Страница:
Со стороны кажется, что я слишком много успела подумать за те полчаса, что мы были вдвоем в комнате. («Были вдвоем в комнате» – это эвфемизм, «были вдвоем» означает совсем другое.) Но на самом деле все свои мысли я обдумала минут за пять-шесть – это гораздо быстрее, чем происходит любовь, тем более с таким нежным партнером, как Максим. Вообще-то приятно ощутить себя объектом пристального внимания, приятно, что Максим так сильно хочет именно меня!..
Со стороны кажется, что у меня должна быть более умная, более тонкая, более чувствительная реакция на измену, глубокие переживания и все прочее, что полагается такой умной, тонкой, чувствительной особе, как я. Но я ведь пишу правду, какой же смысл врать самой себе в дневнике, – моя реакция была именно такая, и точка!!!
Знаете что? Представьте себе, что вы кого-то любите, что ваша любовь – единственная, любовь, которая бывает раз в жизни... нет, не так, это просто слова!.. Представьте себе, что вы не живете без него, вам неинтересно одеваться, смотреть кино, гулять при луне – жить... Вам неинтересно без него жить, а он... он дает вам одно мгновение своей жизни, одно крошечное мгновение, единственное, в которое вы живете, а потом вам приходится опять ждать... Звучит красиво, но это правда, или почти правда.
Из всего этого абсолютно понятно, кто виноват в том, что я ему изменила, и этот кто-то – не я. Но какая же это пошлая ситуация: он много работает, устает, не обращает на нее внимания. А она думает, что он ее разлюбил, изменяет ему назло, потом его же обвиняет в своей измене... Наверное, самые обычные, тривиальные ситуации, они самые больные... зато это знаете чему учит – смирению. Начинаешь думать – я такой же, как все, а вовсе не особенный.
Я больше не чувствую себя заполненным листком из тетради в клеточку, я чувствую себя очень грустным листком в клеточку, листком, в котором в одной клеточке написано – прости меня, пожалуйста, я больше не буду, а во всех остальных – ура, ура, я живая!..
Остался последний шарик, ура! Вот только имя на нем трудное – Иннокентий. Innokenty... Может быть, написать просто Kesha?
Глава 4
Полина
План дня.1. Не забыть положить в сумку комплект белья, новый, не белый, а голубой. Когда мы поедем в отель, переоденусь в номере, в ванной.
2. Пойти в jym на час раньше, чтобы успеть зайти домой и спокойно переодеться.
3. Синий костюм с узкой укороченной юбкой, розовая блузка, черные туфли, те, что на очень высоких каблуках. Ноги устанут за день, но все вместе получится строго и сексуально. Волосы распустить, губы не красить, только глаза.
4. Позвонить Андрею в 10.30. Возможно, это будет сold call.
Во время учебы в юридической школе я по-разному подрабатывала, иногда продавала товары по телефону. Бывало, звонила кому-то без предварительной договоренности, просто наугад, по телефонной книге, и тогда шансов продать свой товар почти не было. Чаще всего мне отказывали, но я все равно звонила, наудачу, – а вдруг?.. Это называется cold call – скорее всего откажут, но все равно звонишь. Когда собираешься сделать cold call, нужно особое настроение, нужно настроиться на победу.
5. Встреча с директором в 11.00.
Вопросы к директору:
– независимая экспертиза;
– электричество и отопление.
Когда я уходила из дома, Макс сказал, что я потрясающе красивая женщина. Сказал, что глаза кажутся огромными. Что блузка красивая, не противного розового цвета, а беззащитно-делового. Не знаю, как это может быть, одновременно беззащитный цвет и деловой. Просто мужчинам нравится все беззащитное, вот они и видят это повсюду. Им нравится, когда «ах, ох, я такая нежная, я не могу сама, помогите»... Макс говорит, что я слишком controlling. Интересно, а как бы я смогла добиться всего, если бы я не была controlling?
