Страница:
О. Фр. 33. Пустыня также оставалась предметом удивления. Тот же автор рассказывает много странных историй об Оазисе и его прекрасном воздухе и утверждает, что там ни у кого нет падучей – называемой «священной болезнью», поскольку считалось, что во время приступов больные общаются с богами – и те, кто приезжает туда, избавляются от недуга из-за прекрасного воздуха. Об огромном количестве песка и вырытых там колодцах он повествует, что из выкопанного на глубину двести, триста, а иногда даже пятьсот локтей колодца – от 300 до 730 футов (примерно от 91,5 до 222,5 м) – вырывается поток. Земледельцы, вместе выкапывавшие колодцы, по очереди берут из них воду, чтобы орошать свои поля. Ветви деревьев всегда склоняются под тяжестью плодов, пшеницу, которая белее снега и превосходит всякую иную, а иногда и ячмень, сеют дважды в год, а просо всегда трижды. Они поливают свои поля каждый третий день летом и каждый шестой день зимой, чтобы поддерживать их плодородие. На небе там никогда нет облаков. Он также рассказывает о водяных часах, изготавливаемых местными жителями. Он говорит, что [Оазис] прежде был островом, отделенным от остальной суши, и что Геродот называет его Островами Блаженных[11].
Геродор же, написавший историю Орфея и Мусея, именует его Феакией. Он доказывает, что это место было островом, во-первых, тем, что в горах, тянущихся от Фиваиды к Оазису, находят морские ракушки и окаменевших устриц, а во-вторых, тем, что песок всегда наполняет три Оазиса. (Он говорит, что существуют три Оазиса: два больших – один дальше в пустыне, а другой ближе, расположенных напротив друг друга в ста милях, и третий маленький, отделенный от первых двух большим расстоянием). Он утверждает в доказательство того, что это был остров, что здесь часто видят, как птицы несут рыб, а иногда части рыб, так что это согласуется с тем, что море находится близко от этого места. Он рассказывает, что недалеко от этого места в Фиваиде родился Гомер. Речь идет об оазисе Эль-Харга, который согласно предположительно верным подсчетам Геродота располагался «в семи днях пути от египетских Фив». Оазис Амона, ныне называемый Сива, находится гораздо дальше[12]. Другой большой оазис – это либо Фарафра, располагающийся к северу от Эль-Харги, или же Дахла, находящийся к западу от последнего.
П. Фр. 21. В 451 году на южной границе произошло восстание, которое было легко подавлено местным римским чиновником Флором[13]. Блеммии и нубады, то есть нобаты, когда римляне завоевали их, отправили к Максимину послов от обоих племен, чтобы заключить мирный договор. Они сказали, что будут честно сохранять мир, пока Максимин остается в районе Фив. Когда же тот не позволил им заключить мир на этот период времени, они обещали не браться за оружие, пока он жив. Когда он не согласился и на второе предложение послов, те предложили договор на сто лет. Согласно этому договору, римские пленники должны были быть освобождены без выкупа, независимо от того, захватили их во время этого или же иного нападения, угнанный скот должны были вернуть, за тех, кого убили, должны были заплатить возмещение, заложников знатного происхождения должны были передать им в качестве гарантии перемирия, и в соответствии с древним законом они должны были иметь беспрепятственный вход в храм Исиды, хотя забота о речном судне, на котором перевозили статую, оставалась в руках египтян. В установленное время варвары перевезли статую в свою страну и, получив от нее оракулы, вернули ее в целости на остров.
Поэтому Максимину показалось подходящим заключить эти соглашения в храме на Филэ. Для этой цели были отправлены другие люди, и те блеммии и нубады, что предлагали договор, прибыли на остров. Когда соглашения были записаны, а заложники переданы – это были представители правящих семейств и сыновья вождей, чего никогда прежде не случалось во время этой войны, ибо никогда раньше сыновья нубадов и блеммиев не были заложниками у римлян, – Максимин заболел и умер. Как только варвары узнали о смерти Максимина, они забрали заложников и покинули страну.
П. Фр. 22. К этим проблемам на границе добавились и серьезные религиозные беспорядки в столице. Халкедонский собор в октябре 451 года лишил местного патриарха Диоскора престола за евтихианскую ересь, несмотря на то что тремя годами ранее тот играл ведущую роль на соборе в Эфесе. Кроме того, Диоскор был приговорен жить в городе Гангре в Пафлагонии, и общим голосованием синода епископом Александрии провозгласили Протерия. Когда он занял предназначенный ему престол, среди несогласных начались большие волнения. Некоторые требовали вернуть Диоскора, что естественно в таких случаях, а другие горячо ратовали за Протерия, так что случилось множество непоправимых событий. Приск Ритор пишет в своей истории, что в то время он прибыл из области Фив в Александрию и увидел толпу, выступавшую против правителей. Когда солдаты попытались прекратить восстание, люди стали бросать камни. Они заставили отряд отступить и окружили его, а когда тот укрылся в храме, прежде посвященном Серапису, толпа сожгла их заживо.
Император, узнав об этом, отправил две тысячи новобранцев, и с попутным ветром они высадились в великом городе Александрии на шестой день. Так быстро достигнуть Египта можно было только в июле благодаря пассатам. Затем, поскольку пьяные солдаты надругались над женами и дочерьми александрийцев, произошли события еще более ужасные, чем прежде. Наконец, толпа, собравшаяся на ипподроме, попросила военачальника Флора, ведавшего и гражданской администрацией, вновь начать раздачу зерна, которое он с них собрал, и разрешить бани, зрелища и все остальное, чего он лишил их из-за прошедших беспорядков. Тогда Флор по предложению императора[14] появился перед народом и пообещал им сделать это, и волнения вскоре прекратились.
