Анна Клименко
Принцип высшего ведовства

   Как часто мы не верим в то, с чем до сих пор не сводила судьба. В то, что не довелось пощупать, осмотреть и досконально изучить под микроскопом. В то, что кажется выдумкой, пустыми суевериями.
   А потом это неведомое, нерассмотренное и нетронутое догоняет тебя, заглядывает через плечо, обдает щеку холодным дыханием. Ты оборачиваешься, перед глазами темнеет от страха, сознание – взращенное в садах нанотехнологий и Интернета – позорно уползает в темноту, словно улитка в свой домик.
   Бегут мгновения. И то, что секунду назад казалось ожившим кошмаром, становится частью тебя. Далеко не самой плохой, даже наоборот. Ты осознаешь, что просто начинаешь быть чем-то иным, не человеком, и что в этом есть свои неоспоримые преимущества.
   Все это действительно так. Я могу подтвердить, потому что сама являюсь созданием, чуть большим, чем просто человек. Я – ведьма. И, смею вас заверить, я далеко не единственная в своем роде.

Эрик

   Колдовство было его третьим «я».
   К слову, второе «я» звалось Эриком, а первое, истинное, пряталось в глубинах прошлого, о котором временами хотелось навсегда забыть.
   И оттого, что колдовство бежало по венам вместе с кровью, он без опаски распахнул дверь в квартиру, где остро пахло смертью.
   …Два часа назад.
   Мир съежился до размеров столовой. Джейн испекла булочки с корицей и цукатами. В центре стола, на яркой скатерти с подсолнухами, стоял оранжевый керамический чайник – горячий, полный кипятка. Джейн любила добавлять в чай мяту, мелиссу и лепестки роз, и запахи эти вились над столом вместе с прозрачными завитками пара, вступая в негласное соревнование с ароматом свежей выпечки.
   И, конечно же, она сидела там. С усталым, но довольным видом, положив локти на стол. Медные локоны были собраны в тугую косу, которая змеей пламенела на фоне черного свитера, спускаясь чуть ниже лопаток. А в широко распахнутых глазах двадцатилетней женщины плескался один-единственный вопрос. Вопрос, который Джейн носила в себе вот уже сколько лет.
   Почему?
   Иногда Эрику казалось, что она заключила сделку с домом. Когда Джейн уезжала – ненадолго, проверить, как идет бизнес в Европе – дом пустел, становился угрюмым и неприветливым. И это невзирая на постоянное присутствие Бернарда. Тогда Эрик старался проводить большую часть времени на работе, а домой наведывался только для того, чтобы добрести до подушки и проспать до рассвета. Но стоило Джейн вернуться, как огромный особняк расцветал. В комнатах становилось светлее, носились в свете ламп золотистые пылинки, пахло апельсинами, розами и мятой, а еще – духами Джейн, совсем чуть-чуть. Дом радовался ее возвращению… Как будто назло собственному хозяину.
   – Ты все-таки хочешь туда пойти? – тускло поинтересовалась она, положив упрямый подбородок на сцепленные пальцы рук.
   Он не торопился отвечать. Молча взял белую фарфоровую чашку, из которой, по слухам, пил детоубийца Ричард Третий, сосредоточенно налил мятного чая.
   – Это необходимо, Джейн.
   Последовала просьба.
   – Не ходи туда один.
   – Ты за меня боишься? Или за себя? Ведь могу помереть раньше времени, – огрызнулся Эрик.
   И тут же пожалел об этих невольно вырвавшихся злых и глупых словах. Свет в зеленых глазах Джейн погас, она обхватила себя руками за плечи, как будто в столовой гулял сквозняк.
   – Не нужно так… со мной.
   – Прости. Я не в себе. Вернее, правильно сказать – вне себя. Жду не дождусь, когда наконец будет позволено извести вольных до одного. Одни беды от этих самонадеянных выскочек.
   – Не вижу особых бед, – Джейн упрямо оттопырила нижнюю губу, – их вина для тебя заключается в том, что они не торопятся покупать лицензию. Так?
