Страница:
Владимир Колычев
Не жди меня, мама, хорошего сына
Часть первая
Глава 1
Параллельные миры существуют. Сеня Балабакин убедился в том, оказавшись в камере временного задержания. Каких-то десять-пятнадцать минут назад он освежался коньячком в элитном баре, обольщал случайную знакомую, фееричную милашку с пухлыми губками, и вдруг пассаж — опера из угрозыска, наручники, телепортация в сером «уазике» из яркой иллюзии в мрачную реальность отдела милиции.
Дежурный сержант не деликатничал — втолкнул Сеню в камеру, с шумом закрыл решетчатую дверь. Мир сузился до размеров грязной каталажки, населенной живыми существами.
Их было трое. Кривоносый, наголо бритый персонаж в спортивных брюках с полоской и рваной черной майке-борцовке; рельефные плечи сплошь в татуировках — густой раскраски кресты, черепа, женские прелести; пальцы в чернильных перстнях, на шее толстая латунная цепь. Он сидел, на восточный манер подобрав под себя ноги; руки уперты в коленки, локти широко разведены. Взгляд мутный, тусклый, безразличный. Зрачки суженные, щеки впалые и бледные, на локтевых сгибах следы от инъекций. Уголовник плюс наркоман со стажем, подумал Сеня… Второй обитатель камеры смотрел на новичка более живо и с интересом. Косматые волосы, лохматая одежда: широкие штаны, мешковатая майка с номером, блинг-блинг — серебряная цепь с кулоном в виде долларового знака. Широкий выпуклый лоб, скальным выступом нависший над беспокойными глазами, клубневый нос — крупный, рыхлый, с серым оттенком, рот наискосок. Похож на рэпера… Третий — квелый очкарик с рахитичной головой; волосы жиденькие, но длинные, стянутые на затылке резинкой. Правое ухо пунцово-красное, щека под ним расцарапана, губа разбита, светлая в полоску рубашка грязная, карман оторван — видно, что досталось ему порядком. Но парень не унывал. Он смотрел на Сеню гонористо; губы его кривились в насмешливой ухмылке… «Типичный компьютерный червь…»
— Ку! — гулко ухнул он.
— Не понял? — Сеня удивленно приподнял брови.
— Кисакуку, киса, ты с какова города?
Рэпер крутнул пальцем у виска, глянув на очкарика. И махнул рукой новичку — похоже, в знак приветствия.
— Yo dude!
— Сам ты удод! — нахраписто выдал Сеня.
Уголовник прыснул, провел рукой по животу. Но не обронил ни слова: молча проглотил смешинку.
— Да не удод… — скривился рэпер. — Это я поздоровался с тобой.
— И я, — кивнул очкарик.
Он уже не гоношился. Сеня показал зубы и этим стер с него спесивый налет.
— Что — ты?
— Поздоровался.
— С кем?
— С тобой.
— Ты идиот?
— Ф топку!
— Значит, идиот…
— Я с него угораю! — широко улыбнулся рэпер. — Коры мочит, ваще!.. Сакс, короче!
— Выпей йаду, сцука! — огрызнулся очкарик.
— Я те ща набуцкаю, чмо!
Рэпер вскочил со своего места, сжимая кулаки, но уголовник осадил его.
— Ша! Не вмачивай рога, баклан!.. И ты, чертила очкастая, будешь пургу мести, я тебе шнифты выкручу!
Выплеснув эмоции, уголовник затих — спиной откинулся к стене, закинул руки за голову, закрыл глаза. Успокоились и остальные. Рэпер вернулся на место, опустил голову, разглядывая долларовый знак на цепи. Очкарик молча теребил подол своей рубахи.
На Сеню никто не смотрел. Да он и не нуждался ни в чьем внимании. Он с горечью думал о том, что, возможно, свобода потеряна для него навсегда. И если так, то матерые уголовники с их устрашающим жаргоном станут для него чудовищной повседневностью…
Лихач удрал с места происшествия. Розыском преступника занялись в ГИБДД, но и Федот Комов не бездействовал, подключил к делу своих сыскарей из уголовного розыска — общими усилиями злодей был доставлен в отдел внутренних дел города Битово. Им оказался молодой человек, владелец автомобиля «Ниссан». Балабакин Арсений Викторович.
Задержанного доставили в кабинет, но Комов как будто и не замечал этого; суровый и невозмутимый, он наводил порядок на своем рабочем столе, раскладывал скопившиеся на нем папки с делами по ящикам. Парень ждал недолго — пожал плечами, выдвинул стул из-за приставного стола, сел.
— А вот это ты зря, — немедленно среагировал Комов. — Сесть тебе никто не предлагал… Но раз ты настаиваешь, будешь сидеть.
Парень прытко встал со стула, вытянулся в струнку.
— Что, не хочешь сидеть? — сурово спросил Федот.
— Нет, — потерянно мотнул головой парень.
Ему было двадцать четыре года. Среднего роста, худощавый, но мускулистый. Ухоженные волосы, стильная бородка а-ля Арамис. Желтая стрейч-майка облегала поджарый торс, обнажая загорелые жилистые руки. Бейсболка задом наперед, сильно вываренные и усаженные джинсы, кроссовки на высокой подошве. Лицо узкое, вытянутое вперед, широко расставленные маленькие глаза; нос костистый, длинный, с горбинкой — признак гордости. Брови клинообразные, изломанные — показатель авантюризма, — но в то же время высоко поднятые, что присуще людям пытливой, ищущей натуры… Самолюбивый, целеустремленный прохиндей?
— Не любишь ты мою тещу, парень, — издалека начал Комов.
Балабакин огорошенно моргнул.
— При чем здесь ваша теща?
— При том, парень, что нет у меня больше тещи. Ты ее убил. Насмерть сбил на своей машине.
— Я?! Я никого не убивал! — возопил парень. И проговорился: — Она же в травме…
— Кто в травме?
— Ну, теща… Женщина, которую…
— Которую ты сбил?
— Э-э… Я никого… Нет, не сбивал… Никого…
Балабакин говорил сбивчиво, спотыкался на каждом слове. От волнения. Оттого что врал…
— «Ниссан», госномер «триста тридцать три», две тысячи второго года выпуска, оранжевый металлик — твоя машина?
— Да, машина.
— Что, машина?
— Да, моя машина… У меня ее угнали… Да, угнали какие-то сволочи, в тот день, когда женщину сбили, — бодрой скороговоркой изложил парень.
Одно это быстрословие показалось Комову подозрительным. Не говоря уже о том, что Балабакин снова проговорился.
— А когда ее сбили?
— Ну, три дня назад… Э-э, второго июля…
Парень говорил правду, но почему-то слова вязнут в голосовых связках.
