. Как попытаться спасти его? Врач взял историю болезни и вышел из кабинета.
* * *
   — Значит, я не подхожу для выбора кандидатов на должность судей? — спросил Пэт Мартин.
   — Не расстраивайся, — ответил Арни. — Мы все не подходим для нашей работы.