Страница:
— Лорд Роберт Сент-Саймон! — объявил наш юный слуга, распахивая дверь.
Lord Robert St. Simon.
Вошел джентльмен с приятными тонкими чертами лица, бледный, с крупным носом, с чуть надменным ртом и твердым, открытым взглядом — взглядом человека, которому выпал счастливый жребий повелевать и встречать повиновение. Движения у него были легкие и живые, но из-за некоторой сутулости и манеры сгибать колени при ходьбе он казался старше своих лет. Волосы на висках у него поседели, а когда он снял шляпу с загнутыми полями, обнаружилось, что они, кроме того, сильно поредели на макушке. Его костюм представлял верх изящества, граничившего с фатовством: высокий крахмальный воротничок, черный сюртук с белым жилетом, желтые перчатки, лакированные ботинки и светлые гетры. Он медленно вошел в комнату и огляделся по сторонам, нервно вертя в руке шнурок от золотого лорнета.
— Добрый день, лорд Сент-Саймон, — любезно сказал Холмс, поднимаясь навстречу посетителю. — Садитесь, пожалуйста, сюда, в плетеное кресло. Это мой друг и коллега, доктор Уотсон. Придвиньтесь поближе к огню, и потолкуем о вашем деле…
— … как нельзя более мучительном для меня, мистер Холмс! Я потрясен. Разумеется, вам не раз приходилось вести дела щекотливого свойства, сэр, но вряд ли ваши клиенты принадлежали к такому классу общества, к которому принадлежу я.
— Да, вы правы, это для меня ступень вниз.
— Простите?
— Последним моим клиентом по делу такого рода был король.
— Вот как! Я не знал. Какой же это король?
— Король Скандинавии.
— Как, у него тоже пропала жена?
— Надеюсь, вы понимаете, — самым учтивым тоном произнес Холмс, — что в отношении всех моих клиентов я соблюдаю такую же тайну, какую обещаю и вам.
— О, конечно, конечно! Вы совершенно правы, прошу меня извинить. Что касается моего случая, я готов сообщить вам любые сведения, какие могут помочь вам составить мнение по поводу происшедшего.
— Благодарю вас. Я уже ознакомился с тем, что было в газетах, но не знаю ничего больше. Надо полагать, что можно считать их сообщения верными? Хотя бы вот эту заметку — об исчезновении невесты?
Лорд Сент-Саймон наскоро пробежал заметку.
— Да, это более или менее верно.
— Но для того, чтобы я мог прийти к определеному заключению, мне понадобится ряд дополнительных данных. Пожалуй, лучше будет, если я задам вам несколько вопросов.
— Я к вашим услугам.
— Когда вы познакомились с мисс Хетти Доран?
— Год назад, в Сан-Франциско.
— Вы путешествовали по Соединенным Штатам?
— Да.
— Вы еще там обручились с нею?
— Нет.
— Но вы ухаживали за ней?
— Мне было приятно ее общество, и я этого не скрывал.
— Отец ее очень богат?
— Он считается самым богатым человеком на всем Тихоокеанском побережье.
— А где и как он разбогател?
— На золотых приисках. Еще несколько лет назад у него ничего не было. Потом ему посчастливилось напасть на богатую золотоносную жилу, он удачно поместил капитал и быстро пошел в гору.
— А не могли бы вы обрисовать мне характер молодой леди — вашей супруги? Что она за человек?
Лорд Сент-Саймон начал быстро раскачивать лорнет и посмотрел в огонь.
— Видите ли, мистер Холмс, — сказал он, — моей жене было уже двадцать лет, когда ее отец стал богатым человеком. До того она свободно носилась по прииску и бродила по лесам и горам, так что ее воспитанием занималась скорее природа, чем школа. Настоящая «сорви-голова», как мы называем таких девушек в Англии, натура сильная и свободолюбивая, не скованная никакими традициями. У нее порывистый, я бы даже сказал, бурный характер. Быстро принимает решения и бесстрашно доводит до конца то, что задумала. С другой стороны, я не дал бы ей имени, которое имею честь носить, — тут он с достоинством откашлялся, — если бы не был уверен, что, в сущности, это благороднейшее создание. Я твердо знаю, что она способна на героическое самопожертвование и что все бесчестное ее отталкивает.
— Есть у вас ее фотография?
— Я принес с собой вот это.
Он открыл медальон и показал нам прелестное женское лицо. Это была не фотография, а миниатюра на слоновой кости. Художнику удалось передать прелесть блестящих черных волос, больших темных глаз, изящно очерченного рта. Холмс долго и внимательно рассматривал миниатюру, потом закрыл медальон и вернул его лорду Сент-Саймону.
— А потом молодая девушка приехала в Лондон и вы возобновили знакомство с нею?
— Да, на этот сезон отец привез ее в Лондон, мы начали встречаться, обручились, и вот теперь я женился на ней.
— За ней дали, должно быть, порядочное приданое?
— Прекрасное приданое, но такова традиция в нашей семье.
— И поскольку ваш брак — уже совершившийся факт, оно конечно, останется в вашем распоряжении?
— Право, не знаю. Я не наводил никаких справок на этот счет.
— Ну, понятно. Скажите, виделись вы с мисс Доран накануне свадьбы?
— Да.
— И в каком она была настроении?
— В отличном. Все время строила планы нашей будущей совместной жизни.
— Вот как? Это чрезвычайно любопытно. А утром в день свадьбы?
— Она была очень весела — по крайней мере до конца церемонии.
— А потом вы, стало быть, заметили в ней какую-то перемену?
— Да, по правде говоря, я тогда впервые имел случай убедиться в некоторой неровности ее характера. Впрочем, этот эпизод настолько незначителен, что не стоит о нем и рассказывать. Он не имеет ни малейшего значения.
— Все-таки расскажите, прошу вас.
— Хорошо, но это такое ребячество… Когда мы с ней шли от алтаря, она уронила букет. В этот момент мы как раз поравнялись с передней скамьей, и букет упал под скамью. Произошло минутное замешательство, но какой-то джентльмен, сидевший на скамье, тут же нагнулся и подал ей букет, который ничуть не пострадал. И все-таки, когда я заговорил с ней об этом, она ответила какой-то резкостью и потом, сидя в карете, когда мы ехали домой, казалась до нелепости взволнованной этой ерундой.
The gentleman in the pew handed it up to her.
— Ах вот что! Значит, на скамье сидел какой-то джентльмен? Стало быть, в церкви все-таки была посторонняя публика?
— Ну конечно. Это неизбежно, раз церковь открыта.
— И этот джентльмен не принадлежал к числу знакомых вашей жены?