— И откуда ты знаешь, что второго июля? Откуда ты знаешь, что женщина в травме?.. И машину ты в угон не подавал. И нашли ее возле твоего дома… Хватит отпираться, Балабакин!
Сеня горестно вздохнул, с вороватым кокетством потупил глазки.
— Кто угнал у тебя машину? — жестко и бескомпромиссно спросил Комов.
— Никто, — четко сказал парень.
— Кто сбил женщину?
— Я.
— И как это произошло?
— Как произошло? Просто и быстро. Ехал домой к родителям, из Москвы, очень спешил, на перекрестке светофор, загорелся желтый, думал, проскочу, а не получилось. Ей бы постоять чуть-чуть, а она поперлась. Голова опущена, взгляд по зебре тащится, ну ей-бо, как та корова!.. Извините, товарищ… не знаю, как вас по званию…
— Гражданин начальник, — с хмурым видом подсказал Федот.
Балабакин признал свою вину — будет составлен протокол допроса, затем представление на возбуждение уголовного дела, чуть позже следователь предъявит обвинение. И все это время парень проведет в изоляторе временного содержания…
— Гражданин начальник?! Я что, уже арестован? — сконфузился Сеня.
— Почти, — не стал разубеждать его Комов.
— Но так нельзя. Ведь я не виноват, я ехал на желтый свет! Ну, не проскочил! Ну, не повезло!..
— Повезло. Еще как повезло — прямо на гражданку Вихареву… Это уголовная ответственность, Балабакин. Это три-четыре года лишения свободы… По зебре, говоришь, взгляд тащился…
— Да, по зебре, по пешеходной. Метафора, иносказание. Ваша теща под ноги не смотрела…
— Зачем ей под ноги смотреть? Она в сторону смотрела, откуда машина твоя появилась. Не успела она в сторону отскочить, извини…
— Да ладно! — безалаберно махнул рукой Балабакин.
— Что? — охлаждающе глянул на него Комов.
— Э-э, понимаю, это я должен извиняться…
— Поздно извиняться.
— Э-э, товарищ… гражданин начальник… Ну, может, как-то вопрос этот решим. С деньгами у меня сейчас туговато, проект не пошел, долгов много, кредиторы донимают, все такое прочее… — снова затараторил Балабакин.
— Мне до твоих денег дела нет, — внушительно сказал Комов. — И если думаешь про взятку, забудь. Не стоит усугублять вину…
— А что можно сделать? — умоляюще смотрел на него Сеня.
— Ничего. Будешь отвечать по всей строгости закона…
Не нравился Федоту этот парень, очень не нравился. Надо бы с ним еще поработать… Он вызвал конвой и отправил его в камеру.
— Увели, — ответил рэпер.
Звали его Миша. Неплохой парень, если разобраться, только слишком крученый.
— Оцилопы на пинках увели.
— Кто?
— Ну ты нибумбук! — удивленно посмотрел на Сеню очкарик. — Оцилопы — это ж сцуки палиццаи!
— Да ты не висни, не надо. Оцилопы — это менты… — пояснил Миша. — Не вписался пацан в поворот…
— Я тоже не вписался, — уныло кивнул Балабакин.
— Чего?
— Да так… Слушай, а ты реально рэп слушаешь?
— Рэп не слушают, рэп читают… Ямбы не в почете, хип-хоп на взлете, я реальный пацан, качу телегу, по кругу, йо!.. Ну, телега — это речитатив, по ходу…
— Нибацца! Уппей себя абстену! — подленько хихикнул очкарик.
— Закрой варежку, очкур! — огрызнулся рэпер.
— Да не забивайся ты на него, — одернул его Сеня. — Поверь, он того не стоит… Ты мне скажи, у тебя бабосы есть?
— Бабосы схавали барбосы! Я на мели, чувак… А что такое? — в ожидании подвоха, но заинтригованно спросил Миша.
— Да вариант один есть. Ты телеги катишь, а я музыку пишу.
— Не понял.
— Композитор я.
— Да ты че! В реале?
— А я похож на клоуна, чтобы шутить?.. Мои песни на «Европе» крутятся…
— Да ну! Какие?
— Да такие…
Балабакин напел пару композиций, от чего Миша благоговейно захмелел.
— Рулез! А не гонишь?
Сеня не врал. Он действительно сочинял музыку и тексты к ней. Четыреста восемьдесят восемь композиций. Правда, востребованными из них оказалось только семнадцать, четыре из которых смело можно было назвать хитами. Больших денег на них не заработал, но «респект» и «уважуху» приобрел. Со временем у него появились богатые заказчики, но вдохновение вдруг ухнуло в яму творческой пустоты. Песни он кропал десятками, но ни одна из них не была озвучена. Словом, полный отстой… Но совсем недавно Сеню окрылило, и он создал настоящий шлягер, обреченный, по его мнению, обретаться на верхних строчках российских чартов. Муза пришла к нему в момент наивысшего отчаяния, когда, казалось, мир обрушился в тартарары. Может, потому ее поцелуй был таким горячим и проникновенным…
— Да нет, брат… Я не вру. Правда это… Можешь не сомневаться…
Сеня давно уже заметил за собой одну странность. Он не волновался, когда говорил правду, но мог при этом говорить сбивчиво, даже косноязычно. А когда он врал, душа наполнялась смутой, но слова из груди выскакивали бойко, одно за другим, и язык чеканил звуки на редкость внятно, идиомы и метафоры вкручивались в текст без мозговых усилий.
— Ну, может, и не вправляешь. Но это же попса, — заметил Миша.
— Без попсовых прошивок твой рэп — труха.
— Ну да, телегу смазывать надо… Может, намурлыкаешь, я послушаю.
— Послушаешь. И запомнишь. А рулада мировая, отвечаю. Абсолютный хит.
— Да ладно, хит… И сколько ты просишь?
— Много. Пятьдесят тысяч евро.
Миша потрясенно посмотрел на очкарика.
— У тебя йаду нету?
— Есть. Пятьдесят тысяч за каплю.
— Стебаетесь?
— Он — да, я — нет, — лаконично сказал Сеня.
— Откуда столько бабосов?
Балабакин пожал плечами. Его дело предложить…
— Не, я такую мазу…
Рэпер не договорил. К решетке подошел прапорщик из дежурной части.
— Балабакин!
И снова Сеню повели на второй этаж, в отдел уголовного розыска. Все тот же кабинет начальника, но в этот раз его занимал другой офицер, такой же внушительно-могучий, как первый, но не в штатском, а в форме; ухоженный, начищенный, наглаженный, с большими звездами на погонах.
— Ну, и чего робеешь, парень? — усмехнулся он, рукой показал на стул за приставным столом.
