Страница:
Никто не остановил, не окликнул ее, пока она шла к деревенским воротам. Только лица бледнели сквозь мутные, затянутые пузырем оконца. Да ненависть и страх сочились из всех щелей…
Миральда стиснула зубы. Да что же это такое? Повезет ли ей и сестрам когда-нибудь?
Дэйлор пискнул и закопошился в пеленках.
– Лежи! – прикрикнула Миральда. – Все из-за тебя! И нужно было откусывать ухо этому дураку? Сама бы управилась. А теперь что будет? Марес в штаны со страху наложил, а тебе придется в лесу немного побыть, пока я все не улажу… Да, нельзя тебе было в деревне оставаться, нельзя!
Черные глаза-бусины внимательно смотрели на нее, изучающе и немного грустно.
– Ты ведь наверняка все понимаешь, а? – пробурчала ведьма. – Значит, посидишь тихонько в корзине. А ночью я за тобой вернусь…
…Подходящее дерево Миральда нашла довольно быстро – старый дуб, в развилку которого прекрасно становилась корзина. Дэйлор молчал, только наблюдал за действиями ведьмы.
– Посиди здесь, малыш, – уже мягко сказала она, – и ничего не бойся. Я тебя не брошу, честное слово. Я еще увижу, как ты превратишься в настоящего воина!
Личинка оскалилась и заурчала.
– Вот и хорошо, – Миральда погладила дэйлор по лысой головке. А потом, сама не понимая зачем, поцеловала его в лобик.
– Сиди здесь тихонько, и все будет хорошо. Я обязательно вернусь.
Она быстро пошла прочь, стараясь не оглядываться, потому что знала: оглянись, и не сможет уйти, бросить этого несчастного малыша, еще раньше обреченного кем-то на смерть…
«Но я же вернусь за ним, – пыталась оправдываться она перед самой собой, – вернусь… Но… вдруг за это время с ним что-нибудь случится? Вдруг его ночница сожрет? Может быть, все-таки надо было спрятать его где-нибудь поближе к деревне?»
Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать в погребе!
…Пространство раскололось на тысячи осколков, мгновенно впившихся в тело, причиняющих немыслимую боль. Крик рвался из горла, но изо рта вылетел лишь едва слышный хрип. Миральда протянула руки вперед, к сестрам, пытаясь загородить их собой, своим телом, но тела не было. Оно вдруг стало прозрачным и невесомым…
Эсвендил. Неторопливо шагает по главной улице, в ее руках – тяжелый мешок, набитый травами. Едва слышное жужжание – и умело брошенный аркан уверенной петлей охватывает ее шею. Из-за плетней выскакивают молодые мужчины, вооруженные кто чем. Вилы, топоры, рогатины. И – кровь, кровь, кровь…
Глорис. Ее нежную шею перерезает холодная сталь. Нож в руках Маркеша, ее любовника. Темно-красная волна захлестывает, унося, грозя затянуть в водоворот безумия…
И вновь мириады осколков, пронзающие плоть, исторгающие из горла беззвучный крик.
Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.
Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо, задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно ярких алых пятнах.
– Что вы делаете с ними?!! Зачем? За что?..
Но ее никто и не слышал, потому что бесплотный дух мало кого может напугать. А она смотрела и ничего не могла уже поделать. Ничего…
Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном и погас.
Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения и сестры…
Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?
Не могло же все это быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией все это и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?
Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой билась мысль: если это дело рук болотной ночницы, то отчего же она, ведьма, до сих пор жива? Все должно было быть иначе…
Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне, но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.
Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.
…Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.
Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?
Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот, но она не сразу осознала, что именно.
Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.
Миральда судорожно сглотнула горькую слюну. Не смея шевельнуться, стояла и смотрела на мертвые головы Эсвендил и Глорис. Легкий ветерок шевелил длинные волосы, слипшиеся от крови; тени скользили по бледным, обескровленным лицам. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, становясь серым, как зола прогоревшего и потухшего костра.
Потом он странно вспучился, треснул, и ведьма ощутила, как в лицо брызнула зловонная черная жижа.
Она медленно отерла щеку, посмотрела на свою ладонь, но рука, проткнутая острым сучком, была просто в крови, ее собственной.
Ведьме показалось, что губы сестер шевельнулись.
Они и вправду шевелились. Шептали беззвучно:
– Отомсти… отомсти… за нас… сестренка…
И все вокруг снова стало самым обычным; серая паутина, опутавшая было сознание, растворилась в ночи.
Миральда смотрела, как блестят в лунном свете рыжие волосы Эсвендил и Глорис. В голове крутился всего лишь один вопрос: зачем? Зачем они сделали это – не просто убили двух молодых женщин, но еще и надругались над их телами?
Услужливая память подсунула ответ: голова ведьмы – прекрасный оберег от сил зла. Еще одна глупая и злая сказка, родившаяся из страха и зависти.
Миральда засмеялась, уже не думая, что ее могут услышать. Где-то на болотах ей скрипуче вторила ночная птица.
Эти глупые людишки полагают, что смогут защититься, насадив на колья мертвые головы! Что ж…
Пальцы сомкнулись на обсидиановом ожерелье; рывок – и холодные кусочки «ведьминого камня» уютно угнездились в сжатом кулаке. Голос Эсвендил, похожий на шелест камыша, мягко прозвучал в ночной тишине:
– Миральда… отомсти…
Ей вторил звонкий голосок Глорис, младшей ведьмы:
– Отомсти за нас, сестренка!
Теперь их головы улыбались, и лунный свет играл на пышных волосах.
– Да… да, мои дорогие… – прошептала Миральда, вскидывая руки вверх, к небу, в немом упреке Хаттару. В силу которого они верили, но который не уберег и не спас.
Сила, такая же черная, как и порождающий ее обсидиан, потекла сквозь ее тело, бережно приподнимая над землей.
Налетел первый порыв ветра, швыряя листьями и мелкими веточками, хлеща по лицу ледяными ладонями.
Боль и ненависть переплелись с силой камня, выплескиваясь в темное небо, затмевая холодное сияние звезд и блеклый свет луны.
– Aaderenn, eki-torr, d'harell!