   Он медленно отставил чашку – чтобы, упаси господи, не пострадало историческое наследие – и попытался спокойно объяснить:
   – Их вина, Дженнет, заключается в том, что из-за дурацких опытов умирают люди. В том, что из-за их необузданных желаний уже не один простой смертный отправился на небеса. Та, к кому я сегодня собираюсь наведаться, готовит вообще нечто экстраординарное – и лучше бы у нее ничего не вышло…
   – Ты так заботишься о простых людях, – насмешливо произнесла Джейн.
   – Мне плевать на них, Дженнет. Но я люблю порядок, не больше и не меньше.
   – Пожалуйста, не ходи туда один, – снова попросила она, хлопая длинными коричневыми ресницами. Ее губы сделались совсем белыми и бескровными от волнения.
   – Сегодня моя ночь, мое дежурство. Ничего не поделаешь. Я бы предложил тебе прогуляться, но знаю, что с тебя толку будет мало – особенно там, куда я отправляюсь.
   – Тогда не забудь подготовиться перед тем, как пойдешь… – беззвучно выдохнула Джейн.
   Она поднялась из-за стола, текучим, плавным движением, и вышла из столовой, демонстративно цокая каблуками по паркету. Обиделась.
   Эрик добрался до бара, налил себе пол стакана водки и залпом выпил. Спирт. Катализатор. Освобождает магию, стряхивает последние оковы с колдовства, кипящего в крови. Мера не обязательная, но желательная, особенно когда не знаешь, что ждет впереди.
   …И оттого, что это самое колдовство весело бежало по жилам вместе с кровью, он без опаски распахнул дверь туда, где остро пахло смертью.
   В самую обычную малогабаритную квартиру на втором этаже обшарпанной пятиэтажки.
   Проклятые вольные. Они, видите ли, отрицают любой авторитет, не желают регистрироваться, презирают само существование лицензий, не думают о том, что надо бы учиться у тех, кто имеет опыт чародейства. И что в итоге? В итоге – оторванные головы, переломанные ребра, куски плоти, разбросанные по полу. Хорошо, если страдает только неумеха-чародей. Но всегда бывает, что первым с жизнью расстается человек невиновный, то есть – жертва.
   Предчувствие редко обманывало Эрика. Вернее, не обманывало никогда – но в одном вопросе все-таки не помогало, делая своего хозяина слепо-глухим.
   Сейчас же интуиция буквально вопила о том, что последний акт трагедии уже завершился, и осталось только подчистить ментальные формулы и прибраться.
   В узком коридоре было темно хоть глаз выколи. Стараясь не касаться стен (ощущение дешевых бумажных обоев на пальцах), перешагнув через брошенные посреди прихожей ботинки (кожзаменитель и синтетический мех), он ступил на истертый коврик. Обострившиеся до предела чувства сделали свет ненужным: плотно закрытая дверь из крашеной фанеры, запах подгоревшей картошки с маленькой кухоньки, шорох тараканьих лапок по плинтусу. Воздух едва не потрескивал от напряжения, и если это остатки – то даже думать неприятно о том, что здесь творилось часом раньше.
   Сквозь приоткрытую форточку донесся надрывный вой сирены, Эрик замер – а ну как соседи вызвали милицию? – но затем двинулся дальше. Пусть даже и милицию, черт возьми. Он сумеет объяснить свое присутствие в этой каморке, и алиби тоже имеется.
   Дверь, ведущая в зал, была запечатана. Неумело, как будто сумасшедший обмотал дверной косяк разноцветными нитками… кто знает, может, живущая здесь ведьма и не отличалась душевным здравием – иначе никогда не пошла бы на такое.
   Эрик еще раз прислушался. За дверью – гробовая тишина, тянет кровавой горечью. Он неспешно, с оттяжкой рубанул по цветным ниткам, они осыпались на пол гаснущими искрами. Затем Эрик широко распахнул дверь, и, оглядев представшую перед ним картину, выругался.
