А какой смысл вам заниматься только разработкой?
   — Да никакого. Просто интересно.
   А с коммерческой точки зрения?
   — С коммерческой точки зрения — неинтересно. С коммерческой точки зрения нужно было, наверное, участвовать в чековых аукционах.
   Как же вы с 1991 года живы?
   — Да вот как-то живы.
   (Кажется, Коршун сам этим удивлен. Дальше он не столько отвечает нам, сколько рассуждает вслух, пытаясь обнаружить не замеченные за четырнадцать лет источники доходов.)
   Ничего не перепродавали, только излишки комплектующих. Разработки продавали в самом начале, а сейчас даже смысла особого нет — по-настоящему платежеспособного спроса на них не существует.
   С АОНами массового производства у нас не случилось, поскольку занятие это дорогое, и с рынком конкурировать мы не могли. Весь рынок делал «Руси», мы делали 92-й. Весь рынок опять же делал «Руси», мы делали «Phone Master» — он вдвое дороже, зато без питания. Но так как людей, которые могли себе позволить купить телефон в два раза дороже, не очень много, то массовых продаж у нас и не было. На прокорм хватало, на новые разработки — тоже. Так и жили.
   Сильный толчок в развитии случился, когда появились маленькие дешевые контроллеры все-в-одном — PIC-контроллеры, к примеру. Тут мы заметно расширили сферу деятельности, начали разрабатывать кучу телефонных прибамбасов (мини-АТС, охранные системы и т. п.), опять же перевели телефоны на новую элементную базу, и номенклатура телефонных устройств у нас была довольно большая. Собственно, она и до сих пор широка, хотя с телефонией — если говорить о разработках — мы закончили года четыре назад. Последнее наше достижение в этой области — «Phone Master Gamma+» (АОН, автоответчик, связь с компьютером), но на сем мы остановились.
Особенности национальной отвертки
   — Почему это вообще стало возможно? Да потому, что, на наше счастье, стандарты нашего АОНа отличаются от общепринятых. У нас протоколы немножко другие, и чужие решения нам не подходят. А делать в России то, что нужно всем, нереально — то, что нужно всем, давно делает Китай. Делает в пять раз дешевле, в пять раз лучше, потому что людей там много и нефти у них нет. У нас же ситуация другая. Все умные, просто так работать не будут, и есть нефть. А это не способствует развитию производства.
   И сейчас налицо тенденция сворачивания отверточного производства электроники в России. Еще недавно несколько больших фирм делало отверточную сборку компьютеров, телевизоров, DVD-плейеров у нас, но выяснилось, что русские ручки только вредят процессу, и сейчас все эти затеи потихоньку сошли на нет. Ну сами посудите: вот у меня стоит ноутбук как бы российского производства. Никаких претензий к нему нет. Сделан, конечно, на Тайване. И единственное, что в нем неправильно, — лейбл якобы производителя прикреплен вверх тормашками. Понятно, что это делали уже у нас.
   Чтобы выжить, нужно найти свою нишу, в которой нет конкурентов. Нужно ориентироваться на узкие рынки. Так родилась идея диктофонов. Хотя их полным-полно, мы решили: давайте-ка сделаем самый маленький, вдруг кому-нибудь да пригодится. Самый красивый сделать не сможем — технологий нет. Самый дешевый тоже не сможем — не те люди живут в России, да и вообще снег полгода идет. Сделать самый надежный — опять же не те люди. А вот сделать самый маленький — вполне реально. Конечно, я не говорю, что это супердостижение…
   (— Ну да, чего там, пара микросхем, — тактично соглашается кто-то из нас.)
   — Нет, все не так просто. Нам же из этой пары микросхем нужно выжать максимум. И программу соптимизировать до последнего байта, чтобы потребление было минимальным, и количество компонентов ужать до минимума. Вот, к примеру, у нас диктофон в зависимости от модели потребляет от 2 до 4 мА, а обычные — порядка 20 мА и больше. Естественно, все написано на чистом ассемблере. А не так, как делает товарищ Билл, — когда компилятор пишется на бейсике, бейсик еще на чем-то и так далее, а в результате получаем Hello World размером в два мегабайта. Здесь совершенно другая работа. Оценивали каждый дополнительный компонент — а нужен ли он, а можно ли как-то обойтись другими средствами, чтобы его не ставить и освободить место. Каждый такт процессора был на счету, потому что маленькие батарейки много тока не дают… Четыре мегагерца PIC — это всего один MIPS, но нам этого хватает, чтобы делать ADPCM, общаться с флэш-памятью и пр. На обычном наладоннике для этого потребовалось бы 5—10 MIPS (с соответствующим энергопотреблением). Так что задача вполне достойная.
