Клименко Михаил. Иной цвет

   Метрах в тридцати от строения светились два человека. Один из них сидел, другой топтался вокруг, что-то делал. Он был ярко-каштанового цвета, сидевший - фиолетового. Голосов их я не слышал, да и говорили они, наверное, негромко, если вообще говорили.
   Минут через пять после моего появления, тот, который сидел, ритмично затюкал какими-то железками. Он отбивал косу. Маскировка, подумал я. И действительно, тюкал он недолго.
   Я по белесой тропе помчался обратно. Все сильней и сильней кололо в боку. Когда боль стала невыносимой, я бросился в траву-лег на спину, раскинув руки. Мало-помалу колоть перестало, я поднялся и побежал дальше, забирая вправо, к реке.
   Выбежал к берегу километра за два до подлунной переправы. А напротив деревни оказался, когда солнце уже заходило.
   Здесь, как и прежде, было пустынно и тихо. Кроме меня - ни души.
   Там, где-то в деревне, зажегся огонек. Наверное, лампочка над магазином. Высоко в светлом закате горела одна-единственная звезда. Это была Венера.
   Посреди реки, как тень, вниз по течению проскользила лодка. Один из гребцов был сливянофиолетового цвета. У другого тело было каштановое, а голова шафрановая. Мне показалось, что этот, с шафрановой головой, есть не кто иной, как Витольд Жилятков!
   Я решил немедленно перебраться на другой берег вплавь. Быстро разделся до плавок, побежал и спрятал одежду в кустах. Когда возвращался, оглянулся-не взошла ли над лесом луна.
   По заросшей хризолитовой дороге, со стороны пасеки медленно ехал велосипедист. По его смарагдовому цвету я догадался, что это Руслан Кукушицкий.
   Лихо тормозя, по кремнистому, поросшему травой берегу он съехал ко мне. Не слезая с велосипеда, стал на одну ногу. Круто повернувшись, раза три сильно ударил по искрившейся беседке и спокойно спросил:
   - Купался? Ну, как вода?.. А я на пасеку опять ездил, думал, ты там. Тихо на пасеке... По-моему, что-то ты путаешь с грабежом, Костя,-погромче сказал он, потому что я убежал в кусты и торопливо разыскивал там свою одежду.- Подождем вестей с моста. Подлипки едва ли они минуют...
   - На пасеке, говоришь, никого? Ну и правильно!.. Никого их там нет. И не может быть. Я обнаружил их след. Белесо-серая тропа идет от деревянной крепости почти до самой пасеки!.. И представляешь, Руслан, этот мышиный след на пути к пасеке почти совсем затухает. Не зря он тут, этот след! Уж что-что, а Словесный сказал мне какую-то правду.
   - Слушай!-возмутился Руслан,-что ты без конца все путаешь? Какой еще след? От какой крепости?
   - А эта, на стриженом холме которая.
   - А! На Лысой горе!-засмеялся Руслан.-Да это старинный сеновал! Лет сто назад построен.
   - Сеновал?.. Так вот там я видел двух. Один фиолетовый. А другой ярко-каштановый,- быстро зашнуровывая ботинок, объяснил я ему.
   - Чудной ты какой-то парень!
   - Ну, идем! Жаль, что ты в темноте не видишь. Ладно, может, скоро луна выйдет.
   - Луны не будет: новолуние в настоящее время.
   - Жаль: придется с тобой водиться...
   - Может быть, это косари у сеновала? - обдумывая что-то свое, проговорил Руслан.-Хорошо, проверим. Вообще-то надо бы в Остинку сообщить.
   - Когда?! Пока будем туда да сюда переплывать, полчаса пройдет. Я не хочу терять ни минуты!
   - Ты громко говоришь,-заметил Руслан.-Тут ведь далеко все слышно.
   - Ты, Руслан, конечно, вооружен? - потише спросил я.
   - Да, пистолет...
   - Вот что: давай-ка мне пистолет, а сам-на ту сторону.
   - Пистолет нельзя...- улыбнувшись, мотнул Руслан головой.Огнестрельное оружие.