   Все здесь красноречиво указывало на только что проведенный ритуал вызова потусторонней сущности: нарисованная мелком пентаграмма, оплывшие алые свечи и два обнаженных женских тела, словно облитые черной глазурью. Ведьма и ее жертва, у одной разорвано горло, у второй чудовищная дыра в левом подреберье.
   Он присел на корточки рядом с жертвой (почерневший след ментального тела), осторожно повернул ее лицом к свету. И шевельнулось в глубине памяти то, первое, истинное «я». Убивать, убивать их всех, как бешеных собак! Девушке было не больше шестнадцати, совсем еще ребенок, чем ее только ведьма соблазнила?!! Хотя шестнадцать – это тот безрассудный возраст, когда сам себе кажешься бессмертным…
   Перед глазами прыгали мошки. Ярость – безысходная, темная, колкотала ведьмовским зельем и требовала выхода. Было бы можно – уже занялось бы все пламенем. Но не спалить же всю пятиэтажку, а заодно и ее жителей только потому, что здесь объявилась одна самонадеянная дура, причислившая себя к так называемым «вольным»?
   Глубокий вдох. Спокойный выдох.
   Эрик медленно поднялся, прикидывая в уме, что здесь можно сделать и как замаскировать следы убийства – в этот миг что-то серой тенью мелькнуло на самой границе зрения. Мохнатое, огромное… Демон, черт его побери, который все-таки остался в этом мире. Не иначе как для того, чтобы доесть два еще теплых тела.
   Бросок яркого, огненного, энергетического сгустка. Громкое, словно досадливое, тявканье – и огромная туша, со звоном высадив стекло, тяжело шлепнулась на асфальт двумя этажами ниже, чтобы сбежать. А по пути рвать на куски все живое.
   Эрик метнулся к окну, но только и успел заметить, как серое нечто, галопируя по асфальтовой дорожке, скрылось в недалекой рощице. Молоденькая ведьма, чей труп лежал в углу, все же преуспела: ухитрилась вызвать из-за границы бытия нечто особенное и весьма могущественное.
   Ругаясь в полный голос, Эрик прогрохотал тяжелыми ботинками по темной и сырой лестнице, выкатился в слякотный мартовский вечер. Оставалось только молиться, чтобы монстр никого не встретил. Кто знает, какую силу влила в него жертва? Да еще и ведьма наверняка наделила его своим могуществом – иначе демон уже давно бы вернулся к себе, в свой план бытия…
   Хвала судьбе, на улице было пустынно. Фиолетовые сумерки заполняли узкие улочки микрорайона, свежий ветер рвал воротник пальто, путался в рукавах. Эрик добежал до рощицы из десятка хилых деревьев, замедлил шаг. Из этого жалкого подобия сквера за версту несло демоном. Да еще каким!
   Так, без паники. Зверь почти пойман. Осталось немного: захватить его в «клещи» и выбросить за пределы этого мира. Мелькнула мысль о том, что демон силен, непомерно силен – учитывая, что ушел после колдовской атаки… Эрик медленно, очень медленно двигался вперед. Где-то близко, в сплетении теней, под гнилым пеньком… Да-да, такая туша – и под пнем уместилась.
   – Вот ты где, мой сладкий, – пробормотал Эрик, швыряя в дымчатую тварь еще один сгусток огня.
   Из-под вспученных корней взвился столб черного дыма, мгновенно осел в жидкую глину и начал обретать форму гигантской мохнатой груши. Наверху, на маленькой голове прорезались два мерцающих глаза, бесформенный рот, полный трубчатых зубов…
   Эрик зажмурился. Трудно рвать ткань мира, даже крошечную дырочку провертеть сложно. Особенно без предварительного ритуала. Сердце зашлось в дикой пляске, перед глазами потемнело, во рту мгновенно собралась горечь, как будто разжевал желчный пузырь. Но бело-розовая мембрана все-таки поддалась, разошлась в стороны, открывая проход – туда, куда лучше и не заглядывать.
