Страница:
ГЛАВА 18
Стена
1
Дини испытывал ощущение, что его кожа промёрзла насквозь и превратилась в ледяную корочку.
Голоса за дверью затихли, а он всё не мог пошевелиться. Он будто умер телом, и лишь сознание, та человеческая сущность, что, говорят, бессмертна, слабо сопротивлялась лавине ужаса, неосязаемой, бесшумной, но от этого не менее результативной.
Дини не мог знать, кто сейчас заходил в подвал с тем страшным человеком, но его чувства в данный момент не нуждались в помощи разума. Да, он так и пролежал с закрытыми глазами, промерзая от пронзительных взглядов, ощущая их физически, борясь с картинкой, реальной, правдоподобной, утверждавшей, что один из двух этих страшных людей медленно тянется к нему своими сухими, узловатыми пальцами. Эта картинка вытягивала из него вопль, на худой конец движение обезумевшего от страха кролика, бесспорно бы, выдавшего его. Впрочем, ему не нужно было что-то видеть.
Голос у человека был обычным, ничего жуткого, опасно вкрадчивого или жестокого. Однако даже мальчику стало понятно, что его похитили для того, чтобы передать именно этому человеку. Либо тем, кого он сейчас представлял. Когда же человек поинтересовался, не пролезет ли в подвал какая-нибудь мелкая живность, мальчику на секунду показалось, что у него останавливается сердце. Казалось, грубые, скользкие руки распахнули твою душу и впустили в неё холод остывшего, мёртвого тела. О чём беспокоился этот безликий голос? Человек страховался или же он что-то знал? Дини тотчас же подумал о летучей мыши.
Человек знал о ней!
Единственной фразы хватило для того, чтобы понять, что тот, кому доставили Дини, опаснее в немыслимое количество раз всех, кого мальчик встречал прежде. И алчных крестьян, и даже разбойников, и тем более того мужчины в длинном тёмном плаще, который остался у болот.
Нельзя попадать ему в руки! От Дини потребуют нечто равносильное тому, чтобы пройти мимо больного и даже не попытаться ему помочь. Нечто кощунственное.
Возможно, холод, сковавший его тело, держал бы Дини достаточно долго, чтобы отдаться на волю собственных слабостей, если бы мальчик не вспомнил слова о том, что через полчаса человек снова спуститься в подвал. Чтобы на этот раз уже не покидать пленника. Это заставило его очнуться от морозного забытья наяву. Дини поднялся. Он подумал о летучей мыши, на этот раз, как о враге, ранее бывшем другом, прислушался, но в подвале, словно паутина, повисла бесплотная тишина. Понимание того, что времени мало, а бежать немыслимо, просто некуда, заставили мальчика заплакать. Он сдерживал себя, боясь произвести предательский шум, и у него получалось, но слёзы всё равно лились. Дини не мог бы сказать, сколько это продолжалось, но оборвалось всё довольно внезапно.
Он услышал голос. Голос отца. Это оказалось подобно тому, что панцирь туч просверлил тонкий солнечный лучик и упал мальчику на лицо. Слёзы будто высушило в одно мгновение. Плакать расхотелось. Вместо этого Дини улыбнулся, почти счастливый, словно вышел к родному дому и увидел родителей после столь затяжного перерыва. Единственное, чего не хватало, это взяться рукой за этот голос, как за спасительный канат, найти его на ощупь. Но и этого было немало. Во всяком случае, Дини успокоился.
Голос был невнятным, по крайней мере, слова мальчик не разбирал, он воспринимал их, как умиротворяющий фон. Однако голосу вдруг стали сопутствовать образы. Дини увидел себя у болота. Кто-то словно спрашивал, что делал Дини, когда понял, что дороги назад нет?
Мелькнуло лицо матери, такое прекрасное, какое не может быть у людей, больше не существующих в этом мире. Прекрасное и полное ожидания. Однако оно тут же растворилось во тьме, выплеснутой, как мутная жижа из ведра. Некто, тасуя образы, будто карты, спрашивал готов ли мальчик пойти на всё, чтобы увидеть своих родителей? Продолжить путь, лечить людей, идти вперёд и в конце своей дороги встретиться с отцом и матерью? Голос отца, точно соглашаясь с невидимым собеседником, говорившим на языке образов, неожиданно отчётливо прошептал:
- Ты свободен в своих действиях. Где бы ты ни находился. Иди туда, где находится твое сердце.
Дини повернулся к стене, сквозь которую внешний мир по-прежнему источал робкие иглы света. Страх начал опускаться на него той же непроходимой плитой, от которой невозможно было увернуться.
Образ маленького мальчика, идущего сквозь болотную жижу, в котором Дини узнал самого себя, ударил в глаза снопом яркого света. Дини зажмурился. И тотчас же исчезли подвал и зловещие несокрушимые стены.
И снова голос отца:
- Мысли окружающих тебя людей и прежних поколений убедили, что стена непроходима, если только её не сломать. Но это не так. Где угодно можно пройти, ничего не ломая. Стоит лишь сильно захотеть, избавиться от страха и совершить задуманное. Стена - это не преграда, стена - часть этого мира. Впитай это в себя, и любое препятствие уже не будет для тебя препятствием. Оно растворится в тебе, ты растворишься в нём, и оно тебя не задержит.
Образ матери. На этот раз её лицо будто закрыто серой вуалью. Чтобы разглядеть его, достаточно приподнять лёгкую ткань.
Солнечный луч, ослепивший глаза, дарит закрытым векам тепло. Оно растекается по всему лицу. Затем перекидывается на тело.
Легкий, призрачный шёпот:
- Ты ведь ступил в трясину, и она тебя пропускала.
Дини делает шаг, второй. Теперь он стоит вплотную к стене. Его руки поднимаются, они направлены ладонями вперёд. Ладони касаются стены, но мальчик не чувствует преграду - руки медленно погружаются ВНУТРЬ стены, как если бы она состояла из серого, сильно сконцентрированного тумана. Ещё немного - и мальчик погрузит в стену руки по локоть.
Этому не суждено случиться. По крайней мере, сейчас.
Из слипшейся тьмы потолка вырывается некрупное, скомканное тело. Летучая мышь беззвучно пикирует на мальчика, напоминающего со стороны лунатика, прогуливающегося во сне. На излёте тварь распахивает дряблые плащики крыльев и всей массой вонзается в голову ребёнка. С тихим, каким-то старческим, песчаным шелестом летучая мышь снова взмывает к потолку, на секунду растворившись в темноте, этой родственнице её непознаваемой души, чтобы тут же начать второй заход.
На этот раз тварь опускается мальчику на плечо и жадно, суетливо тыкается мордочкой в его шею. Чтобы прокусить кожу и присосаться к ране.