Взгляд у него добродушный, но въедливо-тяжелый. На какой-то миг Сеня вдруг ощутил себя овощем, который посадили в кадушку, посолили, накрыли крышкой с каменным гнетом… «Как бы сок не пустить…»
— Подполковник Круча. Начальник ОВД «Битово».
Балабакину и вовсе стало не по себе. Что ж он такое совершил, если сам начальник отдела внутренних дел за него взялся?..
— Рассказывай.
Голос у подполковника густой. Баритон, стремящийся к нижним, басовым нотам; звучание мягкое, укачивающее.
— Что рассказывать? — подавленно спросил Сеня.
— Как женщину сбил, расскажи.
— А-а, это…
— У тебя еще что есть рассказать?
— Да нет, нормально все, никаких эксцессов, все, как говорится, шито-крыто! — стараясь скрыть свой испуг, отбарабанил задержанный.
— Шито-крыто, говоришь… А женщину зачем сбил?
— Торопился очень. Красный свет прозевал.
— Куда торопился?
— К девушке, конечно… Если бы вы знали, какая у меня девушка здесь, в Битове, вы бы меня поняли и простили…
— Я тебя и так простил, но закон не позволяет, — усмехнулся подполковник. — А что за девушка?
— Стелла зовут! Золотые волосы, бриллиантовые глаза, рубиновые губы, одним словом, сокровище. Такая любовь, гражданин начальник, такая любовь…
— Девушка у тебя здесь, говоришь, в Битове. А сам ты откуда?
— Ну, из Битова… Родители у меня здесь. Мать, отец… Но живу я в Москве… То есть жил…
— Чего так?
— Финансовые проблемы.
— С кем не бывает.
— Вот и я говорю, что за черной полосой следует белая, — оживился Сеня. — Пройдет печаль, наступит радость, все будет в шоколаде…
— Врешь, — усмехнулся Круча.
— Почему? — забеспокоился парень.
— Слишком гладко стелешь. Да и в тюрьме не может быть белой полосы. Там все в клеточку, без голубой каемочки… Или ты думаешь, что тебе путевку в санаторий за лихость твою гусарскую выпишут?
— Нет, — сник Сеня.
— А что за проблемы, говоришь?
— Да так…
— Финансовые, да?
— Ну да.
— А родители могли денег занять?
— Да нет, они сами без денег сидят. Сестра с мужем работают, но у них снега зимой не допросишься.
— А у кого одолжить можно?
— Ну, есть один человек, одноклассник мой, Петька Воронецкий, у него здесь бизнес небольшой, я его в свое время со знаменитостями знакомил, он у меня в долгу…
Сеню снова понесло, он и сам это понял, и Круча заметил.
— Тпрр! — осадил его подполковник. — Что-то ты разошелся. Скажи просто, что к однокласснику ехал, я пойму.
— К однокласснику ехал.
— Торопился очень.
— Торопился, — завороженно повторял Балабакин.
— Не заметил, что красный свет горит.
— Не заметил.
— И женщину тоже не заметил.
— Был грех, гражданин начальник…
— Ясно. Что туману ты нагнал, ясно! — резко сказал Круча.
Он уже не просто смотрел на Сеню, он тянул из него душу, вместе с подпорками, на которых держалась часть подсознания, создающая ложные образы. Балабакину вдруг показалось, что нет в нем больше способности врать…
— Майору Комову ты рассказывал, что спешил к родителям и ехал на желтый свет, — продолжал давить на него подполковник. — Для меня ты сочинил другую сказку — ехал к Стелле да на красный свет. Потом ты поехал к однокласснику… Плести ты умеешь, Балабакин, но не знаешь, к чему привязать свое вранье.
— Ну почему не знаю, — замялся Сеня.
— Знаешь, к чему свое вранье привязать? — усмехнулся Круча.
— Да не вранье…
— Кто сбил гражданку Вихареву?
— Я!
— Еще раз спрашиваю, кто?
— Я.
— Спрашиваю еще раз!
— Не знаю…
— Только не говори, что машина была в угоне…
— Не скажу…
— Тогда кто сбил женщину?
— Не скажу…
— Ну, тогда на этом и закончим. Сейчас отправишься в изолятор временного содержания. Извини, мест свободных нет, есть только в камере с бомжами. Но это не страшно. Страшней, когда ты в следственный изолятор попадешь… Парень ты стильный, как сейчас таких называют, подскажи. Метросексуалы?
— Э-э, да… — сконфуженно кивнул Сеня.
Как представитель музыкального бомонда, он тщательно заботился о своей внешности по мере возможности, посещал салоны красоты, следовал моде. Конечно же, он считал себя утонченной натурой…
— Метросексуал и гомосексуал — не совсем одно и то же, — продолжал Круча. — Но, поверь, в тюрьме в такие тонкости не вникают… Или тебе нравится мыло с пола поднимать?
— Не-ет! — в панике затрясся Балабакин.
— А будет, парень. Все будет, если ты за ум не возьмешься… Тебя будут топтать, тебя будут растирать по полу как плевок, ты будешь думать о том, как поскорее покончить с собой, а загробный ад будет казаться тебе раем…
Подполковник говорил на редкость убедительно, ужас в его словах был настолько осязаемым, что Сеня схватился за стул, с силой прижимая его к своему седалищу. Он не хотел поднимать мыло в тюремной бане…
— Я и так потратил на тебя много времени, — с сожалением сказал Круча. — Ценности ты никакой не представляешь, хочешь сгинуть в тюрьме — твое право. Сейчас тебя отправят в изолятор, а послезавтра предъявят обвинение…
Он взял трубку темно-серого телефона без наборника номера, приложил ее к уху.
— Сорокин, Балабакина в предвариловку!
— Не надо! — еще крепче прижимая к себе стул, прорыдал Сеня. — Я все скажу!
— У тебя всего две минуты времени, — с пугающим безразличием сказал подполковник. — Пока за тобой идут.
— Это не я женщину сбил! Не я!
— Если врешь, постарайся сделать это убедительно.
— Я не вру… Не я в машине был… И машина не моя…
— Как не твоя, если на тебя зарегистрирована?
Балабакин не врал, он сильно волновался, поэтому Круче приходилось вытягивать из него слова.
— Де-юре моя, а де-факто у меня ее отобрали. За долги.
— Кто?
— Это долгая история…
— Ну, если долгая, то я пойду. Рад был познакомиться, Балабакин.
— Постойте!
Сеня уже догадался, что никто не сможет помочь ему, кроме подполковника Кручи. Начальнику ОВД не нужны липовые галочки в отчетности раскрытых преступлений, его интересует истина…
— Василий его зовут. Фамилию не знаю. Кличку тоже…
— А что, кличка есть? — заинтригованно спросил подполковник.