   – Пошел вон, – процедил Эрик положенные в таких случаях слова, нацеливаясь пальцами в застывшего демона, – ты не от мира сего, убирайся!
   Тварь дернулась, как рыба на крючке. Подалась в сторону, как Эрику показалось, к разрыву. Горло сжалось, вверх, к нёбу, покатилась горячая волна – «ну давай, давай! Чего уставился?!!»
   И Эрик гаркнул, выплевывая вместе с кровью:
   – Пошел вон! Пошел…
   Перед глазами, в стремительно сужающемся светлом пятне, мелькнула зубастая серая морда. Демон решил двигаться – но только не в сторону своего дома, а на врага.
   «Его должно затянуть», – успел подумать Эрик, падая навзничь под неожиданно мощным ударом.
   О себе колдун не беспокоился, и в темноте беспамятства таяло лишь сожаление о том, что не смог, не успел найти…

…Пусть продолжается бал

   Мой день рождения, двадцать пятый по счету, удался на славу. Это значило, что коллеги поздравили, начальница, которую все за глаза звали Цаплей, задержалась после работы, чтобы отметить с нами. Разошлись около десяти – исключительно потому, что явился вахтер и принялся напоминать о необходимости очистить помещение. В результате я возвращалась домой почти в кромешной темноте, то и дело оскальзываясь в грязи и мысленно радуясь тому, что на ногах все-таки оказались кроссовки, а не вечерние туфельки на шпильке.
   Хотя… что это я? Не люблю вычурной обуви на высоком каблуке. Кроссовки или мягкие кожаные туфли, вот что я предпочитаю на самом деле.
   Я возвращалась домой.
   В марте погода то и дело радует либо дождем, либо мокрым снегом, но сегодня небо оказалось чистым, с россыпью далеких звезд и голубоватым рожком месяца. К утру могло и приморозить, а сейчас под ногами хлюпало и чавкало. Так бывает, когда после дождя переходишь место ремонта теплотрассы, которое каждый раз забывают заасфальтировать.
   В кармане привычно тренькнул мобильник, пришло сообщение. Я приостановилась, добыла телефон – так и есть, поздравления от сестрички. «Дорогой Вареник, желаю тебе всего-всего, большой зарплаты и огромнейшей любви». Танюха, как говорится, ничуть не изменила своему амплуа: она в миллионный раз обозвала меня вареником и, как минимум в сто десятый пожелала любви и денег. С ее точки зрения это как раз и были те самые две половинки счастья, которых не хватало старшей сестре.
   Спасибо, Танька. Ты – единственный человек в этом мире, на которого я могу положиться как на себя. Невзирая на обидное, но уже привычное прозвище «Вареник». Я и не похожа ничуть на этот продукт из теста. Может, в детстве и было внешнее сходство, а теперь – нет, никакого… Разве что самую малость?
   Я спрятала свой старенький, изрядно потрепанный жизнью мобильничек, и зашагала дальше. Под ногами звучно чмокала жидкая глина, но на сердце по-прежнему было тепло и уютно; давали о себе знать выпитое шампанское, конфеты, поздравления и мысли о том, что двадцать пять – это классный возраст.
   Путь мой лежал сквозь жиденькую рощицу из нескольких ясеней, насквозь прошитую лимонным светом далеких фонарей, по грунтовой дороге, а затем – по старой брусчатке, до пятиэтажек. В одной из них я невероятно дешево приобрела квартиру, и, помнится, целую неделю находилась в эйфории от удачной покупки. Так и жила там, вот уже второй год. Все-таки это счастье, когда имеешь собственную жилплощадь.
   Я отчаянно балансировала в хорошо вымешанной за день грязи и уже предвкушала, как улягусь под теплый плед с чашкой горячего чая и шоколадкой, как вдруг…
   Нет, это просто не могло быть правдой. Наверное, померещилось.
   Я замерла, судорожно вцепившись в сумку. Во рту внезапно стало кисло, а под ребрами все стянулось в болезненный узел.