   Качество наших наработок подтверждается тем, что основа диктофона была разработана пять лет назад, и за эти годы у нас не появилось конкурентов. Конечно, нас не скопировали еще и потому, что рынок узкий и не совсем понятно, кому это устройство продавать. Да и вообще оно довольно сложное, мозгов в него заложено много. Наши диктофончики даже в книгу рекордов Гиннесса попали как самые маленькие в мире.
   Так что раскопали мы себе нишу и уже пять лет в ней живем. У нас куча разных модификаций диктофонов, в зависимости от потребностей. Но в любом случае акцент делается на экстрахарактеристики — или он самый маленький, или длительность записи высокая (до 600 часов), или от одного заряда батареи может работать очень долго (до 420 часов). По большому счету, это все старая модель, которую мы разработали еще пять лет назад, просто с вариациями на тему емкости памяти и типа батареи. Сейчас вот запускаем две новые модели — одна с ЖК-индикатором, а вторая — попроще и поменьше, чем те, что есть сегодня.
Люди в белых халатах
   Производство идет буквально в нескольких метрах от кабинета нашего собеседника. В просторном зале расположились и конструкторы, и «линия сборки» — строгие дамы в белых халатах.
   — Монтаж у нас ручной, — говорит Игорь Коршун, — так как мы занимаемся в основном мелкосерийными изделиями. Платы, конечно, заказываем на стороне. Если нужно изготовить большую партию, тогда используем автоматический монтаж у контрагентов. В месяц делаем порядка двух тысяч диктофонов, так что пока справляемся. Всего у нас работает около пятидесяти человек, из них двенадцать — непосредственно разработчики.
   А продукция в основном идет на экспорт или продается у нас?
   — Экспорт, несмотря на все проблемы, составляет 30 процентов. Где-то две трети продается под нашей маркой, а треть — это ребрэндинг. На выставке Milipol во Франции наша продукция была представлена на пяти стендах, не считая нашего.
Porsche vs Toyota
   Мы возвращаемся в кабинет директора. Игорь Виталиевич, похоже, разочарован нашей вялой реакцией. На самом деле, мы просто устали — уже вечер, нам пришлось обедать в «Макдональдсе», а потом протискиваться по Ленинградке, а скоро ехать домой (хотя обратная дорога наверняка окажется быстрее — кто же, кроме нас, поедет из Зеленограда в Москву поздно вечером?). Коршун снова возвращается к диктофонам.
   — Наша продукция специфическая. Когда я говорил, что мы работаем на узкую нишу, то имел в виду не только относительно высокую цену и какие-то уникальные особенности, но и потребительские качества. Мы делаем продукт не для каждого. Ничего ведь даром не дается. Минимизируешь один параметр — что-то нехорошее случается с другим. Тут как с автомобилями — увеличиваешь скорость, уменьшается проходимость. Если у тебя Porsche, то на дачу холодильник уже не отвезешь, да и садиться в него неудобно. Похожая ситуация и у нас. Каждую продукцию нужно рассматривать в контексте ее применения.
   Наши товары, может, не очень удобны в использовании. Но свою функцию в пределах заданных экстремальных характеристик они выполняют хорошо. Вот, к примеру, у нас не делается предварительная обработка звука перед записью. Все пишется как есть, и несведущий человек, послушав запись в наушниках, возможно, скажет, что пишут наши диктофоны плохо. А это не так — потому что есть специфика применения. Кто покупает такую продукцию? Ну, первое, что приходит в голову, — спецслужбы или органы правопорядка. У нас в стране это редко практикуется, а, допустим, за рубежом принести запись какого-то разговора в суд — обычное дело. Но — неотредактированную, необработанную запись. Мы могли бы и уровень регулировать, и шумы вычищать, однако при этом пропадет ценная информация, которая заложена в записи (например, оценить дистанцию до собеседника будет уже трудно). Если кому-то нужна чистая запись — всегда можно сделать шумоподавление или выровнять уровни на компьютере.