   - Да ты понимаешь, что в темноте не увидишь их там! Новолуние ведь! Распугаешь-и все...
   В конце концов, по кружной торной дороге Кукушицкий к Лысой горе во весь дух покатил на велосипеде.
   Я же, прекрасно видя ночной лес, трусцой побежал напрямик, надеясь быть у старинного сеновала минут через двадцать.
   НЕЧАЯННЫЙ ГИД
   На удивление скоро я с какого-то взгорка увидел знакомый стриженый холм. Словно зеленоватый череп с худосочными волосами, округлый холм был обрамлен редкими прямоствольными деревьями, А ниже по скатам густился дремучий кустарник.
   Мне казалось, что сизоватый, бледно-зеленый холм освещен высокой невидимой луной,- так сильно светилась на нем трава. Я спустился со взгорка, продрался сквозь прохладные заросли, поднялся по склону и пошел по дуге, среди крайних деревьев.
   Мы с Русланом должны были встретиться у впадины, которая разделяла холм как бы на два полушария...
   Вдруг меня схватили за ноги! Я упал. Кто-то чем;о тупым ударил меня в спину. Другой вцепился в штанину. Пытаясь подняться, я схватился за чье-то холодное запястье...
   - Тихо ты!..- раздалось у самого уха.
   Я уже понял, что запутался в лежащем велосипеде.
   - Ты там все спицы выломаешь!-зашипел на меня Кукушицкий.
   Стоявшее в десяти метрах от меня деревце вдруг осыпалось, все хризолитовые ветки упали, и я увидел смарагдового Руслана.
   - Ну, как маскировка? - подходя ко мне, шутливо спросил он.
   - Даже слишком хорошая, если так же замаскируются фиолетовые. Ну, как тут?
   - Полная тишина. Ни души. Так что?-предложил он.-Идем, проверим?
   По низкому сизоватому покрову травы мы двинулись к угольно-черному строению. На хризолитовом фоне холма оно виделось мне как темное пятно или провал. Руслан же едва его различал.
   На полпути я остановился.
   Откуда-то издалека донесся протяжный крик неизвестной птицы.
   - Стой! - едва слышно сказал я.
   - Видишь? - с надеждой в голосе прошептал Руслан.- Ну, что там?
   - Ты слышал, как кричала птица?
   - Не-ет...
   - Вот черт!.. Значит, опять эта синестезия. Никак не привыкну: все по-разному...
   Мы скорым шагом пошли дальше.
   Я впереди, Руслан за мной.
   - Ты не мог бы не скрипеть своими сапогами?-остановился и сердито спросил я.-Уж снял бы их, что ли.
   - Ничего, мы это дело обойдем. Сейчас я их, сапожки, уговорю. Стоп!.. Слышишь?-схватил Руслан меня за руку.
   - Нет, не слышу. А-а!.. Так это опять эта птица.
   - Тихо ты!..- теряя самообладание, зашипел он на меня.-Скрипнула дверь! Два раза.
   - Нет... А!..-сам себе зажал я рот.-Там перед стеной стоят двое.
   - Видишь?
   - Да. Один буро-фиолетовый, а другой кирпично-шафрановый... Что-то делают, но не пойму: не вижу, что у них в руках.
   Мы стояли не шелохнувшись.
   Минуты через три я увидел, как оба, только что вышедшие из сеновала, пошли в сторону пасеки.
   Едва они удалились-мы побежали к сеновалу.
   Строение было обширное - высокое и широкое, казалось, глубоко вросшее в холм. Чувствовалось, какое оно тяжелое и основательное.
   Дверь не была заперта. Руслан неслышно прошел вдоль нее, нащупал, звякнул железной лямкой. Чтоб избежать скрипа, он быстро, насколько позволяла масса двери, чуть приоткрыл ее.
   - Присядь и загляни,- шепнул Руслан,- никого там нет?..
   Я протиснулся в щель. Сколько ни вглядывался - ничего не увидел. Я уловил запах прелого сена, сухих досок и сырой болотной травы. И лишь в правом углу различил слабое хризолитовое свечение свежесорванных древесных веток. Тонкий слой прелого сена здесь сплошь был истоптан белесо-серыми следами.