Голос Миральды сорвался, словно по связкам рубанули ножом. Но того, что она сделала, уже было достаточно: высоко над деревней зародился и в багровом сиянии начал разворачиваться пламенеющий хлыст. Ветер, словно обезумев, вихрем кружился вокруг нее, все выше и выше, сгребая с земли пыль, камешки, сухие ветки.
Миральда раскинула руки в стороны, выплескивая всю Силу, без остатка, в огненный хлыст. От деревни послышались крики, где-то разразился плачем ребенок. Потом… все заглушил вой ветра.
И хлыст, наконец развернувшись, ударил по деревне всей влитой в него мощью.
…Миральда не знала, сколько длился транс. Опомнилась уже на земле – горячей, покрытой пеплом, будто огонь прошелся и там, где она стояла.
Потом пришла боль – безжалостная, неистовая. Ведьма скорчилась, подтянув ноги к груди, скрипя зубами. Разжав кулак, где было обсидиановое ожерелье, она увидела, что камень распался в прах, остались только обрывки серебряных цепочек.
И Миральда заплакала, размазывая по лицу слезы и гарь.
От деревни не осталось ничего, словно гигантский молот разбил даже обугленные остовы изб. Ни единый звук не нарушал мертвую тишину, повисшую над пепелищем.
Эсвендил подошла и села рядом, аккуратно подобрав юбки.
– Ну ты и устроила, сестренка.
– Да, да. Мы всегда знали, что когда-нибудь ты выкинешь что-то особенное, – усмехнулась Глорис, усаживаясь рядом, по другую сторону от Миральды.
Они улыбались и выглядели… вполне живыми. Миральда поперхнулась осевшей на горле гарью.
– Но вы же… они убили вас?
Вместо голоса вырвался едва слышный хрип. Но сестры прекрасно поняли, что она хотела сказать. Эсвендил потрепала ее по плечу:
– Да, Миральда. Нас больше нет. Мы отправляемся далеко… так далеко, как тебе и не снилось. Может быть, мы встретим там маму.
– И мы обязательно будем ждать тебя на границе, когда настанет твое время, – тихо добавила Глорис, – жаль, что все так получилось… Жаль…
– Долги оплачены, Миральда, – улыбка Эсвендил была горькой, как дикий мед. – И мы должны уйти. Ты остаешься одна.
Ведьмы поднялись как по команде и, взявшись за руки, медленно пошли прочь, истаивая в предрассветных сумерках. Высокие, стройные; длинные рыжие волосы развеваются на легком ветерке.
– Подождите! Эй! Глорис, Эсвендил!!! – Миральда, превозмогая страшную слабость, поднялась на ноги. Сестры остановились.
– Возьмите меня с собой! – просипела ведьма, чувствуя во рту вкус крови.
– Глупышка, – Глорис мягко улыбнулась, – оставайся. Мы бы тоже остались, если бы… могли…
– Но мы всегда будем напоминать о себе. – Эсвендил неуверенно потопталась на месте и вдруг, улыбнувшись, добавила: – Мы всегда будем с тобой.
Ноги Миральды подогнулись, и она рухнула на колени в пепел.
– Не уходите… Что я без вас?
Но два силуэта уже растворились среди тусклых те ней и клочьев промозглого тумана. А в ушах прозвучал легкий, как шепот ветра в листве, голос младшей ведьмы:
– Не оставляй, пожалуйста, малыша дэйлор. Он погибнет без тебя.
…Глотая слезы, Миральда побрела в лес, туда, где оставила корзину. Силы уходили, как вода сквозь пальцы, и каждый шаг отдавался болью во всем теле, словно она ступала по лезвиям ножей. В душе царила холодная, черная пустота. Почему она жива, а сестры ушли, навсегда, даже не успев как следует насладиться жизнью?
Запоздало Миральда подумала о том, что, если сейчас ей встретится ночница, она будет совершенно беззащитна перед нелюдью.
«Ну и пусть. Пусть она убьет меня – и мы снова будем вместе. Я, Эсвендил и Глорис. Да, так будет лучше».
Ведьма без труда нашла приметный дуб с развилкой; корзина по-прежнему была там. И дэйлор сладко посапывал в ворохе пеленок.
Миральда, привстав на цыпочки, стянула корзину вниз, на землю, но для этого ей пришлось приложить такие усилия, словно это и не корзина была вовсе, а каменная глыба.
Утерев дрожащей рукой пот, ведьма села на землю, подтянула к груди колени. С болота веяло холодом и сыростью.
Только теперь Миральда с ужасающей ясностью осознала, что осталась совершенно одна. В лесу. С личинкой дэйлор на руках, из-за которой все и случилось. Но… не слишком ли поздно жалеть о том, что не бросили они это существо в лесу?
Мысли путались, сплетаясь в дикой пляске. Усталость давила на плечи, как могильный камень. Веки сами собой смеживались, перед глазами задорно прыгали серые точки.
«Мне нужно передохнуть… Немного… – подумалось Миральде, – возможно, последнее заклятие было слишком сильным, даже для меня…»
Где-то рядом хрустнула ветка; ведьма вскинулась, огляделась – в пяти шагах от нее стояла болотная ночница. В сумерках хищно поблескивали продолговатые глаза, так похожие на кусочки черного обсидиана. Длинные волосы гладко струились по плечам. Ночница молча стояла и смотрела.
– Что, явилась?
Миральде очень хотелось выкрикнуть это в белое, неестественно красивое лицо нелюди, но из горла вышло едва слышное шипение.
Ах да. Она же сорвала голос.
На миг ведьме стало страшно. А потом страх схлынул, растворился в радостном ожидании. Может быть, это будет больно, но скоро она увидит Глорис и Эсвендил… Темный силуэт шевельнулся, ночница шагнула вперед. Неторопливо, словно была абсолютно уверена в своих силах, подошла ближе и склонилась над скорчившейся на земле женщиной. На гладком белом лбу пролегла задумчивая морщинка.
– Чего ждешь? – выдохнула Миральда.
Ах, если бы не уходили так быстро силы! Она могла бы, по крайней мере, бороться. Не магией, обычными, человеческими силами. Схватила бы ветку потяжелее… А тут – даже руку сложно поднять, не говоря уже о чем-то большем.