   В десяти шагах от меня, под ясенем, лежал в грязи человек. И дело даже не в том, что он неподвижно лежал – мало ли здесь бродит любителей распить бутылочку-другую? Но рядом… над ним… Нависало нечто. Серое, обросшее густым мехом. И – расплывчатое, словно кто-то напрочь выкрутил у меня в глазах резкость.
   Прошло мгновение.
   Я поморгала, судорожно соображая, что делать дальше. Внятных мыслей не было, все они разом телепортировались куда-то в недосягаемые дали, оставив меня одну, в полном недоумении и растерянности.
   Существо – если, конечно, оно действительно присутствовало не только в моем воображении – зыркнуло в мою сторону, показало кошмарного вида зубищи… А затем отскочило от жертвы и метнулось в кусты.
   Ни единой веточки при этом не шелохнулось.
   Я на всякий случай потерла глаза, наклонилась и подняла из грязи камень размером с кулак. Ну, мало ли что…
   Во рту по-прежнему было мерзко, ноги подгибались, и пальцы сделались ватными, неловкими. Человек на земле не шевелился. Серая тварь больше не появлялась.
   Господи, а что дальше-то делать?
   Идти вперед – страшно.
   Стоять посреди крошечной рощицы – и того страшнее.
   Подойти к «телу»? И противно, и ненужно. И тоже… страшно.
   Потому что в тот миг мне показалось, что свалила того человека совсем не бутылка дешевого самогона, нет. Я прямо-таки нутром почувствовала, что все дело в странном существе. Вспомнила небезызвестные «X-files». В панике огляделась, сжала покрепче камень.
   Что делать, что делать… Жить в роще не останешься. И вокруг вроде бы никого – ни людей, ни зверей, ни обросших шерстью монстров.
   Я медленно, очень медленно приблизилась к жертве чудовища. Было темно, но у пятиэтажек горели фонари, желтые конусы резали мрак, словно желе, и потому я сумела кое-как разглядеть пострадавшего.
   Темные, коротко остриженные и взъерошенные волосы, тщательно выбритый подбородок, лицо кажется белым, словно гипсовая маска. Черные брови вразлет, красивый, нервный нос с небольшой горбинкой. Из приоткрытых губ глянцевой змейкой тянулась кровь, и белоснежный свитер весь набух, напитался этой кровью… Я выругалась. Господи, и как же хорошо день начинался! Двадцать пять, все еще впереди, коллеги уважают, начальство ценит. И тут – получите. Свеженький труп на ночь глядя. Что делать-то?
   Холодея от ужаса, я присела на корточки, свободной рукой притронулась к шее мужчины. Кожа еще хранила тепло, но пульс, похоже, отсутствовал. Я начала тихонько поскуливать от страха, повернула голову мертвеца набок. Черт! Черт… Красивый молодой мужчина… был… А теперь, теперь?.. Милицию вызывать, что ли? Скорую? Хотя… на кой ему скорая? Хм…
   Я кое-как нащупала в кармане куртки телефон, а сама все озиралась по сторонам. Вдруг опять появится серое нечто, которое – в чем я уже не сомневалась – убило этого парня? Но вокруг темнели только силуэты молодых деревьев, на шелковом небе блестел тоненький серпик месяца, и под ногами по-прежнему чавкала мартовская грязь… Я кое-как набрала заветное «02» – там, само собой, было занято. Начала было набирать «неотложку» – но тут же почувствовала, как онемела и замерзла рука, словно ее полчаса держали во льду.
   – Не нужно, – донесся едва различимый шепот, – не нужно никуда звонить.
   Мамочки.
   Я сдавленно пискнула, подалась назад – и, конечно же, села в лужу, в самом прямом смысле.
   Недавний мертвец приподнялся на локте и смерил меня любопытствующим взглядом.
   – Не надо никого звать, – тихо повторил он.