   - Никого вроде бы,- сказал я и последовал за Русланом.
   Мы постояли, прошли в угол, поворошили ветки. Руслан включил фонарик. Я прищурился, прикрыл глаза. Руслан быстро провел лучом по полу, по низу стен, по потолку.
   Мы обследовали весь сеновал. И лишь теперь в углу под травой и ветками нашли флягу из-под меда, такую, в каких обычно возят молоко или краску.
   Хмыкнув, Руслан сунул во флягу руку, извлек ее, понюхал палец и коротко сказал:
   - Камуфляж!
   - Что, не мед?
   - Мед-то мед, да только все это маскировка. Да, дело тут, по-моему, серьезное. Идем отсюда. Скоро они должны прийти.
   Мы положили флягу на прежнее место, завалили ее ветками, вышли из сеновала и прикрыли дверь. Остановились у первого же деревца, залегли и стали ждать.
   Через час в отдалении появились трое. Они шли со стороны пасеки. Один из них темно-каштановый, почти умбровый, другой терракотово-фиолетовый, а третий толстый, чуть приотставший, кирпично-коричневого цвета. Они быстро подошли к сеновалу. Теперь и я слышал, как заскрипела дверь.
   - Ну, что? - спросил меня Кукушицкий,- Пойдем?
   - Пойдем.
   - Будь осторожен. Передо мной не лезь. Ну, ни пуха...
   - Ни пера.
   Мы бесшумно приблизились к сеновалу. У двери постояли.
   Руслан с прежней осторожностью приоткрыл дверь. Я заглянул внутрь. Темно. В углу хризолитовым пятном светилась та же куча веток.
   - Там никого!-прошептал я.
   Сдвинув фуражку со вспотевшего лба на затылок, Руслан спросил:
   - А ты видел, что они входили? Слушай, Костя, а это не галлюцинации у тебя? У тебя ведь и со слухом что-то такое...
   - А ты слышал, как скрипела дверь? -спросил я его.
   Руслан закурил, курил быстро, глубоко затягиваясь. Закурил и я. Только курнул два раза, он говорит:
   - Ладно, бросаем...
   - Подожди...
   - Все равно не куришь-не дурей от табака.
   Руслан решил слазить на крышу. Он разулся и стал взбираться по углу. Я помогал ему.
   На прогнившей крыше он ничего примечательного не обнаружил.
   - Десять минут первого,-раздумчиво сказал Кукушицкий, обойдя сеновал.
   - Должны они, по-моему, еще раз прийти. Надо сделать засаду.
   Мы вошли в сеновал. Слегка укрывшись ветками, засели в двух противоположных углах и стали ждать.
   Изредка негромко перебрасывались словом-двумя. Я терялся в догадках. Что замышляли эти фиолетовые, умбровые и прочие типы? Чем они тут вообще заняты, что ночью делают? Куда делись? Или, может, просто прошли мимо этой каланчи? Нервы мои были напряжены до предела.
   И вот наконец он появился.
   Один.
   Скрипнула и широко открылась огромная дверь.
   Он был ярко-фиолетового, какого-то ядовито-сиреневого цвета. Стоял посреди проема настежь открытой двери. Была уже полночь, и тьма сгустилась такая, что, действительно, хоть глаз выколи - ничего не видно. Казалось, мы не в пустом сеновале сидим, а под открытым темным небом. Вокруг стоял густой запах сухих досок, меда и болотной травы. Необычная такая, нежилая атмосфера.
   В широком проеме открытой двери, за слепящим сиреневым человеком мне видны были ультрамариновые стволы близких деревьев, а далеко над ними, словно полоса слабой зари, далекой хризолитовой дымкой светился лес. А выше мерцали крупные звезды.
   - Кто здесь? - негромко спросил ядовито-сиреневый.- Накурили!..Все сожгут, до тла. Кого носит тут!..-еще тише сказал незнакомец.
   Он взял флягу, быстро вышел из сеновала. Бросил звякнувшую посудину у двери. Шаги его стали затихать.