— О нет! Я только из вежливости назвал его «джентльменом»: судя по виду, это человек не нашего круга. Впрочем, я даже не разглядел его хорошенько. Но, право же, мы отвлекаемся от темы.
— Итак, возвратясь из церкви, леди Сент-Саймон была уже не в таком хорошем расположении духа? Чем она занялась, когда вошла в дом отца?
— Начала что-то рассказывать своей горничной.
— А что представляет собой ее горничная?
— Ее зовут Алиса. Она американка и приехала вместе со своей госпожой из Калифорнии.
— Вероятно она пользуется доверием вашей жены?
— Пожалуй, даже чересчур большим доверием. Мне всегда казалось, что мисс Хетти слишком много ей позволяет. Впрочем, в Америке иначе смотрят на эти вещи.
— Сколько времени продолжался их разговор?
— Кажется, несколько минут. Не знаю, право, я был слишком занят.
— И вы не слышали о чем они говорили?
— Леди Сент-Саймон сказала что-то о «захвате чужого участка». Она постоянно употребляет такого рода жаргонные словечки. Понятия не имею, что она имела в виду.
— Американский жаргон иногда очень выразителен. А что делала ваша жена после разговора со служанкой?
— Пошла в столовую.
— Под руку с вами?
— Нет, одна. Она чрезвычайно независима в таких мелочах. Минут через десять она поспешно встала из-за стола, пробормотала какие-то извинения и вышла из комнаты. Больше я не видел ее.
— Если не ошибаюсь, горничная Алиса показала на допросе, что ее госпожа вошла в свою комнату, накинула на подвенечное платье длинное дорожное пальто, надела шляпку и ушла.
— Совершенно верно. И потом ее видели в Гайд-парке. Она там была с Флорой Миллар — женщиной, которая утром того же дня устроила скандал в доме мистера Дорана. Сейчас она арестована.
— Ах да, расскажите, пожалуйста, об этой молодой особе и о характере ваших отношений.
Лорд Сент-Саймон пожал плечами и поднял брови.
— В течение нескольких лет мы были с ней в дружеских, я бы даже сказал, в очень дружеских отношениях. Она танцевала в «Аллегро». Я обошелся с ней, как подобает благородному человеку, и она не может иметь ко мне никаких претензий, но вы же знаете женщин, мистер Холмс, Флора — очаровательное существо, но она чересчур импульсивна я до безумия влюблена в меня. Узнав, что я собираюсь жениться, она начала писать мне ужасные письма, и, говоря откровенно, я только потому и устроил такую скромную свадьбу, что боялся скандала в церкви. Едва мы успели приехать после венчания, как она прибежала к дому мистера Дорана и сделала попытку проникнуть туда, выкрикивая при этом оскорбления и даже угрозы по адресу моей жены. Однако, предвидя возможность чего-либо в этом роде, я заранее пригласил двух полицейских в штатском, и те быстро выпроводили ее. Как только Флора поняла, что скандалом тут не поможешь, она сразу успокоилась.
— Слышала все это ваша жена?
— К счастью, нет.
— А потом с этой самой женщиной ее видели на улице?
— Да. И вот этот-то факт мистер Лестрейд из Скотланд-Ярда считает тревожным. Он думает, что Флора выманила мою жену из дому и устроила ей какую-нибудь ужасную ловушку.
— Что ж, это не лишено вероятия.
— Значит, и вы того же мнения?
— Вот этого я не сказал. Ну, а сами вы допускаете такую возможность?
— Я убежден, что Флора не способна обидеть и муху.
— Однако ревность иногда совершенно меняет характер человека. Скажите, а каким образом объясняете то, что произошло, вы сами?
— Я пришел сюда не для того, чтобы объяснять что-либо, а чтобы получить объяснение от вас. Я сообщил вам все факты, какими располагал. Впрочем, если вас интересует моя точка зрения, извольте: я допускаю, что возбуждение, которое испытала моя жена в связи с огромной переменой, происшедшей в ее судьбе, в ее общественном положении, могло вызвать у нее легкое нервное расстройство.
— Короче говоря, вы полагаете, что она внезапно потеряла рассудок?
— Если хотите, да. Когда я думаю, что она могла отказаться… не от меня, нет, но от всего того, о чем тщетно мечтали многие другие женщины, мне трудно найти иное объяснение.
— Что же, и это тоже вполне приемлемая гипотеза, — ответил Холмс улыбаясь. — Теперь, лорд Сент-Саймон, у меня, пожалуй, есть почти все нужные сведения. Скажите только одно: могли вы, сидя за свадебном столом, видеть в окно то, что происходило на улице?
— Нам виден был противоположный тротуар и парк.
— Отлично. Итак, у меня, пожалуй, больше нет необходимости вас задерживать. Я напишу вам.
— Только бы вам посчастливилось разрешить эту загадку! — сказал наш клиент, поднимаясь с места.
— Я уже разрешил ее.
— Что? Я, кажется, ослышался.
— Я сказал, что разрешил эту загадку.
— В таком случае, где же моя жена?
— Очень скоро я отвечу вам и на этот вопрос.
Лорд Сент-Саймон нахмурился.
— Боюсь, что над этим делом еще немало помучаются и более мудрые головы, чем у нас с вами, — заметил он и, церемонно поклонившись, с достоинством удалился.
Шерлок Холмс засмеялся:
— Лорд Сент-Саймон оказал моей голове большую честь, поставив ее на один уровень со своей!.. Знаете что, я не прочь бы выпить виски с содовой и выкурить сигару после этого длительного допроса. А заключение по данному делу сложилось у меня еще до того, как наш клиент вошел в комнату.
— Полноте, Холмс!
— В моих заметках есть несколько аналогичных случаев, хотя, как я уже говорил вам, ни одно из тех исчезновений не было столь скоропалительным. Беседа же с лордом Сент-Саймоном превратила мои предположения в уверенность. Побочные обстоятельства бывают иногда так же красноречивы, как муха в молоке, — если вспомнить Торо. [23]
— Однако, Холмс, ведь я присутствовал при разговоре и слышал то же, что слышали и вы.
— Да, но вы не знаете тех случаев, которые уже имели место и которые сослужили мне отличную службу. Почти такая же история произошла несколько лет назад в Абердине и нечто очень похожее — в Мюнжене, на следующий год после франко-прусской войны. Данный случай… А, вот и Лестрейд! Здравствуйте, Лестрейд! Вон там, на буфете, вино, а здесь, в ящике, сигары.
Официальный сыщик Скотланд-Ярда был облачен в куртку и носил на шее шарф, что делало его похожим на моряка. В руке он держал черный парусиновый саквояж. Отрывисто поздоровавшись, он опустился на стул и закурил предложенную сигару.