— Ну, я думаю, что должна… Это же братва, там у них у всех должны быть клички.
— Где братва, в Битове или в Москве?
— Здесь, в Битове. Казино «Пьедестал».
Дверь приоткрылась, показалось лицо дежурного милиционера, но Круча небрежно махнул ему рукой, отсылая назад. Он основательно устроился в кресле, приготовился слушать всерьез и внимательно.
— И что тебя связывает с этим казино? — спросил он издалека, но с прицелом на финал.
— Я композитор, музыку там пишу, для большой эстрады. Сейчас у меня творческий простой, денег нет… Квартиру я в Москве снимал, пришлось сдать. К родителям вернулся… Без копья, на мели. Тоска…
— Дальше что?
— Ну, здесь Стеллу встретил. Я с ней раньше крутил, все такое… В общем, она сказала, что у нас казино крутое открылось, «Пьедестал». Ну я и без нее знал, что там бомба. Слышал, вернее… Битово сейчас в цене, сами знаете…
— В цене, в цене, — кивнул Круча.
— В общем, Стелла сказала, что на днях там один парень денег много поднял. Ну, джекпот, говорит, сорвал…
— И ты клюнул.
— Ну да, повелся. Я же человек азартный, играть люблю. Есть грех такой…
— И много выигрывал?
— Ну, как попрет… Машину вот свою в казино выиграл, пару лет назад.
— Это в прошлом, а что в настоящем?
— А в настоящем Стелла сказала, что машину в залог сдать можно. Она в «Пьедестале» танцевала, она знает…
— Кому отдал машину?
— Ну этому, Василию, он там при казино ломбардом заведует, что-то вроде того… Он мне денег дал, а я доверенность на него составил. Стандартную, без нотариуса… Он сказал, что такая доверенность липа, но ему все равно. Сказал, что горько пожалею, если машину обратно забрать захочу. Как будто знал, что я проиграю…
— И что?
— Проигрался. В пух и прах. Еще и денег занял…
— У кого?
— У Стеллы… Знал же, что Стелла с этим Васей вась-вась, а нет, дернул черт… Короче, я у нее двадцать тысяч рублевых взял. И все спустил к чертям. И машину потерял, и еще двадцать тысяч остался должен… Если б только двадцать. Она Васю позвала, а тот мне сто тысяч отвалил, тоже в рублевых… И это все ушло… А через два дня Стелла ко мне подъехала, сказала, что Вася меня к себе зовет. Мы поехали. Он мне сразу в лоб — деньги где?.. А где деньги? Нет денег… В общем, сказал, что за каждый день просрочки десять тысяч. Я понял, что попал… А потом у него вдруг вариант появился. И машину, говорит, обратно получу, и долг мне простит… Сказал, что человека на этой машине сбили. Сказал, что менты не видели, кто за рулем был…
— Давай быстрей, не тяни резину.
— В общем, говорит, бери вину на себя. Женщина в травме, жить будет. Сказал, что судимости у меня нет, поэтому дадут условный срок. Нервы потреплют, но ничего страшного…
— И ты поверил?
— Ну да.
— Значит, не ты женщину сбил.
— Говорю же, нет.
— А кто?
— Так это, Василий, из «Пьедестала».
— Он тебе говорил, что женщину сбил именно он?
— Нет. Но я так понял, что он…
— Ты видел, как он женщину сбивал?
— Нет… Но машину же он мне вернул…
— М-да, нагородил ты огород… Ладно, давай с самого начала. Но не со мной…
Появившийся сержант доставил задержанного в соседний кабинет, где им вплотную занялся следователь уголовного розыска.
Дежурный сержант не деликатничал — втолкнул Сеню в камеру, с шумом закрыл решетчатую дверь. Мир сузился до размеров грязной каталажки, населенной живыми существами.
Их было трое. Кривоносый, наголо бритый персонаж в спортивных брюках с полоской и рваной черной майке-борцовке; рельефные плечи сплошь в татуировках — густой раскраски кресты, черепа, женские прелести; пальцы в чернильных перстнях, на шее толстая латунная цепь. Он сидел, на восточный манер подобрав под себя ноги; руки уперты в коленки, локти широко разведены. Взгляд мутный, тусклый, безразличный. Зрачки суженные, щеки впалые и бледные, на локтевых сгибах следы от инъекций. Уголовник плюс наркоман со стажем, подумал Сеня… Второй обитатель камеры смотрел на новичка более живо и с интересом. Косматые волосы, лохматая одежда: широкие штаны, мешковатая майка с номером, блинг-блинг — серебряная цепь с кулоном в виде долларового знака. Широкий выпуклый лоб, скальным выступом нависший над беспокойными глазами, клубневый нос — крупный, рыхлый, с серым оттенком, рот наискосок. Похож на рэпера… Третий — квелый очкарик с рахитичной головой; волосы жиденькие, но длинные, стянутые на затылке резинкой. Правое ухо пунцово-красное, щека под ним расцарапана, губа разбита, светлая в полоску рубашка грязная, карман оторван — видно, что досталось ему порядком. Но парень не унывал. Он смотрел на Сеню гонористо; губы его кривились в насмешливой ухмылке… «Типичный компьютерный червь…»
— Ку! — гулко ухнул он.
— Не понял? — Сеня удивленно приподнял брови.
— Кисакуку, киса, ты с какова города?
Рэпер крутнул пальцем у виска, глянув на очкарика. И махнул рукой новичку — похоже, в знак приветствия.
— Yo dude!
— Сам ты удод! — нахраписто выдал Сеня.
Уголовник прыснул, провел рукой по животу. Но не обронил ни слова: молча проглотил смешинку.
— Да не удод… — скривился рэпер. — Это я поздоровался с тобой.
— И я, — кивнул очкарик.
Он уже не гоношился. Сеня показал зубы и этим стер с него спесивый налет.
— Что — ты?
— Поздоровался.
— С кем?
— С тобой.
— Ты идиот?
— Ф топку!
— Значит, идиот…
— Я с него угораю! — широко улыбнулся рэпер. — Коры мочит, ваще!.. Сакс, короче!
— Выпей йаду, сцука! — огрызнулся очкарик.
— Я те ща набуцкаю, чмо!
Рэпер вскочил со своего места, сжимая кулаки, но уголовник осадил его.
— Ша! Не вмачивай рога, баклан!.. И ты, чертила очкастая, будешь пургу мести, я тебе шнифты выкручу!
Выплеснув эмоции, уголовник затих — спиной откинулся к стене, закинул руки за голову, закрыл глаза. Успокоились и остальные. Рэпер вернулся на место, опустил голову, разглядывая долларовый знак на цепи. Очкарик молча теребил подол своей рубахи.