Эта вспышка в Александрии напоминает нам, что в этом веке, в то самое время, когда империя подвергалась опасной угрозе с севера, ей также пришлось столкнуться со внутренними разногласиями, вызываемыми тремя разными причинами: религиозной раздробленностью, экономическими трудностями и амбициями беспринципных людей, имевших влияние при дворе. В IV веке возник крупный религиозный диспут об арианстве, отрицавшем, что Христос единосущен Богу Отцу. Хотя эта доктрина была осуждена в 325 году на Никейском соборе и вскоре отмерла в границах империи, она распространилась среди германских племен и в течение двухсот или более лет усиливала разногласия между ними и православным императорским двором. В следующие века важные религиозные споры концентрировались на проблеме соотношения человеческого и божественного в природе Христа; одни отрицали, что Христос вообще имел человеческую природу, другие поддерживали идею о неразрывном единстве в Нем человеческого и божественного. Даже в последнем случае точное определение сочетания двух природ в Христе вызывало множество ожесточенных споров, усиливаемых соперничеством за главенство между патриархами Александрии, Антиохии, Константинополя и папой в Риме.
В 451 году Четвертый вселенский собор в Халкедоне попытался примирить различные точки зрения, и хотя добился согласия относительно догмата, однако так и не смог примирить ни могущественных епископов друг с другом, ни восточных патриархов с представлениями, в основном навязываемыми папой. Вскоре возник новый конфликт, во главе которого встали монофизиты Египта, разделявшие в противовес доктрине о двойственной природе, принятой в Халкедоне, идею о единой природе Христа. Несмотря на преследования, спор, часто сопровождаемый насилием, распространился по всему Востоку. При узурпаторе Василиске он даже достиг трона императора. В 481 году в дальнейшей попытке восстановить мир Зенон издал свой «Энотикон» – послание к египетской Церкви, в котором, несмотря на принятую в Халкедоне доктрину, стремился внушить, что монофизиты и их противники могут согласиться с прежним никейским Символом веры и забыть обо всех остальных разногласиях. Естественно, папа римский не мог согласиться с этим посланием восточного императора к Церкви. «Энотикон» примирил умеренных монофизитов и поддерживал церковный мир на Востоке в течение тридцати лет, но это было достигнуто путем схизмы с Западом.
Экономические трудности, с которыми сталкивались правители, возникали вследствие целой группы причин, нехватки рабочей силы, слишком высоких налогов, разорения больших территорий из-за вторжений или восстаний, выплат больших средств противникам за границей и огромного неравенства. Монетная система того периода сложна, однако здесь достаточно было иметь дело только с золотом. После реформ Константина стандартная римская монета, которую называют по-разному: «солид», «ауреус», «номизма» или просто «кусочек золота», – весила как одна семьдесят вторая римского фунта, или, поскольку римский фунт равен 0,72 современного фунта, как одна сотая современного фунта (4,5 г). В 1958 году цена золота составляла 35 долларов за унцию, и, поскольку в фунте 12 унций (согласно тройской системе мер веса), фунт золота стоил 420 долларов. Используемое иногда устаревшее понятие «талант» означало примерно 5,8 фунта золота (ок. 2,6 кг). Таким образом, солид стоил бы 4,20 доллара, а римский фунт – 302,40 доллара. Мы часто встречаем упоминание о кентенарии, который представлял собой не монету, а просто обозначал сто римских фунтов золота, или 30 240 долларов. Курс золота к серебру колебался между 1:14 и 1:18.
Сложнее ответить на вопрос о покупательской способности или реальной стоимости этих сумм в пересчете на еду, жилье и так далее. Бэри подсчитал, что единица золота в V веке стоила бы в три раза больше, чем в 1900 году. Если это так, то на нее можно было купить по меньшей мере в десять раз больше, чем сегодня. У нас мало точных сведений о ценах того времени, все, чем мы располагаем, – противоречивые данные или, по крайней мере, сведения, показывающие большой разброс цен в разные периоды, в разных местах и в разных ситуациях. Томпсон указывает, что на восемь солидов, или 33,60 доллара, можно было купить почти 100 модиев, то есть 25 бушелей, пшеницы, что составляло 1,34 доллара за бушель. Кажется, это довольно дорого. Несколько лет спустя на один солид можно было купить 60 модиев, что означало уже 0,28 доллара за бушель. Это приводится в качестве показателя процветания королевства Теодориха в Италии, однако нам не рассказывают, что думали об этой цене земледельцы (в дни до программ поддержания цен). С другой стороны, в исключительных условиях, когда в 416 году в Испании жили и готы, и вандалы, и римляне заперли готов в Тарагонне, чтобы заставить их подписать мирное соглашение, возможно, существовала стремительная инфляция.
О. Фр. 29. Вандалы называют готов «трулами», потому что, страдая от голода, последние купили у вандалов трулу пшеницы за один ауреус. Трула же не включала и трети секстария. Поскольку секстарий составлял меньше пинты, а в бушеле было что-то около 200 трул, то получается, что бушель пшеницы стоил поразительно много – 840 долларов.
Налоги, которые мы оставляем здесь без внимания, тяжким грузом ложились на плечи обычных людей, особенно мелких земледельцев. Самым тяжелым являлся натуральный налог (annona), изначально собираемый для содержания армии, однако к этому столетию – также для поддержания огромного бюрократического аппарата. Этот налог (annona militaris или stratiotikon siteresion) можно было бы назвать квотой армейского снабжения. Этот налог не являлся тяжким бременем для аристократов, которые вовсе не платили его или же перекладывали его на жителей своих поместий. Это подтверждается и упоминаниями об огромных состояниях.
