Колычев Владимир. А жизнь так коротка!

   После каждой тренировки она к себе домой его тащит, в постель тянет. Он соглашается, из жалости. Кретин. Надо обрубать концы. Помучается девчонка, поплачет, а потом забудет. Молодая она еще, чтобы зацикливаться на несчастной любви. Семнадцать ей всего. Восемнадцать через три месяца стукнет...
   – Олеся, – сказал Леон, затягивая паузу.
   – Что? – не выдержала она.
   – Нам надо расстаться...
   – Расстаться? – У нее отвисла челюсть. – Но почему?
   – Потому что я люблю другую...
   – Так я и знала! Так я и знала!.. Это она, эта сучка Наташа, малолетка чертова...
   – Да, ты угадала... Извини, так уж вышло...
   – Я тебя ей не отдам! – Ее глаза затуманились, в них мелькнул огонек безумия.
   – Я не вещь...
   – Но я тебя люблю и жить без тебя не могу...
   Ну вот, сопли полезли...
   – Поверь, мне очень жаль, что все так получилось...
   Леон встал, тяжело вздохнул и направился к выходу из комнаты. Только ничего у него не вышло. Олеся подскочила к нему, схватила за руку. Отцепиться от нее можно было только силой. Но не выламывать же ей руки...
   – Если ты уйдешь, я убью себя...
   Эта угроза не беспочвенная. А вдруг и на самом деле наложит на себя руки?
   – Останься. Прошу тебя... Хотя бы на одну только ночь...
   Ладно, на эту ночь он с ней останется. Но это в последний раз.
   В постели Олеся буйствовала. Она делала все, чтобы Леон был доволен. Как будто секс – это главное в жизни.
   Закончилось все в третьем часу ночи. С чувством исполненного долга Леон повернулся на бок и закрыл глаза. Олеся направилась в ванную. Засыпая, он слышал, как она тихо разговаривает с кем-то по телефону. О чем именно, он не разобрал...
   Утром его разбудила Олеся. Она склонилась над ним и ласкала его мужское достоинство. Было так хорошо, что Леон застонал от блаженства. А потом Олеся легла на спину, он забрался на нее и ввел в нее свой инструмент. Она закричала. Как будто ее насилуют. Какой-то новый прикол...
   И в это время дверь в ее комнату распахнулась. На пороге стояли ее родители. Они были возмущены, их глаза готовы были выскочить из орбит.
   – Что это такое? – прогрохотал отец.
   Леон как ошпаренный отскочил от Олеси, схватил простыню, закрыл ею свои чресла. Никогда еще ему не было так стыдно, как сейчас.
   – Папа, он изнасиловал меня, – заплакала Олеся, даже не пытаясь скрыть свою наготу.
   А вот это удар ниже пояса. Леон похолодел.
   – Да я его!
   Олесин отец шагнул к нему. Здоровый мужик, в руках сила немалая.
   – Папа, не надо... Я на него в милицию пожалуюсь...
   В милицию?! Леон с еще большим удивлением посмотрел на Олесю. Вот так номер! Она на него заяву в милицию накатать собирается. В изнасиловании обвинить... Он был так растерян, что не мог сказать ни слова...
   – Вон отсюда! – завизжала ее мама, указывая ему на дверь.
   Непослушными руками Леон натянул на себя брюки, накинул рубашку. И тут Олесин отец схватил его за шкирку и как напроказившего щенка потянул к выходу из квартиры. Леон не сопротивлялся и через несколько мгновений был вышвырнут на лестничную площадку. И вдогон ему полетели его кроссовки...
   Он шел по улице с опущенной головой. Олеся предала его, по-скотски подставила. Изнасилование перед родителями разыграла. И милицией еще угрожает... Ну, насчет милиции – это скорее всего не всерьез. Так, напугать хотела... А вдруг все же до милиции дело дойдет?
   Не думал Леон, что Олеся явится на тренировку. Но она пришла. Только без кимоно. И подло улыбнулась.
   – Ну что, ушел от меня? – с издевкой спросила она.
   – А разве нет? – с трудом сохраняя спокойствие, ответил он.
   – Заявление уже в милиции...
   – Ты шутишь...
   – Ничуть. Ты изнасиловал меня. И родители это подтвердят. А еще я побои сняла...
   – Какие побои?
   – Ты же меня бил...
   – Ты что, с ума сошла?
   – Нет. Я просто несколько раз себя ущипнула... Но кто докажет, что это следы не от твоих рук?
   На лбу у Леона выступила испарина. Вот мразь! По полной программе его в оборот взяла. Врезать бы ей по физиономии!..
   – Сука ты!
   – Да, сука... Но твоя сука...
   Она откровенно издевалась над ним.
   Если она в самом деле заявила на него в милицию, ему не избежать тюрьмы. И срок немалый накрутят.
   – Но меня же посадят...
   – Так тебе и надо!
   Ее злорадная улыбка убивала.
   – Но я же ни в чем не виноват...
   – Как это не виноват? Ты бросил меня. Это преступление...