   Если взять автомобилестроение, то хорошее сравнение — это Porsche и Toyota. Toyota делает автомобили для каждого, а Porsche — нет. Это не значит, что Porsche лучше. По многим параметрам он заметно уступает. Например, он и дороже, и на порядок чаще ломается, и управлять им сложнее, и багажник маленький. Но как ездит, как ездит!
   Что мы еще производим? Видеорекордеры. Тоже самые маленькие, хотя подтверждения от редакторов книги рекордов Гиннесса пока нет. Мы послали запрос, но на экспертную оценку им обычно требуется полгода. Еще делаем системы охраны и контроля с оповещением через GPS. И телефоны, хотя, как я говорил, телефонную тему мы немножко задвинули, производим остатки, пока есть какой-то спрос.
   Недавно занялись светодиодными светильниками. Это не высокая технология, просто под настроение пришлось. Но оказалось, что светильники — очень хороший товар для привлечения посетителей на выставках. Народ постоянно толпится, все светится, весело.
   Неужели китайцы эту нишу прошляпили?
   — Мы же не простые светильники делаем, а тоже какие-то особенные. Сделали, допустим, акустическое управление — в ладоши хлопнул, и световой рисунок изменился. Тоже получается эдакая нишевая штука.
   Недавно занялись автоинформаторами для транспорта (объявление остановок, реклама и т. п.). Удивительно, что и эта ниша почему-то оказалась свободна. Раньше информаторы были ленточные, а сейчас подошло время смены поколений устройств, и мы удачно на этот рынок вписались. Кроме того, мы сейчас разрабатываем автоинформаторы для системы автоматической привязки к остановкам. Идея следующая: на каждой остановке маршрута ставится радиомаячок, бьющий метров на 10—15. К автоинформатору в автобусе добавляется приемник, который принимает сигнал от маячка и понимает, на какой остановке находится автобус. Исходя из этой информации выбирается соответствующее объявление. Приехали на «Площадь металлургов» — объявили «Площадь металлургов». Туда же можно забить график движения и сигнализировать водителю — «прибавь газку» или «притормози». Вот у нас в Зеленограде к концу дня как выглядит движение автобусов? Ходят паровозиком по основному круговому маршруту. Это происходит из-за того, что они друг друга не обгоняют, а за равномерным распределением машин на маршруте никто не следит. Как едет человек, так и едет.
   Ну и, разумеется, информацию о проходе остановок можно записывать, а по возвращении в парк — сливать в диспетчерскую. Где, мол, ты сегодня ездил и почему не был в рейсе?
   Это вы сами попытаетесь внедрять или получили госзаказ?
   — Я не люблю связываться с государством в любой форме, поэтому мы все делаем на рынок. Вот мы сделали какую-то штуку — нравится? Берите. Не нравится — не берите. Политика такая. А всякие тендеры и прочие крысиные гонки — это не по мне, менталитет не тот… Наверное, при определенном складе ума можно денег государевых поиметь, но мне это не интересно.
   Понятно же, что все не просто так происходит — необходимо прилагать неприятные усилия (откаты, знакомства), чтобы получить государственные проекты. А я предпочитаю работать с рынком. Тут честнее. Иногда бывает непросто, но кто сказал, что свобода — дешевое удовольствие?
   По заказу военных мы делали контроллеры для записи сейсмических воздействий, но тоже не напрямую. У них очень запутанные требования к документации, поэтому формально нашу работу передавала другая — буферная, скажем так — компания, хотя фактически весь объем сделали мы. Нам проще было отдать им оформление всех бумажек, потому что это отдельная работа, которой нам заниматься не интересно.
   Но проект с маячками — он же не дешев, да и в любом случае его нужно согласовывать с городом. Разве нет?