О. Фр. 44. Каждый из многочисленных римских сановников получал со своих владений около сорока кентенариев золотом, не считая зерна, вина и прочих продуктов, стоимость которых в случае продажи составляла треть от вносимого золота. Второстепенные же семьи в Риме получали доход в десять или пятнадцать кентенариев. Проб, сын Олимпия[15], потратил во время своей претуры при узурпаторе Иоанне двенадцать кентенариев золотом. Оратор Симмах, сенатор среднего достатка, прежде чем Рим был захвачен в 410 году, потратил двадцать кентенариев, когда его сын Симмах был консулом. Максим, один из богачей, потратил сорок кентенариев на претуру своего сына. Преторы обычно отмечали праздники в течение семи дней.
О. Фр. 43. На самом деле древняя столица империи в начале интересующего нас периода все еще производила впечатление богатой. Каждый из больших домов в Риме включал в себя все, что мог иметь город средних размеров: ипподром, форумы, храмы, фонтаны и разнообразные бани; поэтому историк восклицает: «Один дом – это город; город же скрывает десять тысяч городов!»
Также там были огромные общественные бани. Те, что звались Банями Антонина, ныне известные как Термы Каракаллы, имели 1600 сидений из полированного мрамора для нужд моющихся, а Бани Диоклетиана – почти вдвое больше. Стена Рима, измеренная геометром Аммоном во времена, когда готы впервые напали на Рим, имела в длину двадцать одну милю. Однако Аммон ошибся, ибо стены Аврелиана, восстановленные Гонорием во время нападения Алариха в 408–410 годах, составляли в длину всего двенадцать миль.
Третья причина внутренних проблем – восстания и мятежи амбициозных чиновников и почти непрекращающиеся интриги при дворе – будет более подробно освещена в следующих главах. Здесь достаточно упомянуть о том, что большинство этих проблем были вызваны или приведены в исполнение могущественными военачальниками варваров внутри империи.
Глава 2
Геродор же, написавший историю Орфея и Мусея, именует его Феакией. Он доказывает, что это место было островом, во-первых, тем, что в горах, тянущихся от Фиваиды к Оазису, находят морские ракушки и окаменевших устриц, а во-вторых, тем, что песок всегда наполняет три Оазиса. (Он говорит, что существуют три Оазиса: два больших – один дальше в пустыне, а другой ближе, расположенных напротив друг друга в ста милях, и третий маленький, отделенный от первых двух большим расстоянием). Он утверждает в доказательство того, что это был остров, что здесь часто видят, как птицы несут рыб, а иногда части рыб, так что это согласуется с тем, что море находится близко от этого места. Он рассказывает, что недалеко от этого места в Фиваиде родился Гомер. Речь идет об оазисе Эль-Харга, который согласно предположительно верным подсчетам Геродота располагался «в семи днях пути от египетских Фив». Оазис Амона, ныне называемый Сива, находится гораздо дальше[12]. Другой большой оазис – это либо Фарафра, располагающийся к северу от Эль-Харги, или же Дахла, находящийся к западу от последнего.
П. Фр. 21. В 451 году на южной границе произошло восстание, которое было легко подавлено местным римским чиновником Флором[13]. Блеммии и нубады, то есть нобаты, когда римляне завоевали их, отправили к Максимину послов от обоих племен, чтобы заключить мирный договор. Они сказали, что будут честно сохранять мир, пока Максимин остается в районе Фив. Когда же тот не позволил им заключить мир на этот период времени, они обещали не браться за оружие, пока он жив. Когда он не согласился и на второе предложение послов, те предложили договор на сто лет. Согласно этому договору, римские пленники должны были быть освобождены без выкупа, независимо от того, захватили их во время этого или же иного нападения, угнанный скот должны были вернуть, за тех, кого убили, должны были заплатить возмещение, заложников знатного происхождения должны были передать им в качестве гарантии перемирия, и в соответствии с древним законом они должны были иметь беспрепятственный вход в храм Исиды, хотя забота о речном судне, на котором перевозили статую, оставалась в руках египтян. В установленное время варвары перевезли статую в свою страну и, получив от нее оракулы, вернули ее в целости на остров.
Поэтому Максимину показалось подходящим заключить эти соглашения в храме на Филэ. Для этой цели были отправлены другие люди, и те блеммии и нубады, что предлагали договор, прибыли на остров. Когда соглашения были записаны, а заложники переданы – это были представители правящих семейств и сыновья вождей, чего никогда прежде не случалось во время этой войны, ибо никогда раньше сыновья нубадов и блеммиев не были заложниками у римлян, – Максимин заболел и умер. Как только варвары узнали о смерти Максимина, они забрали заложников и покинули страну.
П. Фр. 22. К этим проблемам на границе добавились и серьезные религиозные беспорядки в столице. Халкедонский собор в октябре 451 года лишил местного патриарха Диоскора престола за евтихианскую ересь, несмотря на то что тремя годами ранее тот играл ведущую роль на соборе в Эфесе. Кроме того, Диоскор был приговорен жить в городе Гангре в Пафлагонии, и общим голосованием синода епископом Александрии провозгласили Протерия. Когда он занял предназначенный ему престол, среди несогласных начались большие волнения. Некоторые требовали вернуть Диоскора, что естественно в таких случаях, а другие горячо ратовали за Протерия, так что случилось множество непоправимых событий. Приск Ритор пишет в своей истории, что в то время он прибыл из области Фив в Александрию и увидел толпу, выступавшую против правителей. Когда солдаты попытались прекратить восстание, люди стали бросать камни. Они заставили отряд отступить и окружили его, а когда тот укрылся в храме, прежде посвященном Серапису, толпа сожгла их заживо.