На Сеню никто не смотрел. Да он и не нуждался ни в чьем внимании. Он с горечью думал о том, что, возможно, свобода потеряна для него навсегда. И если так, то матерые уголовники с их устрашающим жаргоном станут для него чудовищной повседневностью…
* * *
Майор Комов не был уверен в том, что теща — друг человека. Сосуществовал он с матерью своей жены относительно мирно, но иногда подмывало поцеловать вагон, в котором она уезжала домой. Но, похоже, Алевтина Михайловна застряла в Битове надолго: один автолихач познакомил ее с бампером своей машины, после чего женщина отправилась на больничную койку с черепно-мозговой травмой и переломом ноги.Лихач удрал с места происшествия. Розыском преступника занялись в ГИБДД, но и Федот Комов не бездействовал, подключил к делу своих сыскарей из уголовного розыска — общими усилиями злодей был доставлен в отдел внутренних дел города Битово. Им оказался молодой человек, владелец автомобиля «Ниссан». Балабакин Арсений Викторович.
Задержанного доставили в кабинет, но Комов как будто и не замечал этого; суровый и невозмутимый, он наводил порядок на своем рабочем столе, раскладывал скопившиеся на нем папки с делами по ящикам. Парень ждал недолго — пожал плечами, выдвинул стул из-за приставного стола, сел.
— А вот это ты зря, — немедленно среагировал Комов. — Сесть тебе никто не предлагал… Но раз ты настаиваешь, будешь сидеть.
Парень прытко встал со стула, вытянулся в струнку.
— Что, не хочешь сидеть? — сурово спросил Федот.
— Нет, — потерянно мотнул головой парень.
Ему было двадцать четыре года. Среднего роста, худощавый, но мускулистый. Ухоженные волосы, стильная бородка а-ля Арамис. Желтая стрейч-майка облегала поджарый торс, обнажая загорелые жилистые руки. Бейсболка задом наперед, сильно вываренные и усаженные джинсы, кроссовки на высокой подошве. Лицо узкое, вытянутое вперед, широко расставленные маленькие глаза; нос костистый, длинный, с горбинкой — признак гордости. Брови клинообразные, изломанные — показатель авантюризма, — но в то же время высоко поднятые, что присуще людям пытливой, ищущей натуры… Самолюбивый, целеустремленный прохиндей?
— Не любишь ты мою тещу, парень, — издалека начал Комов.
Балабакин огорошенно моргнул.
— При чем здесь ваша теща?
— При том, парень, что нет у меня больше тещи. Ты ее убил. Насмерть сбил на своей машине.
— Я?! Я никого не убивал! — возопил парень. И проговорился: — Она же в травме…
— Кто в травме?
— Ну, теща… Женщина, которую…
— Которую ты сбил?
— Э-э… Я никого… Нет, не сбивал… Никого…
Балабакин говорил сбивчиво, спотыкался на каждом слове. От волнения. Оттого что врал…
— «Ниссан», госномер «триста тридцать три», две тысячи второго года выпуска, оранжевый металлик — твоя машина?
— Да, машина.
— Что, машина?
— Да, моя машина… У меня ее угнали… Да, угнали какие-то сволочи, в тот день, когда женщину сбили, — бодрой скороговоркой изложил парень.
Одно это быстрословие показалось Комову подозрительным. Не говоря уже о том, что Балабакин снова проговорился.
— А когда ее сбили?
— Ну, три дня назад… Э-э, второго июля…
Парень говорил правду, но почему-то слова вязнут в голосовых связках.
— И откуда ты знаешь, что второго июля? Откуда ты знаешь, что женщина в травме?.. И машину ты в угон не подавал. И нашли ее возле твоего дома… Хватит отпираться, Балабакин!
Сеня горестно вздохнул, с вороватым кокетством потупил глазки.
— Кто угнал у тебя машину? — жестко и бескомпромиссно спросил Комов.
— Никто, — четко сказал парень.
— Кто сбил женщину?
— Я.
— И как это произошло?
— Как произошло? Просто и быстро. Ехал домой к родителям, из Москвы, очень спешил, на перекрестке светофор, загорелся желтый, думал, проскочу, а не получилось. Ей бы постоять чуть-чуть, а она поперлась. Голова опущена, взгляд по зебре тащится, ну ей-бо, как та корова!.. Извините, товарищ… не знаю, как вас по званию…
— Гражданин начальник, — с хмурым видом подсказал Федот.
Балабакин признал свою вину — будет составлен протокол допроса, затем представление на возбуждение уголовного дела, чуть позже следователь предъявит обвинение. И все это время парень проведет в изоляторе временного содержания…
— Гражданин начальник?! Я что, уже арестован? — сконфузился Сеня.
— Почти, — не стал разубеждать его Комов.
— Но так нельзя. Ведь я не виноват, я ехал на желтый свет! Ну, не проскочил! Ну, не повезло!..
— Повезло. Еще как повезло — прямо на гражданку Вихареву… Это уголовная ответственность, Балабакин. Это три-четыре года лишения свободы… По зебре, говоришь, взгляд тащился…
— Да, по зебре, по пешеходной. Метафора, иносказание. Ваша теща под ноги не смотрела…
— Зачем ей под ноги смотреть? Она в сторону смотрела, откуда машина твоя появилась. Не успела она в сторону отскочить, извини…
— Да ладно! — безалаберно махнул рукой Балабакин.
— Что? — охлаждающе глянул на него Комов.
— Э-э, понимаю, это я должен извиняться…
— Поздно извиняться.
— Э-э, товарищ… гражданин начальник… Ну, может, как-то вопрос этот решим. С деньгами у меня сейчас туговато, проект не пошел, долгов много, кредиторы донимают, все такое прочее… — снова затараторил Балабакин.
— Мне до твоих денег дела нет, — внушительно сказал Комов. — И если думаешь про взятку, забудь. Не стоит усугублять вину…
— А что можно сделать? — умоляюще смотрел на него Сеня.
— Ничего. Будешь отвечать по всей строгости закона…
Не нравился Федоту этот парень, очень не нравился. Надо бы с ним еще поработать… Он вызвал конвой и отправил его в камеру.
* * *
Уголовника в каталажке не было. Сеня спросил, где он.— Увели, — ответил рэпер.
Звали его Миша. Неплохой парень, если разобраться, только слишком крученый.
— Оцилопы на пинках увели.
— Кто?
— Ну ты нибумбук! — удивленно посмотрел на Сеню очкарик. — Оцилопы — это ж сцуки палиццаи!