2
Они увидели стены города, когда небо на востоке потускнело из-за дыхания ночи, зашевелившейся в своём логове.
Карета шла на полной скорости, но ближе к Антонии пришлось сбросить обороты, слишком густым стал поток людей, покидающих либо приближающихся к Антонии. Всадники подстраивались под ход кареты, и никого вперёд больше не отпускали. Лишь талх, ранее ехавший в паре вместе с Занлом, по-прежнему был выдвинут несколько вперёд.
Старх сидел, не говоря ни слова, бесстрастный, словно находился в далёкой башне, а не в карете, стонавшей от тряски. Планирование того, как они будут действовать, оказавшись в городе, взял на себя Луж. Он произнёс несколько коротких дельных фраз, и Уинар удовлетворённо кивнул. Старх молчал.
Он заговорил, когда один из всадников сообщил о появлении на горизонте Антонии.
- Быть может, я смотрю слишком далеко, - сказал глава Ордена. - Сначала мы должны, наконец, получить его. Но...если верить в лучшее, ваши предложения, как уходить из города?
Луж, не раздумывая, заявил:
- Надёжнее усыпить мальчишку. Тогда с ним можно будет оставить одного человека или двух. Остальные - страхуют.
Уинар кивнул.
- Я тоже за это. Избавимся от неприятных сюрпризов.
Они оба посмотрели на Старха. Тот некоторое время молчал.
- И куда мы направимся? - спросил он. - Кажется, об этом вы не подумали.
Пауза длилась не меньше минуты. И хотя обычный человек ничего бы не рассмотрел за бесстрастными масками, укрывшими лица членов Совета Ордена талхов, Старх осязал их некоторую озадаченность.
Наконец, Уинар осторожно заметил:
- Вернёмся в монастырь. Разве нет?
Старх рассматривал пол кареты.
- Я не уверен в этом.
Луж молчал. Уинар глянул на него, снова перевёл взгляд на Старха, поколебался и всё-таки спросил:
- Разве это не лучший вариант?
Старх поднял глаза, но смотрел он, казалось, сквозь Уинара.
- Если мы не добьёмся от него то, что нам нужно, не будет смысла, где бы мы ни находились. Вы же прекрасно понимаете, эпидемия началась. Началось то же, что уничтожило прежний Мир. И это не остановить. Ни какими ухищрениями древних алхимиков! Ни чем иным. Люди обречены. Они были обречены раньше, когда уже до некоторой степени могли повелевать силами природы, обречены они и сейчас, хотя я по-прежнему придерживаюсь мнения, что в прошлом Мире эпидемию вызвала перенаселённость.
Луж и Уинар молчали. Старх знал, что бы они могли сказать в противовес. Монастырь - та ещё твердыня, и пройдут годы, прежде чем невидимые молекулы смерти проникнут на его территорию, покончив с последним прибежищем жизни. Долгие годы! За которые мало ли что изменится. В конечном итоге, талх, любой талх должен отстраниться от осознания неизбежного и бороться до последнего. Но Луж и Уинар ничего не сказали. Они также знали, что это ничего не изменит.
- И мальчик также ничего не изменит, - добавил Старх. - Он не в силах остановить то, что посылает само Небо. Однако он в силах помочь некоторому количеству людей. В конце концов, о горстке праведников, переживших Второе Пришествие упоминается ещё в Библии. И это повторится. Если же мы по какой-то причине не будем иметь к ним отношения, в остальном смысл отпадёт.
В этот момент, практически прерывая дискуссию, один из всадников сообщил, что карета вот-вот въедет в городские ворота. Талх, направленный вперёд, уже сказал всё необходимое страже.
- Мы сильно рискуем, - пробормотал Уинар. - Комендант в Антонии - не дурак. Как только посольство Тамали по какой-то причине растворится в этой клоаке, называемой его городом, он сразу заподозрит неладное. Конечно, он не обязательно подумает в первую очередь о талхах, но...может пойти на крутые меры.
Старх не прокомментировал это, Луж тоже предусмотрительно молчал, и Уинар заметил:
- Мы бы немного потеряли времени, если бы избавились от маскарада вне города. О посольстве Тамали вспомнили бы не скоро.
Старх чуть заметно пошевелился.
- Мы и без этого можем опоздать. Что же касается последствий, после всего они уже не будут иметь значения.
- Комендант может пойти на то, чтобы закрыть ворота, - возразил Уинар. - Сейчас в этом не было бы ничего удивительного.
- Проехали, - негромко сказал Луж.
Старх глянул на него, удовлетворённо кивнул и обратился к Уинару.
- Что ж. Я не вижу проблемы и в этом. По-моему, на прощание с этим миром можно поразмяться и устроить хорошую потасовку. Неужели так сложно открыть ворота, которые закрыли?
3
Дини вскрикнул, замотал головой, словно только что очнулся от тяжёлого, смрадного кошмара, почувствовал копошение на своём плече, краем глаза заметив летучую мышь, и сорвал тварь, заставив её взметнуться к потолку.
Было чувство, что он только что наблюдал за собой со стороны, через что-то прозрачное, какую-то ткань, и это созерцание погрузило его в транс, напоминавший сон наяву. С опозданием пришло ощущение удара в голову, упругого комка тела летучей мыши. Удар не повредил, он вышел каким-то тупым, но транс созерцания оказался оборван подобно нити, за которую Дини держался, робко шагая в чернильной темноте.
Возвращение в прежнее состояние сопровождалось сильным приступом страха, и мальчик удержался от вопля лишь потому, что перед внутренним взором тут же возник уродливый гигант. Закричи Дини, и похититель догадался бы, что мальчик очнулся. В последнее мгновение Дини сжался, не пуская из себя волну эмоций, нашпигованных высокими, пронзительными звуками. Мальчик прислушался, одновременно следя за потолком, где, как в сетях, копошилась летучая мышь.
Не сразу, но Дини, наконец, осознал, он едва не совершил нечто немыслимое, результатом чего могло бы стать...освобождение. У ребёнка перехватило дыхание при этой мысли. Глядя в потолок, он покачал головой, не замечая движения собственных рук, похожие на отталкивание чего-то физического. Он не был готов в это поверить, лишь отчётливые образы ладоней, погружаемых в стену, утверждали обратное.
И ещё озарение того, что делала летучая мышь.