   - Руслан,-уверенно шепнул я,-идем! Больше здесь никого не будет.
   Мы выбежали из сеновала.
   - Ты видишь его? - спросил Руслан.
   - Да, он быстро уходит.
   Я его отлично видел. Он уже быстро спускался с холма. Его фиолетовая фигура то скрывалась за деревом, то закрывала собой какой-нибудь ультрамариновый ствол.
   Лес густел, и мы вынуждены были максимально приблизиться к неизвестному, чтоб не потерять его из виду.
   Сапоги Руслана изредка поскрипывали, но он все-таки умудрялся идти почти беззвучно.
   В низине фиолетовый остановился. Я расставил руки, остановил Руслана. Фиолетовый постоял, прислушиваясь, и, чуть свернув влево, быстро пошел дальше.
   Незнакомец прекрасно ориентировался в темном лесу. Он шел впереди нас метрах в семидесяти. Руслан, положив руку мне на плечо, шаг в шаг следовал за мной. Как только неизвестный останавливался-останавливался и я, а за мной Руслан.
   Мне показалось, что мы повернули и по берегу речушки идем в обратном направлении, но в другом месте. Мы поворачивали, по кремнистому бережку шли назад к стриженому холму, на котором высился сеновал.
   Фиолетовый незнакомец еще раз круто повернул влево. Прошел шагов десять, остановился, видимо, прислушивался. Он нагнулся и, как мне показалось, начал беспорядочно двигать руками. Двигалось его тело, руки, ноги... И я никак не мог понять, к чему он прилагает такие усилия. И только по звуку я понял: он передвигал камни.
   Мы осторожно приближались к нему.
   И вдруг он исчез.
   - Быстрей! За мной! - шепнул я Руслану, схватив его за руку, и увлек за собой.
   - Что там?
   - Он исчез...
   Запинаясь о довольно большие камни, мы по глыбистому нагромождению пробрались к тому месту, где только что был фиолетовый. Редкие кустики травы вокруг светились сизоватым туманом. Я вытянул руки, и пальцы мои коснулись холодной неровной стены. Тогда я нагнулся, сунул голову под нависший камень и увидел фиолетовое пятно. До меня едва доносились шорохи куда-то пробиравшегося незнакомца, дыхание Руслана. Теперь я услышал, как где-то совсем рядом, вытекая из-под горы, слабо журчит ручеек.
   - Следуй за мной. Нащупывай мою ногу,- шепнул я Руслану.
   Я полз по нагромождению камней, будто по разрушенной лестнице.
   Метров через сорок неровный потолок над нами стал повышаться: я все время проверял его высоту, поднимая над собой руку.
   Незнакомец выпрямился, зажег фонарик. Яркий луч заскользил по узким, неровным каменистым стенам. Скользнул около нас. По долетевшим до нас неровным отсветам можно было заключить, что фиолетовый шел по горизонтали.
   Мы поднялись выше. Не приближаясь к неизвестному слишком близко, но и оставаясь на таком расстоянии, чтоб в свете фонарика можно было различить окружающее, мы с Русланом шли по какому-то белесому берегу, скорее, по уступу или карнизу. Справа от нас, внизу, поблескивала не то вода, не то отсвечивали сырые камни. А дальше и выше тянулась светлая, будто покрытая инеем стена.
   Мы прошли около ста метров. И чем дальше пробирались, тем белее становились берега, близкая левая и далекая правая стены подземелья, едва угадывавшийся в полумраке сводчатый потолок.
   Нечто белое, покрывавшее все вокруг, было похоже на тонкий слой снега.
   - Снег тут, что ли? - шепнул я Руслану.
   - Какой еще снег? - огрызнулся он.
   До нас стали доноситься какие-то голоса. Свет фонарика мало-помалу растворялся в другом свете, который исходил откудагто снизу. Откуда именно, мы не видели. По мере нашего приближения к другому, призрачному источнику света, голоса становились все отчетливее.
   Незнакомец исчез за уступом слева.