   — В том-то и дело, что это недорого. Маячок — это три транзистора. Ну выдает какой-то код, делов-то? Конечно, от согласования с властями никуда не денешься. Идея с маячками у меня давняя. Я даже в «КТ» писал об этом (#296), но тогда я рассуждал более масштабно. Я придумал маячковую систему отслеживания трафика, но практической реализации она не получила, потому что нужно связываться с государством, а я этим заниматься не хочу. А идея какая? Вместо всех этих GPS в автомобилях — что довольно дорого — нужно обвесить город маячками. Вот, допустим, Москва. Пять тысяч перекрестков. На каждый повесить по маячку, который бьет, скажем, метров на пятьдесят — по сути, как охранка у автомобиля. А цена маячка — полста долларов за глаза. В автомобиль ставим бортовой компьютер. Простейший. Коробочка с двухстрочным индикатором, больше и не нужно. В нее загружается векторная карта Москвы — отображать ее не нужно, так что это тоже не проблема.
   И каждый раз, когда мы проезжаем мимо маячка, компьютер привязывается к его координатам и передает ретрансляторам информацию о скорости автомобиля, скажем, на последних десяти отрезках пути или за последние десять минут. Ретранслятор накапливает информацию, полученную от многих автомобилей, и по GPRS передает ее в ВЦ, где она обрабатывается, усредняется и транслируется бортовым компьютерам в виде информации о средней скорости движения на каждом отрезке дорог города.
   Что делает водитель, если хочет рассчитать оптимальный маршрут до нужного места? Он находит название улицы, вводит номер дома. Компьютер ищет кратчайший путь с учетом информации о средней скорости движения на городских магистралях. И тут мы убиваем сразу трех зайцев. Во-первых, получаем возможность достичь цели кратчайшим путем. Во-вторых, можем примерно рассчитать среднее время на поездку. В-третьих, уменьшается вероятность пробок, потому что нагрузка на транспортную сеть распределяется равномерно.
   Но почему маячки? Почему не сделать такой сервис, допустим, на основе GPS?
   — Основная статья расходов это стоимость бортовых компьютеров, их же нужно сотни тысяч. GPS получается на 50-70 долларов дороже. А все остальное это мелочи в масштабах города.
   Пять тысяч маячков на перекрестки, скажем, по пятьдесят долларов каждый — это 250 тысяч долларов. Двести ретрансляторов по 250 долларов — еще 50 тысяч. ВЦ с передатчиком — еще столько же. Итого 350 тысяч долларов. Практика показывает, что реальная стоимость проекта равна расчетной, умноженной на число p. Значит, миллион. Но что это для города? Копейки.
   Стоимость хорошей квартиры в центре. И эти деньги вернутся, поскольку можно оставить основной сервис бесплатным, но предлагать какие-то дополнительные услуги. Причем чем больше людей будут пользоваться этой службой, тем лучше она будет работать, так как система получается самообучаемая. Вот такая замечательная идея была опубликована у вас в журнале несколько лет назад. И проблема даже не в деньгах. Их-то как раз найти можно. Проблема — получить от чиновников «зеленый свет». Это уже вопрос бесконечный, как в денежном выражении, так и во времени и усилиях.
   Про маячки Коршуна мы вспомнили еще раз, когда стояли в пробке у въезда в Химки. И еще раз, когда застряли на Ленинградке. И еще раз — ближе к Белорусскому вокзалу.
   Конечно, жаль, что единственный массовый продукт в портфолио «Телесистем» имеет нулевые шансы на реализацию. Что же касается реальной продукции компании, то мы оставили диктофон в редакции, надеясь потом опубликовать расшифровку «лучших записей за неделю». Случилось, однако, так, что лучшие записи оказались совершенно непечатными, поэтому всем интересующимся достанутся только впечатления Сергея Леонова.

Цифровой диктофон EDIC-mini LCD (модель B8)

   Одна из первых моделей выпускаемого «Телесистемами» диктофона Edic была в свое время на тестировании у нашего «огородника» (похожая по размерам, но более новая попала в книгу рекордов Гиннесса как самый маленький в мире диктофон), в результате Евгений Антонович до сих пор поминает недобрым словом ее «интуивно понятный» интерфейс в виде двух кнопок и одного светодиода. Воды с тех пор утекло много, и в номенклатуре продукции «Телесистем» появился Edic Mini LCD — подобное же устройство, но с нормальным ЖК-индикатором и джойстиком вместо кнопок. Впрочем, «интуитивная понятность» от этого шагнула вперед не слишком далеко. Джойстик не имеет маркировки функций, экранных подсказок нет, запомнить три команды (запись, стоп, воспроизведение) я еще смог, но дальше (типа «нажать три раза стрелку вниз, потом центральную кнопку, потом стрелками вправо-влево выбрать режим») уже не осилил. Хорошо, что настройки можно выполнять из программы, подключив диктофон к компьютеру.