Тварь всё копошилась и копошилась в недоступном полумраке, будто кто-то застенчивый, не решавшийся явиться посторонним взорам. Дини вдруг стало понятно, что именно эта мерзкая тварь не позволила ему завершить начатое. Летучая мышь то ли воспользовалась его состоянием, то ли это и была основная цель её действий, помешать. Быть может, всё, что она делала ранее, и несло в себе единственную цель - остановить Дини в определённый, самый важный момент. Эта мысль пришла так, словно её кто-то подбросил, сам Дини не проявил ни каких усилий, чтобы сделать подобный вывод. Просто в сером, тягучем дне вдруг возник невесть откуда взявшийся солнечный лучик. И он, этот лучик, подвинул завесу тьмы, не намного, но освободившийся яркий свет проник в самое сердце.
Между тем под потолком исчезли шевеление и шорох, уступив место звенящей враждебной тишине. Дини болезненно сглотнул. Он понимал, тварь никуда не делась, она там, у потолка, замерла под прикрытием непробиваемого мрака. И ждёт.
Она ждёт, когда снова представится подходящий случай. Когда Дини опять попытается "уйти" отсюда или же просто заснёт. И оттуда, из сгустка чернильного мрака явственно исходила смертельная угроза. Именно смертельная. Летучая мышь была нацелена на убийство.
Неизвестно, в каком направлении пошли бы мысли ребёнка, быть может, он повременил бы с повторением своего невероятного подвига, во всяком случае, выждал бы какое-то время, рассчитывая, что тварь снова даст о себе знать, если бы не звуки снаружи. Они означали одно - наверху, в доме, что-то происходит. Кто-то пришёл или похититель о чём-то говорит с человеком, лица которого Дини не видел. И речь, скорее всего, идёт о мальчике в подвале.
У меня почти нет времени, пронеслось в голове.
Несмотря на озноб, похожий на порыв ветра, Дини повернулся к стене, противоположной единственному входу подвала. На этот раз мальчик подошёл к стене вплотную, коснулся её ладонями. Прохладный неприветливый камень будто съёжился под прикосновением. Будет тяжело, как будто прошептал кто-то. Мешают звуки сверху, несущие бездну вместо будущего и дороги. Мешает дышащий смертью скользкий сгусток темноты, скрывающий в своём чреве диковинную тварь, так долго делавшую не то, к чему она на самом деле стремилась. Мешал страх, вновь вспыхнувший с новой силой, как затухавший костёр, куда подбросили ссохшуюся щепку.
Впрочем, выбора не было. Отчасти это и помогало. Оставалось лишь верить, что всё получится.
Дини последний раз глянул в чернильную жижу потолка и отвернулся, выбросил из головы присутствие летучей мыши в подвале. Мальчик закрыл глаза, сосредоточился на своём стремлении выйти отсюда.
Участки стены под ладонями потеплели, после чего заметно нагрелись, но Дини уже не осознавал этого. Он уже не видел стены перед собой, не замечал ни звуков, ни подвала. Он смотрел вдаль, где в сером тумане ширилось пятно света. Оно приближалось, становилось ярче, но чтобы достичь его, нужно было идти навстречу. Что Дини и делал. Шагал к пятну света, просто шагал, как делал бы это на лесной тропинке.
Никто не мог видеть, как руки мальчика до локтей погрузились в стену, медленно проникая всё глубже и глубже, будто это был вовсе не камень, а дым, законсервированный, ровно отрезанный и напоминавший непреодолимую преграду лишь визуально.
Никто, кроме твари, свисающей вниз головой миниатюрной тушкой.
Внезапно существо вышло из оцепенения, оторвалось от потолка, падая бесформенным комком вниз, и только у самого пола расправила крылья, чтобы вспорхнуть и опуститься человеку на плечо. Не медля, летучая мышь припала тупой, уродливой мордочкой к шее мальчика. Однако проделать ранку и присосаться к ней тварь не успела.
Мальчик сделал ещё один шаг, практически полностью погрузившись в стену, и летучая мышь оказалась сброшена, будто и не было никакого человеческого плеча, на котором она только что сидела.
Тварь упала на пол, взлетела, разрезая черноту подвала немыслимыми пируэтами. Хотя никаких звуков она не издавала, всё её существо источало немые вопли злобы и страха.
4
Драго почувствовал его прежде, чем заметил визуально.
На улице, где прохожие были не так часты, вдруг что-то изменилось. Вечерело. И жители города, прежде, так или иначе, появлявшиеся здесь, исчезли вовсе. Правда, будь улица заполнена, Драго всё равно бы обнаружил его. Слишком особенным человеком, даже просто по своему положению в этом мире, являлся глава Ордена талхов.
Время шло, и Драго несколько раз спрашивал себя, не ошибся ли он, оставшись. Дом, на который было направлено всё его внимание, не подавал признаков жизни. Он казался покинутым. И что самое странное Драго не удавалось его "прощупать".
В конечном итоге, Драго поймал себя на абсурдной, недопустимой мысли. Недопустимой для талха его уровня. Уд по какой-то причине, возможно, указ сверху, уничтожил Гела. И вернулся туда, где оставлял мальчика. С этим согласовалось и то, что Уд так быстро покинул дом связного. И теперь Драго сидит у пустого дома, скрывающего в своём чреве мертвеца, дома, в который заглянут ещё не скоро. Тем временем Уд, быть может, вовсе покинул город.
Драго поймал себя на том, что подобные мысли прогрессируют, и взялся за них всерьёз. Мысли исчезли, но тупая тревога, так до конца и не раздавленная, распласталась на дне подсознания, желая во что бы то ни стало выжить и возродиться вновь. Нет, говорил себе монах, с этим домом ещё будут связаны важные события, и он, Драго, находится в нужном месте и в нужное время.
Так и случилось.
Две неприглядные тени, одна за другой, будто близнецы, так и не научившиеся разделяться, скользнули по улице. Вроде бы мимо дома связного, но Драго, словно пёс, заждавшийся, оголодавший, нюхом учуял в них не просто прохожих. Так ирреально передвигаться по опустевшей улице, точно и нет никакого движения, могли лишь талхи. Они не вернулись, но Драго и не подумал, что ошибся. Он ждал. Спустя считанные минуты в промежуток между домами плавно вкатилась ещё одна тень. На расстоянии от неё следовала другая. Первая тень, более быстрая, хотя скорость ничуть не лишала ощущения бесплотности и отсутствия у стороннего наблюдателя, скользнула к дому Гела, задержалась у фасада и, как дым, растворилась за углом. Похоже, человек обходил дом.
Драго уже знал, вторая тень, идущая к дому, и есть Старх.
Глава Ордена приблизился к входной двери. Драго не мог сказать, стучал ли Старх или же он просто ждал. Долго ничего не происходило. Драго ждал вместе со Стархом. И, конечно, с теми, кого он сейчас не видел, но кто, несомненно, присутствовал в волнах подступавшей, усиливающейся тьмы.