Ровно в 10.30 я позвонила Андрею:
– Привет, как дела? Ты говорил, у тебя проблемы с контрактом? Хочешь, я посмотрю документы?..
– Спасибо, – удивился Андрей, – я сам справлюсь...
– Да?.. Мне тоже нужна твоя консультация, – сказала я, выделив голосом «тоже». Ему-то ничего от меня не нужно, но я как будто его не услышала, шла по заранее намеченному плану. – Если можно, лучше не дома, потому что... потому что я попала в неприятную историю. Ты скажи, где тебе удобно, а я подстроюсь.
Андрею удобно в семь часов на Садовой, в кафе «Ностальгия». В семь часов на Садовой в кафе «Ностальгия»!
Без пяти одиннадцать я сидела в приемной директора. Решила, буду сидеть, даже если мне придется ловить его на ходу за рукав, но на этот раз я ждала недолго, уже в 11.15 была у него в кабинете.
– Виктор Иванович, я подготовила список вопросов. – Я раскрыла блокнот и собралась зачитывать вопросы. Я могла бы задать свои вопросы и без блокнота, но ему нравится, когда к нему приходят с бумагами.
– Ну, давай, деточка, говори...
– Первое. Мне нужно произвести оценку недвижимости, которую мы приобретаем. Я обнаружила у вас на балансе кое-что, что не соответствует действительности. Детский сад и клуб. Мы не можем купить цех вместе с детским садом и клубом. Это связано с налогами, вы же сами понимаете...
– Э-э... деточка ты моя, хочешь, мы с тобой на залив съездим, пообедаем? – перебил Виктор Иванович. – В ресторане «Русская рыбалка». В Комарове погуляем...
– Нет. То есть спасибо за приглашение, Виктор Иванович. Давайте вызовем независимых экспертов.
– Какая ты въедливая барышня, акула бизнеса, вот ты кто, – ласково сказал Виктор Иванович, – а кто это должен быть, кого надо позвать?
Я пожала плечами:
– Есть же кто-то, кто делает вам аудит.
– Деточка, нам аудит делают свои люди, что надо, то и нарисуют.
Я улыбалась и надувала губы, чуть ли не ушами шевелила – старалась выглядеть как можно наивней. У нас с ним этот разговор уже не первый раз.
– Если вы не возражаете, я приглашу независимых аудиторов. Еще вопрос можно? Ваше предприятие имеет систему отопления, но котельная одна на всех. Если мы покупаем цех и офисное помещение, кому мы будем платить за отопление?
– Да берите так, – добродушно улыбнулся директор, – мы вам будем поставлять тепло бесплатно. Сколько вам там надо?.. Небось не подеремся. Пока берите так, а потом сочтемся, свои же люди...
– А электричество?
– Электричество тоже пока дадим бесплатно. Нечего вам самим соваться в электрическую компанию, вам самим противопожарную безопасность не пройти. А у нас уже все прикормлено... Так что берите, пока дают. Тут у нас все не так делается, как в Америке.
Виктор Иванович улыбнулся еще ласковее, и я тоже улыбнулась. У нас с ним и этот разговор уже не первый раз, мы с ним все ходим и ходим вокруг да около.
– Бесплатно мы не можем. Бесплатно, Виктор Иваныч, – это самое страшное для американцев, даже страшнее бомбы. Мы купим, а потом придет другой собственник. И неизвестно, признает ли он наши с вами договоренности.
– Какой такой другой собственник? – Директор покраснел и надулся. – Ты, деточка, все-таки очень въедливая. Ты сплетен-то не слушай. Никто не придет. У меня ни левых кредитов, ни бюджетной задолженности нет.
– Виктор Иванович, я попрошу технический отдел составить схему платежей за отопление и за электричество, ладно? Вы же хотите продать? Понимаете, наш Совет директоров примет решение, покупать или нет, только если у нас с вами после вычета налогов при принятом уровне рисков получится цифра, которая их удовлетворит. Но не раньше. Вы же хотите продать? Мы же с вами хотим продать, правда? – Я разговаривала с ним так, как нас учили. Нас учили всегда говорить «мы с вами», это подвигает партнера к сотрудничеству.