Мир вокруг стремительно темнел, сливаясь перед глазами в одно большое тусклое пятно. Ночница наклонилась еще ниже, ее дыхание пощекотало Миральде щеку.
– Давай, не тяни, – выдохнула ведьма.
Черные глаза, напитанные тьмой, зло сузились.
Значит, нелюдь узнала убийцу своей сестренки.
Миральда улыбнулась. Сознание угасало слишком быстро, и она, не в силах удержаться на его кромке, полетела во мрак.
Теперь… Спасительная тьма укрыла ее, избавляя от боли.
Глава 2
Миральда стиснула зубы. Да что же это такое? Повезет ли ей и сестрам когда-нибудь?
Дэйлор пискнул и закопошился в пеленках.
– Лежи! – прикрикнула Миральда. – Все из-за тебя! И нужно было откусывать ухо этому дураку? Сама бы управилась. А теперь что будет? Марес в штаны со страху наложил, а тебе придется в лесу немного побыть, пока я все не улажу… Да, нельзя тебе было в деревне оставаться, нельзя!
Черные глаза-бусины внимательно смотрели на нее, изучающе и немного грустно.
– Ты ведь наверняка все понимаешь, а? – пробурчала ведьма. – Значит, посидишь тихонько в корзине. А ночью я за тобой вернусь…
…Подходящее дерево Миральда нашла довольно быстро – старый дуб, в развилку которого прекрасно становилась корзина. Дэйлор молчал, только наблюдал за действиями ведьмы.
– Посиди здесь, малыш, – уже мягко сказала она, – и ничего не бойся. Я тебя не брошу, честное слово. Я еще увижу, как ты превратишься в настоящего воина!
Личинка оскалилась и заурчала.
– Вот и хорошо, – Миральда погладила дэйлор по лысой головке. А потом, сама не понимая зачем, поцеловала его в лобик.
– Сиди здесь тихонько, и все будет хорошо. Я обязательно вернусь.
Она быстро пошла прочь, стараясь не оглядываться, потому что знала: оглянись, и не сможет уйти, бросить этого несчастного малыша, еще раньше обреченного кем-то на смерть…
«Но я же вернусь за ним, – пыталась оправдываться она перед самой собой, – вернусь… Но… вдруг за это время с ним что-нибудь случится? Вдруг его ночница сожрет? Может быть, все-таки надо было спрятать его где-нибудь поближе к деревне?»
Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать в погребе!
…Пространство раскололось на тысячи осколков, мгновенно впившихся в тело, причиняющих немыслимую боль. Крик рвался из горла, но изо рта вылетел лишь едва слышный хрип. Миральда протянула руки вперед, к сестрам, пытаясь загородить их собой, своим телом, но тела не было. Оно вдруг стало прозрачным и невесомым…
Эсвендил. Неторопливо шагает по главной улице, в ее руках – тяжелый мешок, набитый травами. Едва слышное жужжание – и умело брошенный аркан уверенной петлей охватывает ее шею. Из-за плетней выскакивают молодые мужчины, вооруженные кто чем. Вилы, топоры, рогатины. И – кровь, кровь, кровь…
Глорис. Ее нежную шею перерезает холодная сталь. Нож в руках Маркеша, ее любовника. Темно-красная волна захлестывает, унося, грозя затянуть в водоворот безумия…
И вновь мириады осколков, пронзающие плоть, исторгающие из горла беззвучный крик.
Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.
Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо, задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно ярких алых пятнах.
– Что вы делаете с ними?!! Зачем? За что?..
Но ее никто и не слышал, потому что бесплотный дух мало кого может напугать. А она смотрела и ничего не могла уже поделать. Ничего…
Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном и погас.
* * *
…Звезды. Яркие капли на черном небосклоне как замерзшие в пустоте слезы. Продолговатый, застывший в прищуре малый глаз Хаттара, Отца-Неба. Шлейф лунного света, стекающий по черным ветвям.Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения и сестры…
Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?
Не могло же все это быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией все это и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?
Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой билась мысль: если это дело рук болотной ночницы, то отчего же она, ведьма, до сих пор жива? Все должно было быть иначе…
Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне, но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.
Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.
…Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.
Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?
Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот, но она не сразу осознала, что именно.
Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.
Миральда судорожно сглотнула горькую слюну. Не смея шевельнуться, стояла и смотрела на мертвые головы Эсвендил и Глорис. Легкий ветерок шевелил длинные волосы, слипшиеся от крови; тени скользили по бледным, обескровленным лицам. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, становясь серым, как зола прогоревшего и потухшего костра.
Потом он странно вспучился, треснул, и ведьма ощутила, как в лицо брызнула зловонная черная жижа.
Она медленно отерла щеку, посмотрела на свою ладонь, но рука, проткнутая острым сучком, была просто в крови, ее собственной.
Ведьме показалось, что губы сестер шевельнулись.
Они и вправду шевелились. Шептали беззвучно:
– Отомсти… отомсти… за нас… сестренка…
И все вокруг снова стало самым обычным; серая паутина, опутавшая было сознание, растворилась в ночи.
Миральда смотрела, как блестят в лунном свете рыжие волосы Эсвендил и Глорис. В голове крутился всего лишь один вопрос: зачем? Зачем они сделали это – не просто убили двух молодых женщин, но еще и надругались над их телами?
Услужливая память подсунула ответ: голова ведьмы – прекрасный оберег от сил зла. Еще одна глупая и злая сказка, родившаяся из страха и зависти.
Миральда засмеялась, уже не думая, что ее могут услышать. Где-то на болотах ей скрипуче вторила ночная птица.
Эти глупые людишки полагают, что смогут защититься, насадив на колья мертвые головы! Что ж…
Пальцы сомкнулись на обсидиановом ожерелье; рывок – и холодные кусочки «ведьминого камня» уютно угнездились в сжатом кулаке. Голос Эсвендил, похожий на шелест камыша, мягко прозвучал в ночной тишине:
– Миральда… отомсти…
Ей вторил звонкий голосок Глорис, младшей ведьмы:
– Отомсти за нас, сестренка!
Теперь их головы улыбались, и лунный свет играл на пышных волосах.