Наконец, дверь приоткрылась, и Старх медленно, словно всё происходило в далёком монастыре, спокойно вошёл в дом. Пауза - и дверь затворили.
Драго почувствовал, каким горячим стало тело. Ощущения, рождённые неудобством позы и долгим сидением на дереве, обрушились на него, будто москиты, с опозданием нашедшие жертву. С одной стороны он и надеяться не смел, что обнаружит так быстро и в одном месте всех, кому бы хотелось задать вопросы. С другой стороны возникло чувство, что он опоздал. Промедлил, гадая, как выцедить побольше пользы из ситуации. И вот, мальчика, который находится в доме, возьмут те талхи, у которых его отбить почти немыслимо.
Что ему предпринять? Взять кого-нибудь живым и потребовать ответы на те вопросы, что плавят его мозг? Или приложить возможные усилия, чтобы вырвать ребёнка из рук Ордена, предавшего его, Драго? Вообще, нужно ли ему сейчас думать о мальчике, раз уж сам Старх, можно сказать, пожаловал в гости?
Монаха отвлекла тень, скользнувшая к дому связного. Наверное, один из тех, кто вдвоём прошли в одну сторону. Силуэт заставил вспомнить Уинара. Конечно, они здесь все. И Уинар, и Луж. Занл давно в доме, теперь сомнений быть не может.
Почему-то образ мальчика понемногу заслонял собой всё остальное. Нет, то, что мальчик практически не дал Драго погрузиться в тёмные воды загробного мира, не имело особого значения. Обычная благодарность - не для талхов. Конечно, как и любой другой человек, Драго был благодарен ребёнку, но это чувство не должно стать поводом для каких-то действий. Подобное - проявление слабости, основанное на ложном чувстве воздаяния. Точно, как и абсурд древних: око за око. Так и монету за монету, значило тоже самое, лишь с другого края. Причины, толкавшие монаха на то, чтобы вырвать мальчика из рук членов Совета Ордена, были другими.
Во-первых, он хотел знать всю подноготную паутины, что плелась Стархом вокруг мальчика и Пророчества. В конечном итоге так легче и умирать, когда дорога, приведшая к этому, не скрыта во мгле. Во-вторых, Драго не без оснований полагал, что предали не только его, но и Орден в целом. Группка людей, пусть даже верхушка, цвет Ордена, старалась лишь для самих себя. Это было теперь вполне очевидным, и хотя казалось немыслимым, Драго почти не удивлялся, приняв железные факты. В этой ситуации со стороны монаха не только не было чего-то противоправного, он, можно сказать, в некотором роде восстанавливал справедливость. Хотя, восстанавливать справедливость, понятие примитивное, это удел простых смертных, но не талха.
И, кроме того, в процессе действий могли приоткрыться некие новые детали, о которых Драго в данный момент не думал в силу своего неведения. Словом, он должен направить свои усилия на то, чтобы освободить ребёнка.
Понимая, что каждая секунда может оказаться решающей, Драго приготовился спуститься на землю. Дом, во дворе которого монах находился, погрузился в темноту, и вряд ли хозяева увидят его. Драго не беспокоил вопрос, как долго пробудут Старх с подручными в доме Гела. Отправятся ли они отсюда с утра или среди ночи. В любом случае Драго будет ждать. Хотя он и склонялся в пользу того, что талхи покинут убежище на рассвете, перед тем, как стражники откроют городские ворота.
Впрочем, был вариант, что талхи останутся здесь и завтра, и послезавтра. Им нужен был мальчик, и они его получили. Теперь им ничто не мешает, дорога же обязательно подарит свои проблемы. В этом случае положение Драго ухудшится.
Покинув дерево и скользнув в тень забора, Драго спросил себя, что он будет делать в этом случае. Мелькнула мысль, что остаётся столкнуть две стихии и под этот шум попытать счастья. То есть, сообщить кому-нибудь из гарнизона, где находится мальчик. В противном случае в дом Гела Драго не войдёт. Если понадобится, он пойдёт и не на такое. В конце концов, с ним поступили гораздо хуже. Хуже и подлее.
Монах ещё не успел продумать эту мысль, как его привлекло движение. Приоткрылась входная дверь. Драго не ожидал этого. Он рассчитывал, по меньшей мере, на несколько часов монотонного наблюдения. Ворота в Антонии уже закрыты, покидать же город, перебив стражу, неразумно. Хотя была вероятность, что талхи по какой-то причине решили сменить место. Возможно, другой дом приспособлен лучше для того, чтобы получить от мальчика то, что им надо.
Из дома выплыла тень, оглянулась по сторонам. За ней на крыльце показалась другая. Послышался неразборчивый разговор, и люди кляксами брызнули в разные стороны. Выскочил ещё кто-то и прошмыгнул куда-то за дом.
Происходило что-то странное. Драго почувствовал это. Талхи, находившиеся в доме, не просто вышли, чтобы осмотреть направления, в их движениях сквозила настоящая паника. Люди, что-то забывшие или потерявшие. Или упустившие.
Драго вдруг показалось, что он знает причину.
5
Занл практически вышел из транса, когда Гел сообщил, что мимо дома проскользнули люди, явно испытывавшие интерес к его дому.
На самом деле медитация, позволившая проникнуть в собственное прошлое и рассмотреть существующие там лица заново, заняла гораздо больше времени, чем рассчитывал Занл. Понятное дело, когда погружаешься в подобное состояние, время контролировать почти невозможно. Оно вытекает песком в песочных часах, и тот момент, когда оно внезапно исчезает, ухватить нереально. Только что верхняя половина была полной, и вот она пуста.
Кроме того, это состояние Занл продлил искусственно, когда вроде бы получил то, что хотел. Он мог "выйти", но полученная картинка шокировала его, показалась ошибочной, некоей галлюцинацией, подброшенной могучим врагом, проникшим вместе с Занлом в его трансовое состояние.
Он увидел лицо Драго, смутно видел, как под вуалью, но это был именно Драго. Естественно, этого не могло быть, поэтому Занл повторил сеанс, по-настоящему так и не выйдя из первого.
Второй дался сложнее. Муть, закрывавшая лица людей, сидевших на повозках, не хотела рассасываться, она зависла перед глазами Занла упрямой опухолью, и тот даже заново "прощупал" всадников, каждого в отдельности. Нет, ничего. Все эти лица ни о чём не говорили. Никто из их обладателей не являлся источником той тревоги, которая и заставила Занла заняться медитацией. Занл снова "вернулся" к людям на повозках. Время шло, Занл упорствовал, если только это слово подходило к тому, что он делал. И оказался вознаграждён. Он снова "увидел" всех.
И снова один из сидевших на повозках являлся талхом по имени Драго.