   Перед нами открылась тусклая, освещенная пустота. Легко угадывались белые сводчатые стены. Посредине этой сумрачной пустоты высилось, куда-то вверх уходило совершенно странное, непонятное сооружение.
   Мы прошли метров двадцать и увидели, что находимся в большой, округлой пещере. Диаметр ее был метров сорок. Снизу, не видно откуда, поднималось и терялось вверху, во мгле, это странное сооружение из сизых, поблескивающих бревен. По всей высоте тускло блестевшего строения - нечто вроде высоченной тонкой башни - вызывающе белели аляповатые крестообразные оконца.
   Мы с Русланом подошли к краю уступа и увидели перед собой, на глубине пятнадцати метров, небольшое озеро. Вокруг, на его заснеженном берегу, было больше десятка мужчин и женщин. Все эти люди были каштанового, коричневого, шафранового цветов. Один из них был светло-сизый и еще один-цвета сепии. На фоне белых берегов они светились вызывающе.
   Посредине озера плавал большой круг, утыканный по меньшей мере сотней горящих свечей. Здесь это был единственный источник света. Деревянное сооружение, уходившее куда-то в мрачный свод пещеры, основанием опиралось на противоположный берег тускло поблескивающего озера.
   Эти люди разговаривали совершенно спокойно, негромко, как в обычной обстановке.
   Вдруг тонко, тоскливо запела какая-то женщина.
   Все подхватили пронзительно, нескладно - и вдруг спелись. Особенно выделялись самозабвенные женские голоса. И даже мужчины, казалось, старались петь в несвойственных им регистрах:
   ..."господь Саваоф исполнь небо и земля славы твоей осанна и вышних благословен грядый во имя господне осанна в вышних. Аминь. Аминь".
   Песня эта оборвалась так же неожиданно, как и началась. Все они, как ни в чем не бывало, продолжали неторопливо разговаривать.
   Так продолжалось несколько раз-эти запевы.
   Мы наблюдали за ними уже минут десять.
   Вдруг фиолетовый мужчина, кланяясь всем, во все стороны стал выкрикивать:
   - Вот и два! Два уж! Два, два, два! Слава предвечному! Минул год! И ныне, как и прежде, оживим воду, братья! И да быть водам голубым и светлым аки свод господний. Услышь, всевышний, рабов страждущих на земли твоя!
   И все ликующими голосами вторили ему:
   - Два уж. Слава богу! Два... Вот и два часа!
   - Минул год! Вечная слава господу, вседержителю. Слава нерукотворным делам его.
   - Два, два! Благодарю тебя, создатель. Быть рабам твоим вечно на земли твоя и восславлять имя...
   Так говорили они почти одно и тоже, кланялись друг другу и целовались.
   - Кушайте живу рыбу! Вкушайте же!-масляным голосом стал приглашать свою паству тот же фиолетово-сиреневый.-Вкусите живой рыбы-послание господа нашего через светлые воды его. Нам послание! От господа!
   Каждый из них извлек из озера приготовленную заранее, прицепленную к чему-то там рыбину. Словно цветные троглодиты на белом берегу, они полу" кругом расселись у темного озера. Каждый из них, держа рыбину за голову, похлестал ею по воде. Очевидно, возбудившись, они без видимого удовольствия принялись каждый свою рыбину грызть.
   И тут я увидел, что кто-то сидит в сторонке.
   Я вначале принял его за лужицу среди заснеженных камней-таким человек был ясно-синим.
   Человечек сидел в длинной рубашке. На голове его топорщился огромный, аляповатый венок из веток и трав.
   Съев свою рыбину, Ниготков (я теперь узнал его), подошел к молчаливому человечку, взял его за руку и поднял с камня. Он протянул молчальнику рыбешку и сказал:
   - На, прикуси. Не упорствуй! Я тебе говорю или кто?
   - Я не хочу...-донесся тихий, тонкий голосок.- Ну не надо, брат Диомид!..
   - Забудь это слово "ну"!-в масленом голосе Ниготкова появились прогорклые нотки.- Не понукать грех, сколько упорствовать! Да с этим греховным "ну" еще. На, прикуси. Быть ведь тому!..