   – Что ты хочешь от меня?
   – Женись на мне. И я заберу заявление...
   – Это шантаж...
   – Ну и что? Я же говорила тебе, что никому тебя не отдам... Никуда ты от меня не денешься...
   – Я не могу жениться на гадюке! – с достоинством сказал Леон и повернулся к ней спиной.
   – Ну, ну, – послышалось вслед. – Мы еще посмотрим...
   А на следующее утро домой к нему заявились два милиционера.
   – Гражданин Булатников, вы арестованы...
   Леон уже знал, какое ему предъявят обвинение. Он без разговоров протянул милиционерам руки. И обреченно вздохнул, когда на них защелкнулись стальные браслеты наручников.
   Леон слышал о камерах в местной тюрьме. Грязное вонючее помещение, под завязку забитое отбросами общества. Звериные нравы царят здесь, не так просто освоиться в этой среде.
   Вопреки ожиданиям, в камере было сухо и просторно и парашей не воняло. Шесть железных коек с матрацами, в один ярус. Дышится легко. Только вот контингент не очень. Три здоровых мужика с волчьими взглядами и густой паутиной татуировок на телах. Типичные уголовники. Добра от таких не жди. И еще двое обитателей. Эти обыкновенные люди. Интеллигент в очках и старик с умиротворенным взглядом.
   Коренные обитатели тюрьмы разместились за грубо сколоченным столом. Нещадно курили и резались в карты. Но они оторвались от этого занятия, когда в камере появился Леон.
   – У-у, тю-тю, какой голубчик! – прошепелявил один.
   И зловеще сверкнул взглядом. – Назовись? – спросил второй.
   – Не понял...
   – Кто такой, по какой статье тебя сюда впарили? – сердито объяснил третий. – Фраер дешевый...
   – Леонтий меня зовут. А номер статьи не знаю, не объяснили...
   – А сам не знаешь?
   – А я что, юрист?..
   – Короче, что шьют тебе?
   – Да вроде как изнасилование...
   Уголовники как-то странно оживились. Их лица исказили гнусные улыбки. Один из них поднялся из-за стола и подошел к Леону. Из его открытого рта воняло.
   – А ты знаешь, козел, что мою сестру изнасиловали? – прошипел он.
   Ну да, если бы у Олеси был такой брат, Леон и знать бы ее не захотел... Шутка, но она придала ему бодрости.
   – А как ее зовут, твою сестру? – усмехнулся он.
   – Я могу сказать, как будут звать тебя, – захохотал кто-то за столом. – Людой ты у нас будешь...
   – А мне больше Таня нравится, – загоготал другой.
   – Понял, козляра, кем ты будешь? – спросил с издевкой тот, который стоял рядом с Леоном. – Мохнатый сейф ты вскрыл, за это у нас опускают. Сечешь?
   – Куда опускают? – не понял Леон.
   – Ты чо, в натуре, дикий?.. В шоколадницу контачить тебя будем...
   – Давно я петушатины не пробовал! – послышался голос из-за стола.
   – Своя баба у нас теперь будет на хате...
   Наконец-то до Леона дошло. Его собираются изнасиловать. Но он же не педераст!
   – Э-э, вы что? – Он отступил на два шага назад.
   – Цыпа, цыпа, цыпа, петушок ты наш... – шагнул за ним уголовник.
   – Люду хочу, Люду! – заорал второй, поднимаясь из-за стола.
   – А я Таню! – заголосил третий, присоединяясь к нему.
   Трое против одного. Но у Леона есть шанс.
   – Не подходите, худо будет. Предупреждаю вас!
   Но его никто не слушал. Первый уголовник протянул к нему руку, схватил за майку.
   И тут же поплатился за это. Леон взял его кисть на болевой прием. И сразу же удар коленкой в пах. Противник заорал от боли. Удар ладонью в адамово яблоко оборвал его крик. С одним покончено. Остались двое.
   Уголовники бросились на него одновременно. Одного он достал кулаком в солнечное сплетение. Второй пнул его ногой в живот. Хотел добавить кулаком в челюсть. Но Леон успел заблокировать его руку и врезать ногой ему по коленке. Тот взвыл. Пока он приходил в себя, Леон добил первого. Точный и резкий удар в позвоночник надолго отключил его от внешнего мира. Второго он послал в глубокий нокаут локтем в висок...
   Пусть знают, что его задница неприступна!
   Уголовники лежали на холодном полу. Леон направился к двум другим обитателям камеры.
   – Эй, мы здесь ни при чем! – отодвигаясь от него, закрылся руками очкарик.
   Боится, что и ему достанется. Только зря.
   – Где здесь свободная койка? – хмуро спросил Леон.
   Свободной оказалась койка возле параши. Нет, туда он не ляжет. Но и очкарика со стариком сгонять со своих мест не станет.
   – А где эти спят? – Он кивнул на бесчувственных уголовников.
   Ему показали их койки. Леон выбрал место получше.