Император, узнав об этом, отправил две тысячи новобранцев, и с попутным ветром они высадились в великом городе Александрии на шестой день. Так быстро достигнуть Египта можно было только в июле благодаря пассатам. Затем, поскольку пьяные солдаты надругались над женами и дочерьми александрийцев, произошли события еще более ужасные, чем прежде. Наконец, толпа, собравшаяся на ипподроме, попросила военачальника Флора, ведавшего и гражданской администрацией, вновь начать раздачу зерна, которое он с них собрал, и разрешить бани, зрелища и все остальное, чего он лишил их из-за прошедших беспорядков. Тогда Флор по предложению императора[14] появился перед народом и пообещал им сделать это, и волнения вскоре прекратились.
Эта вспышка в Александрии напоминает нам, что в этом веке, в то самое время, когда империя подвергалась опасной угрозе с севера, ей также пришлось столкнуться со внутренними разногласиями, вызываемыми тремя разными причинами: религиозной раздробленностью, экономическими трудностями и амбициями беспринципных людей, имевших влияние при дворе. В IV веке возник крупный религиозный диспут об арианстве, отрицавшем, что Христос единосущен Богу Отцу. Хотя эта доктрина была осуждена в 325 году на Никейском соборе и вскоре отмерла в границах империи, она распространилась среди германских племен и в течение двухсот или более лет усиливала разногласия между ними и православным императорским двором. В следующие века важные религиозные споры концентрировались на проблеме соотношения человеческого и божественного в природе Христа; одни отрицали, что Христос вообще имел человеческую природу, другие поддерживали идею о неразрывном единстве в Нем человеческого и божественного. Даже в последнем случае точное определение сочетания двух природ в Христе вызывало множество ожесточенных споров, усиливаемых соперничеством за главенство между патриархами Александрии, Антиохии, Константинополя и папой в Риме.
В 451 году Четвертый вселенский собор в Халкедоне попытался примирить различные точки зрения, и хотя добился согласия относительно догмата, однако так и не смог примирить ни могущественных епископов друг с другом, ни восточных патриархов с представлениями, в основном навязываемыми папой. Вскоре возник новый конфликт, во главе которого встали монофизиты Египта, разделявшие в противовес доктрине о двойственной природе, принятой в Халкедоне, идею о единой природе Христа. Несмотря на преследования, спор, часто сопровождаемый насилием, распространился по всему Востоку. При узурпаторе Василиске он даже достиг трона императора. В 481 году в дальнейшей попытке восстановить мир Зенон издал свой «Энотикон» – послание к египетской Церкви, в котором, несмотря на принятую в Халкедоне доктрину, стремился внушить, что монофизиты и их противники могут согласиться с прежним никейским Символом веры и забыть обо всех остальных разногласиях. Естественно, папа римский не мог согласиться с этим посланием восточного императора к Церкви. «Энотикон» примирил умеренных монофизитов и поддерживал церковный мир на Востоке в течение тридцати лет, но это было достигнуто путем схизмы с Западом.
Экономические трудности, с которыми сталкивались правители, возникали вследствие целой группы причин, нехватки рабочей силы, слишком высоких налогов, разорения больших территорий из-за вторжений или восстаний, выплат больших средств противникам за границей и огромного неравенства. Монетная система того периода сложна, однако здесь достаточно было иметь дело только с золотом. После реформ Константина стандартная римская монета, которую называют по-разному: «солид», «ауреус», «номизма» или просто «кусочек золота», – весила как одна семьдесят вторая римского фунта, или, поскольку римский фунт равен 0,72 современного фунта, как одна сотая современного фунта (4,5 г). В 1958 году цена золота составляла 35 долларов за унцию, и, поскольку в фунте 12 унций (согласно тройской системе мер веса), фунт золота стоил 420 долларов. Используемое иногда устаревшее понятие «талант» означало примерно 5,8 фунта золота (ок. 2,6 кг). Таким образом, солид стоил бы 4,20 доллара, а римский фунт – 302,40 доллара. Мы часто встречаем упоминание о кентенарии, который представлял собой не монету, а просто обозначал сто римских фунтов золота, или 30 240 долларов. Курс золота к серебру колебался между 1:14 и 1:18.
Сложнее ответить на вопрос о покупательской способности или реальной стоимости этих сумм в пересчете на еду, жилье и так далее. Бэри подсчитал, что единица золота в V веке стоила бы в три раза больше, чем в 1900 году. Если это так, то на нее можно было купить по меньшей мере в десять раз больше, чем сегодня. У нас мало точных сведений о ценах того времени, все, чем мы располагаем, – противоречивые данные или, по крайней мере, сведения, показывающие большой разброс цен в разные периоды, в разных местах и в разных ситуациях. Томпсон указывает, что на восемь солидов, или 33,60 доллара, можно было купить почти 100 модиев, то есть 25 бушелей, пшеницы, что составляло 1,34 доллара за бушель. Кажется, это довольно дорого. Несколько лет спустя на один солид можно было купить 60 модиев, что означало уже 0,28 доллара за бушель. Это приводится в качестве показателя процветания королевства Теодориха в Италии, однако нам не рассказывают, что думали об этой цене земледельцы (в дни до программ поддержания цен). С другой стороны, в исключительных условиях, когда в 416 году в Испании жили и готы, и вандалы, и римляне заперли готов в Тарагонне, чтобы заставить их подписать мирное соглашение, возможно, существовала стремительная инфляция.