— Да ты не висни, не надо. Оцилопы — это менты… — пояснил Миша. — Не вписался пацан в поворот…
— Я тоже не вписался, — уныло кивнул Балабакин.
— Чего?
— Да так… Слушай, а ты реально рэп слушаешь?
— Рэп не слушают, рэп читают… Ямбы не в почете, хип-хоп на взлете, я реальный пацан, качу телегу, по кругу, йо!.. Ну, телега — это речитатив, по ходу…
— Нибацца! Уппей себя абстену! — подленько хихикнул очкарик.
— Закрой варежку, очкур! — огрызнулся рэпер.
— Да не забивайся ты на него, — одернул его Сеня. — Поверь, он того не стоит… Ты мне скажи, у тебя бабосы есть?
— Бабосы схавали барбосы! Я на мели, чувак… А что такое? — в ожидании подвоха, но заинтригованно спросил Миша.
— Да вариант один есть. Ты телеги катишь, а я музыку пишу.
— Не понял.
— Композитор я.
— Да ты че! В реале?
— А я похож на клоуна, чтобы шутить?.. Мои песни на «Европе» крутятся…
— Да ну! Какие?
— Да такие…
Балабакин напел пару композиций, от чего Миша благоговейно захмелел.
— Рулез! А не гонишь?
Сеня не врал. Он действительно сочинял музыку и тексты к ней. Четыреста восемьдесят восемь композиций. Правда, востребованными из них оказалось только семнадцать, четыре из которых смело можно было назвать хитами. Больших денег на них не заработал, но «респект» и «уважуху» приобрел. Со временем у него появились богатые заказчики, но вдохновение вдруг ухнуло в яму творческой пустоты. Песни он кропал десятками, но ни одна из них не была озвучена. Словом, полный отстой… Но совсем недавно Сеню окрылило, и он создал настоящий шлягер, обреченный, по его мнению, обретаться на верхних строчках российских чартов. Муза пришла к нему в момент наивысшего отчаяния, когда, казалось, мир обрушился в тартарары. Может, потому ее поцелуй был таким горячим и проникновенным…
— Да нет, брат… Я не вру. Правда это… Можешь не сомневаться…
Сеня давно уже заметил за собой одну странность. Он не волновался, когда говорил правду, но мог при этом говорить сбивчиво, даже косноязычно. А когда он врал, душа наполнялась смутой, но слова из груди выскакивали бойко, одно за другим, и язык чеканил звуки на редкость внятно, идиомы и метафоры вкручивались в текст без мозговых усилий.
— Ну, может, и не вправляешь. Но это же попса, — заметил Миша.
— Без попсовых прошивок твой рэп — труха.
— Ну да, телегу смазывать надо… Может, намурлыкаешь, я послушаю.
— Послушаешь. И запомнишь. А рулада мировая, отвечаю. Абсолютный хит.
— Да ладно, хит… И сколько ты просишь?
— Много. Пятьдесят тысяч евро.
Миша потрясенно посмотрел на очкарика.
— У тебя йаду нету?
— Есть. Пятьдесят тысяч за каплю.
— Стебаетесь?
— Он — да, я — нет, — лаконично сказал Сеня.
— Откуда столько бабосов?
Балабакин пожал плечами. Его дело предложить…
— Не, я такую мазу…
Рэпер не договорил. К решетке подошел прапорщик из дежурной части.
— Балабакин!
И снова Сеню повели на второй этаж, в отдел уголовного розыска. Все тот же кабинет начальника, но в этот раз его занимал другой офицер, такой же внушительно-могучий, как первый, но не в штатском, а в форме; ухоженный, начищенный, наглаженный, с большими звездами на погонах.
— Ну, и чего робеешь, парень? — усмехнулся он, рукой показал на стул за приставным столом.
Взгляд у него добродушный, но въедливо-тяжелый. На какой-то миг Сеня вдруг ощутил себя овощем, который посадили в кадушку, посолили, накрыли крышкой с каменным гнетом… «Как бы сок не пустить…»
— Подполковник Круча. Начальник ОВД «Битово».
Балабакину и вовсе стало не по себе. Что ж он такое совершил, если сам начальник отдела внутренних дел за него взялся?..
— Рассказывай.
Голос у подполковника густой. Баритон, стремящийся к нижним, басовым нотам; звучание мягкое, укачивающее.
— Что рассказывать? — подавленно спросил Сеня.
— Как женщину сбил, расскажи.
— А-а, это…
— У тебя еще что есть рассказать?
— Да нет, нормально все, никаких эксцессов, все, как говорится, шито-крыто! — стараясь скрыть свой испуг, отбарабанил задержанный.
— Шито-крыто, говоришь… А женщину зачем сбил?
— Торопился очень. Красный свет прозевал.
— Куда торопился?
— К девушке, конечно… Если бы вы знали, какая у меня девушка здесь, в Битове, вы бы меня поняли и простили…
— Я тебя и так простил, но закон не позволяет, — усмехнулся подполковник. — А что за девушка?
— Стелла зовут! Золотые волосы, бриллиантовые глаза, рубиновые губы, одним словом, сокровище. Такая любовь, гражданин начальник, такая любовь…
— Девушка у тебя здесь, говоришь, в Битове. А сам ты откуда?
— Ну, из Битова… Родители у меня здесь. Мать, отец… Но живу я в Москве… То есть жил…
— Чего так?
— Финансовые проблемы.
— С кем не бывает.
— Вот и я говорю, что за черной полосой следует белая, — оживился Сеня. — Пройдет печаль, наступит радость, все будет в шоколаде…
— Врешь, — усмехнулся Круча.
— Почему? — забеспокоился парень.
— Слишком гладко стелешь. Да и в тюрьме не может быть белой полосы. Там все в клеточку, без голубой каемочки… Или ты думаешь, что тебе путевку в санаторий за лихость твою гусарскую выпишут?
— Нет, — сник Сеня.
— А что за проблемы, говоришь?
— Да так…
— Финансовые, да?
— Ну да.
— А родители могли денег занять?
— Да нет, они сами без денег сидят. Сестра с мужем работают, но у них снега зимой не допросишься.
— А у кого одолжить можно?
— Ну, есть один человек, одноклассник мой, Петька Воронецкий, у него здесь бизнес небольшой, я его в свое время со знаменитостями знакомил, он у меня в долгу…
Сеню снова понесло, он и сам это понял, и Круча заметил.
— Тпрр! — осадил его подполковник. — Что-то ты разошелся. Скажи просто, что к однокласснику ехал, я пойму.
— К однокласснику ехал.
— Торопился очень.
— Торопился, — завороженно повторял Балабакин.
— Не заметил, что красный свет горит.
— Не заметил.
— И женщину тоже не заметил.