   Кроме габаритов 60х28х9 мм (примечательно, что ни в техническом описании, ни на коробке конкретные цифры не указаны), устройство имеет весьма заманчивые характеристики энергопотребления: от 1,5 до 3,6 мА при записи (в зависимости от режима кодирования), 5—7 мА при воспроизведении на внешний наушник, 200 мкА в режиме ожидания с включенной системой VAS и 16 мкА в дежурном режиме. Элемент питания — трехвольтовая литиевая батарея CR2450, ее должно хватать на несколько сотен часов работы.
   Паспортные параметры:
   кодек — 16 бит;
   отношение сигнал/шум — 72 дБ;
   полоса частот — 100—6000 Гц;
   голосовая активизация записи (VAS) с сохранением в памяти длительности пауз;
   программный медианный фильтр (anti-aliasing);
   возможность логарифмического сжатия с выбором коэффициента чувствительности;
   кольцевая запись;
   подключение к компьютеру по USB;
   возможность использования в качестве флэш-накопителя.
   «Телесистемы» предлагают аж шесть вариантов «Эдика» — с памятью от 64 Мбайт до 2 Гбайт. Маркировка при этом соответствует времени записи в минутах для режимов с потоком 8 кбит/с (это в терминах компании называется ExtraLongPlay). Соответственно — от 9,3 до 298,8 часа записи.
   Самый экономный в отношении памяти режим — 2-битное ADPCM-кодирование при частоте дискретизации 4 кГц (поток 8 кбит/с, SuperExtraLongPlay) реально неприменим — качество записи совершенно неудовлетворительное, разобрать можно только очень громкие звуки, и антиалиас-фильтр нисколько не спасает.
   Режимы с потоком 16 кбит/с уже приемлемы, звук по крайней мере не хрипит, хотя явно не хватает высших частот. В пределах нашей большой редакторской комнаты практические испытания позволили легко распознать, кто кого и куда послал, пока я выходил курить.
   32 кбит/с вне зависимости от типа кодирования — уже нормально, но время записи при этом вдвое меньше соответствующего маркировке. 64—256 кбит/с — совсем хорошо.
   Субъективное сравнение с моим Olympus DM-20 в режиме LP (16 кбит/с) показало некоторое преимущество «Эдика» — голос менее прерывист и, соответственно, более разборчив. Впрочем, этот режим при записи интервью я никогда не использую из-за принципиально неважной разборчивости. В режимах с лучшим качеством особой разницы не замечено.
   Указанная в паспорте чувствительность микрофона на расстоянии до 9 метров вполне соответствует реальности — на самом деле можно разобрать голос и с большей дистанции. Максимальная чувствительность практически идентична тому же Olympus DM-20 в режиме Conference. Несмотря на то что отверстие микрофона у «Эдика» расположено снизу, чувствительность практически не зависит от положения устройства на столе — вероятно, звук с тем же успехом проходит через стенки корпуса.
   Разъем mini-USB на корпусе устройства вводит в заблуждение — на самом деле это не стандартный USB. Я, к примеру, пользуюсь тремя устройствами с USB-интерфейсом и именно такими разъемами и держу для них всех один-единственный кабель. Но при втыкании этого кабеля в «Эдик» последний входит в полный ступор — внутреннее питание 3,2 вольта, а с кабеля приходит 5 вольт, в результате, видимо, через защитные диоды это напряжение попадает на внутреннюю шину питания, отчего электроника «сходит с ума», а ЖК-дисплей полностью чернеет (и остается таковым даже после отстыковки кабеля). Но надо признать, что диктофон весьма «дуракоустойчив» — через 10—15 минут чернота ЖК-дисплея рассосалась сама собой, и все снова застреляло. В прилагаемом же кабеле — не просто прямое соединение. Маленький «бочонок» с надписью «USB-adapter» — это преобразователь USB-COM, то есть сам диктофон имеет обычный последовательный интерфейс, хотя и работающий на большой скорости. При подключении кабеля устройство, похоже, как-то подпитывается от компьютера, по крайней мере показания индикатора батареи всегда увеличиваются почти до максимума.