* * *

   Граф вернулся с курорта. Ровно две недели жарился на солнце. Кайф! И Анжела всегда под боком. Жаль, трахал ее нечасто. Приходилось выбирать моменты, чтобы Наташа ни о чем не догадывалась. Для нее Граф был всего лишь случайным знакомым мамы. Просто друг...
   И вот он снова в Задворске.
   В городе все спокойно. Никто ни на кого не наезжает, никто ни перед кем права не качает. Но все это до поры до времени. Сейчас такие времена, когда дерьмо само наверх всплывает.
   – Тут это, чувака, которым ты интересовался, менты замели, – как о чем-то третьестепенном сообщил ему Финт.
   – Какого чувака? – не сразу понял Граф.
   – Ну этот, Леонтий... Каратюга, короче...
   Все ясно. Этот пацан Наташу от Лешего спас. Граф им еще до отъезда интересовался. Финт вмиг справки о нем навел. Тренер по карате, черный пояс. Очень хорошо. Только благодарить он его не собирался. Пусть радуется, что ему по башке за Наташу не настучали...
   – Откуда знаешь?
   – Да на хату он попал, где Чучело парится...
   – Ну и...
   – С Чучелом Пистон и Клещ чалятся. Всех троих чувак замесил... Опустить они его хотели...
   – Беспредел, в натуре...
   – Да нет, не беспредел... Чувак за мохнатый сейф на хату загудел...
   – Да ты чо?..
   – Я тут на всякий случай справки навел. Чувак бабу свою изнасиловал. Ну вроде того. Но это туфта. Он девке этой уже давно вправляет. А тут какой-то разлад у них. Девка заяву ментам и накатала...
   – Подстава?
   – Она самая... С девкой бы перетереть...
   – Зачем?
   – Пусть заяву заберет...
   – А на хрена?
   Пусть Леонтий к хозяину идет. От Наташи будет подальше. И вообще, пусть знает, как с девками связываться... Только вот в петухах ему ходить не пристало...

* * *

   Двое суток Леон не смыкал глаз. Боялся заснуть. Во сне он беспомощный. Три урки только и ждут, когда он расслабится. И ведь дождутся когда-нибудь...