– Да… да, мои дорогие… – прошептала Миральда, вскидывая руки вверх, к небу, в немом упреке Хаттару. В силу которого они верили, но который не уберег и не спас.
Сила, такая же черная, как и порождающий ее обсидиан, потекла сквозь ее тело, бережно приподнимая над землей.
Налетел первый порыв ветра, швыряя листьями и мелкими веточками, хлеща по лицу ледяными ладонями.
Боль и ненависть переплелись с силой камня, выплескиваясь в темное небо, затмевая холодное сияние звезд и блеклый свет луны.
– Aaderenn, eki-torr, d'harell!
Голос Миральды сорвался, словно по связкам рубанули ножом. Но того, что она сделала, уже было достаточно: высоко над деревней зародился и в багровом сиянии начал разворачиваться пламенеющий хлыст. Ветер, словно обезумев, вихрем кружился вокруг нее, все выше и выше, сгребая с земли пыль, камешки, сухие ветки.
Миральда раскинула руки в стороны, выплескивая всю Силу, без остатка, в огненный хлыст. От деревни послышались крики, где-то разразился плачем ребенок. Потом… все заглушил вой ветра.
И хлыст, наконец развернувшись, ударил по деревне всей влитой в него мощью.
…Миральда не знала, сколько длился транс. Опомнилась уже на земле – горячей, покрытой пеплом, будто огонь прошелся и там, где она стояла.
Потом пришла боль – безжалостная, неистовая. Ведьма скорчилась, подтянув ноги к груди, скрипя зубами. Разжав кулак, где было обсидиановое ожерелье, она увидела, что камень распался в прах, остались только обрывки серебряных цепочек.
И Миральда заплакала, размазывая по лицу слезы и гарь.
От деревни не осталось ничего, словно гигантский молот разбил даже обугленные остовы изб. Ни единый звук не нарушал мертвую тишину, повисшую над пепелищем.
Эсвендил подошла и села рядом, аккуратно подобрав юбки.
– Ну ты и устроила, сестренка.
– Да, да. Мы всегда знали, что когда-нибудь ты выкинешь что-то особенное, – усмехнулась Глорис, усаживаясь рядом, по другую сторону от Миральды.
Они улыбались и выглядели… вполне живыми. Миральда поперхнулась осевшей на горле гарью.
– Но вы же… они убили вас?
Вместо голоса вырвался едва слышный хрип. Но сестры прекрасно поняли, что она хотела сказать. Эсвендил потрепала ее по плечу:
– Да, Миральда. Нас больше нет. Мы отправляемся далеко… так далеко, как тебе и не снилось. Может быть, мы встретим там маму.
– И мы обязательно будем ждать тебя на границе, когда настанет твое время, – тихо добавила Глорис, – жаль, что все так получилось… Жаль…
– Долги оплачены, Миральда, – улыбка Эсвендил была горькой, как дикий мед. – И мы должны уйти. Ты остаешься одна.
Ведьмы поднялись как по команде и, взявшись за руки, медленно пошли прочь, истаивая в предрассветных сумерках. Высокие, стройные; длинные рыжие волосы развеваются на легком ветерке.
– Подождите! Эй! Глорис, Эсвендил!!! – Миральда, превозмогая страшную слабость, поднялась на ноги. Сестры остановились.
– Возьмите меня с собой! – просипела ведьма, чувствуя во рту вкус крови.
– Глупышка, – Глорис мягко улыбнулась, – оставайся. Мы бы тоже остались, если бы… могли…
– Но мы всегда будем напоминать о себе. – Эсвендил неуверенно потопталась на месте и вдруг, улыбнувшись, добавила: – Мы всегда будем с тобой.
Ноги Миральды подогнулись, и она рухнула на колени в пепел.
– Не уходите… Что я без вас?
Но два силуэта уже растворились среди тусклых те ней и клочьев промозглого тумана. А в ушах прозвучал легкий, как шепот ветра в листве, голос младшей ведьмы:
– Не оставляй, пожалуйста, малыша дэйлор. Он погибнет без тебя.
…Глотая слезы, Миральда побрела в лес, туда, где оставила корзину. Силы уходили, как вода сквозь пальцы, и каждый шаг отдавался болью во всем теле, словно она ступала по лезвиям ножей. В душе царила холодная, черная пустота. Почему она жива, а сестры ушли, навсегда, даже не успев как следует насладиться жизнью?
Запоздало Миральда подумала о том, что, если сейчас ей встретится ночница, она будет совершенно беззащитна перед нелюдью.
«Ну и пусть. Пусть она убьет меня – и мы снова будем вместе. Я, Эсвендил и Глорис. Да, так будет лучше».
Ведьма без труда нашла приметный дуб с развилкой; корзина по-прежнему была там. И дэйлор сладко посапывал в ворохе пеленок.
Миральда, привстав на цыпочки, стянула корзину вниз, на землю, но для этого ей пришлось приложить такие усилия, словно это и не корзина была вовсе, а каменная глыба.
Утерев дрожащей рукой пот, ведьма села на землю, подтянула к груди колени. С болота веяло холодом и сыростью.
Только теперь Миральда с ужасающей ясностью осознала, что осталась совершенно одна. В лесу. С личинкой дэйлор на руках, из-за которой все и случилось. Но… не слишком ли поздно жалеть о том, что не бросили они это существо в лесу?
Мысли путались, сплетаясь в дикой пляске. Усталость давила на плечи, как могильный камень. Веки сами собой смеживались, перед глазами задорно прыгали серые точки.
«Мне нужно передохнуть… Немного… – подумалось Миральде, – возможно, последнее заклятие было слишком сильным, даже для меня…»
Где-то рядом хрустнула ветка; ведьма вскинулась, огляделась – в пяти шагах от нее стояла болотная ночница. В сумерках хищно поблескивали продолговатые глаза, так похожие на кусочки черного обсидиана. Длинные волосы гладко струились по плечам. Ночница молча стояла и смотрела.
– Что, явилась?
Миральде очень хотелось выкрикнуть это в белое, неестественно красивое лицо нелюди, но из горла вышло едва слышное шипение.
Ах да. Она же сорвала голос.