1
Дини испытывал ощущение, что его кожа промёрзла насквозь и превратилась в ледяную корочку.
Голоса за дверью затихли, а он всё не мог пошевелиться. Он будто умер телом, и лишь сознание, та человеческая сущность, что, говорят, бессмертна, слабо сопротивлялась лавине ужаса, неосязаемой, бесшумной, но от этого не менее результативной.
Дини не мог знать, кто сейчас заходил в подвал с тем страшным человеком, но его чувства в данный момент не нуждались в помощи разума. Да, он так и пролежал с закрытыми глазами, промерзая от пронзительных взглядов, ощущая их физически, борясь с картинкой, реальной, правдоподобной, утверждавшей, что один из двух этих страшных людей медленно тянется к нему своими сухими, узловатыми пальцами. Эта картинка вытягивала из него вопль, на худой конец движение обезумевшего от страха кролика, бесспорно бы, выдавшего его. Впрочем, ему не нужно было что-то видеть.
Голос у человека был обычным, ничего жуткого, опасно вкрадчивого или жестокого. Однако даже мальчику стало понятно, что его похитили для того, чтобы передать именно этому человеку. Либо тем, кого он сейчас представлял. Когда же человек поинтересовался, не пролезет ли в подвал какая-нибудь мелкая живность, мальчику на секунду показалось, что у него останавливается сердце. Казалось, грубые, скользкие руки распахнули твою душу и впустили в неё холод остывшего, мёртвого тела. О чём беспокоился этот безликий голос? Человек страховался или же он что-то знал? Дини тотчас же подумал о летучей мыши.
Человек знал о ней!
Единственной фразы хватило для того, чтобы понять, что тот, кому доставили Дини, опаснее в немыслимое количество раз всех, кого мальчик встречал прежде. И алчных крестьян, и даже разбойников, и тем более того мужчины в длинном тёмном плаще, который остался у болот.
Нельзя попадать ему в руки! От Дини потребуют нечто равносильное тому, чтобы пройти мимо больного и даже не попытаться ему помочь. Нечто кощунственное.
Возможно, холод, сковавший его тело, держал бы Дини достаточно долго, чтобы отдаться на волю собственных слабостей, если бы мальчик не вспомнил слова о том, что через полчаса человек снова спуститься в подвал. Чтобы на этот раз уже не покидать пленника. Это заставило его очнуться от морозного забытья наяву. Дини поднялся. Он подумал о летучей мыши, на этот раз, как о враге, ранее бывшем другом, прислушался, но в подвале, словно паутина, повисла бесплотная тишина. Понимание того, что времени мало, а бежать немыслимо, просто некуда, заставили мальчика заплакать. Он сдерживал себя, боясь произвести предательский шум, и у него получалось, но слёзы всё равно лились. Дини не мог бы сказать, сколько это продолжалось, но оборвалось всё довольно внезапно.
Он услышал голос. Голос отца. Это оказалось подобно тому, что панцирь туч просверлил тонкий солнечный лучик и упал мальчику на лицо. Слёзы будто высушило в одно мгновение. Плакать расхотелось. Вместо этого Дини улыбнулся, почти счастливый, словно вышел к родному дому и увидел родителей после столь затяжного перерыва. Единственное, чего не хватало, это взяться рукой за этот голос, как за спасительный канат, найти его на ощупь. Но и этого было немало. Во всяком случае, Дини успокоился.
Голос был невнятным, по крайней мере, слова мальчик не разбирал, он воспринимал их, как умиротворяющий фон. Однако голосу вдруг стали сопутствовать образы. Дини увидел себя у болота. Кто-то словно спрашивал, что делал Дини, когда понял, что дороги назад нет?
Мелькнуло лицо матери, такое прекрасное, какое не может быть у людей, больше не существующих в этом мире. Прекрасное и полное ожидания. Однако оно тут же растворилось во тьме, выплеснутой, как мутная жижа из ведра. Некто, тасуя образы, будто карты, спрашивал готов ли мальчик пойти на всё, чтобы увидеть своих родителей? Продолжить путь, лечить людей, идти вперёд и в конце своей дороги встретиться с отцом и матерью? Голос отца, точно соглашаясь с невидимым собеседником, говорившим на языке образов, неожиданно отчётливо прошептал:
- Ты свободен в своих действиях. Где бы ты ни находился. Иди туда, где находится твое сердце.
Дини повернулся к стене, сквозь которую внешний мир по-прежнему источал робкие иглы света. Страх начал опускаться на него той же непроходимой плитой, от которой невозможно было увернуться.
Образ маленького мальчика, идущего сквозь болотную жижу, в котором Дини узнал самого себя, ударил в глаза снопом яркого света. Дини зажмурился. И тотчас же исчезли подвал и зловещие несокрушимые стены.
И снова голос отца:
- Мысли окружающих тебя людей и прежних поколений убедили, что стена непроходима, если только её не сломать. Но это не так. Где угодно можно пройти, ничего не ломая. Стоит лишь сильно захотеть, избавиться от страха и совершить задуманное. Стена - это не преграда, стена - часть этого мира. Впитай это в себя, и любое препятствие уже не будет для тебя препятствием. Оно растворится в тебе, ты растворишься в нём, и оно тебя не задержит.
Образ матери. На этот раз её лицо будто закрыто серой вуалью. Чтобы разглядеть его, достаточно приподнять лёгкую ткань.
Солнечный луч, ослепивший глаза, дарит закрытым векам тепло. Оно растекается по всему лицу. Затем перекидывается на тело.
Легкий, призрачный шёпот:
- Ты ведь ступил в трясину, и она тебя пропускала.
Дини делает шаг, второй. Теперь он стоит вплотную к стене. Его руки поднимаются, они направлены ладонями вперёд. Ладони касаются стены, но мальчик не чувствует преграду - руки медленно погружаются ВНУТРЬ стены, как если бы она состояла из серого, сильно сконцентрированного тумана. Ещё немного - и мальчик погрузит в стену руки по локоть.
Этому не суждено случиться. По крайней мере, сейчас.
Из слипшейся тьмы потолка вырывается некрупное, скомканное тело. Летучая мышь беззвучно пикирует на мальчика, напоминающего со стороны лунатика, прогуливающегося во сне. На излёте тварь распахивает дряблые плащики крыльев и всей массой вонзается в голову ребёнка. С тихим, каким-то старческим, песчаным шелестом летучая мышь снова взмывает к потолку, на секунду растворившись в темноте, этой родственнице её непознаваемой души, чтобы тут же начать второй заход.
На этот раз тварь опускается мальчику на плечо и жадно, суетливо тыкается мордочкой в его шею. Чтобы прокусить кожу и присосаться к ране.