   Холодная вода пропитала джинсы, подобралась к пояснице – и это слегка отрезвило. Я кое-как поднялась, механически отряхнулась.
   Черт.
   Белый свитер очнувшегося трупа был в крови.
   И воротник пальто напитался, как губка…
   А в черных блестящих глазах вдруг блеснуло любопытство к моей скромной персоне.
   Наверное, в те нескончаемо долгие мгновения выглядела я дико.
   – Пожалуйста, никуда не звони, – повторил он, видимо, сомневаясь в моей способности здраво воспринимать действительность, – если не трудно, помоги мне подняться. Не бойся, я… я ничего не пил. Ничего не курил и не кололся. Мне… просто стало плохо.
   – А что это за монстр на вас… на тебя напал? – кое-как выдавила я.
   Он вскинул брови.
   – Ты видела монстра? – и как-то очень внимательно на меня посмотрел.
   – Ну да, – я переминалась с ноги на ногу, – такое серое и лохматое… Может, все-таки милицию вызовем? Вдруг он вернется?
   – Сомневаюсь, – парень вдруг нахмурился, – я ничего такого не помню. Ничего ты такого видеть не могла… не должна… не должна была спугнуть…
   Последние слова он пробормотал очень тихо, как будто в глубокой задумчивости.
   – Э-э-э, кажется, я не могла его испугать, – перед глазами так и стояли акульи зубы в два ряда, – но то, что вы… ты… не пострадал, это конечно замечательно.
   – Помоги мне подняться, – попросил они быстро представился, – меня зовут Эрик.
   – Валерия, – руки у него оказались горячими, пальцы – сильными.
   Эрик оказался выше меня почти на голову, тяжело оперся на мое плечо.
   – И куда… мы пойдем?
   Я внезапно осознала, что пальто у него дорогое, кашемировое, а на запястье золотом блестят часы «Радо», которым цена несколько тысяч пресловутых «у.е.». Пахло от Эрика тоже чем-то дорогим. Вот вам и бомж-алкоголик…
   – Помоги мне добраться домой, – тихо сказал он, – сегодня, похоже, особенный вечер… иначе и не скажешь.
   Я тихо вздохнула. Похоже было на то, что этой ночью мне и вовсе не добраться до любимого дивана, а шоколадка так и останется лежать в холодильнике.
* * *
   Такси, желтая с черными шашечками «Волга», приехала минут через десять. Пока я кое-как утрамбовывала Эрика на переднем сиденье, дородный и лысый таксист усердно помогал советами вроде «как бы всем разместиться, но не перемазать кровью салон».
   А моему новому знакомому было плохо. Настолько, что он то и дело начинал соскальзывать в пропасть беспамятства, взгляд становился мутным, бессмысленным. Приходилось его трясти, тормошить, заглядывать в лицо – «Эрик, пожалуйста, давай доедем до твоего дома. Или, наконец, вызовем неотложку. Только оставайся с нами, не уходи».
   Наконец мне удалось пристегнуть его, правда, теперь уже и рукав моей куртки оказался в липких бурых пятнах.
   – Кресла мне измажете, – бурчал таксист, поблескивая толстенной золотой цепью на поросячьей шее, – платить-то есть чем?
   Эрик шевельнулся, полез рукой в карман. В тусклом свете я увидела зелень купюры в сто евро, и новенькая хрустящая бумажка тут же перекочевала в ловкие пальцы водителя.
   – Салон почистишь, – добавил шепотом Эрик.
   – Куда едем-то? – казалось, таксист изрядно подобрел.
   Эрик назвал адрес на окраине города, я забралась на заднее сиденье, и поехали. Благо, наш городок был по-прежнему невелик, и пересечь его от края до края можно было минут этак за сорок.
   – Эк тебя, – таксист прочистил горло, готовясь к длительному монологу, – болен чем, что ли?
   «Волгу» тряхнуло на ухабе, голова Эрика беспомощно мотнулась, и мне показалось, что он снова «уходит».