– Деточка ты моя, красавица, – задумчиво отозвался директор, – где только тебя выучили, красивую такую?
– У меня диплом юридической школы университета в Цинциннати, – улыбнулась я.
Директор мне вообще-то нравится – он такой старый хитрый лис. Но я-то не кролик. Виктор Иванович не знает, что я вообще-то уже договорилась с фирмой, которая делает аудит, и с независимыми экспертами по оценке недвижимости тоже договорилась.
В обед я сбегала в магазин белья на Загородном. Решила, что стринги будут лучше, чем классические трусики. Выбрала стринги и лифчик, оранжевые, с малиновыми цветами. Но не купила. Оказалось, это стоит сто долларов, вообще немыслимо! Дома, в Америке, я покупаю трусы за 3,99, это по сегодняшнему курсу сто рублей. Так что обойдусь своими трусами, теми, что у меня в сумке.
Прибежала на завод. Съела в столовке котлеты с пюре и соленым огурцом. Не смогла удержаться. Запах такой, что просто ух!.. Шпроты тоже взяла.
В 15.30 встречалась с главным инженером. Тут такое дело. По территории предприятия проходит железнодорожная ветка, а из документов непонятно чья. Я спросила, можно выяснить, кому она принадлежит и возможно ли ее разобрать? Ответ был – посмотрим, подумаем. Они тут всегда говорят «посмотрим, подумаем», а мне что делать, поселиться, что ли, тут у них навсегда?!.. Пока они смотрят, думают, чешут за ухом.
В семь часов на Садовой, «Ностальгия», в семь часов на Садовой в «Ностальгии»...
Мы сидели в кафе «Ностальгия» на Садовой. Андрей был... ну, в общем, жаль, что нужно для вида поговорить о делах, а нельзя сразу сказать: «Давай поедем в отель!»
Я заказала салат с рукколой и чай, Андрей заказал двойной эспрессо и cheese cake. К кофе дали шоколадку. Шоколадку он отдал мне. Приятно, вроде как мы давно вместе.
– Понимаешь, я немного растерялась от всего, что происходит на заводе. Можно я тебе расскажу? У тебя есть время?
Андрей кивнул.
– Я не понимаю, им вообще-то нужен этот контракт или нет?.. Директор ведет себя странно, на конкретные вопросы не отвечает. Я все время хожу на совещания с разными ненужными людьми... Каждое совещание заканчивается обедом или чаем, и всегда коньяком. Может, они вообще не хотят продавать? Что все это означает?
Андрей усмехнулся:
– Ничего не означает. Так работают.
– Да? Ты так считаешь? – почтительно сказала я.
На самом деле я уже сама поняла – ничего это не означает. Так работают. А если у них действительно намечается смена собственника, то директору этот контракт нужен как воздух, он же получает часть денег.
– Я пока даже не знаю, как подступиться... – продолжала советоваться я, – я их баланс посмотрела, мне там кое-что не нравится...
Он молчал – он вообще не сразу отвечает. Мне нравится, что он не такой болтун, как Макс.
– Как правило, то, что висит на балансе, не соответствует действительности, – наконец сказал он. – Наверняка у них там есть какая-нибудь социалка, сокращающая их налогооблагаемую базу. Но если вы купите, а потом они социалку скинут, то ваши налоги увеличатся.
Я и сама знаю. А умный мужик, толковый, говорит, будто он вместе со мной смотрел документы на заводе.
– Пригласи независимых экспертов, – посоветовал Андрей, – я подумаю и скажу тебе, в какую фирму обратиться.
– Да, это правильно, спасибо, – подтвердила я.
Он же не виноват, что и я не дура. Он же не знает, что я уже нашла всех, кого мне нужно.