2
Они увидели стены города, когда небо на востоке потускнело из-за дыхания ночи, зашевелившейся в своём логове.
Карета шла на полной скорости, но ближе к Антонии пришлось сбросить обороты, слишком густым стал поток людей, покидающих либо приближающихся к Антонии. Всадники подстраивались под ход кареты, и никого вперёд больше не отпускали. Лишь талх, ранее ехавший в паре вместе с Занлом, по-прежнему был выдвинут несколько вперёд.
Старх сидел, не говоря ни слова, бесстрастный, словно находился в далёкой башне, а не в карете, стонавшей от тряски. Планирование того, как они будут действовать, оказавшись в городе, взял на себя Луж. Он произнёс несколько коротких дельных фраз, и Уинар удовлетворённо кивнул. Старх молчал.
Он заговорил, когда один из всадников сообщил о появлении на горизонте Антонии.
- Быть может, я смотрю слишком далеко, - сказал глава Ордена. - Сначала мы должны, наконец, получить его. Но...если верить в лучшее, ваши предложения, как уходить из города?
Луж, не раздумывая, заявил:
- Надёжнее усыпить мальчишку. Тогда с ним можно будет оставить одного человека или двух. Остальные - страхуют.
Уинар кивнул.
- Я тоже за это. Избавимся от неприятных сюрпризов.
Они оба посмотрели на Старха. Тот некоторое время молчал.
- И куда мы направимся? - спросил он. - Кажется, об этом вы не подумали.
Пауза длилась не меньше минуты. И хотя обычный человек ничего бы не рассмотрел за бесстрастными масками, укрывшими лица членов Совета Ордена талхов, Старх осязал их некоторую озадаченность.
Наконец, Уинар осторожно заметил:
- Вернёмся в монастырь. Разве нет?
Старх рассматривал пол кареты.
- Я не уверен в этом.
Луж молчал. Уинар глянул на него, снова перевёл взгляд на Старха, поколебался и всё-таки спросил:
- Разве это не лучший вариант?
Старх поднял глаза, но смотрел он, казалось, сквозь Уинара.
- Если мы не добьёмся от него то, что нам нужно, не будет смысла, где бы мы ни находились. Вы же прекрасно понимаете, эпидемия началась. Началось то же, что уничтожило прежний Мир. И это не остановить. Ни какими ухищрениями древних алхимиков! Ни чем иным. Люди обречены. Они были обречены раньше, когда уже до некоторой степени могли повелевать силами природы, обречены они и сейчас, хотя я по-прежнему придерживаюсь мнения, что в прошлом Мире эпидемию вызвала перенаселённость.
Луж и Уинар молчали. Старх знал, что бы они могли сказать в противовес. Монастырь - та ещё твердыня, и пройдут годы, прежде чем невидимые молекулы смерти проникнут на его территорию, покончив с последним прибежищем жизни. Долгие годы! За которые мало ли что изменится. В конечном итоге, талх, любой талх должен отстраниться от осознания неизбежного и бороться до последнего. Но Луж и Уинар ничего не сказали. Они также знали, что это ничего не изменит.
- И мальчик также ничего не изменит, - добавил Старх. - Он не в силах остановить то, что посылает само Небо. Однако он в силах помочь некоторому количеству людей. В конце концов, о горстке праведников, переживших Второе Пришествие упоминается ещё в Библии. И это повторится. Если же мы по какой-то причине не будем иметь к ним отношения, в остальном смысл отпадёт.
В этот момент, практически прерывая дискуссию, один из всадников сообщил, что карета вот-вот въедет в городские ворота. Талх, направленный вперёд, уже сказал всё необходимое страже.
- Мы сильно рискуем, - пробормотал Уинар. - Комендант в Антонии - не дурак. Как только посольство Тамали по какой-то причине растворится в этой клоаке, называемой его городом, он сразу заподозрит неладное. Конечно, он не обязательно подумает в первую очередь о талхах, но...может пойти на крутые меры.
Старх не прокомментировал это, Луж тоже предусмотрительно молчал, и Уинар заметил:
- Мы бы немного потеряли времени, если бы избавились от маскарада вне города. О посольстве Тамали вспомнили бы не скоро.
Старх чуть заметно пошевелился.
- Мы и без этого можем опоздать. Что же касается последствий, после всего они уже не будут иметь значения.
- Комендант может пойти на то, чтобы закрыть ворота, - возразил Уинар. - Сейчас в этом не было бы ничего удивительного.
- Проехали, - негромко сказал Луж.
Старх глянул на него, удовлетворённо кивнул и обратился к Уинару.
- Что ж. Я не вижу проблемы и в этом. По-моему, на прощание с этим миром можно поразмяться и устроить хорошую потасовку. Неужели так сложно открыть ворота, которые закрыли?
3
Дини вскрикнул, замотал головой, словно только что очнулся от тяжёлого, смрадного кошмара, почувствовал копошение на своём плече, краем глаза заметив летучую мышь, и сорвал тварь, заставив её взметнуться к потолку.
Было чувство, что он только что наблюдал за собой со стороны, через что-то прозрачное, какую-то ткань, и это созерцание погрузило его в транс, напоминавший сон наяву. С опозданием пришло ощущение удара в голову, упругого комка тела летучей мыши. Удар не повредил, он вышел каким-то тупым, но транс созерцания оказался оборван подобно нити, за которую Дини держался, робко шагая в чернильной темноте.
Возвращение в прежнее состояние сопровождалось сильным приступом страха, и мальчик удержался от вопля лишь потому, что перед внутренним взором тут же возник уродливый гигант. Закричи Дини, и похититель догадался бы, что мальчик очнулся. В последнее мгновение Дини сжался, не пуская из себя волну эмоций, нашпигованных высокими, пронзительными звуками. Мальчик прислушался, одновременно следя за потолком, где, как в сетях, копошилась летучая мышь.
Не сразу, но Дини, наконец, осознал, он едва не совершил нечто немыслимое, результатом чего могло бы стать...освобождение. У ребёнка перехватило дыхание при этой мысли. Глядя в потолок, он покачал головой, не замечая движения собственных рук, похожие на отталкивание чего-то физического. Он не был готов в это поверить, лишь отчётливые образы ладоней, погружаемых в стену, утверждали обратное.
И ещё озарение того, что делала летучая мышь.