— Ну, выкладывайте, что случилось? — спросил Холмс с лукавым огоньком в глазах. — У вас недовольный вид.
— И я действительно недоволен. Черт бы побрал этого Сент-Саймона с его свадьбой! Ничего не могу понять.
— Неужели? Вы удивляете меня.
— В жизни не встречал более запутанной истории. Не найти никаких концов. Сегодня я провозился с ней весь день.
— И, кажется, при этом изрядно промокли, — сказал Холмс, дотрагиваясь до рукава куртки.
— Да, я обшаривал дно Серпентайна. [24]
— О, Господи! Да зачем вам это понадобилось?
— Чтобы найти тело леди Сент-Саймон.
«There,» said he.
Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.
— А бассейн фонтана на Трафальгард-сквер вы не забыли обшарить? — спросил он.
— На Трафальгард-сквер? Что вы хотите этим сказать?
— Да то, что у вас точно такие же шансы найти леди Сент-Саймон здесь, как и там.
Лестрейд бросил сердитый взгляд на моего друга.
— Как видно, вы уже разобрались в этом деле? — насмешливо спросил он.
— Мне только что рассказали о нем, но я уже пришел к определенному выводу.
— Неужели! Так вы считаете, что Серпентайн тут ни при чем?
— Полагаю, что так.
— В таком случае, прошу объяснить, каким образом мы могли найти в пруду вот это.
Он открыл саквояж и выбросил на пол шелковое подвенечное платье, пару белых атласных туфелек и веночек с вуалью — все грязное и совершенно мокрое.
— Извольте! — сказал Лестрейд, кладя на эту кучу новенькое обручальное кольцо. — Раскусите-ка этот орешек, мистер Холмс!
— Вот оно что! — сказал Холмс, выпуская сизые кольца дыма. — И все эти вещи вы выудили в пруду?
— Они плавали у самого берега, их нашел сторож парка. Родственники леди Сент— Саймон опознали и платье и все остальное. По-моему, если там была одежда, то где— нибудь поблизости найдется и тело.
— Если исходить из этой остроумной теории, тело каждого человека должно быть найдено рядом с его одеждой. Так чего же вы надеетесь добиться с помощью вещей леди Сент-Саймон, хотел бы я знать?
— Какой-нибудь улики, доказывающей, что в ее исчезновении замешана Флора Миллар.
— Боюсь, это будет нелегко.
— Боитесь? — с горечью вскричал Лестрейд. — А я, Холмс, боюсь, что вы совсем оторвались от жизни с вашими вечными теориями и умозаключениями. За несколько минут вы сделали две грубые ошибки, Вот это самое платье, несомненно, уличает мисс Флору Миллар.
— Каким же образом?
— В платье есть карман. В кармане нашелся футляр для визитных карточек. А в футляре — записка. Вот она. — Он расправил записку на столе. — Сейчас я прочту ее вам: «Увидимся, когда все будет готово. Выходите немедленно. Ф. X. М.». Я с самого начала предполагал, что Флора Миллар под каким-нибудь предлогом выманила леди Сент-Саймон из дому и, разумеется, вместе с сообщниками является виновницей ее исчезновения. И вот перед нами записка — записка с ее инициалами, которую она, несомненно сунула леди Сент-Саймон у дверей дома, чтобы завлечь ее в свои сети.
— Отлично, Лестрейд, — со смехом сказал Холмс. — Право же, вы очень ловко все это придумали. Покажите-ка записку.
Он небрежно взял в руку бумажку, но что-то в ней вдруг приковало его внимание.
— Да, это действительно очень важно! — сказал он с довольным видом.
— Ага! Теперь убедились?
— Чрезвычайно важно! Сердечно поздравляю вас, Лестрейд .
Торжествующий Лестрейд вскочил и наклонился над запиской.
— Что это? — изумился он. — Ведь вы смотрите не на ту сторону?
— Нет, я смотрю именно туда, куда нужно.
— Да вы с ума сошли! Переверните бумажку. Записка-то ведь написана карандашом на обороте!
— Зато здесь я вижу обрывок счета гостиницы, который весьма интересует меня.
— Ничего в нем нет особенного! Я уже видел его: «Окт. 4-го. Комната — 8 шил. Завтрак — 2 шил.6 пенс. Коктейль — 1 шил. Ленч — 2 шил. 6 пенс. Стакан хереса — 8 пенс». Вот и все. Не вижу ничего интересного.
— Вполне возможно, что не видите. А между тем этот счет имеет большое значение. Что касается записки, она тоже имеет значение, во всяком случае, ее инициалы. Так что поздравляю вас еще раз, Лестрейд.
— Ну, хватит терять время! — сказал тот, поднимаясь с места. — Я, знаете ли, считаю, что надо работать, а не сидеть у камина и разводить разные там теории. До свидания, мистер Холмс. Посмотрим, кто первым доберется до сути этого дела.
Он собрал принесенную одежду, сунул ее в саквояж и направился к двери.
— Два слова, Лестрейд, — медленно произнес Холмс, обращаясь к спине своего уходящего соперника. — Я могу вам открыть разгадку вашего дела. Леди Сент-Саймон — миф. Ее нет и никогда не было.
Лестрейд обернулся и с грустью взглянул на моего друга. Потом он посмотрел на меня, трижды постучал пальцем по лбу, многозначительно покачал головой и поспешно вышел.
Как только за ним закрылась дверь, Холмс встал и надел пальто.
— В том, что сказал этот субъект, есть доля истины, — заметил он. — Нельзя все время сидеть дома, надо работать. Поэтому, Уотсон, я должен ненадолго оставить вас наедине с вашими газетами.
Шерлок Холмс покинул меня в половине шестого, но я недолго оставался в одиночестве, ибо не прошло и часа, как к нам явился посыльный из гастрономического магазина с большущей коробкой. С помощью мальчика, пришедшего с ним вместе, он распаковал ее, и, к моему великому удивлению, на скромном обеденном столе нашей квартирки появился роскошный холодный ужин. Здесь была парочка холодных вальдшнепов, фазан, паштет из гусиной печенки и несколько пыльных, покрытых паутиной бутылок старого вина. Расставив все эти лакомые блюда, оба посетителя исчезли, подобно духами из «Тысячи и одной ночи», успев сказать только, что за все уплачено и велено доставить по этому адресу.
Около девяти в комнату бодрыми шагами вошел Холмс. Лицо его было серьезно, но в глазах блестел огонек, по которому я сразу угадал, что он не обманулся в своих догадках.
— А, ужин уже на столе! — сказал он, потирая руки.
— Вы, значит, ждете гостей? Они накрыли на пять персон.