Андрей закурил и спросил:
– А как у директора с налогами?
– Пока точно не знаю, на мой взгляд, цифра маловата. На западном языке это называется «оптимизация налогов».
– А на русском – воруют, – сказал Андрей и попросил счет.
Сейчас он скажет – поехали покатаемся. Или – хочешь, погуляем? Или...
– Мне пора, – сказал Андрей, и у него зазвонил телефон, – извини...
Андрей внимательно слушал то, что ему говорили по телефону, кивал и вдруг засмеялся.
– Это Даша, – пояснил он мне, закончив разговор, – оказывается, в стаде бегемотов совокупляется только главный самец.
Ну дает!.. Она что, сумасшедшая, эта Даша?
– Даша говорит, только главный самец.
– Ну и что? Зачем она позвонила?
– Сказать, что ей очень жалко остальных, которым никогда не удастся стать главным... Ну, мне пора.
Что, и это все?.. Да, кажется, это все.
– Послушай, я хочу взять машину в рент, дашь мне пару уроков?.. А то я боюсь здесь у вас ездить... – торопливо сказала я. – А тебе правда пора? Я еще хотела рассказать тебе про завод. Знаешь, я не думала, что у вас так. Что у вас есть еще такая советская жизнь. Там в актовом зале розовые панталоны продают, представляешь?.. Вообще все, как в прошлом веке.
– Ты остаешься? Мне пора, я уже опаздываю, – сказал Андрей.
Оплатил наш счет и ушел. А в Америке первое свидание всегда «go dutch» – каждый платит за себя.
Может быть, мне не нужно было говорить про розовые панталоны, про прошлый век? Может быть, он обиделся за свою страну? Американец бы точно обиделся. Но он же не американец... Но я же думала, это смешно...
Я машинально развернула шоколадку, сложила золотистую фольгу полоской, обернула вокруг пальца на правой руке, пошевелила перед собой пальцами, полюбовалась. Получилось как будто обручальное кольцо. Так в детстве делали. Что это со мной, прямо глупость какая-то!..
Я еще немного посидела в кафе с обручальным кольцом из фольги и с трусами и лифчиком в сумке. Жалко вообще-то, что я никогда не бываю out of control, а то бы я стукнула кулаком об стол, или затопала ногами, или заплакала. Эта наша встреча, это был настоящий cold call – ничего у меня не купили, ни-че-го. Надо же, главный самец бегемотов... ничего я не понимаю, ни-че-го.
Максим
Теперь все, вся моя жизнь зависела от этого идиота Сереги!.. Самоуверенный идиот, пышный идиот, пышный, как георгин, идиот, георгин среди идиотов, умоляю, не подведи меня, – я твердил это про себя как молитву.– Серега, продай мне чемодан, а? Я их коллекционирую, – попросил я насколько мог равнодушным голосом.
– Чемодан? Продать? – удивился мой школьный дружок и тут же, смекнув что-то, начал кривляться: – Да... ну... да нет, мне самому надо.
Им, этим людям, им все самим надо – как только что-то, совершенно им не нужное, понадобится кому-то другому! Они хотели выбросить чемодан, чтобы освободить место для хранения своих старых галош, а теперь Серега будет ломаться и уверять меня, что этот чемодан ему необходим.
– Двести долларов, – сказал я. Пятьсот было бы слишком много, такой суммой можно напугать, заставить задуматься, а сотня – слишком мало. Главное было сказать это без страсти, чуть лениво, – двести долларов...
– Триста пятьдесят, – быстро предложил Серега, – только одно условие – забирай чемодан вместе со всем дерьмом, чтобы мне тут с уборкой не возиться... Послушай, а эта твоя девушка, она ничего себе, она у тебя кто?
– Писатель, – сказал я обморочным голосом, – она у меня писатель.
– Пусть меня опишет, – хмыкнул Серега.