   Третья ночь в камере. Урка на соседней койке не спит. Все ждет, когда Леон заснет. Но не дождется...
   Глаза закрывались, сон накатывал мощной волной. Но Леон держался. И все же под утро он проиграл бой. Заснул...
   Проснулся от боли. Три закоренелых уголовника стащили его с койки, бросили на пол. Двое держали за руки, третий с силой бил по почкам. Боль невыносимая. Еще немного, и он потеряет сознание. А вслед за этим и девственность своей задницы. Он станет петухом.
   Леон заорал. Не столько от боли, сколько от обиды.
   И вдруг скрипнула дверь в камеру. На пороге появился сержант-надзиратель.
   – Прекратить безобразие! – заорал он.
   Но входить в камеру не решался.
   Урки неохотно оставили Леона и разбрелись по своим койкам.
   – Иди сюда! – Надзиратель поманил пальцем одного уголовника.
   Тот подчинился с еще большей неохотой.
   Леон видел, как сержант ему что-то передал.
   Надзиратель закрыл дверь в камеру. С другой стороны, разумеется. «Коренной» сел на свою койку, развернул клочок бумаги. Значит, надзиратель передал ему какую-то записку.
   Лицо урки выражало разочарование. Даже обиду. Он с неприязнью посмотрел на Леона.
   – Ну чо, фраерок, моли своего ангела... Сам Граф за тебя впрягся. Подстава вышла, не вскрывал ты мохнатого сейфа. Не велит тебя трогать...
   – А чего это Граф за него подписывается? – недовольно спросил второй урка.
   – А вот это не твое собачье дело, – с умным видом пояснил первый. И Леону: – Живи, щегол!
   Никакого Графа Леон не знал. Кто он такой, с чем его едят, неясно. Зато понятно, что здесь, в тюрьме, его слово весит больше прокурорского.
   В эту ночь он спал спокойно. И в следующую тоже...

* * *

   – Леон, милый, ну, одумайся. – Олеся смотрела на него умоляющим взглядом.
   Эх, если бы дотянуться до этой сучки, пережать руками ее кингстоны! Но нельзя! Их разделяет решетка...
   Вторую неделю он под следствием. И вторую неделю Олеся ходит к нему. Одуматься просит. Хочет забрать свое заявление. В обмен на печать в паспорте. Но теперь она точно этого не добьется...
   – Шла бы ты отсюда, а?
   Больше ничего он не мог ей сказать.
   Женщина-следователь глядела на нее сердито.
   – Итак, вы хотите забрать свое заявление? – Ее тон был сух и неприятен.
   – Да, хочу, – тяжело вздохнула Олеся. – На самом деле все не так, как я написала...
   – А как?
   – Мы дружили с Леоном. Но он хотел меня бросить. И тут на меня нашло. Я разыграла спектакль, позвонила родителям...
   – Зачем вам все это?
   – Женить на себе хотела...
   – Вы мне этого не говорили, – сверкнула глазами женщина. – Ваши действия можно квалифицировать как шантаж. Вы сами можете попасть за решетку. Лет пять вас устроит?..
   Внутри у Олеси все перевернулось. Неужели все так далеко зашло?
   Да, она очень любила Леона. Готова была на все, лишь бы оставить его себе. Даже в тюрьму его посадила. Но он не хочет жениться на ней. Он презирает ее. Они никогда не будут вместе... Она поняла это, поэтому хочет забрать заявление. Пусть Леона освободят... Но тогда посадят ее саму... Ей стало страшно.
   – Я не хочу сидеть в тюрьме, – побледнела она.
   – Я тоже так думаю... У меня были ваши родители. Они просили меня наказать преступника...
   – Но Леон не преступник. Он не насиловал меня...
   – Но вы же спали с ним?
   – Да...
   – А сколько вам лет?
   – Семнадцать...
   – Вот видите, вы еще несовершеннолетняя. А это знаете как называется?
   – Как?
   – Совершение развратных действий с малолетними... В общем так, заявление вам не отдаю. Если вы будете настаивать, я добьюсь возбуждения уголовного дела с целью привлечь вас к ответственности. Вы меня понимаете?
   – Да...
   – Тогда не смею больше задерживать вас...
   Олеся выходила из кабинета, не чувствуя под собой ног. Больше всего на свете она хотела бы сейчас умереть...