— Да, я думаю, что к нам может кое-кто зайти, — ответил он. — Странно, что лорда Сент-Саймона еще нет… Ага! Кажется, я слышу на лестнице его шаги.
Он не ошибся. В комнату быстро вошел наш утренний посетитель, еще сильнее прежнего раскачивая висевший на шнурке лорнет. На его аристократическом лице отражалось сильнейшее смятение.
— Стало быть, мой посыльный застал вас дома? — спросил Холмс.
— Да, но признаюсь, содержание письма поразило меня сверх всякой меры. Есть ли у вас доказательства того, что вы сообщили?
— Есть, и самые веские.
Лорд Сент-Саймон опустился в кресло и провел рукой по лбу.
— Что скажет герцог! — прошептал он. — Что он скажет, когда услышит об унижении, которому подвергся один из членов его семьи!
— Но ведь тут чистейшая случайность. Я никак не могу согласиться, что в этом есть что-нибудь унизительное.
— Ах, вы смотрите на такие вещи с другой точки зрения!
— Я решительно не вижу здесь ничьей вины. Мне кажется, эта леди просто не могла поступить иначе. Конечно. она действовала чересчур стремительно, но ведь у нее нет матери — ей не с кем было посоветоваться в критическую минуту.
— Это оскорбление, сэр, публичное оскорбление! — сказал лорд Сент-Саймон, барабаня пальцами по столу.
— Однако вы должны принять в расчет то исключительно положение, в котором оказалась бедная молодая девушка.
— Я не собираюсь принимать в расчет что бы то ни было. Со мной поступили бесчестно. Я просто вне себя.
— Кажется, звонят, — заметил Холмс. — Да, я слышу шаги на площадке… Что ж, если я не в силах убедить, вас, лорд Сент-Саймон, более снисходительно отнестись ко всему случившемуся, то, может быть, это скорее удастся адвокату, которого я пригласил.
Холмс распахнул дверь и впустил в комнату даму и господина.
— Лорд Сент-Саймон, — сказал он, — позвольте представить вас мистеру и миссис Фрэнсис Хей Маултон. С миссис Маултон вы, кажется, уже знакомы.
При виде новых посетителей наш клиент вскочил с места. Он стоял выпрямившись, опустив глаза, заложив руку за борт сюртука, — воплощение оскорбленного достоинства. Дама подбежала к нему и протянула руку, но он упорно не поднимал глаз. Так было, пожалуй, лучше для него, если он хотел остаться непреклонным: вряд ли кто-нибудь мог бы устоять перед ее умоляющим взглядом.
A picture of offended dignity.
— Вы сердитесь, Роберт? — сказала она. — Что ж, я понимаю, вы не можете не сердиться.
— Сделайте одолжение, не оправдывайтесь, — с горечью произнес лорд Сент-Саймон.
— Да, да, я знаю, я виновата, мне надо было поговорить с вами перед тем, как уйти, но я словно обезумела и с той самой минуты, как вдруг увидела Фрэнка, уже не сознавала, что делаю и что говорю. Удивительно еще, как это я не упала в обморок перед алтарем!
— Быть может, сударыня, вам угодно, чтобы мы — я и мой друг удалились на то время, пока вы будете объясняться с лордом Сент-Саймоном? — спросил Холмс.
— Если мне будет позволено выказать мое мнение, — вмешался мистер Маултон, — я скажу, что хватит делать тайну из этой истории. Что до меня, так я бы хотел, чтобы вся Европа и вся Америка услышали наконец правду.
Маултон был крепкий, загорелый молодой человек небольшого роста, с резкими чертами лица и быстрыми движениями.
— Ну хорошо, тогда я расскажу, как было дело, — сказала его спутница. — Мы с Фрэнком познакомились в 1881 году на прииске Мак-Квайра, близ Скалистых гор, где папа разрабатывал участок. Мы дали друг другу слово. Но вот однажды папа напал на богатую золотоносную жилу и разбогател, а участок бедного Фрэнка все истощался и в конце концов совсем перестал что-либо давать. Чем богаче становился папа, тем беднее становился Фрэнк. Папа теперь и слышать не хотел о нашем обручении и увез меня во Фриско. Но Фрэнк не сдавался. Он поехал за мной во Фриско, и мы продолжали видеться без ведома папы. Папа страшно рассердился бы, если б узнал об этом, поэтому мы и решили все сами. Фрэнк сказал, что он уедет и тоже наживет состояние и что приедет за мной только тогда, когда у него будет столько же денег, сколько у папы. А я пообещала, что буду ждать его, сколько бы ни понадобилось, и не выйду замуж за другого, пока он жив. «Если так, — сказал мне Фрэнк, — почему бы нам не обвенчаться теперь же? Я буду уверен в тебе, а твоим мужем стану лишь тогда, когда вернусь». Так мы и решили. Он отлично все устроил, священник обвенчал нас, и Фрэнк уехал искать счастья, а я вернулась к папе.
Через некоторое время я узнала, что Френк в Монтане. Потом он уехал искать золото в Аризону, а следующее известие о нем я получила уже из Нью-Мексико. Потом появилась длинная газетная статья о нападении на прииски индейцев-апачей, и в списке убитых было имя моего Фрэнка. Я потеряла сознание и потом несколько месяцев была тяжело больна. Папа уже думал, что у меня чахотка, и водил меня по всем докторам Фриско. Больше года я ни слова не слыхала о Фрэнке и была совершенно уверена, что он умер. Тут во Фриско приехал лорд Сент-Саймон, потом мы с папой поехали в Лондон, была решена свадьба, и папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что ни один мужчина в мире не может занять в моем сердце то место, какое я отдала моему Фрэнку.
И все-таки, если бы я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, я была бы ему верной женой. Мы не вольны в нашей любви, но управлять своими поступками в нашей власти. Я шла с ним к алтарю с твердым намерением исполнить свой долг, насколько это было в моих силах. Но вообразите себе, что я почувствовала, когда, подойдя к алтарю и оглянувшись, вдруг увидела Фрэнка. Он стоял возле первой скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я подумала, что это призрак. Но когда я оглянулась снова, он по-прежнему стоял там и взглядом словно спрашивал, рада я, что вижу его, или нет. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Все кружилось передо мной, и слова священника доносились до меня, точно жужжание пчелы. Я не знала, как быть. Остановить брачную церемонию, решиться на скандал в церкви? Я снова взглянула на него и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил палец к губам, как бы советуя молчать. Потом я увидела, как он торопливо пишет что-то на клочке бумаги, и поняла, что эта записка предназначалась мне. Проходя мимо него я уронила букет, и он, возвращая цветы, успел сунуть мне в руку записку. В ней было всего несколько слов: он просил, чтобы я вышла к нему, как только он подаст знак. У меня, конечно, не было и тени сомнения, что теперь мой главный долг — повиноваться ему и делать все, что он скажет.