Наверное, Бог присматривал за мной в тот день, потому что в бумажнике у меня оказалось ровно триста пятьдесят долларов, ни долларом больше, ни долларом меньше. Хотя я рассчитывал купить за двести, просто на всякий случай, учитывая Серегину жадность, взял с собой еще сто пятьдесят.
Я вышел с чемоданом в руке и встал у подъезда, решив, что не сделаю ни полшага в этом криминальном районе и ни за что не поеду на частнике, а буду ждать хоть до вечера, пока мимо проедет такси. Стоял с чемоданом в руке, озираясь вокруг, и состояние у меня было, как у Степы Лиходеева в Ялте, – где я, что я, и вообще, я ли это?.. Полное обалдение.
Когда я ехал в такси на заднем сиденье, огромный чемодан был у меня на руках, я не хотел, просто не мог поставить его на сиденье или тем более в багажник. Я прижимался к чемодану лицом, вдыхая запах старой кожи и пыли, и мне казалось, что все это происходит во сне и сейчас я проснусь и чемодана не будет... Как во сне, все было как во сне!..
Чудны дела твои, Господи, думал я, обнимая чемодан. Ведь всего этого могло бы не быть!.. Будь я один, без Даши я не поднялся бы с Серегой на чердак, а даже если бы и поднялся, не упал бы в кучу тряпья и не ударился бы об этот чемодан... Да что там говорить, без нее я ни за что не пошел бы к Сереге, и тогда вообще ничего бы не было, ничего... Так что Даша оказалась права – было бы некрасиво отказать школьному другу, нехорошо не выпить за встречу!.. Иногда благие намерения приводят не к гадости, а к прелести, к чудной прелести!..
Дома, – слава тебе, господи, дома я был один, Полина на работе, Юлька у родителей, – дома, не выпуская ручку чемодана из рук, я протер стол в гостиной влажной губкой. Затем тщательно высушил поверхность полотенцем и положил чемодан на стол.
Перед тем как открыть крышку, я помедлил, и вдруг – в каком же безумном состоянии я был! – мне на секунду пришла в голову бредовая мысль. Я представил, как бережно несу этот чемодан, с величайшей осторожностью открываю его, и вынимаю – выцветшие кальсоны, и нежно прижимаю кальсоны к груди...
Сначала я достал то, что лежало в отдельном кармане сбоку, – аккуратный холщовый мешочек. Вынул из мешочка булавку для галстука, синие подтяжки, резинки для поддержания кальсон, резинки, которыми поддерживали рукава рубашки, – похожие были у моего деда. Затем надел все это... резинки для рубашки на свитер, резинки для кальсон натянул снизу на джинсы, булавку для галстука прицепил к свитеру... И только тогда, весь украшенный приметами прошлого века, принялся доставать из чемодана по одной книжке и бережно раскладывать на столе. Тонкие книжечки полукустарного вида в картонных обложках.
...Тонкие книжечки полукустарного вида в картонных обложках, вскоре они уже не помещались на моем столе!.. Серая дешевая бумага, небрежная брошюровка, как будто какая-то рукодельница домашним способом переплела вирши своего кузена...
– Книжки, книжечки мои, книжки, книжечки мои, – прошептал я. Это мне, человеку, с юности влюбленному в Серебряный век, – все это мне, мне, мне!..
«Старинная любовь». Сочинение А. Крученых; Украшения М. Ларионова. М., 1912.
О господи, Ларионов! Я знаю о нем совсем немного – скандальная выставка «Ослиный хвост» в 1912 году, Ларионов с друзьями-футуристами расхаживали с раскрашенными лицами... все остальные выставки тоже были скандальными, а в 1915 году он уже уехал из России вместе с Гончаровой. Гончарова – ее картины на религиозные темы цензура считала кощунственными, на одну выставку была даже вызвана полиция, чтобы арестовать картины... Ларионов и Гончарова вместе прожили во Франции полвека, в России о них почти не писали...