   Он повернулся к озеру и речитативом протянул:
   - Братья и сестры, утворите же умовение лица своего святой и светлой водицей - голубой аки свод создателя.
   Начали они умываться.
   Меня это все уже стало забавлять, да если б не та бездонно-синяя лужица...
   - Пора вмешаться?-совещательно спросил меня Руслан.-Надо выяснить, что за граждане. По-моему, секта не зарегистрирована...
   - Подожди.
   - Год минул, братья и сестры!-снова затянул Ниготков.-Минутки бегут аки волны в океане-море. Да реки текут свои мертвые воды в океан-море!.. Братья и сестры, смоем с земли грешный след темных человеков. Оживим воды ныне! И придет утро, и придет день-и придет предусудный день великий... И днесь в огне настанет нечистым тьма великая. Братья, молитесь! Молитесь и приблудитесь к богу!
   Все тихо, тоскливо запели:
   "Лестию змиевою райския пищи лишен. Господи воззвах..."
   А Ниготков продолжал:
   - Сказал мне пророк Назар, а пророку Назару говорил бог... Братья и сестры! И запросил к себе святой дух душу безгрешной Евгении. Да не посмеем, овцы, ослушаться святаго духа. Мне приказал пророк Назар...-тут Ниготков довольно-таки обыденно закашлялся.- Бог повелел пророку Назару, а пророк Назар приказал мне путем праведным оживить мертвую воду... И через то по повеленью божьему возлетит душа безгрешной Евгении во дворцы хрустальные к святому духу. И оживут воды всей земли заново и пребудут вечно святыми и светлыми на всей земли. А мы, братья и сестры, аки на небеса вослед душе безгрешной, возойдем на ту страждущую землю по ступеням сей священной башни...
   - Руслан, готовится преступление,-сказал я. - Раздумывать нечего.
   - Я вижу.
   - Здесь семеро мужчин. Не исключено, что у них есть ружья.
   - А нас двое. И мы не с пустыми руками...
   - Руслан, не забывай, что это фанатики. Я кое-что придумал. Давай мне пистолет и...
   - Нет, пистолет ты не получишь. Тут все-таки люди.
   - Я обещаю, что в них стрелять не буду. Время дорого. Ты лучше меня знаешь окрестности. А здесь лучше остаться мне. Я кое-что придумал... Иди, сед лай свой велосипед и мчись за подкреплением.
   Я остался один.
   Радение жрецов, "оживителей" воды, все больше и больше распалялось.
   Сто свечей на плавающем посреди озера круге довольно быстро таяли. Люди метались по берегу, дико вскрикивали, бормотали, смеялись, причитали.
   Ниготков подошел и взял девочку за руку. Она поднялась. Ей было лет одиннадцать. Я видел, что она, вырывая руку, с испуганным выражением что-то говорит ему. Ей казалось, что он вот-вот ее поймет. Тот же твердил что-то стереотипное и увлекал девочку за собой. Он вел ее по белому сырому и скользкому берегу вспыхивающего ленивыми бликами озера. Вел к тому месту на противоположном берегу, где возвышалась и в мглистом своде пещеры терялась бревенчатая башня-лестница.
   Девочка вдруг остановилась. Она говорила что-то быстро-быстро.
   Я поймал себя на том, что вообще ничего не слышу: ни голоса девочки, ни воплей фанатиков. В моих ушах лишь звучал плавающий звук, какой неоднократно я слышал, когда нервы мои были взвинчены до предела. И теперь где-то вверху смеялась и плакала изгибаемая пила.
   Я по карнизу прошел шагов на десять влево и по скользкому каменистому откосу, опираясь на камни руками, стал спускаться к озеру.
   "Оживители" бесновались так неистово, что не замечали моего приближения.
   Но я все-таки опасался, что у кого-то из них оружие может оказаться в руках раньше, чем у меня. Поэтому пистолет был у меня наготове, заткнут за пояс под рубашкой, расстегнутой от ворота до самой ременной пряжки.