* * *

   Не раз смотрел Леон фильмы про героическую милицию и негодяев-жуликов. Видел на экране и преступников, сидящих на скамье подсудимых. Иной раз представлял себя на их месте, и ему становилось жутко.
   И вот суровая действительность посадила на это страшное место его самого.
   Олеся, потерпевшая и главный свидетель обвинения, отсутствовала. Леон уже знал, что вчера вечером она наглоталась таблеток какого-то снотворного. Хотела покончить с собой. Но не вышло. Чуть-чуть не хватило дозы. Сейчас она в тяжелом состоянии в больнице. Давать показания она сможет не раньше чем через месяц, а то и два.
   Но прокурор так долго ждать не хочет. Ему бы побыстрее закрыть дело и сдать его в архив. И для этого Олеся, оказывается, вовсе не нужна. Есть ее заявление, протокол допроса, а потом еще в качестве свидетелей выступили родители потерпевшей. Да и чего тут мудрить? Вина подсудимого не вызывает сомнений. Дружил с девчонкой, склонил к сожительству. А ведь она несовершеннолетняя – это ясно как божий день. В завершение всего подсудимый изнасиловал несчастное дитя. Родители потерпевшей дали показания в суде – этого хватило, чтобы разрушить хрупкий бастион защиты.
   Суд удалился на совещание.
   Леон посмотрел на своих родителей, на брата. Красноречивый взгляд Ивана. Терпи, мол, казак, атаманом будешь... Ни отец с матерью, ни он сам не верили, что Леон виновен. Но от них, увы, ничего не зависело.
   Через полчаса судьи вынесли приговор. Четыре с половиной года колонии строгого режима. Леон был готов к этому, но все же гремучая тоска навалилась на него. Не в состоянии совладать с собой, закрыл глаза.
   Приговор вынесен, и поздно что-либо изменить.

Глава вторая

   – Ничего, ты девчонка крепкая, настырная. Ты еще своего добьешься...
   Тренер не смотрел ей в глаза. Ей скоро девятнадцать, а она как стояла в начале пути, так и стоит. Одно хорошо – на мастера спорта сдала.
   Почти год прошел с тех пор, как Леона посадили. Олеся не находила себе места. Понимала, что сотворила великую глупость. По ее вине человек попал за решетку. И не просто человек, а дорогой и любимый. Ей даже не хотелось жить. Перед судом она наглоталась таблеток. Думала, конец. Но нет, ее откачали. Три месяца в больнице. И дома еще столько же – реабилитационный период.
   По этой причине не попала в сборную страны по биатлону. А ведь все лето набивала руку в стрельбе из спортивной винтовки. Отличных результатов добилась. Мало того, она и сезон пропустила. Ни на одном соревновании не была. К тренировкам она могла только в апреле приступить. Но снег же не будет ее ждать.
   – Это хорошо, что ты повышаешь уровень мастерства по стрельбе. И на общефизическую подготовку жми, – продолжал тренер. – Глядишь, зимой на чемпионат Союза возьму...
   Не очень-то он верит в это. Но это его личные проблемы. А она своего добьется. О ней еще заговорят...
   И все же домой она шла в расстроенных чувствах.
   – Олеся! – уже во дворе она услышала знакомый голос.
   Она обернулась и увидела Жоржа. Май, жара, а он в военной форме. На груди золотом горит Звезда Героя. На лице улыбка. Опираясь на палочку, он шел к ней.
   – Вот я и вернулся, – радостно сообщил он.
   Как будто она его ждала... А ведь он когда-то хотел, чтобы она стала его девушкой... да и сейчас, похоже, не прочь...
   – Это просто замечательно! – натянуто улыбнулась она.
   Ее глаза разглядывали Золотую Звезду. О такой награде мечтают миллионы мужчин, но далеко не всем она достается. Герои Советского Союза – это что-то вроде святых. В их честь не воздвигают храмы, зато корабли их именами называют, улицы, школы... И Жорж один из них. Да о таком кавалере можно только мечтать. Девчонки-соседки от зависти уписаются...
   – Ты рада мне?
   Жорж здоровенный, как буйвол. Но наивный, как ребенок.
   – Очень...
   А может, она и в самом деле рада ему...
   – Ты сегодня вечером свободна?
   – Да, а что?
   – Хочу пригласить тебя в ресторан...
   – Приглашай...
   Ух ты, ресторан!..