На миг ведьме стало страшно. А потом страх схлынул, растворился в радостном ожидании. Может быть, это будет больно, но скоро она увидит Глорис и Эсвендил… Темный силуэт шевельнулся, ночница шагнула вперед. Неторопливо, словно была абсолютно уверена в своих силах, подошла ближе и склонилась над скорчившейся на земле женщиной. На гладком белом лбу пролегла задумчивая морщинка.
– Чего ждешь? – выдохнула Миральда.
Ах, если бы не уходили так быстро силы! Она могла бы, по крайней мере, бороться. Не магией, обычными, человеческими силами. Схватила бы ветку потяжелее… А тут – даже руку сложно поднять, не говоря уже о чем-то большем.
Мир вокруг стремительно темнел, сливаясь перед глазами в одно большое тусклое пятно. Ночница наклонилась еще ниже, ее дыхание пощекотало Миральде щеку.
– Давай, не тяни, – выдохнула ведьма.
Черные глаза, напитанные тьмой, зло сузились.
Значит, нелюдь узнала убийцу своей сестренки.
Миральда улыбнулась. Сознание угасало слишком быстро, и она, не в силах удержаться на его кромке, полетела во мрак.
Теперь… Спасительная тьма укрыла ее, избавляя от боли.
Глава 2
СЕСТРЫ ПЕЧАЛИ
Из окна величественного д'Элома'н'Аинь, великого дворца, «равного-которому-нет-под-небесами», был виден край Поющего озера. Лунный свет, просачиваясь сквозь пушистые лапы елей, блестящим узором ложился на черное зеркало воды, на глянцевые, словно покрытые глазурью, круглые листья золотых кувшинок.
Этой ночью озеро молчало. Не было слышно тех дивных звуков, что полнили сад д'Элома'н'Аинь при жизни последнего монарха Дома д'Амес. Будто озеро знало истинную причину его гибели. И не желало услаждать слух убийцы.
Селлинор вздохнул и отвернулся. Быть может, это просто совпадение, и через пару ночей озеро снова запоет, как и раньше? И благодать снизойдет на Дэйлорон… Хотя… все это больше всего походило на самообман. Уж кто-кто, а Селлинор знал, что угасание дэйлор началось уже давно.
– Совет ожидает своего государя.
Селлинор вздрогнул от неожиданности и обернулся. На пороге кабинета нерешительно переминался с ноги на ногу его советник, лорд Каннеус. Недовольный, что его застали врасплох, король медленно промолвил:
– Я ждал хороших новостей.
Дэйлор поклонился, но не очень-то низко.
– К сожалению, милорд, как ваш первый советник и министр тайного сыска, я не могу вас порадовать.
Король скрипнул зубами.
– Закон нарушен, Каннеус. Я до сих пор не увидел тела-личинки, закон не соблюден. Какие меры были приняты лично вами? Как вообще вы допустили, что вдова успела спрятать принца?
Он в упор взглянул на своего советника, ожидая, что тот, по крайней мере, опустит взгляд. Ничего подобного не произошло. Лорд Каннеус спокойно взирал на своего монарха, и было невозможно что-либо прочесть в его черных, глубоко посаженных глазах.
Тут Селлинор подумал о том, что повел себя слишком неосмотрительно, доверив часть своих дел этому немолодому, но еще очень крепкому дэйлор; подумал он и о том, что было бы неплохо избавиться от министра при первой же возможности…
Лорд Каннеус молча смотрел на своего владыку, то ли обдумывая ответ, то ли ожидая продолжения королевского монолога. Лунный свет, падающий снопами сквозь окно, играл в гранях крупного бриллианта, украшающего ухо министра, влажно блестел на гладко зачесанных назад и напомаженных волосах – уже не иссиня-черных, а опутанных сединой.
«Зря я связался с ним, – мелькнула неприятная мысль, – зря… Уж этому точно нельзя доверять. Он и родную мать бы задушил… На благо Дэйлорона! Хотя… Главное, что я смог убедить его в своей правоте… Да, это главное!»
Король хмуро кивнул министру.
– Что молчишь лорд Каннеус? Я, кажется, задал вопрос.
Тот поспешно склонил голову – уж не для того ли, чтобы скрыть усмешку?
«И лоб у него слишком высокий, слишком, – раздраженно заметил Селлинор, – надо будет и впрямь от него избавиться… Позже. Ведь пока он полезен…»
– Милорд, это, вероятно, моя вина. Я даже предположить не мог, что девица, взятая из дома низкорожденного, окажется способной к магии, да еще таких порядков, в то время как волшебство дэйлор умирает. Если бы я знал, то согнал бы надежных магов, и они смогли бы предупредить это… Возможно, последнее заклятие получилось у нее спонтанно, непреднамеренно. Знаете, когда умирает мать, она готова на многое, лишь бы спасти дитя.
– Хорошо, – Селлинор недовольно пожевал губами, – ты великолепно объяснил мне это. Теперь попробуй разъяснить, почему личинка до сих пор не найдена.
Каннеус развел руками – луч блеклого света скользнул по расшитому рукаву камзола, заиграл на серебристых звездах.
– Милорд, нынешние маги дэйлор в состоянии засечь только проявление магии. И, к великому прискорбию, не способны обнаружить одно живое существо среди мириадов, которое не творит собственных заклятий. К тому же, милорд, вероятность того, что принц выживет, предельно мала. Скорее всего, он уже стал добычей какого-нибудь хищника. А если случайно попал к людям, то его участь, полагаю, также была решена довольно быстро.
На сей раз улыбка, и в самом деле тронула тонкие губы Каннеуса и в тот же миг исчезла, словно ее и не было. В черных глазах сверкнул недобрый огонек. Хотя… Это мог быть всего лишь блик лунного света.
Селлинор недовольно передернул плечами, прошелся по кабинету. Еще раз взглянул на черное зеркало воды – лунный цветок уже распускался, мягко светясь в потоках серебристого лунного света, огромный шар из тоненьких трубочек-лепестков. Но озеро по-прежнему хранило молчание.
– Вы могли бы прочесать приграничные земли, – пробурчал король, – закон дэйлор гласит, что жены и потомство должны последовать за монархом и воссоединиться с духами предков – в случае, если он не успел провозгласить имя наследника. Что, если личинка выживет и вернется?