— Был грех, гражданин начальник…
— Ясно. Что туману ты нагнал, ясно! — резко сказал Круча.
Он уже не просто смотрел на Сеню, он тянул из него душу, вместе с подпорками, на которых держалась часть подсознания, создающая ложные образы. Балабакину вдруг показалось, что нет в нем больше способности врать…
— Майору Комову ты рассказывал, что спешил к родителям и ехал на желтый свет, — продолжал давить на него подполковник. — Для меня ты сочинил другую сказку — ехал к Стелле да на красный свет. Потом ты поехал к однокласснику… Плести ты умеешь, Балабакин, но не знаешь, к чему привязать свое вранье.
— Ну почему не знаю, — замялся Сеня.
— Знаешь, к чему свое вранье привязать? — усмехнулся Круча.
— Да не вранье…
— Кто сбил гражданку Вихареву?
— Я!
— Еще раз спрашиваю, кто?
— Я.
— Спрашиваю еще раз!
— Не знаю…
— Только не говори, что машина была в угоне…
— Не скажу…
— Тогда кто сбил женщину?
— Не скажу…
— Ну, тогда на этом и закончим. Сейчас отправишься в изолятор временного содержания. Извини, мест свободных нет, есть только в камере с бомжами. Но это не страшно. Страшней, когда ты в следственный изолятор попадешь… Парень ты стильный, как сейчас таких называют, подскажи. Метросексуалы?
— Э-э, да… — сконфуженно кивнул Сеня.
Как представитель музыкального бомонда, он тщательно заботился о своей внешности по мере возможности, посещал салоны красоты, следовал моде. Конечно же, он считал себя утонченной натурой…
— Метросексуал и гомосексуал — не совсем одно и то же, — продолжал Круча. — Но, поверь, в тюрьме в такие тонкости не вникают… Или тебе нравится мыло с пола поднимать?
— Не-ет! — в панике затрясся Балабакин.
— А будет, парень. Все будет, если ты за ум не возьмешься… Тебя будут топтать, тебя будут растирать по полу как плевок, ты будешь думать о том, как поскорее покончить с собой, а загробный ад будет казаться тебе раем…
Подполковник говорил на редкость убедительно, ужас в его словах был настолько осязаемым, что Сеня схватился за стул, с силой прижимая его к своему седалищу. Он не хотел поднимать мыло в тюремной бане…
— Я и так потратил на тебя много времени, — с сожалением сказал Круча. — Ценности ты никакой не представляешь, хочешь сгинуть в тюрьме — твое право. Сейчас тебя отправят в изолятор, а послезавтра предъявят обвинение…
Он взял трубку темно-серого телефона без наборника номера, приложил ее к уху.
— Сорокин, Балабакина в предвариловку!
— Не надо! — еще крепче прижимая к себе стул, прорыдал Сеня. — Я все скажу!
— У тебя всего две минуты времени, — с пугающим безразличием сказал подполковник. — Пока за тобой идут.
— Это не я женщину сбил! Не я!
— Если врешь, постарайся сделать это убедительно.
— Я не вру… Не я в машине был… И машина не моя…
— Как не твоя, если на тебя зарегистрирована?
Балабакин не врал, он сильно волновался, поэтому Круче приходилось вытягивать из него слова.
— Де-юре моя, а де-факто у меня ее отобрали. За долги.
— Кто?
— Это долгая история…
— Ну, если долгая, то я пойду. Рад был познакомиться, Балабакин.
— Постойте!
Сеня уже догадался, что никто не сможет помочь ему, кроме подполковника Кручи. Начальнику ОВД не нужны липовые галочки в отчетности раскрытых преступлений, его интересует истина…
— Василий его зовут. Фамилию не знаю. Кличку тоже…
— А что, кличка есть? — заинтригованно спросил подполковник.
— Ну, я думаю, что должна… Это же братва, там у них у всех должны быть клички.
— Где братва, в Битове или в Москве?
— Здесь, в Битове. Казино «Пьедестал».
Дверь приоткрылась, показалось лицо дежурного милиционера, но Круча небрежно махнул ему рукой, отсылая назад. Он основательно устроился в кресле, приготовился слушать всерьез и внимательно.
— И что тебя связывает с этим казино? — спросил он издалека, но с прицелом на финал.
— Я композитор, музыку там пишу, для большой эстрады. Сейчас у меня творческий простой, денег нет… Квартиру я в Москве снимал, пришлось сдать. К родителям вернулся… Без копья, на мели. Тоска…
— Дальше что?
— Ну, здесь Стеллу встретил. Я с ней раньше крутил, все такое… В общем, она сказала, что у нас казино крутое открылось, «Пьедестал». Ну я и без нее знал, что там бомба. Слышал, вернее… Битово сейчас в цене, сами знаете…
— В цене, в цене, — кивнул Круча.
— В общем, Стелла сказала, что на днях там один парень денег много поднял. Ну, джекпот, говорит, сорвал…
— И ты клюнул.
— Ну да, повелся. Я же человек азартный, играть люблю. Есть грех такой…
— И много выигрывал?
— Ну, как попрет… Машину вот свою в казино выиграл, пару лет назад.
— Это в прошлом, а что в настоящем?
— А в настоящем Стелла сказала, что машину в залог сдать можно. Она в «Пьедестале» танцевала, она знает…
— Кому отдал машину?
— Ну этому, Василию, он там при казино ломбардом заведует, что-то вроде того… Он мне денег дал, а я доверенность на него составил. Стандартную, без нотариуса… Он сказал, что такая доверенность липа, но ему все равно. Сказал, что горько пожалею, если машину обратно забрать захочу. Как будто знал, что я проиграю…
— И что?
— Проигрался. В пух и прах. Еще и денег занял…
— У кого?
— У Стеллы… Знал же, что Стелла с этим Васей вась-вась, а нет, дернул черт… Короче, я у нее двадцать тысяч рублевых взял. И все спустил к чертям. И машину потерял, и еще двадцать тысяч остался должен… Если б только двадцать. Она Васю позвала, а тот мне сто тысяч отвалил, тоже в рублевых… И это все ушло… А через два дня Стелла ко мне подъехала, сказала, что Вася меня к себе зовет. Мы поехали. Он мне сразу в лоб — деньги где?.. А где деньги? Нет денег… В общем, сказал, что за каждый день просрочки десять тысяч. Я понял, что попал… А потом у него вдруг вариант появился. И машину, говорит, обратно получу, и долг мне простит… Сказал, что человека на этой машине сбили. Сказал, что менты не видели, кто за рулем был…
— Давай быстрей, не тяни резину.