О. Фр. 29. Вандалы называют готов «трулами», потому что, страдая от голода, последние купили у вандалов трулу пшеницы за один ауреус. Трула же не включала и трети секстария. Поскольку секстарий составлял меньше пинты, а в бушеле было что-то около 200 трул, то получается, что бушель пшеницы стоил поразительно много – 840 долларов.
Налоги, которые мы оставляем здесь без внимания, тяжким грузом ложились на плечи обычных людей, особенно мелких земледельцев. Самым тяжелым являлся натуральный налог (annona), изначально собираемый для содержания армии, однако к этому столетию – также для поддержания огромного бюрократического аппарата. Этот налог (annona militaris или stratiotikon siteresion) можно было бы назвать квотой армейского снабжения. Этот налог не являлся тяжким бременем для аристократов, которые вовсе не платили его или же перекладывали его на жителей своих поместий. Это подтверждается и упоминаниями об огромных состояниях.
О. Фр. 44. Каждый из многочисленных римских сановников получал со своих владений около сорока кентенариев золотом, не считая зерна, вина и прочих продуктов, стоимость которых в случае продажи составляла треть от вносимого золота. Второстепенные же семьи в Риме получали доход в десять или пятнадцать кентенариев. Проб, сын Олимпия[15], потратил во время своей претуры при узурпаторе Иоанне двенадцать кентенариев золотом. Оратор Симмах, сенатор среднего достатка, прежде чем Рим был захвачен в 410 году, потратил двадцать кентенариев, когда его сын Симмах был консулом. Максим, один из богачей, потратил сорок кентенариев на претуру своего сына. Преторы обычно отмечали праздники в течение семи дней.
О. Фр. 43. На самом деле древняя столица империи в начале интересующего нас периода все еще производила впечатление богатой. Каждый из больших домов в Риме включал в себя все, что мог иметь город средних размеров: ипподром, форумы, храмы, фонтаны и разнообразные бани; поэтому историк восклицает: «Один дом – это город; город же скрывает десять тысяч городов!»
Также там были огромные общественные бани. Те, что звались Банями Антонина, ныне известные как Термы Каракаллы, имели 1600 сидений из полированного мрамора для нужд моющихся, а Бани Диоклетиана – почти вдвое больше. Стена Рима, измеренная геометром Аммоном во времена, когда готы впервые напали на Рим, имела в длину двадцать одну милю. Однако Аммон ошибся, ибо стены Аврелиана, восстановленные Гонорием во время нападения Алариха в 408–410 годах, составляли в длину всего двенадцать миль.
Третья причина внутренних проблем – восстания и мятежи амбициозных чиновников и почти непрекращающиеся интриги при дворе – будет более подробно освещена в следующих главах. Здесь достаточно упомянуть о том, что большинство этих проблем были вызваны или приведены в исполнение могущественными военачальниками варваров внутри империи.
Глава 2
Династия Феодосия I и варвары на западе
Почти всю первую половину V века заняло правление Аркадия и Феодосия II на Востоке, а также Гонория и Валентиниана III на Западе, однако предположение, что какой-либо из этих слабых императоров во время своего царствования действительно контролировал правительство, привело бы к неправильному толкованию истории. Настоящая власть при обоих дворах находилась в руках сменявших друг друга могущественных сановников – часто германцев по происхождению, – которые использовали ее или злоупотребляли ею в собственных целях и управляли своими номинальными владыками, прибегая к лести, а придворными – с помощью постоянных интриг. В отличие от следующих лет того же столетия эти могущественные военачальники в основном стремились устранить собственных соперников, а не посадить на трон императоров-марионеток.
Первая борьба такого рода развернулась со смертью Феодосия Великого между галлом Руфином, в то время префектом претория Востока, и вандалом по происхождению Стилихоном, являвшимся комитом доместиков (comes domesticorum), магистром армии с резиденцией в Константинополе и магистром обеих армий в Италии. Стилихон был женат на Серене, племяннице Феодосия, который оставил своих юных сыновей под его неофициальной защитой.
О. Фр. 2. Олимпиадор рассказывает, какой огромной власти достиг Стилихон, назначенный опекуном детей, Аркадия и Гонория, их отцом Феодосием Великим, и как он женился на Серене, когда Феодосий обручил ее с ним. После этого Стилихон сделал императора Гонория своим зятем, сначала в качестве мужа своей дочери Марии, а после ее смерти в 408 году – своей второй дочери Ферманции, и так вознесся на самую вершину власти. Он успешно вел для римлян многие войны против разных племен, но в конце концов встретил свою смерть от меча жестокого и бесчеловечного Олимпия, которого сам же и приблизил к императору.
Этот человек, номинально являвшийся всего лишь командующим западными войсками, на самом деле был главным военным деятелем обеих империй. Прежде чем кончился тот год, когда умер Феодосий, Стилихон организовал убийство своего восточного соперника Руфина. Однако он ввязался в возобновившийся конфликт с восточным двором из-за того, какая империя должна управлять Иллириком – самым ценным в тот период источником военной силы для обеих империй. Естественно, Стилихон старался взять его под контроль Запада и таким образом нажил себе врагов на Востоке.