– О, я бы так не думал, мой король, – Каннеус энергично затряс головой, – как я уже говорил, вероятность этого чрезвычайно мала. Скорее всего, принцем уже пообедала какая-нибудь тварь.
– И все-таки? – Селлинор остановился напротив министра, пристально взглянул в его темные глаза.
Каннеус равнодушно пожал плечами.
– Не беспокойтесь, милорд. Даже если произойдет чудо – я подчеркиваю, именно чудо – и принц объявится в Дэйлороне, вам ничего не грозит. Обряд коронации состоялся, вы – единственный и законный монарх дэйлор. Мальчишка сможет претендовать на престол только в том случае, если вы умрете… простите, милорд, что я говорю это… если вы умрете, не огласив имени наследника. К слову, принцу еще придется доказывать свою принадлежность к Дому д'Амес.
– Значит, он может вернуться и будет жить в замке Дома д'Амес, – уточнил Селлинор, – и не сможет претендовать на престол?
– Именно, милорд. Пока вы живы… Так что нет повода для беспокойства. Никакого. И еще, милорд…
– Да?
– Уже год прошел после гибели вашей дочери. Вы до сих пор носите траурную повязку. Я понимаю, что горе отца бесконечно, и все же монарх должен проявить силу духа. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам.
Король нахмурился.
– Это не твоего ума дело, Каннеус. Тебе не понять моей скорби.
Министр коротко поклонился.
– Совет ждет вас, милорд.
– Иди, Каннеус. Я… должен собраться с мыслями. А Совет подождет своего короля.
Дэйлор чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Молча вышел из кабинета и неслышно притворил за собой дверь, оставив короля в одиночестве.
Селлинор поглядел на зеркальную гладь озера.
– Почему ты молчишь? Почему?!! Уж тебе-то должно быть все равно, кому петь. Или нет?
Поющее озеро молчало. Тихо шелестели вековые ели, подступившие к самой кромке воды, и молочно-белые руки тумана нежно обнимали шершавые стволы.
Селлинор прикоснулся к траурной повязке, которую носил не снимая. Каннеус, сам того не подозревая, повернул стилет в незаживающей ране: память, помимо воли короля, уносила его прочь из дворца, в то время, когда…
Служанка, которая должна была сопровождать Нивиллу через порталы, билась в истерике.
– Господин… господин… пощадите! Не моя вина… Клянусь сердцем Дэйлорона!
Он, не размахиваясь, отвесил ей одну пощечину. За ней – другую. Этого оказалось достаточно, чтобы дэйлор затихла, но взгляд ее по-прежнему оставался бессмысленным.
– Говори, что произошло. Говори!
– Госпожа… Что-то случилось с порталом… мой повелитель… Я не знаю, клянусь! Мы вошли в него вместе, держась за руки… Но потом… На середине пути… Я поняла, что осталась одна!.. Госпожа… Она исчезла!
– И ты ничего не заметила странного?
Девушка судорожно всхлипнула и покачала головой.
Селлинор смотрел на озеро, на черное зеркало, в котором медленно плыли две бледные луны. Год уже прошел, а это все еще перед глазами…
Затем, передернув плечами и поправив траурную повязку на рукаве, король поспешил на Совет, где его дожидались министры.
К губам прикасается что-то холодное и твердое.
И вода – невообразимо вкусная вода – щедро льется в рот.
…Багровый туман рассеивается. Над головой – потолок из тесно уложенных веток. Попытка повернуть голову отзывается жгучей болью во всем теле. Жажда притаилась где-то рядом, но не спешит возвращаться. Ждет…
…Звук шагов – мягких и легких. Хочется повернуться и посмотреть на того, кто вырвал ее из цепких лап смерти. Но тело пока не слушается; каждое движение как пытка.
Скрипя зубами, Миральда все-таки поворачивает голову – от боли перед глазами снова начинает собираться багровая муть.
– Тебе не стоит сейчас двигаться.
Мягкий, шелестящий голос с едва различимой певучей интонацией.
Туман перед глазами медленно рассеивается; теперь можно разглядеть плетенные из прутьев стены, грубо сколоченный стол из темных от старости и сырости досок… И обладательницу мягкого голоса.
Все внутри сжимается, стягивается в узел – болотная ночница без тени улыбки смотрит на распростертую ведьму. В ее тонких руках – обыкновенная глиняная плошка, над которой поднимаются колечки пара.
– Я знаю.
На бледных губах появилось некое подобие улыбки.
– Я знаю, – задумчиво повторила ночница, – но ты потеряла своих сестер. Судьба нас рассудила – и теперь мы квиты.
– Что ты со мной собираешься делать? – Миральда напряженно вглядывалась в наполненные клубящейся тьмой глаза. – Зачем ты притащила меня сюда?
– Ты станешь моей сестрой.
– Никогда! – Миральда дернулась, попыталась приподняться – бесполезно. Проклятое, ослабевшее тело.
Ночница пожала плечами.
– Я могла бы сделать тебя своей сестрой еще тогда, когда ты была без сознания. Но, как видишь, я поступаю честно. Ты станешь ночницей только тогда, когда сама этого захочешь.
Ведьма закрыла глаза. Быть может, она сошла с ума и все происходящее – тяжкий бред? Болотная ночница, сохранившая ей жизнь, чтобы сделать своей вечной подругой…
– Мы сестры печали, – негромко промолвила нелюдь, – ты сможешь стать одной из нас. Но если не захочешь, я не буду тебя удерживать здесь.
– Глупо даже думать, что я соглашусь, – выдохнула Миральда, – лучше бы ты меня убила.
Ночница улыбнулась, в блестящих глазах мелькнуло странное выражение затаенной печали.
– Но разве ты уже не сделала первый шаг к этому, ведьма? Когда сожгла деревню вместе с ее жителями?
Миральда вздохнула. Нет смысла спорить с болотной ночницей, в коей живет темная мудрость этого мира. А потом воспоминания нахлынули бешеным потоком, грозя смыть, унести в бушующее безумие.