Крученых, друг Маяковского, один из основателей футуризма, умер забытым, никому не нужным, а теперь его рукописи изучают во всем мире...
«Игра в аду» – Крученых, Хлебников, октябрь – декабрь 1912! Обложка и три рисунка Малевича К. Казимира! Вот так просто – рисунки Малевича Казимира... Казимир, дорогой ты мой, Малевич ненаглядный! Умер от рака простаты, большевики не выпустили его лечиться за границу, не знали, сволочи, что его «Черный квадрат» станет знаменитым на весь мир, а все равно не выпустили!..
«Садок судей 1»... Ох, ты боже мой! Книга напечатана на оборотной стороне дешевых обоев. На обложке нарисован черт. Вот первый рисунок – бес. Еще один рисунок – тоже бес. Еще рисунок – черти пилят грешницу.
Хлебников В.В. Стихи. Рисунки Филонова.
На страницах воспроизведен почерк Хлебникова! Строчки то летящие, то хромающие, сразу видно – гений. Хлебников носил свои стихи в наволочке, одни считали, что сумасшедший, а другие – что гений. Хлебников жег свои рукописи на берегу реки, чтобы согреться, потому что уходить не хотелось, такой был закат... гений, гений!
Рисунки Филонова... Филонов теперь один из самых дорогих художников в мире, а в 60-е годы можно было посмотреть его работы в квартирке его сестер в одном из дворов на Невском. Сам я, конечно, уже не мог этого видеть, родители рассказывали...
«Мирсконца», Крученых, Хлебников. Рисунки Гончаровой, Ларионова, Татлина. От страницы к странице меняется рисунок почерка, строчки то теснятся, то их непривычно мало... текст перемежается иллюстрациями... рисунки на полях...
«Танго с коровами», Кандинский, книжка необычной формы – пятиугольная.
А вот еще одна «Игра в аду» 1914 – другого года издания!
Маяковский В.В. «Я!». Маяковский! В.В.! Когда вышла эта книжка, он был еще совсем молодой, красавец Маяковский, о нем тогда Мандельштам сказал: «Вот что-то громадное по лестнице идет, это – Маяковский».
Я вдруг почувствовал себя таким же возбужденно счастливым, как в первом классе. Первого сентября на первом же уроке учительница подняла меня перед всеми и сказала: «Посмотрите на Максима, он наша гордость, он уже умеет читать и писать». Тогда я испытал восторг, счастье – меня отметила учительница! А теперь меня отметил Бог.
Книги уже не помещались на столе, и я начал складывать их на диван, на кресла... Это был шок, культурный шок, – передо мной, на столе, на диване, на креслах, в безликой съемной квартире лежала целая эпоха!.. Начало века, расцвет русского авангарда, Серебряный век, русский футуризм. Ни у кого этого нет, а у меня есть!.. Я – коллекционер, владелец эпохи!.. Это перемена участи, перемена судьбы!..
Всего на столе, на диване и на креслах лежало шестьдесят шесть книг. Из них без дублей пятьдесят девять, и еще семь – вторые экземпляры. Все книги абсолютно новые, будто только что из типографии, все до одной.
Я лихорадочно перебирал тонкие серые книжки дрожащими руками, как Том Сойер, нашедший клад, и вдруг схватил «Старинную любовь», вскочил и начал танцевать по комнате, бережно прижимая книжку к груди.
– Па-дам – па-дам – па-дам, ля-ля-ля ля-ля... – Я скакал по комнате, высоко поднимая колени, описывал круги вокруг стола, дивана и кресел, и пел – па-дам – па-дам – па-дам, ля-ля-ля ля-ля...
Я прыгал, поджимая ноги, корчил рожи и посылал моим книгам воздушные поцелуи и вдруг, подскочив к зеркалу, нагнулся и быстро поцеловал свое отражение в зеркале.
– Ты мой дорогой, – нежно сказал я сам себе, – ты мой умник!