Вошел джентльмен с приятными тонкими чертами лица, бледный, с крупным носом, с чуть надменным ртом и твердым, открытым взглядом — взглядом человека, которому выпал счастливый жребий повелевать и встречать повиновение. Движения у него были легкие и живые, но из-за некоторой сутулости и манеры сгибать колени при ходьбе он казался старше своих лет. Волосы на висках у него поседели, а когда он снял шляпу с загнутыми полями, обнаружилось, что они, кроме того, сильно поредели на макушке. Его костюм представлял верх изящества, граничившего с фатовством: высокий крахмальный воротничок, черный сюртук с белым жилетом, желтые перчатки, лакированные ботинки и светлые гетры. Он медленно вошел в комнату и огляделся по сторонам, нервно вертя в руке шнурок от золотого лорнета.
— Добрый день, лорд Сент-Саймон, — любезно сказал Холмс, поднимаясь навстречу посетителю. — Садитесь, пожалуйста, сюда, в плетеное кресло. Это мой друг и коллега, доктор Уотсон. Придвиньтесь поближе к огню, и потолкуем о вашем деле…
— … как нельзя более мучительном для меня, мистер Холмс! Я потрясен. Разумеется, вам не раз приходилось вести дела щекотливого свойства, сэр, но вряд ли ваши клиенты принадлежали к такому классу общества, к которому принадлежу я.
— Да, вы правы, это для меня ступень вниз.
— Простите?
— Последним моим клиентом по делу такого рода был король.
— Вот как! Я не знал. Какой же это король?
— Король Скандинавии.
— Как, у него тоже пропала жена?
— Надеюсь, вы понимаете, — самым учтивым тоном произнес Холмс, — что в отношении всех моих клиентов я соблюдаю такую же тайну, какую обещаю и вам.
— О, конечно, конечно! Вы совершенно правы, прошу меня извинить. Что касается моего случая, я готов сообщить вам любые сведения, какие могут помочь вам составить мнение по поводу происшедшего.
— Благодарю вас. Я уже ознакомился с тем, что было в газетах, но не знаю ничего больше. Надо полагать, что можно считать их сообщения верными? Хотя бы вот эту заметку — об исчезновении невесты?
Лорд Сент-Саймон наскоро пробежал заметку.
— Да, это более или менее верно.
— Но для того, чтобы я мог прийти к определеному заключению, мне понадобится ряд дополнительных данных. Пожалуй, лучше будет, если я задам вам несколько вопросов.
— Я к вашим услугам.
— Когда вы познакомились с мисс Хетти Доран?
— Год назад, в Сан-Франциско.
— Вы путешествовали по Соединенным Штатам?
— Да.
— Вы еще там обручились с нею?
— Нет.
— Но вы ухаживали за ней?
— Мне было приятно ее общество, и я этого не скрывал.
— Отец ее очень богат?
— Он считается самым богатым человеком на всем Тихоокеанском побережье.
— А где и как он разбогател?
— На золотых приисках. Еще несколько лет назад у него ничего не было. Потом ему посчастливилось напасть на богатую золотоносную жилу, он удачно поместил капитал и быстро пошел в гору.
— А не могли бы вы обрисовать мне характер молодой леди — вашей супруги? Что она за человек?
Лорд Сент-Саймон начал быстро раскачивать лорнет и посмотрел в огонь.
— Видите ли, мистер Холмс, — сказал он, — моей жене было уже двадцать лет, когда ее отец стал богатым человеком. До того она свободно носилась по прииску и бродила по лесам и горам, так что ее воспитанием занималась скорее природа, чем школа. Настоящая «сорви-голова», как мы называем таких девушек в Англии, натура сильная и свободолюбивая, не скованная никакими традициями. У нее порывистый, я бы даже сказал, бурный характер. Быстро принимает решения и бесстрашно доводит до конца то, что задумала. С другой стороны, я не дал бы ей имени, которое имею честь носить, — тут он с достоинством откашлялся, — если бы не был уверен, что, в сущности, это благороднейшее создание. Я твердо знаю, что она способна на героическое самопожертвование и что все бесчестное ее отталкивает.
— Есть у вас ее фотография?
— Я принес с собой вот это.
Он открыл медальон и показал нам прелестное женское лицо. Это была не фотография, а миниатюра на слоновой кости. Художнику удалось передать прелесть блестящих черных волос, больших темных глаз, изящно очерченного рта. Холмс долго и внимательно рассматривал миниатюру, потом закрыл медальон и вернул его лорду Сент-Саймону.
— А потом молодая девушка приехала в Лондон и вы возобновили знакомство с нею?
— Да, на этот сезон отец привез ее в Лондон, мы начали встречаться, обручились, и вот теперь я женился на ней.
— За ней дали, должно быть, порядочное приданое?
— Прекрасное приданое, но такова традиция в нашей семье.
— И поскольку ваш брак — уже совершившийся факт, оно конечно, останется в вашем распоряжении?
— Право, не знаю. Я не наводил никаких справок на этот счет.
— Ну, понятно. Скажите, виделись вы с мисс Доран накануне свадьбы?
— Да.
— И в каком она была настроении?
— В отличном. Все время строила планы нашей будущей совместной жизни.
— Вот как? Это чрезвычайно любопытно. А утром в день свадьбы?
— Она была очень весела — по крайней мере до конца церемонии.
— А потом вы, стало быть, заметили в ней какую-то перемену?
— Да, по правде говоря, я тогда впервые имел случай убедиться в некоторой неровности ее характера. Впрочем, этот эпизод настолько незначителен, что не стоит о нем и рассказывать. Он не имеет ни малейшего значения.
— Все-таки расскажите, прошу вас.
— Хорошо, но это такое ребячество… Когда мы с ней шли от алтаря, она уронила букет. В этот момент мы как раз поравнялись с передней скамьей, и букет упал под скамью. Произошло минутное замешательство, но какой-то джентльмен, сидевший на скамье, тут же нагнулся и подал ей букет, который ничуть не пострадал. И все-таки, когда я заговорил с ней об этом, она ответила какой-то резкостью и потом, сидя в карете, когда мы ехали домой, казалась до нелепости взволнованной этой ерундой.
— Ах вот что! Значит, на скамье сидел какой-то джентльмен? Стало быть, в церкви все-таки была посторонняя публика?
— Ну конечно. Это неизбежно, раз церковь открыта.
— И этот джентльмен не принадлежал к числу знакомых вашей жены?
— О нет! Я только из вежливости назвал его «джентльменом»: судя по виду, это человек не нашего круга. Впрочем, я даже не разглядел его хорошенько. Но, право же, мы отвлекаемся от темы.