…Огненный хлыст, напитанный породившей его яростью, с шипением опустился на крайний дом, мгновенно обратив его в кучу обугленных головешек. Поднялся – и опустился. Снова и снова, пожирая избы одну за другой, а заодно и тех, кто находился внутри. Сквозь дикое завывание ветра Миральда услышала вопли, мольбы о спасении… В крике разрывался ребенок… На миг ей померещилось, что она слышит тонкий голосок Шенти, но огненная смерть вновь ринулась с неба на землю – и спасенная некогда от болотной ночницы девушка замолчала. А багровый хлыст все рос и рос, становился толще, будто пил души гибнущих людей. В последний миг до того, как сознание покинуло ведьму, на дымящиеся головешки сверху обрушился гигантский молот, вколачивая пепелище в землю…
Этой ночью озеро молчало. Не было слышно тех дивных звуков, что полнили сад д'Элома'н'Аинь при жизни последнего монарха Дома д'Амес. Будто озеро знало истинную причину его гибели. И не желало услаждать слух убийцы.
Селлинор вздохнул и отвернулся. Быть может, это просто совпадение, и через пару ночей озеро снова запоет, как и раньше? И благодать снизойдет на Дэйлорон… Хотя… все это больше всего походило на самообман. Уж кто-кто, а Селлинор знал, что угасание дэйлор началось уже давно.
– Совет ожидает своего государя.
Селлинор вздрогнул от неожиданности и обернулся. На пороге кабинета нерешительно переминался с ноги на ногу его советник, лорд Каннеус. Недовольный, что его застали врасплох, король медленно промолвил:
– Я ждал хороших новостей.
Дэйлор поклонился, но не очень-то низко.
– К сожалению, милорд, как ваш первый советник и министр тайного сыска, я не могу вас порадовать.
Король скрипнул зубами.
– Закон нарушен, Каннеус. Я до сих пор не увидел тела-личинки, закон не соблюден. Какие меры были приняты лично вами? Как вообще вы допустили, что вдова успела спрятать принца?
Он в упор взглянул на своего советника, ожидая, что тот, по крайней мере, опустит взгляд. Ничего подобного не произошло. Лорд Каннеус спокойно взирал на своего монарха, и было невозможно что-либо прочесть в его черных, глубоко посаженных глазах.
Тут Селлинор подумал о том, что повел себя слишком неосмотрительно, доверив часть своих дел этому немолодому, но еще очень крепкому дэйлор; подумал он и о том, что было бы неплохо избавиться от министра при первой же возможности…
Лорд Каннеус молча смотрел на своего владыку, то ли обдумывая ответ, то ли ожидая продолжения королевского монолога. Лунный свет, падающий снопами сквозь окно, играл в гранях крупного бриллианта, украшающего ухо министра, влажно блестел на гладко зачесанных назад и напомаженных волосах – уже не иссиня-черных, а опутанных сединой.
«Зря я связался с ним, – мелькнула неприятная мысль, – зря… Уж этому точно нельзя доверять. Он и родную мать бы задушил… На благо Дэйлорона! Хотя… Главное, что я смог убедить его в своей правоте… Да, это главное!»
Король хмуро кивнул министру.
– Что молчишь лорд Каннеус? Я, кажется, задал вопрос.
Тот поспешно склонил голову – уж не для того ли, чтобы скрыть усмешку?
«И лоб у него слишком высокий, слишком, – раздраженно заметил Селлинор, – надо будет и впрямь от него избавиться… Позже. Ведь пока он полезен…»
– Милорд, это, вероятно, моя вина. Я даже предположить не мог, что девица, взятая из дома низкорожденного, окажется способной к магии, да еще таких порядков, в то время как волшебство дэйлор умирает. Если бы я знал, то согнал бы надежных магов, и они смогли бы предупредить это… Возможно, последнее заклятие получилось у нее спонтанно, непреднамеренно. Знаете, когда умирает мать, она готова на многое, лишь бы спасти дитя.
– Хорошо, – Селлинор недовольно пожевал губами, – ты великолепно объяснил мне это. Теперь попробуй разъяснить, почему личинка до сих пор не найдена.
Каннеус развел руками – луч блеклого света скользнул по расшитому рукаву камзола, заиграл на серебристых звездах.
– Милорд, нынешние маги дэйлор в состоянии засечь только проявление магии. И, к великому прискорбию, не способны обнаружить одно живое существо среди мириадов, которое не творит собственных заклятий. К тому же, милорд, вероятность того, что принц выживет, предельно мала. Скорее всего, он уже стал добычей какого-нибудь хищника. А если случайно попал к людям, то его участь, полагаю, также была решена довольно быстро.
На сей раз улыбка, и в самом деле тронула тонкие губы Каннеуса и в тот же миг исчезла, словно ее и не было. В черных глазах сверкнул недобрый огонек. Хотя… Это мог быть всего лишь блик лунного света.
Селлинор недовольно передернул плечами, прошелся по кабинету. Еще раз взглянул на черное зеркало воды – лунный цветок уже распускался, мягко светясь в потоках серебристого лунного света, огромный шар из тоненьких трубочек-лепестков. Но озеро по-прежнему хранило молчание.
– Вы могли бы прочесать приграничные земли, – пробурчал король, – закон дэйлор гласит, что жены и потомство должны последовать за монархом и воссоединиться с духами предков – в случае, если он не успел провозгласить имя наследника. Что, если личинка выживет и вернется?
– О, я бы так не думал, мой король, – Каннеус энергично затряс головой, – как я уже говорил, вероятность этого чрезвычайно мала. Скорее всего, принцем уже пообедала какая-нибудь тварь.
– И все-таки? – Селлинор остановился напротив министра, пристально взглянул в его темные глаза.
Каннеус равнодушно пожал плечами.
– Не беспокойтесь, милорд. Даже если произойдет чудо – я подчеркиваю, именно чудо – и принц объявится в Дэйлороне, вам ничего не грозит. Обряд коронации состоялся, вы – единственный и законный монарх дэйлор. Мальчишка сможет претендовать на престол только в том случае, если вы умрете… простите, милорд, что я говорю это… если вы умрете, не огласив имени наследника. К слову, принцу еще придется доказывать свою принадлежность к Дому д'Амес.
– Значит, он может вернуться и будет жить в замке Дома д'Амес, – уточнил Селлинор, – и не сможет претендовать на престол?