И наконец, почти придя в себя, я открыл бутылку виски. Полина уже совершенно освоилась в русском бизнесе и завела целую коллекцию дорогого алкоголя для подкупа должностных лиц и ублажения заводских харь. Я налил себе виски и чокнулся со своим отражением в зеркале.
– Поздравляю тебя, – прошептал я своему отражению и также шепотом ответил себе: – Спасибо, и тебя также!
Я больше не мог находиться один, кто-то должен был разделить со мной мое возбуждение, мой восторг... Полина? Она придет только вечером, да она и не поймет, не оценит. Я позвонил Даше, сказав – приходи немедленно, ты сойдешь с ума!
Я снял с себя резинки для рубашки и для кальсон и булавку для галстука, завернул в газету и выбросил в помойное ведро. Даша не должна была видеть чемодан, и я убрал чемодан в спальню. В прошлый раз Даша ни за что не хотела пойти в спальню из какой-то дурацкой придуманной ею самой неловкости. А по-моему, это все условности, мы же взрослые люди, и какая, в конце концов, разница где – кровать, диван и кресло имеют равные права на любовь.
Даше я виртуозно наврал, наврал с три короба, а что же мне было делать? Сочинил для нее в меру печальную историю о том, как умер мой близкий родственник, всеми забытый старикан, всю жизнь собиравший книги. И вот – мне досталась неплохая библиотека, все я не смог забрать, взял только пачку этих серых книжек...
Даша, которая сама мгновенно пришла в такое же состояние, была в таком же шоке, как я, не заинтересовалась деталями, только жалостливо спросила – что же, он жил совсем один?
– Совсем один, – ответил я, – только я его и навещал, и я его единственный наследник.
Я показывал Даше по одной книжке, она бережно брала в руки, гладила. Оказалось, Даша тоже влюблена в Серебряный век, – кажется, она становится по-настоящему близким мне человеком...
Мы перебрали все, рассмотрели каждую книжку, восхищались рисунками, стихами, вспоминали любимых поэтов...
– Как странно, что художники тогда писали стихи, – Филонов, Малевич, Кандинский. А поэты рисовали – Маяковский, Хлебников, – сказала Даша, – потом уже этого никогда не было, каждый умел делать что-то одно... Мне нравится, что книжки выглядят так, как будто их сами сделали, а тебе?..
– Мне тоже, – кивнул я, – а вот критики ругали эти книги как раз за это, за рукодельный, полукустарный вид... Особенно злобствовали эстеты из «Мира искусства»... Мирискусники писали, что в эти книги «так и хочется завернуть селедочку...», что это пощечина общественному вкусу... Ты помнишь, как назывался манифест футуристов?
– Да нет – учила, но забыла – дневник потеряла – будильник сломался, – быстрой скороговоркой двоечника ответила Даша.
– Манифест так и назывался «Пощечина общественному вкусу».
– Как ты много знаешь, – восхитилась Даша.
...Переспал с Дашей на Серебряном веке, аккуратно отодвинув Серебряный век в сторону.
– Даша, ты понимаешь? Владеть Серебряным веком... ни у кого нет... коллекция, – пьяным голосом бормотал я в прихожей, провожая Дашу.
Попросил Дашу ничего не говорить Полине, объяснив, что это мое privacy, мое личное дело, и что у нас с Полиной практически все – личное дело каждого.
– Послушай, а все это не муляж, все эти книги? – вдруг перешла на шепот Даша. – Такого же просто не бывает, не может быть...
Такого не бывает, не может быть... Даша ушла, а я бросился к чемодану...
...Откуда у Серегиного прадеда книги, откуда столько книг в одном месте, а конкретно в одном чемодане? Каким образом Серегин прадед – ценитель прекрасного собрал коллекцию из абсолютно новых книг? А если это не коллекция, то зачем ему нужно было хранить книги в чемодане?.. Годами?.. Как это вообще может быть, если этого не может быть никогда?