— Итак, возвратясь из церкви, леди Сент-Саймон была уже не в таком хорошем расположении духа? Чем она занялась, когда вошла в дом отца?
— Начала что-то рассказывать своей горничной.
— А что представляет собой ее горничная?
— Ее зовут Алиса. Она американка и приехала вместе со своей госпожой из Калифорнии.
— Вероятно она пользуется доверием вашей жены?
— Пожалуй, даже чересчур большим доверием. Мне всегда казалось, что мисс Хетти слишком много ей позволяет. Впрочем, в Америке иначе смотрят на эти вещи.
— Сколько времени продолжался их разговор?
— Кажется, несколько минут. Не знаю, право, я был слишком занят.
— И вы не слышали о чем они говорили?
— Леди Сент-Саймон сказала что-то о «захвате чужого участка». Она постоянно употребляет такого рода жаргонные словечки. Понятия не имею, что она имела в виду.
— Американский жаргон иногда очень выразителен. А что делала ваша жена после разговора со служанкой?
— Пошла в столовую.
— Под руку с вами?
— Нет, одна. Она чрезвычайно независима в таких мелочах. Минут через десять она поспешно встала из-за стола, пробормотала какие-то извинения и вышла из комнаты. Больше я не видел ее.
— Если не ошибаюсь, горничная Алиса показала на допросе, что ее госпожа вошла в свою комнату, накинула на подвенечное платье длинное дорожное пальто, надела шляпку и ушла.
— Совершенно верно. И потом ее видели в Гайд-парке. Она там была с Флорой Миллар — женщиной, которая утром того же дня устроила скандал в доме мистера Дорана. Сейчас она арестована.
— Ах да, расскажите, пожалуйста, об этой молодой особе и о характере ваших отношений.
Лорд Сент-Саймон пожал плечами и поднял брови.
— В течение нескольких лет мы были с ней в дружеских, я бы даже сказал, в очень дружеских отношениях. Она танцевала в «Аллегро». Я обошелся с ней, как подобает благородному человеку, и она не может иметь ко мне никаких претензий, но вы же знаете женщин, мистер Холмс, Флора — очаровательное существо, но она чересчур импульсивна я до безумия влюблена в меня. Узнав, что я собираюсь жениться, она начала писать мне ужасные письма, и, говоря откровенно, я только потому и устроил такую скромную свадьбу, что боялся скандала в церкви. Едва мы успели приехать после венчания, как она прибежала к дому мистера Дорана и сделала попытку проникнуть туда, выкрикивая при этом оскорбления и даже угрозы по адресу моей жены. Однако, предвидя возможность чего-либо в этом роде, я заранее пригласил двух полицейских в штатском, и те быстро выпроводили ее. Как только Флора поняла, что скандалом тут не поможешь, она сразу успокоилась.
— Слышала все это ваша жена?
— К счастью, нет.
— А потом с этой самой женщиной ее видели на улице?
— Да. И вот этот-то факт мистер Лестрейд из Скотланд-Ярда считает тревожным. Он думает, что Флора выманила мою жену из дому и устроила ей какую-нибудь ужасную ловушку.
— Что ж, это не лишено вероятия.
— Значит, и вы того же мнения?
— Вот этого я не сказал. Ну, а сами вы допускаете такую возможность?
— Я убежден, что Флора не способна обидеть и муху.
— Однако ревность иногда совершенно меняет характер человека. Скажите, а каким образом объясняете то, что произошло, вы сами?
— Я пришел сюда не для того, чтобы объяснять что-либо, а чтобы получить объяснение от вас. Я сообщил вам все факты, какими располагал. Впрочем, если вас интересует моя точка зрения, извольте: я допускаю, что возбуждение, которое испытала моя жена в связи с огромной переменой, происшедшей в ее судьбе, в ее общественном положении, могло вызвать у нее легкое нервное расстройство.
— Короче говоря, вы полагаете, что она внезапно потеряла рассудок?
— Если хотите, да. Когда я думаю, что она могла отказаться… не от меня, нет, но от всего того, о чем тщетно мечтали многие другие женщины, мне трудно найти иное объяснение.
— Что же, и это тоже вполне приемлемая гипотеза, — ответил Холмс улыбаясь. — Теперь, лорд Сент-Саймон, у меня, пожалуй, есть почти все нужные сведения. Скажите только одно: могли вы, сидя за свадебном столом, видеть в окно то, что происходило на улице?
— Нам виден был противоположный тротуар и парк.
— Отлично. Итак, у меня, пожалуй, больше нет необходимости вас задерживать. Я напишу вам.
— Только бы вам посчастливилось разрешить эту загадку! — сказал наш клиент, поднимаясь с места.
— Я уже разрешил ее.
— Что? Я, кажется, ослышался.
— Я сказал, что разрешил эту загадку.
— В таком случае, где же моя жена?
— Очень скоро я отвечу вам и на этот вопрос.
Лорд Сент-Саймон нахмурился.
— Боюсь, что над этим делом еще немало помучаются и более мудрые головы, чем у нас с вами, — заметил он и, церемонно поклонившись, с достоинством удалился.
Шерлок Холмс засмеялся:
— Лорд Сент-Саймон оказал моей голове большую честь, поставив ее на один уровень со своей!.. Знаете что, я не прочь бы выпить виски с содовой и выкурить сигару после этого длительного допроса. А заключение по данному делу сложилось у меня еще до того, как наш клиент вошел в комнату.
— Полноте, Холмс!
— В моих заметках есть несколько аналогичных случаев, хотя, как я уже говорил вам, ни одно из тех исчезновений не было столь скоропалительным. Беседа же с лордом Сент-Саймоном превратила мои предположения в уверенность. Побочные обстоятельства бывают иногда так же красноречивы, как муха в молоке, — если вспомнить Торо. [23]
— Однако, Холмс, ведь я присутствовал при разговоре и слышал то же, что слышали и вы.
— Да, но вы не знаете тех случаев, которые уже имели место и которые сослужили мне отличную службу. Почти такая же история произошла несколько лет назад в Абердине и нечто очень похожее — в Мюнжене, на следующий год после франко-прусской войны. Данный случай… А, вот и Лестрейд! Здравствуйте, Лестрейд! Вон там, на буфете, вино, а здесь, в ящике, сигары.
Официальный сыщик Скотланд-Ярда был облачен в куртку и носил на шее шарф, что делало его похожим на моряка. В руке он держал черный парусиновый саквояж. Отрывисто поздоровавшись, он опустился на стул и закурил предложенную сигару.
— Ну, выкладывайте, что случилось? — спросил Холмс с лукавым огоньком в глазах. — У вас недовольный вид.
