С другой стороны,
   В аспекте критическом,
   И философски - аналитическом,
   Несостоятельно
   Юридически.
   Психологический Советник (проникновенно):
   Тебя нетрудно, друг мой, понять,
   Кому из нас не хотелось бежать,
   Не мечталось подчас
   Еще хоть раз,
   Еще немного
   Пройти свой путь
   По тем дорогам
   На Земле той прелестной, далекой и грешной,
   Которую любим мы так безутешно,
   Вдохнуть, услышать и ощутить,
   Коснуться, увидеть, глотнуть и вкусить,
   Пять чувств позабытых и очень родных,
   Взамен надоевших шестых и седьмых,
   И хоть вознеслись наши души сюда,
   Оставили там мы свои сердца,
   И то, что ты чувствуешь, - неудивительно,
   И то что ты просишь, друг мой, - простительно,
   И в нашей небесной психиатрии
   Зовется припадком земной ностальгии,
   Что может быть, кстати,
   Довольно заразным,
   И даже опасным
   Для окружающих праведных душ,
   Так что забудь-ка ты лучше
   Всю эту чушь,
   Брось этот бред и смешные химеры,
   Тон агрессивный, дурные манеры,
   А то ведь, гляди, угодишь
   Под репресивные,
   На многих проверенные
   Передовые лечебные меры.
   Идеологический Советник (иронически):
   Ну сам посуди, ну, прибудешь туда,
   В город, которым ты бредил всегда,
   В твой разлюбезный, в твой милый Сион,
   Ставший ловушкой с тех вещих времен,
   Опасным капканом, наживкой с крючком,
   Прости меня, друг, за насмешливый тон,
   Но больно наивен ты, просто смешен,
   Ну сам посуди, ну куда ты пойдешь,
   Кому ты там нужен, музейная вошь,
   Кто ждет тебя там, экспонат экзотический
   С выставки монстров доисторических,
   Что сможешь сказать им, чужим и скептическим,
   Детям твоим повзрослевшим,
   Что сможет понять твой ум одряхлевший,
   Ум архаический,
   Находка ожившая археологическая,
   У них, ошалевших,
   У них, озверевших
   От взрыва прогресса научно - технического.
   Как сможешь ты, такой непрактичный,
   Не плюхнуться в лужу грехов симпатичных,
   Навек уступив завидное место
   Рядом с подножием Высшего Кресла,
   Награду за жизнь твою распроклятую,
   Что отдал за Господа ты без остатку.
   Конечно, и здесь есть свои недостатки,
   Ошибки отдельные и неполадки.
   По правде сказать, наломали нам дров
   Вражьи агенты различных сортов,
   Втершись в святая святых Учреждения
   Под видом народных вождей и отцов,
   Навек нас убили в общественом мнении,
   Но мы ведь добились их устранения,
   Теперь же, ты видишь, век управления
   Ученых, философов и мудрецов,
   Век просвещенный, открытый и бойкий,
   Век реформ и перестройки,
   Так стоит ли быть обозленным и хмурым
   И маяться их эмигрантской дурью?
   После короткого совещания слово берет Секретарь:
   Внимание,
   Объявляется решение
   По делу о прошении
   Заслуженного ветерана
   Известного вам Учреждения
   На посещение
   Им Родины священной,
   А также исторической.
   Итак, заслушав соображения
   Научно - политические,
   И взяв в расчет, что он, проситель,
   Допущен к тайнам
   Внепространственно - космическим,
   И потусторонне - стратегическим,
   Пришли мы к заключению,
   Что просьба эта неэтична,
   Нетактична,
   И просто безобразна,
   Что вынуждает нас признать
   Предпологаемый визит
   Нецелесообразным.
   А в назидание другим,
   Чтоб было неповадно,
   И ясно, как это напрасно,
   И не потворствовать капризам,
   Дурных примеров чтоб не подавать,
   Решили мы единогласно
   В визе на вторую жизнь
   Тебе, пророк злочастный,
   Отказать.
   Иеремия:
   Будь проклят человек который принес весть отцу моему и сказал: У тебя родился сын - и тем обрадовал его. Будь проклят этот человек за то, что не убил меня в самой утробе, так чтобы мать была мне гробом. А ты, кто повел меня, и ввел во тьму, а не в свет, ты, измозживший плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои, огородил меня и обложил горечью и тяготою, отяготил оковы мои, задержал молитву мою, каменьями преградил дороги мои, ты стал для меня, как медведь в засаде, как лев в укрытии, растерзал меня, натянул лук свой и поставил мишенью для стрел, пресытил меня горечью, напоил меня полынью, покрыл меня пеплом и удалил мир от души моей, для меня ты больше не свет и не свят, так будь же и ты стократ про...
   Мнговенно все исчезает, и наступает полная темнота и тишина. Через некоторое время возникает голос Иеремии:
   Вокруг чернота и безмолвие. Никого и ничего, пустота. Значит, опять яма. Как и тогда, когда по приказу царя Иудейского опустили меня на веревках в яму глубокую, и была в ней только чернота и мокрая грязь. Но тогда помнил Он обо мне. Я же о нем никогда не забывал. Отца и мать плохо помню, ибо был Он мне и отцом, и матерью. Он образовал меня во чреве и познал меня прежде, чем я вышел из утробы. Он вложил слова свои в уста мои и поставил пророком над народами, когда я был еще мальчишкой, - против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли той. Не бойся, - говорил Он мне, - ибо Я с тобой, чтобы избавлять тебя. И когда повергли мою жизнь в яму, и забросали меня камнями, и не стало уже сил вынести, и я вскричал Погиб я! - и призывал имя Твое, Господи, из ямы глубокой, и Он услышал голос мой из ямы глубокой и сказал - Не бойся. И было слово Его в радость и веселие сердца моего, ибо имя Твое было наречено на мне, Господи. И когда царь Иудейский читал свиток, а в том свитке записал я все слова, сказанные мне Им, и когда царь Иудейский каждый раз отрезал ножом по кусочку свитка с прочитанной строкой и бросал их раз за разом на огонь в жаровне, и тогда явился Он ко мне, утешил и повелел написать другой, такой же свиток, а царя покарал. А ведь с радостью должен был я нести иго Его, с радостью должен был подставлять ланиту бьющему ее и пресыщаться поношениями, ибо был Он силой моей, крепостью моей и прибежищем моим в день скорби, ибо Бог есть истина, Он сотворил Землю силою своею, утвердил Вселенную мудростью своею и разумом своим распростер небеса...
   Некоторое время еще длится темнота и безмолвие. А потом будто бы все взрывается - залитые солнцем улицы Иерусалима, шумная, многоцветная толпа прохожих, магазины, рекламы, а посреди улицы, растопырив руки, стоит Иеремия, в чем мать родила, и кричит надорванным криком заглотнувшего свой первый глоток воздуха взрослого ребенка. Скрип тормозов, гудки машин, ругань водителей, хихиканье прохожих, все скапливаются вокруг Иеремии. Шум постепенно затихает. Толпа и Иеремия, сообразивший, наконец, прикрыться руками, насторожено и с любопытством разглядывают друг друга. К толпе подходит полицейский.