– Именно, милорд. Пока вы живы… Так что нет повода для беспокойства. Никакого. И еще, милорд…
– Да?
– Уже год прошел после гибели вашей дочери. Вы до сих пор носите траурную повязку. Я понимаю, что горе отца бесконечно, и все же монарх должен проявить силу духа. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам.
Король нахмурился.
– Это не твоего ума дело, Каннеус. Тебе не понять моей скорби.
Министр коротко поклонился.
– Совет ждет вас, милорд.
– Иди, Каннеус. Я… должен собраться с мыслями. А Совет подождет своего короля.
Дэйлор чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Молча вышел из кабинета и неслышно притворил за собой дверь, оставив короля в одиночестве.
Селлинор поглядел на зеркальную гладь озера.
– Почему ты молчишь? Почему?!! Уж тебе-то должно быть все равно, кому петь. Или нет?
Поющее озеро молчало. Тихо шелестели вековые ели, подступившие к самой кромке воды, и молочно-белые руки тумана нежно обнимали шершавые стволы.
Селлинор прикоснулся к траурной повязке, которую носил не снимая. Каннеус, сам того не подозревая, повернул стилет в незаживающей ране: память, помимо воли короля, уносила его прочь из дворца, в то время, когда…
Служанка, которая должна была сопровождать Нивиллу через порталы, билась в истерике.
– Господин… господин… пощадите! Не моя вина… Клянусь сердцем Дэйлорона!
Он, не размахиваясь, отвесил ей одну пощечину. За ней – другую. Этого оказалось достаточно, чтобы дэйлор затихла, но взгляд ее по-прежнему оставался бессмысленным.
– Говори, что произошло. Говори!
– Госпожа… Что-то случилось с порталом… мой повелитель… Я не знаю, клянусь! Мы вошли в него вместе, держась за руки… Но потом… На середине пути… Я поняла, что осталась одна!.. Госпожа… Она исчезла!
– И ты ничего не заметила странного?
Девушка судорожно всхлипнула и покачала головой.
Селлинор смотрел на озеро, на черное зеркало, в котором медленно плыли две бледные луны. Год уже прошел, а это все еще перед глазами…
Затем, передернув плечами и поправив траурную повязку на рукаве, король поспешил на Совет, где его дожидались министры.
* * *
…Как же хочется пить! Тело высохло, как стебель травы под палящим солнцем, язык распух и почти царапает небо… Глаза застилает багровый туман, сквозь который ничего не разглядеть. Хотя бы каплю воды!К губам прикасается что-то холодное и твердое.
И вода – невообразимо вкусная вода – щедро льется в рот.
…Багровый туман рассеивается. Над головой – потолок из тесно уложенных веток. Попытка повернуть голову отзывается жгучей болью во всем теле. Жажда притаилась где-то рядом, но не спешит возвращаться. Ждет…
…Звук шагов – мягких и легких. Хочется повернуться и посмотреть на того, кто вырвал ее из цепких лап смерти. Но тело пока не слушается; каждое движение как пытка.
Скрипя зубами, Миральда все-таки поворачивает голову – от боли перед глазами снова начинает собираться багровая муть.
– Тебе не стоит сейчас двигаться.
Мягкий, шелестящий голос с едва различимой певучей интонацией.
Туман перед глазами медленно рассеивается; теперь можно разглядеть плетенные из прутьев стены, грубо сколоченный стол из темных от старости и сырости досок… И обладательницу мягкого голоса.
Все внутри сжимается, стягивается в узел – болотная ночница без тени улыбки смотрит на распростертую ведьму. В ее тонких руках – обыкновенная глиняная плошка, над которой поднимаются колечки пара.
* * *
– Ты должна была меня убить, – прошептала Миральда, – я убила твою сестру.– Я знаю.
На бледных губах появилось некое подобие улыбки.
– Я знаю, – задумчиво повторила ночница, – но ты потеряла своих сестер. Судьба нас рассудила – и теперь мы квиты.
– Что ты со мной собираешься делать? – Миральда напряженно вглядывалась в наполненные клубящейся тьмой глаза. – Зачем ты притащила меня сюда?
– Ты станешь моей сестрой.
– Никогда! – Миральда дернулась, попыталась приподняться – бесполезно. Проклятое, ослабевшее тело.
Ночница пожала плечами.
– Я могла бы сделать тебя своей сестрой еще тогда, когда ты была без сознания. Но, как видишь, я поступаю честно. Ты станешь ночницей только тогда, когда сама этого захочешь.
Ведьма закрыла глаза. Быть может, она сошла с ума и все происходящее – тяжкий бред? Болотная ночница, сохранившая ей жизнь, чтобы сделать своей вечной подругой…
– Мы сестры печали, – негромко промолвила нелюдь, – ты сможешь стать одной из нас. Но если не захочешь, я не буду тебя удерживать здесь.
– Глупо даже думать, что я соглашусь, – выдохнула Миральда, – лучше бы ты меня убила.
Ночница улыбнулась, в блестящих глазах мелькнуло странное выражение затаенной печали.
– Но разве ты уже не сделала первый шаг к этому, ведьма? Когда сожгла деревню вместе с ее жителями?
Миральда вздохнула. Нет смысла спорить с болотной ночницей, в коей живет темная мудрость этого мира. А потом воспоминания нахлынули бешеным потоком, грозя смыть, унести в бушующее безумие.
…Огненный хлыст, напитанный породившей его яростью, с шипением опустился на крайний дом, мгновенно обратив его в кучу обугленных головешек. Поднялся – и опустился. Снова и снова, пожирая избы одну за другой, а заодно и тех, кто находился внутри. Сквозь дикое завывание ветра Миральда услышала вопли, мольбы о спасении… В крике разрывался ребенок… На миг ей померещилось, что она слышит тонкий голосок Шенти, но огненная смерть вновь ринулась с неба на землю – и спасенная некогда от болотной ночницы девушка замолчала. А багровый хлыст все рос и рос, становился толще, будто пил души гибнущих людей. В последний миг до того, как сознание покинуло ведьму, на дымящиеся головешки сверху обрушился гигантский молот, вколачивая пепелище в землю…