— И я действительно недоволен. Черт бы побрал этого Сент-Саймона с его свадьбой! Ничего не могу понять.
— Неужели? Вы удивляете меня.
— В жизни не встречал более запутанной истории. Не найти никаких концов. Сегодня я провозился с ней весь день.
— И, кажется, при этом изрядно промокли, — сказал Холмс, дотрагиваясь до рукава куртки.
— Да, я обшаривал дно Серпентайна. [24]
— О, Господи! Да зачем вам это понадобилось?
— Чтобы найти тело леди Сент-Саймон.
Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.
— А бассейн фонтана на Трафальгард-сквер вы не забыли обшарить? — спросил он.
— На Трафальгард-сквер? Что вы хотите этим сказать?
— Да то, что у вас точно такие же шансы найти леди Сент-Саймон здесь, как и там.
Лестрейд бросил сердитый взгляд на моего друга.
— Как видно, вы уже разобрались в этом деле? — насмешливо спросил он.
— Мне только что рассказали о нем, но я уже пришел к определенному выводу.
— Неужели! Так вы считаете, что Серпентайн тут ни при чем?
— Полагаю, что так.
— В таком случае, прошу объяснить, каким образом мы могли найти в пруду вот это.
Он открыл саквояж и выбросил на пол шелковое подвенечное платье, пару белых атласных туфелек и веночек с вуалью — все грязное и совершенно мокрое.
— Извольте! — сказал Лестрейд, кладя на эту кучу новенькое обручальное кольцо. — Раскусите-ка этот орешек, мистер Холмс!
— Вот оно что! — сказал Холмс, выпуская сизые кольца дыма. — И все эти вещи вы выудили в пруду?
— Они плавали у самого берега, их нашел сторож парка. Родственники леди Сент— Саймон опознали и платье и все остальное. По-моему, если там была одежда, то где— нибудь поблизости найдется и тело.
— Если исходить из этой остроумной теории, тело каждого человека должно быть найдено рядом с его одеждой. Так чего же вы надеетесь добиться с помощью вещей леди Сент-Саймон, хотел бы я знать?
— Какой-нибудь улики, доказывающей, что в ее исчезновении замешана Флора Миллар.
— Боюсь, это будет нелегко.
— Боитесь? — с горечью вскричал Лестрейд. — А я, Холмс, боюсь, что вы совсем оторвались от жизни с вашими вечными теориями и умозаключениями. За несколько минут вы сделали две грубые ошибки, Вот это самое платье, несомненно, уличает мисс Флору Миллар.
— Каким же образом?
— В платье есть карман. В кармане нашелся футляр для визитных карточек. А в футляре — записка. Вот она. — Он расправил записку на столе. — Сейчас я прочту ее вам: «Увидимся, когда все будет готово. Выходите немедленно. Ф. X. М.». Я с самого начала предполагал, что Флора Миллар под каким-нибудь предлогом выманила леди Сент-Саймон из дому и, разумеется, вместе с сообщниками является виновницей ее исчезновения. И вот перед нами записка — записка с ее инициалами, которую она, несомненно сунула леди Сент-Саймон у дверей дома, чтобы завлечь ее в свои сети.
— Отлично, Лестрейд, — со смехом сказал Холмс. — Право же, вы очень ловко все это придумали. Покажите-ка записку.
Он небрежно взял в руку бумажку, но что-то в ней вдруг приковало его внимание.
— Да, это действительно очень важно! — сказал он с довольным видом.
— Ага! Теперь убедились?
— Чрезвычайно важно! Сердечно поздравляю вас, Лестрейд .
Торжествующий Лестрейд вскочил и наклонился над запиской.
— Что это? — изумился он. — Ведь вы смотрите не на ту сторону?
— Нет, я смотрю именно туда, куда нужно.
— Да вы с ума сошли! Переверните бумажку. Записка-то ведь написана карандашом на обороте!
— Зато здесь я вижу обрывок счета гостиницы, который весьма интересует меня.
— Ничего в нем нет особенного! Я уже видел его: «Окт. 4-го. Комната — 8 шил. Завтрак — 2 шил.6 пенс. Коктейль — 1 шил. Ленч — 2 шил. 6 пенс. Стакан хереса — 8 пенс». Вот и все. Не вижу ничего интересного.
— Вполне возможно, что не видите. А между тем этот счет имеет большое значение. Что касается записки, она тоже имеет значение, во всяком случае, ее инициалы. Так что поздравляю вас еще раз, Лестрейд.
— Ну, хватит терять время! — сказал тот, поднимаясь с места. — Я, знаете ли, считаю, что надо работать, а не сидеть у камина и разводить разные там теории. До свидания, мистер Холмс. Посмотрим, кто первым доберется до сути этого дела.
Он собрал принесенную одежду, сунул ее в саквояж и направился к двери.
— Два слова, Лестрейд, — медленно произнес Холмс, обращаясь к спине своего уходящего соперника. — Я могу вам открыть разгадку вашего дела. Леди Сент-Саймон — миф. Ее нет и никогда не было.
Лестрейд обернулся и с грустью взглянул на моего друга. Потом он посмотрел на меня, трижды постучал пальцем по лбу, многозначительно покачал головой и поспешно вышел.
Как только за ним закрылась дверь, Холмс встал и надел пальто.
— В том, что сказал этот субъект, есть доля истины, — заметил он. — Нельзя все время сидеть дома, надо работать. Поэтому, Уотсон, я должен ненадолго оставить вас наедине с вашими газетами.
Шерлок Холмс покинул меня в половине шестого, но я недолго оставался в одиночестве, ибо не прошло и часа, как к нам явился посыльный из гастрономического магазина с большущей коробкой. С помощью мальчика, пришедшего с ним вместе, он распаковал ее, и, к моему великому удивлению, на скромном обеденном столе нашей квартирки появился роскошный холодный ужин. Здесь была парочка холодных вальдшнепов, фазан, паштет из гусиной печенки и несколько пыльных, покрытых паутиной бутылок старого вина. Расставив все эти лакомые блюда, оба посетителя исчезли, подобно духами из «Тысячи и одной ночи», успев сказать только, что за все уплачено и велено доставить по этому адресу.
Около девяти в комнату бодрыми шагами вошел Холмс. Лицо его было серьезно, но в глазах блестел огонек, по которому я сразу угадал, что он не обманулся в своих догадках.
— А, ужин уже на столе! — сказал он, потирая руки.
— Вы, значит, ждете гостей? Они накрыли на пять персон.
— Да, я думаю, что к нам может кое-кто зайти, — ответил он. — Странно, что лорда Сент-Саймона еще нет… Ага! Кажется, я слышу на лестнице его шаги.