* * *

   Наташе пятнадцать лет. Позади девятый класс, еще два года – и прощай, школа. Совсем взрослой станет. Да она и сейчас достаточно взрослая. По крайней мере, прекрасно понимает, что происходит между мамой и дядей Федором.
   Дядя Федор. Смешно-то как. Прямо кот Матроскин из Простоквашина. Только в нем самом смешного нет ничего. Мужчина от ногтей до кончиков волос. От одного взгляда попадаешь под его обаяние. А вдобавок ко всему он еще и достаточно красивый. Не то что этот, как его там... Леонтий.
   Леонтий парень крутой, она не спорит. Только лицом не очень. Не нравится Наташе этот тип мужчин. Поэтому пролетел парнишка над ней, как фанера над Парижем. Не подпустила она его к себе.
   И правильно, кстати, сделала. Оказывается, Леонтий попал за решетку. За совращение малолетних, как сказал дядя Федор.
   Дядя Федор все знает. Он тоже из Задворска, как и она с мамой. Второй раз он вместе с ними в Ялте отдыхает. Они на пляж, он за ними. Они в столовую, он тут как тут. Заменитель папы. И, между прочим, он даже спит с мамой. Как это ни прискорбно.
   Что ж, папа сам во всем виноват. Нельзя отпускать маму одну на море...
   У мамы любовь. Не какой-то там курортный роман, тут серьезней. Дядя Федор для нее все. Наташа знает это. Только не знает, кто он такой. Наверное, моряк. А иначе как объяснить то, что у него на теле много татуировок? А может, водитель-дальнобойщик? Вот у них сосед, дядя Леня, так тот водитель. У него все руки в наколках...
   А еще у них есть другой сосед. Павел Андреевич Булыгин. Нет, он не водитель и не моряк. Интеллигент он с ног до головы. И она любит Павла Андреевича. Да, любит! А что, не имеет права? Конечно, было бы правильней влюбиться в одноклассника или в того же Леонтия на худой конец. Но она любит человека, который годится ей в отцы.
   Павлу Андреевичу под сорок. Врач, заведующий хирургическим отделением городской больницы. Потрясающе красивый мужчина. А еще, увы, семьянин. Жена у него и двое детей. А ее он не воспринимает как женщину. Нисколько не интересуется ею. А ведь догадывается, что она влюблена в него.
   – Наташа, золотко мое, что с тобой? – как будто откуда-то издалека донесся голос матери.
   Наташа открыла глаза, посмотрела на нее. Вот она, рядом с ней сидит. И дядя Федор возле нее. За руку ее держит. Хотя бы убрал для приличия...
   – А что со мной, мама?
   – Ты о чем-то думаешь. И злишься при этом. У тебя такая гримаса, будто ты кого-то убить хочешь...
   – Это мое дело!.. И вообще, отстаньте от меня все!..
   Она поднялась с шезлонга и, не удостоив мать взглядом, пошла куда глаза глядят.
   – Отцовский характер, – услышала она за спиной голос дяди Федора.
   А что он вообще знает о ее отце?