Аркадий, которому на момент получения верховной власти в Константинополе, было семнадцать или восемнадцать лет, не был умным и активным властителем, и им легко управляли сильные придворные. Поэтому его доверием сначала пользовался Руфин, потом недолгое время Стилихон, а затем командующий отрядами остготов Гайна, а в гражданских делах – евнух Евтропий. Для стабильности государства особую опасность представлял Гайна. Чтобы справиться с ним после того, как он сокрушил Евтропия, пришлось в конце концов обратиться к гуннам под командованием Ульдина и отрядам германцев под командованием гота Фравитты. Тем временем Восточную империю на балканских землях грабили вестготы Алариха, а на востоке – дикие орды гуннов. В 400 году опасность со стороны германцев была временно устранена, но за ней последовал ряд еще более жестоких конфликтов между императрицей Евдоксией и патриархом Константинополя Иоанном Златоустом, а также серьезных проблем с разбойниками-исаврами в южной части Малой Азии. Основная власть сосредоточилась в руках Анфимия, префекта претория Востока.
Когда в 408 году Аркадий умер, у него остался семилетний сын, унаследовавший трон под именем Феодосия II, но в течение шести лет власть оставалась в умелых руках регента Анфимия. В 414 году старшая сестра Феодосия Пульхерия, женщина решительного характера, почти на полвека получила власть при дворе; она была провозглашена августой и от имени брата взяла бразды правления в свои руки.
И. А. Фр. 191. Из-за своего слишком юного возраста Феодосий не мог принимать решения или вести войну. Он ставил свою подпись для тех, кто желал этого, особенно для дворцовых евнухов, которые, можно сказать, каждого лишали его имущества. Некоторые, несмотря на то что продолжали жить, отдавали свое имущество, иные отсылали своих жен другим людям, а детей отбирали у них силой, и они не могли противиться приказам императора. Римское государство находилось в руках этих людей. Главным среди этих евнухов был Антиох. Будучи наставником юного императора, он приобрел большую власть, прежде чем Пульхерия лишила его этой должности.
И. А. Фр. 192. У нас есть два кратких описания Феодосия в юности. Император Феодосий, говоря, что наслаждается их удовольствиями, обратил свой разум к свободным книгам, к Павлину и Плациту, которые читали их вместе с ним. Он свободно раздавал важные должности и богатства.
И. А. Фр. 193. Поскольку он был заключен во дворце, то вырос не слишком большим. Он стал задумчивым и, бывало, обсуждал со встречными многие вопросы, он был таким терпеливым, что мог прекрасно выносить холод и жару. Его снисходительность и дружелюбие завоевывали, можно сказать, всех. Император Юлиан, хоть и объявил себя философом, не держал зла на антиохийцев, одобрявших его, но при этом пытал Феодора. Феодосий же, утверждавший, что наслаждается силлогизмами Аристотеля, применял свою философию на деле и полностью отринул гнев, насилие, скорбь, удовольствие и кровопролития. Однажды, когда очевидец спросил его, почему не следует наказывать несправедливость смертью, тот ответил: «Разве это смогло бы вернуть мертвеца к жизни?!» Если к нему приводили человека, совершившего преступление, заслуживающее смертной казни, то любовь к людям заставляла его отменять наказание[16].
И. А. Фр. 194. В двух рассказах о последующих годах жизни император изображен уже в не столь выгодном свете. Феодосий, унаследовавший титул от своего отца Аркадия, не был воинственным. Он жил в трусости и добивался мира деньгами, а не оружием. Евнухи оказывали на него влияние во всем. Они сумели довести дела до такой нелепицы, что, хотя Феодосий и обладал возвышенной натурой, они развлекали его, как развлекают игрушками детей, и объединялись, чтобы сделать то, что не заслуживает упоминания. Хотя Феодосий уже достиг пятидесятилетнего возраста, его уговаривали продолжать предаваться некоторым грубым забавам и охоте на диких животных, чтобы они, и в особенности Хрисафий, сохранили власть над империей. После смерти брата Пульхерия отомстила этому человеку.
Феодосий получил свой титул от отца, и поскольку он не был воинствен, жил в трусости и добивался мира деньгами, а не оружием, то принес много несчастий римскому государству. Будучи воспитан под влиянием евнухов, он был склонен выполнять любое их распоряжение, так что даже самые знатные мужи нуждались в их помощи. Они ввели много новшеств в политических и военных делах, тогда как люди, способные управлять такими делами, были устранены со своих постов и вместо этого из-за жадности евнухов приносили им золото. И вот отряды Себастиана начали пиратствовать и нарушили спокойствие на Геллеспонте и Пропонтиде. Себастиан, зять Бонифация, которого в 434 году изгнал с Запада Аэций[17], в 433 году являлся магистром обеих армий на Западе.
Главная иноземная угроза, с которой Восточная империя встретилась при Феодосии, была связана с гуннами. Ее мы рассмотрим позднее. Сейчас же мы должны вернуться к проблемам Запада и непосредственным опасностям, с которыми столкнулся этот регион.
Гонорий был младше Аркадия и после смерти отца еще больше зависел от могущественной помощи Стилихона и других людей. Поскольку Стилихон благодаря своей супруге и дочерям был связан с императорской семьей, его положение было трудно оспаривать, и в течение тринадцати лет он верно служил своему господину и добился больших почестей. Сначала его главной проблемой являлись вестготы. Этот народ, бежавший от расширяющейся власти гуннов, пересек границы империи в 375 году и по договору поселился на ее территории. В 378 году вестготы подняли восстание, уничтожили римскую армию и убили в Адрианополе императора Валента. Через много лет Феодосию Великому удалось расселить их в Нижней Мезии и в последний год своей жизни использовать их в Италии против узурпатора Евгения. В той войне они понесли тяжелые потери. Примерно в то же время вестготы, у которых никогда прежде не было короля, объединились под властью Алариха. В 395 году они восстали, разорили Фракию и Македонию и даже угрожали Константинополю, пока Стилихон не встретился с ними в Фессалии. Под влиянием Руфина Аркадий откладывал нападение на них, восточную армию, которой командовал Стилихон, передали Гайне, и вандал отступил, чтобы укрепить свою власть в Италии и на Западе.