Он не ошибся. В комнату быстро вошел наш утренний посетитель, еще сильнее прежнего раскачивая висевший на шнурке лорнет. На его аристократическом лице отражалось сильнейшее смятение.
— Стало быть, мой посыльный застал вас дома? — спросил Холмс.
— Да, но признаюсь, содержание письма поразило меня сверх всякой меры. Есть ли у вас доказательства того, что вы сообщили?
— Есть, и самые веские.
Лорд Сент-Саймон опустился в кресло и провел рукой по лбу.
— Что скажет герцог! — прошептал он. — Что он скажет, когда услышит об унижении, которому подвергся один из членов его семьи!
— Но ведь тут чистейшая случайность. Я никак не могу согласиться, что в этом есть что-нибудь унизительное.
— Ах, вы смотрите на такие вещи с другой точки зрения!
— Я решительно не вижу здесь ничьей вины. Мне кажется, эта леди просто не могла поступить иначе. Конечно. она действовала чересчур стремительно, но ведь у нее нет матери — ей не с кем было посоветоваться в критическую минуту.
— Это оскорбление, сэр, публичное оскорбление! — сказал лорд Сент-Саймон, барабаня пальцами по столу.
— Однако вы должны принять в расчет то исключительно положение, в котором оказалась бедная молодая девушка.
— Я не собираюсь принимать в расчет что бы то ни было. Со мной поступили бесчестно. Я просто вне себя.
— Кажется, звонят, — заметил Холмс. — Да, я слышу шаги на площадке… Что ж, если я не в силах убедить, вас, лорд Сент-Саймон, более снисходительно отнестись ко всему случившемуся, то, может быть, это скорее удастся адвокату, которого я пригласил.
Холмс распахнул дверь и впустил в комнату даму и господина.
— Лорд Сент-Саймон, — сказал он, — позвольте представить вас мистеру и миссис Фрэнсис Хей Маултон. С миссис Маултон вы, кажется, уже знакомы.
При виде новых посетителей наш клиент вскочил с места. Он стоял выпрямившись, опустив глаза, заложив руку за борт сюртука, — воплощение оскорбленного достоинства. Дама подбежала к нему и протянула руку, но он упорно не поднимал глаз. Так было, пожалуй, лучше для него, если он хотел остаться непреклонным: вряд ли кто-нибудь мог бы устоять перед ее умоляющим взглядом.
— Вы сердитесь, Роберт? — сказала она. — Что ж, я понимаю, вы не можете не сердиться.
— Сделайте одолжение, не оправдывайтесь, — с горечью произнес лорд Сент-Саймон.
— Да, да, я знаю, я виновата, мне надо было поговорить с вами перед тем, как уйти, но я словно обезумела и с той самой минуты, как вдруг увидела Фрэнка, уже не сознавала, что делаю и что говорю. Удивительно еще, как это я не упала в обморок перед алтарем!
— Быть может, сударыня, вам угодно, чтобы мы — я и мой друг удалились на то время, пока вы будете объясняться с лордом Сент-Саймоном? — спросил Холмс.
— Если мне будет позволено выказать мое мнение, — вмешался мистер Маултон, — я скажу, что хватит делать тайну из этой истории. Что до меня, так я бы хотел, чтобы вся Европа и вся Америка услышали наконец правду.
Маултон был крепкий, загорелый молодой человек небольшого роста, с резкими чертами лица и быстрыми движениями.
— Ну хорошо, тогда я расскажу, как было дело, — сказала его спутница. — Мы с Фрэнком познакомились в 1881 году на прииске Мак-Квайра, близ Скалистых гор, где папа разрабатывал участок. Мы дали друг другу слово. Но вот однажды папа напал на богатую золотоносную жилу и разбогател, а участок бедного Фрэнка все истощался и в конце концов совсем перестал что-либо давать. Чем богаче становился папа, тем беднее становился Фрэнк. Папа теперь и слышать не хотел о нашем обручении и увез меня во Фриско. Но Фрэнк не сдавался. Он поехал за мной во Фриско, и мы продолжали видеться без ведома папы. Папа страшно рассердился бы, если б узнал об этом, поэтому мы и решили все сами. Фрэнк сказал, что он уедет и тоже наживет состояние и что приедет за мной только тогда, когда у него будет столько же денег, сколько у папы. А я пообещала, что буду ждать его, сколько бы ни понадобилось, и не выйду замуж за другого, пока он жив. «Если так, — сказал мне Фрэнк, — почему бы нам не обвенчаться теперь же? Я буду уверен в тебе, а твоим мужем стану лишь тогда, когда вернусь». Так мы и решили. Он отлично все устроил, священник обвенчал нас, и Фрэнк уехал искать счастья, а я вернулась к папе.
Через некоторое время я узнала, что Френк в Монтане. Потом он уехал искать золото в Аризону, а следующее известие о нем я получила уже из Нью-Мексико. Потом появилась длинная газетная статья о нападении на прииски индейцев-апачей, и в списке убитых было имя моего Фрэнка. Я потеряла сознание и потом несколько месяцев была тяжело больна. Папа уже думал, что у меня чахотка, и водил меня по всем докторам Фриско. Больше года я ни слова не слыхала о Фрэнке и была совершенно уверена, что он умер. Тут во Фриско приехал лорд Сент-Саймон, потом мы с папой поехали в Лондон, была решена свадьба, и папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что ни один мужчина в мире не может занять в моем сердце то место, какое я отдала моему Фрэнку.
И все-таки, если бы я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, я была бы ему верной женой. Мы не вольны в нашей любви, но управлять своими поступками в нашей власти. Я шла с ним к алтарю с твердым намерением исполнить свой долг, насколько это было в моих силах. Но вообразите себе, что я почувствовала, когда, подойдя к алтарю и оглянувшись, вдруг увидела Фрэнка. Он стоял возле первой скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я подумала, что это призрак. Но когда я оглянулась снова, он по-прежнему стоял там и взглядом словно спрашивал, рада я, что вижу его, или нет. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Все кружилось передо мной, и слова священника доносились до меня, точно жужжание пчелы. Я не знала, как быть. Остановить брачную церемонию, решиться на скандал в церкви? Я снова взглянула на него и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил палец к губам, как бы советуя молчать. Потом я увидела, как он торопливо пишет что-то на клочке бумаги, и поняла, что эта записка предназначалась мне. Проходя мимо него я уронила букет, и он, возвращая цветы, успел сунуть мне в руку записку. В ней было всего несколько слов: он просил, чтобы я вышла к нему, как только он подаст знак. У меня, конечно, не было и тени сомнения, что теперь мой главный долг — повиноваться ему и делать все, что он скажет.