   Видя эту маленькую девочку, которую упорно волок по берегу Ниготков, я перестал испытывать страх. Как не стало вдруг его у меня тогда в деревне, когда я наклонился и поднял ребенка. Во мне клокотала какая-то невероятная, огненная энергия.
   Я левой рукой поднял камень, величиной в два ниготковых кулака, и огненноцветным, самого себя слепящим факелом продолжал подходить к берегу затхлого подземного озерка.
   Вдруг стало тише. Очевидно, они все, один по одному, обратили на меня внимание и начали приходить в себя-довольно медленно, как не сразу перестает кипеть снятая с огня вода. Двое или трое бессмысленно глядели на меня, еще не в состоянии понять, почему становится так тихо.
   Ниготков повернулся и застыл.
   Он с девочкой был справа от меня, у основания башни, все остальные слева.
   Я не глядел ни на Ниготкова, ни на его паству.
   Я глядел на сто свечей, плавающих посреди озера. Мне было понятно: жертву собирались принести сразу же, как только погаснет последняя свеча.
   - Кто ты? - мягко, как-то вкрадчиво спросил меня Ниготков, продолжая держать девочку за плечо и напряженно вглядываясь в полумрак.
   Я стоял неподвижно, не отвечая на его вопрос. Вырванные из экстатического, восторженного бреда молчали и его единоверцы.
   - Что тебе надо здесь?!-осознав смысл сложившейся ситуации, лишившись вдруг своего напускного благолепия, взорвался Ниготков.-Зачем явился?!
   И вдруг мгновенно мне в голову пришел совершенно дерзкий и как нельзя более уместный в этой обстановке ответ.
   Я где-то мельком слышал, что вот такие "оживители" воды и им подобные дико боятся посторонних, считая их посланниками дьявола. А тем более Игорь Словесный надоумил меня тогдашней своей "догадкой".
   И негромко, но внятно я проговорил:
   - Я антихрист. Я пришел спасти Евгению.
   Эффект был более чем потрясающий.
   Девочка, мотнув плечом, вырвалась от Ниготкова и бросилась на мой голос, в полумраке едва различая меня.
   - Куда ты, к антихристу?!-закричал Ниготков.
   - Уведите меня домой!-кричала девочка, пробираясь по скользким неровным камням.- Вы же не с ними! Я знаю!..
   Запинаясь, едва не падая, я бросился ей навстречу. Прижал ее горячую голову к своей груди и будто чужим голосом сказал:
   - Ничего не бойся! Ты спасена! Спасена.
   - Пойдемте на землю! - быстро шептала она.- Надо быстрей уйти отсюда!..
   И в эту минуту в моем теле наступила какая-то необыкновенная легкость, а на сердце стало невыразимо светло и спокойно. Как тогда в деревне, когда я после грозы глядел на близкую радугу - перед тем, как вдруг услышал крик ребенка...
   И в этом подземелье вдруг что-то переменилось. Вокруг темного, тускло и лениво мерцавшего озера белые берега неожиданно стали тускнеть, стали темнеть и камни вокруг-будто "снег" быстро-быстро начал таять. Казалось теперь, что все вокруг покрыто белесым, пепельно-серым не то мхом, не то лишайником.
   И все разноцветные люди на берегу темного озера стали заметно утрачивать свои индивидуальные цвета - они все ярче светились незнаемым цветом тау.
   - Нет, ты не антихрист! - исступленно кричал Ниготков.-Не антихрист он! Не верьте ему!.. Да что же это?..- он упал на колени.- Пойте "Милость мира"! Молитесь, дети мои!..
   - Я вижу всех вас!-сказал я.-Вы знаете. И если хоть один из вас сдвинется с места, я обрушу на вас этот свод. И вы, минуя чистилище, окажетесь в аду.
   Как легко вот таких суеверных запугать всякой чертовщиной! Честное слово, мне даже жаль их стало. Конечно, это был жесткий, но в силу обстоятельств необходимый спектакль.
   Вцепившись ногтями, девчонка до боли сжимала мне руку.
   Я наклонился и шепнул ей:
   - Ты не бойся, ладно? Ничего со мной не бойся!