* * *

   Жорж достал ключ, сунул его в замочную скважину, открыл дверь.
   – Прошу! – весело воскликнул он.
   Олеся первой прошла в квартиру, он за ней.
   Слаб он еще. Дает знать о себе ранение. Но дела идут на поправку. Скоро совсем очухается, инвалидность снимут, к нормальной жизни вернется. И на Олесе женится.
   Олеся не красавица. Но разве на одних красавицах женятся? Нравится она ему. Может, он даже любит ее. Очень он переживал, когда она с Леоном сошлась. Но Леон и Олеся расстались. Друг его в тюрьме. Вроде изнасиловал кого-то. А Олеся с ним, с Жоржем. И о Леоне ни слова. Как будто и не было его никогда в ее жизни...
   – Отличная квартирка! – В голосе Олеси звучал восторг.
   Еще бы не отличная. Пусть и однокомнатная, но улучшенной планировки. Комната двадцать метров, кухня – двенадцать. И лоджия роскошная. Почти центр города.
   Еще в прошлом году, когда в госпитале лежал, он через мать собрал все документы для постановки в очередь на квартиру. А разве он не имел на это права? Участник войны, Герой Советского Союза. Выделили ему квартиру в новом доме. А еще он о «Запорожце» для себя по льготной цене ходатайствует. В следующем месяце обещают машину. Не зря же он кровь на чужой земле проливал.
   Все у них с Олесей будет. И квартира, и машина, и семейное счастье. Жорж чувствовал в себе пробивные силы. Струнка в нем предпринимательская обнаружилась. Он еще не знает, как и на что, но организует свой бизнес.
   – Квартира-то хорошая, – кивнул Жорж. – Но нам скоро покажется мало. Ведь ты же родишь мне сына?
   – Или дочку, – зарделась Олеся.
   Вопрос об их свадьбе был решен. Заявление уже лежало в загсе. Через пару недель состоится церемония бракосочетания.
   Жорж и Олеся осмотрели новую квартиру. До самого вечера строили планы на будущее. А потом он проводил ее домой. И к себе отправился. И у подъезда своего дома столкнулся с Андроном и Бобом.
   – Привет, братан! – набросился на него первый.
   – Здорово, Жорж! – полез обниматься второй. – Как ты?
   – Да ничего, жить можно...
   – Ты домой?
   – Да вроде...
   – Так еще и десяти нет... А ну поворачивай назад. В кабак пойдем. Надо же встречу отпраздновать...
   – Что, деньги завелись? – спросил с улыбкой Жорж, хлопнув Андрона по плечу.
   – Да не так чтобы завелись, но на кабак хватит...
   Андрон и Боб закончили первый курс училища. Еще три года – и они офицеры ВДВ. Сейчас они в отпуске. Пару недель в Геленджике на солнце жарились, а теперь вот домой приехали. Через десять дней обратно уезжают.
   – Я ведь жениться собираюсь, – радостно сообщил Жорж после первого тоста за встречу.
   Сам он не пил. Категорический запрет врачей.
   – Да ну! На ком?
   – На Олесе, на ком же еще...
   – На Олесе? – как-то странно посмотрел на него Андрон.
   И переглянулся с Бобом.
   – А что тут такого? Я ведь за ней давно бегаю...
   – Да только она-то за Леоном бегает...
   – Ну, это уже в прошлом...
   – Конечно, в прошлом. Леон за решеткой, а Олеся твоя новую любовь крутит...
   – Не она же его туда отправила, – огрызнулся Жорж.
   – Как не она! – удивился Боб. – А кто?
   – Да мне-то откуда знать...
   – Нет, ты серьезно? – недоуменно спросил Андрон.
   – Что серьезно?
   – Леона за изнасилование Олеси посадили...
   Теперь округлил глаза от удивления Жорж.
   – Ты это, знай, когда шутить...
   – Да не шутит он, – вступился за брата Боб. – Леона обвинили в изнасиловании Олеси... Но ты же не можешь об этом не знать...
   Выходит, может.
   Леон писал ему, что его обвинили в изнасиловании и дали срок. Но не объяснял, кто именно подложил ему свинью. И он сам это не узнавал. Правда, один раз Олесю спросил. Но наткнулся на глухое молчание. И отступил...