   В режиме работы с ПК скорость считывания данных с диктофона колеблется вокруг значения 100 кбайт/с, скорость записи — увы, всего 16 кбайт/с. В паспорте написано обтекаемо: «скорость обмена — 1,5 Мбод», но этой цифры мне достичь не удалось. Вообще использование диктофона в качестве флэш-драйва хоть и возможно, но очень неудобно. Главное преимущество обычной флэшки — ее читабельность без драйверов на любом ПК (при наличии современной ОС) — здесь отсутствует, драйвер надо устанавливать с прилагаемого диска. И не пытайтесь просить Windows XP автоматически найти драйвер в Интернете — она-то находит, именно для преобразователя USB-COM, но с ним диктофон не работает. Кроме того, система не видит устройство как диск, потому все штатные операции копирования/переноса данных не проходят, можно пользоваться только «родной» утилитой, а она, ко всему прочему, не умеет работать с drag&drop (хотя в нее встроено некое подобие «Проводника»).
   Ну и, конечно, не могу не упомянуть о ценах на это устройство, которые, возможно, перевесят любую сверхэкономичность и сверхминиатюрность: описываемая модель в розницу стоит от 229 (64 Мбайт) до 919 долларов (2 Гбайт) — а что вы хотели, шпионское оборудование никогда дешевизной не отличалось.

МЫСЛИ: Программазм как cоcтояние души

   Недавно случилось так, что для одного большого и срочного проекта мне пришлось самому «взять в руки шашку» и заняться программированием. Правда, весьма высокоуровневым (на Communiware), но все-таки… Причем значительная часть работы пришлась не на реализацию функциональности конкретного сайта (имеющего ТЗ), а на доделку и переделку ряда общеупотребительных пакетов — то есть на задачу, не имеющую четкой постановки и границ.
   Не прошло и нескольких дней, как я впал в знакомое, но давно забытое состояние, которое сам для себя окрестил программазмом. Кроме изменившегося самоощущения, это стало проявляться и во внешней жизни — прогулки с собакой сводились к пятиминутному «вывести пописать»; жена жаловалась, что со мной невозможно общаться, потому что я ее не слышу и все время нахожусь в раздражении; я же ничего не успевал, и важные деловые встречи и звонки стали «висеть» по несколько дней.
   Состояние программазма характеризуется
   — полной «забитостью»;
   — смещением жизненных приоритетов.
   И для этого есть объективные предпосылки, определяемые самим характером деятельности. Писание программ в ситуации, когда ты на себя замыкаешь цикл «постановка — архитектура — кодирование», является творческим процессом и очень благодарным в смысле быстроты получения результата. Но «мягкость» материала, с которым ты работаешь, и быстрота технологического цикла «придумал-сделал» начинают играть злую шутку.
   Поскольку совершенство недостижимо, над тобой всегда висит множество нереализованных возможностей. А когда все вроде бы сделано, ты некоторое время кайфуешь, наблюдая дело рук своих, а потом вдруг понимаешь, что можно было сделать гораздо лучше… И либо начинаешь тут же делать это (ведь компьютер всегда под рукой), либо это понимание остается раной в твоей душе, лишающей покоя и сна.
   В результате создается сильная обратная связь, основанная как на положительных, так и на отрицательных подкреплениях — как у наркоманов кайф от дозы (удовлетворение от сделанного) сочетается с ломкой при ее (дозы) отсутствии (страдания по недоделанному). И рукотворный мир твоей программы начинает тебя засасывать вплоть до значительного ослабления связей с реальностью.
   Последний неисправленный баг и недоделанная фича субъективно становится важнее, чем какие-то деловые и жизненные проблемы, в том числе и «внешние» проблемы с той самой программой, которую ты делаешь.
   А поскольку при реализации мало-мальски сложных вещей их нужно полностью держать в памяти, то и ресурсы твоего «центрального процессора» оказываются сильно загружены. Что, естественно, замедляет скорость и ухудшает реакцию на внешние раздражители.
   На самом деле, именно такое состояние характерно для большинства людей, занимающихся программированием «по-русски», когда один человек в значительной степени совмещает в себе постановщика задачи, архитектора, кодировщика, проект-менеджера, тестировщика, аккаунт-менеджера (общение с клиентом) и черт знает кого еще.