Таким образом, Алариху была предоставлена свобода действий в Греции, по древним городам которой он прошел как завоеватель и грабитель. В 397 году Стилихон отплыл в Грецию, чтобы напасть на него, однако этому намерению вновь помешал Аркадий, боявшийся допустить, чтобы префектура Иллирика находилась под властью Запада. В следующем году Стилихон был занят усмирением восстания в Африке, а в 400 году он добился высокой должности консула. Тем временем Аларих, получив от Аркадия признание своего положения, обосновался в Эпире и, вероятно, в течение четырех лет сохранял мир. Однако в 401 году он неожиданно воспользовался возможностью вторгнуться в Италию, пока римские войска были заняты отражением нападения вандалов и других варваров под командованием Радагайса в верхнем течении Дуная. Стилихон, разобравшись с Радагайсом, вернулся, чтобы встретить готов в северной Италии. Битва не стала решающей, и с помощью дипломатии Алариха склонили покинуть полуостров и охранять иллирийские земли для Западной империи. Именно в то опасное время двор переехал в хорошо защищенную Равенну.
Хотя угроза со стороны Алариха и вестготов была временно устранена, на Западную империю надвигались еще большие несчастья. Провинции в верхнем течении Дуная в те годы страдали как от варваров, которые поселились внутри их, так и от тех, что жили за их пределами, и защита этих земель при том количестве трудностей, с которыми сталкивалось правительство, практически прекратилась. В конце 405 года огромное войско остготов под предводительством Радагайса пересекло границу и вторглось в северную Италию. В конце концов лишь с помощью гуннов его удалось победить и уничтожить при Фьезоле.
Первая борьба такого рода развернулась со смертью Феодосия Великого между галлом Руфином, в то время префектом претория Востока, и вандалом по происхождению Стилихоном, являвшимся комитом доместиков (comes domesticorum), магистром армии с резиденцией в Константинополе и магистром обеих армий в Италии. Стилихон был женат на Серене, племяннице Феодосия, который оставил своих юных сыновей под его неофициальной защитой.
О. Фр. 2. Олимпиадор рассказывает, какой огромной власти достиг Стилихон, назначенный опекуном детей, Аркадия и Гонория, их отцом Феодосием Великим, и как он женился на Серене, когда Феодосий обручил ее с ним. После этого Стилихон сделал императора Гонория своим зятем, сначала в качестве мужа своей дочери Марии, а после ее смерти в 408 году – своей второй дочери Ферманции, и так вознесся на самую вершину власти. Он успешно вел для римлян многие войны против разных племен, но в конце концов встретил свою смерть от меча жестокого и бесчеловечного Олимпия, которого сам же и приблизил к императору.
Этот человек, номинально являвшийся всего лишь командующим западными войсками, на самом деле был главным военным деятелем обеих империй. Прежде чем кончился тот год, когда умер Феодосий, Стилихон организовал убийство своего восточного соперника Руфина. Однако он ввязался в возобновившийся конфликт с восточным двором из-за того, какая империя должна управлять Иллириком – самым ценным в тот период источником военной силы для обеих империй. Естественно, Стилихон старался взять его под контроль Запада и таким образом нажил себе врагов на Востоке.
Аркадий, которому на момент получения верховной власти в Константинополе, было семнадцать или восемнадцать лет, не был умным и активным властителем, и им легко управляли сильные придворные. Поэтому его доверием сначала пользовался Руфин, потом недолгое время Стилихон, а затем командующий отрядами остготов Гайна, а в гражданских делах – евнух Евтропий. Для стабильности государства особую опасность представлял Гайна. Чтобы справиться с ним после того, как он сокрушил Евтропия, пришлось в конце концов обратиться к гуннам под командованием Ульдина и отрядам германцев под командованием гота Фравитты. Тем временем Восточную империю на балканских землях грабили вестготы Алариха, а на востоке – дикие орды гуннов. В 400 году опасность со стороны германцев была временно устранена, но за ней последовал ряд еще более жестоких конфликтов между императрицей Евдоксией и патриархом Константинополя Иоанном Златоустом, а также серьезных проблем с разбойниками-исаврами в южной части Малой Азии. Основная власть сосредоточилась в руках Анфимия, префекта претория Востока.
Когда в 408 году Аркадий умер, у него остался семилетний сын, унаследовавший трон под именем Феодосия II, но в течение шести лет власть оставалась в умелых руках регента Анфимия. В 414 году старшая сестра Феодосия Пульхерия, женщина решительного характера, почти на полвека получила власть при дворе; она была провозглашена августой и от имени брата взяла бразды правления в свои руки.
И. А. Фр. 191. Из-за своего слишком юного возраста Феодосий не мог принимать решения или вести войну. Он ставил свою подпись для тех, кто желал этого, особенно для дворцовых евнухов, которые, можно сказать, каждого лишали его имущества. Некоторые, несмотря на то что продолжали жить, отдавали свое имущество, иные отсылали своих жен другим людям, а детей отбирали у них силой, и они не могли противиться приказам императора. Римское государство находилось в руках этих людей. Главным среди этих евнухов был Антиох. Будучи наставником юного императора, он приобрел большую власть, прежде чем Пульхерия лишила его этой должности.
И. А. Фр. 192. У нас есть два кратких описания Феодосия в юности. Император Феодосий, говоря, что наслаждается их удовольствиями, обратил свой разум к свободным книгам, к Павлину и Плациту, которые читали их вместе с ним. Он свободно раздавал важные должности и богатства.