Тварь всё копошилась и копошилась в недоступном полумраке, будто кто-то застенчивый, не решавшийся явиться посторонним взорам. Дини вдруг стало понятно, что именно эта мерзкая тварь не позволила ему завершить начатое. Летучая мышь то ли воспользовалась его состоянием, то ли это и была основная цель её действий, помешать. Быть может, всё, что она делала ранее, и несло в себе единственную цель - остановить Дини в определённый, самый важный момент. Эта мысль пришла так, словно её кто-то подбросил, сам Дини не проявил ни каких усилий, чтобы сделать подобный вывод. Просто в сером, тягучем дне вдруг возник невесть откуда взявшийся солнечный лучик. И он, этот лучик, подвинул завесу тьмы, не намного, но освободившийся яркий свет проник в самое сердце.
Между тем под потолком исчезли шевеление и шорох, уступив место звенящей враждебной тишине. Дини болезненно сглотнул. Он понимал, тварь никуда не делась, она там, у потолка, замерла под прикрытием непробиваемого мрака. И ждёт.
Она ждёт, когда снова представится подходящий случай. Когда Дини опять попытается "уйти" отсюда или же просто заснёт. И оттуда, из сгустка чернильного мрака явственно исходила смертельная угроза. Именно смертельная. Летучая мышь была нацелена на убийство.
Неизвестно, в каком направлении пошли бы мысли ребёнка, быть может, он повременил бы с повторением своего невероятного подвига, во всяком случае, выждал бы какое-то время, рассчитывая, что тварь снова даст о себе знать, если бы не звуки снаружи. Они означали одно - наверху, в доме, что-то происходит. Кто-то пришёл или похититель о чём-то говорит с человеком, лица которого Дини не видел. И речь, скорее всего, идёт о мальчике в подвале.
У меня почти нет времени, пронеслось в голове.
Несмотря на озноб, похожий на порыв ветра, Дини повернулся к стене, противоположной единственному входу подвала. На этот раз мальчик подошёл к стене вплотную, коснулся её ладонями. Прохладный неприветливый камень будто съёжился под прикосновением. Будет тяжело, как будто прошептал кто-то. Мешают звуки сверху, несущие бездну вместо будущего и дороги. Мешает дышащий смертью скользкий сгусток темноты, скрывающий в своём чреве диковинную тварь, так долго делавшую не то, к чему она на самом деле стремилась. Мешал страх, вновь вспыхнувший с новой силой, как затухавший костёр, куда подбросили ссохшуюся щепку.
Впрочем, выбора не было. Отчасти это и помогало. Оставалось лишь верить, что всё получится.
Дини последний раз глянул в чернильную жижу потолка и отвернулся, выбросил из головы присутствие летучей мыши в подвале. Мальчик закрыл глаза, сосредоточился на своём стремлении выйти отсюда.
Участки стены под ладонями потеплели, после чего заметно нагрелись, но Дини уже не осознавал этого. Он уже не видел стены перед собой, не замечал ни звуков, ни подвала. Он смотрел вдаль, где в сером тумане ширилось пятно света. Оно приближалось, становилось ярче, но чтобы достичь его, нужно было идти навстречу. Что Дини и делал. Шагал к пятну света, просто шагал, как делал бы это на лесной тропинке.
Никто не мог видеть, как руки мальчика до локтей погрузились в стену, медленно проникая всё глубже и глубже, будто это был вовсе не камень, а дым, законсервированный, ровно отрезанный и напоминавший непреодолимую преграду лишь визуально.
Никто, кроме твари, свисающей вниз головой миниатюрной тушкой.
Внезапно существо вышло из оцепенения, оторвалось от потолка, падая бесформенным комком вниз, и только у самого пола расправила крылья, чтобы вспорхнуть и опуститься человеку на плечо. Не медля, летучая мышь припала тупой, уродливой мордочкой к шее мальчика. Однако проделать ранку и присосаться к ней тварь не успела.
Мальчик сделал ещё один шаг, практически полностью погрузившись в стену, и летучая мышь оказалась сброшена, будто и не было никакого человеческого плеча, на котором она только что сидела.
Тварь упала на пол, взлетела, разрезая черноту подвала немыслимыми пируэтами. Хотя никаких звуков она не издавала, всё её существо источало немые вопли злобы и страха.
4
Драго почувствовал его прежде, чем заметил визуально.
На улице, где прохожие были не так часты, вдруг что-то изменилось. Вечерело. И жители города, прежде, так или иначе, появлявшиеся здесь, исчезли вовсе. Правда, будь улица заполнена, Драго всё равно бы обнаружил его. Слишком особенным человеком, даже просто по своему положению в этом мире, являлся глава Ордена талхов.
Время шло, и Драго несколько раз спрашивал себя, не ошибся ли он, оставшись. Дом, на который было направлено всё его внимание, не подавал признаков жизни. Он казался покинутым. И что самое странное Драго не удавалось его "прощупать".
В конечном итоге, Драго поймал себя на абсурдной, недопустимой мысли. Недопустимой для талха его уровня. Уд по какой-то причине, возможно, указ сверху, уничтожил Гела. И вернулся туда, где оставлял мальчика. С этим согласовалось и то, что Уд так быстро покинул дом связного. И теперь Драго сидит у пустого дома, скрывающего в своём чреве мертвеца, дома, в который заглянут ещё не скоро. Тем временем Уд, быть может, вовсе покинул город.
Драго поймал себя на том, что подобные мысли прогрессируют, и взялся за них всерьёз. Мысли исчезли, но тупая тревога, так до конца и не раздавленная, распласталась на дне подсознания, желая во что бы то ни стало выжить и возродиться вновь. Нет, говорил себе монах, с этим домом ещё будут связаны важные события, и он, Драго, находится в нужном месте и в нужное время.
Так и случилось.
Две неприглядные тени, одна за другой, будто близнецы, так и не научившиеся разделяться, скользнули по улице. Вроде бы мимо дома связного, но Драго, словно пёс, заждавшийся, оголодавший, нюхом учуял в них не просто прохожих. Так ирреально передвигаться по опустевшей улице, точно и нет никакого движения, могли лишь талхи. Они не вернулись, но Драго и не подумал, что ошибся. Он ждал. Спустя считанные минуты в промежуток между домами плавно вкатилась ещё одна тень. На расстоянии от неё следовала другая. Первая тень, более быстрая, хотя скорость ничуть не лишала ощущения бесплотности и отсутствия у стороннего наблюдателя, скользнула к дому Гела, задержалась у фасада и, как дым, растворилась за углом. Похоже, человек обходил дом.
Драго уже знал, вторая тень, идущая к дому, и есть Старх.
Глава Ордена приблизился к входной двери. Драго не мог сказать, стучал ли Старх или же он просто ждал. Долго ничего не происходило. Драго ждал вместе со Стархом. И, конечно, с теми, кого он сейчас не видел, но кто, несомненно, присутствовал в волнах подступавшей, усиливающейся тьмы.