— В общем, говорит, бери вину на себя. Женщина в травме, жить будет. Сказал, что судимости у меня нет, поэтому дадут условный срок. Нервы потреплют, но ничего страшного…
— И ты поверил?
— Ну да.
— Значит, не ты женщину сбил.
— Говорю же, нет.
— А кто?
— Так это, Василий, из «Пьедестала».
— Он тебе говорил, что женщину сбил именно он?
— Нет. Но я так понял, что он…
— Ты видел, как он женщину сбивал?
— Нет… Но машину же он мне вернул…
— М-да, нагородил ты огород… Ладно, давай с самого начала. Но не со мной…
Появившийся сержант доставил задержанного в соседний кабинет, где им вплотную занялся следователь уголовного розыска.
Глава 2
Совещание закончилось, в кабинете осталась только должностная верхушка. Подполковник Круча возглавлял отдел внутренних дел. Вторым по важности был майор Комов, начальник криминальной милиции, куда входил и уголовный розыск, и отдел по борьбе с экономическими преступлениями, и группа по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Первым занимался майор Кулик, вторым — майор Лозовой, третьей — майор Савельев. У каждого свои подчиненные, но по-прежнему впятером они составляли одну команду под неизменным предводительством подполковника Кручи.
— Как здоровье тещи? — спросил Степан, обращаясь к Федоту.
— Спасибо, ничего… Отпуск через неделю, похоже, коту под хвост. В Крым собирался, здесь придется сидеть…
— За это не переживай. Езжай в Крым, мы твоей Алевтине Михайловне скучать не позволим.
— И умереть не дадим, — добавил Саня Кулик.
— Нет, нет, ни в коем случае, — кивнул Рома Лозовой. И, выдержав паузу, сказал: — Пока не узнаем…
— Что не узнаем? — не понял Федот.
— Видите ли, товарищ майор, народная мудрость гласит, что любая теща приносит радость своему зятю. Но не каждая успевает сделать это при жизни. Вот и хотелось бы узнать, твоя Алевтина Михайловна уже успела принести тебе радость при жизни? Если нет, то…
— Кончай травить! — Призывая к тишине, Степан Круча выставил на обозрение широкую ладонь. — Теща тещей, а дело делом… Что у нас там с Балабакиным?
— А что, в изоляторе сидит, — ответил Кулик. — Сегодня обвинение предъявим, потом в суд, пусть там решают, что с ним делать — в СИЗО или под подписку… Балабакин утверждает, что не он сбил Алевтину Михайловну, на какого-то Васю грешит. Но кто ему поверит?
— Неубедительно грешит, — кивнул Комов.
— Убедительно или нет, а казино «Пьедестал» существует, — сказал Круча. — И там обретается этот какой-то Вася, держатель полуподпольного, как я понимаю, ломбарда… Я не видел этого Василия, я не знаю, кто он такой. И кто держит «Пьедестал», я тоже не знаю. И это мне очень не нравится. Что скажешь, Рома, ты у нас главный по экономическим тарелочкам…
— Так не стрелял я по этой тарелочке, — пожал плечами Лозовой. — И казино видел издалека… Не было пока никаких сигналов…
— Пока не было. Пока… А казино уже считается лучшим в городе. И мы не знаем, кто его держит… А Балабакин считает, что Василий из «Пьедестала» представляет братву…
— Чью? — спросил Савельев.
— Это ты у меня спрашиваешь?..
— Ну, я-то не знаю. Претензий у меня к «Пьедесталу» нет, сигналов по наркотикам пока не поступало.
— Снова пока?
— Казино большое, там ночной клуб, говорят, высший класс, танцпол какой-то необычный, людей море. А там, где танцующее море, там, как правило, наркота гуляет… Но пока никаких сигналов. Может, нет ничего, может, шифруются крепко…
— Может, может, а может, и не может, — передразнил подчиненного Степан. — Не знаю, как вам, но мне «Пьедестал» не нравится. Что-то подсказывает мне, что там тихий омут. И, судя по всему, один черт уже показал свой хвост…
— Как здоровье тещи? — спросил Степан, обращаясь к Федоту.
— Спасибо, ничего… Отпуск через неделю, похоже, коту под хвост. В Крым собирался, здесь придется сидеть…
— За это не переживай. Езжай в Крым, мы твоей Алевтине Михайловне скучать не позволим.
— И умереть не дадим, — добавил Саня Кулик.
— Нет, нет, ни в коем случае, — кивнул Рома Лозовой. И, выдержав паузу, сказал: — Пока не узнаем…
— Что не узнаем? — не понял Федот.
— Видите ли, товарищ майор, народная мудрость гласит, что любая теща приносит радость своему зятю. Но не каждая успевает сделать это при жизни. Вот и хотелось бы узнать, твоя Алевтина Михайловна уже успела принести тебе радость при жизни? Если нет, то…
— Кончай травить! — Призывая к тишине, Степан Круча выставил на обозрение широкую ладонь. — Теща тещей, а дело делом… Что у нас там с Балабакиным?
— А что, в изоляторе сидит, — ответил Кулик. — Сегодня обвинение предъявим, потом в суд, пусть там решают, что с ним делать — в СИЗО или под подписку… Балабакин утверждает, что не он сбил Алевтину Михайловну, на какого-то Васю грешит. Но кто ему поверит?
— Неубедительно грешит, — кивнул Комов.
— Убедительно или нет, а казино «Пьедестал» существует, — сказал Круча. — И там обретается этот какой-то Вася, держатель полуподпольного, как я понимаю, ломбарда… Я не видел этого Василия, я не знаю, кто он такой. И кто держит «Пьедестал», я тоже не знаю. И это мне очень не нравится. Что скажешь, Рома, ты у нас главный по экономическим тарелочкам…
— Так не стрелял я по этой тарелочке, — пожал плечами Лозовой. — И казино видел издалека… Не было пока никаких сигналов…
— Пока не было. Пока… А казино уже считается лучшим в городе. И мы не знаем, кто его держит… А Балабакин считает, что Василий из «Пьедестала» представляет братву…
— Чью? — спросил Савельев.
— Это ты у меня спрашиваешь?..
— Ну, я-то не знаю. Претензий у меня к «Пьедесталу» нет, сигналов по наркотикам пока не поступало.
— Снова пока?
— Казино большое, там ночной клуб, говорят, высший класс, танцпол какой-то необычный, людей море. А там, где танцующее море, там, как правило, наркота гуляет… Но пока никаких сигналов. Может, нет ничего, может, шифруются крепко…
— Может, может, а может, и не может, — передразнил подчиненного Степан. — Не знаю, как вам, но мне «Пьедестал» не нравится. Что-то подсказывает мне, что там тихий омут. И, судя по всему, один черт уже показал свой хвост…