   «Потерпи, потерпи до дома» – мысленно взмолилась я, а вслух мстительно сказала:
   – Туберкулез. Открытая форма.
   – Да ну-у, – протянул неуверенно таксист. Затем отодвинулся от Эрика насколько мог, приоткрыл свое окно и умолк. Никаких вопросов больше не задавал.
   А я, глядя на белые пальцы Эрика, на его дорогие часы, крепко призадумалась. О чем? Да хотя бы о том, за что на меня свалились все эти приключения. Разумеется, кто-нибудь другой сказал бы – дура, счастья своего не понимаешь. Изловила принца почти что на белом коне и не рада. Ну, не на белом, конечно, но теперь уже было видно, что мой новый знакомый – из тех, что деньги не считает и уж конечно же не сидит целыми днями в офисе.
   Да, верно. Другая бы особь женского пола уже прыгала бы от восторга, хлопала ресницами и писала на эриковой визитке номер своего телефона. Разумеется, алой помадой.
   И в то же время… Чем дольше я наблюдала за Эриком, тем больше хотелось куда-нибудь сбежать. Подальше – чтобы не нашел, и чтобы никогда не встретить случайно. Желание это было странным, рвалось из подсознания, замирало в груди неприятным холодком. К чему бы?
   Эрик не сказал и не сделал ничего плохого. Был безукоризненно вежлив – хотя в его положении по-иному и не получилось бы. Был… все-таки очень красив, но не той, классической красотой, которую мы встречаем на обложках глянца, отнюдь. Его привлекательность… Уже казалась демонической, темной. От него буквально исходили флюиды опасности, горькой как полынь, но одновременно желанной как глоток воды в жаркий вечер…
   Что за бред!
   Я передернула плечами и уставилась в окно. «Волга» бодро катила по полупустым улочкам небольшого города, и по моим подсчетам оставалось нам ехать минут пятнадцать.
   Быстрый взгляд на Эрика – он уткнулся подбородком в грудь. То ли просто задремал, то ли в обмороке…
   «Ничего, до дому доживет», – я прикусила губу, – «но что же с ним стряслось? Неужели тварь? Да еще, черт возьми, рядом с моим домом?!! И вообще, что он делал в рощице? Совершенно один, без машины?»
   В моем представлении обладатель часов «Радо» был просто обязан ездить на черном джипе с тонированными стеклами.
   Эрик словно почувствовал мои мысли и взгляд. Встрепенулся, повернулся ко мне.
   – Валерия… С тобой раньше ничего странного не приключалось?
   Я пожала плечами.
   – Да нет. Ничего такого…
   – А среди родных? – с трудом выдохнул он.
   – И среди родных тоже.
   – Жаль, – он откинулся назад, – все было бы проще.
   «Бредит?» – я поглядывала в окно.
   – Почти на месте, – подал голос таксист.
   – Очень хорошо, – холодно отозвался Эрик, – надеюсь, салон не сильно пострадал.
   Воцарилось молчание. Мимо промелькнули серые, мутные силуэты одноэтажных домов, темно-красные трехэтажные коттеджи, которые появились здесь совсем недавно… И такси остановилась перед белокаменным забором в два человеческих роста высотой.
   – Сюда? – на всякий случай уточнил таксист.
   Эрик молча кивнул.
   Последовала процедура извлечения Эрика из салона «Волги», затем машина укатила, сердито обдав нас выхлопами.
   Ну вот. Сейчас произойдет появление Валерии Прекрасной во дворце. В мокрых и заляпанных жидкой грязью джинсах. Буду топать по сверкающему паркету и оставлять мокрые следы. Черт!
   Эрик медленно заковылял вперед, ощутимо опираясь на мое плечо. Пахло от него кровавой горечью и дорогим одеколоном, что наводило меня на мысли весьма и весьма нерадостного содержания. Мол, веду я домой маньяка…
   Стоп. А почему именно маньяка? Откуда это странное, необъяснимое чувство опасности? Ведь жертву волоку на себе, человека больного, нуждающегося в помощи и сострадании!