И. А. Фр. 193. Поскольку он был заключен во дворце, то вырос не слишком большим. Он стал задумчивым и, бывало, обсуждал со встречными многие вопросы, он был таким терпеливым, что мог прекрасно выносить холод и жару. Его снисходительность и дружелюбие завоевывали, можно сказать, всех. Император Юлиан, хоть и объявил себя философом, не держал зла на антиохийцев, одобрявших его, но при этом пытал Феодора. Феодосий же, утверждавший, что наслаждается силлогизмами Аристотеля, применял свою философию на деле и полностью отринул гнев, насилие, скорбь, удовольствие и кровопролития. Однажды, когда очевидец спросил его, почему не следует наказывать несправедливость смертью, тот ответил: «Разве это смогло бы вернуть мертвеца к жизни?!» Если к нему приводили человека, совершившего преступление, заслуживающее смертной казни, то любовь к людям заставляла его отменять наказание[16].
И. А. Фр. 194. В двух рассказах о последующих годах жизни император изображен уже в не столь выгодном свете. Феодосий, унаследовавший титул от своего отца Аркадия, не был воинственным. Он жил в трусости и добивался мира деньгами, а не оружием. Евнухи оказывали на него влияние во всем. Они сумели довести дела до такой нелепицы, что, хотя Феодосий и обладал возвышенной натурой, они развлекали его, как развлекают игрушками детей, и объединялись, чтобы сделать то, что не заслуживает упоминания. Хотя Феодосий уже достиг пятидесятилетнего возраста, его уговаривали продолжать предаваться некоторым грубым забавам и охоте на диких животных, чтобы они, и в особенности Хрисафий, сохранили власть над империей. После смерти брата Пульхерия отомстила этому человеку.
Феодосий получил свой титул от отца, и поскольку он не был воинствен, жил в трусости и добивался мира деньгами, а не оружием, то принес много несчастий римскому государству. Будучи воспитан под влиянием евнухов, он был склонен выполнять любое их распоряжение, так что даже самые знатные мужи нуждались в их помощи. Они ввели много новшеств в политических и военных делах, тогда как люди, способные управлять такими делами, были устранены со своих постов и вместо этого из-за жадности евнухов приносили им золото. И вот отряды Себастиана начали пиратствовать и нарушили спокойствие на Геллеспонте и Пропонтиде. Себастиан, зять Бонифация, которого в 434 году изгнал с Запада Аэций[17], в 433 году являлся магистром обеих армий на Западе.
Главная иноземная угроза, с которой Восточная империя встретилась при Феодосии, была связана с гуннами. Ее мы рассмотрим позднее. Сейчас же мы должны вернуться к проблемам Запада и непосредственным опасностям, с которыми столкнулся этот регион.
Гонорий был младше Аркадия и после смерти отца еще больше зависел от могущественной помощи Стилихона и других людей. Поскольку Стилихон благодаря своей супруге и дочерям был связан с императорской семьей, его положение было трудно оспаривать, и в течение тринадцати лет он верно служил своему господину и добился больших почестей. Сначала его главной проблемой являлись вестготы. Этот народ, бежавший от расширяющейся власти гуннов, пересек границы империи в 375 году и по договору поселился на ее территории. В 378 году вестготы подняли восстание, уничтожили римскую армию и убили в Адрианополе императора Валента. Через много лет Феодосию Великому удалось расселить их в Нижней Мезии и в последний год своей жизни использовать их в Италии против узурпатора Евгения. В той войне они понесли тяжелые потери. Примерно в то же время вестготы, у которых никогда прежде не было короля, объединились под властью Алариха. В 395 году они восстали, разорили Фракию и Македонию и даже угрожали Константинополю, пока Стилихон не встретился с ними в Фессалии. Под влиянием Руфина Аркадий откладывал нападение на них, восточную армию, которой командовал Стилихон, передали Гайне, и вандал отступил, чтобы укрепить свою власть в Италии и на Западе.
Таким образом, Алариху была предоставлена свобода действий в Греции, по древним городам которой он прошел как завоеватель и грабитель. В 397 году Стилихон отплыл в Грецию, чтобы напасть на него, однако этому намерению вновь помешал Аркадий, боявшийся допустить, чтобы префектура Иллирика находилась под властью Запада. В следующем году Стилихон был занят усмирением восстания в Африке, а в 400 году он добился высокой должности консула. Тем временем Аларих, получив от Аркадия признание своего положения, обосновался в Эпире и, вероятно, в течение четырех лет сохранял мир. Однако в 401 году он неожиданно воспользовался возможностью вторгнуться в Италию, пока римские войска были заняты отражением нападения вандалов и других варваров под командованием Радагайса в верхнем течении Дуная. Стилихон, разобравшись с Радагайсом, вернулся, чтобы встретить готов в северной Италии. Битва не стала решающей, и с помощью дипломатии Алариха склонили покинуть полуостров и охранять иллирийские земли для Западной империи. Именно в то опасное время двор переехал в хорошо защищенную Равенну.
Хотя угроза со стороны Алариха и вестготов была временно устранена, на Западную империю надвигались еще большие несчастья. Провинции в верхнем течении Дуная в те годы страдали как от варваров, которые поселились внутри их, так и от тех, что жили за их пределами, и защита этих земель при том количестве трудностей, с которыми сталкивалось правительство, практически прекратилась. В конце 405 года огромное войско остготов под предводительством Радагайса пересекло границу и вторглось в северную Италию. В конце концов лишь с помощью гуннов его удалось победить и уничтожить при Фьезоле.