Наконец, дверь приоткрылась, и Старх медленно, словно всё происходило в далёком монастыре, спокойно вошёл в дом. Пауза - и дверь затворили.
Драго почувствовал, каким горячим стало тело. Ощущения, рождённые неудобством позы и долгим сидением на дереве, обрушились на него, будто москиты, с опозданием нашедшие жертву. С одной стороны он и надеяться не смел, что обнаружит так быстро и в одном месте всех, кому бы хотелось задать вопросы. С другой стороны возникло чувство, что он опоздал. Промедлил, гадая, как выцедить побольше пользы из ситуации. И вот, мальчика, который находится в доме, возьмут те талхи, у которых его отбить почти немыслимо.
Что ему предпринять? Взять кого-нибудь живым и потребовать ответы на те вопросы, что плавят его мозг? Или приложить возможные усилия, чтобы вырвать ребёнка из рук Ордена, предавшего его, Драго? Вообще, нужно ли ему сейчас думать о мальчике, раз уж сам Старх, можно сказать, пожаловал в гости?
Монаха отвлекла тень, скользнувшая к дому связного. Наверное, один из тех, кто вдвоём прошли в одну сторону. Силуэт заставил вспомнить Уинара. Конечно, они здесь все. И Уинар, и Луж. Занл давно в доме, теперь сомнений быть не может.
Почему-то образ мальчика понемногу заслонял собой всё остальное. Нет, то, что мальчик практически не дал Драго погрузиться в тёмные воды загробного мира, не имело особого значения. Обычная благодарность - не для талхов. Конечно, как и любой другой человек, Драго был благодарен ребёнку, но это чувство не должно стать поводом для каких-то действий. Подобное - проявление слабости, основанное на ложном чувстве воздаяния. Точно, как и абсурд древних: око за око. Так и монету за монету, значило тоже самое, лишь с другого края. Причины, толкавшие монаха на то, чтобы вырвать мальчика из рук членов Совета Ордена, были другими.
Во-первых, он хотел знать всю подноготную паутины, что плелась Стархом вокруг мальчика и Пророчества. В конечном итоге так легче и умирать, когда дорога, приведшая к этому, не скрыта во мгле. Во-вторых, Драго не без оснований полагал, что предали не только его, но и Орден в целом. Группка людей, пусть даже верхушка, цвет Ордена, старалась лишь для самих себя. Это было теперь вполне очевидным, и хотя казалось немыслимым, Драго почти не удивлялся, приняв железные факты. В этой ситуации со стороны монаха не только не было чего-то противоправного, он, можно сказать, в некотором роде восстанавливал справедливость. Хотя, восстанавливать справедливость, понятие примитивное, это удел простых смертных, но не талха.
И, кроме того, в процессе действий могли приоткрыться некие новые детали, о которых Драго в данный момент не думал в силу своего неведения. Словом, он должен направить свои усилия на то, чтобы освободить ребёнка.
Понимая, что каждая секунда может оказаться решающей, Драго приготовился спуститься на землю. Дом, во дворе которого монах находился, погрузился в темноту, и вряд ли хозяева увидят его. Драго не беспокоил вопрос, как долго пробудут Старх с подручными в доме Гела. Отправятся ли они отсюда с утра или среди ночи. В любом случае Драго будет ждать. Хотя он и склонялся в пользу того, что талхи покинут убежище на рассвете, перед тем, как стражники откроют городские ворота.
Впрочем, был вариант, что талхи останутся здесь и завтра, и послезавтра. Им нужен был мальчик, и они его получили. Теперь им ничто не мешает, дорога же обязательно подарит свои проблемы. В этом случае положение Драго ухудшится.
Покинув дерево и скользнув в тень забора, Драго спросил себя, что он будет делать в этом случае. Мелькнула мысль, что остаётся столкнуть две стихии и под этот шум попытать счастья. То есть, сообщить кому-нибудь из гарнизона, где находится мальчик. В противном случае в дом Гела Драго не войдёт. Если понадобится, он пойдёт и не на такое. В конце концов, с ним поступили гораздо хуже. Хуже и подлее.
Монах ещё не успел продумать эту мысль, как его привлекло движение. Приоткрылась входная дверь. Драго не ожидал этого. Он рассчитывал, по меньшей мере, на несколько часов монотонного наблюдения. Ворота в Антонии уже закрыты, покидать же город, перебив стражу, неразумно. Хотя была вероятность, что талхи по какой-то причине решили сменить место. Возможно, другой дом приспособлен лучше для того, чтобы получить от мальчика то, что им надо.
Из дома выплыла тень, оглянулась по сторонам. За ней на крыльце показалась другая. Послышался неразборчивый разговор, и люди кляксами брызнули в разные стороны. Выскочил ещё кто-то и прошмыгнул куда-то за дом.
Происходило что-то странное. Драго почувствовал это. Талхи, находившиеся в доме, не просто вышли, чтобы осмотреть направления, в их движениях сквозила настоящая паника. Люди, что-то забывшие или потерявшие. Или упустившие.
Драго вдруг показалось, что он знает причину.
5
Занл практически вышел из транса, когда Гел сообщил, что мимо дома проскользнули люди, явно испытывавшие интерес к его дому.
На самом деле медитация, позволившая проникнуть в собственное прошлое и рассмотреть существующие там лица заново, заняла гораздо больше времени, чем рассчитывал Занл. Понятное дело, когда погружаешься в подобное состояние, время контролировать почти невозможно. Оно вытекает песком в песочных часах, и тот момент, когда оно внезапно исчезает, ухватить нереально. Только что верхняя половина была полной, и вот она пуста.
Кроме того, это состояние Занл продлил искусственно, когда вроде бы получил то, что хотел. Он мог "выйти", но полученная картинка шокировала его, показалась ошибочной, некоей галлюцинацией, подброшенной могучим врагом, проникшим вместе с Занлом в его трансовое состояние.
Он увидел лицо Драго, смутно видел, как под вуалью, но это был именно Драго. Естественно, этого не могло быть, поэтому Занл повторил сеанс, по-настоящему так и не выйдя из первого.
Второй дался сложнее. Муть, закрывавшая лица людей, сидевших на повозках, не хотела рассасываться, она зависла перед глазами Занла упрямой опухолью, и тот даже заново "прощупал" всадников, каждого в отдельности. Нет, ничего. Все эти лица ни о чём не говорили. Никто из их обладателей не являлся источником той тревоги, которая и заставила Занла заняться медитацией. Занл снова "вернулся" к людям на повозках. Время шло, Занл упорствовал, если только это слово подходило к тому, что он делал. И оказался вознаграждён. Он снова "увидел" всех.
И снова один из сидевших на повозках являлся талхом по имени Драго.